Он происходил из мещан гор. Галича, Костромской губ. родился в 1802 году. Окончив свое образование в Галичском народном училище, юноша Иоанн принялся за изучение иконописного мастерства и резьбы по дереву. Но скоро ему это ремесло пришлось оставить: на 18 году от роду он был поражен параличом, вследствие которого плохо стал владеть правою рукою и обеими ногами, так что без помощи палки с большим трудом мог ходить. Лишившись работоспособности в таком юном возрасте, добронравный юноша понял, конечно, что он теперь неспособен к семейной жизни и должен быть чужд всех мирских радостей. Но он и не жалел об этом: его чистая невинная душа давно уже рвалась к великим духовным подвигам и теперь он окончательно решил всецело посвятить себя на служение Богу в иноческом звании
Первоначально Иван Семенович поступил в обитель препод. Кирилла Новозерского, Новгородской еп. Он питал великую веру и любовь к сему угоднику Божию, как к своему родному земляку, бывшему уроженцу того же города Галича, и питал надежду всю жизнь провести здесь, под покровом пр. Кирилла, в иноческих трудах и самоотречении. Но не долго ему пришлось пожить в сей обители: как увечный и немощный, он не мог нести тяжелые монастырские послушания наравне с прочими молодыми послушниками и за это был выслан из сей обители. Покорный воле Божией и Его всеблагому промышлению, Иван Семенович с грустью покинул стены Новозерской обители, и направился в Нило-Сорскую пустынь, отстоящую от Новозерского в 70 верстах, уповая найти себе приют под покровом сей обитали, вверив свою волю настоятелю пустыни, широкоизвестному тогда подвижнику о. Никону (впоследствии - иеросхимонах Нил). Последний духовным своим оком провидя в невзрачном на внешний вид пришельце избранный сосуд Божией благодати, с радостью принял его, и они на всю жизнь стали духовными друзьями и сподвижниками, взаимно утешая, подкрепляя и назидая друг друга. Несмотря, однако, на все радушие и расположение, с каким приняли и все время относились к нему здесь, Иван Семенович долго не мог привыкнуть к Нило-Сорской пустыни, сильно тоскуя по Новозерском монастыре, к которому более всего привлекал его угодник Божий преп. Кирилл своими нетленными и цельбоносными мощами, пред которыми он любил так горячо молиться и где мог черпать силы для духовных подвигов. Наконец, эта тоска так овладела им, что часто он не находил себе ни днем, ни ночью покою. Но когда человек не в состоянии бывает собственными силами противоборствовать вражьему наваждению, но искренно желает освободиться от него, и требует помощи свыше, то эта всемогущая, немощная врачующая помощь и подается ему благовременно благостию Творца всяческих, дивного во святых Своих. Так и сего верного служителя Божия Иоанна сам преп.
Нил Сорский укрепил и утешил в его непосильной борьбе с своим мятежным унылым духом. Раз Иван Семенович стоял за всенощным бдением в церкви и настолько был удручен горестным расположением духа, что ничего не слыхал, что пелось и читалось в церкви, весь отдавшись мыслям о Новозерском монастыре и пламенно желая снова возвратиться туда. Вдруг, он видит, подходит к нему вышедший из алтаря незнакомый старец в схимнической одежде. "Ну, видно ты не хочешь больше служить мне? Если так, то иди обратно к преподобному Кириллу" - сказал, приблизившись к нему старец и при этих словах правою рукою чувствительно хлопнул его по плечу. Иван Семенович хотел было ему поклониться и спросить, кто он такой, но старец стал невидим. Вид явившегося старца был во всем сходен с изображением на иконе преп.
Нила Сорского, и он глубоко уверовал, что это именно сам угодник Божий его посетил. После сего видения прежнее его смущение и тоска пропали совершенно, в душе водворился мир и необычайная радость и он с тех пор совершенно успокоился и твердо решился пребывать здесь до конца своей жизни, усугубляя свои иноческие подвиги.
Блаженный старец Иван Семенович отличался необыкновенной простотою, младенческим незлобием, смирением, любовью ко всем и полной нестяжательностью. Во избежание славы и уважения к себе, он нередко принимал на себя подвиг юродства, терпеливо перенося всевозможные обиды, насмешки, оскорбления и даже побои. Бывало молодые послушники по своему легкомыслию издеваются над ним разными проделками: то обольют помоями, то перемарают всего сажею; но он как будто не замечает ничего и с ласковою улыбкой продолжает свое дело, услаждая свою душу умно-сердечною молитвою. Но он никогда не мог спокойно переносить оскорблений и обид, причиняемых кому-либо иному, он всегда заступится за обидимых и строго обличит притеснителей. Любовь и сострадание его проявлялось не только по отношению к людям, но и ко всяким животным и насекомым. Проходя послушание на кухне, где особенно много водилось тараканов, он каждый день кормил их размоченным и мелко-накрошенным хлебом, который и раскладывал во все углы, особенно же туда, где больше всего водились эти насекомые. "Ведь они тоже создание Божие, как не пожалеть, не покормить их!" - ответит, бывало, Иван Семенович на вопрос: зачем он кормит их. Около 12 лет прожил он на кухне и за все это время не имел даже особой комнаты для себя. Одром ему служила кухонная печь, с постланными на ней голыми досками и деревянным обрубком вместо изголовья. В баню он никогда не ходил, а белье переменял только тогда, когда готовился приступить ко св. Причащению; ходил почти всегда босым, в ветхом подряснике одинаковом зимой и летом. Кроме того, для большего умерщвления своей плоти он постоянно носил на голом теле железные вериги в полпуда весом, которые и теперь, хранятся в Успенском ските при пустыни. Только за несколько дней до своей смерти снял он их и положил под свое убогое ложе, как славные доспехи борьбы с "ветхим человеком". От постоянного ношения тяжелых вериг все тело его покрыто было язвами, из которых часто сочилась кровь, причиняя ему страшные страдания.
Кроме возложенного на него послушания по кухне и трапезе, несмотря на свое увечье, он любил заниматься писанием св. икон, каковому искусству научился он частью живя еще в миру и частью от старца о. Нила, который был прекрасным живописцем хорошо мог делать фольговые ризы для икон, вырезать затейливые рамки и киоты, именные печати и все это делал одною, лишь, левою рукою, при помощи самых простых незатейливых инструментов. Слава о строго-подвижнической жизни и духовных дарованиях сего блаженного избранника Божия скоро распространилась широко и за пределами монастыря и к нему стали стекаться с разных сторон посетители с своими душевными и телесными недугами. Пред этим скромным старцем, простым послушником слагали они свое тяжелое, бремя жизни, раскрывали пред ним свои душевные недуги, искали утешения, разрешения на свои различные недоумения и уходили от него всегда с облегченным сердцем и примиренными с своею мятущеюся совестью. Старец всех принимал с приветливою улыбкой, ласково, не делал различия между богатыми и бедными, знатными и незнатными и никогда не принимал для себя ни каких приношений от посетителей.
Несмотря, однако, на сильную любовь и сострадание к ближним, его тяготило это соприкосновение с миром, он жаждал избежать славы человеческой и наедине. в полном безмолвии всецело предаться молитвенному подвигу. Желая проводить уединенную жизнь, он с благословения настоятеля устроил себе небольшую келлию в недальнем расстоянии от монастыря, в глухой чаще леса, среди топкого болота. Здесь он проводил большую часть времени, упражняясь в посте и молитве, куда не имели доступа не только мирские люди, но даже и из числа братии редко кто решался нарушить его одиночество. К сожалению, эта пустынная его келлия до настоящего времени не сохранилась, знают только ее место и полузаплывшие вокруг нее канавки, да несколько им самим подчищенных старых берез молчаливо свидетельствуют о его отшельничестве.
Духовное преуспеяние Ивана Семеновича выражалось его замечательной прозорливостью, о которой немало сохранилось как записей, так равно и изустных преданий среди братии Нило-Сорской пустыни, между которыми до настоящего времени живы еще некоторые современники его, сохранившие добрую память о нем и много рассказов о различных чудесных происшествиях из его подвижнической жизни.
Случалось, что в церкви, во время богослужения, на кого пристально посмотрит старец или погрозит кому пальцем, то это было признаком того, что этот брат был обуреваем какими-либо непристойными мыслями и суетными мечтами или же питал на кого злобу. И прозорливец, улучшив время где-нибудь наедине обличит такового брата, причем эти обличения всегда были растворяемы истинною братскою о Христе любовью, исходили из младенчески-незлобивого сердца, а потому в обличаемых вызывали чувства раскаяния и исправления. Нередко видел Иван Семенович огненный пламень, исходящий из уст у тех из братий, которые, выходя утром на монастырское послушание, начинали свое дело с молитвенным к Богу воззванием и при том ограждали себя крестным знамением. Также видел он, как за некоторыми новопостриженными иноками до восьми дней ходят два ангела, из коих один во время трапезы благословляет новопостриженному пищу, а другой - кадит.
Раз, в один воскресный день, во время трапезы блаженный долго и пристально смотрел на одного обедающего брата и, наконец, громко рассмеялся. Брат этот был немолодой уже, очень начитанный и набожный послушник (впоследствии - иеромонах Филарет) в то время проходил послушание конюха. Смеха старца, конечно, не могли не заметить и когда, по окончании обеда, стали спрашивать его о причине, вызвавшей его смех, он отвечал: "только что братия села за стол и чтец, получив благословение, начал обычное чтение, как в это время один бес притащил хомут, седелку и прочие принадлежности конной сбруи и все это начал надевать на о. Филарета. Когда же, наконец бес стал надевать на него узду и все у него не ладилось, то я не мог удержаться от смеха, а бес скоро исчез". Послушник же этот сознался, что он пришел сегодня в трапезу очень расстроенным и недовольным тем, что у него по небрежности монастырских рабочих, много оказалось попорченной и порванной сбруи, требовавшей немедленной починки, а потому сегодня же, несмотря на праздничный день, ему нужно было заняться этим делом. С этими мыслями он пришел в трапезу и сидел за столом, не слушая, что читалось во время обеда.
Будучи таким ревностным подвижником и неусыпным борцом со своею греховною природою, сей блаженный старец часто возбуждал против себя гнев и злобное коварство завистника всякого добра - диавола, который, по попущению Божию, много делал ему обид и даже насилий над его немощною плотью, нередко являясь ему даже в видимом образе. Так, во время пребывания Ивана Семеновича на кухне, где он обыкновенно и спал, целую ночь иногда слышался там какой-то странный звук, будто ударяли в сковороду, поднималась страшная возня и старца находили всего измученного, с подбитыми глазами и даже язвами на теле. Раз застали его настолько слабым и избитым, что он лежал со слабыми признаками жизни, еле дышал и не имел сил подняться с полу. Когда собралась братия и стали его расспрашивать, что с ним случилось, то он немного придя в себя, рассказал следующее. Когда вся братия после ужина ушла из трапезы, а он, убрав со столов и перемыв посуду, хотел предаться своей обычной молитве, в это время вся трапеза наполнилась нечистыми духами в образе человеков, которые явились с разными музыкальными инструментами и некоторые из них начали играть, заставляя Ивана Семеновича плясать; когда же он не соглашался, те схватили его и стали подымать на воздух, чуть не до самого потолка, а оттуда опускать на пол и таким образом промучили его до тех пор, пока не лишился сознания. Иногда так часто и с таким ожесточением нападали на него бесы, что он боялся один быть ночью и просил кого-нибудь из братии приходить к нему ночевать.
Однажды, Иван Семенович возвратился в монастырь из своей пустынной келлии в страшно изуродованном виде: на лбу у него была огромная шишка, один глаз подбит и почти совершенно закрылся от сильной опухоли, разлившейся по всему лицу. Из расспросов братии выяснилось, что когда он после вечернего правила, по своему обыкновению отправился в свою лесную келлию и дойдя до двух тропинок, одна из коих вела в лес, а другая к его келлии, он встретил эфиопа, в образе очень высокого и страшного на вид человека, черного, как мурин и с толстою обожженною палкою в руках. Подойдя близко к старцу, этот страшный незнакомец грозно закричал на него: "зачем ты поставил себе эту келлию здесь, на нашем месте, да еще Марию сюда зачем-то принес; прочь отсюда!" и он при этих словах с страшной силой, ударил его по голове своею палкой, а сам с громким гиком и хохотом быстро исчез в чаще леса. Иван Семенович долго лежал почти без сознания от полученного им удара и, наконец, с трудом добрался до своей келлии. Шрам же на голове его от сего удара остался до самой его смерти.
Будучи сильно удручаем от нападения злых духов и изнемогая от постоянной и упорной борьбы с ними, раз Иван Семенович поздно вечером сидел возле окна в своей келлии. Вдруг видит, - окно невидимою рукою отворяется к он увидел пред собою светлого благо-образного мужа, похожего, по его мнению, на Архидиакона Стефана. Явившийся светлообразный муж подает ему медный осьмиконечный крест и говорит: "вот тебе, Иван Семенович, крест; возьми его и ограждайся, когда будут нападать на тебя бесы, он тебе поможет". Сказав сие, св. муж стал невидим. С этого времени он, действительно, меньше стал подвергаться нападению со стороны бесов. Крест же этот оказался собственным Ивана Семеновича и до сего времени лежал у него в забросе, потому что он был осмиконечный, а по его мнению истинный крест должен быть четвероконечным.
За свои необычайные подвижнические труды и подвиги, подъятые по своей горячей любви и преданности Господу, Иван Семенович удостоился раз посещения Самой Царицы Небесной и получил от Нее исцеление от своего телесного недуга. В одно время он сильно захворал, отчего не мог выходить из своей пустынной келлии; братия обители не знали о случившейся с ним болезни, а потому он лежал совершенно беспомощным несколько суток, не имея возможности известить кого-либо, чтобы его навестили. В одну ночь когда болезнь его особенно увеличилась, вдруг он видит, как по всей келье неожиданно разлился какой-то необыкновенный свет и вслед за этим вошло к нему три жены, необыкновенной небесной красоты, между которыми в лице одной, более других прекрасной и величественной, он сейчас же узнал Царицу Небесную. Она подошла к нему и говорит:
- Встань, Иван Семенович, вот Я принесла тебе кушанья, поешь и ты будешь здоров, - при этих словах Она подала старцу простое деревянное блюдо, в котором оказались простые щи, какие обыкновенно бывают в монастыре, с накрошенным в них черным хлебом. (Это было единственное и любимое кушанье Ивана Семеновича за всю его монастырскую жизнь). Он тотчас же встал, взял из пречистых рук Богоматери любимое свое кушанье, немного поел и говорит: "Как хорошо мне теперь; спасибо Вам; побудьте здесь хотя немного".
- Нет, нельзя нам долго быть у тебя, - ответила Божия Матерь, - у нас много еще других больных, нуждающихся в нашей помощи.
- А это кто с Тобою? - спросил тогда старец, указывая на двух спутниц Божией Матери.
- Это - великомученица Екатерина и преподобная Анастасия, - ответила Царица Небесная и при этих словах все трое стали невидимы. Иван Семенович с того времени стал совершенно здоров; блюдо же это, по рассказам некоторых старец, выпросил у Ивана
Семеновича один московский купец, искренний почитатель его.
На месте нынешнего Успенского скита, устроенного старцем о. Нилом, за несколько лет до его возникновения, Иван Семенович в одну ночь видел из своей пустынной келлии на этом, дотоле непроходимом, болотистом месте огненный столп и слышал чудное ангельское пение: "Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение". Долго смотрел старец на сие дивное зрелище, объятый священным трепетом и страхом, проразумевая духовную славу сего места.
Добрый сей подвижник, Иван Семенович, под конец своей жизни, в 1857 году был облечен в рясофор и в этом скромном иноческом звании, после непродолжительной болезни, но многотрудной высокоподвижнической жизни, тихо предал праведную свою душу Господу, Которому посвятил он всю свою жизнь с самого раннего возраста. Скончался он, оплакиваемый всею братиею обители, 13 мая 1863 года на 61 году своей жизни, оставив после себя самую добрую и доселе благоговейно чтимую память. Тело его погребено на братском кладбище в Иоанно-Предтеченском скиту.