Личное и общественное спасение во Христе
Всякий раз, когда ставится вопрос об общественном, политическом, культурном, (а не только индивидуально-духовном) значении евангелия и церкви, надо предварительно знать: на какой глубине подходит к нему вопрошающий? Практические умы обыкновенно довольствуются фактом, исторически бесспорным, что христианство «каким то образом» (каким в точности – этот вопрос не углубляется) влияло не только на отдельные души верующих, но и на целые народы, на их учреждения, на их жизнь и творчество в целом. А потому они ждут и требуют от Церкви современной максимального участия во всех больных и жгучих проблемах нашего времени. Проблемы эти стали мировыми, всеохватывающими. От них никуда не уйти, не укрыться ни в какой пустыне. И практики обязуют церковь активно участвовать в них на том основании, что церковь есть одна из идейных сил в ряду других таких же сил, управляющих народами и человечеством, и потому должна действовать теми же самыми методами, как и другие силы, т.е. пропагандой, организацией масс и перевесом большинства голосов. С исключением, конечно, насилия и вооруженной революционной борьбы. Умы метафизические и мистические не могут смотреть так просто. Хотя исторический факт влияния христианства на мировую культуру и для них бесспорен, но пути и методы этого влияния представляются им не все столь простыми и не все приемлемыми. Сферой прямого воздействия христианства они признают только отдельную человеческую личность, её сердце, её душу. Через христианское преобразование «внутреннего человека» уже само собой должна преображаться изнутри, незаметно и постепенно и вся среда, в которой обновленный духовно христианский человек живет и действует: – общество, государство, и культура. Последние живут и развиваются по своим собственным натуральным законам, внешним для христианства, но могут подвергаться и его влияниям и лишь до некоторой степени преображаться. До конца они для христианства непроницаемы, ибо чужды по своей природе. Это категории не духовного, а космического порядка. Господь противопоставил себя «миру сему», а апостол любви заповедовал нам «не любить мир» сей. Категория «общества» – от «мира сего», а потому христианское сердце не должно прилепляться к ней. Социальная жизнь есть некая механика сцепления личностей и фатально подчинена некоторой механической закономерности, чуждой царству духовной свободы, каковыми являются христианская религия, церковь. Вот только эта духовная «социальность», общение святых в церкви, где личность человеческая принимается в её царственной полноте, а не как механическая молекула и дробь, только эта одна «общественность» есть подлинно христианская. Будучи подлинно живым членом этой мистической общественности, отдельный христианин, а через него и вся церковь, являются «духовно-автоматически», внутренне, незаметно просветляющими, возвышающими и преображающими общественность внешнюю, греховную. Все другие методы, кроме этого, идущего от глубины личного преображенного духа, суть методы нехристианские. В некоторых благоприятных случаях они приемлемы и для христианской совести, в других они воспринимаются как чуждые и даже прямо антихристианские.
Так аскетически равнодушно, бесстрастно, холодно, отчужденно и даже враждебно относится к социальной сфере деятельности человека множество христианских церквей и сект, за малыми, не характерными и нетипичными исключениями. Особенно характерно и показательно, что самая древняя по духу и самая близкая к колыбели христианства, к тонам первой христианской проповеди, церковь восточная, именно она по преимуществу проникнута этим аскетическим, эсхатологическим безразличием к культурному историческому строительству. Это не требует особых доказательств. Об этом вещает каждая строка восточной литургии, наиболее адекватно отражающей дух восточного благочестия, каждая строка дидактической литературы отцов и старцев, вождей восточной святости.
Следуя инстинктивно и верно этому духу, православная консервативная среда и клириков и мирян воспринимает всякие призывы к общественному деланию, как призывы плотские, языческие, нехристианские, уводящие в сторону от церкви и даже в прямое антихристианство. Об этом мы должны добросовестно свидетельствовать, чтобы не скрывать трудностей проблемы о призыве церкви к социальной активности.
Между тем и православная догматика и православная мораль, как и вообще всякая христианская этика, требуют с необходимостью от всех христиан и от церкви, кроме личной аскезы, также и аскезы общественного служения, кроме личного индивидуального спасения, также и общественного спасения. «Общественного» не только в смысле мистического, церковного общения святых, но и в смысле возможно более успешного вовлечения внешнего для церкви человеческого общества на пути спасения христианского. В предельной перспективе это – максимальная христианизация человеческого общества, проникновение его началом любви уподобление его общению церковному. Мы говорим обычно «оцерковление» общества. Это не значит превращение его в церковь, но именно преображение его целей, форм и методов по образу церкви в духе евангелия.
Все это для нас самоочевидные выводы из догмата о Богочеловечестве. Христос не только Первосвященник и Пророк, но и Царь. Он Царь-Глава не только мистического, невидимого, интимного царства душ. Но это царство душ с неизбежностью должно воплощаться в видимой, внешней, даже материальной жизни внутренне христианизированного человеческого общества. Теократия мистическая должна выявить и доказать свою реальность в теократии или точнее в христократии и внешней, когда христиане поют в римско-католическом гимне – Cristus vincit, Christus regnat, Christus imperat, всякий в праве их спросить словами ап. Иакова «покажи мне веру из дел твоих» (Иак. 2.18). И христиане добросовестно проделали в своей истории разные опыты христократии: в создании христианских государств, христианской культуры, философии, науки, искусств, литературы, филантропии. И все средние века христианские народы и не сомневались, что всё человеческое творчество должно делаться «во имя Христово, что Христос – Царь над всеми делами человеческими, и в особенности над делами общенародными, общественными, государственными, что короли и вожди народов суть только слуги Христа и церкви во всех делах земных и человеческих. Принципиально христиане не должны и не имеют права думать иначе. Но, увы, в новые века христиане от этой детской, твердой веры отступили. Усомнились в её правоте. Малодушно уступили своё командное, руководящее в культуре положение эмансипировавшемуся от религии, лаическому, и даже антирелигиозному просвещению. Дирижерский жезл над человечеством в его мировом культурном строительстве давно уже окончательно взят в руки лаическими силами. Церковь вытеснена и часто даже с насилием изгнана из обширных сфер общественной жизни, именно с прямой целью, чтобы она не смела впредь христианизировать жизнь, строить видимое царство Христово.
Таким образом сам соперник и враг Церкви – мировой лаицизм указывает ей, в чем её сила и призвание на общественном поприще. Он хочет быть душой, центром и главой всей жизни, чем некогда была Церковь. По своему универсализму лаицизм хочет стать на место религии, упразднить и заменить её. Он уже паганизировал все сферы жизни. Церкви приходиться вновь отвоевывать эти потерянные позиции вновь крестить и христианизировать государства, право и общественность, науку и культуру, экономику, технику. Эта неизбежная война за новую христианизацию мира с нас все аскетические сомнения: законно ли, православно ли звать церковь к служению общественному? Поздно сомневаться, когда уже идет оборонительная война с принципиальным врагом царства Христова. Для него аскетическое отступление церкви в область только личного спасения душ верующих есть прямая сдача и капитуляция Церкви. Он только этого и добивается. Убить христократический реализм церкви, это – цель «князя мира сего»: Церковь, безучастная к делами мира сего, есть уже не царство Христово, а какой-то импотентный буддизм. Это дезертирство с поля сражения в век решительных битв евангелия с мировым антихристианским фронтом.
Наоборот, в нашу эпоху мы будем бить тревогу и мобилизовать всех верующих во Христа, все силы Церкви, чтобы принимать участие в решении всех мировых, общечеловеческих проблем с христианской и церковной точки зрения. Представим ордену аскетов и пустынников привилегию созерцательной жизни, как и всякому специальному ордену Церкви. Но общеобязательным типом церковного служения и христианской активности (преимущественно в наше боевое для церкви время), должно быть именно общественное служение, в широком значении этого термина. Разумеется, само собой – и это азбука для христианина, – что это «христианское общественное служение» должно совершаться только на твердой базе внутренней принадлежности к Церкви, под её мистическим и авторитетным руководством, питаться и преображаться благодатными силами Церкви. Никоим образом не автономно, не на гуманитарном просто основании. Только тогда оно не собьется с пути евангелия и будет в силах направлять общий ход даже секулярной культуры к целям царства Христова.
Церковь должна иметь свои ответы на все вопросы жизни общественной. Конечно, вопросы не технического, а принципиального свойства. Сфера церкви – аксиология, оценка всего применительно к задачам Царства Божия. Свободная и управляемая экономика, капитализм и социализм, демократия и цезаризм, пацифизм и милитаризм, национализм,, фашизм, коммунизм и т.д. – решительно все формы и явления человеческого коллективизма должны быть оценены Церковью. Она должна дать своим членам руководственные указания, как относится к каждой из существующих систем общежития и как вести себя и что делать внутри этих систем. И принципиально и тактически. С одними бороться, другие защищать, третьи реформировать, четвертые самим создавать по новому, собственному плану.
Вопрос – где, в каком или в каких центрах Церкви найти такое руководство к общественному служению сводится к вопросу о формах церковного авторитета. Если у нас нет непогрешимого римского центра, то мы имеем практически и жизненно достаточные формы «соборности» всех ступеней, от низших до высшей – «вселенской», чтобы спокойно работать и знать, что и без ветхозаветного «урим и тумим» мы всегда найдем в соборном церковном суждении и контроль, и суд, и руководство и помощь.
Участие Церкви в общественном мировом строительстве, – не означает ли отвлечения иерархии, священства от алтарей, от их специфического апостольского «служения слова», обмирщения пастырей, погружения в принижающую житейскую суету? Никоим образом. И церковь, как всякое организованное общество, следует началу разделения труда. Если священство есть служение слова и алтаря, то множество мирян есть богатейший резервуар сил для всех видов общественного служения во имя Христово. Звание мирянина в церкви есть звание, обязывающее к многообразным формам преимущественно общественного и культурного служения. Ради сложности и эффективности этих служений миряне, должны быть соорганизованы во множество специальных братств или орденов и являть в целом как бы технически усовершенствованную армию слуг Церкви со всеми видами духовного оружия. Эта армия должна быть вкраплена в систему общих отношений и там направлять ход дел в духе евангелия и тем достигать посильного преображения мира по образу церкви, – так называемого «оцерковления» жизни.
Есть два метода влияния Церкви на культуру и общественность. Назовем один метод условно «клерикальным». Это, когда Церковь, руками своей иерархии берется за государственную власть, когда она устраивает свои церковные партии в политики, когда создаёт свои школы, свои социально-экономические группировки и т.д. И другой метод – назовем его «молекулярным» когда Церковь, чрез своих членов и через целые их братства-ордена участвуют во множестве общегосударственных, общекультурных учреждений, корпораций, организаций, в различных уже существующих партиях, в академиях, университетах, в общей прессе, в общей светской жизни и везде посильно проводит своё христианское влияние. Это метод наиболее доступный и гибкий. Его преимущества подсказываются нам тем существенным обстоятельством, что в наше время уже нет в действительности патриархальных условий, когда всё государство, вся нация, все учреждения были монолитно христианскими. Тогда теократические планы проводились прямо, клерикально, по системе государственного принуждения. Ничего этого нет теперь в природе вещей. Теперь христиане не по паспорту только составляют меньшинство даже в официально-христианских государствах. Как меньшинство, они не имеют ни права, ни возможности навязывать иноверному и неверующему большинству своих христократических планов. Им остаётся только бороться за евангельские начала путями «молекулярного» воздействия внутри общих форм жизни. Этим преобладающим методом не исключается в нужных случаях и практика особых, церковных форм, по методу, условно названному нами «клерикальным».
Вот именно «меньшинственное» положение в новое время христиан среди светских форм государственности и общественности и умаляет практическую роль чисто церковных, канонических единиц, каковы приходы, епархии. Абсолютно ценные и священные для жизни интимно церковной и мистической, эти канонические организмы часто совершенно несоизмеримы с формами внецерковной общественности. Приходы, как единицы авторитетные только в пределах данного вероисповедания, не могут, как таковые выступать с вотумом по вопросам политическим, экономическим, культурным. Отдельные христиане, составляющие приходы, должны или персонально, или группами и братствами вливаться в формы светской общественности и через них проводить в общую систему жизни то, что нужно Церкви.
Каноническая система организации церкви, таким образом недостаточна для общественного служения Церкви среди иноверного и неверующего большинства. Здесь на первое место по своей целесообразности выдвигается система организаций братств-орденов, связывающая христиан по сродству их профессий и специальностей в интересах церкви. Без максимального развития и усиления этой системы не одержать Церкви нужных побед на обширном поле христианизации всей жизни.
Как ни труден, как ни длителен этот христократический процесс преображения космической, языческой, христоборческой системы жизни в жизнь, сообразную с духом евангелия, ни отдельный христианин, ни вся церковь не могут не жить надеждой, что они созидают здесь на земле в этой грешной и несовершенной среде, некий Град Божий, спасают не только свои отдельные души, но и спасают и свою грешную общественность, свою общую жизнь и своё общее историческое творчество, совершают не только личное, но и совместное общественное спасение во Христе, творят новую теократию – христократию.