XII. Главная приманка сектантов.

Мы твёрдо верим, что наша православная Церковь нерушима, ибо Христос Спаситель сказал: „Созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей”.

Но сектанты не обратили внимания на эти слова. Гордые своими успехами и своими подчас мнимыми добродетелями, они ополчились на нас, и употребляют всевозможные усилия, лишь бы разрушить нашу Церковь, погубить нашу веру и на развалинах её создать собственную церковь, „общество святых”, „братство друзей Божиих”.

Об этом все мечтают, все говорят.

„Обождите годика два, – говорил одному крестьянину сектант, – и в ваших церквах будут водиться только голуби” ¹⁶¹.

На пути к достижению означенной цели сектанты ничем не пренебрегают. Они всем пользуются, чем только можно, что, так или иначе, способствует их развитию и процветанию.

Но, надо заметить, ничему другому не уделяют они так много времени, сил, внимания и значения, как благотворительности.

Из истории распространения штундо-баптизма на юге России можно привести целый ряд самых красноречивых и самых убедительных фактов, показывающих, что благотворительность у них шла всегда впереди пропаганды их вероучения „она служила той приманкой, которую разбрасывали миссионеры баптистов с целью уловления в сети своего заблуждения чад православной церкви” ¹⁶². В этом отношении проповедники сектантства прибегали даже к некоторым фокусам; они предлагали, например, кому-либо из православных простолюдинов положить на ночь на стол известную сумму денег, уверяя, что по их молитвам эта сумма на утро удвоится, – и действительно, на утро хозяин дома находил сумму денег удвоенной ¹⁶³.

В виду такого огромного значения благотворительности в деле распространения сектантства, мы постараемся возможно точнее и обстоятельнее выяснить её служебную роль и показать, каким образом путём благотворительности происходит совращение православных, как вообще организовано это дело у наших врагов и что нужно делать нам, пастырям Церкви, чтобы парализовать силу этого великого и неотразимого полемического приёма.

Прежде всего, нужно заметить вот что. Сектанты заинтересованы не столько в качественном, сколько в количественном приобретении новых членов. Для них важно вообще приобрести, а кого они приобретают, на это они мало обращают внимания. В данном случае они рассуждают так:

„Главное – привлечь к себе, заставить их слушать нас, бывать у нас на собраниях, подчиняться нашим требованием, а присоединение к нашей общине, проникновение их духом нашего учения произойдёт уже само собою. Ибо мы твёрдо уверены, что раз кто узнает о нас настоящую правду, кто ближе познакомится и с нами, и с нашим учением, и с нашею жизнью, тот не захочет уйти от нас”.

Рассуждая таким образом, сектанты в целях совращения православных предлагают им своего рода взятку, дают им ту или иную сумму денег, обещают те или иные права, выгоды в преимущества.

Вот примеры.

Исправник Елисаветградского уезда доносил Херсонскому Губернатору: „Пристав г. Вознесенска донёс мне, что бессрочно отпускной рядовой Никита Иванов представил к приставу неизвестного человека, который 10 октября взошёл в дом Иванова, в предместье г. Вознесенска, и предлагал жене его, Ирине Ивановой, при крестьянке Домне Принципар, принять секту и за это обещал ей дать 25 рублей. Иванов выгнал неизвестного человека из дому; но, спустя несколько времени, он увидел, что тот же человек шатался по соседним хатам. Подозревая в нём совратителя православия, Никита Иванов совместно с Игнатом Принципаром и крестьянином Никитою Талпою задержал его для представления в полицию. Спрошенный неизвестный человек пояснил, что он отставной солдат, Иван Веремеенко, живёт постоянно в дер. Константиновке, Гурьевской волости, Херсонского уезда, прибыл он в город Вознесенск с овцами купца Орешникова, которые проходили из Таврической губернии в город Елисаветград; от овец он отстал и, действительно, зашёл в дом бессрочно отпускного Иванова, где застал двух женщин, которым он, Веремеенко, не предлагал вступить в секту, но говорил, что у них в д. Константиновке есть мещанин Лазарев, который обращает людей в молоканскую веру и за это платит по 25 рублей. При чём присовокупил, что Лазарев в д. Константиновке обратил в свою секту 12 человек. Опрошенные Иванова и Принципарова показали, что, действительно, зашёл в дом Иванова неизвестный человек, предлагал им обратиться в молоканскую веру, за что обещал денег, и уверял, что они будут весьма богаты” ¹⁶⁴.

О том же писал Херсонскому Губернатору и архиепископ Никанор. Вот подлинные его слова: „Случается ли кому из бедных крестьян православного исповедания надобность в деньгах, штундисты являются к нему, предлагают ему не в займы, а даром, с требованием за это отпадения от православия и поступления в штунду” ¹⁶⁵.

Предлагают же деньги сектанты не всем, а только наиболее нуждающимся ¹⁶⁶, потому что те скорее польстятся на взятку и скорее примкнут к обществу, главным правилом которого является взаимопомощь. Как они вербуют таких бедных, это видно из следующего примера.

Помню, когда я жил в Одессе, на Южной улице, умерла у дворника жена. Похоронивши её, он куда-то на время исчез. Думал, – запил и где-нибудь валяется под домом. Когда же является, и говорит:

– Батюшка, я уже штундист, не вашей веры.

– Как так?

– Да так, самый что ни на есть штундист. И на моленье у них был, и старшего их видел, и книги их читал. Одно слово штундист.

– Чего же понесло тебя туда? Да ещё после смерти жены, когда помолиться за неё надо, на могилку съездить, панихиду отслужить, а ты вместо этого шатаешься по чужим домам, да ещё веру меняешь.

– Да я больше для виду. Нешто стану я веру свою менять, как раз.

– Да для чего же и для виду это делать? – спрашиваю я.

– Да так оно вышло. Похоронил я свою жену, поиздержался маленько, залез в долги, иду с кладбища и думушку думаю. Подходит какой-то человечек. Заговаривает. Слово за словом дело дошло до того, что он приглашает меня к себе: „Пойдём к нам, – говорит он, – мы поможем тебе, уплатим твои долги, покроем твои расходы и помощью своей никогда не оставим тебя”.

– Кто же вы такие? – спрашиваю я.

– Мы евангельские христиане, – отвечает он. – Называемся же так потому, что живём по евангелию.

Я пошёл посмотреть, что это за люди, что у них за вера и пробыл там маленько.

– Ну, а денег дали тебе, – интересуюсь я.

– Да, дали, говорит дворник. Сначала 15 рублей, а потом ещё обещали ежемесячно выдавать по 1 р. 50 коп. Только чтобы, значит, ходил не в свою церковь, а в ихнюю, в чём и подписку взяли с меня.

Этот случай весьма красноречиво говорит о том, что сектанты со своими услугами обращаются, прежде всего, и главным образом к тем, кто нуждается, кто находится в затруднительных обстоятельствах, ищет помощи и поддержки.

И потому, что они обращаются к таким именно лицам, они и пользуются успехом. В критическую минуту каждый человек, не сознавая того, что он делает, готов дать предательскую расписку и пообещать исполнить всё, чего только потребуют от него, лишь бы помогли ему, ссудили его деньгами, вызволили из беды.

Особенно падки на эти подачки и ежемесячные субсидии наши крестьяне, которые часто нуждаются не только в рубле, но даже в медном гроше. За предложенные деньги они легко порывают с православием, тем более что в перемене религии не видят ничего особенного и предосудительного и думают, что там и здесь, у нас и у сектантов Бог один, и потому спастись можно везде.

Но гораздо сильнее влечёт православных в сектантство не эта бессистемная благотворительность, не эти единичные ссуды, случайные подачки, а правильно организованная в среде „религиозных отщепенцев” взаимопомощь, круговая порука, всех объединяющая братская любовь.

Это в их руках такая могучая, неотразимая приманка, пред обаянием которой не могут устоять многие, даже правоверные христиане. Весьма часто бывало, да и теперь сплошь да рядом это случается, что наиболее ревностные и расположенные к храму прихожане, не смотря на семейные, общественные и религиозные традиции, порывают все связи со своей прежней верой и уходят „на страну далече”, делаются заядлыми сектантами.

„У них лучше, – рассуждают наши пасомые, присмотревшиеся к порядкам и к жизни сектантов. – У них всё по евангелию, всё так, чему учил Господь”.

И вот эта-то жажда евангельской жизни, тоска по правде и толкает православных христиан к сектантам, где филантропическая деятельность гораздо лучше организована и шире поставлена, чем у нас. К нашему несчастью, этот мотив, мотив чисто религиозный, осложняется ещё другим мотивом – экономическим, который в соединении с первым представляет собою могучую и внушительную силу сектантов, а для наших пасомых – „камень преткновения и соблазна”.

Это заметили, между прочим, и светские власти. Так, в донесении Херсонскому Губернатору Исправника Александрийского уезда мы встречаем такие строки:

„Не зная никаких ремёсел и не владея никакими техническими познаниями, будучи поставлены в необходимость извлекать средства к существованию единственно от одного хлебопашества, дающего при неурожаях весьма скудные заработки, при этом, чувствуя на себе гнёт эксплуататорской солидарности еврейского племени, забравшего в свои руки доходы страны от всех отраслей хозяйств, крестьяне в самопомощи штундистской общины находят выход из этого материального и умственного гнёта” ¹⁶⁷.

Это прекрасно понимают сектанты, чувствуют, какая неизмеримая сила заключается в их руках, и потому они прилагают всё своё старание к тому, чтобы ещё лучше, совершеннее поставить у себя дело взаимопомощи, чтобы, таким образом, чрез это быть ещё сильнее и могущественнее.

И надо правду сказать, в этом отношении они достигли весьма многого.

Благотворительность составляет теперь одну из самых главных обязанностей каждого члена общины баптистов. Долг благотворить ближним вытекает, по мнению баптистов, из самого назначения жизни христианина, которое заключается в практическом осуществлении двух основных христианских заповедей; любить Бога больше всего, и любить ближнего, как самого себя ¹⁶⁸.

„Обязанности членов церкви, – говорит сектантский катехизис, – состоит во взаимной сердечной любви, в живом, деятельном участии, как в душевном спасении, так и в телесном благе всех, и в добросовестном пользовании благодатными средствами и последовании предписаниям, которые Господь, как глава Церкви, дал ей” ¹⁶⁹.

Неисполнение требований, наложенных на членов общины заповедью о любви к ближним, влечёт за собою такое же наказание, как и нарушение заповеди о любви к Богу, т. е. удаление из общины.

В виду такой заповеди и таких серьёзных требований, благотворительность в среде сектантов, можно сказать, процветает.

В этом отношении, действительно, можно указать много фактов из жизни сектантов, трогательных по проявлениям в них чувств евангельской любви. Так, например, умирает брат Ф., после него остаётся жена с малолетними детьми, кормить их нечем. Братья тотчас же приходят на помощь вдове: собирают у своих единоверцев хлеб, пашут ей поле, засевают его своим хлебом, сами же потом собирают созревший хлеб, и эту помощь продолжали оказывать до тех пор, пока у вдовы не подрос сын-работник и вообще пока она так или иначе „не стала на свои ноги”, т. е. не получила возможности без посторонней помощи вести своё хозяйство.

Другой пример. У брата И. в самый разгар полевых работ падают волы – опора земледельца. Братья немедленно приходят к нему на помощь: в складчину покупают ему новых волов и помогают собрать урожай ¹⁷⁰.

Ещё пример. Как-то раз одна мещанка, в присутствии Сютаева (основателя секты сютаевцев), пожаловалась на своё одиночество, на бедность, на то, что у неё нет никого, кто бы помог ей... „Вот теперь крыша течёт, поправить надо, а тёсу нет и купить не на что”. В первый же базарный день после этого разговора у её ворот останавливается воз с тёсом: это Сютаев привёз, сложил доски во дворе и, не говоря ни слова, уехал домой. Хозяйка в недоумении... Встречает она как-то Сютаева и говорит ему: „Чего это ты тёс-то привёз? Нешто я тебя просила? У меня денег нет тебе платить”. – „А зачем мне деньги, – говорит тот. – „Мне денег не нужно, для меня их хоть во век не будь. – „Да как же без денег то? Чем я заплачу тебе? Ведь не даром же ты привёз мне свой лес”? – Зачем даром... Когда мне шапка понадобится, ты мне шапку сделаешь, ведь ты мастерица на это. Вот тебе и плата ¹⁷¹.

Вообще, благотворительность у сектантов преследует две цели: 1) помощь бедным и 2) распространение царства Божия на земле, т. е. пропаганду их вероучения.

Помощь бедным распространяется, прежде всего, на бедных членов своей общины, а затем и других общин, а также и на внешних, т. е. не принадлежащих к секте.

Бедным братьям помогают деньгами, хозяйственными принадлежностями, личным трудом и проч.

Вот, например, один замечательный образчик сектантской помощи бедным, не случайной, бессистемной, о какой мы немного выше говорили, а постоянной, правильно организованной.

„Праздник 6 Августа, – пишет Ясевич-Бородаевская, – лично наблюдавшая сектантскую жизнь, день особенно торжественный для прядивцев, праздник не престольный, а народный, установленный Дуплием (вожак шалопутов) для нищих, калек, бедных детей, для „странного люда” и вообще для убогих и обездоленных, без различия вероисповедания. В этот день ежегодно сюда стекаются со всех сторон убогие взрослые и сирые, приходят они издалека и из ближайших деревень. Уже с 1 августа начинают здесь печь хлебы, складывая целые горы их в каморах и амбарах, а накануне самого праздника, с утра здесь закипает иная работа: вдоль улицы от ворот, на протяжении трёх-четырёх саженей устраивается ряд „кабыць” для варева, и все они заставляются огромными поливянными горшками и „казанами” со всякой снедью. Каждый из односельчан, будь это и православный, считает своей обязанностью принять участие, если не посильным приношением, то личным трудом: бабы стряпают борщ, варят кутью; на длинных столах, расположенных во дворе, десятки рук делают пироги с кашей, горохом, капустой и морковью; месят, раскатывают, режут лапшу и заготовляют „сыту” из мёда для кутьи. Есть ведь для кого потрудиться, у подростков своя работа: они носят топливо, на них же лежит обязанность собрать и доставить возможно большее количество ложек и деревянных „ночёвок” (корыта) для варева. Спасибо скажут завтра – голодный и обездоленный ¹⁷².

Особым вниманием в деле благотворительности пользуются ссыльные и их семьи. Последние в большинстве случаев содержатся на счёт общины, которая в то же время находит возможность высылать деньги их ссыльным отцам. В этом случае к пожертвованиям приглашаются и другие общины и даже заграничные ¹⁷³.

С большим усердием сектанты помогают также тем из своих братьев, которых постигло какое-либо бедствие, например – пожар, падёж скота и проч. В таких случаях обыкновенно все члены общины дружно приходят на помощь обедневшему брату.

Вот пример:

Тамбовские хлысты-постники находятся в общении с Сызранскими хлыстами, Симбирской губернии. Когда сгорел город Сызрань, хлысты с. Перевоза, Кирсановского уезда послали погорельцам до 1000 рублей деньгами и на 600 р. вещами; Инжавинские хлысты – деньгами более 5000 р. и вещами на 2000 руб. В таком же количестве сделали пожертвование на сызранских хлыстов и богатые хлысты с. Рассказова, Тамбовского уезда ¹⁷⁴.

Словом, своему „брату” сектанты никогда не попустят впасть в бедность. А если случится ему подпасть суду, – они все тряхнут мошной и не пожалеют тысяч.

Как особый вид благотворительности, у баптистов существует призрение бедных, больных и престарелых. В известных южных сектантских общинах (Херсонская, Екатеринославская и Таврическая губ., а также и Кавказ) этот вид благотворительности к концу прошлого столетия не успел ещё получить определённых форм общественной благотворительности в виде учреждения богаделен, приютов и т. п. Объяснить это можно тем, что и самые общины недавно ещё сложились в определённые единицы, и число нуждающихся в призрении членов их не так было велико, чтобы вызывать нужду в устройстве дорогостоящих домов для богаделен и приютов. Поэтому и призрение бедных носило характер скорее случайного явления, чем постоянного учреждения ¹⁷⁵.

Словом, сектантская община служит для „религиозных отщепенцев” прибежищем во всех несчастьях и напастях: падёт ли скотина, нечем ли землю вспахать, нужно ль заплатить подать – во всём есть братская поддержка. Сектанты никогда не допускали, чтобы их „брата” секли розгами за недоимки, сажали в холодную, или продавали его имущество. Взаимопомощь освобождает их также и от сетей кулаков и кабатчиков, что очень влияет на их благосостояние.

Вот собственно чём привлекательно сектантство для наших пасомых. Вот в чём кроется одна из главных и существенных причин его успеха в наши дни. Вот где, выражаясь вульгарно, собака зарыта.

Посему, если желаем бороться с сектантством, если думаем ослабить его силу и влияние на православный народ, то мы должны, прежде всего, позаботиться о том, чтобы и у нас благотворительность так же процветала, как процветает она теперь у сектантов, чтобы и у нас, в среде православных, братская взаимопомощь была так же широко организована, как прекрасно организована она у наших религиозных врагов.

И только тогда, когда это будет сделано, когда в смысле благотворительности и братской взаимопомощи мы окажемся наравне с сектантами, когда всё то, чем теперь так заманчиво и привлекательно сектантство, найдётся и у нас, – тогда, вне всякого сомнения, сектантство для многих потеряет свою обаятельную силу и лишится весьма многих и многих своих членов. Тогда значительно реже будут случаи отпадения от православия и перехода в сектантство. Тогда народу незачем будет ходить к сектантам. Всё, что нужно и необходимо ему, всё, что так нравилось ему и казалось „божественным”, „по евангелию”, всё это найдёт он у себя, в своей вере, в своей Церкви.

Другими словами, раз наши пасомые получат в православии полное удовлетворение своих и материальных, и духовных нужд и стремлений, они никогда не оставят его, никогда не расстанутся с ним и будут так его любить, так станут дорожить им, как любят и берегут свою общину фанатики-сектанты.

Посему, нужно только пожелать, чтобы благотворительность и братская взаимопомощь как можно скорее, шире и полнее привились бы в недрах нашей родной, православной Церкви и тем стяжали ей славу и похвалу не только от людей, но и от Бога.

Да не подумают читатели, что мы желаем чего-нибудь нового, небывалого у нас. Совсем нет. Всё, что мы хотим видеть в наших храмах и в наших приходах, всё это давным-давно было у нас, только заглохло, отжило своё время, прекратило своё существование.

Мы приведём несколько иллюстраций из жизни древне-русского прихода, отчасти для того, чтобы видеть, какой идеальной высоты достигала благотворительность во время наших предков, и отчасти, и это главное, для того, чтобы видеть, не сможем ли и мы в настоящее время позаимствовать что-нибудь „от древних” для упорядочения нашей приходской жизни и для развития столь необходимой в наши дни благотворительности.

Из истории Церкви мы, например, узнаём, что древнерусские храмы отличались самой широкой благотворительностью. Они благотворили и словом и делом, и сами непосредственно и через благотворительные учреждения, находившиеся в их ведении.

Не довольствуясь теми нередкими призывами к делам любви и христианского милосердия, кои христианин слышал в св. храме из Св. Писания, богослужебных книг и, вообще, из того, что в церкви поётся и читается, пастыри церкви усердно напоминали ему об его обязанности благотворения в своих поучениях. В слове митрополита Илариона читаем: „странна и нища не презри и да не снидут со двора твоего нищи и даждь им по силе” ¹⁷⁶.

Подобные призывы к благотворительности мы встречаем почти во всех словах древнерусских пастырей ¹⁷⁷. И эти призывы падали на добрую почву и приносили плод сторицею. Доброе, отзывчивое сердце славяно-русса было открыто для помощи всем неимущим и несчастным, и милостыня широким потоком полилась и в самом храме, и в притворе храма, и вне его.

Фабер, который так часто хвалит русских, между прочим, говорит: „Русские любят подавать нищим милостыню каждый соответственно своему состоянию; они их одевают, питают, поят, оказывают гостеприимство, боясь, чтобы не подпасть осуждению. Таким образом, не скупо, а с радушием и полною щедростью они сеют семена покаяния, молитвы и поста и тому подобные подвиги, чтобы потом пожать плоды. Особенно пред смертью многие старались делать богатые пожертвования и вклады в церкви на помин души” ¹⁷⁸. По словам бывших в России иностранцев, русские думали, что ничем так нельзя угодить Богу, как милостыней и пожертвованиями в пользу церквей; они любили дарить нищих пищей и одеждой. Олеарий, например, рассказывает о наших купцах, что они каждое утро спешили из дому в церковь, а отсюда, по дороге в лавки, покупали на рынке по несколько хлебов, которые потом разрезывали на куски и раздавали нищим, которых в Москве было очень много. Эти подаяния были так обильны, что остатки хлеба нищие засушивали в печках и продавали на рынках целыми мешками ¹⁷⁹.

Это свидетельства, трактующие о благотворительности самих прихожан. А вот данные, говорящие о церковной деятельности.

Митрополит Кирилл († 1280 г.) в одной из своих проповедей учил: „те десятины и ссуды и домы великие, которые даны Церкви Божией Законом Божиим и прежними цари и великими нашими князи, то дано клирошанам на потребу и старости и немощи, в недуг впадших чад мног прокормление, обидимых помолчание, странным прилежание, в напастех пособие – в пожарех, потопех, пленных шкупление, в гладе прокормление, вдовам пособие, в худобе умирая (ющим) покровы, и горобы и погребение, церквам и монастырям подъятие, живым прибежище и утешение, а мертвым память” ¹⁸⁰.

Из этих слов видно, что храм благотворил решительно всем, кто только имел нужду, творил дела милости не только телесной, но и духовной, не только частным лицам, но и целым учреждениям.

Скажем несколько подробнее о благотворительности самого храма.

При каждом храме были так называемые богадельни, где призревались нищие, слепые, хромые и „трудоватые”, получавшие „вся, яже на потребу”. О широком распространении таких богаделен говорит проф. П. Знаменский. „Повсюду около храмов, – пишет он ¹⁸¹, – находились дворы богадельные, так что, сколько было церквей и приходов, столько же богаделен и даже последних больше, потому что богадельных дворов было на погосте от пяти до двадцати”.

Относительно числа богаделен при приходских храмах говорят следующие данные.

В г. Можайске (XVI в.) при 20 церквах числилось 107 келий для нищих-старцев, а при двух церквах было три богадельни, в которых проживало до 40 богадельных старцев ¹⁸². В городе Галиче (Костромской губернии) в 1609–1610 г. при четырёх приходских храмах были устроены избы для нищих: „Нищих в кельях около церквей на посаде – всего 68 келий”. В начале 17 в. на церковных землях г. Нижнего Новгорода имелось 60 келий для нищих, питавшихся от церквей Божиих, а в лежащем близ города погосте Молитовке – пять нищенских дворов” ¹⁸³.

Кроме богаделен, под сенью храмов находились больницы, гостиницы, странноприимницы и другие благотворительные заведения, обслуживавшие интересы тогдашних прихожан.

К отделу приходской благотворительности нужно также отнести выдачу из церковной казны неимущим („скудным”) крестьянам, мужчинам и женщинам, а равно и членам причта денег, хлеба, семян, сена и проч. Эта выдача, как и удостоверяют недавно открытые акты, производились „исстари” повсеместно и в весьма широких размерах в Холмогорском и Устюжском крае, где церковная казна являлась в полном смысле слова народным банком. То же явление замечалось и в Сибири в 17 в.: так, из царской грамоты 1646 г. Енисейскому воеводе узнаём: „а церковных денег в церковной казне было не мало, и церковные-де старосты тех денег раздавали в займы служилым и всяким людям” ¹⁸⁴.

Благотворительная сторона этих ссуд усматривается, кроме льготного условия о процентах, ещё из того факта, что ни церковные старосты, ни приходские общины вовсе не теснили заёмщиков. В церковной казне большинства храмов того времени встречалось очень много старых заёмных денежных и хлебных кабал, которые лежали без взыскания по целым десяткам лет. Иногда ссуды давали бескабально, в большинстве случаев по мирскому о сём приговору. О таком добродушном отношении общин к своим заёмщикам весьма красноречивым свидетельством может служить, например, приговор (около 1618 года) крестьян Афанасьевского и Фёдоровского приходов (Устюжского края) о том, чтобы из 18 рублей с полтиной церковных денег, взыскивавшихся с Некраса Кувакина и Панкратия Пономарева, взыскать лишь 4 рубля, „а в достальных деньгах”, как значится в приговоре, „простили: Афанасию Александрийскому, да Феодору Стратилату оддали судити” (т. е. тем святым, в честь которых были построены эти церкви ¹⁸⁵).

Но этим дело не ограничивалось. Во время народных бедствий храм сам раскрывал свои сокровища и других горячо призывал последовать его доброму примеру. Тогда гостеприимно раскрывались двери не только храма, но и всех подведомственных ему благотворительных и просветительных учреждений и всем давался приют и покой. Не имея возможности приютить под гостеприимной кровлей храма всех несчастных, храм прибегал к денежной помощи или помощи натурой, вещами, хлебом, одеждой и вообще теми предметами, в коих у несчастных ощущалась особенная нужда. Храм в этих случаях не жалел средств. Г. Бензин ¹⁸⁶ уверяет, что наши благочестивые предки часто завешали всё своё имущество на добрые дела, причём никаких душеприказчиков не было, их заменяли члены причта и раздавали милостыню в поминальные и др. дни.

Таким образом, для помощи несчастным, кроме своих средств, храм обладал специальным фондом, составлявшимся из сумм, пожертвованных на помин души ¹⁸⁷.

Словом, древнерусский храм всегда был запасной житницей для нуждающихся и своего рода национальным банком, проявлявшим свою деятельность в годину народных бедствий.

Кто же благотворил в храме или через храм и его благотворительные заведения?

Прежде всего, священнослужители ¹⁸⁸. Они, как мы видели из вышеприведённого поучения митрополита Кирилла, считали получаемые доходы не столько своим достоянием, сколько достоянием всех несчастных и нуждающихся в помощи. И потому благотворили, как говорится, направо и налево.

Затем, широкий пример благотворительности являли собою князья. Но об их милосердии всем известно, и потому мы не считаем нужным говорить.

Что касается простого народа, то и он не отставал от своих господ и учителей. И он, по мере своих сил и достатка, приходил на помощь нуждающимся и помогал кому чем мог. Чаще же всего, вот каким образом. На деревенских праздниках или братчинах делали так называемую складчину, т. е. сносили в одно место муку, мёд, солод, хмель и проч., варили пиво и мёд, причём старались приготовить этих напитков побольше, а расходовать поменьше, употребляя остаток в продажу, а вырученные деньги на нужды церковные и на дела благотворительности. О том, как он сам, независимо от храма, благотворил, об этом мы сказали немного выше.

Так вот как велика и разнообразна была в старину благотворительная деятельность русского храма. В богадельнях и др. церковно-благотворительных учреждениях находили себе прибежище и успокоение престарелые и израненные воины, не имевшие родственников, тут же жили беспомощные вдовы, сироты и вообще люди, которые не в состоянии были содержать себя. В больницах храма врачевались недужные. В гостиницах и странноприимницах – иностранцы, путешественники и странники. Но всего удивительнее, что храм простирал свою заботливость и на умерших, строив для них скудельницы.

Конечно, чтобы поддерживать и развивать свою столь широкую благотворительность, древнерусский храм должен был располагать огромными средствами. И он располагал ими, потому что ему несли и жертвовали решительно все: и князья, и владыки, и бояре, и народ. „Все эти благотворители древнерусских храмов, – пишет Беляев, – потому и не жалели своих средств, что видели и ценили благотворительную деятельность Церкви” ¹⁸⁹.

Несомненно, если и в настоящее время православная Церковь вступит на путь деятельной любви и широко раздвинет рамки приходской благотворительности, то и к нам потекут со всех сторон пожертвования, и у нас найдутся благотворители и благотворительницы, которые никогда не пожалеют своих денег и средств на дела добрые и святые.

Правда, теперь церковная казна опустела. Благотворители как будто перевелись. Но это не значит, что их и не будет, что церковная казна вечно будет пустовать.

Совсем нет. Это только временное явление. Это период застоя в церковной благотворительности, наставшей по нашей вине, вследствие нашей беспечности и лени.

Посему нас не должно страшить безденежье и пустота церковной казны. Деньги всегда найдутся, лишь бы была у нас энергия, вера в успех дела, надежда на помощь Божию. Десятки благотворительных учреждений появились на Божий свет ровно без всяких средств к жизни, а теперь процветают и богатеют с каждым днём, не только духовно, но и материально.

Так и приходская церковь. Теперь она действительно ничего не имеет. Но настанет пора, когда и она будет богата, когда и у неё найдутся „создатели и благотворители”, которые дадут ей возможность помогать всем „труждающимся и обременённым”, всем бедным и больным в приходе. В этом все уверены. В этом никто не сомневается, потому что, в общем, Церковь пользуется большим авторитетом и большим доверием общества, чем кто бы то ни было.

Посему нам, пастырям церкви, остаётся одно: поскорее взяться за дело и поскорее организовать у себя церковно-приходскую благотворительность, которая с Божьею помощью быстро разовьётся и всех пасомых объединит в одну дружную, согласную семью. А при объединении всех прихожан и бедные будут в этой семье не отверженным отребьем общества, а нашими братьями о Христе. Благотворители, приходя к ним с помощью, принесут им вместе и братское участие в их горе, нравственную поддержку и добрый совет, которые бывают иногда дороже материальной помощи.

Позвольте, могут возразить нам, как можно организовать в сельском приходе благотворительность, когда подчас и село маленькое, и жители бедные, и земля мало плодородна, и лишней копейки ни у кого не водится за душой. Впору управиться только на себя. Где уж тут думать о благотворительности.

Мы не согласны с этими словами. Мы протестуем против них. Мы твёрдо уверены, что и в деревне, даже самой малой, самой бедной, тоже можно организовать помощь слабым бедным, больным и нищим. Говорят: „денег нет”... А на водку есть? Или на доброе дело жаль копейку истратить, а на вино можно ухлопать сотни, тысячи рублей? Да? Или это не принимается в расчёт? – „Денег нет”... Стыдно так говорить. Сектанты находят же где-то деньги, а мы так не можем достать. Сектанты сумели организовать у себя, даже в бедных, захолустных деревушках, так называемые общества взаимопомощи, а мы всё не можем. Или мы хуже их? – „Денег нет”... А скажите, когда было больше денег, теперь или в старину? Конечно, теперь. И, однако, теперь благотворительность заглохла у нас, а в древние времена она так сильно и знатно процветала. Нет, не в деньгах тут остановка, а в чём-то другом, именно: в отсутствии воли, энергии у нас. Вот в чём беда.

Дело Божье строится не деньгами, а добрым сердцем, любящею душою. Оно требует от человека, прежде всего не денег, а самого его, его душу, его сердце. В больших городах существуют тысячи всякого рода благотворительных обществ с миллионными средствами, а нищета в подвалах и на чердаках не становится от того менее вопиющею, ожесточение сердец обездоленных братьев ничуть не ослабевает. Отчего это? Оттого, что имущие деньги дают, а сами остаются в стороне. Они и благотворят-то через наёмных за плату людей; сердце заменили карманом, вместо любви предлагают меньшему брату кошелёк. Они подлинно, по евангельскому слову, дают вместо хлеба камень, а вместо рыбы – змею.

Царство Божие в людях строится на любви. Сердце человека – сокровищница, где собираются средства для устроения и украшения этого Царства. Опускайте свою жертву. Пусть она будет невелика, лишь бы от чистого сердца, от всей души. Сила истинной любви меряется не аршином, весится не пудами, а оценивается степенью преданности Божьему делу.

Каждый в отдельности для Бога сделает, может быть, и немного, да нас-то ведь много.

В приволжских степях есть высокий курган. Издали, за много-много вёрст, приметна его зелёная вершина среди ровной степной глади. Сотни лет дожди размывают его, злые ветры порываются размести, а он всё гордо высится в степи. Народное предание говорит, что в давние времена седой старины не было этого кургана, – голая степь ровно тянулась во все стороны. Шёл однажды какой-то царь с несметным войском, остановился лагерем в степи на отдых; захотел оставить памятник по себе, велел каждому воину принести в одно место по шапке земли. Много ли шапка земли? А шапка за шапкой, вырос громадный курган. Так-то вот и в жизни. Если бы мы собирались во имя добрых дел вместе, уделяли людям, как вдова в сокровищницу, хоть каплю своего усердия, то не в степях за Волгой только, а везде бы по городам, сёлам и деревням, над ровной низиной себялюбия высились бы курганы, горы и холмы добра.

По ним бы путники жизни находили дорогу, за ними укрылись бы от непогод ¹⁹⁰.

Ну, хорошо. Как же всё-таки организовать в приходе благотворительные братства? С чего начать? Как повести дело? На кого возложить ответственность? Кого привлечь к участию?

Всё это такие вопросы, которые решаются не теоретическим, а практическим путём. В древней Руси не ломали головы над ними, а с Божьей помощью прямо принимались за дело. И жизнь сама по себе давала ответы на предложенные вопросы. Так надо поступать и в настоящее время. Поменьше слов и побольше дела. Приступив к работе, мы сами увидим, что надо сделать, кому поручить, кого в сотрудники призвать, где средства добывать.

Тех же, кто хочет детальнее рассмотреть намеченные нами вопросы, тех мы отсылаем к интересным к содержательным брошюрам священника Д. Всесвятского ¹⁹¹: а) О благотворительных кассах в приходах”. б) „Святое дело пастырей церкви”. в) „Об открытии попечительств во всех приходах”. Брошюры доказывают необходимость организации приходской благотворительности. От себя же лично мы посоветуем припомнить те исторические сведения и справки, которые сообщили мы в своё время о благотворительности древнерусского храма.

Словом, так или иначе, в той или другой форме, и благотворительность нужно организовать в приходе. Только таким путём мы парализуем неотразимое влияние сектантов на крестьянские массы, только таким путём создадим мы ту евангельскую обстановку, о какой мечтают лучшие сыны православной Церкви, только таким путём мы теснее сплотим в одну дружную, братскую семью наших прихожан, привлечём их сердца к нашей Церкви и к нашей вере.

Не сделаем этого – мы многое потеряем, а сектанты, наоборот, много выиграют.