Источник

Часть II. Церковь Христова среди язычников (главы 13–28)

Глава тринадцатая

Путешествие Варнавы и Савла в Кипр и обращение проконсула Сергия Павла (стихи 1–12). Путешествие в Пергию и Антиохию Писидийскую и речь апостола Павла в синагоге (стихи 13–41). Действие апостольской проповеди на язычников и на иудеев и гонение на апостолов со стороны иудеев (стихи 42–52)

Путешествие Варнавы и Савла в Кипр и обращение проконсула Сергия Павла

(стихи 1–12)

В первенствующей христианской Церкви особенными дарами Святого Духа, которых сподоблялись лишь некоторые избранные, были пророчество и учительство (см. 1Кор. 12:28 и Еф. 4:11). Антиохийская церковь к описываемому времени достигла такого духовного преуспеяния, что в ней были уже свои пророки и учителя. Из них на первом месте Дееписатель называет Варнаву, вероятно по особенному к нему уважению в первенствующей Церкви и по особенному участию в устройстве церкви Антиохийской, а Савла – на последнем месте, так как он позднее всех вступил в общение с Антиохийской церковью, да и самая его апостольская деятельность только ещё начиналась. Упоминает Дееписатель ещё троих, о которых в новозаветных книгах ничего не известно: Симеона, называемого Нигер, что значит «чёрный», вероятно из римских прозелитов, как можно догадываться по прозвищу, Лукия, или Луция, Киринеянина, может быть одно лицо с тем, кого упоминает апостол Павел в послании к Римлянам 16:21 (ср. 11:19), Манаила, или Манаима, совоспитанника Ирода четверовластника, то есть Ирода Антипы, тетрарха Галилейского. Это примечание характерно: воспитание при дворе Ирода Великого не оказало, следовательно, на него влияния. «Когда они служили Господу» – греческое слово, употреблённое здесь, относится к храмовому священническому служению: вероятно, это была Евхаристия. Важно отметить при этом, что они «постились». А современные сектанты, уверяющие, что они во всём следуют Священному Писанию, отвергают пост. Во время этого богослужения Дух Святой, вероятно через одного или нескольких пророков, повелел «отделить Варнаву и Савла на дело, к которому Он призвал их», то есть на особенное благодатное служение Церкви Христовой. Как видно дальше, это было миссионерское служение для обращения ко Христу язычников. Знаменательно возложение рук на Варнаву и Савла, предварённое опять постом и молитвой. Это было рукоположение их на апостольское служение. Конечно, возлагало руки не всё общество, а его предстоятели, сообщившие таким образом поставляемым на апостольское служение особые благодатные дары, необходимые им для успеха их дела.

Они отправились в путь, как видно, сопровождаемые Иоанном Марком, который должен был услуживать им и помогать, крещая новообращённых и исполняя второстепенные обязанности. Прежде всего, они отправились на остров Кипр, ближайший к Антиохии остров Средиземного моря. Это место было самым подходящим для того, чтобы с него завязать сношения со всем остальным языческим миром. Варнава был сам родом с этого острова, на нём жило много иудеев; по самому островному положению они должны были ближе общаться с языческим населением, чем на материке; как занимавшиеся морской торговлею, жители острова имели обширные связи с окружающими материками, особенно с южными областями Малой Азии, куда и отплыли потом апостолы. Чтобы отправиться из Антиохии в Кипр, они должны были прийти в Селевкию – небольшой портовый городок при впадении реки Оронта, на которой лежала Антиохия. Здесь они сели на корабль и отправились в Кипр, высадившись затем на восточном берегу острова в городе Саламине. Так как Варнава был родом из кипрских иудеев, то естественно, что они обратились с проповедью о Христе прежде всего к тамошним иудеям по их синагогам. Св. Павел и позже держался правила проповедовать сначала иудеям, а потом уж язычникам. Для исполнения разных поручений они имели при себе Иоанна-Марка. Из Саламина они пошли далее на запад и прошли весь остров до города Пафа, лежавшего на западном побережье. Это был главный город – местопребывание римского проконсула, правителя Кипра. Там они нашли некоего волхва, в том же смысле, в каком этим именем назывался самарянский Симон Волхв, по имени Вариисус (что, собственно, значит «сын Иисуса»). Дееписатель клеймит его именем лжепророка. Сам же он был иудеянин, хотя и носил почему-то арабское имя Елима, быть может потому, что был родом из Аравии, или просто присвоил себе это имя, дабы слыть за восточного мудреца. Видимо, этот волхв имел влияние на проконсула Сергия Павла, которого Дееписатель называет «мужем разумным», так как пытался отвратить его от веры во Христа. Можно полагать, что проконсул этот не удовлетворялся языческой религией и держал при себе иудейского волхва, надеясь в его мудрости и учении найти себе удовлетворение, но не найдя этого, пожелал обратиться к проповедникам нового учения, пришедшим в его город. Елима, что в переводе и значит «волхв», воспротивился им, боясь потерять своё влияние на проконсула. «Но Савл, он же и Павел, исполнившись Духа Святого и устремив на него взор, сказал: о, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды...» – и поразил его слепотой. Это обличение волхва, соединённое с чудесным знамением, произвело такое впечатление на проконсула, что он, уже без колебаний, уверовал во Христа. Здесь замечательно то, что отныне Савл перестаёт называться этим именем, а именуется далее уже Павлом – имя, с которым он и вошёл в историю. Большинство древних толкователей полагают, что эта перемена имени произошла вследствие того, что Савл, после первого совершённого им великого чуда и обращения проконсула Сергия Павла, ставшего его первым духовным чадом в его апостольской деятельности, принял на себя, в память этого знаменательного события, имя проконсула – Павел. Характерно, что с этого времени Павел, как явивший в себе особую силу Духа Божия и тем показавший себя главным апостолом языков, ставится на первое место. В то время как до этого события Дееписатель имя Варнавы ставил первым и писал «Варнава и Савл», с сего времени он постоянно пишет: «Павел и Варнава». Другие толкователи высказывают предположение, что Савл – это еврейское имя, а Павел – это римское имя, которое носил Савл от самого своего рождения как римский гражданин, что было в употреблении у иудеев. В начале, как истовый фарисей, он именуется своим еврейским именем Савл, когда же он вышел на проповедь языческому миру, он стал употреблять своё римское имя.

Путешествие в Пергию и Антиохию писидийскую и речь св. Апостола Павла в синагоге

(стихи 13–41)

«Отплывши из Пафа, Павел и бывшие при нём прибыли в Пергию, в Памфилии...» Сразу же Павел ставится во главе миссии: «Павел и бывшие при нём», под которыми разумеются, конечно, Варнава, Иоанн-Марк и, может быть, ещё кто-либо из обращённых кипрян. Памфилия – малоазийская прибрежная область к северу от Кипра, а Пергия – главный город этой области, недалеко от моря на реке Цестре. Неизвестно по какой причине, может быть по слабости характера и боязливости, так как Павел не одобрял её (15: 37–39), Иоанн, отделившись от апостолов, возвратился во Иерусалим. Они же, то есть Павел со своими спутниками, прибыли в Антиохию Писидийскую. Это был главный город Писидии, области, лежавшей на севере от Памфилии, внутри Малой Азии. Вошедши в синагогу в день субботний, они сели, и после чтения закона и пророков, сами начальники предложили им сказать слово наставления к народу. Начальник синагоги – «архисинагог», собственно, был один, а здесь имеются в виду, вероятно, старцы, члены совета при архисинагоге. Некоторые предполагают, что к Павлу со спутниками они обратились потому, что те сели на скамью раввинов. Вероятнее, однако, предположение, что Павел и Варнава ещё раньше посещения ими синагоги сделались известными в городе как мужи учительные. Тогда св. Павел произнёс речь, которая состояла в кратком, но сильном изображении истории еврейского народа со времён патриархов до Давида с целью, как это сделал раньше св. Стефан, указать на бывшие тогда великие благодеяния Божии, а от этого прямо перешёл к истории Господа Иисуса Христа и учению о прощении грехов через Него с сильным предостережением против неверия в Него. Речь его обращена не только к природным иудеям («мужи Израильтяне»), но и к прозелитам врат («боящиеся Бога»), которые занимали особые места на синагогальных собраниях. Речь эта разделяется на три части:

1) вступление (ст. 16–22), носящее чисто исторический характер, которое говорит о попечении Божием над Израильским народом от патриархов до Давида;

2) главная часть речи (ст. 23–37), содержащая учение о Господе Иисусе Христе как о Мессии, предсказанном в Ветхом Завете, – здесь говорится о проповеди Иоанна Крестителя, об осуждении Господа Иисуса Христа, о смерти Его и Воскресении; характерно, что и св. Павел, подобно апостолу Петру (Деян. 2:27–31), приводит те же самые слова псалмопевца Давида из 15 псалма, утверждая, что невозможно приложить их к Давиду и что они могут быть приложены только ко Христу;

3) заключение носит чисто практический характер (ст. 38 1) – в нём апостол возвещает о прощении грехов всем, кто уверует во Христа, и предостерегает от неверия словами пророка Аввакума (1:5).

Действие проповеди св. Апостола Павла на иудеев и язычников и гонение на апостолов со стороны иудеев

(стихи 42–52)

Проповедь апостола Павла произвела, видимо, сильное впечатление на прозелитов (которых Дееписатель называет «язычниками»), так как при выходе апостолов из синагоги (как видно, ещё до формального роспуска собрания, что разрешалось для пришельцев-гостей) они просили их говорить о том же в следующую субботу. Впрочем, в большинстве древних рукописей этого слова «язычники» нет, так что можно полагать, что и иудеи также участвовали в этой просьбе, как это можно заключить из следующего, 43 стиха, где говорится, что «многие Иудеи... последовали» за Павлом и Варнавою. Очевидно, сердец их коснулась благодать Божия. В следующую субботу почти весь город собрался слушать «Слово Божие». Дееписатель не передаёт этой второй речи святого Павла, а приводит лишь заключительные слова её в 46 стихе, вызванные тем, что иудеи, по зависти к великому успеху проповедника, начали противоречить ему и злословить, сопротивляясь тому, что говорил Павел. Присутствие стольких язычников оскорбляло иудеев, ибо они не допускали мысли, чтобы язычники могли участвовать в мессианском спасении. Тогда Павел и Варнава открыто объявили, что, без сомнения, Евангелие должно быть возвещено прежде всего иудеям, но так как они отвергают его и сами себя делают недостойными, то было совершенно справедливо обратить проповедь к язычникам, как это было предречено ещё пророком Исаией: «Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Моё простёрлось до концов земли» (49:6). Эти слова доставили великую радость язычникам, которые во множестве уверовали во Христа – не все, правда, но те, которые были «предуставлены к жизни вечной» – предуставлены, предопределены, не в смысле безусловного, конечно, предопределения, а те, кого Господь избрал по предведению доброго направления их воли. Из Антиохии Слово Божие распространилось «по всей стране», то есть по Писидии. Это вызвало ожесточение среди иудеев, которые возбудили против Павла и Варнавы некоторых почётных женщин, язычниц по рождению, принявших иудейство, а эти, по неразумной ревности к своей новой вере, сумели воздвигнуть такое гонение на апостолов, что им пришлось, по заповеди Христовой, отрясши прах от ног своих, уйти от этих упорствовавших в неверии людей. Так здесь в первый раз иудейство соединилось с язычеством в гонении на христианство. Апостолы пошли в Иконию, главный город области, называвшейся Ликаония, на восток от Писидии. В Антиохии же новообращённые ими ученики «исполнялись радости и Духа Святого», что показывает, что они, твёрдо уверовав, нисколько не пали духом от гонения, постигшего их учителей. «Такова сила Евангелия, – говорит блж. Феофилакт, – учителей гнали, а ученики радовались».

Глава четырнадцатая

Проповедь Павла и Варнавы в Иконии, Листре и Дервии (стихи 1–7). Исцеление хромого в Листре и попытка язычников принести апостолам жертву (стихи 8–18). Гонение на апостолов и их возвращение в Антиохию через города с новооснованными христианскими общинами (стихи 19–28).

Проповедь Павла и Варнавы в Иконии, Листре и Дервии

(стихи 1–7)

В Иконии апостолы вновь проповедовали в синагоге и обратили ко Христу великое множество иудеев и язычников. Но и тут неверующие иудеи сумели раздражить против них известную часть язычников, что, однако, не помешало апостолам пробыть в Иконии «довольно времени», проповедуя и творя чудеса. Народ в городе разделился: одни были на стороне иудеев, а другие на стороне апостолов, но всё же злоба их врагов достигла такой степени, что они устремились на апостолов, дабы побить их камнями. Это замечание ясно указывает, что подстрекателями были именно иудеи, так как побиение камнями было иудейским родом казни для богохульников. Узнав о сем, апостолы решились бежать в другие города Ликаонии – Листру и Дервию, на юго-восток от Иконии. В этих городах и их окрестностях апостолы занялись проповедью Христова учения.

Исцеление хромого в Листре и попытка язычников принести апостолам жертву

(стихи 8–18)

Апостолы в первый раз находились здесь перед языческим обществом. Жители Ликаонии достаточно знали греческий язык, чтобы понимать проповедь. Среди слушавших апостола Павла был хромой от рождения. Увидев его душевное настроение, апостол счёл его достойным чудесного исцеления: видимо, проповедь апостола возбудила в этом хромом веру во всемогущую силу Того, о Ком он проповедовал. Чудо, совершённое затем Павлом над хромым, произвело необыкновенно сильное впечатление. Язычники, конечно, истолковали его со своей обычной, естественной для них точки зрения: они приняли апостолов за богов, сошедших с неба, и начали приготовления, чтобы принести им жертву как богам. Варнаву, старшего годами и более представительного по внешности, они приняли за главного бога своего Зевеса (или Юпитера), которому был посвящён храм вблизи города, а Павла, постоянно проповедовавшего и имевшего дар убедительного слова, – за Эрмия (или Меркурия). Дееписатель подчёркивает, что они высказали это, возвысив голос, по-ликаонски: особенно сильные переживания всегда обычно выражают на своём родном языке. Что это за ликаонский язык, сказать трудно: одни считают его за наречие, родственное ассирийскому, другие считают его тождественным с каппадокийским наречием, иные – за испорченное греческое наречие.

Жрец Зевеса собирался совершить жертвоприношение перед воротами города, как осчастливленного, по мнению суеверных язычников, посещением богов. Узнав об этом, апостолы Павел и Варнава разодрали свои одежды в знак скорби о таком ослеплении народа и, стремительно вошедши в толпу народную, собравшуюся у ворот города около жреца и приготовленных им жертвенных животных, убеждали их оставить это предприятие. Речь их дышит огорчением и вместе тонким тактом в суждении о языческой религии вообще («Бог... попустил всем народам ходить своими путями...»), чтобы не раздражить их возбуждённого чувства. Тем не менее, апостолы решительно назвали их богов «суетными», то есть ложными, и заявили, что они пришли обратить их «к Богу живому. Который сотворил небо, и землю, и море, и всё, что в них»; они дали понять, что язычники могли бы познать этого истинного Бога из благодетельных явлений природы. Эта речь св. апостола Павла напоминает слова его в послании к Римлянам, начиная с 1:20 и далее.

Гонение на апостолов и их возвращение в Антиохию через города с новооснованными христианскими общинами

(стихи 19–28)

Едва удалось убедить народ не приносить им жертвы, но тут произошло то, что трудно было ожидать, и то, что показывает, насколько непостоянно настроение народной массы. Если эти необыкновенные иностранцы не боги, то, очевидно, они – противники богов. Видимо, это внушили ликаонцам пришедшие из Антиохии и Иконии иудеи, которые так сумели настроить этих язычников против апостолов, что они побили Павла камнями и вытащили его за город, почитая уже мёртвым. Побитие камнями опять указывает на инициативу в этом деле иудеев. Побили Павла, а не Варнаву, потому что он был сильным проповедником и его особенно ненавидели иудеи, как главного врага. Когда ученики собрались около него, видимо от скорби, а может быть для погребения, он встал, вошел в город, что все, конечно, было чудесным и что указывает на необыкновенную твёрдость духа у апостола, а затем удалился с Варнавой в Дервию на юго-восток от Листры. Там они тоже приобрели проповедью много учеников, а затем предприняли обратный путь через все пройденные ими города – Листру, Иконию и Антиохию – с целью утвердить души учеников, то есть ободрить их в предстоящих им скорбях и гонениях за исповедание Имени Христова, и поучая их, «что многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Небесное». Это учение вполне согласно с учением Самого Господа Иисуса Христа, Который путь спасения называл путём узким и вратами тесными (Мф. 7:13–14) и в Своей прощальной беседе с учениками предрёк им: «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16:33). Путь скорбей и страданий – необходимый путь для каждого желающего спастись, ибо этим путём шёл и Сам Божественный Основатель христианства. Не правы, поэтому, протестанты и сектанты, считающие себя уже спасёнными только потому, что они уверовали, и отрицающие необходимость личного подвига для спасения.

При этом апостолы рукоположили пресвитеров к каждой церкви, то есть предстоятелей и руководителей каждой общины, чем давалась им прочная организация и возможность совершения таинств. При прощании с каждой отдельной общиной апостолы молились и постились, чем опять подчёркивается важность и необходимость поста. Уходя, они предавали эти общины Господу, то есть Его милости и покровительству.

Через Писидию и Памфилию апостолы возвратились в Пергию, первый город, в который они прибыли, высадившись на берег Малой Азии. Проповедав там снова, сошли в Атталию, приморский город в той же Памфилии, на юго-востоке, при впадении в море Катаракта, а оттуда отплыли в свою митрополию – Антиохию Сирийскую, откуда начали своё первое миссионерское путешествие. Там они собрали всё общество христиан, чтобы поведать ему, что сделали не они сами, а Бог через них – смиренное сознание своего ничтожества.

Глава пятнадцатая

Смущение в Церкви Антиохийской и апостольский собор в Иерусалиме (стихи 1–35). Отправление апостола Павла во второе миссионерское путешествие (стихи 36–41).

Смущение в церкви антиохийской и апостольский собор в Иерусалиме

(стихи 1–35)

Воззрение иудеев на обязательность Божественного закона Моисеева было слишком глубоко внедрено в них, а потому им трудно было согласиться с мыслью о ненужности этого закона в христианстве. Когда в Церковь Христову вступили язычники, этот вопрос необходимо должен был быть поставлен во всей своей остроте, что и случилось, наконец, в Антиохии, этой первой большой христианской общине из язычников. Туда пришли миссионеры из Иудеи, которые стали учить об обязательности для христиан обрезания по закону Моисееву. Из того, что апостолы адресовали по этому случаю письмо не в Антиохию только, но и в Сирию и Киликию, видно, что подобные же миссионеры появились и там. Они положили начало первой христианской ереси – «иудействующих» (см. ст. 23). Произошло «разногласие» и «состязание» у Павла и Варнавы с ними. Очевидно, в обществе антиохийском эти миссионеры нашли себе какую-то часть сочувствующих, вероятно среди христиан из иудеев. Необходимо предположить, что Павел и Варнава отрицали обязательность обрезания для христиан из язычников, но так как произошла смута, нарушившая мир, то было решено отправить в Иерусалим для разрешения этого вопроса особое посольство с Павлом и Варнавой во главе. Необходим был авторитет апостолов, пребывавших в Иерусалиме, для разрешения этого спорного вопроса. Вместе с пресвитерами они составляли теперь, как видно, высшее административное и судебное место, каким был для иудеев синедрион. Возможно, что эти миссионеры прикрывались авторитетом самих апостолов. Посланные были провожены Церковью, чем подчёркивается важность этого посольства, возбуждавшего общее к себе участие и интерес. Посланные проходили Финикию и Самарию, через которые, естественно, лежал их путь в Иерусалим из Антиохии, причём по пути рассказывали в бывших там христианских общинах об обращении язычников, чем возбуждали общую радость. Как уполномоченные великой Антиохийской церковью, они были приняты всей Иерусалимской церковью с апостолами и пресвитерами во главе, видимо, в особом торжественном собрании, на котором и поведали об обращении язычников. Против их способа принятия в церковь язычников тотчас же, тут же в собрании, восстали «некоторые из фарисейской ереси уверовавшие», как бывшие наиболее строгими ревнителями обрядового закона Моисеева, которые заявили, что «до́лжно обрезывать» язычников и заповедовать им блюсти закон Моисеев. Апостолы и пресвитеры для рассмотрения этого столь важного вопроса созвали целый собор из всей Иерусалимской церкви. В послании к Галатам (2:1–21) св. апостол Павел вспоминает, как он через 14 лет по своему обращению, или после первого посещения Иерусалима, ходил на этот собор и отстаивал там ненужность обрядового закона Моисеева для христиан. Отсюда делается расчёт, что этот первый апостольский собор происходил в 51 году по Рождеству Христову.

Вопрос, подлежавший решению, в сущности, был таков: Закон или Евангелие? Моисей или Христос? Благодать или дела закона? Евангельская свобода или иго законное? Закон Моисеев, как учит об этом апостол Павел в послании к Галатам (3:24–25), был дан лишь как детоводитель ко Христу, а потому по пришествии Христовом он становился уже ненужным, ибо заменялся новым законом Христовым. Считать закон Моисеев обязательным в христианстве – значило считать недостаточной искупительную силу закона Христова. Если бы воззрение иудействующих одержало верх, христианству грозила бы опасность превратиться в иудейство. Вот почему апостол Павел до конца дней своих решительно боролся с этим заблуждением и все его послания проникнуты мыслью, что человек оправдывается лишь верой во Христа, а не делами закона. Эту мысль его извратили протестанты и сектанты, уча о ненужности добрых дел для спасения, хотя апостол Павел и не думал этого утверждать, а доказывал только ненужность Моисеева закона в христианстве: под «делами закона» ясно разумеются обрядовые предписания Моисеева закона, а вовсе не добрые дела.

После предварительных долгих споров и прений на соборе взял слово св. апостол Пётр, который дал руководящую нить к решению вопроса: он напомнил всем известное событие («вы знаете») о чудесном обращении через него ко Христу сотника Корнилия, получившего чрезвычайным образом Духа Святого, и сделал вывод из него в приложении к рассматриваемому вопросу: так как Сердцеведец Бог, Который не может обмануться в суждении о способности язычников к достижению ими спасения о Христе, не положил никакого различия между христианами из иудеев и христианами из язычников, то «что же вы ныне искушаете Бога, желая возложить на выи учеников иго, которое не могли понести ни отцы наши, ни мы?», то есть: зачем хотите заставить исполнять их этот тяжкий ветхозаветный закон с его многочисленными правилами и предписаниями, которого ни мы, ни отцы наши не были в состоянии исполнить? Характеризуя так ветхозаветный закон, апостол этим указывает, что он не может привести к оправданию перед Богом и что он, следовательно, лишний в христианстве. «Мы веруем, – закончил свою речь апостол, – что только благодатью Господа Иисуса Христа спасёмся». Эти мысли подробно раскрывает также св. апостол Павел в своих посланиях к Галатам (например, 3:10), к Римлянам (3:9–19), к Коринфянам (1Кор. 1:3; 2Кор. 1:2; 13:13), к Ефесянам (1:2).

Впечатление от слов Петровых было таково, что всё собрание умолкло, то есть прения совсем прекратились. Как показывает дальнейшая история христианства, лжеучение иудействующих не было совсем и сразу искоренено и долго ещё продолжало волновать Церковь, но здесь, на собрании, оно было побеждено словами Петра, и поборники его затихли. Спокойно и молча, без перерывов слушало всё собрание Варнаву и Павла, рассказывавших, какие знамения и чудеса сотворил Бог через них среди язычников во время их миссионерского путешествия. Всё это подтверждало истину того, что говорил Пётр, то есть то, что обращение язычников ко Христу помимо иудейского закона есть дело Божие и что, следовательно, не нужно христиан из язычников принуждать к исполнению Моисеева закона.

Затем начал речь святой Иаков, брат Господень, которому, как предстоятелю Иерусалимской церкви и вместе с тем как председателю собора, принадлежало последнее слово. Слово его было решающим ещё потому, что сам он слыл строгим ревнителем закона и получил за это не только у христиан, но и у самих иудеев наименование «праведного». Речь святого Иакова состоит из двух частей: в первой он подтверждает истину слов апостола Петра пророческим словом, во второй предлагает окончательную формулу решения собора. Замечательно утверждение Иакова, что «Бог призрел на язычников, чтобы составить из них народ во имя Своё». До сих пор иудеи думали, что только они – избранный народ Божий, теперь святой Иаков свидетельствует, что и христиане из язычников – такой же избранный народ Божий, как и евреи. В доказательство он ссылается на пророчество Амоса (9:11), в котором Бог обещает восстановить падший дом Давидов, так что он будет царствовать над всеми народами, которые обратятся к истинной вере. Здесь разумеется устроение Мессиею Царства Божия на земле, в которое войдут не только иудеи, но и язычники. Во второй части своей речи святой Иаков предлагает освободить обращающихся из язычников от исполнения закона Моисеева, а требовать от них исполнения только того, что и согласно с духом закона Моисеева, и не противно духу христианства, так называемых «заповедей Ноя»:

1) воздерживаться от осквернённого идолами, то есть от вкушения мяса языческих жертв, приносимых идолам;

2) от блуда, то есть сладострастия телесного во всех его видах, – требование особенно важное, потому что этот грех был самым распространённым в языческом греко-римском мире и едва ли даже считался пороком;

3) от удавленины, то есть употребления в пищу мяса такого животного, которое умерщвлено через удавление и в котором осталась его кровь;

4) от крови, которая была запрещена в пищу, как мерзость, ещё во времена Ноя (Быт. 9:4).

Пятое требование: «не делать другим того, чего себе не хотят», – находится лишь в немногих древних рукописях. Святой Иоанн Златоуст не читал его. Оно имеет целью умиротворение всяких недоразумений, но оно не относится к требованиям обрядового закона Моисеева, а потому о нём не было надобности и говорить. Это требование уже чисто нравственное, о нём не упоминается позже в 21:25. Связь перечисления этих требований с дальнейшими словами святого Иакова о том, что «закон Моисеев от древних родов по всем городам имеет проповедующих его и читается в синагогах каждую субботу», не совсем ясна.

Предложение св. Иакова было единогласно принято апостолами, пресвитерами и всем обществом как резолюция собора, и было решено эту резолюцию отправить с нарочитым посольством из Павла, Варнавы, Иуды, прозываемого Варсавою, и Силы в Антиохию в письменном виде. Письмо это, вероятно, было написано, как свидетельствует об этом форма его с обычными у греков приветствиями в начале и конце, на греческом языке. В этом послании высказывается порицание тем, которые требовали от бывших язычников обрезания и соблюдения всего закона, похваляются Варнава и Павел как люди, до самопожертвования преданные Господу, и именем Духа Святого («угодно Святому Духу и нам») заповедуется исполнять только те требования, которые были предложены св. Иаковом: «Воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда, и не делать другим того, чего себе не хотите».

Отправленные пришли в Антиохию и там, вероятно в торжественном собрании, вручили это послание, прочтение которого вызвало радость, и было, по словам Дееписателя, «утешением». Иуда и Сила, будучи пророками, преподали наставление братиям, очевидно, в связи с произведшим смущение вопросом. Сила остался в Антиохии, а Иуда возвратился в Иерусалим. Павел же и Варнава продолжали своё благовестие в Антиохии.

Отправление апостола Павла во второе миссионерское путешествие

(стихи 36–41)

Спустя некоторое время св. Павел предложил Варнаве вновь отправиться посетить те города, в которых были основаны ими христианские общины в первое миссионерское путешествие, в Кипре и Малой Азии. Но первоначальный план их скоро изменился. Варнава хотел вновь взять с собой в спутники Иоанна-Марка, но Павел воспротивился этому. Греческое выражение свидетельствует, что Павел считал Марка недостойным того, чтобы он, отпавший от них во время первого путешествия и, следовательно, от того дела, на какое они были посланы тогда Духом Божиим, снова был взят на это дело. Видно, что Павел гораздо строже смотрел на этот проступок Марка, а Варнава был к нему более снисходителен. Между ними произошло «огорчение», и они разделились: Варнава, взяв Марка, отправился в Кипр, а Павел, взяв в спутники Силу, отправился по Сирии в Киликию. Нельзя думать, что между апостолами произошла ссора. Св. Павел и после упоминает о Варнаве с великой похвалой (2Кор. 8:18), а для дела было полезно, что Варнава избрал для себя особый круг деятельности; для Марка же были на пользу как строгость Павла, так и снисходительность Варнавы: по словам св. Златоуста, «строгость Павла вразумила его, а доброта Варнавы сделала то, что он не остался; так распря, бывшая между ними, достигает одной цели – пользы».

Как говорит предание, Варнава с Кипра предпринимал путешествия в разные языческие страны: на остров Крит, в Италию, где первый был в Риме и основал церковь в Медиолане. По возвращении на родину, на остров Кипр, он так восстановил против себя ревностною проповедью о Христе иудеев, что был побит камнями. Память его празднуется 11 июня.

Глава шестнадцатая

Второе миссионерское путешествие св. апостола Павла. Павел в Листре и Дервии и обрезание Тимофея. Путешествие до Троады (стихи 1–8). Видение мужа-македонянина и путешествие в Македонию (стихи 9–11). Павел в Филиппах: обращение Лидии, изгнание прорицательного духа (стихи 12–18). Заключение Павла и Силы в темницу, чудесное освобождение и обращение темничного стража (стихи 19–40)

Дееписатель очень кратко говорит обо всём том, что предшествует прибытию св. апостола Павла в Европу: о миссии его в Сирии и Киликии, потом в Дервии и Листре и, наконец, во Фригии и Галатии. Цель его – рассказать, как христианство начало распространяться в Европе и дошло, наконец, до самого сердца тогдашнего греко-римского мира – великой столицы Запада, царственного Рима. В Листре св. Павел призвал себе на помощь нового спутника Тимофея, а так как последний, имея отцом язычника, не был обрезан, то Павел обрезал его, чтобы сделать возможным для него проповедовать среди иудеев, которых в тех местах было много. Но среди уже уверовавших св. Павел не переставал возвещать о постановлении апостольского собора и призывать христиан исполнять его (16:4). В этом обрезании своего ученика сказалась высокая практическая мудрость великого апостола, который, хотя и учил сам, что «обрезание в христианстве ничто и необрезание ничто» (1Кор. 7:19), в данном случае сделал это «ради иудеев», руководствуясь своим мудрым правилом – «быть всем для всех, чтобы всех спасти» (1Кор. 9:20–22), ибо иудеи никак не стали бы слушать Слово Божие от необрезанного.

Из всех спутников святого Павла о Тимофее мы знаем более всего подробностей. Начиная с этого времени, он почти неразлучный спутник Павла и упоминается в большей части посланий его. Во 2Тим. 1:5 мы находим подробности о его родителях. Когда апостол был в узах в Риме, и Тимофей был с ним. Как видно из стихов 2 и 3, он был родом из Листры. Имея отца язычника, а мать иудеянку, Тимофей принадлежал, так сказать, и к иудейству, и к язычеству и, таким образом, был очень пригоден для проповеди тем и другим.

В сопровождении Силы и Тимофея апостол Павел прошёл по всем городам Писидии, Ликаонии и Памфилии, где уже было насаждено им христианство в первое его путешествие, передавая постановление апостольского собора. Церкви там укреплялись и численно росли, как свидетельствует Дееписатель. Из Писидии св. Павел со своими спутниками предпринял путешествие во внутренние области Малой Азии – Фригию и Галатию. По всей вероятности, в это время основаны были те церкви в Галатии, к которым потом Павел писал одно из самых важных своих посланий к Галатам, а равно и церкви фригийские в Колоссах, Лаодикии и Иераполе, к которым также потом было написано послание к Колоссянам. Из Галатии и Фригии проповедники предположили было идти в западные провинции Малой Азии, известные под именем проконсульской Азии, или Асии, в тесном смысле слова – Мисию, Лидию и Карию – всё западное малоазийское побережье Средиземного моря, но «не были допущены Духом Святым проповедовать слово» там. Это было тогда, когда они дошли уже до Мисии, вследствие чего они предположили было идти в Вифинию, пограничную с Мисией северо-западную область Малой Азии, но Дух опять не допустил их туда. Надо полагать, это было потому, что они призывались к миссионерской деятельности в Европе, почему они, несомненно по внушению Духа, миновав Мисию, сошли в приморский город Троаду, откуда морем недалеко было переправиться в Европу. Здесь действительно ими было получено откровение об этом. В видении апостолу Павлу предстал «некий муж Македонянин, прося его и говоря: приди в Македонию и помоги нам». Может быть, это был ангел народа македонского в образе мужа. Македония была в то время большой областью греко-римской империи, прилегавшей с северо-запада к так называвшемуся тогда Эгейскому морю, ныне Архипелагу. Македонянин не высказывает, в чём именно им нужно помочь, но это ясно: человечество без Христа обречено на гибель и в этом отношении находится в беспомощном состоянии; проповедать Христа не ведущему Его народу – это и значит помочь ему освободиться от ожидающей его погибели. Апостолы так и поняли это приглашение и положили отправиться в Македонию. Здесь Дееписатель впервые говорит «мы» и, таким образом, отселе включает себя в число спутников св. апостола Павла. В этом тоне он продолжает рассказывать, с некоторыми перерывами, уже до конца как свидетель-очевидец повествуемых событий. Отсюда можно заключить, что св. Лука именно в Троаде стал спутником апостола Павла.

Отправившись из Троады, проповедники прибыли в Самофракию, остров в Эгейском море, к северо-западу от Троады, в 38 римских милях (около 55–60 вёрст) от берега Фракии, находившейся уже в Европе. Отсюда на другой день они прибыли в Неаполь, приморский город при Стримонском заливе, причислявшийся тогда к Фракии. Это был первый европейский город, в котором высадился св. Павел со своими спутниками (ныне Кавалла). Оттуда, не останавливаясь в этом городе, они направились в Филиппы, уже македонский город. Он лежал недалеко от Неаполя, к северо-западу в 13–14 вёрстах; построен он был Филиппом, царём Македонским, отцом Александра Великого, на месте деревни Крениды. Юлий Цезарь устроил там римскую колонию. В этом городе так мало было иудеев, что не было синагоги. Поэтому, по принятому у иудеев обычаю, они собирались там вне города, на берегу реки Гангеса, для молитвы. Это место было, быть может, огорожено, но там не было никакого постоянного здания. В субботний день проповедники направились туда и, севши, разговаривали с собравшимися там женщинами. Вероятно, мужчин там и не было, а только женщины-еврейки, быть может, вышедшие замуж за местных язычников. Поэтому Павел и его спутники и не держали, по обычаю, продолжительной речи, как это бывало в синагогальных многолюдных собраниях, а только вели беседу. Под влиянием этой беседы обратилась ко Христу и приняла св. крещение со всеми своими домашними некая Лидия из города Фиатир, торговавшая багряницей. Фиатиры были македонской колонией в малоазийской провинции Лидии. Вероятно, Лидия сама была македонянка-прозелитка и имя Лидии, довольно распространённое у древних, получила от своей родной страны. Она, видимо, пользовалась некоторым благосостоянием, так как занималась приготовлением и продажей очень ценившихся пурпуровых тканей. Поэтому она и предложила гостеприимство и помощь св. Павлу с его спутниками. Проповедь здесь шла, несомненно, успешно, и образовалась целая христианская община, которой писал потом св. Павел своё послание к Филиппийцам. Эта община была особенно близка и дорога сердцу Павла, и он, привыкший всегда сам заботиться о своём содержании, несколько раз принимал от этой общины материальную помощь на свои нужды во время своих путешествий, а также во время своих уз в Риме (Флп. 1:5; 2:12; 4:14–16). Известны также имена некоторых сотрудников Павла в Филиппах: двух женщин – Еводии и Синтихии и двух мужчин – Климента и Епафродита (Флп. 4:2, 3 и 2:25).

Филиппы оказались и первым европейским городом, в котором было возбуждено со стороны языческого населения гонение на проповедников христианства. Поводом к этому гонению было изгнание св. Павлом беса из одной рабыни, которая, благодаря жившему в ней бесу, занималась прорицанием и через это доставляла большой доход своим господам. После изгнания беса господа лишились этого дохода. Рабыня эта, видимо, была, как можно понять из употреблённого здесь греческого выражения, «пифон», чревовещательницей, а народ считал её вдохновлённой каким-либо из богов, почему и обращался к ней с разного рода вопрошениями. Рабыня кричала: «сии человеки – рабы Бога Вышняго, которые возвещают нам путь спасения». В этом можно видеть невольное исповедание бесом величия Божия, чему примеры мы имели и в земной жизни Господа Иисуса Христа. Св. Златоуст видит в этом лукавое действие демона. Павел вознегодовал, не желая принимать исповедания от демонов. Евангелие, которое должно разрушить дела диавола, не имеет нужды в его опоре. Господа этой рабыни, видя, что она перестала прорицать, схватили Павла и Силу и повлекли их на площадь, где обычно разбирались судебные дела, «к воеводам» – городским начальникам. Это были так называемые у римлян дуумвиры, сами себя называвшие и народом величаемые почётным именем преторов. Апостолы были обвинены как иудеи, возмущающие общественное спокойствие города проповедью своей религии (под «обычаями» в широком смысле разумеются нравы общественной жизни, а в частности, обычаи религиозные и богослужебные). Чужие религиозные обычаи, противные языческой религии, у римлян было строго воспрещено вводить. А здесь, может быть, действовало ещё свежее впечатление от указа императора Клавдия об изгнании иудеев из Рима (18:2). Господа рабыни сумели возбудить и народ. Это было причиной, что воеводы, без всякого расследования дела подвергнув апостолов избиению палками, ввергли их в темницу под особенный крепкий караул. Темничный страж заключил их в самую внутреннюю темницу, где содержались особенно тяжкие преступники, забив их ноги в колоды, то есть большие тяжёлые чурбаны с отверстиями, куда вставлялись ноги, дабы они не могли убежать.

Но «чем строже заключение, тем славнее чудо», – говорит св. Златоуст. Павел и Сила не впали в уныние: напротив, исполненные радости, что удостоились пострадать за имя Христово, они стали молиться громко, воспевая псалмы. Вдруг от чудесно происшедшего землетрясения темница поколебалась в своём основании, двери все сами собой открылись, и оковы узников ослабели. Страшась наказания за возможный побег узников, страж хотел покончить с собой, но Павел его успокоил, что все на месте. Страж потребовал огня и припал к ногам Павла и Силы, признавая их за посланников Божиих. И, выведши их вон во внешнюю темницу, куда, видимо, в страхе собрались и все домашние стража, спрашивал их: «Государи мои! что мне делать, чтобы спастись?» Происшедшее чудо, видимо, убедило его, что эти узники проповедуют несомненно истинный путь спасения, и он изъявляет желание идти по этому пути и спрашивает, что для этого нужно. Апостолы требуют необходимого условия: веры в Господа Иисуса Христа – и тут же оглашают всех учением Христовым, после чего было совершено над ними крещение. Страж, со своей стороны, позаботился о них: он омыл и перевязал раны, какие были нанесены им палками, пригласил их в дом свой и устроил им трапезу. Греческое выражение «возведши» указывает, что страж с семейством своим жил в верхних комнатах того здания, в нижних помещениях коего содержались узники. Этим и объясняется, что он и домашние его пробудились при сотрясении здания и все собрались около него.

За ночь воеводы, вероятно, одумались, что опрометчиво поступили, наказав без суда Павла и Силу, а потому, желая окончить всё это дело тихо, они послали приказ стражу отпустить их. Но Павел воспользовался правами римского гражданина и потребовал, чтобы нанесённое ему и Силе бесчестие было снято публично – так же, как было нанесено. Конечно, Павел потребовал этого не ради удовлетворения собственного честолюбия, а ради того дела, которому он служил. Если бы они тайно выпущены были из темницы, воеводы могли бы пустить слух, что они не без вины были заключены в неё и убежали из неё виновные, а это, конечно, повредило бы делу евангельской проповеди. Святой Павел и требует публичного оправдания и освобождения. Римское гражданство освобождало носителей его от телесных наказаний. Павел, как уроженец Тарса, имел римское гражданство от рождения (22:18): может быть, отец его или один из предков получил права римского гражданства за какие-нибудь заслуги во время войны или просто купил его (ср. 22:28). Воеводы испугались, так как за оскорбление римских граждан они сами подлежали наказанию, если бы Павел и Сила захотели на них жаловаться. Поэтому они, явившись лично, принесли им свои извинения, но просили их удалиться из города добровольно, опасаясь, чтобы их присутствие не повело к новым волнениям. Апостолы согласились, но прежде пришли к Лидии проститься с братиями и наставить их на прощание. По связи речи, отправились только Павел и Сила, а Лука и Тимофей, вероятно, остались на время для устроения новооснованной христианской общины; по крайней мере, Дееписатель уже пишет в следующей главе не «мы», а «они».

Глава семнадцатая

Павел и Сила в Фессалонике (стихи 1–9) и Верии (стихи 10–14). Павел в Афинах и речь его в Ареопаге (стихи 15–34).

Павел и Сила в Фессалонике

(стихи 1–9)

Большой военной дорогой, которая следовала через Амфиполь и Аполлонию, проповедники в четыре дня прибыли в Фессалонику, или Солунь, главный город второго округа Македонии (как Амфиполь, главный город первого округа) при Фермейском заливе Эгейского моря. Это был густонаселённый торговый город, в котором пребывал римский претор. Здесь жило очень много евреев, и была синагога. Апостол Павел, согласно своему обыкновению начинать проповедь о Христе прежде всего иудеям, вошёл в синагогу и три субботы беседовал с иудеями, доказывая на основании Писаний, что Мессии Христу, о Котором были пророчества в Ветхом Завете, надлежало пострадать и воскреснуть из мёртвых и что этот Мессия, предсказанный и обещанный в Ветхом Завете, есть Иисус из Назарета, Которого он проповедует. Это – сущность всей евангельской проповеди и всей христианской веры. Плодом бесед этих было то, что некоторые, как видно немногие, из природных иудеев уверовали, но из «еллинов, чтущих Бога», то есть прозелитов, присоединилось к Павлу и Силе «великое множество» и из знатных по своему общественному положению женщин «не мало». Однако не уверовавшие иудеи, которых было большинство, возревновав о том, что новые проповедники отвлекли от них великое множество прозелитов, а частью и природных иудеев, произвели против них народное возмущение. Из праздно шатавшихся бродяг они составили толпу и направили её на дом иудея по имени Иасон, у которого, по-видимому, апостолы нашли гостеприимство. Буйная толпа хотела учинить над апостолами самосуд, но так как апостолов в доме не оказалось, то она повлекла самого Иасона к городским начальникам, обвиняя его в том, что он дал приют возмутителям общественного спокойствия, а с ним и «некия от братии», то есть уверовавших во Христа, которые в это время собрались в доме Иасона. Обвинение, выраженное против них, было политического характера, конечно, только потому, что такое обвинение могло иметь больше, чем какое-либо другое, шансов на успех: эта тактика была употреблена в своё время и против самого Господа Иисуса Христа перед Пилатом – «все они выступают против повелений кесаря, почитая другого царём, Иисуса». Такое тяжкое обвинение встревожило и народ, и городских начальников, но так как самих обвиняемых не было налицо, то судии удовольствовались тем, что заставили Иасона дать ручательство за мнимых возмутителей, вероятно в виде денежного залога за них, и отпустили всех.

Проповедники же при наступлении ночи отправились в Верию – город к юго-западу от Фессалоники, в третьей части Македонии, главным городом которой была Пелла. Верия лежала на самой южной границе Македонии. Там, как и всюду, по обычаю Павла, они пошли, прежде всего, в синагогу. Эти иудеи оказались «благомысленнее Фессалоникских», не по происхождению, конечно, а по направлению и настроению духа, более свободны от предрассудков и фанатизма, чем иудеи фессалоникские, и приняли евангельскую проповедь со всем усердием и ежедневно, вероятно уже на частных собраниях, а не синагогальных, которые бывали только по субботам, разбирая Писания с целью удостовериться, всё ли так, как проповедовали Павел и Сила. Следствием такого добросовестного отношения было то, что «многие из них уверовали». Уверовали также многие из «еллинских почётных женщин и мужчин», то есть прозелитов и язычников. Однако фессалоникские иудеи, узнав, что Павел проповедует в Верии, тотчас же пришли сюда и здесь также возбудили чернь против апостолов. Тогда братия тотчас же отпустили Павла, против которого главным образом всегда направлялось возмущение, к морю для совершения морского путешествия, а Сила и Тимофей остались в Верии. «Сопровождающие Павла проводили его до Афин» – несомненно, что это путешествие до Афин Павел совершил морским путём, ибо так легче было избавиться от преследовавших его иудеев, а кроме того, если бы Павел шёл в Афины сухим путём, он не мог бы не останавливаться в попутных городах для проповеди, чего мы не видим. Тимофей, оставшийся в Филиппах (16:40), присоединился к апостолу или в Верии, или по пути, а теперь ему и Силе, оставшимся в Верии, Павел послал приказ скорее прийти к нему в Афины. Они пришли, однако, к Павлу только в Коринфе, вероятно потому, что он скоро оставил Афины и перешёл в Коринф. Впрочем, из 1Сол. 2:18; 3:2 видно, что Тимофей один приходил к Павлу в Афины, но послан был им обратно в Македонию, и именно в Фессалонику, а потом уже вместе с Силою, остававшимся в Верии, пришёл к апостолу в Коринф. Из этого места послания к Солунянам видно, что Павел предпринимал две попытки возвратиться ещё в Фессалоники, но, ввиду встретившихся препятствий, послал туда из Афин Тимофея.

Св. апостол Павел в Афинах и речь его в ареопаге

(стихи 15–34)

В ожидании Силы и Тимофея в Афинах Павел возмутился духом, точнее возмущался дух его в нём при виде города сего, полного идолов. Афины были центром греческого чувственного культа, искусств и богатства, а потому и были полны храмами, алтарями и статуями их многочисленных божеств. Высокое развитие архитектуры и ваяния придавало всем этим постройкам и изображениям изящество и пленительность. Это всегда восхищает людей, которые ценят лишь внешнюю земную красоту и изящество. Но это в высшей степени возмущало всё нравственное существо величайшего апостола, который видел в этом омрачение и развращение человеческой природы. По обычаю, он начал свою проповедь в синагоге, а кроме того, ежедневно вступал в разговоры и споры с личностями, которых он встречал стоящими на площади или прогуливающимися под ближайшими крытыми галереями. Среди этих личностей находились также философы – люди, привыкшие к отвлечённым вопросам и любившие вести споры. Дееписатель указывает преимущественно на эпикурейцев и стоиков потому, что эти две философские школы имели наибольшее число последователей, так как доктрины их были более понятны и доступны широким массам, чем доктрины других философских школ. Кроме того, именно эпикурейцы и стоики вступили в спор с Павлом, надо полагать потому, что эти философские системы были особенно резко противоположны христианству: основным началом эпикурейства был грубый материализм и нигилизм, в основе же стоицизма лежала самозамкнутая гордость. Суждение, какое вынесли они от бесед с Павлом, было двоякое: одни, вероятно эпикурейцы, считали истины, проповедуемые Павлом, пустословием, а другие, по-видимому, стоики, заинтересовывались тем, что этот иностранец проповедует о чужих, не знакомых им божествах, так как Павел проповедовал об Иисусе Христе и о Воскресении (по-гречески Анастасии), которое они, по мнению св. Златоуста, понимали как особое божество. Эти по крайней мере не отворачивались от проповедника с пренебрежением и желали его слушать, хотя и находили его речи странными. Они привели его, не насильственно, а в смысле «пригласили», в Ареопаг – место близ Акрополя, где происходили заседания Верховного Совета греческой республики для обсуждения дел государственных, общественных и судебных. Совет этот, состоявший из лучших и образованнейших людей, сохранил отчасти своё значение и при подчинении Греции Риму. Место это находилось на Марсовом холме, примыкавшем к большой площади, к северу от западной оконечности Акрополя. Павла привели сюда не для того, чтобы судить, а для того, чтобы он перед лицом знаменитейших представителей греческой науки и образованности, в присутствии многого народа, желающего слушать его с площади, изложил своё новое учение. Став среди Ареопага, св. Павел произнёс речь, которая представляет собой великий образец и его апостольской мудрости, и его красноречия, и применения его всегдашнего правила – быть для язычников как бы язычником, чтобы и язычников приобрести для Евангелия (1Кор. 9:19–22). Перед взором его был Акрополь с полной коллекцией знаменитейших произведений искусства, внизу великолепный храм Тезея, вокруг множество храмов, алтарей и статуй разнообразных богов, и всё это было сделано искусством лучших художников. Это Павел и использовал для вступительных слов своей речи. Он похвалил афинян за их набожность. Важно отметить, что при этом Павел употребил такое слово, которое по-гречески обозначает одинаково и «благочестие», и «суеверие» в смысле страха перед почитаемыми предметами. Не оскорбляя слуха своих слушателей и вместе с тем, не жертвуя истиной, Павел мудро выбирает это слово, которое характеризует благочестие афинян как языческое суеверие. Сами светские писатели греков свидетельствуют, что в Афинах действительно были жертвенники с надписью «неведомому богу». Объясняется это тем, что многобожие никогда не может быть уверено, что оно почитает всех богов: страх, что какие-то неизвестные, а потому и непочитаемые боги могут прогневаться за непочитание, побудил их воздвигнуть жертвенники этим неизвестным богам, чтобы и их умилостивить. Но несомненно, что в этом поклонении «неведомому богу» высказывалось и бессознательное стремление многобожия к истине, сознание его несостоятельности и искание единого истинного Бога. Об этой-то истине, только смутно сознаваемой, Павел и считает необходимым дать полное познание: «Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам». В своей проповеди св. Павел излагает затем следующие мысли:

1) есть Один Бог, Творец вселенной;

2) Он совершенно независим от материального мира;

3) все люди произошли, по воле этого Бога, от одной крови и, следовательно, имеют Одного и Того же Бога. Важная мысль, ибо различие национальностей было одним из главных оснований древнего многобожия;

4) различие народов, зависящее от обстоятельств места и времени, определено высочайшей волей Бога: все люди должны прийти к познанию Бога, судьбы их – это воспитание, которым Бог ведёт их к этой цели;

5) это познание Бога нетрудно, ибо Бог недалеко от каждого из нас: в самой природе человека есть нечто, связывающее его с Богом. Об этом говорили и языческие поэты: «мы Твой род». Эти слова приведены апостолом из астрономического стихотворения поэта Арата Киликийского, жившего в III веке до Р. Х. Подобное же изречение есть и у поэта Клеанфа, ученика Зенона, в его гимне Зевсу («мы твой род»);

6) только вследствие печального заблуждения ума люди могли уподобить божество произведениям искусства, веществу, обделанному их собственными руками;

7) заключает апостол свою речь призывом к покаянию, мотивом которого выставляет имеющий быть суд над вселенной «посредством предопределённого» Богом «Мужа», то есть Иисуса Христа, Которого Он воскресил из мёртвых.

Ещё не успел апостол даже назвать Имя Иисуса Христа, как одни из слушателей, услышав о воскресении мёртвых, стали насмехаться над ним, а другие говорили: «об этом послушаем тебя в другое время». Насмехались, очевидно, эпикурейцы, философия которых особенно решительно отвергала идею воскресения мёртвых. Другие отнеслись более вежливо, но если бы у них было искреннее желание действительно послушать апостола «в другое время», то он остался бы в Афинах, а между тем, как мы видим, он очень скоро оставил Афины. Принуждённый прервать неоконченную речь, «Павел вышел из среды их», то есть из Ареопага. Но всё же и тут мудрая речь апостола принесла плоды: уверовали «некоторые», а между ними Дионисий Ареопагит, то есть член Ареопага, и Дамарь по преданию, жена Дионисия. Дионисий, как свидетельствует предание, стал преданнейшим учеником св. апостола Павла, поставлен был епископом Афинским, проповедовал Евангелие в Галлии и мученически скончался в Париже. Память его Церковь празднует 3 октября. Не обильным плодом кончилась мудрая речь Павла в Ареопаге среди представителей цивилизации образованнейшего города – так мир своею мудростью не узнал Бога в премудрости Божией (1Кор. 1:21).

Глава восемнадцатая

Павел в Коринфе (стихи 1–17). Отплытие его в Иерусалим через Ефес (стихи 18–23). Начало третьего апостольского путешествия (стихи 22–23). Проповедь Аполлоса (стихи 24–28)

Св. апостол Павел в Коринфе

(стихи 1–17)

Оставив Афины, Павел пришёл в Коринф. Этот известнейший в древности по своей обширной торговле богатый город лежал на перешейке между Эгейским и Ионийским морем, имел две гавани на восточной и западной стороне и был в то время столицей римской провинции Ахаии, включавшей в себя Пелопоннес и Элладу, то есть почти всю ныншнюю Грецию. Жители его жили в роскоши и поисках удовольствий. Желая поселиться надолго в Коринфе как важном центральном пункте для проповеди, Павел, с целью обеспечить себе материальную возможность существования, работая своими руками, поселился у некоего Акилы, родом Понтянина, недавно пришедшего из Италии, и его жены Прискиллы, которые, как и Павел, имели ремеслом делание палаток. Об упомянутом здесь изгнании иудеев из Рима, которому подверглись Акила и Прискилла, говорит римский историк Светоний, сообщая, что причиной этого были возмущения иудеев, производимые каким-то иудейским возмутителем, присвоившим себе имя Христа. Вероятнее всего, что Светоний не понял хорошо всего этого дела, а причиной изгнания было неспокойствие между иудеями, спорившими с христианами, которых в ту пору в Риме было уже много. Однако это свидетельство Светония весьма важно как содержащее упоминание о Христе, а также потому, что помогает нам установить данные апостольской хронологии. Это произошло в 52 году христианской эры. Акила – это греческое произношение латинского имени Аквила, а Прискилла – уменьшительное от латинского имени Приска. Оба супруга были обращены св. Павлом к вере во Христа, видимо, несколько позже, ибо он остановился у них лишь «по одинаковости ремесла». У евреев было в обычае, даже у богатых, обучать детей какому-нибудь ремеслу, чтобы сделать их ни от кого не зависимыми в отношении содержания. Делание палаток для путешественников, для военных лагерей было довольно выгодным ремеслом. Послания показывают нам несколько раз, что Павел был очень счастлив, имея возможность приобретать себе средства к жизни собственным трудом, никого не обременяя (например, в 1Кор. 4:12 и др.).

Во всякую субботу Павел беседовал в синагоге, убеждая в истине евангельского учения как природных иудеев, так и эллинов, то есть прозелитов. Очевидно, здесь Павел встретил большое противодействие своей проповеди, ибо он «понуждаем был Духом» – выражение, указывающее на большое духовное напряжение проповедника. Противление иудеев проповеди Павла дошло, наконец, до открытого злословия в синагоге. Тогда Павел решил прервать всякие сношения с коринфской синагогой и обратился к коринфским язычникам. Отрясши одежды свои, что равносильно отрясению праха от ног своих в знак окончательного разрыва, он сказал: «кровь ваша на главах ваших: я чист, отныне иду к язычникам», то есть «за ваше неверие и упорство на вас обрушатся, как наказание Божие, страшные кровавые бедствия, но я за это не ответствен: я проповедал вам единственный путь, которым вы могли избегнуть этого наказания, – путь евангельской истины, вы не пошли по нему, вы и виновны в этом и ответственны, а не я». Наказание, которым угрожает здесь Павел, есть вечная погибель, которая олицетворяется как вечная смерть (Рим. 1:32; 6:16, 21, 23; 7:5, 10, 13), а потому чувственно представляется здесь под образом крови (изливающейся), так как в крови душа животного. Кончает свою угрозу Павел заявлением, что так как они упорно отвергают его проповедь, то он идёт с этой проповедью к язычникам. И тотчас же исполнил эту угрозу, выйдя из синагоги и перейдя в дом прозелита Иуста, жившего подле синагоги. Этот решительный поступок на некоторых произвёл столь сильное впечатление, что многие уверовали и крестились, в том числе и сам начальник синагоги Крисп со всем домом своим, которого крестил апостол Павел, как он свидетельствует в 1Кор. 1:14, сам лично. Для ободрения своего верного служителя Господь явился ему в видении ночью и сказал: «Не бойся, но говори и не умолкай», указав, что в этом городе есть много людей, достойных слышания проповеди Павла и готовых уверовать. И Павел, который, быть может, думал покинуть Коринф, как он покинул Афины, остался там, проповедуя целых полтора года. Между тем злобные иудеи не хотели и здесь оставить в покое апостола. В проконсульство Галлиона они напали на него и привели его в судилище, обвинив его, что он учит людей чтить Бога не по закону. Здесь мы опять можем установить более или менее точную хронологию событий. Проконсул Иуний Анней Галлион, брат известного философа-стоика Сенеки, воспитателя императора Нерона, умерший так же, как и Сенека, от руки Нерона, как известно из истории, действительно был проконсулом Ахаии, то есть римской провинции, обнимавшей нынешнюю Грецию, в 53–54 годах по Р. Х. Человек он был, по словам Сенеки, мягкий, некорыстолюбивый, человеколюбивый и талантливый администратор, что и видно из рассказа Дееписателя. Галлион не стал даже выслушивать оправданий Павла, а сразу же решил дело не в пользу обвинителей: как политический администратор, он счёл это дело неподсудным себе и просто прогнал их от судилища. Прогнал, вероятно, потому, что они шумели и не хотели добровольно удалиться. Раздосадованные назойливостью иудеев, прогонявшие, а с ними и все эллины, т. е. язычники, схватив Сосфена, начальника синагоги, били его пред судилищем. По преданию, этот Сосфен, вероятно преемник Криспа, тоже был обращён ко Христу апостолом Павлом, был его сотрудником (1Кор. 1:1), а потом епископом в Колофоне в Малой Азии.

Из Коринфа Павел отплыл в Сирию и с ним Акила и Прискилла, остригши голову в Кенхреях по обету. Кенхреи – это была восточная гавань Коринфа, но что значит «остригши голову по обету», весьма неясно; есть целый ряд догадок, но все они малосостоятельны. Это не мог быть обет назорейства, при котором растили волосы, ибо по окончании времени обета назорей должен был принести в храм узаконенную жертву, остричь голову и волосы сжечь на огне своей жертвы; жертва же могла приноситься только в Иерусалиме. Вероятно, это был какой-нибудь частный обет, но по какому поводу он был дан, остаётся неизвестным. Может быть, он относился к путешествию апостола, к опасностям, которым апостол подвергался и за избавление от которых обещал особенный акт благодарности Богу. Достигши Ефеса, главного города малоазийской провинции Ионии, производившего обширную торговлю и сделавшегося вскоре главным христианским центром Малой Азии, ап. Павел оставил их там, а сам, по обычаю своему, вошёл беседовать с иудеями в синагогу. Видимо, он принят был хорошо, ибо они просили его побыть у них долее. Он обещал им возвратиться опять, сказав, что непременно должен провести наступающий праздник в Иерусалиме. В Иерусалиме он пробыл недолго: только приветствовал Церковь и затем отправился в Антиохию, чтобы начать оттуда своё третье миссионерское путешествие.

Проведши в Антиохии некоторое время, св. Павел отправился в своё третье путешествие. Он стал проходить по порядку страну Галатийскую и Фригию с целью утвердить в вере основанные им там прежде христианские общины. Из дальнейшего видно, что спутниками его были в этот раз Тимофей и Эраст (19:22). Прерывая рассказ о путешествии Павла, Дееписатель сообщает затем данные о некоем иудее Аполлосе родом из Александрии, который был сильным деятелем в утверждении христианства, особенно в Коринфе, как это видно и из первого послания к Коринфянам. Дееписатель отзывается о нём с похвалой как о муже красноречивом и сведущем в Писаниях.

Он пришёл в Ефес, вероятно, в то именно время, когда св. Павел совершал своё третье путешествие по Малой Азии, и ещё до прибытия его в Ефес отправился в Грецию. Он был наставлен в христианской вере, но не вполне, так как знал только крещение Иоанново. Видимо, и сам он был крещён только крещением Иоанновым, а потому не имел и дара Духа Святого. Тем не менее, горя пламенной ревностью, он «говорил и учил о Господе правильно», хотя и неполно. Слушавшие его в Ефесской синагоге Акила и Прискилла сейчас же заметили, что он недостаточно наставлен в «пути Господнем», приняли его к себе в дом и «точнее объяснили ему путь Господень». Вероятно, рассказы Акилы и Прискиллы побудили его идти в Ахаию, и деятельность его там, в особенности, как известно, в Коринфе, была сильна и плодотворна. Он сильно доказывал иудеям на основании Писания, что Иисус из Назарета есть действительно Мессия. Позже он был епископом в городе Смирне, перед священномучеником Поликарпом.

Глава девятнадцатая

Третье апостольское путешествие св. апостола Павла: прибытие его в Ефес, крещение учеников Иоанновых (стихи 1–7). Чудеса Павла в Ефесе и их действие (стихи 11–20). Предположения Павла о дальнейшем путешествии (стихи 21–22). Мятеж в Ефесе против христиан, произведённый Димитрием-серебреником, и укрощение его (стихи 23–40)

Из Антиохии в Ефес самая краткая и менее трудная дорога была морем, но св. апостол Павел предпочёл более трудный сухой путь по гористым провинциям Малой Азии, так как хотел посетить основанные им там прежде церкви. В то время когда Аполлос уже был в Коринфе, Павел, пройдя Галатийскую страну и Фригию, прибыл в Ефес. Ефес – свободный город империи, построенный на берегах реки Кайстра между Милитом и Смирною, знаменитый своею торговлею, своим храмом Дианы и своей ревностью к культу «его великой богини», был митрополией проконсульской Азии. Жители Ефеса были пристрастны к удовольствиям и к магии, и трудно было найти в другом месте больше фанатизма и суеверия. Первое пребывание св. Павла в этом городе при возвращении его из второго миссионерского путешествия было непродолжительно (18:19–21), но апостол возвратился туда скоро и пребывал там два года и несколько месяцев, то есть более продолжительное время, чем в каком-нибудь другом месте. Основанная апостолом Павлом в Ефесе церковь сделалась потом знаменитой христианской митрополией, давши целый ряд славных епископов, и там четыре столетия спустя происходил третий Вселенский собор, низложивший Нестория. Апостол Павел, занимаясь по-прежнему своим ремеслом, мог присоединиться к своим сотрудникам из Коринфа, дом которых также сделался мало-помалу местом собрания верующих (1Кор. 16:19). Здесь апостол нашёл учеников Иоанновых, вероятно иудеев, недавно переселившихся в Ефес. Они держались вместе с христианами, и Павел, заметив в них неполноту ведения пути Господня, установил, что они крещены только крещением Иоанновым, то есть лишь подготовительным крещением покаяния, и крестил их крещением христианским, после чего возложил на них руки, и они исполнились благодатных даров Св. Духа: стали говорить иными языками и пророчествовать. Всех их было человек около двенадцати.

Первым местом проповеди ап. Павла и тут, как и везде, была синагога, где он небоязненно проповедовал три месяца. За это время явилось немало последователей Христовых в среде его слушателей, но, как и везде, нашлись такие люди, которые начали восставать против св. апостола. Противление их постепенно всё более увеличивалось и перешло в ожесточение, так что они начали изрыгать перед народом хулы и насмешки по поводу проповеди Павла. Это побудило апостола и здесь разорвать с синагогой и иудеями. Вместе со своими новообращёнными учениками он стал проповедовать не по субботам только, как в синагоге, а ежедневно в училище некоего Тиранна. Так как имя это чисто греческое, то можно полагать, что это был зал для занятий языческого ритора, теперь обратившегося ко Христу, или место, известное под этим именем. Но так как евреи в рассеянии носили имена и латинские, и греческие, то возможно, что этот Тиранн был иудейский учитель, который держал в своём доме частную синагогу, так называемый Бет-Мидраш, где учили преданиям и их толкованию. Надо полагать, что этот Тиранн сам был расположен к христианству, почему и предложил своё училище для Павла с учениками. Там Павел проповедовал два года, а так как Ефес был таким крупным центром, куда постоянно стекались жители всей Малой Азии то по делам торговли, то для поклонения Артемиде, или Диане Ефесской, то Дееписатель и говорит – конечно, гиперболически, – что «все жители Асии слышали проповедь о Господе Иисусе». В подкрепление проповеди Павла Бог творил руками Павла «немало чудес» (по-славянски «силы не просты», точнее «немалые»), то есть необыкновенные чудеса, из коих Дееписатель упоминает:

1) об исцелении разных болезней от вещей, употреблявшихся Павлом, как-то: от платков и опоясаний, и

2) об изгнании бесов из бесноватых.

Примечательно в данном случае именно то, что не сам Павел лично совершал эти чудеса, но другие возлагали вещи его, может быть даже без его ведома, на больных, и больные выздоравливали. Показательный пример того, что чудотворная сила Божия может действовать и через бездушные предметы, во что не хотят верить сектанты, будто бы основывающие своё учение на Слове Божием.

Дееписатель передаёт, что слава Павла сделалась столь великой, что ему начали подражать даже некоторые из скитающихся иудейских заклинателей, каковых в то время было много. Как на пример подобных людей, злоупотреблявших при своём неверии именем Господа Иисуса, Дееписатель указывает на семерых сынов иудейского первосвященника Скевы. Кто был этот Скева и в каком смысле называется он первосвященником, неизвестно: может быть, он был одним из начальников священнических чред, а сыновья его выселились из Иудеи, чтобы промышлять заклинателъством. Но злой дух, бывший в бесноватом, жестоко посмеялся над заклинателями. Замечательно, что словами: «Иисуса знаю, и Павел мне известен» демон признаёт и исповедует силу и власть над собой Господа Иисуса Христа и Его апостола. Выражением: «А вы кто?» он выказывает своё презрение к этим людям, злоупотребляющим именем Иисуса: в доказательство того, что он смеётся над ними, не признавая их власти над собой, бес понудил несчастного бесноватого броситься на заклинателей и жестоко избить их. Молва об этом случае разнеслась по всему Ефесу, и на всех напал страх перед этой таинственной всемогущей силой Имени Господа Иисуса Христа; люди превозносили это всемогущее Имя, которым производились такие чудеса, и многие под впечатлением этого случая уверовали. В числе их были заклинатели, бросившие ради веры во Христа своё ремесло. Ефес был центром всякого рода магии и волшебства, развившихся под влиянием культа Артемиды-Дианы, и вот занимавшиеся чародейством, собрав свои книги, в которых были записаны способы производства разных чародеяний, формулы заклинаний, разные молитвы к богам и т. п., сожгли эти книги. Они сами вычислили, чего стоят эти сожжённые ими книги, и оказалось, что стоимость их равнялась 50.000 драхм.

Великий успех проповеди в Ефесе побуждал ап. Павла оставить этот город, чтобы избрать другое место для своей деятельности. И он «положил в духе, пройдя Македонию и Ахаию, идти в Иерусалим и оттуда в Рим». Здесь впервые встречается известие о намерениях Павла посетить столицу всесветной тогда монархии. Позже Господь уже определённо указал ему на Рим как на место его проповеди (23:11), и он действительно прибыл туда, проповедовал там и принял там при вторичной поездке мученическую кончину. Как видно из речи апостола (24:17), путешествие в Иерусалим через Македонию и Ахаию он собирался предпринять для того, чтобы собрать там милостыню для церквей палестинских. Предварительно он послал туда своих сотрудников Тимофея и Эраста, сам же пока остался в Асии для окончательного завершения своей благовестнической деятельности. Но последующие обстоятельства заставили его скорее покинуть Ефес и вообще Асию. В Ефесе произошёл мятеж, поднятый против апостола неким серебренником Димитрием, который выделывал серебряные изображения храма Артемиды и доставлял художникам немалую прибыль. Культ Артемиды был весьма распространён в Малой Азии. Храм её в Ефесе, сожжённый Геростратом в день рождения Александра Македонского, возобновлён был с таким великолепием, что считался одним из семи чудес света; маленькие модели этого храма и статуэтки самой богини были в большом употреблении у чтителей этой богини: их ставили в комнатах, брали с собой при путешествиях как амулеты и т. п. Вполне естественно, что ремесло Димитрия было очень выгодно и давало ему и подобным ему мастерам большой доход. Вероятно, у него было нечто вроде фабрики подобных изделий. Собрав бывших в его ведении художников и ремесленников, Димитрий произнёс перед ними возбуждающую речь, представляя одновременно, сколько вреда Павел принёс их ремеслу и их богине, отвращая от служения богам много людей в Ефесе и по всей Асии. Этой речью он возбудил религиозный фанатизм слушателей, соединившийся с чувством злобы против человека, который грозит подорвать их материальное благосостояние. С криком: «велика Артемида Ефесская!» возбуждённая толпа устремилась бежать по улицам и весь город привела в смятение. Спутники Павловы Гаий и Аристарх были увлечены толпой в театр (самого Павла и Силу, по-видимому, не нашли), где происходили обыкновенно народные собрания, вероятно для того, чтобы потребовать над ними суда или просто расправиться с ними самосудом. Великая смелость и сила духа Павла побуждали его выступить с речью перед этой разъярённой против него толпой, но христиане и даже дружественно расположенные к нему начальники отговорили его от этого, боясь за его жизнь. Постоянно увеличивавшаяся толпа шумно бушевала в театре, и там господствовал величайший беспорядок, ибо большинство собравшихся даже не знали, в чём дело. Иудеи выдвинули наперёд известного Александра, с тем чтобы он говорил к народу. Кто был этот Александр, иудей или христианин, и желал ли он говорить против христиан или за них, неизвестно. Можно предполагать, что иудеи опасались, как бы заодно не пострадали и они с христианами, ибо они были известны народу как враги идолов и хотели, выгородив себя, направить всю ярость народа на одних христиан. Но народ, из презрения к иудеям, не захотел слушать его, как только узнал, что он – иудейского происхождения. Около двух часов эта беспорядочная толпа продолжала кричать: «велика Артемида Ефесская!», пока блюститель порядка не восстановил спокойствие, обратившись к собранию со словами, исполненными благоразумия. «Кто не знает, – сказал он, – что город Ефес есть служитель великой богини Артемиды и Диопета?» Именем «Диопета» означается статуя Артемиды из виноградного дерева в Ефесском храме, будто бы упавшая с неба, от Зевса или Юпитера. Так как это неоспоримо, то нет надобности возбуждать мятеж. Два македонянина, которых привели, не были ни святотатцами, ни хулителями богини. А если Димитрий и те, кто пришли сюда с ним, имеют какую-нибудь жалобу на кого-либо, то должны представить её начальству законным путём. Иначе есть риск быть обвинёнными в возмущении, ибо нет никакой причины для такого шумного сборища. Это, очевидно, была угроза римской расправой, которая и подействовала: мятеж затих, и собрание разошлось.

Глава двадцатая

Путешествие Павла в Македонию и Грецию и обратно до Троады (стихи 1–6). Воскрешение Павлом Евтиха в Троаде (стихи 7–12). Дальнейшее путешествие до Милита (стихи 13–17). Прощальная речь Павла к пресвитерам Эфесским (стихи 18–38)

Спустя немного времени после мятежа Павел решился положить конец своему пребыванию в Асии. Собрав ефесских христиан, дав им наставления и простившись с ними, он отправился в Македонию, а оттуда в Элладу, то есть в Грецию (Эллада – древнее народное название страны, в то время как Ахаия – официальное название Греции по римскому разделению провинций). Там пробыл он три месяца, вероятно главным образом в Коринфе, где и встретился в первый раз с Аполлосом. Коринфская община особенно близка была его сердцу. Некоторые нестроения в ней причиняли апостолу заботы и скорби, но, с другой стороны, духовный рост её и духовные дарования доставляли ему и радость (1Кор. 1:5, 7; 12:4–11, 28). Из Коринфа св. Павел написал послание к Римлянам (Деян. 19:21, ср. Рим. 15:28). План его, как видно, был – отправиться морем в Палестину, но узнав о тайном намерении иудеев схватить его и убить на пути к гавани, он изменил первоначальный план. Он отправился сухим путём, который проходил через Македонию. Прибыв в Филиппы, апостол Павел отправил отсюда Тита со вторым посланием к Коринфянам, которое отличается необыкновенной живостью чувств и нежностью любви к ним. Из Филипп он отправился в Троаду, но противные ветры и авария судна сделали то, что на краткий переезд этот потребовалось пять дней. Павла сопровождали семь спутников: трое урождённых македонян и четверо урождённых малоазийцев – Сосипатр Пирров из Верии, Аристарх и Секунд из Фессалоники, Гаий Дервянин из Ликаонии, которого надо отличать от Гаия македонянина, Тимофей, уже известный нам, из Листры, Тихик и Трофим из Ефеса. Они ожидали, пошедши вперёд, Павла в Троаде. Почему они ушли вперёд, Дееписатель не объясняет, может быть, для приготовления удобнейшего плавания Павла от Троады далее, ибо из описания плавания можно догадываться, что у Павла был специально для его путешествия приготовленный корабль.

В Троаде Павел и его спутники сделали остановку на семь дней. Так как отъезд должен был последовать в понедельник утром, то братия Троады собралась «в первый день недели», то есть, по-нашему, в воскресенье вечером, для «преломления хлеба», то есть на евхаристическое собрание, после которого следовала обычная тогда «вечеря любви» в горнице, хорошо освещённой и расположенной в верхнем этаже. Беседа Павла, как любящего отца, была продолжительна: ни учителю, ни ученикам, вероятно, не хотелось прервать ту беседу перед разлукой. Во время столь продолжительной беседы, затянувшейся до полуночи, некий юноша именем Евтих, сидевший на окне, не по лености, а по естественной необходимости, от большого утомления, заснул, упал вниз с третьего этажа и был поднят мёртвым. Текст ясно утверждает, что упавший действительно умер; это была не кажущаяся смерть, не обморок, ибо тогда в греческом тексте стояло бы не «некрос», а «ос некрос». Начали плакать, производя большой шум. Павел, однако, сошёл вниз, простёрся на тело Евтиха (как некогда Илия над воскрешённым им сыном сарептской вдовицы в 3Цар. 17:21 и Елисей над сыном суманитянки в 4Цар. 4:34), обнял его своими руками и сказал: «не тревожьтесь (буквально с греческого: «прекратите ваши вопли, рыдание»), ибо душа его в нём». Выражение это не значит, что отрок ещё не умер; оно значит, что душа его опять в нём, что умерший воскрешён, но смиренный апостол не выражается так прямо, чтобы люди не превозносили его за совершенное им величайшее чудо (св. Златоуст). Взошедши опять в горницу и преломив хлеб и вкусив, Павел продолжал беседовать даже до рассвета и потом лишь вышел, не дав себе даже телесного успокоения после столь продолжительного бдения. Отрока же привели живого «и не мало утешились», как от того, что получили его живым, так и от того, что их учитель перед прощанием с ними совершил такое великое чудо.

Апостол Павел решил, что сам он отправится пешком до Асса, с тем, чтобы спутники его, отправившись вперёд морем, взяли его там. Асс – приморский город в Мисии, к югу от Троады, в 10 римских милях (около 15 вёрст) от неё, против острова Лесбоса. Путь от Троады до Асса апостол прошёл пешком и, кажется, один, без спутников; причина не указана. От Асса они уже все вместе прибыли в Митилену, главный город острова Лесбоса, расположенный на восточной его стороне. Проведя там ночь и отплыв, остановились против Хиоса, а на другой день пристали к Самосу и, побывав в Трогиллии, прибрежном городе недалеко от Ефеса, на следующий день прибыли в Милит, приморский город к югу от Трогиллии и Ефеса, милях в 9 (около 14 вёрст) от последнего. Причину, почему они миновали Ефес, Дееписателъ указывает ясно: чтобы не замедлить Павлу в Асии, так как он поспешал к празднику Пятидесятницы в Иерусалим. В этом главном малоазийском христианском обществе апостол совершенно естественно опасался задержки для себя. Но миновав сам Ефес он, тем не менее, пожелал проститься с предстоятелями Ефесской церкви и вызвал их к себе в Милит. Вызванные Павлом предстоятели Ефесской церкви названы в 20:17 «пресвитерами» («старейшими»), а св. апостол в 20:28 называет их «епископами» («блюстителями»). Кто же они были? Пресвитеры или епископы? Оба эти названия употреблялись в государстве для обозначения сословий чиновников или сановников прежде, чем они были усвоены в Церкви. Ни по своей этимологии, ни по своему первоначальному значению они не имели ничего, что указывало бы на превосходство одних над другими. Слово «епископ», что значит «надсматривающий», «наблюдающий», более употреблявшееся сначала у греков, означает, собственно, священническое звание; слово «пресвитер» – «старейший», означавшее первоначально возраст, более употреблявшееся у евреев, выражает скорее достоинство, священническую почесть. В первохристианской Церкви в самом начале её существования смысл этих слов не был ещё точно установлен и определён, но это отнюдь не значит, что звание епископа не отличалось от звания пресвитера в их позднейшем употреблении, что эти две священные степени смешивались, считались за одну. Сам апостол Павел строго различает их, когда, как видно из его посланий к Титу (1:5) и Тимофею (5:22, 19), присваивает только епископу власть и право рукополагать пресвитера и судить его. Вызванные Павлом были, несомненно, пресвитеры, но так как названия степеней священства ещё не вполне тогда установились, то Павел называет их «епископами», желая лучше выразить их обязанности – блюсти над вверенными им душами пасомых.

Когда предстоятели Ефесской церкви (а, по словам св. Иринея, и других ближайших церквей Асии) пришли, св. апостол Павел обратился к ним с трогательной прощальной речью, которая особенно важна тем, что в ней содержатся ценнейшие пастырские наставления. В этой речи св. Павел обозревает дело, которое он совершил в Ефесе, предсказывает о судьбе, ожидающей его в Иерусалиме, возбуждает пастырей к бдительности ввиду появления еретиков и предаёт их Богу с указанием на своё бескорыстное служение в Ефесе. Речь распадается на четыре части.

В первой части (ст. 18–21) апостол напоминает, как в продолжение трёх лет он вёл себя у них: какова была его ревность в проповеди Слова Божия, «со всяким смиренномудрием и многими слезами», как он непрестанно возвещал всем, и иудеям, и эллинам, покаяние перед Богом и веру в Господа нашего Иисуса Христа.

Во второй части (ст. 22–27) апостол переносится мыслью в ближайшее будущее и говорит о тяжких бедствиях, ожидающих его, и о готовности своей с самоотвержением и даже с радостью перенести их. Он отправляется в Иерусалим «связан Духом» – по влечению Духа, хотя и знает, какие скорби и даже узы ждут его там, о чём «Дух Святый по всем городам свидетельствует» ему, очевидно через пророков вроде Агава, который уже в последнем перед Иерусалимом городе Кесарии предрёк апостолу узы (21:10–11). Но он готов на всё и даже жизнью своей не дорожит, лишь бы Господь сподобил его до конца совершить поприще его апостольского служения. Чувствуя, что он уже не увидится больше с ефесянами, апостол заявляет, что совесть его чиста по отношению к ним, так как он не упускал случая возвещать им всю волю Божию («чист я от крови всех», то есть: не повинен я ни в чьей духовной погибели).

В третьей части (ст. 28–31) апостол даёт пастырские наставления: «Внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрёл Кровью Своею». Я не повинен ни в чьей погибели; смотрите, старайтесь и вы быть неповинными, а для этого будьте внимательны по отношению к самим себе и к своей пастве, бодрствуйте. «Когда мы внимаем себе, тогда и стадо получает пользу», – говорит блж. Феофилакт. Не человеками поставлены вы, но Духом Святым через избрание и рукоположение (Деян. 14:23) для наблюдения за благосостоянием Церкви, подобно тому, как пастыри поставляются для наблюдения за овцами. Вверенное же вам духовное стадо особенно драгоценно и требует потому особенного с вашей стороны внимания и забот, что оно куплено бесценною Кровью Христовой, через крестную жертву, в которой излита Его Кровь как умилостивительная Богу Отцу жертва за грехи всего человечества. Это бодрствование необходимо в особенности потому, что апостол предвидит скорое появление «лютых волков, не щадящих стада», под каковыми надо понимать лжеучителей – еретиков. Апостол указывает на два вида этих лжеучителей: одни войдут в Ефесскую церковь извне, другие восстанут из среды самих верующих. Ефес был одним из центральных малоазийских пунктов, в котором приходили в соприкосновение религиозные и философские системы Востока и Запада; появления лжеучителей здесь естественнее было ожидать, чем в каком-либо другом месте. Когда апостол три года спустя писал из своих римских уз послание к Ефесской церкви, здесь ещё не было лжеучителей, но они появились уже (ессеогностического направления) во фригийском городе Колоссах, как видно из написанного в то же время послания св. апостола Павла к Колоссянам. Из посланий же апостола к ефесскому епископу Тимофею видно, что подобные лжеучители появились и в Ефесе. Здесь идёт речь, конечно, и о тех лжеучителях, против которых направлены апокалипсические письма св. Иоанна Богослова, послание Иудино и первое послание Иоанна Богослова. Предречение Павлово, таким образом, в точности исполнилось. В пример бодрствования апостол приводит самого себя, напоминая, как он «три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас» – собственно три месяца в синагоге и два года в училище Тиранна (19:8 и 10), а три года – это круглое число.

В четвёртой части (ст. 32–35) апостол изрекает благословение, предаёт их Богу и слову благодати Его и увещевает их подражать его бескорыстию, какое он сам осуществлял в жизни по слову Господа: «блаженнее давать, нежели принимать». Почему св. апостол хотел жить своим трудом, хотя он и учил ясно, как и Сам Господь Иисус Христос, что всякий делатель Господа достоин пропитания (Мф. 10:10 и паралл.) и что проповедник Евангелия должен жить от благовествования (1Кор. 9:7–11; 13–14 и паралл.). На это нужно сказать, что апостол не сделал и для себя правилом отказываться от того, что ему предлагали (Деян. 16:15; 2Кор. 11:8), но он старался ничего не просить, дабы не поставить этим препятствия своему благовествованию, ибо обращённые язычники ещё не привыкли содержать своих пастырей и он мог опасаться, если бы возложил на них это бремя, что враги Христовой веры использовали бы это как лишнее оружие против него, оклеветав его, что он по корыстолюбивым побуждениям проповедует новое учение. Вместе с тем он считал честью служить Церкви на свои средства и не требовать ни у кого ничего, кроме того, чтобы почитать Бога и спасать свою душу (1Кор. 9:16–18; 2Кор. 12:14; Фес. 2:9), и хотел своим ученикам дать пример такой же бедной и трудовой жизни. Откуда взято приведённое им изречение Христа Спасителя? Оно не читается нигде – ни в Евангелии, ни в другой какой-либо боговдохновенной книге. Вероятно, это было изречение, сохранившееся в устном предании как подлинные слова Господа. В этом изречении не та, конечно, мысль, что брать – худое дело, но что давать другим – лучше, чем брать самому.

В заключение своей речи апостол преклонил колена свои и помолился со всеми ими. Они простились тогда с ним с весьма великим волнением и плачем, потому что он объявил им, что они видят его в последний раз. И провожали его до корабля.

Глава двадцать первая

Путешествие Павла от Милита до Кесарии (стихи 1–9). Павел в Кесарии и пророчество о предстоящих ему узах (стихи 10–14). Прибытие Павла в Иерусалим, возмущение против него иудеев и его узы (стихи 15–40).

Путешествие Павла от Милита до Кесарии

(стихи 1–9)

Отплыв из милетской гавани при попутном ветре, путешественники прямо прибыли в Кос, небольшой, славившийся виноделием и приготовлением дорогих материй островок в Эгейском море, к юго-западу от Милита. Оттуда они достигли Родоса, большого острова в 15 римских милях (23 версты) к юго-востоку, а затем прибыли в Патару – большой приморский торговый город малоазийской провинции Ликии с известным в древности оракулом Аполлона. От Троады до Патары святой Павел со спутниками плыли на одном корабле, который, судя по некоторым поступкам апостола (20:13, 16), находился в полном его распоряжении. В Патаре же они как пассажиры сели на другой, купеческий корабль, который с грузом шёл в Финикию. Корабль вышел в открытое море по направлению острова Кипр, который он миновал, оставив его слева, так что почти к концу недели он бросил якорь в гавани Тира, где должен был сложить свой груз. Здесь прибывшие скоро вступили в сношения с находившимися тут верующими. Они пробыли у них 7 дней, после чего отправились далее в Иерусалим, хотя братия тирские, которым по внушению Духа была открыта участь, ожидающая Павла, и просили его, чтобы он не ходил в Иерусалим. Однако Павел, по влечению Духа шедший на предстоящие ему скорби (20:22), не мог, конечно, поддаваться на их уговоры, внушённые их любовью к великому апостолу. Сопровождаемые жёнами и детьми, братия проводили Павла и его спутников до берега, где разлучились с ними, помолившись все вместе. Путешественники снова сели на корабль, чтобы не делать задержки при сухопутном путешествии, и прибыли в Птолемаиду, древний приморский город Акко, южнее Финикии, в пределах собственно Палестины, по древнему разделению в колене Асировом, несколько севернее горы Кармильской. Там они пробыли у братьев один день. А на другой день они уже сухим путём, по прекрасной долине Саронской мимо горы Кармила, направились в Кесарию (Стратонову).

Павел в Кесарии и пророчество о предстоящих ему узах

(стихи 10–14)

После одного дня ходу они пришли в Кесарию, в дом одного из семи диаконов, Филиппа, названного «благовестником» за ту ревность, с которой он распространял Евангелие. Чрезвычайные дары, которыми он был наделён, стали также достоянием и его семейства: у него были 4 дочери, которые пророчествовали. Здесь Павел получил последнее предостережение об угрожающей ему опасности. Из Иудеи пришёл пророк по имени Агав, тот самый, который, будучи в Антиохии, предсказал о голоде, вследствие чего через Варнаву и Савла послано было Антиохийскою церковью пособие церквам в Иудее. Выразительным символическим действием он взял пояс Павлов и, связав себе им руки и ноги, предрёк, что так свяжут Павла в Иерусалиме иудеи и предадут его в руки язычников. Спутники Павловы и кесарийские христиане начали тогда умолять Павла не ходить в Иерусалим, но Павел, повинуясь внушениям Духа, хотя и сокрушался слезами христиан, оставался тем не менее твёрд в своём намерении, заявив, что он не только хочет быть узником, но готов даже и умереть за Имя Господа Иисуса в том самом Иерусалиме где он с такою яростью гнал прежде исповедников этого имени, и где пострадал и умер Сам Господь. Эта преданность воле Божией успокоила их, и они, в свою очередь, решили покориться воле Божией, сказав: «воля Господня да будет». Приготовив всё потребное для пути и пребывания в Иерусалиме на предстоящий праздник Пятидесятницы, они отправились во святой град. Некоторые из кесарийских христиан сопровождали их, чтобы ввести апостола и его спутников в дом «к некому давнему ученику, Мнасону Кипрянину» и оставить их на жительство в этом доме. Судя по греческому имени, этот Мнасон был христианином если не из язычников, то из эллинистов. Он оказал весьма радушное гостеприимство Павлу. Вероятно, Павла поместили в этом доме с той целью, чтобы до иудеев не так скоро дошла весть о прибытии Павла и чтобы они не знали, где можно найти его.

Прибытие Павла в Иерусалим, возмущение против него иудеев и его узы

(стихи 15–40)

На другой день апостол Павел вместе с сотрудниками своими пришёл к апостолу Иакову, епископу Иерусалимскому, где собрались все пресвитеры. О других апостолах здесь не упоминается: видимо, они были с проповедью в других странах. Приветствовав созванное в честь его прибытия торжественное собрание, апостол Павел, вероятно, тут же передал привезённое им пособие, которое собрал для Иерусалимской церкви по церквам из язычников как выражение братской любви и общения церквей и затем рассказал подробно всё, что Бог сделал его служением среди язычников. Выслушав его, они прославили Бога, но не скрыли от него то, что христианские общины из обращённых иудеев, все чрезвычайно ревностные к закону, питают против него предубеждения, основанные на ложных слухах, будто он стремится развратить иудеев рассеяния, проповедуя отмену обрезания и других обрядов Моисеева закона. Очевидно, слухи эти распространяли всё те же противники Павловы, которые смущали церковь Антиохийскую и Иерусалимскую, требуя даже для язычников, обращающихся ко Христу, обрезания и соблюдения всего Моисеева закона. Пущенное в народ в этом виде обвинение против Павла было явной клеветой. Из всего его учения, как оно раскрыто в его посланиях, видно, что святой Павел учил лишь той истине, что спасение во Христе не обусловливается обрезанием и соблюдением Моисеева закона, а лишь верой во Христа: главное – это вера во Христа, а закон Моисеев – дело, несущественное для христианина: исполняй его, если хочешь, но не надейся через исполнение его получить спасение. Мы видели, что апостол Павел сам обрезал своего сотрудника Тимофея – следовательно, нельзя смотреть на него как на врага Моисеева закона, каким его хотели представить. Дабы уничтожить это предубеждение против Павла и изобличить клевету, иерусалимские пресвитеры посоветовали ему всенародно показать своё уважение к Моисееву закону – очиститься в храме вместе с четырьмя человеками, имеющими на себе обет, и заплатить вместо них за жертву, которую они по закону должны принести в храме по случаю окончания их обета. Присоединившись к этим четырём бедным людям, давая сам тот же обет на время, которое должно им ещё продолжить, и взяв на себя издержки за них, Павел совершил бы такое доброе дело, которое было бы наглядным изобличением клеветы. Из пострижения головы для снятия обета видно, что это был обет добровольного на время (а не пожизненного) назорейства (согласно Чис. гл. 6). Отсюда видно, что в среде иерусалимского христианского общества соблюдались обрядовые предписания Моисеева закона, ибо об этих четверых сказано было: «есть у нас». Тут же советовавшие напоминают Павлу, что постановление апостольского собора об уверовавших язычниках остаётся во всей своей силе, а их совет есть лишь не что иное, как акт мудрой предусмотрительности и снисхождения к немощам братии из иудеев. Совет этот нисколько не противоречил учению апостола Павла, а потому он немедленно согласился. Присоединившись к четырём бедным назореям, он совершил с ними всё, что требовалось по закону, заявив священнику в храме о своём соучастии в исполнении обета и о своём желании принести должное за каждого по исполнении семи дней очищения.

Эти 7 дней ещё не успели окончиться, как произошло возмущение против Павла, приведшее его к узам. Павла увидели в храме асийские иудеи из Ефеса и его окрестностей, видимо пришедшие в Иерусалим на праздник Пятидесятницы, и исполнились ярости, а вместе с тем и радости, что представился такой удобный случай сделать решительное зло своему врагу, каковым они считали Павла, надеясь, что он и смерть свою здесь найдёт. И им действительно удалось возмутить «весь народ» криком, что «этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего; притом и эллинов ввёл в храм и осквернил святое место сие». Поводом к последнему обвинению было то, что они за несколько времени до того, как Павел вошёл в храм, видели его на улице вместе с Трофимом Ефесянином. Язычникам запрещалось входить во двор израильтян, и присутствие там язычника считалось осквернением святого места. Если первое из этих обвинений было клеветой, основывавшейся, хотя отчасти, на недоразумении или неразумии обвинителей, то второе обвинение было уже явной клеветой, в которой ложное подозрение выставлялось как действительный факт. Такими тяжкими обвинениями они привели в движение «весь город». Мятежная толпа, схватив Павла, повлекла его вон из храма, то есть из двора израильтян, и тотчас заперты были двери, чтобы не осквернить святого места смертоубийством. Никогда ещё святой Павел не находился в столь опасном для жизни положении. Но в тот момент, когда всякая надежда на спасение казалась уже потерянной, неожиданно пришла помощь: Клавдий Лисий, комендант римского отряда войск, который помещался в так называемой крепости Антониевой, господствовавшей над храмом на северо-западе, был извещён, что Иерусалим возмутился. Тотчас же он с воинами и сотниками устремился на место возмущения, и мятежная толпа при виде римского тысяченачальника, испугавшись кровавой расправы за возмущение, перестала бить Павла. Заметив, против кого было направлено возмущение, тысяченачальник приблизился к Павлу, велел его сковать цепями и стал спрашивать, кто он и что сделал. По причине смятения, так как одни кричали одно, а другие – другое, он, как и всегда бывает в подобных случаях, не мог узнать ничего верного, а потому велел отвести Павла в помещение крепости. Это было нелегко сделать из-за теснившегося народа, громко требовавшего смерти Павла, так что, когда они подошли к ступеням лестницы, ведущей в крепость, воинам пришлось нести Павла на руках. Прежде, нежели ворота крепости затворились, Павлу захотелось сказать речь так несправедливо поступившему с ним народу, и он обратился за позволением к тысяченачальнику. Обратился он к начальнику по-гречески, что удивило того и показало ему ошибочность его первоначального предположения, что Павел – одно лицо с известным в то время возмутителем-египтянином. Вероятно, что тысяченачальник имел сведения, что тот египтянин по-гречески не говорил. Это был чародей, выдававший себя за пророка и имевший много приверженцев, называвшихся «сикариями», от «сикариус», что значит «тайный убийца, вооружённый кинжалом». Этот фанатик привёл своих приверженцев из Иудейской пустыни на Елеонскую гору, уверяя их, что стены иерусалимские падут перед ними, как пали некогда стены Иерихона, причём обещал уничтожить власть римлян и провозгласить царство Мессии. Прокуратор Феликс рассеял эту шайку, перебив четыреста человек и двести взяв в плен, но сам египтянин успел скрыться. Тысяченачальник, вероятно, подумал, что Павел – это возвратившийся египтянин, который пытается поднять новое возмущение, но из греческой речи Павла понял свою ошибку. Павел объяснил, что он происходит из небезызвестного киликийского города Тарса, является природным иудеем и просит разрешения говорить к народу. Тысяченачальник позволил, и Павел, дав знак рукой, стоя на лестнице начал говорить при установившейся тишине на еврейском, то есть на тогдашнем сиро-халдейском языке.

Глава двадцать вторая

Речь св. апостола Павла к народу о своём обращении и призвании к апостольскому служению (стихи 1–21). Крик народа, распоряжение о бичевании Павла и отмена его (стихи 22–29), Павел перед синедрионом (стих 30).

Речь св. апостола Павла к народу о своём обращении и призвании к апостольскому служению

(стихи 1–21)

«Мужи, братия и отцы», – начал Павел. «Мужи, братия» – это обращение ко всем собравшимся; «отцы» – почтительное обращение к высшим по положению и старшим по летам. «Выслушайте теперь моё оправдание перед вами» – выслушайте моё оправдание против обвинений, возведённых на меня некоторыми из вас – малоазийскими иудеями. Когда услышали, что он говорит по-еврейски, то удвоили тишину и спокойствие. Павел подробно рассказал о своём происхождении и воспитании, дабы показать, что он – подлинный иудей и ревнитель закона. Он рассказал, что был воспитан во всей строгости Моисеева закона «при ногах» знаменитейшего фарисейского учителя Гамалиила и со всей страстностью («даже до смерти» – сколько было сил) преследовал христиан, что может засвидетельствовать и первосвященник, который тогда был ещё жив, хотя и смещён с должности, и старейшины. Затем Павел рассказал, как он был обращён ко Христу на пути в Дамаск. Рассказ этот совершенно сходен с рассказом Дееписателя в 9:3–8. Лишь немногие особенные черты события выставляет здесь Павел. Так, он отмечает, что яркий свет с неба осиял его «около полудня» – явление чрезвычайное, явно чудесное; что Господь назвал Себя не просто «Иисусом», но «Иисусом Назореем»; что бывшие с ним «свет видели... но голоса... не слышали»: следовательно, это не обман, не субъективная галлюцинация Павла. В том, что они голоса не слыхали, нет противоречия с повествованием Дееписателя, ибо это надо понимать так, что они, хотя слышали звук голоса, но не понимали, что говорится. Из двух повествований создаётся цельная, более полная картина: откровение было только одному Павлу, а спутники его видели и слышали только, так сказать, отблеск и отголосок этого откровения. Далее святой Павел поведал о своём чудесном прозрении и крещении от Анании, причём подчеркнул, что Анания был «муж благочестивый по закону, одобряемый всеми иудеями, живущими в Дамаске», то есть не какой-нибудь неизвестный человек, а одобряемый всеми иудеями как ревнитель закона. К повествованию о своём обращении апостол присовокупил повествование о явлении ему Господа в Иерусалиме, о котором не упоминает ни Дееписатель, ни сам Павел в других своих речах и посланиях. Это случилось тогда, когда Павел возвратился в Иерусалим, проведши долгое время в Аравии, куда он отправился из Дамаска после своего обращения. Апостол поставляет на вид то, что это явление ему Господа имело место в Иерусалимском храме во время его молитвы там, и, следовательно, он и по обращению в христианство не разрывал связи с храмом и его законным богослужением. Здесь же Павел подчеркнул, что он не враг иудейского народа, ибо, когда Господь повелевал ему удалиться из Иерусалима, он противостоял этому, желая проповедовать именно в Иерусалиме, где прежде гнал христиан. Только вторичное настойчивое повеление Господа заставило его покинуть Иерусалим.

Крик народа, распоряжение о бичевании Павла и отмена его; Павел перед синедрионом

(стихи 22–29; 30)

До этого места иудеи слушали спокойно; когда же Павел произнёс сказанные ему в видении слова Господа: «иди, Я пошлю тебя далеко к язычникам», они подняли крик. Эти слова произвели взрыв фанатической ревности и ярости толпы, тем более что они, во мнении толпы, не столько опровергали возведённое на него обвинение (ст. 21, 28), сколько подтверждали его. В диком выражении своего фанатизма и ярости они метали одежды свои и бросали пыль на воздух, как бы метая камни в него. Не понимая, что происходит, и боясь, что при таком возбуждении толпы дело не выяснится, тысяченачальник повелел увести Павла в Антониеву крепость и предать его бичеванию в расчёте пыткой узнать, что во всём этом кроется и какое тяжкое преступление числится за Павлом, что так кричат против него. Когда апостола уже привязали ремнями к столбу, чтобы начать бичевание, он указал им на двоякое нарушение закона в отношении к нему как к римскому гражданину:

1) как римский гражданин, он избавлен от телесного наказания, так как это было наказание рабов;

2) это было вообще нарушением римского уголовного права, что трибун судебное исследование начал пыткой.

Заявление Павла, что он – римский гражданин, обеспокоило сотника, который распоряжался бичеванием, и самого тысяченачальника. Купивший сам за большие деньги право римского гражданства, трибун, вероятно, усомнился, чтобы бедный узник его мог купить себе это право, но, узнав из заявления Павла, что у него это право наследственное, что он родился в римском гражданстве, поверил и испугался не только того, что хотел пытать его, но и того, что связал его без дознания и суда, ибо заключение римского гражданина в оковы без предварительного дознания вины его считалось преступлением и наказывалось законом. Так как тысяченачальник ничего определённого до сих пор не мог узнать не только относительно виновности Павла, но даже относительно того, в чём собственно обвиняют его иудеи, то он для достоверного дознания вины Павла повелел собрать синедрион, чтобы повести дело Павлово официально и законно, с разъяснением его вины или невинности. Не сразу, однако, а только на другой день Лисий снял с Павла оковы, обнаруживая этим упорство власть имущего, и, выведши Павла, поставил его перед синедрионом в обычном месте его заседаний, вероятно в одной из храмовых построек.

Глава двадцать третья

Апостол Павел перед синедрионом и распря между его обвинителями (стихи 1–10). Явление ему Господа Иисуса (стих 11). Умысел иудеев убить Павла (стихи 12–22). Отправление Павла в Кесарию к прокуратору Феликсу (стихи 23–35)

Апостол Павел перед синедрионом и распря между его обвинителями

(стихи 1–10)

Как Сам Христос и как старейшие апостолы, так теперь и св. Павел был поставлен перед верховным иерусалимским судилищем. Остановив на собрании взгляд, полный твёрдости и спокойствия, он с апостольским достоинством начал свою речь, не будучи ещё спрошен членами синедриона, потому что не они призвали его к допросу на суд, а он поставлен был пред синедрионом от римского начальника. «Мужи братия, – сказал он, – я всею доброю совестью жил пред Богом до сегодня». В сознании собственной невинности и своего апостольского достоинства, он отказывает этим беззаконным судиям в почётном титле «отцов» или «начальников народа», указывая на чистоту своей совести в деле служения своего Богу. Слова апостола показались первосвященнику Анании лицемерием или самохвальством, и он приказал бить апостола по устам. Этот Анания, человек гордый и грубый, был тогда фактически исправлявшим должность первосвященника (а не титулярный только, каковых тогда много было из числа смещённых), – сын Неведея, преемник Иосифа, сына Камида, предшественник Измаила, сына Фаби. Он был вызываем в Рим для оправдания себя перед кесарем в возведённых на него обвинениях, но не лишился своего сана, пока прокуратор Феликс не передал эту должность Измаилу. В праведном гневе своём св. апостол произнёс резкие слова против него: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная». Здесь оскорблён был закон, оскорблена была правда, оскорблена была чистота совести апостола. Слова эти были не только укоризной за беззаконное распоряжение судии, долженствовавшего судить по закону, но и пророчеством: спустя несколько лет, в начале так называемой иудейской войны, Анания был убит сикариями как изменник. «Стена подбеленная» – образное обозначение лицемера, как и «гроб подбеленный» (подбеленный известью). Предстоящие сочли эти слова Павла за оскорбление первосвященника, каковое считалось тяжким преступлением, как оскорбление Самого Бога. «Я не знал, братия, что он первосвященник», – сказал Павел. На эти слова имеется много толкований, но нет нужды отступать от буквального объяснения, которое даёт св. Златоуст: ап. Павел действительно не знал, что это первосвященник, ибо первосвященники в то время часто менялись, и по обычной одежде нельзя было отличить первосвященника от других членов синедриона. В собраниях синедриона председательство не было необходимой принадлежностью первосвященника: у синедриона было право выбирать себе председателя, и апостол тем более не мог предполагать в председателе этого собрания первосвященника, что собрание назначено было по унизительному приказанию римского полкового начальника. Увидев, что в таком беззаконном и явно настроенном против него собрании прямая защита не у места и речи его слушать не будут, святой апостол с необыкновенным присутствием духа, проницательностью и мудростью решился на одно средство, при раздражении и возбуждении умов всегда бывающее весьма действительным: он воспользовался тем, что синедрион состоял из двух противоположных и непримиримо враждебных между собою партий – фарисейской и саддукейской. Имея в виду, что саддукеи отвергали воскресение мёртвых, равно как и бытие ангелов и душ умерших людей, а фарисеи признавали то и другое, апостол громким голосом возгласил: «мужи братия! я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мёртвых меня судят». Этим Павел положил преграду, по крайней мере, на время совокупному действованию против него обеих партий одновременно и расположил в свою пользу фарисеев. Этим заявлением апостол хотел подчеркнуть, что его совершенно несправедливо судят как нарушителя и врага закона Моисеева, ибо он принадлежит именно к числу ревнителей закона и не изменник Моисею, как, например, саддукеи, отрицавшие некоторые истины Моисеева закона. В учении же о воскресении мёртвых христианство вполне сходилось с фарисейством и было, таким образом, ближе ему, чем саддукейство, погрешавшее против такой важной догматической истины. Слова апостола достигли цели, вызвав распрю и разделение в собрании, причём книжники фарисейской стороны даже взяли Павла под свою защиту, повторяя слова Гамалиила: «не противимся Богу». Обе стороны пришли в такое возбуждение и так между собою спорили – одни защищая Павла, а другие нападая на него, – что тысяченачальник стал опасаться, как бы Павел не сделался жертвою их взаимного раздражения и как бы они не растерзали его, римского гражданина, за что ему пришлось бы отвечать. Поэтому он повелел воинам сойти из Антониевой крепости к месту заседания синедриона, может быть, во двор язычников, куда могли входить римские воины, и отвести апостола Павла обратно в крепость.

Явление Павлу Господа Иисуса

(стих 11)

В таком трудном положении Господь ободрил Своего верного апостола, явившись ему следующей ночью во сне или в видении, чего из текста прямо не видно, и сказав: «дерзай, Павел; ибо как ты свидетельствовал о Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме». Этим Господь успокоил Павла, что иудеи ничего ему не в состоянии будут сделать злого, так как ему надлежит проповедовать ещё в самом центре языческого мира – политической столице мощной языческой империи. Это было большим утешением для св. Павла, так как отвечало и его давнишним желаниям.

Умысел иудеев убить Павла

(стихи 12–22)

Между тем опасность для Павла всё больше и больше увеличивалась. Более сорока иудеев, особенно ненавидевших Павла, вероятно из числа малоазийских, и не без содействия и участия местных саддукеев, связали себя страшной клятвой – «не есть и не пить, доколе не убьют Павла». Они сделали участниками своего заговора членов синедриона, чтобы те обратились к римскому коменданту с официальной просьбой: представить Павла ещё раз на суд, чтобы, когда поведут его к месту заседания синедриона, убить его. К счастью, сын сестры Павла узнал об этом заговоре и пришёл в крепость, чтобы сказать об этом своему дяде апостолу. Вероятно, после объявления о своём римском гражданстве, апостол не очень строго содержался, так что к нему могли иметь доступ родные. Так он содержался потом и в Кесарии (24:23), и в Риме (28:16). Желая оставить это дело в возможной тайне, апостол не говорит о нём сотнику, а просит отвести своего племянника прямо к трибуну. Лисий ласково выслушал Павлова племянника и велел ему никому не говорить о том, что он предупредил его об умысле иудеев. Затем он призвал двух сотников и приказал приготовить к девяти часам вечера конвой из 200 пеших воинов, семидесяти конных и 200 воинов с лёгким вооружением (стрелков) для отправки Павла к римскому прокуратору в Кесарию. Очевидно, Лисий опасался взрыва фанатизма против святого апостола Павла и преследования со стороны врагов, которые могли подготовить нападение на него разбойничавших сикариев, если бы конвой был слишком мал. Таким образом, столь большой конвой был умной предосторожностью тысяченачальника, чтобы доставить целым и невредимым прокуратору римского гражданина. Он велел приготовить также ослов ради удобства Павла в пути. Из всего этого видно, что Лисий заботился о Павле и, видимо, был расположен к нему после всего происшедшего.

Отправление Павла в Кесарию к прокуратору Феликсу

(стихи 23–35)

Тогдашний прокуратор Феликс (Антоний) был вольноотпущенник императора Клавдия, брат любимца Неронова Палласа, зять Ирода Агриппы I. Он получил прокуратуру от Клавдия после смены прокуратора Кумана, около 53 года по Р. Х., и исправлял «должность царскую в рабском духе», как выражается о нём римский историк Тацит, был отозван с прокуратуры Нероном, но, несмотря на жалобы иудеев на него, не лишился милости императора.

Лисий написал Феликсу препроводительное письмо, в котором объяснял ему обстоятельства взятия апостола под стражу, его римское гражданство и его политическую невинность. Сообразуясь с данными указаниями, конвой вёл Павла ночью, ради большей безопасности, до Антипатриды, города, построенного Иродом I и названного в честь его отца Антипатра, в 42 милях (60 вёрстах) от Иерусалима и в 26 милях от Кесарии. Тут уже можно было не бояться нападения иудеев, и пешие воины, предоставив конным дальше вести Павла, сами возвратились в Иерусалим. Начальник конвоя по приходе в Кесарию отдал письмо Лисия прокуратору и представил ему Павла. Прокуратор, прочитав письмо, спросил Павла, из какой он области, и узнав, что он из Киликии, сказал, что выслушает его, когда явятся его обвинители, а пока назначил ему быть под стражей в Иродовой претории, то есть не в общественной городской тюрьме, а в том же дворце, построенном Иродом Великим, в котором жили прокураторы. Этому, вероятно, посодействовало доброе слово об узнике в письме Лисия, и Павла не очень стесняли.

Глава двадцать четвёртая

Апостол Павел перед судом прокуратора Феликса (стихи 1–9). Защитительная речь его (стихи 10–21). Отсрочка решения (стихи 22–23). Беседа Павла с Феликсом и Друзиллою и прибытие нового прокуратора (стихи 24–27)

Апостол Павел перед судом прокуратора Феликса

(стихи 1–9)

Феликс был уже около семи лет правителем Иудеи и в этом звании оставил по себе весьма дурные воспоминания. В прошлом вольноотпущенник и любимец императора Клавдия, он исполнял свои обязанности правителя как человек, имеющий душу раба, предаваясь неслыханному распутству и отличаясь вместе с тем жестокостью. Таков был судия, которому надлежало произнести приговор о судьбе великого апостола языков. Уже через пять дней первосвященник Анания со старейшинами, по-видимому, с некоторыми избранными членами синедриона, отправились в Кесарию, чтобы жаловаться на Павла самому прокуратору. С собой они взяли некоего ритора Тертулла, на которого возложена была обязанность произнести обвинительную речь. Тертулл – уменьшительное от римского имени Тертий. Надо полагать, что это был иудей рассеяния, носивший римское имя, ибо едва ли синедрион решился бы взять в защитники своего дела нечистого язычника. Он был ритор, по специальному значению этого слова – человек, ведший судебные процессы от лица своих доверителей, вроде адвоката или прокурора. Таких риторов было много тогда и в Риме, и в провинциях. Чтобы снискать благоволение правителя, Тертулл начал свою речь с самых лживых похвал, говоря, что иудеи всегда и всюду признают, что Феликсу они обязаны глубоким миром и благоустроением страны. Насколько лживы были эти похвалы, видно из того, что по отозванию Феликса с прокураторской должности иудеи сами же принесли на него жалобу римскому императору. Затем он изобразил святого Павла как язву общества, который возбуждает мятежи между всеми иудеями, живущими по вселенной, и как представителя назорейской ереси, который недавно отважился даже осквернить храм. «Мы взяли его и хотели судить по нашему закону» – тут ритор опять говорит явную неправду, ибо иудеи не судить хотели Павла, а просто убить его без всякого суда, схватив в храме. Поступок Лисия он лживо представляет как незаконное вмешательство в дело, касающееся будто бы только синедриона. Заключил свою речь ритор утверждением, что сам Павел не в состоянии опровергнуть возведённых на него обвинений. Члены синедриона тотчас же подтвердили, что всё именно так, как сказал Тертулл.

Защитительная речь апостола Павла

(стихи 10–21)

С полным достоинством отвечал Павел на эти обвинения. В его речи мы видим естественное красноречие, отсутствие всякого подобострастия с возданием лишь должного почтения представителю государственной власти, а главное – живую веру, горячую и чистую ревность, которая забывает собственные интересы и помышляет лишь о спасении человеческих душ. «Зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей» – здесь нет лести, тем более что слово «справедливо» прибавлено лишь в переводе, а в подлиннике его совсем нет: Павел указывает тут лишь на тот факт, что Феликс уже много лет состоит судией этого народа, знает его учреждения и обычаи, знает и характер его, а равно и представителей его – членов синедриона, почему он тем свободнее будет защищать своё дело, так как правитель, благодаря своему знанию всего этого, может верно рассудить невиновность апостола. После этого общего вступления Павел сказал, что он не более двенадцати дней тому назад пришёл в Иерусалим для поклонения; нигде: ни в святилище, ни в синагогах, ни в городе – его не видели с кем-либо спорящим или возмущающим народ. Следовательно, обвинение его как народного возмутителя в Иерусалиме есть сплошная ложь и обвинители не могут доказать этого своего обвинения. Тут же, однако, Павел смело признаёт, что он действительно исповедует то учение, которое обвинители называют «ересью». Определяя сущность этого учения, апостол настойчиво и усиленно указывает на единство Нового Завета с Ветхим, которого держится синедрион: «я служу Богу отцов моих, верую всему, написанному в законе и пророках», то есть моё Богопочтение не есть отпадение от религии отцов моих и всего иудейского народа, но служение тому же Богу, Которого чтут и мои обвинители. Здесь апостол опять упоминает о надежде на воскресение мёртвых, которой придерживаются и иудеи. Члены синедриона на этот раз были сдержаннее, чем перед лицом тысяченачальника в Иерусалиме, тем более что они тогда же ещё, вероятно, заметили невыгоду для себя от разделения в своей среде, а потому саддукеи в этот раз смолчали. Исповедуя христианское учение, апостол старается сохранить непорочную совесть в отношении к Богу и людям, а потому обвинение его в принадлежности к христианству не есть, в сущности, обвинение, так как принадлежность к христианству не есть вина. Затем апостол защищается против последнего обвинения в том, что он будто бы пытался осквернить храм. Прошло, вероятно, около четырёх лет со времени последнего посещения святым Павлом Иерусалима, почему он и выразился: «после многих лет я пришёл, чтобы доставить милостыню народу моему и приношения» – цель его прибытия в Иерусалим была: доставить милостыню и приношения народу своему и поклониться во храме Бога истинного с принесением Ему жертвы, а вовсе не мятежническая. Он не только не осквернял храма, а наоборот, вошёл в него с надлежащим по закону очищением, и не с народом, и без шума. Схватили его не те, которые теперь его обвиняют, а «некоторые Асийские иудеи», которым и надлежало бы обвинять его и которых, однако, здесь нет, ибо им не в чём обвинить его. В заключение апостол потребовал, чтобы обвинители, не могущие доказать ни одного из возведённых на него обвинений, сказали хотя бы, какую неправду, или, точнее, какое преступление они нашли в нём, когда он стоял перед синедрионом, – разве только сочтут преступлением то слово, которое он сказал им, что за учение о воскресении мёртвых судим он ныне. Глубокая святая ирония слышна в этих словах.

Отсрочка решения

(стихи 22–23)

Феликс хорошо понял религиозное свойство обвинения, тем более что он, как давнишний уже прокуратор, не мог не знать о христианстве, находясь к тому же в Кесарии, где римский сотник Корнилий принял христианство. Он отказал обвинителям в утвердительном приговоре, но, не желая раздражать их, не освободил совершенно и Павла, а отложил дело до нового рассмотрения под предлогом, что придёт Лисий для нового разбирательства. Заключение Павла он сделал умеренным, так что все друзья его могли приходить к нему и служить ему.

Беседа Павла с Феликсом и Друзиллою и прибытие нового прокуратора

(стихи 24–27)

Некоторое время спустя Феликс со своей женой Друзиллой, которая, будучи иудеянкой, могла судить о деле, велел призвать Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса. Эта Друзилла была дочерью царя Ирода Агриппы I, который умертвил Иакова, известная тогда красавица в Кесарии. Конечно, и сам Феликс был заинтересован личностью Павла, но, вероятно, главным образом желала видеть и слушать одного из главнейших проповедников христианства Друзилла. Павел говорил Феликсу и его жене не о том только, что они желали слушать, но и о том, чего они, конечно, не хотели, но что апостол считал своим долгом сказать им: «о правде, о воздержании и о будущем суде». Эти слова апостола привели в страх жестокого и распутного Феликса, который, по словам римского историка Тацита, дозволял себе всякого рода несправедливости и невоздержание и «всякие злодейства совершал безнаказанно», и он отослал проповедника, обещаясь позвать его после. Какова была настроенность прокуратора, видно из того, что он надеялся получить с Павла взятку за его освобождение, а потому показывал ему своё благоволение, часто призывая его к себе и беседуя с ним. Зная, конечно, что христиане принимают большое участие в судьбе узника, он рассчитывал, что они дадут достаточно большой выкуп за его освобождение. Так продолжалось два года. В 60 или 61 году по Р. Х. Феликс был отозван с прокураторства и замещён Порцием Фестом. О нём мало что известно, но, впрочем, только доброе; он правил недолго и умер в следующем году, а на его место был прислан Альбин. Желая оставить по себе добрую память у иудеев, Феликс так и не освободил апостола Павла, хотя, видимо, считал его невинным; Павел продолжал оставаться в узах, считаясь находящимся под судом.

Глава двадцать пятая

Прокуратор Фест в Иерусалиме и жалобы ему на апостола Павла со стороны иудеев (стихи 1–6). Апостол Павел на суде перед Фестом (стихи 7–12). Царь Агриппа II и Вереника в Кесарии и желание их слушать апостола (стихи 13–27)

Прокуратор Фест в Иерусалиме и жалобы ему на апостола Павла со стороны иудеев

(стихи 1–6)

Вступив в должность, Фест через три дня отправился в Иерусалим, и там первосвященник и знатнейшие из иудеев тотчас же явились к нему с жалобой на Павла, прося его вызвать Павла в Иерусалим, с тем же расчётом убить его по дороге. Первосвященником был тогда Измаил, сын Фаби, которого ещё Феликс поставил на место смещённого им Анании. Фест был настолько благоразумен, что не послушался их подущений и отказал в исполнении их просьбы. Он сказал им, что Павел содержится под стражей в Кесарии и он сам туда скоро вернётся, так что нет надобности вызывать узника в Иерусалим, и предложил обвинителям, именно «знатнейшим», то есть облечённым соответствующими правами и властью, идти в Кесарию, чтобы там вести суд над узником. Так это и произошло.

Апостол Павел на суде перед Фестом

(стихи 7–12)

После пребывания в течение восьми или десяти дней в Иерусалиме Фест возвратился в свою резиденцию и на другой же день начал суд над св. апостолом. Конечно, обвинители его иудеи были уже здесь и стали возводить на Павла многие и тяжкие обвинения, которых не могли доказать. Из ответа апостола в 8 стихе можно видеть, что это были всё те же обвинения, какие излагались ими и на суде перед Феликсом, но одно было или совсем новое, или более резко подчёркнутое: какое-то преступление против кесаря, надо полагать того же свойства, что и клевета солунских иудеев, то есть, что Павел признаёт царём Иисуса и других учит тому же (17:6 и далее). Павел устраняет эти обвинения решительным заявлением, что он не сделал никакого преступления ни против закона иудейского, ни против храма, ни против кесаря. Тогда Фест, желая сделать угождение иудеям, спросил его: «хочешь идти в Иерусалим, чтобы я там судил тебя в этом?» Этот вопрос мог иметь двоякий смысл: «Хочешь ли идти в Иерусалим, чтобы я, как судья, судил тебя там в присутствии синедриона, или – чтобы там судил тебя синедрион в моём присутствии?» В первом смысле суд должен был бы производиться над Павлом как римским гражданином, по римским законам, с применением только к национальным еврейским; во втором – суд должен был бы вестись по национальным еврейским законам с применением только к римским. Поняв всю опасность этого, Павел решительно отверг это предложение прокуратора, сказав, что иудеев он ничем не обидел, а потому и не хочет судиться перед их верховным судилищем – синедрионом; поскольку же в лице прокуратора он предстоит перед судом кесаревым (так как прокураторы судили именем кесаря), то он, в обеспечение себя от пристрастного суда иудеев, требует себе суда лично пред кесарем в Риме, причём заявляет, что он готов подвергнуться наказанию смертью, если он только действительно сделал что-либо достойное смерти. Из этих слов Павла видно, что он не надеялся на беспристрастие не только суда синедриона, но и суда прокураторского при замеченном желании Феста угодить иудеям. Несомненно, что на это требование суда в Риме апостола подвигли слова Господа, сказанные ему некогда, что как он свидетельствовал о нём в Иерусалиме, так надлежит ему свидетельствовать и в Риме (23:11). Теперь обстоятельства сложились весьма благоприятно для того, чтобы можно было отправиться в Рим, ибо каждый римский гражданин имел право апеллировать к самому кесарю. Эти слова Павла положили конец процессу. Рассмотрев с советниками, приемлема ли апелляция Павла, Фест объявил апостолу: «ты потребовал суда кесарева, к кесарю и отправишься» – в этих словах чувствуется неудовольствие прокуратора Павлом, понятное в нём после таких замечаний ему в ответе апостола (ст. 10–11).

Царь Агриппа II и Вереника в Кесарии и желание их слушать апостола

(стихи 13–27)

Спустя несколько дней в Кесарию прибыл, чтобы поздравить Феста со вступлением в должность, царь Ирод Агриппа II со своей сестрой Вереникой, или Вероникой (по-славянски: Верникия). Это был последний царь из фамилии Иродов, с которым этот царствовавший дом прекратился. Он был сын Ирода Агриппы I (см. гл. 12), правнук Ирода Великого, брат Друзиллы, жены бывшего прокуратора Феликса. Воспитывался он при дворе римского императора Клавдия, который недолго спустя после смерти отца его дал ему во владение Халкис в Сирии, а через 4 года (около 53 года по Р. Х.) всю прежнюю тетрархию Филиппа и тетрархию Лисания с титулом царя и полномочием – иметь попечение и надзор за храмом иерусалимским (при нём и была окончена постройка всего храма) и избирать иерусалимских первосвященников. Вереника была его родная сестра, бывшая сперва в замужестве за дядей своим Иродом, потом, по смерти его, жившая в беззаконной связи с братом своим Иродом Агриппой I, потом вышедшая за киликийского царя Полемона и после бывшая в связи с Веспасианом и Титом. Так как Агриппа был в вассальных отношениях к Риму, то потому счёл своим долгом поздравить нового прокуратора. Считая Агриппу сведущим во всех иудейских делах, Фест обстоятельно изложил ему всё дело Павлово. Рассказ Феста возбудил в Агриппе желание видеть и слышать такого узника, против которого так вооружены иудеи и которого, однако, прокуратор находил невинным. Очень вероятно, что Агриппа и прежде слышал что-нибудь об апостоле, слышал, конечно, и о христианстве, равно как и Вереника, и теперь они рады были случаю видеть и слышать одного из самых важных проповедников христианства. Желание высокого гостя было исполнено на другой же день. Агриппа и Вереника с царской пышностью вошли в судебную палату с тысяченачальниками и знатнейшими гражданами. В Кесарии, как резиденции прокуратора, было пять когорт римского войска и, следовательно, пять тысяченачальников. В общем, собрание это было весьма блестящим и многочисленным, и на это-то блестящее собрание, состоявшее из представителей военного и гражданского ведомства Кесарии с царём и его сестрой и правителем провинции, был приведён св. апостол Павел в узах (26:29). Представляя собранию узника, правитель изложил и побудительную причину: из представленных против Павла обвинений он вынес убеждение, что по римским законам он не подлежит смертной казни, но составить себе верного суждения о деле не может, а потому хотел бы слышать мнение присутствующих, и особенно царя Агриппы, как знакомого с местными учреждениями и обычаями страны, дабы было что написать об узнике государю, то есть императору Нерону.

Глава двадцать шестая

Защитительная речь св. апостола Павла перед Агриппой, Фестом и другими с изложением обстоятельств своей жизни и обращения ко Христу (стихи 1–29). Мнение Агриппы и присутствовавших о деле Павла: признание его невинным (стихи 30–32)

Агриппа, как царь и почётный гость прокуратора, председательствует в собрании, открывая и заканчивая его, но как воспитанный при римском дворе он, открывая собрание разрешением святому Павлу вести защитительную речь, не говорит: «позволяю», но: «позволяется тебе» – из вежливости по отношению к римскому правителю области. Тогда апостол Павел, простёрши руку не как знак к молчанию (как 12:17 и 13:16), но ради торжественности минуты и торжественности речи, начал говорить. Речь апостола замечательна тем, что она направлена не столько к личной самозащите, сколько к защите своего дела – проповеди христианства, к которой он призван. Поэтому тон речи – радостный, восторженный, победный. Это было последнее торжественное свидетельство святого апостола Павла о Христе на священной почве Палестины, произнесённое перед именитыми представителями иудейства и язычества.

Апостол начинает свою речь обращением к царю с таким же достоинством, с каким он незадолго перед тем обращался к Феликсу. Он выражает радость по поводу того, что имеет случай защищать своё дело перед царём, и притом – перед таким царём, который знает все обычаи и спорные мнения иудеев и, следовательно, лучше, чем другие, в том числе и прокуратор, может судить о его невиновности в тех преступлениях, в каких обвиняют его иудеи, считая его достойным смерти. Собственно речь в защиту себя апостол начинает ссылкой на свидетельство тех, кто знает его ещё до обращения его в христианство. Он указывает на то, что ещё с самых ранних лет своей юности он воспитывался не в Тарсе, где родился, а в Иерусалиме, куда, вероятно, привезли его ещё мальчиком для обучения закону Божию. Жил он, как фарисей, в полном согласии с требованиями этой строжайшей консервативной секты иудейства. Затем апостол переходит к настоящему своему положению как узника и говорит, что не за измену своим прежним убеждениям его хотят судить и предать смерти, но единственно за общую у него со всеми иудеями надежду на мессианское царство, обещанное Богом предкам иудеев и ожидаемое всем народом. Иудеев особенно раздражало то, что апостол в основание своей проповеди о наступившем уже царстве Мессии полагал учение о Воскресении Иисуса из Назарета, потому он и говорит: «Ужели вы невероятным почитаете, что Бог воскрешает мёртвых?» Далее Павел признаёт, что он был ожесточённым гонителем тех, кто веровал в Иисуса из Назарета как воскресшего из мёртвых и обетованного Мессию, и рассказывает подробно, как произошло его обращение ко Христу на пути в Дамаск, со всеми подробностями, подобно тому, как это он сделал в своей речи перед народом в Иерусалиме (гл. 22). Здесь имеются некоторые особенности, отличающие этот рассказ и от первого рассказа самого апостола, и от повествования Дееписателя в 9 главе, но в общем и существенном все три рассказа совершенно одинаковы. Самой важной особенностью является более подробная передача содержания речи явившегося Господа Савлу, где Господь открывает ему цель Своего явления в том, что хочет сделать его Своим служителем и свидетелем наравне с прочими апостолами. Далее важно то, что Господь, по словам Павла, Сам обещал являться Своему новоизбранному свидетелю и открывать ему волю Свою, что мы действительно и видим в его истории, как, например, 22:17; 23:11 и др. «Избавляя тебя» – надо понимать в смысле: «сохраняя жизнь твою от опасностей, которым ты будешь подвергаться», что мы также видим осуществившимся в миссионерской деятельности Павла, когда он столько раз чудесно спасался от смертельной опасности, ему угрожавшей. Из слов Господа видно, что Павел поступал, в точности сообразуясь с ними, когда во время проповеди своей обращался всегда сначала к иудеям, а потом к язычникам. Господь объясняет Павлу и цель его посланничества: «открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету» – открыть их духовные очи для познания истины Божией, результат чего: «прощение грехов» по вере в Господа Иисуса Христа как Мессию. Далее апостол поясняет, что он не мог воспротивиться небесному видению, а потому и начал проповедовать – сначала иудеям в Дамаске и Иерусалиме и по всей земле Иудейской, а затем и язычникам; за это схватили его иудеи в храме и хотели убить его, но Бог помог ему, так что он мог жить до сего дня, проповедуя малым и великим и не отступая никогда от того, что предсказали Моисей и пророки, то есть что Христос должен был пострадать и, восстав первым из мёртвых, возвестить познание истины Божией как иудеям, так и язычникам. В этом месте энергическая и сильная речь Павла была прервана легкомысленно запальчивым («громким голосом»), резким замечанием прокуратора: как некогда Пилату речь Господа об истине, которую пришёл Он принести на землю, показалась пустым мечтанием и он прервал её полным отчаивающегося неверия вопросом (Ин. 18:37–38), так теперь Фесту, светскому языческому чиновнику, пламенная речь Павла показалась сумасбродством: «Безумствуешь ли ты, Павел? Большая учёность доводит тебя до сумасшествия». С большим достоинством отвечал на это св. апостол: «Нет, достопочтенный Фест, я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла». Для уверения в этом язычника, не понимающего дела, св. Павел ссылается тут же на более понимающего иудея, царя Агриппу, к которому, главным образом, как к могущему более понимать, и обращена вся речь апостола. Апостол говорит, что он не верит, чтобы от царя Агриппы было скрыто что-нибудь из сего, то есть из того, что относится к жизни и деятельности Господа Иисуса Христа, ибо всё это «не в углу происходило», не в тайне совершалось, а на глазах всего иудейского народа в Иерусалиме и по всей Палестине. Решительным и неожиданным оборотом речи апостол вдруг обращается непосредственно к совести Агриппы и, как опытный «ловец человеков», едва не уловляет его, так что царь только легкомысленной остротой избегает этого уловления, но почти тотчас же закрывает собрание, из чего можно ясно понять, что нечто зашевелилось в его совести. «Веришь ли, царь Агриппа, пророкам?» – неожиданно спросил Павел и тут же сам ответил на этот вопрос за смущённого царя: «знаю, что веришь». Воспитанный при дворе римского императора, Агриппа, наверное, оставался в душе иудеем. Окончание постройки при нём иерусалимского храма, начатой его прадедом, до какой-то степени свидетельствует, что хотя бы в самой глубине души его было зарыто чувство иудейской религиозности. Проницательный взор апостола усмотрел это и так сильно разбудил это чувство, что царь смутился, особенно при той обстановке, в которой он находился, – в присутствии римского правителя области, который смотрел на него, несомненно, как на римского воспитанника, чуждого «иудейских суеверий». Возбуждённое чувство иудея насильно подавляется ложным страхом и стыдом перед образованными римлянами, переходит в лицемерие и разражается легкомысленной светской остротой: «ты не много убеждаешь меня сделаться христианином». На эту остроту святой Павел с задушевностью и трогательностью отвечал: «молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме сих уз». Узы были похвалой святого апостола Павла (Еф. 3:1; 4:1; Флм. 1; Флп. 2:17), но, конечно, он не мог желать, чтобы все христиане были всегда в узах. Своим задушевным ответом Павел вновь разбудил совесть Агриппы, и тот, не будучи в состоянии более слушать его, поспешил закрыть собрание. Речь св. Павла носила в высшей степени отпечаток достоинства, свободы и любви, и это не могло не произвести впечатления на беспристрастных слушателей. Посовещавшись в стороне, царь с правителем признали Павла достойным освобождения от уз как человека ни в чём не повинного, но так как Павел потребовал суда кесарева, то правитель решил послать его в Рим к кесарю.

Глава двадцать седьмая

Путешествие св. апостола Павла из Кесарии в Рим: от Кесарии до Мир Ликийских (стихи 1–5); от Мир до Крита и предостережение Павла, которое не было принято во внимание (стихи 6–13). Сильная буря от Крита до Мальты, корабль на мели, спасение вплавь на берег (стихи 14–44).

Путешествие св. апостола Павла из Кесарии в Рим; от Кесарии до Мир Ликийских

(стихи 1–5)

Когда отъезд в Италию был решён, что произошло осенью 61 года, то св. апостол Павел вместе с некоторыми другими узниками был передан сотнику Августова полка по имени Юлий. Как видно из местоимения «мы», которое употребляет далее всюду Дееписатель, он был спутником св. Павла в этом путешествии. Вторым спутником апостола был, как упомянуто в 2 стихе, Аристарх Македонянин из Фессалоники. Что это был за Августов полк, определить точно невозможно; возможно, что это был отряд из гвардии самого императора Нерона, бывший по какому-либо случаю на востоке и теперь возвращавшийся в Рим, чем воспользовался прокуратор Фест для того, чтобы под его конвоем отправить узников. Так как в Кесарии не было корабля, который бы отправлялся прямо в Рим, то узников отправили на купеческом корабле сначала в Адрамит – приморский город в малоазийской провинции Мисии недалеко от Троады и Асса. Сделано это было с тем расчётом, что по дороге в Адрамит, где, по-видимому, жил хозяин этого корабля, заходя в разные портовые города, можно будет найти корабль, идущий в Рим, и пересесть на него для дальнейшего путешествия прямо к цели. Так это и случилось. На другой день пристали к Сидону, древнейшему торговому городу Финикии. Поступая с Павлом человеколюбиво, сотник Юлий позволил ему сходить там к своим друзьям и воспользоваться их усердием, то есть, по-видимому, получить от них что-либо нужное на дорогу. Так обращался сотник с Павлом, вероятно, по приказанию Феста, а может быть, и сама личность св. апостола внушала к себе уважение и расположение благородного сотника. Из-за противных ветров корабль отклонился от своего прямого направления и приплыл в Кипр. Далее пришлось плыть вдоль берегов малоазийских провинций Киликии и Памфилии, чтобы зайти в пристань города Миры Ликийские. Это был цветущий тогда город в малоазийской провинции Ликии в 20 стадиях (около 4 вёрст) от моря, на реке, судоходной до самого города.

От Мир до Крита и предостережение Павла, которое не было принято во внимание

(стихи 6–13)

Здесь сотник нашёл александрийский корабль, готовый поднять якорь, чтобы плыть в Италию. Он пересадил на него конвой и узников. Вероятно, и этот корабль был купеческий, потому что нагружен был пшеницей (ст. 38), но почему он был в малоазийской пристани, неизвестно. Александрия и Египет были житницей Италии и вели с ней оживлённую торговлю, но отчего этот корабль шёл не прямо из Александрии в Италию, трудно сказать: может быть, противные ветры отвлекли его от прямого пути, а может быть, и другие торговые дела. Он был, как видно, очень большой, ибо, кроме груза, на нём могло поместиться 276 человек (ст. 37). По причине неблагоприятного ветра плыли очень медленно и поэтому только через несколько дней (вместо одного дня) достигли Книда, города в малоазийской провинции Карии на полуострове Книдии. Ветер помешал пристать к берегу. Оттуда доплыли до мыса Салмона на восточном берегу Крита. Пробравшись с трудом мимо него, корабль обогнул восточную часть острова и вошёл в бухту на южной стороне острова, носившую название Хорошие Пристани, близ города Ласея. Эта пристань была хорошо защищена от северо-западных ветров, которые именно и были противны курсу корабля, задерживали его и заставляли лавировать. Прошло уже много времени от начала путешествия, и «пост уже прошёл», без сомнения, важнейший пост дня очищения, 10 дня месяца Тисри, по-нашему, во второй половине сентября. Это было, следовательно, после осеннего равноденствия, когда плавание морское, особенно в тех местах, чрезвычайно опасно. Святой апостол Павел, основываясь на своём прежнем опыте морских путешествий (2Кор. 11:25), предостерегал от дальнейшего плавания как опасного не только для груза, но и для самой жизни путешественников. Но сотник более доверял кормчему и начальнику корабля, естественно, считая их более опытными, а так как пристань «Хорошие Пристани» неудобна была для зимовки, то по совету многих решили дойти до пристани Финика, защищённой от юго-западного и северо-западного ветра, на том же южном берегу Крита и более удобной поэтому для зимовки. Так как подул южный ветер, то решили, что можно попытаться прийти в более безопасную пристань Финика, ибо южный ветер не грозил им опасностью, что отнесёт их в открытое море.

Сильная буря от Крита до Мальты, корабль на мели, спасение вплавь на берег

(стихи 14–44)

Они, однако, ошиблись в своих предположениях: неожиданно из ущелий гор поднялся бурный северо-восточный ветер, называемый «Эвроклидон», который не дозволил им приблизиться к Финику, а понёс их прочь в открытое море. Бессильные бороться против урагана, моряки предоставили кораблю носиться по воле волн и ветра. Когда корабль проносился мимо островка, называемого Клавдой, к юго-западу от Ласеи и Хороших Пристаней, они едва смогли удержать лодку, которая обыкновенно на всякий случай плыла сзади, причаленная к кораблю. Подняв лодку, стали обвязывать корабль крепкими канатами и цепями, чтобы напором шторма его не разломило, а чтобы замедлить быстрый ход корабля и не сесть на мель, каковая была вдоль африканского берега, недалеко от Триполиса к востоку (Большой Сырт), спустили парус. Так как ураган не затих и на другой день, то, чтобы облегчить корабль, стали выбрасывать груз, а на другой день побросали с корабля вещи. Положение мореплавателей становилось всё более и более тяжёлым, так что исчезала всякая надежда на спасение: в течение многих дней они не видели уже ни солнца, ни звёзд, так что не могли даже определить, куда их несёт (компаса тогда ещё не знали). Погружённые в отчаяние люди ничего даже не ели, и тогда святой Павел выступил ободрителем всех, вдохнувшим в них дух терпения и надежды на спасение. Кротко упрекнув их в том, что они не послушались его совета, он ободрил их рассказом о явлении ему Ангела Божия, который сказал ему: «не бойся, Павел! тебе до́лжно предстать пред кесарем, и вот, Бог даровал тебе всех плывущих с тобою», то есть ради того, что Павел должен предстать перед кесарем, Бог избавляет от гибели и всех плывущих с ним. Для большего удостоверения слушателей апостол выражает свою уверенность, что всё это будет так и что они будут выброшены на какой-нибудь остров. В четырнадцатую ночь после выхода из бухты «Хорошие Пристани» корабельщики на основании, вероятно, доносившегося до них гула от морского прибоя, стали догадываться, что приближаются к какой-то земле. Здесь море, по которому носился корабль, называется «Адриатическим», между тем как теперь таковым называется лишь Венецианский залив, а это море, по которому они плыли, называется теперь Ионическим. В древности же Адрией, или Адриатическим морем, называлось всё пространство между Грецией с востока, южной Италией и Сицилией с запада, в каковое пространство входили остров Мальта. Начали измерять глубину: оказалось двадцать сажень, а немного спустя пятнадцать сажень, из чего можно было заключить, что недалеко земля и есть опасность попасть на подводные камни, каковых особенно много бывает около небольших островов. Тогда бросили с кормы четыре якоря, чтобы корабль прочно держался на одном месте, и стали выжидать наступления дня. Чрезвычайно напуганные корабельщики хотели воспользоваться темнотой ночи, чтобы бежать на лодке с корабля, оставив пассажиров на произвол судьбы. Апостол уразумел умысел их, когда они стали спускать лодку, и предупредил сотника, что бегство корабельщиков грозит гибелью пассажирам, которые сами не смогут спастись, не умея управлять кораблём. Характерны слова святого апостола: «вы не можете спастись» – он говорил «вы» потому, что в своём собственном спасении был уверен. Воины отсекли верёвки, коими лодка была привязана к кораблю, и она упала, а потом, конечно, была отнесена волнами. Перед наступлением дня святой Павел вновь стал ободрять своих спутников надеждой на спасение и уговорил их принять пищу, в чём сам дал пример, возблагодарив Бога перед всеми. Укрепившись пищей, снова стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море, ибо 276 пассажиров на корабле уже сами по себе представляли большую тяжесть. Когда настал день, они не могли определить, что за земля была, к которой прибило корабль, но разглядели залив с отлогим берегом и решили попытаться ввести туда корабль. Подняв якоря и развязав рули, которые обыкновенно завязываются во время сильной бури и во время стоянки, чтобы обезопасить их от напора волн, подняли малый парус, чтобы медленно подойти к берегу. Однако корабль наткнулся на косу и сел на мель: нос увяз в песке, а волны начали разрушать корму. Тогда воины хотели умертвить своих узников, чтобы кто-нибудь из них не убежал вплавь, но сотник, желая спасти святого апостола Павла, удержал их от этого: вероятно, по чувству личного уважения к Павлу, а может быть, и по поручению прокуратора, он хотел сохранить ему жизнь. Он нашёл другое средство удержать узников от побега: велел тем из стражи или конвоя, кто умеет хорошо плавать, первыми броситься и выйти на берег; таким образом, на берегу составилась стража, которая могла принять спасавшихся узников и стеречь их. Остальные на разных досках, обломках от корабля все спаслись, выйдя на землю.

Глава двадцать восьмая

Продолжение путешествия св. апостола Павла в Рим: гостеприимство иноплеменников на острове Мелит. Ехидна, не причинившая Павлу вреда. Исцеление Павлом многих больных на острове и дальнейшее путешествие (стихи 1–14). Прибытие в Рим (стихи 15–16). Двукратная беседа св. Павла с римскими иудеями (стихи 17–29). Заключение книги Деяний апостольских (стихи 30–31)

Гостеприимство иноплеменников на острове Мелит.

Ехидна, не причинившая Павлу вреда. Исцеление Павлом многих больных и дальнейшее путешествие

(стихи 1–14)

Спасшиеся от кораблекрушения узнали от жителей острова, собравшихся на берегу, что остров называется Мелит. Некоторые из древних толкователей полагали, что это маленький островок в собственно Адриатическом море, близ берегов Далмации, около Рагузы, ныне называемая Меледа, но против такого предположения говорит то, что в собственно Адриатическом море не бывает таких сильных бурь, что от Крита корабль несло северо-восточным ветром, почему он не мог попасть от критских берегов на север, и, наконец, от того Мелита ближайший путь на Рим не мог бы быть через Сицилию (см. ст. 12). Новейшие исследователи почти единогласно признаю́т, что остров, на который были выброшены св. апостол Павел со спутниками, был нынешняя Мальта, древний Мелит, в 15 географических милях (около 100 вёрст) к югу от Сицилии и около 50 миль от африканского берега. Сюда они действительно могли быть принесены от Крита после бурного плавания северо-восточным ветром, и отсюда прямой путь в Рим действительно был через Сицилию и по западному берегу Италии, как описано далее (ст. 12–13). Притом на Мальте до сих пор существует предание о пребывании там апостола Павла, тесно связанное с дальнейшим рассказом книги Деяний. Жителей Мальты Дееписателъ называет «варварами» («иноплеменниками») с точки зрения греков и римлян, которые всех не говоривших по-гречески и по-латыни называли варварами. Поселенцы Мальты, вероятно, были пунического происхождения (финикийско-карфагенского). Они оказали тёплое гостеприимство потерпевшим кораблекрушение, разложив огонь, чтобы согреть их, так как был дождь и холод. Когда Павел собрал много хвороста и бросил его в огонь, оцепеневшая от холода в хворосте ехидна от жара пробудилась, вышла из огня и повисла на руке у Павла. Жители острова, увидев эту ядовитейшую змею на руке у Павла, были уверены, что его ожидает немедленная смерть от её укуса, и стали говорить, что он, вероятно, убийца, если его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить. Но когда они увидели, что он стряхнул змею в огонь, не потерпев никакого вреда, то стали говорить, что он бог, то есть, по их языческому представлению, один из богов, принявший на себя образ человека. В настоящее время на Мальте нет ядовитых змей, а у туземцев есть предание, что с тех пор, как св. Павел стряхнул ехидну в огонь, вся эта порода ядовитых пресмыкающихся утратила свою ядовитость. Начальник острова по имени Публий, имевший поблизости имение, принял у себя его и дружелюбно в течение трёх дней угощал Павла и его спутников («нас», как выражается Дееписатель, то есть Павла, Луку и Аристарха, а конечно, не всех 276 путников, что особенно видно из 10 стиха). Тут Павел совершил чудо исцеления от лихорадки и кровавого поноса отца Публия, после чего к нему стали приводить и других больных на острове, и он также исцелял их. Благодарность их была велика, и они оказывали Павлу со спутниками много почестей и снабдили их всем нужным на дальнейший их путь.

Через три месяца по прибытии на Мальту, то есть когда прошла бурная осень и большая часть зимы и дальнейшее плавание не представляло уже опасности, они отплыли на александрийском корабле, называемом «Диоскуры», зимовавшем на Мальте, в Сиракузы – приморский город на юго-восточном берегу Сицилии, в 18 географических милях (около 125 вёрст) от Мальты. На носу кораблей делались изображения или богов, или животных, или других каких-либо предметов. На корабле, на котором Павел и его спутники отправились из Мальты, была надпись или изображение Диоскуры. Так назывались два известных в древности мифологических героя-близнеца Кастор и Поллукс, покровители, как их считали, мореплавания и защитники от морских бедствий. Пробыв в Сиракузах три дня, отплыли в Ригию, ныне Реджио в южной Италии, против города Мессины. Отсюда при благоприятном ветре быстро, на другой же день, прибыли в Путеолы, ныне Пуццоло, приморский город в одной миле от Неаполя. Гавань Путеолы в то время была одна из самых значительных на западном берегу Италии, и именно для торговли с востоком; здесь обыкновенно разгружались торговые корабли, и потом уже сухим путём товары отправлялись в столицу тогдашнего мира – Рим. Дальнейшее путешествие должно было совершаться уже пешком. Но в Путеолах нашлись христиане, которые просили св. Павла и его спутников побыть у них, и они пробыли у них целых семь дней. Это указывает на громадное доверие и расположение к Павлу сотника Юлия. Надо полагать, что Павел и его спутники были оставлены здесь с небольшим конвоем, а остальные узники с прочим конвоем во главе с самим Юлием продолжили своё путешествие в Рим. Через семь дней Павел и его спутники направились в Рим по знаменитой Аппиевой дороге.

Прибытие в Рим

(стихи 15–16)

Многие римские христиане, узнав о прибытии славного апостола, поспешили ему навстречу до Аппиевой площади, небольшого городка в 42 римских милях (около 60 вёрст) на юг от Рима, и Трёх Гостиниц – местечка, называвшегося так потому, что там были гостиницы для проезжающих в 10 милях (около 15 вёрст) от Рима. «Увидев их, Павел возблагодарил Бога и ободрился» – в этом внимании к нему римской братии он увидел добрый залог, что его узы не будут большим препятствием к его апостольской деятельности в Риме. Так исполнилась давнишняя мечта Павла – попасть в эту великую мировую столицу. Узники переданы были, как это всегда делалось, особому военачальнику, одному из префектов преторианцев, в обязанностях которых было принимать и стеречь прибывающих из провинции на суд кесарев лиц. Но для Павла было сделано исключение: ему позволено было жить особо, отдельно от других узников, в особом помещении и свободно, только с одним воином, вероятно преторианцем, который должен был надзирать за ним. Такая свобода предоставлена была Павлу, вероятно, вследствие добрых отзывов о нём Феста и Юлия. Павлу было позволено выходить всегда со своим стражем, принимать приходящих к нему, писать послания. Таким образом, он имел некоторую степень свободы, которой и пользовался для своей апостольской проповеди.

Двукратная беседа св. Павла с римскими иудеями и заключение книги Деяний Апостольских

(стихи 17–31)

Через три дня после своего прибытия в Рим Павел созвал знатнейших иудеев Рима и рассказал им, что, никогда ничего не сделавши против своего народа, ни против обычаев, какие он хранил от своих отцов, он был схвачен в Иерусалиме и предан на суд римскому правителю в Кесарии, что правитель, исследовав его дело, хотел освободить его, но, так как иудеи воспротивились этому, то ему ничего не оставалось, как потребовать суда кесарева, хотя у него и нет никакого намерения в чём-либо обвинять народ свой. Следуя своему обычаю, апостол, таким образом, и в Риме начал свою проповедь с иудеев, причём, не имея возможности, как узник, посетить их синагогу, пригласил их сам к себе и начал с самооправдания, дабы объяснить им причину своих уз. Это объяснение послужило поводом к началу его проповеди о Христе: «Я в узах из Иерусалима предан в руки Римлян» – так начал апостол свою проповедь. Иудеи отвечали Павлу, что они не получали никаких писем о нём и никто не делал им также и устно неблагоприятного отзыва о нём. Но о христианстве они слышали как «о ереси», о которой везде спорят, и хотели бы сами слышать о нём от него. В назначенный самими иудеями день уже не только знатнейшие, но и очень многие пришли к апостолу, желая его послушать, и он с утра до вечера излагал им учение о Царствии Божием, то есть учение христианское, приводя им пророчества о Христе Иисусе как о Мессии из закона Моисеева и пророческих ветхозаветных книг. Следствием беседы было то, что одни убеждались его словами, а другие не верили. Они уходили, ведя спор между собой, и Павел напомнил им в момент их ухода грозные слова Исаии пророка, предсказавшего ожесточение и неверие Израиля (в 6:9–10), заключив их тем, что спасение Божие будет предложено язычникам: они и услышат.

Заканчивается книга Деяний апостольских свидетельством о том, что св. Павел целых два года жил в Риме на своём иждивении, принимая всех приходящих к нему, «проповедуя Царствие Божие, и уча яже о Господе нашем Иисусе Христе, со всяким дерзновением невозбранно». Два года, очевидно, до освобождения от уз, а содержали апостола, надо полагать, заботившиеся о нём римские христиане. Отсюда апостол Павел написал свои послания к Филиппийцам, Ефесянам, Колоссянам, Филимону и Евреям. Неожиданное окончание книги Деяний в самый интересный момент прибытия св. Павла на суд кесарев убедительно свидетельствует о её подлинности и о том, что она написана в это время и до вторых уз апостола Павла и его мученической кончины в 67 году.


Источник: Четвероевангелия. Апостол : Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета / Архиепископ Аверкий (Таушев) - Москва : Православный Свято-Тихоновский гуманитарный ун-т, 2005. - 840 с. / Апостол. 365-704 с. ISBN 5-7429-0065-1

Комментарии для сайта Cackle