Грумм-Гржимайло Наталия Григорьевна, Серафима (Грумм-Гржимайло), монахиня

Н. Г. Грумм-Гржимайло Схимонахиня Серафима (Грум-

Гржимайло)

Дом-музей свт. Афанасия в г. Петушки

Наталия и схимонахиня Серафима (в миру Ольга) – дочери знаменитого географа, исследователя Центральной Азии Г. Е. Грумм-Гржимайло. Ольга была послушницей Иоанновского монастыря в Санкт-Петербурге до его закрытия в ноябре 1923 г. Затем – прихожанкой Никольской церкви на Петровском острове. В храмах Ленинграда была в течение 13 лет алтарницей, псаломщицей, звонарем. Писала иконы. В 1945–1949 гг. трудилась в Князь-Владимирском соборе Ленинграда. Обычно сестры писали каждая свое письмо святителю или одна из них дописывала письмо другой. Поэтому их письма публикуются в одном блоке. Сестры проживали в Ленинграде, познакомились с Владыкой до его последнего заключения в 1943 г., скорее всего через вдову профессора Б. А. Тураева, монахиню Иулианию (Тураеву).

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Дорогой, дорогой Владыченька!

Вас, наверно, очень удивляет наше столь долгое молчание на Ваши два письма, такие ласковые, полные любви. Но, возвратившись из отпуска, я по уши окунулась в работу, так как все было в запушенном состоянии из-за моего отпуска, отпуска других сотрудников и болезни третьих. А квартальный отчет (за 3-й квартал) не за горами. Приходилось начинать свой рабочий день раньше на час, т. е. с 8-ми час[ов] утра, и уходить в 10–11 час[ов] вечера, а последние дни до 12 ч[асов] – 1 ч[аса] ночи. Накануне отчета я совсем не приходила домой и проработала всю ночь. Приходила я домой настолько уставшей, что засыпала, сидя за обеденным столом. Приходилось еще выкраивать время на покупку продуктов, так как Оля после приезда в Ленинград заболела гриппом с осложнением, а потому вставала лишь для того, чтобы что-нибудь приготовить. Она и до сих пор не совсем оправилась, хотя уже выходит.

После окончания отчета взяла остаток неиспользованного отпуска (12 дней), но смогу использовать только восемь, т. к. меня отзовут на 4 дня раньше. Рассчитывала за эти дни поискать просимый Вами словарь, но, увы, – пока безуспешно. Он издавался в 1948 году и теперь может быть только случайно в магазине «Старой книги». Я просила заведующую нашей служебной библиотеки купить, если он ей попадется, но ни ей, ни нам он пока не попадался. Нас очень огорчает, что мы не можем исполнить Ваших просьб. Предполагаем быть на днях у племянника м. Иулиании Юрия Зинов[ьевича], хотим спросить, может быть, у м. И[улиании] был такого рода словарь и попутно – первую Вашу просьбу. Были у профессора Д[уховной] Академии с поручением нашего отца³¹². Он категорически воспротивился и сказал, чтобы мы ему передали, что сейчас совсем не время «заниматься такими пустяками», а пусть лучше обратит внимание на свое слабое здоровье. А потому мы ему послали посылочку с лекарствами, какие нашли возможным достать. Из Ленинграда посылки не принимаются, и в ближайших зонах от Ленинграда тоже. Только что вернулись из Ломоносова (Ораниенбаум).

Очень беспокоюсь о Вашем здоровье. Очень рады были получить Вашу фотокарточку и вкладываем свои, чтобы Вы имели о нас представление. Я очень рада, что Вы зовете меня по имени, и прошу всегда впредь так меня называть, а если я назвала себя «бабушкой», то потому, что уже по возрасту и здоровью чувствую себя таковой, духовно же не расту, а все толкусь на месте. Оля фотографировалась несколько лет тому назад, когда еще служила, для трамвайной карточки в зимнем наряде с головой всегда закутанной после трепанации черепа. А моя фотография – прошлогодняя, но я вышла на ней гораздо моложе, чем на самом деле. Уповаю на Ваши св[ятые] молитвы за меня, грешную.

Любящая Вас Наташа.

Домника находится все в том же положении, страдает очень. Лежит уже 6-й год.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой и глубокочтимый Владыко!

У Наташи были выходные дни в августе. Мы хотели провести Наташины именины в Новгороде, но в Ленинград приехал лечить горло муж Марии Ивановны³¹³, который у нас ночевал, так что поездка наша не состоялась. Очень бы хотелось Вас посетить, но время такое, что не позволяет. Всегда Вас в молитвах вспоминаю и прошу Ваших св[ятых] молитв. Оля.

Д. 2. Л. 9–10 об. Подлинники. Автографы.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

13/I–55

Дорогой, дорогой наш Владыченька! Я написала Вам письмо, все дожидалась, когда Наташа хоть немного освободится, и так и не дождалась, и письмо это лежит у меня на столе неотправленное. Я там поздравляла Вас с Новым годом и праздниками Р[ождества] Хр[истова].

Была на могилке Вл[адыки] Николая³¹⁴; она сохранена и в исправности, стоит деревянный крест. Я, когда бываю в Лавре на могилке брата, всегда обхожу все могилки, бл[аженного] Матфия³¹⁵, и митрополичьи, там мне очень дорога могилка иеросхимонаха Серафима, он первый благословил меня избрать иноческий путь. Могилки м[онахов] Антония, Исидора и прочие тоже сохранены и не разрушены. В Лавре похоронена и наша схиигуменья Ангелина³¹⁶ и иг[умения] Таисия³¹⁷. С могилки иг[умении] Таисии сейчас снесен крест.

Минеи у меня есть – за январь, февраль, апрель, июль, август. Когда приходит тот месяц, я читаю их. Пользуюсь в другое время Общей мин[еей], а главное, люблю читать ежедневно, во время чтения утрени, канон покаянный «Помощник и покровитель бысть мне во спасение» и т. д.

У Наташи сейчас годовой отчет, и так как его нужно сдать к 25 января, она сидит на службе до 12–1 ночи; приходит усталая, поест – и на боковую, чтобы опять рано встать и на службу. Несколько минут она уделяет вечером нашему котику – Барсику, которого она очень любит, и он ей отвечает взаимностью, и так и ждет ее прихода, чтобы забраться ей на плечи, и, прижимаясь к ней, мурлычет.

Посылаю Вам карточку, где я снята Наташиной сослуживицей, когда гуляла летом с Барсиком на цепочке. Вам может это показаться неразумным, но котик очень нас хорошо понимает, малейшую интонацию, и очень скучает и болеет, когда мы уезжаем в Печоры на 2–3 недели, хотя его хорошо кормят. Он почти ничего не ест, весь облезает, шерсть валится клочьями, и он принимает страшный вид. Ваши поручения так и остались не выполнены. Поехали на Васильевский и никого не застали дома. Прошу нас простить за молчание. Обе просим св[ятых] молитв и благословения. Любящие Вас.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Дорогой, родной и бесконечно любимый Владыка. Простите, простите за долгое молчание. Не знаю, что <...> одновременно – сокращение штатов. А я чувствую себя такой духовно нерадивой и страшусь ответа за свое нерадение. Уповаю только на молитвы моего покойного дух[овного] отца и Ваши. Всем сердцем Вам преданная и благодарная Наташа.

Д. 4. Л. 53–54 об. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

22/I–4/II

Глубокочтимый, дорогой, родной наш Владыка!

Только что с большим напряжением сил сдали годовой отчет – и я заболела гриппом. У нас в Ленинграде и области эпидемия вирусного гриппа со всякими тяжелыми осложнениями, так что во всех больницах карантин, посетителей на впускают. Я успела все же проскользнуть к болящей Домнике, т. к. давно ее не навешала в связи с годовым отчетом. Однако, уже возвращаясь от нее домой, почувствовала себя больной. Но все же несколько дней, перемогаясь, ходила на работу. Сегодня я уже встаю с кровати, но пришлось просить принести мне работу на дом, так как иначе будет большая запущенность. У нас, в нашем учреждении, да и вообще в Ленинграде, большие сокращения штатов. Меня не сократили, но работать стало еще тяжелее. Что делать! Переменить службу? – но, во-первых, сейчас очень трудно, почти невозможно куда-нибудь устроиться в связи с сокращением; во-вторых – здесь меня знают и ценят, от всяких дополнительных нагрузок (помимо моей прямой работы) освобождают, я с работой знакома, а на новом месте ко всему нужно привыкать – и к людям, и к работе, и кто гарантирует, что будет легче? Меня не страшит, что много приходится работать, я не боюсь работы, меня беспокоит и угнетает, что не остается времени заботиться о своем внутреннем. Я прихожу настолько уставшая, что не в состоянии что-либо почитать и размышлять – сразу засыпаю на первой же странице. Молитве не уделяю времени, а то малое, что уделяю, не могу назвать молитвой, т. к. и ум и сердце – все осуетилось. Мое духовное убожество меня пугает, совсем потеряла навык молитвенно взывать к Господу. А годы идут, здоровье убывает, а что же я готовлю себе для вечности?

Вот приближается Великий пост, на который обычно возлагаешь столько надежд, а в этом году самые дивные службы Страстной седмицы совпадают с самыми страдными днями сдачи квартального отчета: Христово Воскресение 4/17 апреля, а у нас срок сдачи 15/IV, т. е. в Страстную Пятницу. Вот и стараюсь не запускать, чтобы сдать отчет 14/IV, и тогда мы с Олей поедем в пятницу в Печоры. (У меня есть много заработ[анных] дней.) Такие дивные службы жалко пропускать в дороге, но сейчас вообще трудно загадывать вперед. Если бы от меня одной зависело, я бы приналегла и постаралась сдать еще раньше, но все зависит от других отделов и от документов.

Вот и еще раз доказала, какая я эгоистка, – все письмо о себе да о себе.

Дорогой Владыченька, знаю, что Вы на нас не сердитесь, что мы Ваших поручений не выполнили, но для нас это большое огорчение, а между тем мы ни у кого не бываем, ничего не удалось Вам получить, а где спрашивали – неудачно.

Папин день смерти 3/III 1936 г. нов[ого] ст[иля], мамин – 25/IX н[ового] ст[иля] 1949 г., м. И[улиании] – 13/26 февраля. И на могилках не приходится часто бывать, т. к. по воскресеньям или работаю, или после обедни еду к Домнике Григ[орьевне], возвращаюсь уже вечером. От Марии Ив[ановны] с супругом давно не было писем, да и мы не писали им давно. Поминаю о[тца] И.³¹⁸ за упокой, мы уже 18 лет об нем ничего не знаем. Здоровьем за последнее время он был очень слаб. Прошу Ваших св[ятых| молитв за меня, грешную.

Всегда любящая Вас Ваша Наташа.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой Владыченька! Приветствую Вас с близь наступающим Великим постом! Помолитесь за нас, грешных и нерадивых, чтобы эти великие дни провести в мире, молитвенном бдении и в добрых делах.

Вам же желаю в добром здоровии и в духовном радовании встретить Светлое Христово Воскресение.

Любящая и всегда молящаяся за Вас Оля.

Д. 5. Л. 61–62 об. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

19/IV–2/V

Воистину Воскресе!

Дорогой, родной наш Владыченька! Получили Ваше письмо по приезде из Печор. Вернулись в Фомино воскресенье. Всю неделю ходили к ранней и поздней обедням, а вечером – за вечерню и утреню. Упивались песнопениями и дивным богослужением. Никогда мне не приходилось бывать за службами всю Пасхальную неделю – всегда работа и отчеты. А в этом году насладилась. Конечно, я службы знаю не весьма хорошо, вернее, плохо; может быть, и в Печорах есть свои недочеты. Но здесь служба настолько благоговейная, служители так истово выполняют все положенное уставом, что мне думается, что Вы не ушли бы с тем скорбным чувством, которое переполняет Ваше сердце.

Мы были два раза у о[тца] Наместника и показали ему Вашу фотографию. Он о Вас много слышал и очень бы хотел с Вами переписываться. Это родной брат арх[имандрита] Неофита³¹⁹, которого Вы, кажется, хорошо знали. Мы просили помочь нам в выполнении Вашей просьбы относительно русских святых. Он имеет в виду послать Вам кое-что. Но только сообщите, как Вам писать, пот[ому] что Мария Ивановна нам сказала, но мы забыли записать, а память у нас никуда не годится.

2/15 мая Вы будете именинником. Вы получите к этому дню много поздравлений, поэтому поздравляем Вас заранее, а в самый день – это будет как раз в воскресенье – вознесем за Вас сугубые молитвы. Будем просить у Господа, чтобы Он послал Вам побольше здоровья и сил на утешение Вашим близким и друзьям, к которым хочется надеяться, что Вы не откажете причислить и нас; чтобы Он послал Вам утешение после перенесенных скорбей.

Отпуск у меня намечается в этом году с 18/VII. Конечно, вперед трудно предугадывать, но мы с Олей мечтаем прежде всего поехать в Тутаев, затем на обратном пути – к преп[одобному] Сергию, затем в Печоры и домой. Схимник – о. Симеон³²⁰ – все поговаривает о смерти, ему уже 87 лет, хочется еще побеседовать с ним. Мы захватили с собою его фотокарточку, когда он снимался с нами в саду в прошлом году.

Итак, будем жить надеждою, что Господь даст нам наконец увидеться и побеседовать всласть. Помолитесь и Вы об этом – Господь услышит Ваши молитвы. Схимник о. Симеон благословил нас перед отъездом иконочкой Ц[арицы] Н[ебесной] «Нечаянная Радость» и сказал: «Вас обеих ждет нечаянная радость». Мы и думаем, что эта радость – будет свидание с Вами, нашим родным, любимым.

Поручаю себя Вашим св[ятым] молитвам.

Всегда Ваша – Наташа.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыка!

Поздравляю с близь наступающим днем Ангела. И желаю Вам всяческих милостей от Господа, а главное – здоровия. Приехала из Печор и сразу захватила грипп, т. к. у нас стояла отвратительная, холодная погода. Наташа уже пишет, как мы хорошо провели Пасхальную Седмицу. Вот если бы Вам можно было бы в этом монастыре устроиться, верно, Вы тут бы отдохнули душой. Отец Наместник архимандрит Сергий³²¹ хотел бы завести с Вами регулярную переписку. У нас в квартире умерла старушка Ксения в Великую Субботу в 1 ч[ас] дня. Надеемся, что нашей старшей сестре Евгении удастся переменить свою комнату на ее, и тогда мы будем жить втроем в одной квартире. Правда, она маловерующая, но, Бог даст, может быть, постепенно и станет ближе к Богу. Прошу Ваших св[ятых]молитв за нас и за нее и благословения. Многогрешная Серафима.

Д. 7. Л. 26–27 об. Подлинники. Автографы

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

5/VI 55 г.

Дорогой, родной Владыченька!

Чем больше чувствовала себя виноватой перед Вами, что не написала Вам поздравление с Праздником Св[ятой] Троицы, тем больше думала о Вас, и мы с Олей очень беспокоимся, не получая от Вас давно весточки. Писали Вам последний раз в первых числах мая, поздравляя Вас заблаговременно с днем Вашего Ангела, а в самый день (это было воскресенье), будучи за обедней, усердно молилась Господу о ниспослании Вам здоровья, утешения и душевного покоя, а также о том, чтобы Господь привел нам свидеться. Хотела написать Вам вчера, в самый Праздник Св[ятой] Троицы, но, возвратившись из дома хроников (около Смольного), куда я ездила навестить больную Домнику, я почувствовала себя настолько утомленной, что никак не могла приняться за письмо. Так дают себя знать года, – полный упадок сил. Но сегодня тоже Праздник, вернее – продолжение Праздника – день Св[ятого] Духа, Утешителя. Я очень любила бывать в этот день в церкви, но сегодня я на работе и пишу Вам в обеденный перерыв. Да пошлет Вам Утешитель утешение, радость духовную и силы телесные.

Накануне родительской субботы мы с Олей были у мамы на могилке, посадили цветы, привели в порядок могилу. А к папе и м. Иулиании не могу попадать после службы, т. к. они похоронены на Литераторских мостках, где теперь устроен некрополь, и впуск ежедневно только с 1 ч[аса] дня до 5 ч[асов] вечера. Вчера не удалось съездить, придется отложить до воскресенья.

Среда, 8/VI

Так и не удалось дописать письмо. Сегодня осталась работать вечером и перед уходом домой решила дописать.

Олечка позвонила мне, что ездила сегодня на Волково кладбище к папе и м. Иулиании, засадила ее могилку цветочками. С наступлением весны мы еще не были на Волковом кладбище, по-видимому, никто из Церетелли тоже не навещал ее давно. Впрочем, всего 2 – 3 недели тому назад немного подсохло и стало теплее, – всю первую половину мая стояли еще морозные, снежные и ветреные дни, сажать ничего нельзя было. Неоднократно звонили по телефону Юрию Зиновьевичу, преимущественно около 11 ч[асов] вечера, надеясь застать дома, но никто не подходил к телефону. Решили поехать навестить, но нам тоже никто не открыл. У них отдельная квартирка, поэтому спросить не у кого. Собираемся заехать как-нибудь на днях. Вы просили сообщить день смерти папы, мамы и м. И[улиании]: папин 3/III 1936 г. н/ст., мамин – 25/IX 49 г. н/ст., м. И[улиании] – 26/II 48 г. н/ст.

Приближается так любимый Вами праздник – русских святых. В этот день как-то особенно Вас вспоминаешь, что-то объединяет и еще больше роднит. Ах, как хочется дожить до дня свидания, и как особенно поэтому тревожно на душе, что нет от Вас писем. Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения и поручаю себя им.

Искренно Вам преданная и горячо любящая гр[ешная] Наталия.

У нас берут на перепеч[атку]1 страницы – 1 р[убль] 50 к[опеек] в зависимости от трудности и пр[очего].

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой дорогой Владыченька! Мы очень обеспокоены Вашим молчанием. Не случилось ли что с Вами? Поздравляю с наступающей неделей Всех Святых и с будущей неделей Русских Святых!

В среду была на могилке папы и на могилке мат[ери] Иулиании. Очень беспокоюсь, что она не зарегистрирована. Никаких номеров нет на кресте, и, видно, она не посещается, т. к. ни одного цветочка не нашла на могиле. Церетелли забыли свою бабушку.

На днях буду в Лавре и посещу могилку Вл[адыки] Николая и посажу цветов. Мое здоровье с каждым месяцем все ухудшается, очень слабею и отекаю от водянки (сердечной). Кроме того совсем не могу наклониться, делается сразу страшная головная боль, точно всаживают нож в голову, через несколько минут она проходит, когда голову подыму. Что это за новые явления – не знаю. Погода у нас стоит холодная, хотя и бывает солнце, но утром и вечером t 6–8°. В квартире тоже холодно – центральное отопление, не топят.

Вы не пишете нам насчет о. Сергия³²². Он просил Вашу карточку и Ваш адрес. Хочет Вам прислать снимок с иконы Псковских святых. Я еще не села за переписывание Вам службы пр[еподобно]муч[енику] Корнилию. Все помогала устраиваться нашей старшей сестре Евгении, переехавшей к нам на место умершей недавно, жившей в нашей квартире старушки Ксении. Думаем, если Господь благословит, в скором времени с Вами свидеться.

Здоровы ли Вы и все ли благополучно с Вами? Мы часто о Вас вспоминаем с Наташей в разговорах, а каждый раз, когда я бываю в храме в алтаре, прошу за Вас вынуть частичку. 12/VI – 30/V по-старому день рождения моей мамочки. Напишите имена и дни памяти Ваших родителей.

Прошу Ваших св[ятых) молитв и благословения, многогр[ешная] Серафима.

Д. 8. Л. 14–17 об. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

3/Х 55 г.

Наш дорогой, любимый Владыченька!

Получили Ваши письма – именинных два и еще третье (даты не помню и не могу проверить, так как пишу на работе), но не отвечали, так как хотелось дать какой-нибудь определенный ответ. По разным причинам Оле не удалось еще передать Вашего письма, но она собирается это сделать на неделе. Теперь расскажу о результатах наших поисков книги Мальцева. Мы решили, что единственное место, где можно найти, это у Юрия Цер[етелли] в наследство от м. И[улиании], если он не оставил у себя. Мы решили отправиться поздно вечером, чтобы его застать. Наша поездка увенчалась успехом – мы застали дома всю семью: Юрия Зин[овьевича], его жену и 2 сыновей – Игоря, который учится уже в 9-м классе, и младшего Владимира, который родился уже после смерти мат[ери] Иулиании. После смерти м. И[улиании] мы неоднократно спрашивали Ант[онину] Ник[олаевну]³²³, что она сделала с книгами; она каждый раз отвечала, что все передано через Татьяну Никол.³²⁴ м[итрополиту] Гр[игорию]³²⁵ Оказывается, она передала лишь часть, остальное было заставлено, и только за несколько дней до нашего приезда, делая ремонт, она разобрала их и передала список м[итрополиту] Г[ригорию]. Мы принялись их перебирать, натолкнулись на сочинения Мальцева (несколько книг, в т. ч. «Чины погребения»), но 2-й упомянутой Вами книги – молебное пение, кажется (у нас было в руках Ваше письмо) не оказалось, т. к. собрание сочинений разрозненное. Стали просить продать эти книги. Ант[онина] Ник[олаевна] сказала, что ей денег не нужно, и дала 3 книги Мальцева. Оля просила продать ей еще кое-что, но она отклонила, сказала, что позвонит. И что же? Через день она звонит по телефону и говорит, что узнала о том, что книга Мальцева – наиболее ценное среди всех книг, и потребовала вернуть. Мы ее безуспешно уговаривали продать эти и еще отобранные Олей. Она согласилась лишь оставить «Чины погребения», а за остальным приедет завтра Игорь. Она все передаст м[итрополиту] Г[ригорию]. У нас с Олей создалось впечатление, что Юр[ий] 3[иновьевич] был очень недоволен тем, что Ант[онина] Н[иколаевна] отдала нам книги Мальцева, и, вероятно, после нашего отъезда сделал ей соответствующее внушение. Мы, между прочим, долго уговаривали взять деньги, предчувствуя такой конец. В разговоре выяснили, что примерно в 37-м году м. И[улиания] передала большую резную икону «русских святых» в Никольский собор, но ее там нет, и мы ее ни разу там не видели. Не видала я ее и у м. И[улиании] после переезда Юрия, так как он уже распоряжался у нее в комнате и выставил в переднюю, заставив стеллажами. Постараемся доискаться, куда же она девалась? Она в церковь не попала, т. к. Оля там работала. Кончаю, уже очень поздно, надо закрывать помещение, я осталась одна во всем институте. Простите за долгое молчание, но всегда Вас помню и люблю. Ваша Наташа.

Д. 10. Л. 10–10 об., 12–13 об. Подлинники. Автографы.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыко!

Я передала Ваше письмо секретарю митроп[олита] Григория³²⁶ о. Сергию Румянцеву³²⁷. Сейчас узнала, что он передал его Митрополиту. Также просила его узнать насчет греческих слов, он обещал это сделать на днях.

Книга «Чины погребения» Мальцева³²⁸ у нас, я ее не отдала, а за прочими пришел Игорь и взял у нас.

Часто с Наташей мы Вас вспоминаем, и как бы хотелось Вас повидать и побеседовать с Вами. Рады, что хоть одну просьбу мы сделали Вашу.

У Наташи опять квартальный отчет. Сидит до позднего вечера на службе и сегодня в Воскресение тоже работает.

Наш дедушка Печорский Симеон очень хворает. У него воспаление предстательной железы, и была полная закупорка. Увезли его в больницу, теперь, слава Богу, поправляется. Сегодня его возьмут из больницы. Так мы волновались за него с Наташей, ведь ему уже 87 лет.

О[тец] Арх[имандрит] Сергий³²⁹ тоже очень хворает, все время сердечные припадки.

Как Ваше здоровье? Думается, осень для всех тяжела.

Приходится ли Вам теперь еще посещать врачей в поликлинике? Очень мы радуемся Вашим письмам.

Как только докончу переписывать Вам то, что Вы просили, пошлем Вам посылочку.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения, гр[ешная] Серафима.

Д. 10. Л. 10 об. Автограф схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло).

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

21/Х, пятница

Дорогой, наш родной Владыченька!

Сегодня отправила залежавшееся письмо и не могу удержаться, чтобы не черкнуть Вам еще несколько строк. Вы, наверно, удивляетесь и огорчаетесь нашему долгому молчанию, а мы все поджидаем и поджидаем Вашего письма. Конверт с письмами пролежал бы, может быть, еще дольше, если бы наш кот, проголодавшись, не прыгнул бы на письменный стол, чтобы лучше гипнотизировать свою спящую хозяйку (меня), и при этом он уронил книгу и с нею вместе конверт, который, очевидно, лежал под книгою. Это показывает, как мало приходится уделять времени чтению и как поверхностно производится уборка, т.е. сметание пыли. Пишу Вам эти строки во время обеденного перерыва, т. к. я не пошла сегодня домой обедать (моя служба находится в 5-минутном расстоянии от дома, так что обычно я хожу домой обедать, а иногда пью чай на работе).

Оля это время чувствует себя очень неважно: достать что-нибудь стоит трудов, особенно для нее, так как мы живем в 3-м этаже и ей тяжело подниматься по лестнице. Я приходила с работы очень поздно, а потому не могла много помогать в хозяйстве. Теперь (с 15/Х) освобождаюсь пораньше, но скоро опять уйдет в отпуск гл[авный] бухгалтер и опять начнутся мои страдания. В этом году я уже 3-й раз остаюсь замещать, т.к. в апреле он уходил в отпуск за прошлый год, потом уезжал на месяц в командировку на ревизию, а теперь уже уходит в отпуск за 1955 год. Очень устала, т. к. своей работы тоже выше головы. Собираемся послать Вам посылочку с вложением книги и службы преп. Корн[илию]. Может быть, удастся вложить что-нибудь из продуктов (конечно, прежде всего сахар), т. к. из Ленинграда продуктовые посылки не принимаются, а из пригородов посылать очень сложно, так как принимают ограниченное количество и занимают очереди с вечера. Мы стали тяжеловесными, и уже не под силу браться за это, а непродуктовую посылку посылать несложно. Пишу кое-как, так как перерыв окончился, тороплюсь.

Простите меня, грешную, за все и не забывайте в своих св[ятых] молитвах

гр[ешную] Наталию.

10/XI

Не послала сразу письма, а потом уже не хотелось отсылать без приписки, а приписать по своему обычаю откладывала со дня на день...

Прежде всего хотела приписать, что о. Сергий (наместник Печорского монаст[ыря]), уезжая на отдых в Кисловодск, очень просил Вас о нем помолиться. Он уезжал совсем больной, с тяжелой одышкой после недавних частых сердечных приступов. Лечащий его врач-гомеопат сказала, что у него не припадки стенокардии (грудной жабы), как он думает, а инфаркт миокарда (infarct miocardo), после приступов которого человек уже не может обычно поправиться, и доктор выразила опасение, что о. С[ергий] не вернется в Ленинград и вообще в Печоры. Уезжая, он несколько раз убедительно просил Вам написать с просьбой помолиться о нем, а я такая бессовестная, что до сих пор не написала. Между тем он уехал еще числа 24–25 октября н/ст.

Немножко оправдываю себя тем, что Оля тоже слегла из-за сердечных приступов и очень, очень скверно себя чувствовала. Хотела с тою же просьбой обратиться к Вам и относительно Оли, но... принялась за это письмо только сегодня, и то пишу на работе, так как, придя домой, заверчусь и опять не напишу. Теперь Оле стало значительно легче. Узнала, что Вл[адыке] Роману³³⁰ от отеков очень помогла петрушка, а так как Олины сердечные припадки вызываются гл[авным] обр[азом] отечностью (у нее живот наливается водой и делается громадных размеров), то в дни ноябрьских праздников я 2 дня ездила на рынок по дороге к Озеркам и там только нашла петрушку, причем у торговок вымаливала по 2–3 штучки. Затем ее нарезали, высушили, и теперь она заваривает и пьет; хорошо помогло, живот значительно опал, появилась бодрость. Вы уже знаете, вероятно, о смерти м[итрополита] Григ[ория]. Оля передала Ваше письмо его секретарю во время отсутствия его. Не знаю, возвращался ли он в Ленинград, кажется, из Москвы сразу поехал в Румынию и на возвратном пути скончался. Его будут отпевать 11/XI в Никольском соборе, где стоит его гроб со вчерашнего дня, а хоронить на Шуваловском кладбище. Хотя мы сами пишем Вам редко, а потому не вправе ждать частых писем, но все же Ваше долгое молчание вызывает беспокойство. Дорогой, черкните хоть несколько слов. Просим Ваших св[ятых] молитв за всегда горячо Вас любящих Нат[ашу] и Олю.

Д. 10. Л. 77–80 об. Подлинник. Автограф.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

2 дек[абря] 55 г.

Дорогой, дорогой Владыченька!

Сейчас похоронили м[итрополита] Григория. Похоронили его в склепе его домовой церкви в Лавре.

Так ничего не смогла я Вам сделать!

О. Сергий, секретарь, так и не дает ответа на Ваши (слова). Помолитесь, дорогой Владыко, за иеросхимонаха Симеона, нашего схимничка Печорского. Он очень болен, и ему уже 87 лет, сейчас приехали оттуда и сказали, что у него моча идет с кровью. Я думаю, у него рак предстательной железы. Неужели мы его потеряем?

Дорогой, дорогой Владыченька, очень скорбим, что от Вас нет весточки. Я это время очень болела сердцем и потому ничего не могла писать, и задерживалась к Вам посылка из-за недоконченного акафиста.

У нас, говорят, будет митрополитом преосвященный Елевферий. Об о[тце] арх[имандрите] Сергии ни слуху ни духу. Как его здоровие? Очень беспокоимся, уехал в Кисловодск с инфарктом миокарда.

Третьего дня служил панихиду у гроба митр[ополита] о. Василий Павлов³³¹, приехав домой, успел только сесть в кресло, скрестить руки и скончался. Он, как и Вы, очень много пострадал в жизни, 25 лет был в доме хроников.

Посылаю Вам карточку о. Симеона и арх[имандрита] Сергия, снимались в этом году.

О. Симеон за этот год из очень многих изгнал бесов (при мне 2-х исцелил).

Приехала из Печор одна наша знакомая, и при ней и за 7–8 ноября н/ст он исцелил 3-х, несмотря на свою тяжелую болезнь.

Я очень прошу Ваших св[ятых] молитв за меня нерадивую, ленивую схимницу Серафиму.

Скоро буду праздновать третий день ангела в день бесплотных сил.

Д. 10. Л. 94–95 об. Подлинник. Автограф.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Великий четверток

Дорогой, родной наш Владыченька!

Приветствуем Вас из Печор с наступающим радостным Праздником Воскресения Христова. Здесь так хорошо, так переполнено сердце, что незаметно простаиваешь службы. Уехали из Ленинграда сюда встречать Праздник, так как у нас такое переполнение, что в храм трудно попасть и сердце не выдерживает духоты. Кроме того здешние службы и вообще общее настроение нельзя сравнить с ленинградскими. Поэтому я очень счастлива, что удалось получить выходные дни за отработанные воскресные дни (с 3/V по 8/V), а так как присоединились 3 дня майских праздников, то нам удалось попасть сюда с страстного понедельника. Однако у меня есть еще в запасе 3–4 дня, которые я сберегаю, чтобы повидаться со своим дедулинькой. Но когда это будет – не знаю, когда он найдет возможным и пожелает нас повидать. Я боялась, что нам не удастся эта поездка, – во-первых, меня с трудом отпустили, а во-вторых, Оля чувствует себя очень неважно: она перенесла грипп, который дал осложнение на без того больное сердце, а кроме того на печень.

Но пока она себя ведет молодцом и чувствует себя бодро.

Мы очень соскучились, не имея от Вас никакой весточки, скорбим, что не знаем Вашего адреса, да и, не получая от Вас писем, не знали, хотите ли Вы, чтобы мы Вам писали. К нам заходил два раза сын Марии Ивановны, но он ничего не мог нам сказать по этому поводу, т. к. забыл Ваш адрес. Мы писали мужу Мар[ии] Ив[ановны], поздравляя его с днем именин, и он нам сообщил, как писать. Не забывайте нас, дорогой наш Владыченька, в своих молитвах, моя первая молитва всегда за Вас. Когда получите это письмо, уже наступит светлый Праздник, поэтому примите от меня от полноты любящего сердца радостное приветствие «Христос Воскресе! ».

Ваша Наташа.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Христос Воскресе!

Дорогой, дорогой Владыко!

Желаем Вам в добром здравии и в радости духовной встретить этот Великий праздник. Желаю Вам ликовать душою, как ликует сегодня после общего соборования и причащения моя грешная душа.

А как радостно и светло на душе!

Не забывайте нас, ведь мы Вас любим, и пишите хоть несколько строк! Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения.

Многогрешная Серафима.

Д. 14. Л. 18–19 об. Подлинник. Автограф.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыченька!

Поздравляю Вас с праздником Русских Святых, а также с сегодняшним праздником Владимирской Божией Матери!

Мы все поджидаем от Вас письмеца.

Не знаем, можно ли к Вам будет нагрянуть или нельзя, и если можно, то на сколько дней. Хотелось бы Вас очень повидать и побеседовать. За это время несколько раз были с Наташей на кладбище в Александро-Невской лавре и были на могиле Бориса Александровича³³⁴ и на могилках 2-х владык Николаев. Все они в порядке, от Вас им передавали низкий поклон. Я все время прихварываю. У нас стоит жаркая погода, которая сильно отражается на моем сердце. Вчера был врач и назначил мне полупостельный режим, ограничил питье на 3 стакана в день и посадил на строгую диету. А жажда у меня непомерная из-за несахарного диабета, а сердце плохо справляется, и у меня получился глубокий бронхит застойного характера и асцит из-за застоя в большом и малом кругу кровообращения.

Принялась строго за лечение, чтобы иметь возможность Вас посетить и потом помолиться у раки пр[еподобного] Сергия и встретить Успенов день в Печорах.

Вот видите, какие у нас мечты! А как Господь, допустит ли осуществить их – не знаю.

Сейчас увлекаюсь письмами затворника Георгия³³⁵, и их себе переписываю. Замечательно, как он настойчиво вел ко спасению своих духовных чад, хотя он и не был иеромонахом.

Наташа сдает ½ годовой отчет, Вас сердечно поздравляет, но не имеет времени самой Вам написать письмо, т. к. уходит около 9-ти утра, а приходит к 11–12 часам вечера домой. Все переискала, нигде не могу найти то, что набросала в честь кн[ягини] Ольги. Должно быть, при переезде с Полозовой сюда – там оставила или по дороге потеряла, а пространного жития кн[ягини] Ольги теперь нигде не могу достать.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения,

любящая Вас многогреш[ная] Серафима.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Дорогой, дорогой Владыченька!

Хочу хоть несколькими строками Вас приветствовать и поздравить с наступающим праздником русских святых. Бесконечно рада и счастлива, что в этом году Вы встретите этот Праздник в родной для себя обстановке. Соскучились, не получая от Вас давно писем. Писать письма – я лентяйка, а получать Ваши письма для нас настоящий праздник. Прошу Ваших св[ятых] молитв за нас, грешных, и за болящую Домнику, она очень страдает. Любящая Вас Наташа.

Д. 16. Л. 32–33 об. Подлинник. Автограф.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

17/30 августа

Глубокочтимый, дорогой и любимый наш Владыченька!

Пишу Вам из Печор, куда мы прибыли 24/VIII утром и остановились в монастырской гостинице. Так радостно было увидеть нашу дорогую обитель, но мысль невольно возвращалась к нашему дорогому Владыке. Так хорошо мы провели эти четыре дня и как незаметно они пролетели.

Праздник Успению Б[ожией] М[атери] прошел очень торжественно при большом стечении народа, несмотря на дождь и даже грозу во время кр[естного] хода. Только в 4 ½ часа дня народ стал расходиться. Было очень радостно на душе. Но еще более меня умиляют и дóроги моему сердцу будничные службы в Успенском соборе. Стою в своем темном уголочке, молюсь и думаю: вот бы Владыка здесь утешался!

Если «диакон Васильга»³³⁷ еще не уехала, передайте ей от меня поклон. Очень она хорошая, простая сердцем, бесхитростная. Глядя на нее, невольно вспомнила слова, которые мне часто говорил о. Иона: будь проще, бесхитростнее. Однажды я засмеялась тому, что девушка, принесшая ему какой-то подарок (свою работу), начала его расхваливать. А он мне сказал: «Это в простоте сердца, а я знаю кого-то (т. е. меня), кто принесет что-нибудь, незаметно положит, а потом все время мучается мыслью – догадается ли батюшка, что это я принесла, а если догадается, то, наверно, похвалит за мою скромность. Так что же лучше? » И я до сих пор осталась такая же, часто в тайниках души гнездятся какие-нибудь тщеславные мысли, а потому душа моя невольно влечется к людям, не похожим на меня. Часто говорю себе: чем мне тщеславиться? ни духовных знаний, ни светских, т. к. то, что знала и читала, – все перезабыла, и талантов никаких Господь мне не дал, очевидно, зная мое тщеславное сердце, а все-таки никак не получить мне смирения.

Дорóгой Оля простудилась, так как были сквозняки. Она пролежала три дня с высокой температурой, но накануне Праздника Успения Б[ожией] М[атери] ей стало лучше, и она смогла пойти ко всенощной и за обедню. Впрочем, сердце очень дает себя знать.

Мы собираемся пробыть здесь до 9/IX, проведем здесь мои именины, а на следующий день – в воскресенье – думаем трогаться в путь. Помолитесь обо мне, грешной, дорогой Владыка. Меня очень смущает, что я так много получила в своей жизни, а все топчусь на месте, и придется за это держать ответ Господу. Я уверена, что иные, получив и десятую долю, не оставили бы втуне, а дали бы плоды.

В день Владимирской Б[ожией] М[атери], которую Вы так почитаете, воздохните об имениннице. А я всегда молюсь, чтобы Господь послал Вам здоровья и исполнил прошения Вашего Сердца.

Искренне Вам преданная и горячо Вас любящая

Наташа.

Оставила Оле место для письма, а хочу еще раз поблагодарить Вас за то, что дали нам возможность с Вами повидаться. Благодарю и дорогую матушку Маргариту за приют. Прошу ее св[ятых] молитв.

31 /VIII. Какое дивное вчера было погребение Б[ожией] М[атери] – такая служба, что кажется, не ушел бы, до сих пор звучат песнопения.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыченька!

Поздравляю Вас с прошедшим праздником Успения Пресвятой Богородицы. Дай Бог, чтобы Царица Небесная устроила все Ваши желания как можно лучше. Вот исполнилось наше желание Вас увидать, а как жалко было Вас покидать, хотя и знали, что едем в святое место, где получим много духовного утешения.

Старчик жив-здоров, хотя очень утомился от массы народа. Мы вкладываем 2 освященные фотоиконки местных святых. На обратной стороне написано, чем они прославлены. Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения.

Любящая Вас многогрешная Серафима.

Дорогую, милую мат[ушку] Маргариту крепко целую и благодарю.

Д. 17. Л. 25–26 об. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

21/Х 56 г.

Глубокочтимый и дорогой, дорогой Владыченька!

Так давно Вам не писала, что даже совестно браться за перо. Но как-то обидно было писать и признаться, что ничего из задуманного не сделано.

Мы с Олей поехали в Ал[ександро-]Н[евскую] Лавру на второй день после нашего приезда из Печор. Облюбовали на одной из могил красивую раковину, собранную из кусочков белого мрамора, и просили поставить на могилу Вл[адыки] Николая в таком же роде. Сперва нам категорически отказали, сказав, что белого мрамора теперь не достать, а теперь делают раковины из цемента, а потом красят в белый цвет. Но после долгих уговоров – согласились, вернее – согласилась, так как заказ принимала отв[етственная] дежурная по кладбищу. Деньги (аванс) она попросила вперед, обещав позвонить. Но проходят несколько недель, а звонка по телефону все нет и нет. И поехать никак не удавалось: Оля после приезда в Ленинград захворала гриппом с осложнениями, а я работала до позднего вечера (часов до 10–12 ночи), а также по воскресеньям. Мы очень беспокоились, так как эту женщину видели впервые. Правда, она сразу внушила нам доверие, так что неудобно было просить расписку. К счастью, мы не ошиблись в ней, – перед Покровом она позвонила, что все готово. Задержка произошла из-за того, что трудно было найти заказанное. Оля поехала принимать работу одна, так как отчет у нас еще не был готов, и мне никак нельзя было поехать. Крест – металлический, красивый, покрашен в белую краску, а раковина – в точности такая, какую мы просили, так что Оля осталась очень довольна. Пока разделывали могилу, чтобы поставить раковину, пришла родственница Вл[адыки] Николая³³⁸ и очень испугалась сперва, а потом, когда узнала, что ставится раковина, очень заинтересовалась и оставила свой адрес с просьбой ее навестить.

С книгами – полная неудача. Старушка обещала все оставить своей религиозной внучке, а поэтому все наши уговоры оказались напрасными. Хотим в ближайшее время навестить родственницу Вл[адыки] Ник[олая], может быть, у нее что-нибудь есть интересное, и она, наверно, охотно уступит, если узнает, для кого, тем более что она, кажется, очень бедная и очень скорбела, что не могла привести в порядок могилку.

Была очень обрадована и глубоко тронута и Вашим письмом, и вложенным подарком, и еще тем, что Вы вложили такой же подарок и Оле. Ведь Ваш день Ангела как будто 24/Х–6/XI – св[ятителя] Афанасия, патр[иарха] Царьградского³³⁹. У меня совсем не стало памяти – всегда путаю. Записала себе где-то, спросив у о. Иосифа, и не только опять забыла, но не помню даже, куда записала. На всякий случай пошлем Вам поздравление к этому дню.

Обе сестры мои уговаривают меня выходить на пенсию, причем старшая сестра дает мне деньги, чтобы купить пишущую машинку (с постепенным возвратом ее стоимости). Я так устала за эти полтора месяца, что начинаю склоняться к тому же. Мне пришлось за 1 месяц обработать 2 месяца, причем гл[авный] бухгалтер опять был направлен Министерством на ревизию, так что приходилось и его заменять. Теперь он в отпуске на месяц, так что опять в течение дня я почти ничего не могу уделять своей работе, так что придется или опять работать по вечерам, или так запустить свою работу, что придется опять с таким трудом выкарабкиваться. А тут – годовой отчет, и так – беспросветно. Я говорила с гл[авным] бухгалтером о желании уходить. Он и слышать не хочет, причем сказал, что в ближайшее время проектируется ему занять должность зам[естителя] директора, а меня перевести на должность гл[авного] бухгалтера. Я никоим образом не могу переходить на эту должность и по своему характеру, и потому еще, что я совершенно теряю память. В служебных делах пока я еще не так забывчива, а в житейском – все забываю абсолютно, так что боюсь, что недалеко до того случая, когда я могу по забывчивости и в служебном отношении сделать промах. Я этого очень боюсь, а потому склоняюсь к тому, чтобы выходить на пенсию после годового отчета. Хотелось бы знать Ваше мнение и благословение. Я бы отстранила Олю от ведения хозяйства.

Часто-часто вспоминаю так быстро пролетевшие дни, проведенные у Вас. Как хотелось бы еще повидаться. Как Ваше здоровье? Беспокоюсь, что у Вас в комнате очень сыро, что для Вас крайне вредно. Передайте поклон м. Маргарите. Я ее тоже часто вспоминаю. Она счастливая, что находится при Вас. Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения. Горячо Вас любящая и искренно Вам преданная Наталия.

Интересовалась, нельзя ли достать хотя бы А. К. Толстого. Говорят, что он будет переиздаваться.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыченька! Во-первых, очень Вас благодарю за поздравление и за фот[ографию] Владимирской Божией Матери. Во-вторых, простите, что долго не отвечали, но причина тому – хотелось очень Вам сделать приятное и потом уж написать. 1) На могилке Вл[адыки] Николая уже стоит большая белого мрамора раковина и железный крест. 2) Отдала переснимать Новгородских святых и Киево-Печерских для Вас. 3) Есть надежда достать для Вас фотографию В[ладыки] Кирилла. Уже просила крестницу Вл[адыки] Кирилла и родственницу архим[андрита] Сергия Фаину Филаретовну достать у ее сестры Вл[адыки] фотографию, и юноша Юра обещался ее переснять. Насчет книг дело обстоит плохо, у старушки некоторые нужные Вам книги есть – Афонский патерик, II часть, несколько книг еп[ископа] Феофана и несколько томов житий святых, но она ни в коем случае не хочет их продавать, а хочет завешать после смерти своей племяннице.

Когда поставили раковину и крест, объявилась очень бедная родственница Вл[адыки] Николая и просила нас ее навестить, что мы и собираемся сделать в ближайшее время. Прошу Вашего благословения и целую Вашу благословляющую руку.

Многогрешная Серафима.

Д. 18. Л. 20–22 об. Подлинник. Автограф.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

22/Х–4/XI 56 г.

Дорогой, дорогой, любимый Владыченька!

Поздравляю Вас с сегодняшним праздником иконы Казанской Б[ожией] М[атери] и с наступающим днем Ангела и прошу для Вас у Господа о ниспослании всяких благ – духовных и телесных. Сегодня была, как обычно, во Владимирском соборе (вел[икому] кн[язю] Владимиру), где этот праздник всегда проходит особенно торжественно по случаю пребывания в нем чтимой иконы Казанской Б[ожией] М[атери]. Во время обедни Вы у меня стояли перед глазами как-то особенно ярко: закрою глаза или опять открою – Вы неотступно стоите передо мною, точно живой. Вернее – сидите в своем кресле точно так, как тогда, когда мы с Вами беседовали, только не такой улыбающийся, лучезарный, каким Вы мне обычно представляетесь, а очень грустный. И я молилась Царице Небесной, чтобы Она сняла с Вашего сердца все скорби. Хотели послать Вам к именинам маленькую посылочку, но сейчас перед ноябрьскими праздниками всюду такое столпотворение, что молочница, которая взялась отправить посылку (в районе Гатчины), отказалась взять ее теперь.

У родственницы покойного Вл[адыки] Николая так до сих пор и не были – все по той же причине, что я возвращаюсь домой поздно; впрочем – не так, как после возвращения из отпуска, а часов в девять вечера, но зато еще более измученная. Наш директор – профессор, а потому в финансовых вопросах он не разбирается и не хочет разбираться (этим ведает его заместитель, который теперь в отпуске, а назначенный временно вместо него – в больнице); между тем он от меня требует производить выплаты, которые я не имею права производить и в которых ему отказал гл[авный] бухгалтер, уходя в отпуск. А директор вызывает меня в кабинет и приказывает. Я отказываюсь, он сердится и т. д. Такого же рода неприятности и со стороны гл[авного] инженера и других. Особенно трудно, потому что конец года и все финансовые возможности исчерпаны.

Моя старшая сестра уговаривает меня выходить на пенсию и обещает купить пишущую машинку, чтобы подрабатывать дома. Она уже вышла на пенсию, но до сих пор еще не сдала всех своих дел (она была директором школы слепых).

Оля сейчас увлеклась писанием икон. У нее вообще есть талант к рисованию, особенно портретов. Одна знакомая художница (она реставрировала иконы во Владимирском соборе) очень одобрила ее начинания, сделала ей ряд указаний и советовала не бросать это дело.

Мы не ждем от Вас скорого письма, зная, как Вам некогда и как Вы устаете. Но все-таки грустно ничего не знать о Вас, и мы будем рады и благодарны, если Вы напишете хоть 4–5 строчек, самое главное, напишите о своем здоровье. Как м. Маргарита? Передайте ей, пожалуйста, от нас поклон.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения.

Искренно Вам преданная и горячо Вас люб[ящая] Наташа.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыко!

Поздравляю Вас с днем Ангела и желаю духовных радостей и утешения в скорбях.

После завтра Скорбящей Б[ожией] М[атери] праздник, а сегодня Казанской иконе, а скоро будем праздновать и «Скоропослушнице». Прошу Владычицу, чтобы она Вам послала бы телесное здравие, и того духовного утешения, которого бы Вы желали иметь. Пишу икону «Знамение» Курское и Спасителя в терновом венце, когда лучше буду писать, напишу Вам икону на память обо мне, грешной. Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословение на это дело.

Многогр[ешная] Серафима.

Д. 18. Л. 80–81 об. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Вел[икий] четверг 5/18 апреля 1957 г.

Глубокочтимый и дорогой, дорогой Владыченька!

Уже скоро прозвучит торжественное и ликующее приветствие: Христос Воскресе!

И в эти минуты мысленно обращусь к Вам с этим радостным возгласом:

Христос Воскресе! Христос Воскресе!

Христос Воскресе!

Конечно, одновременно приветствую и дорогую м. Маргариту.

Прибыли в Печоры в среду в 2 ч[аса] 30 [минут] утра, а так как о[тец] наместник выслал за нами лошадь, то мы были в монастыре уже в 3 ч[аса] 30 м[инут] утра. Таким образом, не упустили и последнюю литургию Преждеосвященных Даров.

Получили Ваше письмо, но Вашего поручения не выполнили, так как я все же очень хотела бы оставить за собою переписку всех Ваших поручений. Оля уже написала Вам открытку, из которой Вы уже знаете, вероятно, что поставленный диагноз не оправдался обследованием в Онкологическом институте. Как Вы верно угадали, дорогой Владыченька! И поделом побранили. А ведь я Вам должна признаться, что я ждала, что Вы нас похвалите за такую взаимную любовь (Оля сама все время болеет сердцем, а сокрушалась обо мне, а меня больше всего угнетала ее скорбь), а вышло наоборот. В молодости у меня часто так бывало: летишь к о. Ионе на всех парах с чувством уверенности, что он похвалит или во всяком случае останется доволен, хотя и не покажет виду; а вместо этого р[аба] Б[ожия] Наталия получала вздрючку, иногда такую основательную вздрючку, что я зачастую проливала горькие слезы. А между тем ни о чем я не вспоминаю с такою благодарностию, как за эти горькие слезы. Читая Ваше письмо, невольно вспомнилось мне это и я подумала: годы прошли, старость подкралась, а я все осталась прежней, не повзрослела духовно.

Простите, что вместо Пасхальных пожеланий написала всяких глупостей. Имеем намерение пробыть в Печорах примерно до 5/V, затем побывать в Москве дня два (с посещением в основном Загорска), а затем ехать в Петушки.

Итак, до скорого свидания, для нас такого радостного.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения. Поклон матушке Маргарите.

Любящая Вас Наташа.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Христос Воскресе! Дорогой, родной, любимый Владыченька! Христосоваться с Вами буду ровно в 12 ч[асов] 00 минут.

Желаю Вам встретить этот Высокоторжественный праздник в духовном радовании, в телесном здравии.

Скоро, Бог даст, лично поздравим Вас с пр[аздником] Воскресения Христова и с Вами будем праздновать Ваш день Ангела. Вероятно, в этот день Вы будете служить, и нам будет очень радостно с Вами помолиться за Вашей службой, и очень печально на следующий день расставаться с Вами.

Поздравляю и христосуюсь с дорогой нашей матушкой Маргаритой, скоро ее обременим своим посещением. Горячо любящая Вас многогрешная Серафима.

Д. 23. Л. 38–39 об. Подлинники. Автографы.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыченька!

Посылаю Вам Спасителя в терновом венце, которого я сама написала. Он еще не освящен, Вы сами его освятите.

Мое здоровье теперь лучше, хотя я продолжаю быть на уколах кордиамина. Он очень помогает, и вода вся сходит, и сердцу лучше. Очень хотелось бы Вас повидать!

Поздравляю вас с наступающим праздником Сретения Господня и с скоро наступающим Великим Постом.

Простите меня, если в чем согрешила перед Вами.

Дорогой Владыченька! Я занялась писанием икон и так увлекаюсь, что остается мало времени на чтение и молитву. Если пишешь икону и творишь Иисусову молитву в это время, может это заменить правило? Или сначала прочитать правило, а потом заниматься писанием икон?

Хочется спастись, а недомогание часто возбуждает в себе чувство самосожаления и самооправдания.

Дорогой Владыченька! Так хорошо было у Вас, все вспоминаю это время. Если Господь даст, мы думаем на Пасху и Страстную поехать в Печоры. Но вперед, конечно, загадывать не приходится.

Поклон от меня передайте матушке Маргарите и Вашим хозяюшкам.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения, земно кланяюсь.

Крепко любящая Вас многогрешная Серафима.

P. S. Очень Вы нас порадовали, прислав иконочки Рождества Христова!

Что с о. Иосифом? Он молчит и ничего нам не пишет. Здоров ли он, здорова ли Мария Ивановна?

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

7/II 58 г.

Дорогой, горячо любимый, родной Владыченька!

Получили Ваше дорогое письмо, но я не отвечала, пока не закончу положенного себе урока – переписать беседы «О бытии Бога», которые Вы мне дали переписать для себя и которые я так постыдно долго не возвращала. Сегодня закончила и сразу же принялась за письмо.

Из того факта, что Оля занялась художеством, Вы поймете, что ей стало значительно легче. Однако ей все же делают каждодневно укол (внутримышечный) кордиамина.

Это новое средство изгонять воду, которой она наполняется из-за плохой деятельности сердца. Она уже несколько раз принималась писать страждущего Спасителя (в терновом венце) – сперва акварелью, потом масляными красками, причем с каждым разом все лучше. Последний ей наиболее удался, может быть потому, что она задумала его написать для Вас и очень много над ним трудилась. Одновременно посылаем переписанные акафисты и «Беседы» в 2 экз[емплярах] (1-й Ваш, 2-й – копия переписанного мной).

Вы спрашиваете, как мое здоровье. В основном – вполне удовлетворительно, только грипп никак не хочет меня покинуть с самого Рождества Хр[истова]. В сочельник мне не удалось быть у мамы на могилке. Я пошла в первый день праздника к ранней обедне на Серафимовское кладбище с тем, чтобы, как говорят, поймать 2 зайцев – и за обедней постоять и мамочку поздравить с Праздником и с прошедшим днем Ангела. В этот день был очень сильный мороз (–27°), притом ветер был очень сильный, а т. к. в церкви было жарко, то меня быстро просквозило, пока я возвращалась домой. Заболела гриппом, но с не особенно высокой температурой. Однако 2/15 января я еще не выходила, а потому не могла быть на могилке у м.Иулиании. В первый раз вышла в Крещение, и это был великий выход, т. к. Оля тоже пошла в церковь впервые после очень долгого перерыва. Однако через несколько дней я опять заболела гриппом и не могу поправиться до сих пор. Самочувствие скверное, хотя температура очень низкая, даже чересчур (35, 4°–35, 7°).

Пока все предпринятые мною шаги в отношении Вашего поручения (достать Ключевского) не увенчались успехом: была в магазине «Старой книги», но там имеются лишь 2 тома вновь издаваемых лекций. Я прочла в предисловии, что он будет переиздаваться не в полном объеме – как раз исключат то, что Вам нужно. Звонила Церетелли – говорила с Юриной женой, Антон[иной] Ник[олаевной], спрашивала, не уступит ли Ключевского, т. к. мне помнилось, что у м. И[улиании] он был. Ант[онина] Ник[олаевна] сказала, что переговорит с Юрой и в случае его согласия – позвонит (я предлагала, если он не хочет разрознить сочинение, то продать его целиком), но она не позвонила, да я уже была уверена, что ничего не выйдет, т. к. А[нтонина] Ник[олаевна] мне сразу же ответила отказом, хотя вряд ли им будет нужен когда-либо Ключевский. Мат[ушка] Иулиания еще задолго до болезни неоднократно мне говорила, чтобы после ее смерти я бы отобрала из книг себе то, что мне захочется. Но я даже и не заикнулась об этом, так как я поняла бесполезность и не хотелось начинать неприятный разговор.

Недавно у меня было в руках папино сочинение «Описание путешествия в Зап[адный Китай]» (не посмертное издание 1947 г., а первое, 19<...>*)³⁴⁰, где я прочла одну фразу, которую мне хочется выписать Вам.

... «И над всем этим одетый снегом, величественный, трехглавый Богдо... Какой в самом деле контраст с только что пройденной пустошью, которая такой грустной гранью легла между творением Божиим во всем его необыкновенном величии и девственной прелести и этим жалким и грязным муравейником – творением рук гордого человека! » Мне было так радостно прочесть эти строки!

Меня очень заботит, и душа скорбит о всех тех, кто окружает меня, а особенно о сестре Евгении и брате Алексее³⁴¹, которые живут в полном забвении Господа Бога и даже отрицании Его. И так душа скорбит о них, что больше сердца вкладываю в молитву о них, чем о сокрушении в своих прегрешениях. Меня это пугает, потому что даже великие праведники сокрушаются о своих согрешениях, а я – точно безгрешная – своих согрешений не ощущаю по-настояшему, а сокрушаюсь о других. Мне невольно напрашивается такое сравнение: в одной комнате справляют свадьбу, а рядом в комнате умирает в жестоких страданиях больной. Может ли быть настоящая радость и веселие у новобрачных, когда бок о бок с ними человек страждет? Мне кажется, что нет. Так не доходит до моего сознания, как может быть райское блаженство для одних душ, когда они знают о вечных муках своих близких. Пусть даже не близких, а чужих, но как я могу радоваться и ликовать, когда где-то стенают люди? Мне сказали, что так думать – смертный грех. Но что мне делать, если я так думаю? Помолитесь, дорогой Владыченька, чтобы мне не умствовать. Недаром, о. Иона постоянно мне твердил: «Будь проще». Мне было очень радостно прочесть, что Вы посылаете благословение не только нам с Олей, но и сродникам нашим.

Пока я писала письмо, пришло письмо от о. Иосифа, где он пишет, что поджидает Вашего возвращения из Патриархии. Сообщает он о болезни дорогой м. Маргариты. Что с ней и как ее здоровье теперь? О. Иосиф пишет также, что Вы тоже очень ослабели.

Дорогой, дорогой Владыченька, поберегите себя для нас – кто Вас любит и так хочет еще и еще раз с вами повидаться.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения и благодарю за все.

Любящая Вас горячо и преданно

Наташа.

Ах да, дорогой Владыченька, забыла в письме сказать следующее: я переписывала акафисты не с подлинника, а с переписанного, и мне кажется, что вкралось много ошибок и неправильностей, но я не решалась их исправлять, т. к. я плохой грамотей, особенно по славянскому языку, который я совсем забыла, то есть его грамматику. Встречаются малопонятные стихи или совсем мне непонятные, вроде: «Радуйся, одеждо нагих дерзновения». Кроме того, по- видимому, пропущены стихи икосов, например – где 13 стихов вдруг встречаются икосы с 11-ю стихами или с 14-ю. А в одном акафисте вместо 6-ти или 7-ми стихов умудрились написать только 4. Думаю, что это ошибки переписчика, хотя меня уверили, что сличался текст и считывался. Так что я переписывала, не считая себя вправе что-либо исправлять.

Наташа.

Д. 30. Л. 4–10. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

18/III 58

Дорогой, дорогой, любимый Владыченька!

Как незаметно подкралась 4-я неделя, не успеешь оглянуться – подойдет Страстная неделя и Светлое Христово Воскресение.

Хотели послать посылочку к началу поста, но дело как-то затянулось. Хотелось вложить то, что я переписывала от руки, еще будучи в Печорах, – диспут, отпечатанный в церковном календаре Псковской епархии. Только теперь переписала на машинке, имея в виду дать прочесть брату. Не давала до сих пор свою рукопись, т. к. боялась, что он положит ее куда-нибудь под спуд или совсем откажется ее читать, ссылаясь на неразборчивый почерк. Хотя он отпечатан в Псковском календаре, но такого диспута, конечно, по-моему, не было, это несомненно вымысел, но, однако, прочесть интересно, и неверующему человеку следует задуматься над выдвинутыми вопросами. У меня еще приготовлен брату для прочтения тот материал (беседы), который Вы мне дали и который я Вам вернула в предыдущей посылке. Не лишено, однако, возможности, что брат не захочет ничего читать.

С благодарным чувством прочла я Вашу приписку, где Вы пишете, что молитесь за моих близких, т. е. брата и сестру, – так болит за них сердце, особенно за сестру Евгению, здоровье которой очень слабенькое (сердце в основном), и она знает это, но не задумывается над грядущим.

Дорогой Владыченька! Последнее время меня докучали всякие неотвязчивые мысли, которые не буду повторять, чтобы не оскорблять ими Ваш слух, да и самой как-то не хочется, в основном, что милосердие Божие не может допустить погибели стольких людей, из которых многие не знают ничего о Боге и т. д. И слова ап[остола] Павла (Посл[ание] к Римл[янам], гл[ава] 9), что горшечник властен над глиною и т. д., тоже вызывали у меня вопросы.

И с каждым днем становилось все томительнее, и чем больше я молилась, тем больше вопросов наплывало.

И однажды утром на 2-й неделе, читая Псалтирь (93-й псалом), когда я дочитала до слов: «Яко не отринет Господь людей Своих и достояния Своего не оставит», – откуда-то полились слезы, и радостный покой водворился на душе. И с тех пор никакие мысли и сомнения меня не тревожат, и на душе покойно. Исповедалась, чтобы снять это бремя. Дорогой, дорогой Владыченька, я уверена, что это Ваши молитвы вернули мне покой. Всегда возношу Господу за Вас молитвы от благодарного сердца.

Как здоровье дорогой м. Маргариты? И как Ваше здоровье? Что Вы не можете бывать у м. Маргариты, показывает, что Вы себе ставите слишком завышенную оценку – «удовлетворительно» – Ваше сердце, наверно, очень и очень сдает. Дорогой Владыченька, берегите себя, бывайте побольше на воздухе. Если Вам тяжело ходить, то хоть сидите на воздухе, ведь весеннее солнце нежаркое, оно очень полезно.

Так хочется еще с Вами повидаться, но когда Бог благословит – не знаю. Олино здоровье получше, но она все же еще на уколах. Ей тоже прописали эуфиллин, и он ей сгоняет воду очень хорошо. Задумали ехать на Страстную неделю и на Пасхальную в Печоры, т. к. здесь храмы настолько переполнены, что нет никакой возможности выстоять от духоты, давки, не только в Пасхальную ночь, но и в остальные торжественные службы, а крики, даже вопли задавленного народа заглушают дивные песнопения и чтение. Но не знаю, позволит ли ее здоровье осуществить эту поездку. В Печорах теперь проживает на покое митр[ополит] Вениамин (Саратовский, бывш[ий] Ростовский)³⁴². Поклон м. Маргарите и Зинаиде Петровне с мамашей.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой, любимый, Владыченька!

Спасибо большое за наставление! Я Вам написала Спасителя, т. к. этот образ у нас имеется в алтаре в Соборе, и я очень люблю молиться перед ним, т. к. он как-то вдохновляет на молитву. Я не знала, что это католическое изображение. У нас в Ленинграде я встречала у многих, а в Печорах продавали с него литографии, а потом фотографии, и очень они расходились. Есть у меня икона страждущего Спасителя греческого письма, но лик такой, если можно сказать, некрасивый, хотя он написан греком в Иерусалиме, и он освящен на Гробе Господнем. Есть в Соборе еще лик страждущего Спасителя, но он такой старообразный, не привлекающий сердце молящегося, что я не решаюсь с него списывать. Мне стало сейчас значительно легче, принимаю 1 раз в день эуфиллин, и мне делают 1 раз в день укол кордиамина 2 кубика, а также витамины (С, В₂, В₃, РР). Пасху мы собираемся встречать в Печорах, а потом будем жить летом в окрестности Ленинграда, т. к. врачи гонят меня и старшую сестру Женю на воздух. Не знаю, когда мы соберемся Вас навестить. Заранее поздравляю Вас с наступающим праздником Благовещения, с Страстной седмицей и с Великим праздником Воскресения Христова.

Желаю все эти великие дни провести в здравии и в духовном радовании.

Нас с Наташей наш духовный отец соборовал в пятницу на третьей неделе после предварительной исповеди. И вот сейчас себя я чувствую как окрыленная, как будто влились новые силы и бодрость телесная, а на душе так легко и хорошо. Одно огорчает: мы Вас не увидим долго, а так хочется побывать у Вас и поговорить с Вами.

Помолитесь за сестру Евгению, она все еще не примыкает к стаду Христову и очень надеется на свой разум. Это очень нас огорчает. С нами будет жить ее правнук 1 г[од] 8 мес[яцев], а внук – его отец и он сам не крещены, и когда я заикнулась об этом, она страшно возмутилась и сказала, что это формальности и в 20-м веке даже странно об этом говорить. Прошу Ваших св[ятых] молитв, земно кланяюсь и целую Ваши ручки. Любящая Вас многогр[ешная] Серафима. Поклон мат[ушке] Маргарите.

Д. 30. Л. 122–125 об. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

17/30 августа

Глубокочтимый, дорогой, родной Владыченька!

Поздравляю Вас с Праздником Успения Божией Матери. Мы встретили этот праздник в Печорах, куда приехали 26-го вечером.

Церковные службы проходят так торжественно, и крестный ход вокруг стен монастыря и его владений производит такое неизгладимое впечатление, что так и тянет сюда приехать к этому дню. Завтра в ночь будет погребение. Эта служба производит еще более глубокое впечатление, особенно когда несут плащаницу из Михайловского Собора, который помещается на самом верху монастырских владений – в пещерный Успенский собор вниз по длинной «кровавой» дорожке, причем Плащаницу сопровождают тысячные толпы молящихся с зажженными свечами и в гробовом молчании. Думаю, что ни одно даже неверующее сердце не вынесло бы этой умиленной картины без сердечного трепета. Дорожка называется «кровавой», так как, по преданию, царь Иоанн Грозный нес по ней с плачем усекнутую им голову преп. Корнилия, и кровь текла с только что усекнутой главы. Я так люблю русскую старину, и, несмотря на то, что я столько раз видела эти монастырские стены и башни, я не могу на них смотреть без благоговейного трепета и сердечного замирания.

Мы пробудем в Печорах до 6 сентября, а 6-го утром поедем до Пскова местным автобусом, а из Пскова мыслим проехать до Москвы автобусом (мягким, с откидным сидением, очень удобным), который отходит в 4 ч[аса] дня. В 6 ч[асов] утра 7/IX мы будем в Москве, собираемся простоять в одном из храмов раннюю обедню, а потом проехать в Петушки к нашему любимому Владыченьке. Очень боимся Вам причинить беспокойство, а в то же время очень хочется повидаться. Мы и решили проехать к Вам из Печор. На 9/IX у нас взят уже обратный билет в Ленинград, так что мы покинем Петушки 9/IX утром.

Итак, дорогой Владыченька, до скорого свидания, Бог даст.

Прошу Ваших св[ятых) молитв и благословения на благополучный путь. Любящая Вас от всего сердца Наталия.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыченька. Скоро, скоро Вас увидим. Приедем к вам 7-го, а 8-ое праздник Владимирской Божией Матери и Наташин день Ангела, а 9-го с Вами простимся. Проедем через Новгород и Калинин, напишем о. Иосифу, может быть, он захочет Вам что-нибудь передать для Вас. Здесь так хорошо – так бы хотелось, чтобы и Вы насладились этим торжеством. Кто из духовенства сюда приезжает, – остается в глубоком духовном восторге от всего виденного и слышанного.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения. Крепко любящая Вас многогр[ешная] Серафима.

Д. 34. Л. 136–137 об. Подлинник. Автограф.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

6/19 февраля

Глубокочтимый и дорогой, дорогой Владыка!

Очень виновата перед Вами, что так долго задержала «Диалоги»³⁴³. Отчасти причиной – порча машинки, которую механик отказался ремонтировать, а внук моей сестры починил, но это ему не сразу удалось; отчасти – машинистка в некоторых случаях исказила приводимые тексты, так что приходилось следить и сличать с подлинником, причем ссылка на источник не всегда приводится, так что приходилось иногда искать по всему Апостолу. Это доказывает, конечно, что я не очень сильна в Св[ященном] Писании, – в этом приходится сознаться. Болела 2 раза вирусным гриппом; второй раз он протекал очень тяжело, особенно благодаря осложнениям. Не поправилась окончательно и до сих пор. Все вместе взятое привело к тому, что я так долго продержала работу (Вы мне дали ее до 1 января, а сегодня уже 19/II). Ваше молчание мы объясняем как гнев за неисполнительность, и хотя я очень прошу меня простить, но должна признаться, что не чувствую себя слишком виноватой, т. к. делала все от меня зависящее и не ленилась.

Мы Вам писали много писем (и относительно «Истории словесности» Шевырева³⁴⁴ с подробным описанием содержания; и относительно библиотеки Дух[овной] Академии – Оля говорила с заведующим библиотекой; и относительно открытия Вам лицевого счета в библиотеке Академии Наук с высылкой нужной Вам литературы по Вашему адресу; и др[угие] письма), причем мы адресовали сперва на Киб[иревский] пр[оезд], д[ом] № 3, а после Нового года – д[ом] № 4. Нас очень беспокоило Ваше молчание, т. к. с самого нашего отъезда (9/IX) мы не имели от Вас ни одного письма, и мы думали, что Вы слегли после поездки во Владимир и в Москву. Писали в Новгород, просили нас известить о Вашем здоровье. Но о. И[осиф] не любит многословия: он поздравил нас с Праздником Р[ождества] Хр[истова] с припиской, что Вы перебрались на новое местожительство к Новому году.

Оля просила в письме, чтобы хоть Шурочка написала бы нам несколько слов о том, здоровы ли Вы, но и на это письмо не последовало никакого ответа. Тогда мы решили, что Вы на нас гневаетесь.

Посылаем: 1) «Диалоги» Свентицкого³⁴⁵ в 2-х экземплярах (1 – данный Вами для переписки, 2 – переписанный мною). 2) Службу равноап[остальной] кн[ягине] Ольге в 2-х экз[емплярах] и черновик; 3) акафист Ангелу хранит[елю], который у меня был переписан давно, но забыла Вам послать.

Чтобы не посылать пустой ящик, положили сладенького.

Не сердитесь на нас, Владыченька дорогой, мы Вас очень, очень любим. Вижу Вас сидящим за столом с Вашей обычной любвеобильной, ласковой улыбкой, и так радостно и тепло делается на сердце, и много бы дали мы, чтобы еще раз Вас повидать.

Если Вы не получили почему-либо наших писем и если вы хотели бы записаться в библиотеку Ак[адемии] Наук, или по поводу библиотеки Дух[овной] Академии, то мы Вам напишем снова.

Володя³⁴⁶ к нам больше не приходил. Мы получили Ваше поздравление к Празднику Рождества Христова, большое спасибо, очень были рады и тронуты.

Передайте, пожалуйста, поклон дорогой м[атери] Маргарите, Шурочке.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения.

Любящая Вас Наташа.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой любимый Владыко!

Как мы ждем от Вас весточки, все глаза проглядели, смотря в почтовые ящики, висящие на выходной двери. И все нет письма от нашего дорогого Владыченьки.

Вы, наверно, на нас за что-нибудь сердитесь, а мы, право, не знаем, за что. Наташа писала, как только могла урвать время от хозяйственных забот. Машинка ее – старая калоша, которая постоянно требует ремонта. А внук старшей сестры – инженер, все время на заводе по заданию обгоняет сроки, и не всегда его можно попросить починить машинку.

Мы обе заболели тяжелой формой гриппа вирусного и долго не могли прийти в себя после этого заболевания, которое проходило со всякими осложнениями. Сейчас понемногу приходим в себя, а то даже было такое настроение, что до всего было апатичное чувство, трудно было пошевельнуться, и ко всему было полное безразличие. У нас этот грипп так свирепствует, что закрывают школы. У нас вся квартира переболела, только Женя не болела. Поклон матушке Маргарите и Шурочке. Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения.

Любящая Вас многогр[ешная] Серафима.

Д. 61. Лист без номера Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

9/III 59 г.

Дорогой, дорогой Владыка!

Как Вы нас обрадовали своим письмом! Но одновременно стало стыдно, что наши нетерпеливые письма привели к тому, что Вы у нас просите прощения.

Библиотека Ак[адемии] Наук охотно согласилась записать Вас абонентом. В такой большой библиотеке, несомненно, имеется по несколько экземпляров книг; а кроме того, вероятно, на требующиеся Вам книги спрос весьма небольшой.

Большое спасибо за поздравление с наступающим Великим постом и пожелание духовно напитаться. Каждый год встречаешь этот пост с великой надеждой сосредоточиться, но что-то всегда мешает, отвлекает, а время не ждет – недели бегут одна за другой, а когда подойдет Страстная седмица, то оглянешься назад, и так горько станет, что так бесплодно прошли великие дни. Дорогой Владыка, нас обеспокоило, что Вы написали письмо на машинке. Вам так удобнее или тут кроется какая-нибудь коварная причина? (Глаза устают или пальцы плохо повинуются держать перо? )

Хоть Вы и пишете, что чувствуете себя более или менее (!?) удовлетворительно, но болит сердце за нашего дорогого Владыченьку. Господь да укрепит Ваши силы в предстоящем посту.

Земно Вам кланяюсь и прошу простить меня, грешную, а также прошу прошенья у м. Маргариты и Шурочки. Володя собирается завтра зайти. Прошу Вашего благословения и святых молитв, чтобы Господь помог в предстоящем посту побороть свое духовное разленение.

Искренно Вам преданная и горячо любящая Вас Наташа.

P. S. В «Диалогах» на стр. 42-й (строка 6 снизу) у меня написано: «материальное содерж[ание]», а по смыслу следует – «моральное». Не знаю, – моя ли ошибка или при переписке не вникла, но, пожалуйста, потрудитесь и внесите исправление.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

10/III 59 г.

Дорогой, дорогой, любимый Владыка!

Прошу у Вас земно прощения, простите, что мы Вам надоедали письмами. Сегодня был у нас Володя и говорил, что Вы были больны после поездки на отпевание во Владимир. Простите, дорогой Владыка, но мы очень волновались, не получая от Вас весточек.

Володя сказал, что домик у Вас теперь хороший, Вам гораздо спокойнее, что матушка Маргарита Вам сделала кормушку для птиц под окошком, и на Вас любуется, когда Вы кормите птичек. Как бы мне хотелось иметь ковер-самолет и шапку-невидимку, чтоб прилететь к Вам и полюбоваться на Вас, когда Вы кормите птичек.

Теперь Вы рядом с матушкой, и она Вас может чаше видеть. Передайте ей и Шурочке, что я прошу у них прошения.

Вас я поздравляю с наступающим Великим Постом и желаю Вам больше не хворать и в полном здравии встретить Великий праздник Воскресения Христова.

Мы думаем на Страстной поехать в Печоры и там встретить этот высокоторжественный праздник.

Если мы доживем до Успенского поста, то у нас в мыслях опять Вас навестить после Успения Б[ожией] М[атери].

Но все это предположения и желания наши, а как Господь благословит – не знаем.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения на Великий Пост, чтоб без нерадения и лености его провести. Многогр[ешная] Серафима.

Д. 61. Лист без номера. Ксерокопия с подлинника. Автограф.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Глубокочтимый и дорогой, любимый Владыка!

Поздравляю Вас с праздником Введения во храм Пресв[ятой] Богородицы. Позавчера у нас была Зоя Григорьевна³⁴⁷ и рассказала нам, в какое заблуждение она впала. Мы уезжали в Печоры на 5 дней, так как узнали, что схимник – о. Симеон умирает. Ему уже 92 года, и он очень слаб – совсем не принимает никакой пищи. За время нашего отсутствия Зоя Григорьевна нам позвонила по телефону; подошла Евг[ения] Григ[орьевна] – наша старшая сестра. Разговор был такого рода. Сестра говорит: «Их нет дома, они уехали из Ленинграда». «Туда?» – спрашивает З[оя] Г[ригорьевна], имея в виду Петушки. «Туда», – отвечает сестра, предполагая, что имеются в виду Печоры. Разговор продолжался в том же духе, причем З[оя] Г[ригорьевна] выразила глубокое сожаление, что она не знала о нашем отъезде. Об этом же она написала и Вам. Зоя Григорьевна принесла переснятые ее племянником фотокарточки, – данную Вами и другую. Мы взяли себе по одной карточке, а остальные пришлем Вам на днях. Пожалуйста, порадуйте м. Маргариту, подарите ей карточку, она очень просила, чтобы мы пересняли и на ее долю. А если Вы ей сами дадите, ей будет еще приятнее.

С 14/IХ по 14/XI работала на своем прежнем месте работы – замешала больную сотрудницу. Заработанные деньги откладывала и купила себе другую машинку – «Ундервуд» в хорошем состоянии. Старую хочу отнести в комиссионный магазин.

Володя к нам не приходит. Оля видела его однажды во Владимирском соборе. Он сказал, что переписал то, что Вам было нужно, от руки.

Почему-то к нам не пришел и не принес. Меня это очень огорчило.

Давно не имеем от Вас никаких вестей, да и сами мало пишем. Часто-часто вспоминаем домик на Кибир[евском] проезде и его дорогого, любимого хозяина. Пока пишу, любуюсь на него, а он мне улыбается своей такой доброй, ласковой улыбкой. Как Ваше здоровье? Как м. Маргарита, Шурочка, Нина Сергеевна? Передайте им всем, пожалуйста, поклон.

У нас осень была в этом году необычайно теплая. 19 октября я взяла выходной день за проработанное воскресенье, и мы с Олей съездили за город. В лесу было восхитительно: тепло, благоухание, отсутствие всяких мошек и комаров, которые обычно отравляют летнюю прогулку. И только отсутствие птичек делало лес каким-то безмолвным и печальным. Набрали целый мешок еще совсем хорошего вереска и брусничника, которыми обложили мамину могилу. 17 февраля 1960 г. исполняется 100 лет со дня папиного рождения, и в Географическом обществе готовятся отметить эту юбилейную дату. Будет заседание, посвященное папиной памяти, и, вероятно, в «Известиях Г[еографического] о[бщества]» тоже отметят этот день.

Олю никак не хочет покинуть ее давняя болезнь – пеллагра (организм не усваивает принимаемых в пище витаминов), которая временами стихает, временами усиливается. Сейчас у нее как раз вновь она усилилась и дает всякие неприятные осложнения.

Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения.

Горячо Вас любящая Наташа.

М. Маргарите особый поклон и целую крепко.

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, любимый Владыка!

Давно мы не получали от Вас весточки, как Ваше здоровье?

Часто мыслью пребываю у Вас в Вашем домике, у гостеприимного хозяина, и беседую с Вами.

Получили недавно извещение, что уходит от нас в потусторонний мир наш дорогой старчик, иеросхимонах Симеон, достигший 92-летнего возраста, и спешно поехали в Печоры проститься с ним. Не будет его, – очень трудно будет монастырю существовать без него, так как из-за него стекается очень много народа, даже из Ташкента, Сибири и пр[очих] концов нашей обширной родины. Посылаю Вам хотя неважный портрет дорогого нашего старчика, и прошу Вас, помолитесь об нем. Он очень просит святых молитв у всех, и если он себя считает неготовым предстать пред судищем Христовым, то как мы, грешные, предстанем пред Господом!

Очень жаль, что часть из его наставлений мы не поняли, так как он говорил очень тихо и невнятно ослабевшим голосом. Он уже ничего не ест и даже в прошлое воскресение не мог сам причаститься. Этот снимок сделан года за два – за три до настоящего времени, когда он мог еще подыматься на святую Гору в монастырский сад.

Написала дорогому критику икону Касперовской Бож[ией] Матери, она еще сохнет. Мы ее пришлем Вам вместе с книгой Хомякова и Вашими фотокарточками. Говорили с Зоей Григорьевной и предполагаем, если будем здоровы, вместе поехать на Страстной неделе в Печоры, там встретить Пасху и в Пятницу на Пасхальной неделе отправиться к Вам. Но все это – как Бог благословит, живем только надеждой и будем просить Господа, чтоб Он исполнил нашу просьбу.

Дорогой Владыка, не забывайте нас в своих святых молитвах, в которых мы очень нуждаемся. Мы с Наташей все толчемся на одном месте и, как предстанем пред Господом – не знаю. Такая тяжесть во всем теле, так трудно становится двигаться, и такой сон под утро находит, что становится трудно вставать на молитву. Прошу передать поклон мат[ушке] Маргарите, Шурочке.

Прошу Вашего благословения.

Крепко любящая Вас многогрешная Серафима.

Д. 40. Л. 129в–129г. об., 1 29а–129б об. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Вторник 1/14 июня

Глубокочтимый, дорогой, любимый Владыка!

Поздравляю Вас с наступающим праздником Русских Святых. Мы живем сейчас на ст[анции] Всеволожская под Ленинградом и собираемся ко всенощной пойти в церковь здешнюю, так как здесь очень торжественно отмечается этот праздник, а главное канон – читается полностью, не так, как в Ленинграде. Была здесь в позапрошлом году. Читал канон иерей так проникновенно, что хотя я его тогда не знала, но невольно своим чтением он привлек к себе сердце. Недавно мы с ним разговорились. Оказывается, он хорошо знал и бывал у м. Иулиании, так как был учеником и почитателем Бориса Александровича. Мы, оказывается, даже виделись у м. Иул[иании], но я его не узнала (и он меня), т. к. это было еще в 1940 г., и внешний вид его был совершенно другой (он только 4 года служит в сане иерея). Смеясь, он мне сказал: «Не зная Вас, я за Вас всегда молюсь, т. к. мне был строгий наказ от м. Иул[иании] молиться за Наташу». Он очень интересовался судьбою составителя канона р[усских] св[ятых] и был очень рад услышать о Вас, т. к. он не знал, живы ли Вы и как за Вас молиться. Помолитесь за него, дорогой Владыка, за иерея Владимира, т. к. у него очень-очень тяжелый крест, который он несет с большим мужеством и благодушием. Женя ездила в Ленинград, и мы втайне надеялись, что она привезет от Вас письмо или от Нины Сергеевны, так что будем иметь о Вас весточку. Но письма не было. Мы с Олей поедем в Ленинград в воскресенье, 19/VI, после ранней обедни. Надеемся найти подарочек. Поздравляю с наступающим Праздником дорогих м. Маргариту, Шурочку и Нину Сергеевну. Передайте Н[ине] С[ергеевне], что ждем от нее обещанный реестр лекарств. Прошу Ваших святых молитв за сестру Евгению, брата Алексия и за меня, гр[ешную] Наталию, всем сердцем Вам преданную и благодарную.

Получили ли Вы наше письмо, посланное в начале мая, которое я ошибочно адресовала на дом № 3?

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой и любимый Владыка! Поздравляю Вас с праздником Всех Русских Святых! Очень беспокоюсь об Вашем здоровии. Как Вы себя чувствуете? Получили ли Вы нашу посылку и как дошли гом[еопатические] лекарства. Мы сейчас живем на ст[анции] Всеволожской под Ленинградом, но 19-го и 20-го по-новому будем в Ленинграде. Нам здесь отвели небольшую грядку, и я посеяла огурцы, редис и салат, а также посадила несколько картошек, чтобы были свежие овощи. У Вас бы тоже хорошо завести небольшой огородик, чтобы посеять салат, и редиску, и огурчики, чтобы у Вас к столу была бы свежая зелень. Витамины в салате очень обильны, и очень его хорошо есть Вам. Он очень неприхотлив и за месяц вырастает так, что его можно сеять 3 раза за лето и редиску тоже 3 раза. Только требует ежедневного полива утром и вечером.

Книгу я уже наполовину переписала. У Жени очень распухли ноги от отеков, и, несмотря на диуретин 0,75 х 3 р[аза] в день, отеки не сходят. Меня очень беспокоит ее состояние здоровья, а главное, ее духовное запустение, если так можно выразиться. Она совсем не желает думать о будущей жизни и не верит в нее. Брат Алексей тоже не подвигается к вере. Наташа на воздухе немного лучше выглядит, я тоже лучше себя чувствую, как-то напиталась воздухом. Поздравляю тоже мат[ушку] Маргариту, Шурочку и Нину Сергеевну с праздником Русск[их] Святых и шлю им поклон и крепкий поцелуй. Прошу у Вас заочного благословения на каждый день и св[ятых] молитв. Крепко любящая Вас многогрешная Серафима. Крепко целую Вашу благословляющую руку.

Д. 43. Л. 49–50. Подлинник. Автограф.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Глубокоуважаемый и дорогой Владыка!

Решила высказать то, что давно томит и тревожит мое сердце. Чувствую, что напишу несвязно, длинно и, может быть, много лишнего, но покройте своей любовью все эти недочеты и прочтите до конца.

Еще в молодые годы мы с Олей положили пойти в монастырь. Душа в молодости особенно жаждет подвига, но у нас это было не мимолетное желание, а эта мысль укрепилась в сердце. Мы уже рассказывали Вам, кажется, как случилось, что Оля пошла в монастырь, а я осталась жить с родителями.

Мама была по натуре очень добрая, но властная и требовательная. К прискорбию, должна сказать, что у нас не было близости между нами, т. к. маме не нравилось наше настроение, ей хотелось, чтобы мы вышли замуж; она с недоверием и враждебно относилась к нашим духовным отцам и вообще к духовенству, считая их зачинщиками и пр., ревновала к ним. Особенно после Олиного ухода в монастырь между нами была отчужденность. Может быть, она усугублялась тем, что мне казалось, что все по дому делать не нужно, слишком низменно, я делала все нехотя, кое-как, мне даже казалось, что тратить время на домашние дела грешно, а надо больше времени отдавать церкви, чтению дух[овных] книг и пр. Отсюда – обоюдное недовольство, раздражение и т. д. Будучи в детстве и отрочестве всегда послушной и кроткой, я сделалась строптивой, раздражительной, что вызывало, конечно, со стороны родителей и родных (братьев и сестры) справедливые нарекания, говоря, что это не вяжется в их представлении с религиозностью.

Когда я стала дух[овной] дочерью о. Ионы и высказала ему свое желание не жить в мipy, принять монашество (в то время монастыри уже закрывались), он мне сказал: считай, что ты в монастыре, мама – твоя старица, все выполняй со старанием, терпеливо, безропотно, отказавшись от своей воли. О. Иона разъяснил мне ошибочность моих взглядов и поведения.

Сперва мне это давалось очень трудно. Но затем папина тяжелая болезнь, его страдания, нужна была моя ежедневная помощь для всяких процедур (ему требовалось вводить катетер, в течение 7 лет мама это проделывала ежедневно по 2 или 3 раза в день).

Как-то незаметно появилась близость с папой (он меня как-то особенно любил из всех детей, и, хотя он этого не показывал, я это всегда чувствовала; особенно он меня стал любить после того, как я осталась дома, не пошла в монастырь).

Потом жалость при виде его страданий и любовь все росли в сердце. Папину смерть мы все перенесли очень тяжело. Хотелось смягчить мамино горе. Мама с годами становилась все мягче, нежнее, а под конец жизни она стала необычайно кроткой. Последние годы ее жизни мы так с ней сблизились, что жили одними мыслями и желаниями. Я не представляла себе, как я буду жить без мамы, и не раз я просила ее, что если она умрет раньше, то чтобы она просила Господа, чтобы Он и мою жизнь сократил.

В то время я ухаживала за мамой уж не за послушание только, а как за своей дорогой, горячо, всем сердцем любимой матерью и другом, и уже не думала о монашестве. Я чувствовала, что я ей нужна (мама умерла 83 лет, и последние два года она уже не вставала с постели), что воля Божия – жить мне с ней до конца ее жизни.

Но вот мама умерла. И вопрос о монашестве снова встал передо мною. Но должна признаться, что это было скорее как сознание своего долга, как бы исполнение если не обета (я обета не давала), то, во всяком случае, обещания Господу посвятить Ему свою жизнь. На это было и благословение о. Ионы, который мне часто говорил: «Не забывай, что ты монахиня». Он накрыл меня однажды своей мантией и сказал: «Молю Господа, чтобы Он сподобил тебя принять постриг». И не раз писал в письмах: «если Господь сподобит мне вернуться, приеду и сам буду тебя постригать».

После маминой смерти (мама умерла 25/IX 49 г.) стали узнавать про монастыри (м[ужские] и ж[енские]). Мы с Олей ездили несколько раз в женский Пюхтицкий монастырь (в Эстонии). Но когда я узнала, что туда принимают вновь только молодых и здоровых, т. к. монастырь очень бедствует и нет рабочих рук, то я почувствовала как бы облегчение: мое горячее желание в молодости – остыло, и в то время как в молодости я готова была на любые лишения, скорби, гонения, – теперь я задумывалась и даже, пожалуй, страшилась всех лишений, которые предстояло бы перенести.

Вскоре после маминой смерти заболела (параличом) одна знакомая старушка, и по благословению нашего дух[овного] отца – о. Иоанна – я ухаживала за нею. Она болела почти 7 лет. Потом Оля тяжело болела. Так шли дни за днями, годы за годами. Я все же не раз спрашивала у о. Симеона (старца Печ[ерского] монастыря) благословения на монашество. Он не благословлял, и мое сердце как бы успокаивалось. Незадолго до своей смерти он благословил принять тайн[ое] мон[ашество], но о. Иоанн сказал, что не благословляет, т. к. на это нет архиер[ейского] разрешения, а следовательно, безблагодатно. Мы с Вами говорили по этому вопросу.

Но с некоторого времени эта мысль все упорнее не оставляет меня, и все усерднее и горячее моя молитва об этом. Монашество всегда привлекало меня к себе, и мое сердце всегда тянулось к нему. Но чем невыполнимее это при настоящих условиях, тем усерднее я молю Ц[арицу] Неб[есную], и я верю, что все трудное и невыполнимое станет легким и исполнится само собой, если на то будет благословение Божие и благоволение М[атери] Бож[ией].

Сказанное Вами в немногих словах, но так задушевно, об иноках и об их погребении (в «Поминовении усопших») еще усилило это желание.

Когда о. Иоанн говорит: «Оле это нельзя, а тебе можно, т. к. ты не давала обета», мне бывает больно, т. к. мне хочется служить Господу и принадлежать ему безраздельно, а не наполовину, а половину отдавать мipy. И так захотелось, чтобы и при моем погребении, уже будучи безгласной, я могла сказать устами Церкви: «Твоя есмь аз, спаси мя». И часто, ложась спать или вообще обращаясь к Господу с молитвой об исполнении моей просьбы, я повторяю эти слова. И Матерь Божию прошу, чтобы Она приняла меня в Свое стадо такою, какая я есть.

Но теперь встает вопрос, который и послужил причиной этому письму. Внешние причины – большое препятствие, но, повторяю, я уверена, что они устранятся как-нибудь сами собой, если я буду этого достойна. Но самое главное препятствие – это внутренняя причина, т. е. мое отношение к постригу. Когда я читаю в 1-й главе ап[остола] Иакова, что человек с двоящимися мыслями ненадежен, и сомневающийся подобен морской волне, и напрасно он думает получить что-нибудь от Господа, – то невольно со скорбью отношу к себе. Не знаю, сумею ли я выразить ясно то, что меня тревожит.

Вдумываясь в даваемые обеты, я ставлю себя на место постригающегося и вижу, что я буду давать обеты чисто формально, т. е. не смогу их выполнять, а главное – уже наперед буду знать, что я их выполнять не буду. Как же я дерзну произносить слова обета? У меня, к сожалению, нет перед собой Чина пострижения, но я беру главные обеты:

1) обет девства и безбрачия, целомудрия. Этот высокий обет понятен, но в молодости, когда юноша или девица отказываются от супружеской жизни, вручая себя и свою молодую жизнь Единому Жениху – Христу Спасителю. Но как же мне произносить этот обет теперь, когда я уже стара и никто, даже если бы я захотела, не возьмет меня замуж (разве что за комнату!). Правда, никто до самой старости не гарантирован от блудных помыслов и прочих греховных состояний, но ведь это будет греховным состоянием для всякого христианина, будь он монах или мирянин (ведь не даем же мы обета – не убивать, не красть и пр.).

Обет нестяжания, ничего не иметь своего и т. д. Это так дивно, так напоминает первые века христианства, но – в монастыре. А если я буду продолжать жить в той обстановке, в которой я живу, то у меня хоть немного, но все свое, и пенсией я обеспечена до смерти. Правда, могут наступить обстоятельства, благодаря которым я буду лишена пенсии и своего угла. Но эти обстоятельства таковы, что каждый, называющий себя христианином, обязан это понести. Я хочу сказать – как же давать такой обет, когда знаешь, что сегодня же я окажусь в той же обстановке и с тем же достатком, и ничего не изменится.

Поношения и пр., которые связаны с тем, что инок ведет иной образ жизни, чем мip, с которым он порвал, носит иную одежду и пр. (у Вас так хорошо об этом сказано в «Пом[иновении] усопших»), А я, произнося обет, буду продолжать жить все в той же обстановке и не только не порву с мipoм, но должна буду скрывать это иное.

Это главное, остальное не беру.

О. Иона мне всегда говорил: «В тебе недостаточно простоты, будь проще».

Может быть, и в этом вопросе тоже сказывается недостаточность у меня простоты. Но меня этот вопрос сильно смущает – как давать обет, заведомо зная, что не будешь его выполнять? Мне непонятно тоже, как это перед смертью принимают монашество или даже схиму? Это получается как бы давать невыполнимые обеты? Впрочем, когда цари перед смертью принимали схиму, это имело глубокий смысл.

Вот мои мысли, кот[орые] меня смущают своей двойственностью: с одной стороны, сердце просит Господа об исполнении заветного желания, а с другой – эта боязнь давать невыполнимые обеты. Я решилась Вам написать и слезно прошу Вас – помогите мне разобраться в самой себе, а также простите, простите за все. Любящая и преданная Вам гр[ешная] Наталия.

Д. 47. Л. 15–20 об. Подлинник. Автограф.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Глубокочтимый, дорогой, дорогой Владыка!

Поздравляю Вас с наступающим днем Вашего Ангела – память преп. Сергия, так всеми любимого и чтимого. В прошлом году (или позапрошлом) Вы, кажется, ездили в Троице-Серг[иеву] Лавру, но в этом году Вы вряд ли будете в состоянии совершить эту поездку.

Очень грустим, не имея от Вас весточки. Спрашивали о Вас о. Иосифа. Он сообщил, что ездил в июле на похороны своего брата, чтеца Александра³⁴⁹, во Владимир, заезжал к Вам; нашел Вас, как всегда, бодрым, благодушным, но здоровье слабовато. Узнавали о Вас у Володи Б[ронского] и у Зои Григорьевны.

Володя был у нас, но сообщил, что не смог, к его большому сожалению, быть у Вас перед отъездом своим в Ленинград: его задержали всякие хозяйственные дела, которыми он постарался помочь своей маме, которая чувствует себя очень плохо. Зоя Григорьевна тоже нас навестила, но ничего нового не могла нам сообщить, т. к. тоже не получала от Вас писем, просила Нину Сергеевну написать хоть несколько слов, но и от нее нет вестей. В общем, мы очень беспокоимся. Нас тревожит также, получена ли Вами посылка с тетрадями? К сожалению, я затеряла почтовую квитанцию, должно быть, выронила из кошелька. Помню, что мы послали ее 31/VIII, она должна была прийти к Вам в первых числах сентября. «Пом[иновение] усоп[ших]» переписываю, но приходится одновременно переписывать и брату. Начала вторую главу.

Дорогую Нину Сергеевну поздравляю с именинником и очень прошу черкнуть хоть несколько слов о Вашем здоровье и получена ли посылка. Как здоровье м. Мар[гариты]? Прошу Ваших св[ятых] молитв за нас, грешных, а особенно за иереев, Бориса и Владимира, о чем я Вам писала. У них большая скорбь. Люб[яшая] Вас преданно и за все благодарная Нат[алия].

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой, любимый наш Владыко!

Поздравляю Вас с днем Ангела. Вы ведь в юности носили имя Сергия, и Он Ваш покровитель с юности.

Очень скучаем, что не имеем от Вас вестей, хотя о. Иосиф написал нам, что Вы здоровы и себя хорошо чувствуете, а все же очень тоскливо без весточки от Вас.

Сейчас мы живем в Ленинграде, и у меня опять надвинулись все мои болезни (пеллагроидного характера), да и настроение кругом у всех наших хороших знакомых очень напряженное. В квартире у нас тоже все неприятности, и потому на душе все время тяжело. Когда мы были на Всеволожской, мы были одни, а сейчас живем среди людей, которые инако мыслят, чем мы, и потому на нас злы.

Поздравьте от нас Нину Сергеевну с дорогим именинником и скажите ей, что мы на нее в обиде (хотя мы знаем – она очень занята), что она не написала нам ни одной хоть маленькой записочки о Вашем здоровии, мы ведь так ее просили об этом. Жива ли м. Маргарита? Если жива, то ей от нас поклон.

Земно Вам кланяюсь, прошу Вашего благословения и молитв. Крепко любящая Вас многогр[ешная] Серафима.

Д. 61. Лист без номера. Подлинники. Автографы.

[от Н. Г. Грумм-Гржимайло]

Воскресение, 1/14 января 1962 г.

Глубокочтимый и дорогой, родной наш Владыка!

Вот уже прошла целая неделя Рождественских праздников, а я так и не написала Вам письма, хотя очень хотелось это сделать в Рождественский сочельник, возвращаясь из церкви после поздней обедни и праздничной вечерни. Так торжественно и радостно было на сердце и хотелось поделиться. Но, возвратившись домой, отвлеклась хозяйскими заботами (ведь Женя была именинницей) и в первый день Праздника к вечеру почувствовала недомогание: вероятно, сильно переутомилась – от разных дел, и только вчера, в субботу, я почувствовала себя лучше. Зато Оля вчера и сегодня лежит – сердце пошаливает.

Во Владимирском соборе псаломщиком – бывший инок Афонского монастыря, одно время состоявший в секте «имябожников», но потом принесший покаяние. Он прекрасно знает Церковный Устав, так что духовенство Влад[имирского] собора зачастую обращается к нему за теми или иными справками. Он так читал Паремии на Рождественской вечерне, читал так отчетливо, так торжественно и вдохновенно, что впервые за всю свою жизнь я поняла красоту, величие, заключающиеся в читаемом (а обычно едва не дремлешь, почти ничего не слыша и не понимая во время чтения паремий). И не я одна стояла как зачарованная: когда он кончил, из многих уст вырвались еле уловимые, но от сердца исходящие слова: «Спаси тебя Господь».

Еще радость наступившего Праздника усугублялась тем, что надвинувшиеся над о. Борисом тучи как-то разошлись чудесным образом: отовсюду посыпались деньги, и как-то совершенно неожиданно, в результате чего он смог рассчитаться не только с сделанными им долгами, требующими немедленной уплаты, но и с многими другими, менее срочными. А кроме того, получил экипировку, чего он сам себе никогда не мог сделать.

Вот только его Матушка (жена) все еще хворает. Решили последовать Вашему совету и обратиться к гомеопатам. Давно не видели и не знаем, что они предприняли в этом направлении.

Дорогой Владыка, простите меня, что я распорядилась «Поминовением усопших» по своему усмотрению: из 6-ти имевшихся экземпляров (5 – вновь написанных и 1 – бывший у меня с сделанными исправлениями) я послала Вам с Володей 3 экземпляра; 1 экз[емпляр] (бывший у меня) я отдала Володе, 1 оставила себе, а 1 передала о. Борису. Он был так рад этому подарку, сказал, что это будет его настольным справочником, а на следующий день позвонил по телефону, просил от его имени Вас поблагодарить и сказал, что приложит все усилия по возможности применять в жизни (он сказал – «по возможности», т. к. тамошний настоятель очень тяжелый человек вообще, а в таких вопросах – в особенности). Володе я тоже передала без Вашего согласия, но он давно мечтал иметь, только стеснялся Вас попросить. Я боялась, что и на этот раз он не решится у Вас попросить, а ему это необходимо иметь, да и он сможет дать кое-кому почитать. Я думаю, что Вы на меня за это не рассердитесь.

Дорогой, дорогой Владыка! Я всем сердцем верю в Ваши молитвы и верю, что Господь по Вашим молитвам устроил все. Молитесь и впредь и за о. Владимира (у него 2 душевно больные дочери – Наталия и Серафима) и за о. Бориса (больная жена Александра – очень кроткая, скромная, верующая, дочь священника). Уповаю, что Вы не забываете и нас в своих св[ятых] молитвах. Завтра мне принесут для переписки очень большую работу – докт[орскую] диссертацию. Я согласилась взяться за это дело еще месяц тому назад, чтобы закончить все имевшееся у меня недописанное, в том числе и брату. Все закончила и неделю отдыхала, но все же чувствую себя очень утомленной. Боюсь, что не осилю. Помолитесь, чтобы Господь помог. Поклон м. Маргарите. Как ее здоровье? Целую Н[ину] С[ергеевну]³⁵⁰. Крепко любящая вас и благодарная Наташа.

2/15 января преподобного Серафима Саровского

[от схимонахини Серафимы (Грумм-Гржимайло)]

Дорогой, дорогой Владыко!

Поздравляю Вас с Великим праздником Богоявления или Крещения Господня. Я [в] эти дни очень прихворнула и в Воскресение не смогла пойти в храм. Очень уж много набралось воды в организме, но, сделав себе уколы сперва камфоры, а потом кордиамина, сейчас чувствую себя ничего, т. к. все лишнее удалилось из организма и сердцу стало легче справляться. Наташа написала так, что можно подумать, что все долги у о. Бориса заплачены. Ему субсидировала церковь, и он будет в течение года получать лишь 110 р[ублей] на руки на 6 человек – это очень немного и еще + ежемесячно платить по повышенной ставке за квартиру. Конечно, он очень приободрился, что остается священником, но в его храме говорят о сокращении штатов, да и вообще сейчас можно жить только завтрашним днем, а дальше не заглядывать. Ему о. Иоанн подарил зимнее пальто его умершего зятя Олега. Женя ему подарила брюки внука (2 пары), из которых он вырос. Одна знакомая дала ему 2 пары белья, потом ему подарили тоже не новые, но годные к употреблению 2 пары ботинок и теплые галоши. Так что он немного приоделся, а главное, он чувствует, что его любят и участливо к нему относятся. Даже на мое письмо Святейший послал ему в помощь из своих 100 р[ублей] новыми деньгами. Нужно было видеть его радость, и это все благодаря Вашим святым молитвам.

Помогите ему своими молитвами и впредь, он очень хороший, искренно верующий пастырь. Он тоже теперь всегда поминает Вас в своих молитвах и на проскомидии. Очень хочется Вас повидать, не знаю, разрешите ли Вы нам приехать к Вам на Пасхальной неделе. Часто Вас вспоминаем с Наташей. Как мы ждем этого дня, когда Вас увидим, и как время быстро проходит, и мы должны уезжать. Крепко целую Нину Сергеевну. Прошу Ваших св[ятых] молитв и благословения. Крепко любящая Вас многогр[ешная] Серафима.

О. Иоанн в большой печали. Умер его зять Олег, после его смерти заболела инфарктом мать Олега и сейчас еще лежит в б[ольни]це, а сейчас лежит дома его дочь Нина (жена Олега), и он, 80-летний старец, сам больной, должен еще ухаживать и готовить. Хотя приходит его старшая дочь, но она еще работает и приходит помогать, когда свободна. А Нина Ивановна лежит с радикулитом в обеих ногах, верно, простудилась на кладбище. Она туда часто ездила и очень тосковала по муже.

Еще, еще раз прошу за всех св[ятых] молитв, крепко любящая и желающая Вам здоровия и благополучия духовного

многогр[ешная] Серафима.

О. Иоанн очень благодарит Вас за Ваши ему строки о терпении, которые ему были так нужны.

Д. 53. Л. 103–106 об. Подлинник. Автограф.