Приложение
Из эпистолярного наследия веймарского протоиерея Стефана Сабинина
Протоиерей Стефан Сабинин – один из замечательнейших представителей русского православного духовенства, служивших в XIX в. в Германии. Труды ученого протоиерея не дошли до наших дней, за исключением публикованных им еще при жизни и рукописного Толкования на Книгу пророка Исаии, хранящуюся в Публичной библиотеке в Петербурге в фонде Академии. Плодотворным оказались поиски его писем. Кроме писем к М. П. Погодину, К. Рафну, К. С. Сербиновичу, С. П. Шевыреву1688 теперь известны еще его письма к чешскому ученому слависту Вячеславу Ганке (†1861)1689.
По письмам можно судить об отце Стефане, как о человеке живом, подвижном, эмоциональном и жизнерадостном. Изучение эпистолярного наследия протоиерея Стефана Сабинина перспективно и значительно расширяет наше представление о круге его интересов, занятий и знакомств, дополняет его биографию. В письмах своим адресатам он всегда интересуется о новых изданиях, заботится о приобретении нужной научной литературы. Его постоянные поиски книг показывают стремление быть в курсе современной ему международной науки и желание внести в нее свой вклад. Интерес к чешской литературе свидетельствует, что и этот язык был ему вполне понятен.
Предлагаемая ниже публикация писем протоиерея Стефана Сабинина, надеемся, пробудит больший интерес к его наследию, трудность изучения которого объясняется распыленностью материалов о нем в архивах разных стран.
15 октября 1852
Высокопочтеннейший благоприятель,
Вячеслав Вячеславович!
Не подумайте, что я уже забыл Прагу, а в Праге Вас. Нет, Прага, а в Праге Вы для каждого славянина, побывавшего в Праге и встретившегося в ней с Вами, останетесь вечно незабвенными. Да и как забыть Прагу славянину, наглядевшемуся на нее в продолжении нескольких дней? Прагу любишь как наиглубочайшую славянскую древность, еще прежде, нежели увидишь ее своими телесными очами. К ней стремишься, как бы к некоторому месту поклонения, почти всю свою жизнь, а увидев ее на самом деле, очаруешься ею. Если все поседелое от древности для нас свято, то как должна быть для нас свята Прага – наша родная, славянская, поседелая древность.
Но Прага славна не одною только своею древностью, но еще величием и количеством храмов, посвященных вечно Всесвятому Богу, великолепием исторических памятников, отличным собранием предметов природы и своими богатыми книгохранилищами. Ее зиждители, основав ее на берегах Вельтавы, вдохнули в нее, так сказать, дыхание и дали ей вечную жизнь. В самом деле, что есть вода вечно движущаяся, если не вечная жизнь, тогда как земля, снискавшая величественную реку с обеих сторон, и груды камней, воздвигнутые рукою человека на берегах ее, – безжизненны, мертвы. Удивительно ли теперь, что Вельтава, проходящая, так сказать, сквозь сердце Праги и сообщающая ей дыхание и жизнь, обворажает каждого против его воли.
Для меня она имела особенную прелесть тем, что я, прожив много лет в Зеландии1690 посреди собрания воды, скучал в Германии, не встречая этой живой и привлекательной стихии; но Вельтава, как скоро я увидел ее, обворожила меня, и я стоял над нею неподвижный, как Асы1691 северной мифологии над прахом Вардюра, проколенного стрелою Лонния. Вечное движение Вельтавы, непрерывно продолжающаяся жизнь ее оставили во мне вечное воспоминание о себе и одушевили меня самого на остаток моей жизни. Можно ли забыть Прагу побывавшему в Праге?
Что сказать о пражских храмах, посвященных Высочайшему Существу – Богу христиан, об исторических памятниках, о собраниях природы, художества и учености, если не то, что они – истинное наслаждение для очей, очарование для сердца и приятная задача для испытующего ума человеческого. Их не забудешь, пока живешь. Выйдет ли из памяти Градчин1692 – этот близнец Московского Кремля со всеми его великолепными храмами, дворцами и разнородными сокровищами, выйдет ли он, говорю, из памяти у того, кто хотя однажды видел его в своей жизни?
Можно ли забыть храм Успения Богоматери на Тейне1693, встретив в нем, при посещении его, такое множество предметов любопытных и близких славянскому сердцу? Пред моими очами стоит еще тот добродушный священник, который во время посещения мною этого храма, поместившись не на кафедре, но между своими слушателями, на нашем родном языке беседовал с ними о происхождении и значении дней всея недели.
Чешский язык, которого звуки услышал я тогда в связной речи первый раз в моей жизни, тронул меня до глубины сердца и останется для меня памятен во всю жизнь. Пока живу, не забуду его сладости и благозвучия. Славянские Апостолы – Кирилл и Мефодий, виденные мною там, сопровождают меня до сего времени, как бы живые. Я еще вижу их – эти светлые образы, и как бы слышу из уст их исходящие глаголы: В начале его Слово, и Слово его к Богу, и Бог его Слово.
Воспоминание о Тико де Браге, привезенное мною вместе с воспоминанием об острове Веене1694 и о картине в Биржевой зале Копенгагена, представляющей этого астронома посреди семейства короля Христиана II, из Зеландии, возобновилось в моей душе памятником, воздвигнутым ему по смерти его и останется в ней навсегда.
Так, много достопримечательного, много незабвенного в Праге для того, кто побывал в ней; но Вы, милостивый государь, незабвеннее там всего на свете. Ваше радушие, с которым Вы принимаете нас, русских, в Праге, не имеет границ. Благодарить Вас за него нет ни слов, ни сил.
Посылаю Вам из моих литературных занятий, что попалось под руку. Чем богат, тем и рад. Все почти мои литературные труды разбросаны по периодическим изданиям.
Мне самому хотелось бы сделаться членом Чешской Матицы около Нового года. Но так как у нас нет австрийской монеты, то я не знаю, как мне сделаться членом ее с прусскою монетою.
С чувством глубочайшего почтения Ваш покорнейший слуга,
протоиерей Стефан Сабинин.
Помета Ганки « Ombeîъ 7 Dec.»
Достопочтенный благоприятель, милостивый Государь Вячеслав Вячеславович!
От всего сердца благодарю Вас за Ваш искренний ответ на мое письмо. Вы приписываете запоздалость его моему письму, будто бы оно было так интересно, что не только было читано теми, которым Вы показывали его, но и переписываемое и что копия его занесена даже на нашу Святую Русь; но я сам уже позабыл его и потому не могу судить, интересно ли оно, или нет. Помню только, что я, писавши его, хотел написать что-то, хотел выразить впечатления, сделанные на меня величавою и широко раскинувшеюся Прагою, хотел выложить на бумагу сердечные чувствования по отношению к Вам за Ваш радушный дружеский прием, сделанный мне и моему спутнику в Праге; но когда я окончил письмо и прочитал написанное, тогда увидел, что я не мастер ни в выражении впечатлений, ни в передаче благодарных чувствований на бумагу. Мне представилось в нем все и скудным, и ничтожным. Впечатления, произведенные во мне величественными и изящными предметами Праги, остались во мне только идеалом и не осуществились по моему желанию, равно как и благодарные чувствования, излившиеся из сердца, не выразились на бумаге, как бы мне хотелось. Прочитав их в письме, сколько помнится мне, я не мог сказать про них: Вот истинные дети моего сердца! И приближающаяся старость – мрачная и унылая – имеет уже более или менее влияние на меня, и потому, где прежде лилось рекою, там точится теперь каплями. Юность, во время которой случалось мне писать богато и роскошно, навсегда миновала –
О, в нашей юности златой На ниве умственной мы сеяли цветочки,
И не было для нас ни запятой, ни точки:
Теперь же в старости крутой,
Куда ни ступим мы, все точка с запятой,
Все пни да кочки!
Как же писать в таких летах похвалу Праге. Прага хвалит сама себя, величается сама собою гораздо больше, нежели что может сказать о ней всякая написанная похвала. И мне ли, пробывшему в Праге только три дня, браться за похвалу, которой она достойна? Великолепные памятники ее – ее наилучшие панегирики. Вельтава – ее краса и слава. Ваше радушие, милостивый государь, с которым Вы принимаете нас – русских, и указываете нам пути ко всему великому и изящному в Праге, совсем другое дело; оно заслужило нашу вечную благодарность и должно быть поведано во всеуслышание. Если бы я имел возможность и силу, то я возвестил бы о нем и настоящему, и будущему миру. Но я, как мне кажется, далеко уже отступил от Вашего письма, возбудившего во мне в одно и то же время и радость, и сожаление.
Я очень рад, что августейшее семейство нашего возлюбленного монарха продолжает за нас, русских, изливать на Вас свои милости. Восточные народы говорят: дом паука, дом птицы, дом ноги, дом руки, дом ладана, дом елея, дом драгоценных каменьев, дом души, – вместо: паутина, птичье гнездо, сапог, рукавица или перчатка, ладонка, сосуд с елеем, ларчик с драгоценными каменьями, скляночка с благовонными духами и т. д. Позвольте же и мне выразиться пред Вами по-восточному и поздравить Вас от всей души с драгоценным домом для драгоценного растения, который Вы имели счастье получить от его императорского Высочества, наследника, цесаревича. Что нет растения на земле драгоценнейшего, нежели табак, в этом Вы, конечно, согласитесь со мною: Non est in terris pretiosior herba tabaco. Этот стих есть произведение одного прелата, который, по собственному его сознанию, не имел особенного таланта сочинять стихи, добился наконец до того, что в продолжение всей своей жизни написал этот стих и тем обессмертил свое имя. По крайней мере, после сочинения его он торжественно воскликнул: Monumentum exegi, и Non omnis moriar1695. Для драгоценнейшего растения на земле нужен и драгоценный дом. Он и дарован Вам высоким Посетителем Праги. Насыщайте же теперь наиблагороднейшую часть человеческого тела драгоценнейшим растением земли: Non est in terris pretiosior herba tabaco.
Истинно сожалею, что пожар, случившийся у Вас в типографии, приостановил появление на свет Остромирова Евангелия. Я теперь прямо занимаюсь церковно-славянским языком, и Остромирово Евангелие послужило бы мне очень в пользу. Сожалею и о том, что второе отделение Академии наук при предлагаемом издании Академического словаря намерено изгнать из него старославянские, польские, чешские и других наречий слова. Но это представляется мне явною несоразмеренностью. Я сам приглашен Академией наук принять участие в будущем издании ее словаря, но только в некотором известном отношении. Именно Академия требует от меня, чтобы я указал ей в российском языке слова скандинавского происхождения; на что я и согласен. Впрочем в утешение наше скажу Вам, что Академия наук занимается уже составлением Сравнительного словаря всех вообще славянских наречий.
Для принятия меня в члены Чешской Матицы посылаю Вам 50 гульденов конвенционною монетою и прошу Вас внести их, куда следует. Я не знаю никого другого, к кому бы я обратиться мог, и потому беспокою Вас. Сделайте для меня, что при этом сделать должно.
Поручаю себя Вашему дружескому благорасположению, имею честь быть всегда и везде с отличным почтением и совершенною преданностью
Ваш покорнейший слуга, протоиерей Стефан Сабинин.
Веймар 2/14 дек. 1852 г.
Веймар, 11/23 февраля 1853 г.
Высокопочтеннейший благоприятель,
Милостивый государь Вячеслав Вячеславович!
Извините меня, что я так поздно отвечаю Вам на Ваше дружеское письмо, поздно исполняю долг моей искреннейшей благодарности за присылку мне книг из Чешской Матицы, но особенно изданного Вами драгоценного Остромирова Евангелия. Не могу достаточно возблагодарить Вас за этот много значащий для меня подарок. Прошу Вас принять за него мою искреннейшую благодарность с таким же сердечным расположением, с каким я произношу ее.
Причина замедления моего ответа – та, что ее императорское Высочество, наша Всемилостивейшая Великая княгиня Мария Павловна была нездорова и потому я не мог видеть ее и предложить ей присланный Вами для нее экземпляр Остромирова Евангелия. Но как скоро я увидел ее по ее выздоровлении, то и поднес ей изданное Ваше Остромирово Евангелие. Она приняла его с отличною благосклонностью.
Из Вашего дружеского письма вижу Ваше опасение насчет того, чтобы я, дав слово Академии наук показать в русском языке слова скандинавского происхождения, не отнял чего-либо у славян и не приписал норманнам. На это в ответ скажу Вам, что я буду вариться в таком деле самою строгою критикою. Слова, перешедшие из санскритского языка как в скандинавские, так и славянские наречия, не назову только скандинавскими, а общим достоянием как славян, так и скандинавов. Санскритский язык послужит основанием при моем занятии. С него начинаю я и, таким образом, простираюсь вперед. Скандинавского в нашем русском языке немного; но впрочем есть остатки, принесенные основателями нашего государства.
Признаюсь Вам откровенно, что я с этой целью сделался членом Чешской Матицы, чтоб приобрести как-нибудь чешский словник Юнгманна и употребить его в пользу при моем сравнении русского языка со скандинавскими наречиями. Но теперь не знаю, как достигнуть мне этой цели. Из Часописа Чешского Музеума вижу, что Словник Юнгманна для членов Чешской Матицы продается по пониженной цене: но как велика эта цена, там не сказано. Я согласился бы уступить Чешской Матице все книги, которые она будет присылать мне, кроме Часописа Чешского Музеума, если бы она согласилась только выдать мне Словник Юнгманна. Если же это сделать нельзя, то напишите мне определенно, сколько платит за Словник Юнгманна каждый член Чешской Матицы, и я немедля вышлю Вам означенную Вами сумму.
Насчет пересылки ко мне книг Чешской Матицы скажу Вам, пересылайте их ко мне или с паровозами железной дороги, или с дилижансом; одним словом, так, чтобы это было для Вас легко и не отнимало у Вас много времени. И не может ли сама Чешская Матица отсылать их ко мне, не тревожа и не обеспокаивая Вас, милостивый государь? Мой адрес, конечно, ей известен; а если она не знает его, то Вы можете сообщить ей.
Моею похвалою Tabaco Nicotianae я хотел произвесть в Вас только одну единственную улыбку, но не больше. И если я не произвел ее, то я потерял напрасно минуту времени. Похвала табаку не йдет в параллель с похвалою к Праге. К Праге и к Вам я питаю мое вечное благоговение.
С. С.
P.S. Вчера получил я Статуты Чешской Матицы и дополнение к Остромирову Евангелию из Евангелиста. Благодарю Вас душевно за Вашу заботливость о полноте присланных Вами в Веймар экземпляров.
Высокопочтенный благоприятель, милостивый государь Вячеслав Вячеславович!
Отправляя к Вам пожалованные Вам ее императорским Высочеством, нашею Всемилостивейшею княгинею золотые часы, я не имел времени написать Вам даже приличного поздравления с пожалованным подарком. От всей души поздравляю Вас с ним и желаю, чтобы труды Ваши, употребляемые на распространение древних памятников славянской письменности, вознаграждались более и более. Ее императорское Высочество думала, что Вы почти настоящий русский Раскольников и табачища не курить, ни нюхать не изволите, и потому она заменила ее золотыми часами, наилучшими, какие нашлись у часопродавца в Веймаре, и притом с условием, как я сказал Вам прежде, чтобы Вы носили их при себе и измеряли ими золотое время.
Прошу принять подателя моего письма, как своего родного. Он настоящий чех, недавно переселившийся из Праги в Веймар, и услаждает наш слух сладкозвучною игрою на скрипке; он так же, как и я, член Чешской Матицы. Несмотря на краткость своего пребывания в Веймаре, он уже знаком со мною и моим семейством. Он доскажет Вам обо мне, чего не говорит письмо.
Теперь позвольте мне предложить Вам мою покорнейшую просьбу и попросить Вас исполнить ее, если это возможно. Именно: нет ли у Вас одного, еще одного непереплетенного экземпляра Сазаво-Эмаусского Евангелия, изданного Вами?
Если такой экземпляр найдется у Вас, то прошу Вас прислать его мне с подателем моего письма; он конечно не откажется взять его с собою и доставить мне. Такой экземпляр мне очень нужен, и присылкою его Вы обяжете меня очень много.
Прося Вас о продолжении дружеского расположения ко мне, посылаю Вам тысячу благословений с искренним желанием исполнения их и имею честь быть всегда и везде
Вашим усерднейшим слугою протоиерей Стефан Сабинин.
Веймар, 6 марта 1853 года.
P.S. Если в следующем письме ко мне скажете слово благодарности ее императорскому Высочеству за подарок, то пишите его так, чтобы можно было показать Ваше письмо ей. Она не совсем хорошо слышит.
Высокопочтеннейший благоприятель, Милостивый Государь Вячеслав Вячеславович!
Не могу выразить Вам на словах того, как много Вы обрадовали меня присылкою Юнгманнова Словника. Извините меня, что я давно уже не выслал Вам за него денег. Это произошло от того, что один чиновник, обещавший мне австрийских бумажных гульденов для пересылки к Вам, не сдержал своего слова и заставил меня наконец послать Вам прусские ассигнации. Если бы я знал, что Словник Юнгманна так дешево продается у вдовы его для членов Чешской Матицы, я бы не заставил Вас договариваться с Чешским Музеумом о доставке его мне каким бы то ни было образом. Я искал его несколько лет по антикварам и не мог получить его за гораздо большую цену, нежели какую я плачу за него теперь. Если бы я знал это прежде, я бы давно сделался членом Чешской Матицы. Итак, посылаю Вам пятнадцать талеров прусскими ассигнациями, и надеюсь, что они составят 23 гулдена и 40 крейцеров.
Ваше письмо, в котором Вы изволите благодарить ее императорское Высочество за пожалованные Вам часы, я показывал ей, и она осталась им очень довольна.
Еще писал я к Вам через одного музыканта Лаубе1696, но не знаю, отдал ли он Вам мое письмо, или нет. Если он отдал его Вам, то я надеюсь получить чрез него скоро ответ.
Ваш пр. С. С.
Веймар 14/29 марта 1853 г.
Высокопочтенный Благоприятель, Милостивый Государь, Вячеслав Вячеславович!
Г. Лаубе давненько уже возвратился из Праги и доставил мне желаемое мною Сазаво-Эммаусское святое Благовествование и с ним краткое Обозрение истории чешской литературы, а я до сих пор не собрался еще написать Вам <...> драгоценный для меня подарок. Прочие письма мои, посланные между тем временем, как Г. Лаубе был в Праге, Вы конечно уже получили. Теперь благодарю Вас от всей души за Сазаво-Эммаусское святое Благовествование и за Обозрение истории чешской литературы и вместе посылаю Вам поклон от г-на Лаубе; он время от времени посещает мой дом и занимается музыкою с моими дочерьми.
Недавно послал я Вам 15 прусских талеров в уплату Юнгманнова Словника; не знаю, достаточна ли такая сумма для уплаты за него? Если чего не достанет, доплачу.
С отличным сердечным почтением и совершеннейшею преданностью всегда и везде неизменною, имею честь быть
весь Ваш протоиерей Стефан Карпович Сабинин.
Веймар, 6/18 апреля 1853 г.
Высокопочтенный Благоприятель,
Вячеслав Вячеславович!
Благодарю Вас от всей души за все посылки, полученные мною от Вас в различное время. Чрез г-на Лауба получил я от Вас письмо, а при письме Сазаво-Эммаусское святое Благовествование, потом через почту Люмира с рассказом о <...> случившагося при пожаре Московского театра, и наконец первую книжку Часописа Чешского Музеума через Industrie-Comption в Веймаре. Не знаю, как и чем благодарить Вас за ваше добродушие.
Очень рад, что Библиотека пражского Музеума умножилась Дворцовыми разрядами и Памятниками дипломатических сношений древней России с иностранными державами, пожалованными ему от государя императора Всероссийского и 350 томами лучших Российских писателей, пожертвованными Иваном Андреевичем Лобойко. Конечно, для Вас приятно, когда обогащается Музей, находящийся под Вашим ведением.
С чувствами дружеского расположения и сердечной преданности имею честь быть всегда и везде Вашего Высокоблагородия покорнейшим слугою
протоиерей Стефан Сабинин.
Веймар, 26 мая 1853 г.
26 авг. 1853 г.
Ваше Высокоблагородие! Милостивый государь, Вячеслав Вячеславович!
Сердечно благодарю Вас за присланные мне Ваши книжки Časopisa cĕskeho Museum и новочешской библиотеки о narodnich pismich <...> Я успел только в них заглянуть: но вижу наперед, что они очень интересны и потому ожидаю от них очень много наслаждения.
Весть, читанная Вами в газетах о кончине его королевского Высочества, Великого Герцога Веймарского, к несчастью справедлива; но она не имеет влияния на пересылку ко мне изданий Матицы. Николай Герасимович Устрялов1697, имевший удовольствие быть у вас, был некогда моим приятелем и находился со мною в переписке.
Недели три тому назад был у меня Михаил Петрович Погодин с двумя детьми. Он поехал от меня в Элис пользоваться минеральными водами, а оттуда отправится в Гастейн оживиться тамошнею чудесною водою. Куда из Гастейна направит он свой путь, о том положительно не знаю.
Вверяю себя Вашему дружескому истинно дорогому для меня благорасположению, прошу быть всегда уверенным в совершенном моем высокопочитании и во всегдашней постоянной преданности
Ваш наиусерднейший Стефан Сабинин.
Веймар, августа 26 дня 1853 г.
P.S. Не знаете ли Вы где-либо помещенных биографий или каких-либо заметок о Яне Колларе, о Петре Петровиче Негоше, митрополите Черногорском1698, о Франце Челаковском1699, о Иосифе Юнгмане1700? Если что-нибудь знаете, сообщите мне о том.
Высокопочтенный благоприятель, милостивый государь Вячеслав Вячеславович!
Благодарю Вас душевно за Bericht der Prof. I. Wocel (Доклад о <...> проф. И. Воцеля; см. ткж. письмо от 30 ноября. – Ред.) и рад тому, что академические известия уже дошли до вас. Что касается до меня, то я III книжки Часописа Чешского Музея с грамматикою Челаковского доселе еще не получал. Надеюсь впрочем получить их скоро.
Протоиерей С. Сабинин.
Веймар, 8 ноября 1853 г.
Высокопочтенный благоприятель, милостивый государь Вячеслав Вячеславович!
Имея поручение от Императорской Академии наук препроводить к Вам, к Павлу Павловичу Шафарину и Вуку Стефановичу Караджичу, я с удовольствием исполняю это приятное дтя меня поручение, и прошу Вас покорнейше, доставить два при сем приложенные экземпляра, кому следует.
Не знаю, благодарил ли я Вас за Глаголитскую Божественную службу, если нет, то благодарю Вас за нее от всего сердца.
Прошу Вас принять уверение в искреннем дружеском расположении к Вам, с которым имею честь быть всегда и везде
Вашего Высокоблагородия наиусерднейшим слугою,
протоиерей Стефан Сабинин.
Веймар, 25 ноября 1853 г.
Высокопочтенный друг, милостивый государь, Вячеслав Вячеславович!
Не знаю, писал ли я к Вам, что чтения Челаковского с биографиею его и III том Чешского Музея мною еще не получены; но едва только я отправил к Вам мое письмецо, получил и ожидаемые мною книги. Сердечно благодарю Вас за присылку их. Они пришли ко мне поздно оттого, что пролежали целый месяц у книгопродавца в Праге. Это, впрочем, ничего не значит, лишь бы пересылали. Я только боюсь, не обременяю ли Вас и не отвлекаю ли от Ваших занятий чрез такие комиссии.
Вновь сделанным Вами знакомством очень рад. Вы живете при большой дороге: кто из славян ни проезжает по ней, заезжает к Вам, один учиться у Вас радушию и гостеприимству, другой привозит к Вам свои познания или свои вдохновения, как напр. князь Вяземский.
Михаил Петрович спешит вечно. Бывши у меня в Веймаре, спешил; проезжал через Прагу, спешил. Не знаю, есть ли где- нибудь место, где бы он не спешил.
Распространение и умножение Вашего Музея радует меня чрезвычайно. Bericht Воцеля о Чешском Музее прочитал я с неизреченным удовольствием. Часть книг профессора Лобойко1701 перешла и в мою библиотеку: но это уже было давно. Он променял их датскому филологу Раску1702 на скандинавские книги, а я купил их уже по смерти Раска с аукциона. Так человек собирает, а случай разсевает.
Historie literatury česke Иосифа Юнгманна я куплю со временем. Теперь у меня есть другие занятия. Сын мой Иван находится теперь в Мюнхене и то, что хотел прислать с ним т. 1/12 в Россию, переслал по почте. Нынешним летом я отправил двух сыновей в Россию; они обучаются теперь филологии у академиков Давыдова1703 и Срезневского1704 в Педагогическом институте.
Поручая себя в Ваше дружеское благорасположение и желая Вам много лет здравствовать, имею честь быть во всякое время
Вашим преданнейшим слугою Стефан Сабинин.
Веймар. 30 ноября/12 декабря 1853 г.
Ваше Высокоблагородие, драгоценнейший мой Вячеслав Вячеславович!
Не могу найти достаточно слов, чтобы возблагодарить Вас так, как бы следовало, за услуги, оказываемые мне так часто и так добросовестно, и за потерю времени, жертвуемого собственно для меня.
Теперь лежат передо мною три письма, написанные Вами от 25 июня, от 30 августа и от 13 сентября. Первое получено было тогда, как я был в Теплице; второе было писано ко мне в Теплиц и там же мною получено, а от 13 сентября получено мною сейчас. С первым и вторым письмом получены мною от Вас 1. Первый и второй выпуск Известий Имп. Академии наук IV тома; 2. Повесть о Царь граде И. И. Срезневского (СПб., 1855); 3. Чешские перлы с напевами к ним, и, что всего было для меня драгоценнее, серебренная медалька. Мне очень приятно иметь Ваш образ пред собою, хотя он представлен в самом малом виде, очень приятно знать, что Ваши литературные заслуги оценены по достоинству и переданы в потомство. 4. Еще получил от вас первый том Истории города Праги и вторую связку Часописа Музея королевства Чешского за 1855 г. Кроме того, листочки об употреблении анилинской бумаги и образцы русских и церковных типов. Благодарю Вас от всей души за это неоцененное сокровище, приобретенное мною от Вас в такое короткое время. Вы истинный благодетель мой, а я Ваш благодарный самарянин.
Военные обстоятельства беспокоят нас и не дают спокойно провести ночи во сне; но неужели Бог – наш милосердный Отец так прогневался на нас, что не даст нам торжествовать над врагами нашими. Неужели Крест не возьмет перевеса над луною. Неужели Христос не покорит к подножию ног Своих нечестивого Магомета? Нет! Христианская религия восторжествует над исламизмом, Крест одолеет луну, поклонники Христа и Креста победят наконец поклонников луны и их защитников. Это моя вера, это мой догмат!
Поручаю всего себя в Ваше дружеское распоряжение и надеюсь на долговременное продолжение его, несмотря на скоротечность жизни, имею честь быть с искренним почтением и совершенной преданностью, всегда и везде неизменно
Ваш преданнейший протоиерей Стефан Сабинин.
P.S. Владимиру Христиановичу и всему его семейству поклонитесь от моих, если их увидите.
* * *
См. Makarij Abt (Veretennikov). Die Kirche der apostelgleichen Maria Magdalena zu Weimar. Studien zu ihrer Geschichte. Halle/Saale, 1988. S. 100–21 (Manuskript).
Пользуясь случаем, хочу выразить глубокую благодарность Г. В. Рокиной, предоставившей мне из Братиславского архива эти письма, хранящиеся там в фонде В. Ганки.
Имеется в виду Дания, в столице которой автор письма начинал священническое служение.
Асы – языческие скандинавские божества во главе с Одином и Тором. В современной скандинавистике приняты формы имен Бальдур/Бальдр и Локи.
Градчин (точнее Градчаны) – один из кварталов старой Праги с королевским замком и собором.
Тынская (или Тинская) церковь в Праге построена в начале XV в. с двумя красивыми башнями. На фронтоне ее прежде была статуя Георгия, но в царствование Фердинанда II она заменена громадной фигурой Девы Марии. В церкви имеются также скульптуры святых Мефодия и Кирилла, просветителей славянских, и гробница великого астронома Тихо де Браге.
Веен – Нуеп (Гвен), маленький остров в Зундском проливе к северу от Копенгагена. Этот остров был подарен датским королем астроному Тихо де Браге, который построил там свой знаменитый Ураниенбург. В дальнейшем из- за интриг Браге переселился в Прагу, где и умер.
Exegi monotentum (лат.) ‘Я воздвиг себе памятник’ – начало знаменитого стихотворения Горация «Памятник». Это стихотворение вызвало многочисленные подражания, в частности, Державина и Пушкина Non omnis moriar: ‘Весь я не умру’ – продолжение того же стихотворения.
Генрих Лаубе (1806–1884) – известный немецкий писатель.
Николай Герасимович Устрялов (1805–1870) – профессор Петербургского университета, академик, издал «Сказания современников о Дмитрии Самозванце», «Сказания кн. Курбского», выпустил пятитомное университетское пособие по русской истории, учебники по русской истории для гимназий. Основной его труд «История Петра I» остался, к сожалению, незавершенным.
Негош (Негуш) – владетельная черногорская фамилия, получившая свое имя от названия местечка в Герцеговине и в XVI веке переселившаяся в Черногорию. Негоши вели активную борьбу с турками и выступали за дружбу с Россией. Представители этого рода были митрополитами, соединяя духовную и светскую власть. Митрополит Петр II (1813–1851) – выдающийся Черногорский владыка и поэт. Его лучшее произведение: «Горный венок». Он отстаивал независимость своей страны от Турции и Австрии, он создал в Цетине первую школу и типографию. Дважды (в 1833 и 1837 гг.) приезжал в Россию. Написал эпопею, поэмы, подражание песням. В 1963 г. в Югославии установлена премия его имени.
Франтишек Ладислав Челаковский (1799–1852) – чешский поэт, фольклорист, журналист. Вместе со своим другом Я. Колларом был одним из основных поборников идеи «славянской взаимности». В 1829 г. он получил приглашение занять кафедру в Московском университете, но в силу разных причин не смог стать московским профессором. В 1841 г. он стал профессором Бреславльского (Вроцлавского) университета, с 1849 г. – профессор в Праге. Ф. Челаковский работал над составлением корневого словаря славянских языков, составил сборник славянских пословиц.
Иосиф Юнгман (1773–1847) – чешский патриот, публицист, филолог, поэт. Сын крестьянина, он лишь в 26-летнем возрасте освободился от крепостной зависимости. Впоследствии был ректором Пражского университета, один из основателей Пражского музея (1818), выработал программу национального издательства Чешской Матицы (1830). По его настоянию «Часопис» музея стала издаваться не на немецком, а на чешском языке. Главная его заслуга заключается в филологических трудах, в которых он явится продолжателем И. Добровского. Он выпустил 5-томный «Slovnik česko-niemecki» (Прага, 1834–1839), который был издан Матицей. Он выпустил книгу по истории чешской литературы (1825). Его «разговор о чешском языке» произвел на современных чехов огромное впечатление. Известен образцовыми поэтическими переводами Мильтона, Гете, Шатобриана, Слова о полку Игореве.
Иван Николаевич Лобойко (1786–1861) – профессор истории в Виленском университете. Ему принадлежит, в частности, «Взгляд на древнюю словесность скандинавского севера» (СПб., 1827), труды об изданиях записок Герберштейна и о русской поэзии.
Расмус-Христиан Раск (1787–1832) – знаменитый датский филолог, лингвист и ориенталист. Известны его работы по исландскому, датскому, а также персидскому и другим языкам. В 1813–1823 гт. ездил в Персию, проездом год жил в Петербурге.
Иван Иванович Давыдов (1794–1863) – академик, филолог, педагог. Он известен своими многочисленными трудами по древним языкам, по русскому языку, по философии, а также по высшей математике. С 1847 г. являлся директором Петербургского педагогического института.
Измаил Иванович Срезневский (1812–1880) – выдающийся русский ученый – филолог, палеограф, славист, профессор Петербургского университета. Наиболее известно его трехтомное издание «Материалов для словаря древнерусского словаря по письменным источникам» (СПб., 1893, 1895, 1902; репринт – М., 1989).