Персия. Газневиды. Завоевание Индии мусульманами

Древний Иран мидо-персидский был ещё разорван на части соперничеством более или менее ничтожных династий (Дилеймитов, Гамаданидов, Буидов, Саффаридов и др.), но он стремился снова слиться в государственное единство, и это единство было даже на время восстановлено кроткой, но слишком недолговечною династией Саманидов. Многое ещё грознейшее должно было пронестись над Персией прежде её возрождения.

Внешняя завоевательная деятельность ислама должна была ослабнуть после распадения халифата; внутренняя, как уже сказано, развивалась с неожиданным блеском, несмотря на смуты и междоусобия; но и внешняя была не совсем убита. Саффариды, а ещё более Саманиды, распространили власть свою на северо-востоке за пределы древней Персии и подчинили себе многие турецкие племена. Правда, что в первые века аравийской силы ещё гораздо далее ходили дружины халифов (например, войска Аль-Мансура доходили до столицы Китая)¹⁵⁶, но власть Саманидов была положительнее и влияние их на турецкое племя сильнее.

Свидетельство важности державы Саманидов и беспрестанных сношений с нею народов на северо-восток, север и северо-запад от Каспия находится уже и в том, что большая часть монет, находимых по волжскому торговому пути и на его крайних пределах около Казани, Новгорода, на берегах Балтийского моря, в Швеции и Вендском приморье, принадлежат Саманидам. Есть при них и монеты первых времён халифата; но из того, что монеты Саманидов многочисленнее всех других, можно заключить, что главное торговое движение по Волге шло от востока и от пригималайских областей и, следовательно, должно было усилиться во время усиления и новой самостоятельности восточного Ирана. Впрочем, смешно бы было предположить, что это торговое движение началось с эпохи аравийских завоеваний. В первые века Аравитяне не думали ещё о торговле и могли только вступить в путь, уже издавна проложенный другими народами. Действительно, волжский торговый путь современен самому началу исторических веков; но торговля долго производилась разменом, а не монетой, и не могла оставить по себе таких несомненных памятников, как в последующие века.

Ещё грознее и блистательнее было поприще недолговечной династии Газневидов. Основанная в предгорьях Гималая Махмудом, сыном Себектегина, турецкого наёмника в войсках Саманидов, она недолго пережила своего основателя; но при нём она достигла могущества и славы, которые дают ей почётное место в истории. Рядом побед и подвигов военных покорил он власти своей все области, принадлежавшие Саманидам до западных границ Персии, отодвинул на северо-восток турецкие орды, уже готовившиеся затопить всю юго-западную Азию, и нанёс окончательный удар самобытности северного Индостана. В начале одиннадцатого столетия пала гроза на Индию, в продолжение десяти веков, т. е. со времени сако-бактрийского нашествия, избегшую иноземного ига. Страшен был удар ислама, бессильно, но не бесславно сопротивление Индостанцев. В продолжение слишком 20 лет длилась неравная борьба. Слабое племя индостанских равнин собиралось несметными толпами умирать за родину и за святыню своих храмов; но войско Махмуда было немного чем малочисленнее этих нестройных ополчений, привычно к войнам и к победам, составлено из народов, крепких духом и телом (как, например, Турки и Афганы), исполнено фанатической ревности к исламизму и страстной ненависти к идолопоклонству, жадно к добыче и к славе и управляемо железною волею всевластного и искусного вождя. Победа была несомненна. Жестоко опустошены были все области северного Индостана, расхищены все его сокровища, разрушены великолепные храмы, перерезаны или уведены в плен миллионы жителей, и исламизм стал надолго твёрдой ногой во всей прекрасной стране между Гангом и Индом. Силы духовные Индии были уже истощены. Борьба брахманства и буддизма, кончившаяся, победой брахманов, была последним усилием внутренней жизни, усилием бесплодным и столько же гибельным для религии победителей, сколько и для побеждённых.

Ни одно новое живое начало не возникло, ни одна держава не могла укрепиться на безжизненной земле; религия, некогда исполненная глубоких взглядов на мир и высоких стремлений, дошла до своего крайнего развития и огрубела в бессмысленных обрядах заклинания у народа, в бесстыдных обманах у жрецов. История Индии была кончена: она должна была покориться иноземным началам и ждать от других народов решения судьбы своей. Газневиды основали в Индостане царство, которое существовало около двух столетий; их сменила персидская династия Гуридов; за нею последовали династии Хильджитов, Афганов и другие; наконец Бабериды. Южный Декан, прежняя земля Кушитов, уже давно подчинившаяся превосходству иранской стихии, никогда не входил вполне в состав великих государств, основанных турецкими или монгольскими завоевателями. Его спасали цепи гор, воинственный дух жителей, частые раздоры внутри северных держав и особенно расслабляющее влияние климата и неги пригангесской стороны на мусульманских властителей; но ничто не могло спасти его от частых набегов отдельных дружин. Мало-помалу вторгались с севера воинственные племена, укрепляясь в горах или на берегах морских, подчиняя власти своей окрестных туземцев, основывая мелкие царства, губя многое, не создавая ничего. Такова была грустная судьба Индостана в продолжение восьми веков. Наконец и ислам утратил все силы свои. Христианские державы управляют судьбами всего мира. Просвещённая Англия заменила расчётливой властью грубое иго Магометан. Индостан стал несчастнее прежнего.

В земле брахманов эра ислама началась с великого Газневида: ему повиновалась вся Персия; его столица была чудом Востока; кругом его цвели поэзия, художества и науки. Но это царство было последним усилием персо-аравийского мира. Держава, основанная Махмудом в Персии, распалась уже при детях его. Неизвестно, кто первый, он ли или сын его Массуд, принял титул султана, столь прославленный впоследствии; но, во всяком случае, этот султанат был весьма непродолжителен.

Есть ещё другой титул, который встречается в истории Востока и, особенно в истории Газневидов, и заслуживает внимания. Это титул князей горнего Гарджестана, шарь¹⁵⁷podpis. Он стоит, очевидно, как посредствующее звено между титулом царь и титулом шах и доказывает восточное происхождение всех этих названий, которых корень, по-видимому, должен находиться в зендском слове сер – голова. Трудно решить, не есть ли самое слово шейх только дальнейшее искажение слова шах.