Александр Петрович Введенский родился 8 октября 1884 года в Черниговской губернии. Отец его был православным священником, и сын пошел по стопам своего родителя. Тогда эточаще всего так и было.

В 1905 году Александр окончил Черниговскую духовную семинарию. Еще во время учебы он познакомился со своей будущей женой — Софией Максимовной (в девичестве Журавлевой). Спустя многие годы матушка София рассказывала внукам, что когда Александр Петрович учился в семинарии, она просила Господа, чтобы Саша стал ее мужем. София Максимовна вышла замуж за Александра Петровича, став ему верной спутницей и надежной помощницей в пастырских трудах.

Из воспоминаний А.П. Введенского о встрече с профессором МДА Голубцовым.

«Я окончил Академию в 1908 году. Следовательно, в июне сего года я простился с любимым всеми студентами профессором Александром Петровичем Голубцовым. С того времени прошло 58 лет. За это время, скажу словами А.С. Пушкина, «немного лиц мне память сохранила. Немного слов доходит до меня, а прочее погибло безвозвратно».

Но наша память подобна догорающей лампе. Вот-вот она погаснет. И действительно — погасла, а через минуту она ярким пламенем вспыхивает, освещает тьму комнаты, и вы всё видите, как на ладони...

Я окончил Черниговскую духовную семинарию первым учеником и как таковой был послан на казенный счет в Московскую духовную академию.

Получив прогонные (10 руб.), я со страхом и трепетом выехал в Москву. Приехав на Киевский вокзал, я взял извозчика и переехал на Ярославский вокзал. Там уже стоял поезд на Сергиево. Публики было столько, что нечего было и думать о получении места. Но попался носильщик, которого я и до сих пор с благодарностью вспоминаю. Он схватил мои вещи и, протолкав публику, вошел в вагон, и я за ним. Мне попалось место возле окна. Напротив меня сидел солидный человек, внушающий к себе доверие по одному своему виду. Я снял с себя плащ и остался в семинарской тужурке с погонами на плечах, на которых было вышито серебром три больших буквы ЧДС.

— Это что за форма? — спросил приятным баритоном мой сосед.

Я ответил, и между нами завязался разговор, который помню и до сего дне.

— Едете в академию поступать?

— Да.

— Думаю, что едете во всеоружии?

— Готовился добросовестно, но что толку от моей подготовки...

— Ничего не понимаю.

— Видите, в чем дело. В детстве я долго болел. И меня пичкали бромом, который совсем отнял у меня память. Поэтому я урок твержу, но через день забываю его. Так что я едва-едва донесу свои знания до экзамена.

— Ничего, ничего. Господь поможет Вам. Не теряйте только надежды на Него. Теперь, по случаю знакомства нашего, закусим. Я угощу Вас своими любимыми копчушками. Эта рыбка мягкая, нежная и притом очень вкусная.

Я стал было по своей застенчивости отказываться, хотя страшно хотел есть. Но мой знакомый похлопал меня по плечу и сказал:

— Довольно! Довольно!

Я, помню, оторвал хвостик от положенной на бумагу рыбки, а мой знакомый рассмеялся, положил еще другую и сказал:

— Вот ваша порция. Все поешьте и не отказывайтесь, а то заставлю еще больше есть. Сказано народом: "Гость — подневольный человек"!

Закусили, а тем временем поезд подходил к Сергиево.

— Ну, давайте познакомимся. Я — профессор Академии Александр Петрович Голубцов. А Вас как величают, молодой человек?

— Александр Петрович Введенский.

— Так вы, значит, тезка мой! Очень приятно. Отныне я Ваш помощник и покровитель. Чувствую, что Сам Господь вручил Вас моему попечению. Вашу руку!

Мы подали и пожали друг другу руки. Я был на верху счастья, надежд и очарования.

В Сергиево профессор взял извозчика, усадил меня и сам сел рядом со мною. Поехали. Но едва доехали до первого домика, стоявшего на косогоре, как извозчик остановился. Громадная толпа народа перерезала нам путь. Извозчик начал кричать:

— Дорогу, а то всех вас подавлю! Разойдись!

Толпа шарахнулась в сторону и нашему взору предстала необыкновенная картина. Возле дома стоял совершенно раздетый, но в кальсонах и рубахе человек и кричал:

— Пустите, я хочу приложиться к мощам преподобного Сергия.

А жена его держала за руки и молила:

— Сережа, вернись, оденься, и я вместе с тобой пойду до преподобного.

— Ах, Боже мой, — вполголоса пробурчал мой тезка. — Да ведь это профессор Академии и домовладелец сего дома, лишнюю рюмку хватил и потому куролесит.

Александр Петрович слез с дрожек, подошел к раздетому товарищу и говорил громко, так что и я был свидетелем сего инцидента.

— Сережа, друг мой! В таком виде идти к преподобному грешно. Ты этак оскорбишь память преподобного и опозоришь себя. Вернись! Оденься, и мы вдвоем пойдем. Но только сперва протрезвись.

Виновник скандала повиновался и вернулся домой. А Александр Петрович сел на дрожки, довез меня до Академии, поручил швейцару отвести меня до инспектора, а сам вернулся на место происшествия.

"Какой добрый, примерный друг и сослужитель!" — подумал я.

Инспектор повелел швейцару отвести меня в комнату. И там я познакомился со своими новыми товарищами, приехавшими держать экзамены из Полтавы, Курска, Витебска и Пензы.

Отдохнувши, я принялся повторять предметы, по которым предстоял экзамен. В моем распоряжении еще было 2 дня.

Первым экзаменом был письменный. Накануне его Александр Петрович вызвал меня и предложил пройтись по прекрасному саду, расположенному перед Академией. Как только мы вошли вовнутрь сада, профессор предложил посидеть и отдохнуть.

Я любовался зданием Академии. Профессор неожиданно задает вопрос:

— А помните, какой писатель назвал русский народ богоносцем? И почему?

Я ответил — Ф.М. Достоевский, который знал идеалы русского народа, его пастырей и учителей, воспитавших его на Евангелии и Библии.

— Прекрасно. Вы еще на досуге продумайте эту тему.

Я два дня думал по этому вопросу, а через два дня инспектор Академии давал ним экзаменационную тему по русскому письменному: "Воспитательное значение Библии". Я написал благодаря А.П. — на 5.

Сердечное спасибо тебе, мой добрый учитель! За эту помощь я ежедневно утром и вечером молюсь Творцу Вселенной о упокоении твоей души.

Поступив в Академию, я первым долгом счел познакомиться с ее библиотекой. Мне передавали прямо-таки басни о всезнающем библиотекаре Попове. Говорили о нем, что он знает так хорошо библиотеку, что назови ему любую книгу, и он скажет — в каком шкафу, на какой полке стоит она.

Захожу в кабинет библиотекаря, вижу — сидит Александр Петрович и возле него куча книг. То библиотекарь подобрал нужные ему книги. И я заметил, что А.П. никогда не обременял служителей доставлять ему на дом книги. Всегда сам приносил домой и журналы и книги. С библиотекарем он дружил.

В первое воскресение после начала занятий я пошел в академическую церковь. И там сразу заметил Александра Петровича. Стоял он и молился. Крестное знамение полагал истово, благоговейно и кланялся в пояс. Сначала я думал, что он старообрядец, но оказалось — настоящий православный христианин. Приятно было видеть чистоту православия в его лице. Замечу кстати, что его примеру следовали и студенты всех курсов Академии, а также посещавшие храм из Сергиева Посада.

Как-то раз мой товарищ Щетинин, живший в одной комнате со мной, пришел поздно вечером и говорит:

— Товарищи! Я только что из гостей, был у профессора Голубцова.

— Как же ты попал к нему? — все чуть не разом спросили его.

— А сам профессор позвал меня к себе и попросил переписать красивым, четким почерком для печати его рукописи. Сначала я с трудом разбирал его рукописания, а после привык и без труда разбирал его археологические сочинения. Платит он с листа. И платит очень для меня сходно. Зато супруга его, Ольга Сергеевна, потчует дивными пирогами. Я согласен отказаться от гонорара, но от пирогов — никогда: такие они вкусные. Куда нашим кондитерам!

Профессор в присутствии Щетинина рассказывал все академические новости. И мы, студенты, завидя Щетинина, спрашивали его: а ну-ка расскажи, что там в сферах слышал. А Щетинин, бывало, отвечал: "Новости не так вкусны, как подовые пироги". И тут в сотый раз описывал их.

Начались беспорядки. Они порождены были группой наших братушек — болгар, сербов, черногорцев, румын, греков, которых в Академии было достаточно, которые не учились, а только играли в карты, пьянствовали, развратничали. Они и подняли шумиху, звали к забастовке. Русские студенты, прежде чем дать свое согласие, порешили узнать мнение профессора Священного Писания Нового Завета Муретова, задав ему такой вопрос: не противоречит ли Священному Писанию забастовка?

Профессор явился на сходку и в присутствии ректора епископа Евдокима и других профессоров дал такой ответ: если вы добиваетесь хорошего, то можно, а если плохого, то нельзя.

Но тут поднялся Александр Петрович и сказал:

— Дорогие студенты! Я очень рад, что вы хотите согласовать свое поведение со словом Божиим. Позвольте в таком случае напомнить слова апостола Павла: Всяка душа властем предержащим да повинуется. Несть бо власть аще не от Бога... Темже, противляяйся власти — Божию повелению противляется (Рим. 13:1–2). Так и вы, дорогие студенты, поступайте, и Бог благословит ваше доброе намерение.

Забастовка была сорвана. Ректор Академии, благословляя Александра Петровича, сердечно благодарил его за спасение. Но после братушки привели патентованных агитаторов, и они повернули дело по-другому.

Церковная археология читалась в Академии на 3-м курсе. Но я, не дожидаясь, пошел к Александру Петровичу еще на 1-м курсе.

Читал он в 4-й аудитории. Я пришел, уселся на последней парте и стал ожидать.

После звонка он через одну минуту тихонько открыл дверь, вошел в аудиторию и остановился. Высокий, представительный, с небольшой бородкой, он выслушал молитву и, поклонившись направо и налево, взошел на кафедру и стал говорить о стилях древних и новых храмов. Подробно остановился на византийском стиле и стал художественно описывать константинопольский храм Святой Софии.

Во время описания я заметил, что румянец появился на его щеках, глаза горели, и он был один восторг, одно очарование.

Вот все крохи, которые сохранила мне память.

Общее мнение:

самый тихий,

самый кроткий,

самый благородный,

глубоко верующий —

самый трудолюбивый

и к студентам относился

как брат, более — как родной отец.

Мир праху его!»

Преподавание. Священнослужение

В 1909 году Александр окончил Московскую духовную академию со степенью магистранта богословия. В сентябре того же года он был рукоположен в священнический сан и назначен законоучителем 2-й мужской гимназии в Одессе. С 1915 по 1919 годы отец Александр служил законоучителем в Одесском реальном училище, имевшем в ту пору свой храм во имя святого благоверного великого князя Александра Невского — небесного покровителя батюшки.

После революции

В 1919 году его назначили священником Вознесенской (Мещанской) церкви города Одессы, потом он становится настоятелем Ботанической церкви (храма святителя Николая в Ботаническом саду). В 1927 после печально известной Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Православной Церкви к советской власти отец Александр принимает сторону митрополита Иосифа (Петровых), отделившегося от митрополита Сергия. Спустя четыре года отец Александр берет под свое духовное окормление Алексеевскую церковь.

В Одессе батюшка был широко известен среди церковных людей по диспутам с обновленцами. Еще в первые годы после революции отец Александр, не страшась преследований, смело обличал обновленческую ложь, поддерживаемую большевиками. Тем самым он спас от соблазна многие души, поскольку смута охватила тогда немалую часть православных одесситов. Позже отец Александр расскажет своему внуку Михаилу, как в тревожные дни революции и гражданской войны его на диспуты с обновленцами всегда сопровождали крепкого телосложения прихожане, потому что в то время на улицах стреляли и было небезопасно проводить подобные встречи. В те годы отец Александр был одним из немногих оставшихся в советской России священнослужителей, получивших до революции высшее духовное образование. И не удивительно, что местные большевики постоянно информировали Москву об опасности пребывания протоиерея Введенского в Одессе. В 1933 году его арестовали и отправили на 3 года на Беломорканал.

В 1936 году батюшка вышел на волю, но какая была эта воля! Закачивалась «безбожная пятилетка», перед началом которой в 1932 году была объявлена ее цель — к 1 мая 1937 года на всей территории страны должны забыть имя Бога. Советская власть завершала уничтожение православных храмов, почти все архиереи находилось в заточении. Многие священнослужители приняли мученическую кончину, те же, кто остался в живых, лишились своих приходов, поэтому отец Александр был вынужден временно уйти на гражданскую работу. Промысл Божий направил его на Урал, где и в царские времена православных насчитывалось в два раза меньше, чем в средней полосе России, а в то время действующие храмы на всем Урале можно было и вовсе сосчитать по пальцам. Но даже и в те страшные годы, когда за одно слово можно было лишиться жизни, батюшка не боялся отстаивать правду. Примером тому служит случай, нашедший отражение в документах Государственного архива.

Когда протоиерею Александру Введенскому попалось в руки 1-е издание учебника «Краткий курс истории СССР» 1937 года, вышедшего под общей редакцией профессора А.В. Шестакова и одобренного правительственной комиссией, батюшка направил в Москву несколько критических замечаний. По указанию Жданова профессор Шестаков долго беседовал с отцом Александром и вынужден был согласиться с критикой учебника. В результате чего следующее издание вышло с соответствующими поправками.

В 1937 году был расстрелян брат отца Александра Павел Петрович. До революции он окончил институт восточных языков, а в годы гражданской войны работал переводчиком при дворе эмира Бухарского. Жил в Москве до самого ареста. В том же году был расстрелян и митрополит Иосиф (Петровых).

В то время была у батюшки и другая большая скорбь — невозможность регулярного совершения богослужения. Но кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? (Рим. 8:35). Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8:39). Кем только ни был батюшка: и бухгалтером, и ревизором на ликеро-водочном заводе, и учителем русского языка. Но каждый день он был с Господом, поскольку молитва к Творцу Вселенной не знает преград. Надо сказать, что на работе Александра Петровича уважали и даже премировали «за образцовое и четкое выполнение производственных заданий». Вот уж действительно для чистых все чисто (Тит. 1:15). Настоящий христианин всё делает добросовестно. Долгих 14 лет отец Александр «тянул лямку» простого советского служащего, и только в 1951 году он получил приход в городе Троицке Челябинской области. В 1953 году батюшку за долгое и усердное служение наградили митрой.

Уникальное свидетельство о Козельщанской иконе

Письмо отца Александра Введенского, написанное в 1953 году монахине Антонии (Н.М. Желтовской), в котором речь идет о Козельщанском образе Богоматери и судьбе М.В. Капнист.

«Здравствуйте, возлюбленная о Христе сестра Антония!

Приношу глубокое, сердечное спасибо Вам за письмо, внимание и исполнение моей просьбы. Хотя образ еще не получен, но я верю и надеюсь, что он будет.

Вы просите меня описать историю моего знакомства с Марией Владимировной Капнист и ее последние дни жизни у меня. Извольте. Я с радостью делаю это, потому что история эта весьма знаменательна, поучительна и интересна.

Когда я учился в 5-м кл[ассе] Черниговской духовной семинарии, мне попалась в руки "История Козельщанской иконы Б[ожией] М[атери]". Я прочитал и усумнился. Я не поверил, чтобы девушка, 2 с половиной года не владевшая ногами, сразу встала и пошла, едва приложившись к образу. И тут же решил, как Фома неверный: "Пока не увижусь с одним из свидетелей чуда, то есть с очевидцем чуда, не иму веры (Ин. 20:26)". Таким образом червь сомнения закрался мне в душу и точил ее каждый год моей жизни. А образ всё чаще и чаще попадался мне на глаза, напоминая о грехе моей юности. Например: когда я поступил в Московскую духовную академию, я спал рядом со своим товарищем, в изголовье которого висел образок Козельщанской иконы Б[ожией] М[атери]. Родители невесты благословили меня К[озельщанской] и[коной] Б[ожией] М[атери]. Первый молебен, когда я назначен был законоучителем Одесской 2-й гимназии, был заказан К[озельщанской] и[коне] Б[ожией] М[атери]. Первый вопрос, заданный мне в 8 классе учениками, был вопрос о К[озельщанской] и[коне] Б[ожией] М[атери]. То есть тот самый вопрос, который смутил мою душу. Знаменитый Фесенко, издатель хромолитографированных иконок, предложил мне написать краткую историю К[озельщанской] и[коны] Б[ожией] М[атери]. И так далее.

В 1920 году, когда хлынул поток беженцев в Одессу (в то время я был протоиереем Одесского собора), ко мне пришла одна беженка по фамилии Армашевская снимать комнату. Она понравилась мне, и комнату я сдал ей. Вечером того же дня она попросила меня на чаек. Я прихожу и вижу на стене К[озельщанский] образ Б[ожией] М[атери]. Я немного смутился. Она заметила мое смущение и спрашивает, в чем дело. Я рассказываю ей то, что Вам сейчас пишу. И замечаю, как ее лицо меняется, глаза наполняются ужасом, она схватывает голову свою руками, потом берет меня за руку и говорит мне:

— Господь услышал Вашу молитву. И перед Вами не свидетельница чуда, а сама виновница чуда. Я — Мария Владимировна Капнист.

— Но Ваша фамилия Армашевская? — спрашиваю я.

— Да, но это по мужу. Надо Вам сказать, что я, получив исцеление, дала Богу обет никогда не выходить замуж. Но нарушила этот обет, и как же я была наказана... Мой муж оказался горьким пьяницей. От него я имею сына и дочь. Он умер от запоя. Потом я вышла замуж за профессора Армашевского, бывшего городским головою города Киева. Как я любила его! Но его расстреляли, и я бежала сюда.

— Так расскажите, как же Вы исцелились, — спросил немного пришедший в себя я.

— А вот слушайте. Я училась в Полтавском институте благородных девиц. Училась хорошо. Была общей любимицей. Меня чуть ли не на руках носили, п[отому] ч[то] отец мой, когда приезжал в институт, всем-всем подарки привозил: и подругам, и начальнице, и воспитательницам. Любимым моим занятием было прыгать по лестнице, по ступенькам сверху вниз. Сначала через две, потом через три. А раз перепрыгнула через пять. И впервые почувствовала боль в ступне ноги. Сначала скрывала эту болезнь. Но она становилась всё острее и больнее. Воспитательница обратила внимание, пригласили врача и оказали первую помощь. Но боль не унималась. Появилась опухоль, стало выкручивать ногу. Пригласили профессоров из Киева. По долгом совещании забинтовали в гипс. Так пролежала до Святой Пасхи. Родители мои собирались в храм. И меня звали. Но я подумала, что буду там всем в тягость, и не поехала. И хорошо сделала. Когда они уехали, со мною случилось новое несчастье. Вторую ногу стало выворачивать. И я пережила новые мучительные боли. Вызвали экстренно врачей и вторую мою ногу залили в гипс. И вот 2 с половиной года лежала я в гипсе, как труп. Сколько приезжало врачей из Москвы, Харькова, Киева, не помню уже. И вот как-то домашний фельдшер дал совет обратиться к парижскому профессору Шарко, слава которого гремела по всей Европе.

— Может быть, у дочери Вашей болезнь возникла на нервной почве, — говорил фельдшер.

Отец мой на всё готов был, лишь бы помочь мне. И он написал Шарко. Тот ответил, что специально в Полтаву не поедет, но в Москве готов осмотреть больную дочь. Назначен был день приезда Шарко в Москву. Начались приготовления к отъезду. Мучительные были дни. Мать почти оставила меня одну. А я каждую минуту зову ее посидеть, поговорить, успокоить. Наконец, мама устала от моих просьб и раз приходит и приносит мне образ Б[ожией] М[атери] и говорит:

— Маша, вот наш фамильный образ. И в нашей семье живет такое предание: если кто из больных приложится к образу и почистит его, тот обязательно выздоровеет. — С этими словами и подает мне образ Б[ожией] М[атери] — а я тут же подумала: хочет отвязаться от меня. Но я образ всё-таки взяла и полотенцем отерла его и, всмотревшись в лик Божией Матери, стала молиться:

— Пречистая Богомати! Я — калека. Мне горькая жизнь уготована. Возьми меня к Себе или возстави от одра болезни.

В один миг сильная боль, появившая[ся] в позвоночнике, заставила меня закричать и лишила меня сознания.

Все сбежались на мой крик. Я вскоре очнулась и почувствовала, что ко мне вернулась способность владеть ногами.

— Мама! Я исцелилась! — воскликнула я.

— Перестань, Маша, этим не шутят.

— Но посмотри, посмотри, я шевелю ногами.

Действительно, я исцелилась. Позвали врача, сняли гипс, я поднялась, села на кровати, а потом бросилась на шею матери. Но ноги ослабели, и я снова улеглась на постель. С этих пор я быстро стала крепнуть и к отъезду в Москву ходила, как и все.

Я не стану описывать, как мы поехали в М[оскву], что говорили профессора и что говорил Шарко. Скажу только, что Шарко сказал отцу: "Если бы не профессора, лечившие больную, то я не поверил бы Вам".

Весь 1920 год М[ария] В[ладимировна] прожила у меня, на Кузнечной ул., д. 14, кв. 19. Жила она тихо, спокойно, часто посещала церковь, а вечера проводила с моей семьей в душеспасительной беседе. К концу года появились у нее нарывы на голове и оч[ень] большие. Она почувствовала надвигающуюся смерть и причастилась. Исповедь ее была на редкость глубокая — сердечная, христианская. Умерла в полном примирении со всеми. Последние ее слова были: "Господи, спаси от бед сестер моей обители. Батюшки, никогда не забывайте в своих молитвах моих дорогих сестер". И с этой молитвой умерла.

Похоронена она мною в 1921 году на Одесском 3-м кладбище под фамилией Армашевская (по 2-му мужу).

Мир праху ея и вечный покой ея душе!

Душевно Ваш прот[оиерей] Ал. Введенский.

П. Н. Только что получил повестку на Вашу посылку. Сколько радости, сколько благодарности наполняют мою душу! Глубокое, сердечное спасибо всем, порадовавшим меня.

Благодарим Вам молитвами».

Летом 1953 года отец Александр становится настоятелем Михаило-Архангельской церкви в уральском городе Кушва. В период с 1957 по 1959 год он занимает должность благочинного 3-го округа Свердловской епархии. Именно кушвинский период в жизни батюшки особенно запомнился его внуку Михаилу Константиновичу Введенскому.

Свидетельство о кушвинском периоде жизни А.П. Введенского

Из книги о почитаемом в Курганской и Шадринской епархии священнике Григории Пономареве

Протоиерей Александр Введенский

«К моменту знакомства отца Григория и матушки Нины с протоиереем Александром ему шел уже 62-й год...

Долгое время он был на гражданской работе. Начиная с 1951 года отец Александр продолжает служение в Православной Церкви. Сначала он служит в городе Троицке Челябинской области. А позднее, в 1953 году, его назначают настоятелем Михаило-Архангельской церкви в городе Кушва Свердловской области. В это же время в кушвинский храм получает назначение и диакон Григорий Пономарев, только что вернувшийся с Севера. Тут и состоялось их знакомство, перешедшее в сердечную дружбу.

Близкому общению способствовало и то, что они жили в одном доме.

Кипучая энергия, с которой отец Григорий, истосковавшийся по приходской жизни, окунулся в церковные дела, очень радовала отца Александра и поощрялась им. Их особенно сближало то обстоятельство, что оба они были из семей потомственных священнослужителей, оба претерпели гонения за исповедание веры. Связующим звеном в их искренней дружбе явился, очевидно, и постоянный интерес отца Григория к богословским знаниям. У отца Александра была богатая духовная библиотека. Видимо, она сохранилась еще с тех пор, когда он преподавал Закон Божий в Одесских мужской гимназии и реальном училище.

К огромной радости отца Григория, по прибытии из многолетней северной ссылки он получил редкую возможность пользоваться богатым книжным наследием, чудом сохранившимся во времена гонений. Возможно, что именно по совету отца Александра отец Григорий в первый же год после освобождения подал прошение на обучение в Ленинградской духовной семинарии. Их ежедневные, скорее, ежевечерние беседы затягивались порой за полночь. Батюшка Александр был очень мягким, приятным в общении человеком. Приезжая в Кушву на каникулы из Свердловска, я всегда чувствовала какое-то особенное внимание и любовь, с которой меня встречали не только родители, но и отец Александр с матушкой. Отец Александр много лет, еще в годы своей жизни в Одессе, работал с молодежью. В нем ощущалась преподавательская жилка. Мы часто собирались за вечерним чаем в его доме. Сидя за этой неторопливой трапезой, мы подолгу беседовали, обмениваясь мнениями по разным вопросам. Устремив на меня живые, ласковые глаза, отец Александр вдруг неожиданно вопрошал: "А что думает по этому поводу наша молодая барышня?” Я же, действительно еще очень молоденькая, почти подросток, бойко отвечала ему, воспринимая его как своего дедушку.

Примостившись на их старинном широком диване, я прислушивалась к неторопливым и, как мне тогда казалось, "взрослым" разговорам. Отец Александр был потрясающий рассказчик.

Батюшка с матушкой очень любили детей. Не помню, чтобы к ним когда-то приезжали родные. Видимо, время и годы разлучили их с близкими, дорогими людьми, которые остались на Черниговской и Одесской земле. Отец Александр, вынужденный оставить работу законоучителя, очень скучал по преподавательской деятельности, и их тесное общение с отцом Григорием, который был внимательным собеседником, в какой-то степени возмещало ему любимое учительство. К тому же, отец Александр был замечательным проповедником, и этому дару учился у него отец Григорий. Протоиерей Александр служил в церкви вплоть до 1962 года. В 78-летнем возрасте он был почислен заштат. Скончался отец Александр в 1973 году в Свердловске (ныне Екатеринбург). Упокой, Господи, душу этого светлого пастыря и его матушки».

Воспоминания внуков

Вот небольшой фрагмент из воспоминаний внука отца Александра: «Помню, как один раз в год на Рождество Христово нас с братом Виктором привозил к дедушке наш папа Константин Александрович. Мы приезжали на поезде до станции "Гора Благодать", где нас ожидала специально посланная дедушкой лошадка с санями. Кучер мчал ее по заснеженным дорогам, и через некоторое время мы попадали в уютный дедушкин домик, который был небольшой, но достаточно крепкий: двор крытый, конюшня, тут же стоял автомобиль "Победа", на нем всё тот же кучер возил дедушку в Свердловское епархиальное управление. Почему-то эта "Победа" мне запомнилась вся в птичьем помете, но, конечно, перед выездом ее мыли...

Помню, как радостно встречали нас дедушка и бабушка София Максимовна, усаживали с дороги за стол, перед трапезой все молились и нас очень вкусно кормили. Перед обедом нам наливали по рюмочке кагора.

После трапезы тоже звучала молитва. Отец Александр очень ревностно соблюдал пост, нам же разрешались некоторые послабления.

Дедушка был очень добрый. Помню, как меня и брата он брал на колени, как играл с нами. Часто к нему за советом приходили разные люди, дедушка никому не отказывал. Отца Александра Введенского уважали все. Вспоминается, как он иногда говорил мне: "Знаешь, внучок, что такое коммуна? Это кому «на», а кому «нет»". По всей видимости, дедушка был обижен на советскую власть. Но был случай, когда советская власть сама обратилась к отцу Александру за советом. Помню, как об этом мне рассказывал дедушка. Приходят к нему однажды два молодых человека, хорошо одетые, в галстуках, и представляются сотрудниками КГБ, говорят, что скоро будет Пленум Центрального Комитета КПСС и им поручили встретиться с ним, поскольку известно, что протоиерей Введенский был автором многочисленных трудов, посвященных обличению сектантства. Молодые люди просили научить их, как эффективно, с помощью весомых аргументов бороться с сектантами. Вот как ни парадоксально, но тема борьбы с сектантством объединяла тогда интересы Православной Церкви и советского государства. Приведу здесь еще один интересный эпизод из жизни моего дедушки, зафиксированный в документах советской эпохи, — из материалов "Очередные задачи идеологической работы партии", автор Л.Ф. Ильичев. Доклад на пленуме ЦК КПСС 18 июня 1963 года: "...атеистическая работа ведется у нас без размаха, не живо, не напористо, и ведется она часто среди людей, уже освободившихся от влияния религии. «Антирелигиозная пропаганда, — заявил недавно священнослужитель Введенский из Свердловской области, — нам не мешает. Атеисты работают в клубах с атеистами, а мы в церкви — с верующими (смех в зале). Атеисты к нам не ходят, а верующие не ходят в клубы. Мы не мешаем друг другу» (смех в зале)"».

Семь лет отец Александр провел в Кушве. 1 июня 1960 года его назначили настоятелем Казанского собора города Нижнего Тагила. В 1962 году батюшка по возрасту вышел за штат. В том же году он переехал в Свердловск на постоянное место жительства.

Вот как описывает этот последний период его жизни внук Михаил Константинович. «В 1962 году дедушка переехал в Свердловск. Он был за штатом, но посещал многие службы в церкви Иоанна Предтечи и всегда ходил в рясе с наперсным крестом. Много людей приходило к нему за советом в дом на Крауля 3, который стоит и поныне.

Мы жили по своим мирским правилам, поэтому очень нелегко было встречаться с дедушкой на людях, поскольку в советское время священники находились в опале у государства и нас называли поповскими внуками. Но жить в изоляции мы не могли, ведь у нас были друзья. И потому, когда дедушка в 1968 году предложил мне работать в церкви шофером на новой машине ЗИМ, я отказался, так как одним из условий было отречение от "комсомолии", как говорил дедушка, а это означало разрыв отношений со всеми друзьями. Помню, дедушка купил нам радиоприемник "Спидола" и очень просил делать ему записи радиостанции "Голос Ватикана". Мы приносили ему записанные передачи. Отец Александр очень любил их слушать и использовал записи в своих трудах. Помню, как моя мама Наталия Сергеевна печатала на машинке дедушкины труды с рукописи, возможно, среди них была и работа "Причины религиозных сомнений". Дедушка был человеком с живым чувством юмора, который помогал ему во многих жизненных ситуациях. Он был очень добрым и веселым человеком, но в определенные моменты мог становиться строгим и требовательным. Отец Александр всегда ревностно отстаивал интересы Церкви, где бы он ни служил, а это было не просто в то время, когда весь идеологический аппарат государства вел целенаправленную борьбу с "инакомыслящими". В моих архивах есть любопытный документ, где видно, как дедушка в 1962 году, будучи настоятелем Казанского собора Нижнего Тагила, обличал во лжи финансового инспектора Свердловского Обл. ФО Тихомирова. Протоиерей Александр Введенский не побоялся написать подробное письмо министру финансов СССР, к сожалению, мне пока не известно, удалось ли тогда дедушке защитить Казанский собор от незаконных поборов. Привожу некоторые выдержки из этого письма: "Товарищ Тихомиров может неуважительно относится к Церкви и служителям храма, но как представитель власти обязан быть добросовестным, объективным и уважать советские законы. Памятуя, что однажды его выводы по нашей жалобе были отменены министром, т. Тихомиров цинично заявляет: «Будете помнить, как на меня жаловаться»”... Далее в своем письме министру дедушка в цифрах и фактах доказывает неправоту в отношении налогообложения служителей Казанского собора».

Считаем уместным напомнить здесь читателю, что в годы хрущевской "оттепели" гонения на Русскую Православную Церковь возобновились с новой силой. Уничтожались и закрывались многие православные храмы, возвращенные верующим во время и после Великой Отечественной войны, любое же неповиновение властям беспощадно каралось, и потому возражение советскому начальнику требовало от батюшки определенного мужества и крепкой веры, которая учит человека никого не бояться, кроме одного Бога. Таков был приснопамятный протоиерей Александр Введенский!

Батюшка имел редкий дар: он умел говорить о вере с любым человеком, даже с тем, кто враждебно относился к Церкви. Он умел легко парировать любые выпады против веры и Церкви. Как-то раз в поезде один военный пытался осмеять отца Александра, указывая на его бороду и подрясник с наперсным крестом, батюшка в ответ на насмешки и издевательства сказал: «Вам, кажется, не нравятся люди с бородой? Так значит, Вы не уважаете Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Ленина?» Такой поворот вызвал у насмешника недоумение.

Дополняет портрет отца Александра его внук (родной брат Михаила Константиновича) Виктор Константинович Введенский.

«Вспоминается дедушка Александр Петрович, могучий старичок с умными, проницательными глазами, с длинной благообразной седой бородой и тяжелыми натруженными руками. Сколько испытаний дал Господь этому человеку! И учительствовал он, и бухгалтером был, и Беломорканал строил. Но нас с братом Михаилом всегда обращал к Богу. Дед прежде всего был требовательным к себе, а потом уже ко всем окружающим его людям. Помню, как он говорил, что религиозные сомнения посещают всех людей: и юношей во цвете лет, не оставляют они в покое и стариков. Религиозные сомнения — это тяжелая, мучительная, изнурительная болезнь духа, и его долг и долг всех пастырей заключается в выяснении причин религиозных сомнений и облегчении тяжелых душевных переживаний людей.

Дедушка постоянно в беседе с нами, внуками, замечал, что в дореволюционное время многие из священнослужителей, а в особенности монахи, отвергали науку, считали ее ненужной для верующего человека и потому не брали в руки книг научного содержания. Сейчас же многие известные ученые согласны с тем, что наука без религии слепа, а религия без науки не имеет той базы, которая необходима для сомневающихся людей. Религия и наука, словно два крыла одной птицы, возносят душу к Божественной истине и рассеивают в людях, идущих к вере через разум, религиозные сомнения.

В своей работе "Причины религиозных сомнений" дедушка на примерах, взятых из жизни известных людей, подтверждает многие исторические факты, отраженные в Библии. Обращаясь к науке, он показывает, как можно и нужно рассеивать религиозные сомнения людей, обращать в веру скептиков, делая их духовно крепкими, поскольку, к великому сожалению, не все люди верят священникам на слово, но научные доказательства многие принимают как бесспорный факт существования Творца. Поражает глубокое видение сути вещей у дедушки Александра Петровича. Меня, как будущего лингвиста, весьма заинтересовало дедушкино замечание о том, что в Библии есть одно "слабое место", порождающее много мнений и кривотолков. Он разумел под ним сам язык Библии. Ведь эта священная книга написана на различных языках. Многие из них забыты, некоторые считаются мертвыми. Как же можно проверить перевод многих мест из Священного Писания? И он говорил, что волей-неволей здесь приходится прибегать к науке.

Дедушка писал: "Например, в книге Бытия говорится, что Бог создал тело человека из земли, потом вдунул в него дыхание жизни. Зубоскалы-атеисты иллюстрируют этот момент таким образом. Господь месит землю, выделывает куклу и потом одухотворяет ее. Между тем заглянем в словарь еврейских слов и увидим, что слово земля в тексте показана словом афар, то есть измельченный состав земли. По-научному — элементы земли. Значит, научно выразить повествование о творении человека можно так: Бог сотворил человека из тех элементов, из которых сотворена и земля. Так наука объясняет появление человека. Так почему объяснение науки принимается серьезно, а объяснение Библии высмеивается?"

Дедушка, как и бабушка София Максимовна, были глубоко верующими людьми. С ними всегда было интересно беседовать, ибо они учили только добру.

Дедушка был знаком с выдающимися людьми той эпохи. Он рассказывал о своем знакомстве с профессором-офтальмологом Филатовым, который в откровенной беседе с дедом признался, что при тяжелых операциях он заказывал водосвятный молебен и сам молился Богу, а потому спокойствие его никогда не покидало, и операции проходили успешно. От близких своих я слышал, что в религиозных диспутах с Луначарским дедушка выходил победителем. Он часто останавливался на той мысли, что религия полезна не только верующим, но и науке. Везде нужна религия. И на войне, во время боя, и на суде при допросе свидетелей, и на службе, и в школе, и во время болезни, и на базаре, и в торговле. Везде нужна правда, честность и чистота, и всё это дается только религией. Отнимите у человека религию, и он превратится в дикое, оголтелое животное. Так говорил мой дед Александр Петрович Введенский».

4 апреля 1973 года протоиерей Александр Введенский отошел ко Господу. Похоронен на Широкореченском кладбище Свердловска (Екатеринбурга). Он прожил трудную, но яркую жизнь длиной в 89 лет, 64 года из которых служил в священном сане. За это время сменилось несколько исторических эпох. Отец Александр застал пик величия Российской Империи времен Александра III, правление святого царя-страстотерпца Николая II, три революции, 1-ю мировую, гражданскую войну, интервенцию, репрессии, церковный раскол, 2-ю мировую, хрущевскую оттепель и времена Брежнева...

* * *

Страница создана с любезного разрешения Михаила Константиновича Введенского — внука протоиерея Александра Введенского.

Электронный адрес Михаила Константиновича: m@vvedensky.com