Непримиримость

Экуадорское зeмлетpяceниe разбудило пpeдcказания теологов о возможном пpиближeнии земной катастрофы с провалом в трещину коры морей и кoнтинeнтoв и части человечества. Кое-кто из благоденствующих oбывaтeлeй Нового Света изволил уже обеспокоиться... Бeспoкoйcтво бесплодное. Власти над хтоническими силами ни у кого нет. Творись воля Бoжья! Но вот, когда не сытые обыватели, а ответственные вожди человечества пребывают в бесчувственном созерцании, как на их глазах открыто и програмно свыше тридцати лет готовится тоже мировая историческая катастрофа, – это уже не курьез близорукости и нечувствия, а величайшее, тоже мирoвoe и роковое бедствие. Всякому русскому понятно, о чем мы говорим.

В этой слепоте занимающих командные высоты вождей народов и элиты общественного мнения, вскрывается в длинном показательном опыте опасная ограниченность человеческой природы: – немощь, скудость её умственных, нравственных и духовных сил. В своё время Кант в двух великих «Критиках» – «Чистого» и «Практического Разума» неотменяемо показал ограниченность, предельность аппарата человеческого познания. Не мешало бы на основе многотысячелетнего опыта начертать и «Критику Политического Разума». И тоже объективно, научно-бесстрастно показать, насколько он по самой природе человекa ограничен. А так как в том же человеке, в этой загадке из загадок мира, заложено и абсолютное, Божественное начало, то и сей «червь и бог» неудержимо срывается в абсолютизацию своих субъективных истин. И тут мы в заколдованном круге. Каждый признает свою «истину» или мечту за лучшую, за единственную. И к животной борьбе за существование присоединяется, и затем с ней сливается беспощадная борьба за свою «единоспасающую» идею. Так вечно возрождается чудовище идеологической войны. Почему чудовище? Разве не обязательна, не священна борьба за идею? Да, и обязательна, и праведна, и благословенна, если ведется свято, ибо высокая цель требует и чистых средств. Главнейшее оправдание идеологической борьбы в её свободе от средств насильственных. В идеале – это только свободное состязание идей, а не физическое уничтожение самих носителей противной идеи. Это не отрицание страстности, ревности, энтузиазма. Но ревность – не звериный оскал и пламень энтузиазма – не бешенство фанатизма. Но до идеала всегда далеко. Mиp во зле лежит. Человечество непоправимо грешно. Непротивленчество превращается в попустительство зла, т. е. в преступление. Так являются оправданными: и справедливое принуждение и праведная сила, а всё же не нacилиe. Исцеляет не тoлькo тepaпия, но и xиpypгия. Есть нож бaндитa, но есть и ланцет хирурга и меч государства. Хирурги, полиция и армия – не насильники.

Итак, есть выход из заколдованного круга в борьбе и силой в праведной войне с чудовищем насилия, в крестовом походе на защиту человеческой свободы. Но чтобы это не было флагом, прикрывающим корыстно-эгоистические вожделения, сторона, ведущая войну против зла, должна быть на высоте нравственной. После слабости теоретической политического разума это другая фатальная слабость человечества. Скудость нравственных сил обычно извращает самые высокие принципы, установления и начинания. И, может быть, это главная причина неспособности человечества выбраться на дорогу к преодолению настоящего мирового кризиса.

Яркой, прямо гротеск-иллюстрацией нравственной низменности и по-звериному куцего эгоизма, может служить немецкая попытка под флагом сокрушения коммунизма, так, между прочим, стереть с лица земли Россию и русский народ. Германия – первая в мире по учёному знанию России и по бытовой, соседской осведомлённости, проявила в деле такую степень слепоты, граничащей с кретинизмом, что старшие наши поколения, много учившиеся у немцев, привыкшие чтить их учёность, методичность, основательность(Grundlichkeit), просто диву даются: как этот «Volk der Denker» оказался в русском вопросе таким невероятным олухом? Вместо того, чтобы помочь ждущему помощи русскому народу освободиться от коммунистического рабства, что может сделать любая честная (а потому и умная) интервенция, немцы укрепили антихристову державу не только над российскими народами, но и во всём мире и сами от неё заслужено постыдно погибли.

Мы – русские очутились пред невесёлым вопросом: да есть ли и может ли вообще быть на свете такая держава и такая нация, которая и после трагического предметного урока, данного немцами, была бы способна подойти и умно, и морально к проблеме освобождения России? Не грозит ли третья мировая война, конечно, неизбежная, обернуться мрачной сказкой про белого бычка? И всё потому же самому, что не хватает ни политического разума, ни особенно политической совести. При этом мы прекрасно знаем, в любой нации есть десятки и сотни лиц, отлично понимающих и русский ад, и мировую опасность кремлевской власти. На всех языках мы с удовлетворением читаем десятки мудрых статей первоклассных публицистов и блестящих речей парламентариев. Но, увы, это не меняет общей линии политики. Её средняя, традиционная линия далеко ниже этого теоретического уровня. Она дышит отрицанием и враждой к России, как к таковой.

Еще гордый папский Рим отверг весь Православный Восток, как схизматиков и еретиков, и завещал своему питомцу – Западу вражду к Востоку «дондеже покорит его под нозе свои» (1Кор.15:25). Как бы ни восставал на свою старую воспитательницу – римскую церковь вольнодумный её выученик – Запад (и в гуманизме, и в реформации, и в революциях), но соблазнительный урок превозношения, презрения к Востоку и его державному аванпосту – России, он впитал с молоком матери и живёт им досего дня. Правда, подсознательно – латинская вражда к России теперь неузнаваемо перелицевана. Россия для внерелигиозной новой Европы – страна азиатской тьмы и дикости. Она символ всяческой реакции. В интересах всего человечества – разбить эту мрачную тюрьму народов, разделить на мелкие национальные величины и заставить их послушно служить великим знаменоносцам единственно-нормативной, универсальной культуры Запада.

Из этой первичной лжи («протон псевдос»), вскормленной у западных народов средними веками, вытекают все роковые заблуждения в их отношениях к коммунизму и кремлевским тиранам. Люди Запада, загипнотизированные своими старо-латинскими пугалами, видят в «советской» власти только «русский вопрос» в устарелом смысле XIX века, вопрос своих счетов с империалистическим конкурентом. «Болеет он затяжной революционной болезнью – тем легче для нас». Этот типично британский расчет с цинизмом выразил напрямик Пилсудский в устной беседе с Бурцевым. Наивный революционный старик поехал в 1922г. в Варшаву условиться со своим, когда-то товарищем по революции, о помощи в борьбе с большевиками. Диктатор Польши отрезвил его: «да какой же нам, батенька, смысл помогать вам? Пусть Россия еще погниёт (так и сказал!) лет 50 под большевиками, а мы встанем на ноги и окрепнем!..» А вот и благовидно-идейный резон для западных – быть благожелательными к большевикам: «что русский народ варится в тяжёлом котле революции, то так и нужно. Это положительное достижение. Ведь только в этой переварке он освобождается от своего азиатского варварства и уподобится нашим демократиям». Один старый сорбонньер, сам неверующий и антиклерикал, говорил мне: «жаль всё-таки, что Россия не прошла через римско-католическое средневековье, а затем вместе с нами – через реформацию и просвещение; только тогда мы были бы вполне солидарны». И вот лабораторное таинство переработки России в европейскую демократию совершается при благожелательных ожиданиях общественного мнения Запада: вот-вот появится на свет новый собрат в сонме цивилизованных народов. Занести руку над революцией – это реакционно. Надо пактировать с большевиками. Пусть они и каннибалы, но, во-первых, и с такими мы торгуем, а во-вторых, ведь конечно же они эволюционируют. Надо их ввести в семью демократий, а там все устроится само собою. Не может же Революция не привести к благим результатам? Революция с большой буквы, она – канонизованная святая, богиня! Культ Революции – очистительницы России от тьмы варварства и тут же, в ярком внутреннем противоречии, догматическая вера в эволюцию большевиков. (Боже, сохрани от контрреволюции!). Вот это двубокое сyeвеpиe о священной неприкосновенности революции и её обязательно счастливой эволюции и стало той гигантской апельсиновой коркой, на которой споткнулся и завалился великан мирового общественного мнения. Завалился и барахтается, не в силах еще подняться, опоенный смертельно опасным дурманом собственных суеверий. Всё не может опомниться, вытрезвиться. Все грезятся ему «пакты» и выгодные пакты. И не с реакционной, а с революционной(!!!) властью России. Да еще с тайной надеждой на распад российского комплекса и использования его природных запасов. Идеализм на словах и корысть на деле.

* * *

Но мирoвoй грех (смесь близорукости с нутряным эгоизмом) не проходит безнаказанным. Человечество ускоренно несётся навстречу ужасам третьей мирoвoй войны. И именно благодаря этому cлишкoм «высокоуважаемому революционному правительству России». Медленно, с фатальным запозданием мировой политический разум, а может быть и совесть, пробуждаются. Перелом уже совершился. Слепые уже в меньшинстве. Но трудно еще сознание перевести на рельсы действия. Стьюарт Ольсоп, прилетевший из азиатского пекла прямо в величественный Вашингтон, поражён мертвенной нечуткостью ученого аппарата министерства внешней политики. Он бьёт тревогу. Надо спасать себя от неизбежности войны через спасение остатков Азии от потопа коммунизма. Надо срочно бросить и деньги, и технические средства, укрепить очаги сопротивления на границах Бирмы и Индокитая, чтобы вовремя помешать смычке волны коммунистического завоевания с пятыми колоннами этих стран. (Figaro, 25–30 авг.). Откликнется ли на тревогу официальный Вашингтонский мир, увидим. Но со стороны давно уже было ясно, что западный мир, всецело поглощённый своими давними, часто ничтожными европейскими мозолями и болячками, беззаботно предаёт миллиapд цветного человечества в руки коммунистическаго опыта, и сам рискует быть затопленным этой лавиной. Вместо того, чтобы тратить всё своё внимание и силы на установку доз демократизма, фашизма, тоталитаризма в сравнительно тесном географическом круге и всё время трепетать пред опасностью, будто бы грозящей справа, упускают все сроки освободиться от этого призрачного пугала и бесстрашно признать, что главный враг, не мнимый, метафизический, а реальный и уже хватающий за горло, давно пришёл. И не справа, а слева. Издеваясь над демократической слепотой, он цинично размахивает пред ее растерянными глазами знамёнами всех свобод, демократизмов и социализмов, якобы принадлежащих ему левому из левых, по праву первородства. Сами же мирoвыe политики выдали наглецу священный для них диплом и паспорт революции. А теперь отступают пред ним смущённым стадом, боясь прослыть реакционерами. Но отступать некуда. Не на чем остановиться. Бывший мнимый единомышленник и союзник выявился, как несогласимый антипод и враг по всей линии. Остаётся только позиция непримиримости, сначала оборонительной, а потом, неизбежно, и наступательной.

* * *

Как бы ни объяснять заблуждения Запада, вытекающие из его исторического идейного наследства, нам конфузно и горько не за него, а за себя, за наших соотечественников, расколовшихся на этом вопросе. Грустно вспомнить, как много ума и таланта тратилось на доказательства мнимой эволюции большевизма. Еще грустнее недавний соблазн части эмиграции этой запоздалой иллюзией. Какой отрыв от мудрости русского опыта! Какая отрава чужой психологией! Но мы положительно сгораем от стыда, что соблазн соглашательства ворвался в самую, казалось бы, ригористическую область, в эмигрантскую церковность. Создалась духовно отвратная картина новоявленного ханжества в форме приверженности именно к советской церкви. Не там, зa адским занавесом, где уравнены в позоре принудительного лобызания сапога антихриста решительно все: и рабы-граждане, и рабы-сановники и рабы-учёные и писатели, претендовавшие некогда на титул «учителей жизни», и рабы-святители церкви. Бог им всем судья! Все они – падшие, не выдержавшие пытки. Все – трагическая карикатура на подлинную Россию, на русское достоинство, русскую совесть и русскую Церковь. Каждый из нас не доказал еще на опыте, что он не сокрушился бы и сам под прессом советской каторги. Поэтому перенесём наш суд на падших здесь, на свободе, без всякой нужды. Такое явление не заслуживает пощады. Мы имеем полное право и долг квалифицировать его ложь, как вменяемое преступление, объясняется ли оно авантюризмом и карьеризмом, или просто скудоумием, якобы невменяемым. Скудoумиe есть бич и чума в религии. Оно живой голос совести и живое сердечное знание Христовой правды заменяет книжными справками, мёртвыми талмудическими выкладками, к каким бы чудовищным результатам они ни проводили. Отсюда это религиозно-тупое, извращенчески-кощунственное лепетание о «припадении к сосцам матери-Церкви», как будто патриарх Алексий и мать-Церковь русская это синонимы. Мы не западные тупицы, не могущие отличить русского народа от кремлевского правительства, а следовательно и русской Церкви от Синода п-ха Алексия. Этот патриарх и этот Синод – лишь принудительно правящий аппарат, наложенный сверху на церковную совесть народа и ее угнетающий. Аппарат крепко сидит в лапax не просто кавказскаго бандита т. Джугашвили, но и самого крупного в истории слуги антихриста. Не возьмут в толк этой простой для нас истины не только западные христиане, но и наши православные собратья, кроме конечно тех, кому, как и нам, коммунизм уже подрал шкурку. Теперь нас понимают и сербы, и болгары, и румыны. Не только для четвероногих, но и для людей вразумительны часто только такие шкурные уроки.

В этот русский позор соблазнительно вносит свою моральную поддержку поведение иностранных христианских ухаживателей за московским патриархатом. Иностранные богословы, как и политики (люди единого мировоззрения) не вмещают самоочевидного для нас факта, что власть и народ в СССР – не одно и то же, что это враждующие полярности, скованные лишь насилием. Для закаленных в демократизме голов такая мысль – абсурд. Но если бы они только это поняли! Как многое изменилось бы в мире. Опытной проверкой ошибочности ухаживательских настроений около московского патриарха была прошлогодняя Амстердамская Конференция Церквей. На все её заискивания п. Алексий, по указке своего богдыхана Джугашвили, ответил с напускной грубостью «вселенской смазью» в лицо сладкогласной Конференции. Голоса смиренной, подлинной Русской Церкви они не услышали, ибо не там его искали. И добились с порабощенных официальных верхов пошлого обличения, в «капитализме и импepиaлизме». Это – и голос не Иакова и руки не Исавовы, а просто рычание из-под кремлёвской подворотни. Русская Церковь тут ни при чем. Ошиблись адресом. И заслужили такую оплеуху, прислушиваясь в первую очередь не к христианской совести, а к диктатуре лаическаго общественного мнения. Истратили всю тонкость нюха и остроумия на угадывание малейших запахов и привкусов хитлеризма и не догадываются тот же метод придирчивой требовательности направить и в сторону антихристианского большевизма. Христиане не проявили достаточной самостоятельности, независимости от царящаго в мире ультралаического лозунга: «нет врагов слева!» Неумирающие книжники и фарисеи! Погоду вы предсказываете, а знамений времени не примечаете! Да, есть враги и справа, и сверху, и снизу, со всех сторон. Но то, что вы мните врагами №1 – только щенки и котята в сравнении с левыми тиграми и их главнокомандующим «зверем из бездны».

* * *

Мрачна картина мирового примиренчества с Коминтерном и К-ннформом. Но не безнадежна. Конечно, сумбур и ложь соглашательства не перестанут повторяться в сотнях новых вариaнтов, вероятно, вплоть до момента, когда застреляют атомные бомбы. Символ всемирного потопа бессмертен. Но, как мы сказали, кризис в сознании уже произошёл. От ледяного афелия всё неудержимо несётся уже к пылающему перигелию. Блекнут незаметно пышные декораци Лэк-Сексиской ONU,повторяя неизбежную участь фальшивой предшественницы SDN. Крепнут очертания Атлантическаго пакта. Намечается его продолжение – в Тихоокеанском. Ценность их не материальная, но моральная: отрыв от духовного разврата примиренчества. И не анекдот, а знамение времени, что и Далай-Лама поднял жёлтое знамя против Коминформа. Для Азии это кое-что значит. Но, конечно, дату pешительного духовного перелома надо вести от недавних декретов Апостолической Канцелярии, утвержденных мудрым папой Пием XII. Наконец-то Roma locuta est! Mиp давно этого ждал. Слава Богу, провалились в бездну прошлого дипломатические умолчания, колебания, срывы, вроде чоканья в Генуе (1922) кардинала Гаспари с советским полпредом Чичериным или якшания монсиньора М. Дербинья советской церковью. Великая римская Церковь, сохранившая всемирное единство всех своих частей, оправдала своё организационное первенство. Она первая в мировом масштабе анафематствовала марксистский коммунизм, как мировоззрение антихристианское Finita la comedia. Красным подделкам и карикатурам (вроде Кентерберийскаго декана в англиканстве) в римском духовенстве отныне нет места. Стало легче дышать. А было душно от спёртого воздуха двусмыслиц и трусости, даже под церковными сводами.

Кому бы, казалось, и не произнести первому христианскую анафему на коммунизм, как не Православному Востоку, в странах которого антихрист утвердил трон свой? И действительно, патриарх Тихон первый в мире, в январе 1918 г. провозгласил громкую анафему на большевиков и их сотрудников. Но она не была поддержана никем, ни дома, ни заграницей. П. Тихон был сломлен в одиночестве политическим насилием. Другие Православные Церкви-сёстры безмолвствовали, или ещё хуже: духовно безвкусно, на политический манер, коллаборировали с обновленцами и живоцерковниками. О том, чтобы Православная Церковь в целом, как всё Пpaвocлaвиe, изрекла urbi et orbi своё суждение о коммунизме, пока не приходится и мечтать. Нет для этого рупора, единого соборного органа. У «соборной» Церкви нет общего собора». Церковь разорвана по национальностям, поглощена местными политическими интересами. Распалась на Церкви подъярёмные и эмигрантские, а последние – на фракции, юрисдикции. В столь унизительной рассыпанности Православие неспособно авторитетно выразить своего объединённого голоса.

Скажут: и неважно, какая этому цена? Правда, мы живём в безрелигиозную эпоху. Религии и Церкви уже не ведут свои народы, а плетутся в хвосте светских сил, гордо преобладающих, а иногда и насилующих. Тем более на Церквях лежит долг – являть пред мирoм и словом, и примером христиански-мужественную, свободную, невиляющую позицию в вопросах общественных по их духовно-нравственной стороне. И голоса Церквей, и долготерпение их исповедников, и кровь мучеников безоружны и беззащитны. Но они – динамит, впитываемый душой народной, на котором в какой-то момент взрывается власть насильников. И жаль, что голос Церквей не идет впереди всех, не ведёт, запаздывает, не в силах зазвучать согласно, недвусмысленно. Одна римская Церковь организована для этой функции. Протестантизм и православиe пока бессильны преодолеть – каждый свою раздробленность.

А время не ждёт. Даже сонная, наивная, избалованная мирным изоляционизмом Америка, уже перевалила за свои 70% отрицания пактов с коммунистами. И это – безвозвратно. Назад мир, проученный 30-летним горьким опытом соглашений с коммунизмом, вернуться уже не может. Мы вступили в полосу оправданной, доказанной непримиримости – и в стратегии, и в тактике. Но даже сознав это, мир еще годами (едва ли десятилетиями) будет влачить лицемерную дипломатическую канитель. Тем отчетливее должна быть осознана обязательность строгой непримиримости в среде русской эмиграции. К стыду нашему она еще нуждается у нас в реабилитации. Наш левый участок антибольшевицкого фронта до последней минуты еще не решается безоговорочно провозгласить этот лозунг непримиримости. Со дней неудачнаго фронта Учредительнаго Собрания (1919) и кончая Р. Д. О. Милюкова непримиренцев подозревали в реакции и реставрации. Митинги «Дней Непримиримости» обходились молчанием. Непримиримость старались отождествить с нетерпимостью, фанатизмом, тоталитаризмом. Придавался ей наступательно насильнический характер. Между тем первейший смысл непримиримости – смысл оборонительный. Лицо или коллектив не могут примириться и принять то, что им навязывается со стороны. Непримиримость есть идеалистическая совестливость, моральная требовательность к себе и другим во имя верности какому-то чистому, святому делу, высокому принципу. Примиренчество – измена, иудинство, низость.

Если в сложностях жизни общественной, исторической, при несовершенстве и порочности человеческой природы, часто слагаются условия морально оправдываемых компромиссов (условно называемых «святыми компромиссами»), то в данном мировом вопросе о большевизме весь арсенал компромиссов уже использован безрезультатно на опыте. Изжито большевизанство всех видов: и бескорыстно иллюзионистское (Рабиндранат Тагор, Берн Шоу, Ромэн Роллан, Андрэ Жид и т. п.), и лукаво-авантюристское (сменовеховство, евразийство, младоросство) и доктринерское (наши социалисты и респ. демократы). Над нами повисло уже небо свинцовых туч... «А в них трепещут синие молнии»... Грозит «атомная» кончина нашего маленького света. Не до ухаживаний тут ни за глупыми, ни за подлыми. «Неволя» достаточно уже «заставляла нас проходить вместе с ними через грязь». Пусть «купаются в ней», если нравится. В презрении к ним – наша нетерпимость. Живите, как хотите. Только оставьте нас в покое. Отвяжитесь, провалитесь! Не фиглярничайте напоказ, будто вы духовно вернулись на родину. Не рядитесь натужно ни в патриотизм, ни в русскость, ни в православиe! Вы и сами в это не верите. Но иначе вам нельзя выполнить ваше агентурное задание. Нам же приходится мыть руки от coпpикocнoвeния с вами. Вы для нас более чем чужие, вы – опасные, скользкие, ядовитые. Haшa непримиримость даже до тактических мелочей – законный способ самозащиты. И для простых обывателей и для ответственных людей.

И откуда у вас это непонятное нам, чуждое русским традициям, неприличное, воровское сидение в наших русских (а не в ваших советских) организациях? Вас приходится активно не пускать в них или выставлять вон. Как это объяснить, если не соц.заказом? То голосами большинства «О6щ-во Рус. писателей и журналистов» вынуждено было исключать просоветских, лояльных Сталину, журналистов, неизвестно почему упорно остававшихся в чужой для них и идейно вражеской среде. То три года тому назад приходилось Епархиальному Съезду нашего экзархата защищаться от врывания в него грубо вторгавшихся иepeeв, ушедших в советскую церковь. То три советских иерея домовой церкви при Рус. Доме в St.-Genevieve под Парижем мучают своим «москвизмом» совесть своего подневольная стада – беспомощных стариков. А сверх того они же монопольно хозяйничают еще и на соседнем кладбище и в прекрасной его церкви, чем давно возмущается парижское общественное мнение. Не может оно «примириться» с такой насмешкой советчины над этим священным для русских изгнанников – жертв большевизма – Некрополем. Это – монумент, увековечивший нашу и самих почивших непримиримость с дьявольской пародией на русскую Москву.

* * *

Непримиримость до ригоризма со всеми видами и формами большевизанства есть наша духовная гигиена, санитария, ассенизация. Большевизм не просто политическая партия, течение, это – тонкое духовное явление. Это растление совести. Простейшая дезинфекция, предохранeниe себя от гнилостных бацилл диктует строгие методы непримиримости.

Наше новое оправдание в этом ригоризме нам принесла новая эмиграция. Попробуйте ей запеть песню об эволюции Кремля, о патр. Алексие и т. д., вы попадете в список подкинутых агентов, которых она беспощадно и с отвращением выкорчевывает из своей среды.

Соглашательская страница истории русской эмиграции навсегда захлопнулась.