Любители и профессионалы

До чего мы дошли. – Эксперимент как образ жизни. – Опасные игрушки

Теоретик, создающий по каждому случаю новые теории, сравнительно безопасен. Но тот, кто начинает с ложной гипотезы и потом подгоняет под неё всё, ― истинная чума для человеческого разума.

Гилберт Кийт Честертон. Перелётный кабакpodpis.

Возможности эксперимента привлекают огромное количество археологов. Деятельность исследователей ― самая разнообразная.

В 1964 году в Дании реконструируется огромное поселение эпохи раннего железа: сооружаются не только жилые дома и хозяйственные постройки ― посёлок окружают поля, засеянные «одичавшей» пшеницей. На скотном дворе бродят домашние животные вроде тех, что жили в «эпоху раннего железа». На «хозяйственном дворе» можно видеть гончарные мастерские, кузницу, железоплавильные печи. На кухнях готовят странную пищу. На территории посёлка работают десятки археологов и гидов. Тысячи туристов посещают это необычное место.

Эксперимент в Дании ― один из самых масштабных. Не столь грандиозные, но достаточно яркие исследования по реконструкции стали проводиться и другими археологами-любителями.

Многие сочли эксперимент делом простым и лёгким. Начался период многократного «изобретения велосипеда». Основным пороком непрофессионалов стала некорректность в организации исследований. Любительский энтузиазм чаще стал приводить не к новым открытиям, а к неожиданным и забавным курьёзам.

В 1955 году немецкий археолог Бурхард Брентьес самостоятельно, по образцам, изготавливает каменное рубило и устанавливает его… в качестве лемеха на плуг. В конструкцию запрягается бык. Силы у него много… Производится вспашка земли и делается вывод, что рубила в древности использовались в качестве земледельческого инструмента.

Как говорится ― срезал… Если бы Б. Брентьес сопоставил следы износа на своём экспериментальном «лезвии для плуга» со следами на настоящем лемехе и на подлинных археологических предметах (копию которых он делал), то «открытие» у него бы не состоялось, и смешно бы никому не было.

Современный археологический эксперимент, если он не носит комплексного характера, если он не включает трасологических и технологических исследований, не только чреват ошибками, но и приобретает часто совершенно бессмысленный характер, вроде переодеваний добровольцев в грубые одежды из шкур.

Порой энтузиазм становится массовым явлением. А это всегда пугает.

«Экспериментальным проникновением в прошлое» увлеклись тысячи подвижников. В североамериканских штатах образовалось даже целое молодёжное «движение»⁴⁹. Люди выезжают на выходные за город, вылезают из своих холёных автомобилей и начинают какую-то странную жизнь. На постриженных газонокосилками полянках они сооружают «вигвамы», изготавливают какую-то керамику, добывают палочками огонь, строят каменные алтари и даже составляют, наверное «по древним образцам», семейные пары.

Не хочется отталкивать от эксперимента множество добровольных союзников из числа неспециалистов. Всегда отрадно видеть, как десятки людей поднимают мегалиты Стоунхенджа, передвигают многотонные глыбы камня, строят римские дороги, возводят крепостные стены средневековья или соломенные жилища по образцу неолитических хижин. Но если из такого рода экспериментов археологи-добровольцы начинают делать какие-либо далеко идущие выводы, ― то этого не надо. Пусть лучше марки коллекционируют. Ни множество участников, ни множество зрителей научности и смысла эксперименту не придают.

Критика любительских экспериментов иногда формирует ещё один нежелательный результат. Добровольцы-экспериментаторы начинают вообще игнорировать комментарии или подсказки профессионалов. Любители начинают апеллировать к средствам массовой информации (к газетам, телевидению). И тогда именно такие «карнавальные» эксперименты становятся более известными, чем, может быть, не столь эффектные, но реальные изыскания учёных.

Поставленный «любителем» эксперимент может существенно исказить наше представление о прошлом. В таких случаях жизнь людей в палеолите обязательно станет выглядеть бессмысленной и примитивной, как и сам эксперимент. Это может привести к тому, что в глазах общественности, ни с того ни с сего, жизнь древних людей предстанет в настолько жалком виде, что можно будет подумать, что наши предки жили в условиях подобных тем, в которых живут «человекообразные» обезьяны.

Порой значение, придаваемое эксперименту, приобретает гипертрофированные размеры. Особенно в нашей стране, где толпы любителей эксперимента иногда выезжают «на природу» и, сидя с гитарой под плакатом с надписью: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», решают массу проблем: может ли человек питаться всякой дрянью? Можно ли неделю не мыться? Что такое «любовь» и «дружба»?

Наверное, это познавательно… Но временами стало утрачиваться чувство реальности. Многократная имитация различного рода деятельности людей прошлого практически уже не даёт ничего нового. Активность археологов-любителей всё чаще приобретает черты зрелищного, но только развлекательного шоу. Ни одно подобное «экспериментальное исследование» не добавит ясности в понимание ни духовного мира, ни психологических черт, ни образа мышления древнего человека.

Но может ли эксперимент в археологии представлять какой-либо ещё принципиально новый материал для изучения прошлого?

Сейчас можно назвать три основные области применения эксперимента в археологии: трасология, технология, планиграфия.

Трасологические эксперименты ориентированы преимущественно на создание сравнительных эталонов. Расширяется база данных, но цель работ со временем несколько изменилась. Если раньше трасологи были заняты формированием общих сравнительных эталонных коллекций, то теперь их интересуют детали. Например, если прежде первоочередной задачей всякого специалиста при изучении следов изношенности каменных орудий было необходимо «наработать» серии сравнительных эталонов для всех основных орудий человека эпохи камня (ножи, скребки, рубила и т.п.), то теперь его задачей является изучение специфики износа орудий, характерных для определённой археологической культуры или конкретного археологического памятника. Трасологи иногда заняты выяснением таких тонкостей, как различие износа каменных серпов, применявшихся для срезания диких злаков и для окультуренных злаков (колосьев пшеницы). Изучаются даже такие проблемы, как влияние подвижки почвы на сохранность поверхности каменных артефактов или характер воздействия органических соединений на степень яркости заполировки изношенной поверхности режущих орудий⁵⁰. Экспериментальный аспект археологических исследований последнего времени всё чаще стал приобретать подозрительно узко ориентированный характер…

Аналогичная тенденция наблюдается и в экспериментальных исследованиях такой области археологии, как технология. Для проведения технологических реконструкций требуется изучение специфики каменного сырья, расщеплявшегося на конкретном археологическом памятнике. Сырьё во многом определяет особенности раскалывания. Необходимо изучение множества аспектов процесса обработки камня. Исследования такого рода требуют постоянного участия специалиста-экспериментатора, работа которого имеет тенденцию ко всё большей специализации.

Что же касается планиграфических экспериментальных исследований, то их детализация зашла так далеко, что объектом изучения становятся порой такие тонкости, как специфика естественного перемещения артефактов по наклонным поверхностям почв на протяжении различных временных периодов.

В каждой специализации есть своя, особая, страшная беда. Археологи всё реже и реже ставят перед собой задачи прежнего масштаба. У большинства исследователей эксперимент теперь призван решать только частные, мало ещё кому интересные проблемы.

С одной стороны, это неплохо. Для описания археологических находок эпохи камня, для их типологии, для их сравнительного анализа необходимо достоверное знание о реальном назначении артефактов, знания о реальных технологических приёмах их изготовления. Такие данные могут быть получены только в специализированных экспериментально-трасологических и экспериментально-технологических исследованиях. Только так можно обеспечить объективность и корректность сопоставлений археологических материалов. Только такой эксперимент способен избавить исследователей от неизбежной субъективности в оценке получаемого в результате раскопок материала.

В современных археологических исследованиях без участия специалиста-экспериментатора действительно уже не обойтись. И вместе с тем… неужели экспериментальной археологии и в будущем будет отведена роль только экспертной проверки? Неужели археолог-экспериментатор всегда будет выполнять только миссию своеобразного арбитра при оценке достоверности гипотез, а его методам уготована только вспомогательная роль в археологических исследованиях?

Будущее аналитической, то есть не прикладной экспериментальной археологии многим представляется туманным. Значительная часть экспериментаторов-аналитиков полагает, что сейчас их задачей может быть только накопление экспериментальных данных. Полагают также, что их количество когда-нибудь даст новое качество для исследований и откроет перспективу, в настоящий момент плохо просматриваемую.

Многое, очень многое зависит от реальных людей. Если мельчают цели и задачи ― мельчает и сам работник.

В археологии много дел. Многое требует сосредоточенного внимания. Порой практическая деятельность археолога далека от проблемы эволюции гоминид или даже от раскопок. Но даже занимаясь «мелочами», мы не должны забывать о главном. Мы обязаны помнить, что наипервейшей задачей палеолитической археологии всегда был и есть поиск ответов на вопросы: Кто дал начало нашему роду? Где и когда это произошло?

Говоря о наших предках, мы не имеем права на бездумный пересказ чужих, давних и скороспелых гипотез. Слишком велика наша ответственность и очень опасны могут быть наши ошибки. И даже решая частные проблемы нашей науки, мы должны помнить, что без отчётливой ориентации мы обречены на мелкотемье, узость и невольную ложь.

Мы обязаны мыслить широко.

Провинциальное «местечковое» мышление в археологии в последние годы начинает приобретать пугающе тотальный характер. Науку заполонило огромное количество «узких специалистов». У всех у них есть поразительная черта, ― они не ведают сомнений. Из тараканьей щели своего столь же узкого мировоззрения, не зная практически ничего действительно важного, они меж тем готовы ответить вам на любой глобальный вопрос. Популист Гексли, например, для них, конечно, авторитетнее апостола Павла, но главный видовой признак «специалиста» ― самоуверенность. Но и это бы ещё ничего… Печально то, что эти ученые пролетарии, сидя в кругу неискушенных поклонников археологии, часто любят поговорить о том, как они сами, без посторонней помощи, из скотов «вышли в люди», о всеобщем, без исключений, «происхождении от обезьян», о тупости наших предков в эпоху палеолита и о несерьёзности современного богословия.

Узкая специализация опасна.

Археологи, получив в своё распоряжение новый, достаточно совершенный исследовательский инструментарий, часто не знают, что с ним надо делать. Стереотипы мышления ещё во многом остаются прежними. Понимая несовершенство уходящей парадигмы, многие из нас начинают испытывать почти панический страх перед необходимостью делать обобщения материалов своих полевых исследований. Именно отсюда происходит бессмысленное и бесконечное накопление фактов, удручающе узкая специализация или бесцельность экспериментов.

В археологии отчетливо назревает потребность сделать качественно новый шаг. Всё более актуальной задачей становится не описание и классификация древних предметов, а изучение самого человека; и за набором забытых вещей необходимо увидеть быт наших предков, их радости и печали, их отношение к миру.

Задача непростая. Для таких исследований необходимо новое, а точнее ― забытое, но выверенное столетиями и, пожалуй, единственно правильное, нормальное мышление.

Мы, археологи, имеем дело с людьми, хотя и уже давно умершими. И наши исследования должны быть, как минимум, нейтральны в изначальной оценке нравственных, интеллектуальных и практических способностей наших предков. Должна действовать своеобразная «презумпция невиновности». Более того, как показывает опыт, убеждённость в примитивности древнейших людей не стимулирует и серьёзных, продуктивных аналитических исследований жизни человека в период его наиболее ранней истории.

Скептики полагают, что особенно ярких новых областей исследований у экспериментальной археологии не предвидится, что область её применения, обозначенная трудами С.А.Семёнова, навсегда останется прежней.

Но, как показывает практика, экспериментальная археология может получить в будущем и принципиально новое направление…