III. Объединение западных славян под чешскими князьями. 895–999 гг

Чехия не сразу явилась цельным, единым государством, управляемым князьями Премысловцами. Первоначальная внутренняя история Чехии представляет, на сколько можно судить по туземным источникам, ту существенную особенность, что одни из её частей стремились к самостоятельности и независимости, другие насильно или по договору притягивались к одному центру – старой области князей рода Премыслова. Чужеземные летописцы отмечали лишь внешние явления жизни славянских государств, и при том только те из них, которые вели к столкновению Славян с иностранцами; внутренние же события, упорная и продолжительная работа, подготовлявшая их и совершавшаяся на почве славянских народов, были ими или недосмотрены, или оставлены без внимания. Мы уже имели случай убедиться, как неполна, непонятна и в скольких предположениях нуждается лишь на иностранных источниках основанная история государства моравского. Несколько счастливее в этом отношении, что касается до занимающей нас эпохи, народ чешский. Кроме иностранных летописей, гораздо более численных, чем для истории Моравии, сохранились еще для истории Чехии свидетельства туземные. Понятно, что, при пособии этих последних источников, сведения наши могут быть полнее и изложение отчетливее. Предметом первой главы будет рассказ о том, каким образом отдельные части Чехии мало-помалу сливались в одну государственную единицу. Она должна служить дополнением к истории Моравии, так как об объединении Моравии не сохранилось никаких известий, да и вообще многие явления моравской жизни могут быть объяснены только сравнением их с подобными же явлениями у других славянских народов.

Каждое славянское государство постепенно слагалось из весьма мелких частей: родов, общин, колен, первоначально живших самостоятельно. Эпоха родового быта кроется в глубокой древности, следы общинного устройства видны в древних юридических памятниках славянского племени. Роды и общины, сливаясь, образуют одно государство, один народ. В IX в. Чехия разделена была на множество колен, из которых каждое имело своего старшину, стремилось к достижению собственных выгод и представляло отдельное, в себе замкнутое целое. Древнее устройство общественной славянской жизни предполагает отдельного представителя не только в каждом славянском колене, но и представителей или старшин в каждом роде и семье, входящих в состав его. «Всякий управляет своей челядью.., а если умрет глава рода, дети.... выбирают себе из роду владыку.» Родовой старшина заправлял внутренними делами рода, заботился об его благосостоянии и сохранении его прав в отношениях с другими родами; платил подати, ходил в общественные собрания, и имел голос за весь свой род. Когда, при размножении членов рода, забылась между ними родовая связь, тогда произошла община, представлявшая тоже как бы одно целое, владевшее известною собственностью, имевшее своего представителя. Таковы были известные в IX веке жупы и представители их жупаны, подчиненные князю и управлявшие, в зависимости от него, своею жупой. Все общественное устройство Чехии времени князей Премысловцев основывалось главным образом на разделении земли на жупы или краи. Оно не обусловливалось, однако, волею князя, но было стародавне, как плод самой жизни славянской. Каждое колено, образовавшее чешский народ, заключало в себе несколько жуп, смотря по численности его, и каждая жупа имела свой отдельный жупный город и свое управление. Весьма вероятно, что не все колена в одно и тоже время поселились в Чехии.³⁴⁵ Некоторые из них, заняв лучшие и плодороднейшие местности, должны были скоро усилиться и оказать влияние на соседей, пользовавшихся менее благоприятными условиями.

Чехами собственно называлось колено, поселившееся близь Праги. Это было более сильное колено, ранее других выступившее на историческое поприще. Оно резко отличается от других, соседивших с ним колен, входит с ними в неприязненные отношения, имеет свои определенные границы. Занимало оно середину земли, между реками Огрой и Волтавой.³⁴⁶ Около этого колена и территории, им занимаемой, сосредоточиваются народные чешские предания, сохранившиеся у Косьмы и в песнях. На горе Рипе³⁴⁷ остановился Чех со своими полками,³⁴⁸ и заложил здесь поселение. В лесах збеченских стоял Краков, город, поросший лесом во время Косьмы, отечественный город Крока, первого известного властителя Чехии, человека совершенно безупречного.³⁴⁹ Тета строит Тетин, укрепленный замок, на скале, возвышавшейся над рекою Мжею. Любуша, лучшая между женщинами, предусмотрительная в совете...., в решении государственных дел ни с кем несравнимая..., построила на краю лесов збеченских город Любушин; Кази воеводила из города на Осеке; еще во время Косьмы можно было видеть высокий холм на реке Мже, – насыпанный в память правления Кази.³⁵⁰ Любуше приписывается и устройство Праги, города славою до звезд превозносящегося.³⁵¹ Не далеко от Праги было поле турское, на котором при Неклане происходила битва между Чехами и Властиславом лучанским; в Левом-Градце Неклан и его приближенные, запуганные Властиславом, ожидали исхода сражения между Чехами и Лучанами;³⁵² тут была построена первая христианская церковь в Чехах. В Будече, в полутора милях отсюда, учился латинским книгам св. Вячеслав.³⁵³ Центром колена чешского и столицею князей его был Вышеград; против него, на левом берегу Волтавы, Девин.³⁵⁴ Земля, заселенная Чехами, разделялась на девять жуп, в каждой жупе был свой город, по которому она и называлась.³⁵⁵ Граничили Чехи к северо-западу и северу с коленом Лучан.

Лучане стоят отдельно от Чехов, как другое, не принадлежавшее к ним колено;³⁵⁶ это было могущественное колено, гордого характера, обладавшее большим воинственным задором. Во время Косьмы помнили еще воинственного Властислава, князя лучанского, человека чрезвычайно коварного... Часто он нападал на Чехов и, сопутствуемый марсом и религиозными ауспициями, всегда побеждал их; землю Чехов опустошал пожарами, убийством и грабежом. Зерно Лучан было в жупе жатецкой (Satec), в местности, называемой Лука, прекрасной на вид, весьма плодородной, на широкое пространство покрытой пастбищами..., сильно населенной. Страна Лучан разделялась на пять жуп. Без сомнения у Лучан было не мало и городов, но они все были уничтожены, когда Чехи при Неклане одержали над ними верх. Города, построенные здесь Чехами, были Драгуш,³⁵⁷ на берегу Огры, вблизи монастыря св. Марии; потом Жатец, упоминаемый в первый раз в 1004 г., при описании войны между Яромиром и Болеславом польским.

Лемучи колено, рассевшееся до самой середины леса,³⁵⁸ окружавшего Чехию. У Косьмы и в грамотах вместо коленного имени употребляется имя жупы, входившей в состав его; ко времени Косьмы уже утратилось имя Лемучей. Из жупы белинской, колена Лемучей, происходил Премысл, родоначальник чешского княжеского дома. Лемучи из жупы белинской и лютомерицкой издавна были в дружественной связи с Чехами пражскими: Властислав лучанский, намереваясь воевать с Чехами, строит крепость между этими двумя жупами, чтобы сделать их неспособными помочь своим союзникам.³⁵⁹ Три жупы: белинская, лютомерицкая и дечская упоминаются в грамотах Бревновскому монастырю всегда одна за другою; в учредительной грамоте пражской епископии эти три жупы понимаются, как одно целое.³⁶⁰ Знаменитые города этого колена; Стадицы, отечественный город Премысловцев, на берегу реки Белины и Властиславов город между белинскою и лютомерицкою жупами.

Северные границы Чехии занимало колено Пшован. Они получили свое имя, вероятно, от селения Пшов, на месте нынешнего Мельника. Отсюда происходила св. Людмила, супруга князя Боривоя.³⁶¹ Хотя у Косьмы отец её, Славибор, не назван именем dux, какое дается, например, Властиславу, но, по всей вероятности, он был коленным князем Пшован.³⁶²

Хорваты, разделенные на две жупы,³⁶³ колено, занимавшее весьма широкое пространство, начиная от соседства с Лемучами, до границ моравских. Драгомира, по умерщвлении св. Вячеслава, ищет убежища у Хорватов.³⁶⁴ В X веке был здесь удельным князем Болеслав, брат св. Вячеслава, построивший город на Лабе, названный по его имени Болеславлем. Хорватами владел дом Славниковцев, княжеский стол которых был в Любице. Это был один из самых сильных княжеских родов, под властью которого находилась большая часть земли чешской. Другой правящий род у Хорватов был род Доброславичей, живший в нынешнем Градце. Любимыми именами в этом роде были Лютобор и Ратибор, два имени, встречающиеся в Зеленогорской рукописи: «Ратибор от гор Кроконошей и Лютобор с Доброславска холмца. Важные города колена Хорватов: Любица, где был стол князей любицких; Доброславский холмец, нынешний Королевский Градец; Житомер, где был Радслав злицкий, потерявший независимость при Вячеславе. С течением времени дом Славниковцев из Любицы объединил под своею властью обширные области и несколько колен. Сила этого дома была на столько велика, что угрожала дому чешских князей Премысловцев в начале X века. Славниковцы обладали известной долей полноправности даже при таких сильных земских князьях, как Болеславы І-й и ІІ-й; им подчинены были жупы, начиная от средины Чехии, почти от самой Праги, к юго-востоку до границ моравских, к югу до ракузских границ, со включением жуп дулебской и нетолицкой.³⁶⁵

В фульдских летописях, под 845 и 857 гг., есть такие известия, из которых можно вывести, что, кроме сохранившихся в исторических памятниках названий разных чешских колен, было еще не мало таких, память о которых совсем пропала. Это были колена, вероятно, еще до усиления дома Славниковцев потерявшие свою первоначальную независимость и подчиненные князьям чешским;³⁶⁶ ясное доказательство существования таких колен, в последствии утративших свое имя, можно видеть в Дулебах. У Косьмы они упоминаются уже совершенно особо, без разделения их на жупы, чего нужно было бы ожидать по аналогии с другими коленами. Может быть, что жупан Вистрах³⁶⁷ был собственно князем Дулебов, если жупу виторажскую, где жил он и сыновья его, принять за часть области того колена, которое разделялось на жупы виторажскую и дулебскую³⁶⁸... Юго-западная часть Чехии вообще сохранила весьма мало признаков, по которым бы можно было судить о коленном расположении здесь народа чешского – доказательство, что она ранее других частей подверглась влиянию князей земских, а потом Славниковцев.

На западе Чехии, по рекам Отаве и Радбузе, в нынешних округах прахенском и плъзенском, сидело тоже особое колено, весьма рано утратившее свою самостоятельность. Указание на него встречается в Зеленогорской рукописи; тут представители этого колена – Стяглав на Радбузе и Хрудош на Отаве – названы потомками Тетвы Попелова – «jen-že pride s plky s Čechovymi v sie-že žirné vlasti». Колено Седличане, тоже весьма рано утратившее свое имя и независимость, упоминается в рукописи Зеленогорской, как имеющее собственного князя, «Радован от Камена-моста». Память о Радоване сохранялась долго в тех местах: в грамоте 1226 г. говорится о броде радовановом и о мостище в болоте;³⁶⁹ можно видеть указание на это имя и в нынешнем названии селения Radansfurt, Rodisfurt; около первой половины IX века Седличане попали в зависимость к Франкам.

История застает Чехию еще не успевшею объединиться под земскими князьями из рода Премысловцев. В иностранных современных летописях и князь пражский, и отдельные представители колен называются часто одинакими титулами: dux regulus.³⁷⁰ Общинная самостоятельность, много уже утратившая, продолжала однако обнаруживаться и в IX веке, то в самовольном уклонении коленных князей под власть соседей Немцев, то в наследственности княжеского достоинства у такого колена или жупы, которая стояла уже под верховною зависимостью земского князя. Многими отдельными частями земли чешские князья управляли еще посредственно, через коленных князей. Чехия была разделена на многие области, по соответствию с древним расположением колен, каждая из этих областей имела своего представителя в лице старшины, который у иностранцев и носил титул dux. Власть коленных старшин была иногда наследственна, как то видно на примере жупы виторажской и дома Славниковцев. Но уже стремление их с помощью Немцев улучшить свое положение, в союзе с ними, а иногда и в подчинении добиться больших прав, чем те, которыми они пользовались от чешского князя, показывает существование над ними довольно сильного гнета со стороны земского князя. Следовательно, в IX в. внутренняя история Чехии с одной стороны представляет усилия земских князей распространить непосредственную власть свою на все области страны, с другой стремление отдельных частей сохранить свою особность и права на самоуправление. Из столкновения этих противоположных сил внешняя история Чехии IX, а частью и X вв., получает тот своеобразный и довольно неопределенный характер, какой сохранили и передали иностранные летописи.

Каждое колено было разделено на несколько жуп, имевших своих жупных старшин. Если князья стремились к самоуправлению, то и жупы, как корпорации, хотя и слабейшие, сравнительно с коленными, но имеющие также свое управление и своего старшину, могли желать возможно меньшей зависимости от коленных князей. При широком жупном делении, Чехия могла бы раздробиться на бесконечно малые части, если бы не сдерживала их власть коленных князей. Последние, по своей воле, назначали и отменяли жупных старшин, как своих чиновников; к этому же сводятся и усилия чешских земских князей этого периода, т. е. к тому, чтобы заменить коленных старшин своими чиновниками, посредственное управление землей сделать непосредственным. Но что и жупанам удавалось иногда закрепить за своим родом жупанство и потом стать во враждебные отношения к коленным князьям, показывает случай, упоминаемый в фульдских летописях под 845 г. Четырнадцать жупанов или старшин (duces), крестившихся при регенсбургском дворе, не могли быть князьями отдельных колен. Если бы это были коленные князья, их крещение не осталось бы в такой мере бесследным и малозначащим для христианства в Чехии, как это случилось с крещением четырнадцати старшин. Надо думать, что это были мелкие владетели частей колена, жуп, и пример их нисколько не влиял на христианское просвещение целой страны.³⁷¹ Властислав, князь лучанский и Славники, без сомнения, имели в своем княжестве неограниченную власть над жупанами, ставили и сменяли их по своей воле, сдерживая стремление жуп расползтись в разные стороны. В более широком смысле тоже делали князья дома Премысловцев: непосредственно управляли они Чехами и другими, с течением времени, примыкавшими к ним коленами, и посредственно управляли многими коленами, имевшими еще своих старшин (князей).

Старая область, прямо и непосредственно подчиненная чешскому земскому князю была область, занятая коленом Чехов или Пражан. Здесь с незапамятного времени должны были существовать те же порядки, какие были при Косьме и позднее. Отдельные жупы управлялись княжескими людьми, которых он назначал и сменял по произволу; таковы были, известные из позднейшего времени: собственно жупан (comes), как высший начальник жупы, судья (judex), заведовавший княжескими доходами (camerarius), – хозяйством (villicus) и лесничий (venator). В каждой жупе князю принадлежала обширная поземельная собственность, жупный город вмещал в себе представителей его власти. Такова была форма правления до самого Болеслава с тем разве различием, что в ранний период было больше места народной свободе, представительству жуп, чем позже, когда из княжеских чиновников развилась родовая придворная аристократия, гнетом легшая на народ.

История сохранила несколько намеков, по которым можно проследить, в известной степени постепенное расширение области князей Чехов пражских и присоединение к ним разных колен.

В рассказе о войне между Некланом и Властислaвoм, Косьма упоминает,³⁷² что жупы белинская и лютомерицкая были на стороне князей Премысловцев: это указывает на давнюю связь колена Лемучей, которому принадлежали эти жупы, с Чехами пражскиими. Припомним, что говорит у Косьмы Любуша, посылая избранных из народа искать ей супруга, а себе князя: «вон, за теми горами есть небольшая река, по имени Белина, на берегу её города, именем Стадицы...; там вы найдете себе князя, который пашет на двух разношерстных быках, имя ему Премысл». Существовало у Чехов предание, выводившее княжеский рода из другого колена; указывая на происхождение Премысла из колена Лемучей, оно тем самым дает понять, что Лемучи в глубокой древности, по брачному союзу, вошли в политический союз с Чехами пражскими. Без сомнения, новоприсоединившееся колено получило управление, соответственное управлению всего княжества, над которым простиралась непосредственная власть Премысловцев. Сединение разных колен в одно целое в следствие брачного союза княжеских родов было довольно не редко. Князь Боривой женился на Людмиле, дочери Славибора, князя пшованского;³⁷³ с этим вместе Пшоване утратили свою самостоятельность. Потому ли, что не оставил Славибор мужского потомства, или по другим причинам, только Пшоване вошли в непосредственною зависимость князей чешских; известно, что младший внук св. Людмилы, Болеслав I, имел тут свой удел и выстроил новый город, Болеславль.³⁷⁴

Но более обыкновенный и чаще встречающийся способ распространения власти князей чешских было принуждение военною силою, при чем побежденные колена лишались самоуправления и получали княжеских управителей. Одна кровавая драма этого рода сохранена из давних времен Косьмою, другая совершилась при Болеславе II в княжеском роде Славниковцев. Не спеша, пользуясь только благоприятствующими обстоятельствами, выступали князья чешские против самоправности отдельных колен, собирая таким образом силы, которым потом должны были уступить все другие князья. Во время Неклана,³⁷⁵ лучанский князь Властислав несколько раз ходил войною на Чехов, опустошал огнем и мечем не только собственную область их, но и области Лемучей, бывших в союзе с Чехами. Чтобы держать Лемучей в постоянном страхе и покорности, он построил между двумя жупами – белинскою и лютомерицкою – крепость, названную, по его имени, городом Властиславом. Гордость завела его так далеко, что он задумал овладеть и всею Чехией. Князь чешский Неклан, трусливый, как заяц, по словам Косьмы, быстрый на ноги, как леопард, ужаснулся страшной войны и, притворившись больным, заперся в Левом-Градце, поручивши войско храброму полководцу Честимиру (по песне), или Тыру (по Косьме). На поле турском произошла решительная битва Лучан с Чехами. Властислав был убит, и его войско уничтожено. Чехи пошли в область Лучан, разрушили в ней города и собрали много добычи. Но Неклан не имел намерения подчинить себе Лучан; он приказал только разрушать их крепости, и, чтобы поставить Лучан в невозможность вредить на будущее время князьям чешским, построил для них новый город, Драгуш, в долине реки Огры. У них сохранялось даже княжеское достоинство; Неклан заботился о воспитании сына Властиславова, поручив мальчика своему бывшему учителю.³⁷⁶ Но вскоре за тем сын Властислава был убит, и пять жуп колена Лучан получили устройство, соответственное устройству прочих областей, непосредственно подчиненных князю чешскому.

При вступлении на чешский престол Болеслава I, мать его, Драгомира,³⁷⁷ убежала к Хорватам; князь посылает за ней в погоню, но посланные не могли догнать её. Из этого можно видеть, что Драгомира тогда считала себя безопасною в пределах Хорватов и что Болеслав не мог оттуда достать её: то и другое предполагает независимость хорватского колена за то время.

Во всей истории первых чешских князей встречаемся мы с явлениями, имеющими то общее основание, что князьям земским приходилось вести внутреннюю борьбу с сильными коленными князьями и смелыми жупанами. Внутренние раздоры в стране часто вели к внешним столкновениям, так как недовольные князья и жупаны обыкновенно искали поддержки у Немцев. Земские князья, приобретая новые силы в коленах, вошедших в их непосредственную зависимость, становились страшны для князей в жупанов, обладавших еще долею самостоятельности. Нам остается остановиться на двух фактах этого рода, о которых сообщают Видукинд и Косьма.³⁷⁸ Болеслав I не даром носит прозвание Укрутного, внутренняя деятельность Болеслава должна служить оправданием данного ему названия. Вероятно, при нем не легко было отстаивать старую вольность самостоятельным коленам и жупам.³⁷⁹ Один из коленных князей, по словам Видукинда, был Болеславу особенно почему-то опасен, и ему была объявлена война. Князь прибегает к помощи Саксов, но саксонское и турингское войско, посланное ему на помощь, было разбито Болеславом, и столица непокорного князя была так разорена и опустошена, что еще во время писателя стояла в развалинах. К X в. относится усиление и процветание княжества Славниковцев. Только сыну Болеслава I, Болеславу II, удалось провести свою власть над всеми коленами, образовавшими народ чешский; с конца X века уже не встречается в чешской истории таких правителей областями, которые бы не признавали над собой непосредственной власти земских князей.

Судьба Славниковцев, владевших многими славянскими коленами наследственно и сохранивших княжескую власть при таких могущественных земских князьях, как Болеславы, представляет весьма замечательное и любопытное явление в чешской истории. Славниковцы спокойно управляют областью, в которой было не менее двадцати жуп; их земли доходят до самого соседства с Прагой; член их дома делается пражским архиепископом; – и это в то время, когда чешские князья приобрели уже значительные силы, подчинив себе соседние области, когда во всей земле чешской, за исключением частей, стоящих под домом Славниковцев, исполнялась одна их воля. Любопытно посмотреть, как образовалась и чем поддерживалась в Чехии сила, почти равная силе земских князей. Впрочем, нельзя отрицать, что и самое избрание на пражскую кафедру члена из дома Славниковцев, и мирные отношения между Славником и земскими князьями много уже говорят в пользу того мнения, что Славниковцы не были вполне самостоятельны, что они не более как в качестве верховных жупанов управляли жупами, входившими в состав их княжества, признавая над собою зависимость князей чешских, как высшей земской власти.

Читая описание границ владений Славника у Косьмы, мы видим, что они обнимали весь восток Чехии, гранича на севере с Силезией, на юге с Австрией и Баварией. Двадцать жуп, входящих в состав княжества Славника, составляли по крайней мере ⅖ всей земли чешской. Из более древних преданий, записанных у Косьмы, видно, что Славниково княжество в древности не было так обширно. Некогда на горе Осеке правила Кази; жупа, в которой был этот город, принадлежала, следовательно, ко владениям князей Премысловцев и только позже присоединилась к княжеству любицкому. В Любушином суде упоминаются Лютобор с Доброславска холмца и Стрезибор с Сазавы, они имели тогда независимые от любицких князей области и были или жупанами, или коленными князьями. Видно, что княжество любицкое расширялось понемногу и, без сомнения, военною силою, частью на счет самих земских князей, как видно на примере осецкой жупы, частью на счет других жуп и колен. Известно, что в IX–X веке коленные князья и жупаны часто выступали войной против земских князей, находя себе поддержку, а может быть и поощрение у чужеземцев. Из числа таких были и жупаны любицкие, предки Славника. Так как усиление этих жупанов едва ли могло случиться после Вячеслава, при могущественных Болеславах, то нужно предположить, что область любицких князей в более ранний период приобрела то протяжение, с каким мы находим её под Славником. Злицкие князья, предки Славника, владели небольшим коленом; только с течением времени к нему примкнули соседние колена, например Дулебы, жупа виторажская и другие. Нельзя также относить усиление дома Славниковцев ко времени раньше IX в., когда Чехия состояла в союзе, а потом в зависимости от Моравии. Более подходящим периодом можно указать время малолетства Вячеслава и правления Драгомиры, когда страна была терзаема и внутренними волнениями, и придворными партиями. В этом отношении заслуживает весьма высокой цены свидетельство жизнеописателя св. Войтеха,³⁸⁰ по которому род князей любицких стоял в свойстве с королями немецко-саксонского дома. Родство князей любицких с сильным немецким домом объясняло бы нам, как легко могли пользоваться домашними неустройствами Чехии эти князья. Очень вероятно, что вторжение в Чехию баварского герцога Арнульфа в 922 году имело, при других, и эту цель – помочь князю любицкому против князя земского.³⁸¹ С этим согласуется и то направление, в котором произошло расширение области князя любицкого – главным образом к югу, в соседство с Арнульфом. Несколько времени спустя, идет на Чехию Генрих I;³⁸² причина его похода могла быть и в том, что Чехи помогали Славянам полабским, откуда происходила Драгомира, а может быть и в том, что внутренние волнения в Чехии давали Генриху надежду на легкое подчинение её. Припомним предание, записанное у Далемила, что Радслав, злицкий князь, был во враждебных отношениях с Вячеславом чешским, что они имели поединок, в котором Вячеслав остался победителем. Связь между домашнею войною и нашествием Немцев на Чехию при Вячеславе оспаривать нет причин. Допустив же эту связь, мы облегчим себе понимание многих других, последовавших затем, событий. Если действительно Вячеслав во время вторжения Генриха и Арнульфа имел дело с могущественным внутренним врагом, злицким князем Радславом; то ему и оставался возможным только один способ действия, покорность и подчинение немецкому королю. Хотя Радслав и был побежден в поединке, но за ним осталась власть и все его земли: это могло случиться опять-таки только потому, что за Радслава стояли еще Генрих и Арнульф. При Вячеславе в последний раз предки Славника являются в открытой борьбе с земским князем; в последующей войне Болеслава I с Немцами, князья любицкие стоят на стороне его. Мало того, Славниковцев и Премысловцев соединяла даже приязнь и расположение; Славник имел благоразумие и сохранить свою политическую власть, и не оскорблять земских князей, чего не удалось его детям. Причиною падения дома Славникова были раздоры партий и особенное доверие Болеслава к партии Вершовцев. В конце X века княжество Славниково соединяется с княжеством Премысловцев; Ольдрих и Яромир были здесь удельными князьями.³⁸³

Чешская история X в. имеет совершенно иной характер, чем моравская история IX в. В военной силе и личной храбрости моравские князья находили средства к борьбе с Немцами; для сохранения политической независимости страны, они порвали церковный союз с римскою церковью; для успешнейшего исхода предприятий заключали политические союзы с северными и восточными соседями. С запада приставали к Моравии люди партии, недовольной немецкими королями, лишенные должностей графы, недовольные полученными уделами королевские сыновья. Вообще, на образование славянской державы, зерном которой была Моравия, главным образом влияла необходимость постоянной и упорной борьбы с Немцами; великоморавская монархия и выдержала этот характер до самого падения своего. Не такова была политика князей чешских. Не было и у них недостатка в личной храбрости, в военных средствах; но у Чехов незаметно такой ожесточенной и неутомимой вражды к Немцам. Напротив, в союзе и соглашении с Немцами, Чехи стремятся к равным политическим правам с ними, постепенно стирают резкое различие между Немцем и Славянином, и достигают того, что в конце X века летописец не называет уже Чехов варварами, как называет он других Славян. И духовное, и светское просвещение Чехия охотно заимствует у Немцев; заодно с ними вооружается против Угров, своих прежних союзников, втягивается в общественную жизнь и окрашивается цивилизацией Немцев. И когда северные соседи Чехов, полабские Славяне, изнемогли в неравной, геройской войне, потерявши свою свободу и национальность; – Чехам угрожала та же участь, если бы они не развили у себя культуры и учреждений, поставивших их на один уровень с соседями. Чешские князья должны были иметь дело с могущественными императорами саксонской династии, когда домашняя их работа – ослабление политической власти колен – не была еще кончена, когда рядом с властью земских князей, существовала другая почти самостоятельная власть, дом Славниковцев, родственный немецкой королевской фамилии, могший всегда вызвать грозу на земских князей.

В начале IX в. Чехия делила одну и туже политическую судьбу с Моравией, – платила дань и находилась в зависимости от Немцев. Вступивши в союз с Моравией, а потом в зависимость от неё, Чехи перестали платить дань Немцам, пока могучая рука Святополка моравского сдерживала разные части его государства.

Через год по смерти Святополка, в 895 году, Чехи примкнули к Немцам³⁸⁴ и помогли им добивать своих соседей, Мораван. Весьма вероятно, что они не обязались тогда платить дань Немцам и вообще с выгодою для себя воспользовались политическими обстоятельствами, обрушившимися на головы их соседей. В то время, как Угры производят опустошительные набеги на Саксонию, Турингию и Баварию,³⁸⁵ Чехи распространяются по Моравии, лишенной части своего населения, входят в союз с Уграми, выигрывают этим спокойствие стране и восстановляют у себя порядок, нарушенный чужеземным господством.³⁸⁶

По смерти Святополка моравского (894 г.) Спитигнев, сын Боривоя, овладел княжеским троном своего отца; годы правления его и брата его Вратислава можно определить только приблизительно. Последний умер незадолго до мученической кончины Людмилы, случившейся 15 сентября 921 года. Если принять в соображение известие жития Вячеслава, что он родился уже в то время, когда Вратислав сидел на княжеском престоле, и при смерти отца имел 18 лет от роду, то вступление Вратислава на княжеский престол должно было случиться до 903 года; в таком случае время княжения Спитигнева падает на промежуток между 895 и 903 годами. Внешние обстоятельства, при которых княжил Вратислав, были следующие. Под ударами Угров пало великое моравское государство, составные части его потянули к другим центрам. Немцы, под защиту которых отдался в 895 году Спитигнев, не в силах были защищать и собственных границ. Малолетний Людовик III, потерявший в маркграфе Люитпольде свою охрану, и сам умер в 911 году; сын маркграфа, Арнульф, стремился к независимому господству в Баварии и Каринтии, когда Немцы выбрали себе в короли Конрада франконского. Вратислав умел сохранить свою землю и от Угров, и возвратить ей политическую независимость от Немцев. За Спитигневом и Вратиславом сохранилась в истории слава распространителей христианства в стране и устроителей храмов.

Из двух разных источников имеем мы известия о христианском просвещении Чехии: одно из иностранных летописей, другое из туземных преданий. Принято историками относить начало христианства в Чехии и причисление её к регенсбургской диоцезе к 845 году. В этом году, по свидетельству фульдских летописей, Людовик немецкий приказал крестить в Регенсбурге 14 жупанов (duces) чешских и их свиту.³⁸⁷ Очевидно, эти 14 duces не могут быть ни чем другим, как жупанами, т. е. представителями жуп или округов, стоявшими под верховною зависимостью земского князя, хотя фактически и пользовавшимися большою самостоятельностью. Если и допустить факт, каким он представляется, все-таки сомнительно влияние его на христианское просвещение целой Чехии; даже обращение 14 жупанов не предполагает еще обращения 14 жуп. Еще менее можно выводить из этого совершенно изолированного, без всякой связи с предыдущими событиями стоящего, факта причисление Чехии к регенсбургской диоцезе. В следующем же году за этим событием начинается война у Чехов с Немцами. Если вспомним, как часто в IX и X вв. отдельные жупаны, недовольные своими князьями, прибегали к помощи Немцев и искали их покровительства, то не можем не допустить предположения, что крещение 14 жупанов было скорее делом политическим. В последовавшей за тем войне у Немцев с Чехами счастье более благоприятствовало последним; по окончании войны 14 жупанов, как изменники, могли быть лишены своих областей. Трудно предположить, чтобы в военное время баварское духовенство спокойно и успешно занималось проповедью христианства в Чехии. Невероятно, чтобы князь чешский допустил чуждое влияние в части земли своей; еще невероятнее, чтобы причисление нескольких жуп к регенсбургской диоцезе повело за собой причисление к ней и целой земли, когда земский князь долго еще оставался в язычестве. Гораздо вероятнее, что эти жупаны явились в Регенсбург уже как изгнанники, в следствие предыдущих домашних неустройств, а при этом обращение их не могло иметь никакого влияния на христианство в Чехии.³⁸⁸

Крещение князя Боривоя архиепископом Мефодием есть то важное событие, с которым старое народное предание связывает обращение чешского народа в христианскую веру.³⁸⁹ Неизвестен год крещения Боривоя; Косьма показывает 894, но тогда уже Мефодия не было в живых. Трудно даже найти точку отправления, чтобы приблизительно определить этот год, за исключением времени прибытия св. братьев в Моравию и смерти Мефодия, (863–885). Первая церковь, построенная Боривоем в Чехии, по преданию, была церковь во имя св. Климента, в Левом Градце. Это известие носит характер достоверности, так как Левый Градец есть один из самых древних городов чешских князей, от которого уже в XII веке ничего не осталось, кроме этой церкви; да и самое название церкви во имя св. Климента, мощи которого были принесены в Рим св. Кириллом, и название этим именем множества других церквей в Чехии, весьма убедительно говорят за источник, откуда насаждено было христианство в Чехии. Таким образом, вместе с политическою зависимостью Чехия вошла и в церковную от Моравии зависимость, и сделалась областью архиепископской диоцезы Мефодия. Вместе с христианством был принят в Чехии и славянский язык в богослужении, как это было во всей архиепископии Мефодия. Доказательства на это следующие:

1) В русском житии Вячеслава говорится, что Людмила, бабка его, отдавала его учиться славянским книгам, что он читал по-славянски так скоро, как добрый епископ.

2) Иоанн XIII пишет к Болеславу чешскому в 971 году, соглашаясь на устройство пражской епископской кафедры: «только ты избери в епископы клирика преимущественно знающего латинский язык, и не болгарского обряда.., и не славянского».³⁹⁰ Было бы излишне это ограничение и обусловливание, если бы в Чехии в ту пору не было лиц, обнаруживавших преимущественное расположение к языку славянскому.

3) И после учреждения пражской епископии не сразу исчезла в Чехии славянская литургия и язык. Святой Прокопий, под покровительством князя Ольдриха, устраивает монастырь, в котором богослужение отправлялось исключительно только на славянском языке; учреждение его вызвало большое неудовольствие со стороны латинского духовенства; сам Прокопий был Чех и мог изучить славянский язык только на родине.³⁹¹

4) Вратислав II во все время княжения своего покровительствовал Сазавскому монастырю; разогнанных во время Спитигнева II монахов созвал в обитель и игумена этого монастыря, Божетеха, весьма уважал и ценил. Этот князь хлопотал перед папою Григорием VII о допущении славянского богослужения в Чехии, но получил отказ. Из ответа папы видно, что Вратислав ссылался в этом случае на желание всего народа и мнение благочестивых людей.³⁹²

Добровольное подчинение Немцам в 895 г. должно было повести за собой и присоединение Чехии к регенсбургской диоцезе. Хотя мы не имеем об этом никакого положительного свидетельства, но действительная принадлежность Чехии к регенсбургской епархии доказывается как позднейшими свидетельствами, так и некоторыми историческими соображениями. В мимоходных заметках у Косьмы можно видеть, что современную Вячеславу Чехию он рассматривает, как подчиненную в церковном отношении епископу регенсбургскому. Вячеслав строит церкви в честь западных святых, весьма близок с регенсбургским епископом, который лично навещает его в Праге.³⁹³ Гумпольд, жизнеописатель св. Вячеслава, свидетельствует положительно, что Чехия времени Вячеславова подчинена была архиепископу регенсбургскому Туто.³⁹⁴ В 973 году, с согласия св. Вольфганга и Оттона I, учреждена епископия пражская для всех земель тогдашнего государства чешского. Этим прекращалась зависимость Чехов от немецкого епископа, и оставалось только подчинение майнцкому митрополиту. Немецкий король давал инвеституру епископам пражским; но избрание их принадлежало собору духовенства и народу чешскому, и зависело главным образом от князей чешских. Подчинившись по делам веры латинскому духовенству, Чехи должны были принять и латинский язык в богослужении. Так, со времени Спитигнева, латинская литургия и латинское духовенство существовали в Чехии параллельно со славянской литургией и духовенством. В Будече было главное пристанище латинского духовенства, как в Левом Градце славянского: обучив св. Вячеслава славянским книгам, Вратислав послал его в Будеч, где начало дитя учиться латинским книгам. В Будече, вероятно, была школа и рассадник латинского духовенства; тут, по словам Гумпольда, Спитигнев построил церковь в честь св. Петра. Постройка этой церкви и посвящение её имени Петра должны стоять в связи с переходом Спитигнева из моравской архиепископии восточного обряда в немецкую диоцезу латинского обряда. В жизнеописании Гумпольда особенно выдается просветительная деятельность Спитигнева – обстоятельство указывающее на то, что Гумпольд черпал известия о нем из баварских источников, а для Баварцев важнейшее в деятельности Спитигнева было именно обращение его к церковной зависимости от немецких епископов. При этом проходится молчанием крещение 14 жупанов в 845 году, так как оно не вело ни к каким важным результатам, ни словом не упоминается о христианском князе Боривое и архиепископе Мефодии.

Спитигнев оставался верным Немцам; нельзя того же сказать о преемнике его, Вратиславе. При нем не представляется ни малейших признаков подданнических отношений Чехии к немецким королям. Есть некоторые указания, позволяющие думать, что Чехия пользовалась полною независимостью в его время. В житии Вячеслава Вратислав называется «великим славою», который весьма искусно управлял делами и победил несчетное множество врагов.³⁹⁵ Когда прекратился в Германии дом Каролингов, чешский князь мог считать себя свободным от всякого обязательства и к герцогу Арнульфу, захватившему власть в Баварии и Каринтии, и к Конраду, новому немецкому королю. Весьма вероятно, что латинские епископы, присланные папой для церковного устройства Моравии, после угорского разгрома, нашли себе прием у князя Вратислава. Доказательство можно видеть в словах жизнеописателя св. Вячеслава: «когда возросло дитя (Вячеслав), так что можно было захватить на его голове волосы, позвал Вратислав епископа со всем духовенством. Во время литургии, во храме св. Марии.., постриг епископ княжеского сына»... Епископ здесь назван «етер»; едва ли бы так выразился жизнеописатель, если бы он имел в виду регенсбургского епископа, да и по ходу дела епископ представляется бывшим тогда в Праге. Допустив, что Вратислав перестал признавать себя зависимым от Немцев, мы легко поймем внешние события, относящиеся ко времени правления Драгомиры, супруги Вратислава и первых лет Вячеслава, – именно походы на Чехию: Арнульфа, баварского герцога, в 922 и Генриха саксонского в 928 годах. Арнульф был тогда могущественным и полновластным государем; епископ регенсбургский стоял под его покровительством, а к диоцезе этого епископа должна была принадлежать Чехия с 895 г. Если Вратислав принял к себе духовенство, вынужденное оставить опустошенную Моравию и предоставил ему церковные дела своей страны; то регенсбургский епископ должен был видеть в этом нарушение своих прав, и Арнульф, как светский глава почти всей тогдашней Баварии, должен был позаботиться о восстановлении прав своего епископа. Такое можно представить возможное и достаточное объяснение его похода на Чехию, о котором летописец говорит весьма сухо и неопределенно.³⁹⁶

По смерти Вратислава начинается в Чехии бурный период внутренних смут и неурядиц. В непродолжительное время пали жертвами этих волнений два члена княжеской фамилии, святая Людмила и Вячеслав. По всем соображениям, какие можно вывести из разбора жизнеописаний Вячеслава и Людмилы,³⁹⁷ умерщвление Людмилы не было плодом личных неудовольствий между нею и Драгомирой, равно смерть Вячеслава не была только следствием личной вражды между ним и Болеславом. В предыдущей и частью в последующей истории Чехия видную роль играют коленные князья и жупаны, независимые и сильные, открыто возмущавшиеся против земских князей. Главную причину внутренних волнений Чехии, во время правления Драгомиры, нужно искать в тогдашних партиях. О причине смерти Людмилы Ваттенбахова легенда не говорит, Менкеновская же представляет Драгомиру гордою и честолюбивою женщиною, стремящеюся ко власти и к богатствам Людмилы.³⁹⁸ По проискам Драгомиры, а вероятнее, придворной партии, Людмила была устранена от дел и жила уединенно в Тетине. Однажды на дворец её напал отряд под предводительством Тунна и Гамона, людей только здесь и упоминаемых; старая княгиня была убита ими 15 сентября 921 г. Убийцы не остались безнаказанны: весь род одного из них был загублен, другому удалось спастись бегством. Отсюда можно вывести, что Драгомира не была виновна в убийстве Людмилы. Скоро потом обнаружилась вражда между Драгомирой и придворными вельможами; они вооружают юного Вячеслава против матери и поселяют раздор между нею и сыном.³⁹⁹ Людмила пала, следовательно, жертвою ненависти жупанов к княжескому роду и, может быть, к христианству, которое она старалась распространить.⁴⁰⁰

Первые известия о Вячеславе ставят его опять-таки в столкновение с партией. Нашлись люди, старавшиеся снова раздуть усобицы в княжеском семействе. Когда совершеннолетний Вячеслав сам стал править Чехией,⁴⁰¹ младший брат его, Болеслав, получил себе в удел область Пшован; здесь он построил город, названный, по его имени, Болеславлем. Стали доносить Вячеславу, что брат его Болеслав, с матерью и со своими приверженцами, злоумышляют на жизнь его. Вячеслав поддался на обман, заставил бежать Драгомиру в Будеч; но скоро сознал свою опрометчивость, с честью возвратил её в Прагу, и с тех пор относился к ней с самою нежною любовью. Среди придворных смут выступает на сцену, как видим, чешское дворянство, служащее при княжеском дворе и ищущее власти и богатств в придворных интригах. Нужно помнить, что колена, входившие в непосредственную зависимость земских князей, должны были выставить в Прагу значительную долю богатых родов, члены которых делались княжескими чиновниками, составляли придворную аристократию. В замен прежней самостоятельности и политической власти, они ищут каких-нибудь занятий при дворе князей земских; интриги первой половины X века суть следствие централизаторской деятельности князей чешских.

В жизнеописаниях выставляется характер Вячеслава слишком исключительным. Гумпольд старается подействовать на религиозное чувство читателей. Личные черты князя стерты у него совершенно, остался один религиозный идеал. Между тем не таким сохранило Вячеслава предание. Чехи смотрели на него, как на гения – покровителя страны, изображали его с военным знаменем, на коне, со всеми атрибутами храброго воина. И мы уже говорили, что, по преданию, записанному Далемилом и сохранившемуся в древней чешской легенде, в первые годы своего княжения, Вячеслав должен был выдержать борьбу с Радславом злицким. Щадя кровь подданных, Вячеслав предложил единоборство, которое и было принято Радславом. Но, намереваясь начать бой, Радслав заметил двух ангелов на стороне своего противника и крест, сияющий над ним; тогда он потерял мужество и сдался. Оспаривать историческое основание этой легенды мы не имеем причин: злицкий жупан был один из предков любицких князей; к началу X в. должно относиться усиление этого дома. Мы ставили уже в связь эту внутреннюю войну с внешнею – с походами Арнульфа и Генриха. В 927 году Генрих вел войну со Славянами полабскими, победил и Стодоран (Лютичи), из земли которых происходила мать св. Вячеслава, Драгомира;⁴⁰² в следующем году, в союзе с баварским герцогом Арнульфом, он вторгся в Чехию.⁴⁰³ Вячеслав отступил перед неравною силою, и Генрих дошел до самой Праги; тут обязался чешский князь к известному трибуту в 500 марок и 120 быков. С тех пор и в церковном отношении Чехия должна была снова присоединиться к регенсбургской епархии. К объяснению уступчивости Вячеслава должны служить домашние известия о войне с злицким князем, ставившей Вячеслава в необходимость дробить свои силы.

Последующее время правления Вячеслава известно новыми придворными смутами. Весьма вероятно, что многие не были довольны уступчивостью князя и порицали его за постыдный мир с Генрихом. Вячеслав выказывал к Генриху искреннее расположение и взаимно пользовался уважением его. Главною заботою князя с тех пор сделалось церковное устройство Чехии, и нет ничего удивительного, если он заискивал у государства, которое одно могло способствовать достижению его целей. Чехи, не имевшие еще отдельного епископа, не иначе могли получить проповедников евангелия, как от Немцев.⁴⁰⁴ Всею душою отдался Вячеслав святому Эммераму, устроял во всех местах храмы и богато наделял их, приглашал и принимал к себе духовенство всех наций, уважал его и любил беседовать с ним.⁴⁰⁵ Он заботился, чтобы безостановочно шла служба Божия во все дни, как у великих народов, помогал всем убогим, кормил и одевал бедных, не давал в обиду вдов и сирот, выкупал на свободу пленных, особенно из духовного сословия. Между выстроенными им церквами особенно замечательна церковь св. Эммерама, патрона Саксов. Место для неё было выбрано среди Праги, между двумя старыми церквами, св. Марии и св. Георгия. Этот храм построен был (930–931 гг.) с особого разрешения епископа регенсбургского и освящен им лично. Исключительная преданность князя христианству и духовенству возбуждала неудовольствия и порицания в людях, еще недавно оставивших язычество,⁴⁰⁶ лучшие стремления князя перетолковывались ими в дурную сторону. Прибавим еще, что в 928 году должен был получить окончательное разрешение вопрос о любицком княжестве, при чем многие жупаны и богатые собственники, изгнанные военной силой из своих мест, должны были искать убежища при дворе князя Вячеслава, и увеличить собою число придворных людей, желавших наград и отличий... Таким искателям приключений и вообще всем придворным не мог нравиться князь, который жил, как монах, радел только о пользе духовенства и делал богатые вклады в церковь. Так образовалась против Вячеслава сильная партия, жертвою которой пал он.

Партия эта привлекла на свою сторону Болеслава, который, сам стремясь к господству, встал во главе её. Составлен был заговор на жизнь Вячеслава, привести его в исполнение предположeнo 27 сентября 935 года. На этот день в городе Болеславле назначено было освящение одной церкви, а на каждом подобном торжестве Вячеслав присутствовал лично. Так как город находился в уделе Болеслава, то заговорщики весьма легко могли здесь овладеть особою великого князя. Прослушав обедню, Вячеслав хотел возвратиться в Прагу, но Болеслав со слезами удерживал его у себя переночевать. Утром 28 сентября 935 года последовала мученическая кончина Вячеслава.⁴⁰⁷ Услышав о смерти сына, Драгомира спаслась к Хорватам, ближайшим соседям удельного князя Болеслава; вероятно, в то время Хорваты не стояли еще в непосредственной зависимости земского князя и пользовались известною долей самостоятельности. Затем Болеслав вступил на княжеский чешский престол.

С избранием Оттона I в немецкие короли начинается новый период немецкой истории. Неудобоносима была и тяжела немецкая корона того времени, не раз уже отказывались от неё, предпочитая частную жизнь оскорблениям и непослушанию баронов. Были тяжелы и для Оттона первые годы его правления; но он с мужеством перенес все испытания. В 936 году сделался он немецким королем. Несколько ранее, в следствие кровавой катастрофы, овладел чешским престолом Болеслав. Резче, чем когда-либо прежде, поставлен был тогда вопрос славянский; суровыми мерами, железными цепями сковывали Немцы национальную свободу Славян; в подчинении их Оттон видел мировую задачу Германии. Подобно Римлянам, щадившим племя Гелленов, Немцы времени Оттонов считали жестокостью относиться к вероломству Норманнов суровее, чем того требовала крайняя необходимость и безопасность империи; но относительно Угров и Славян они не допускали сострадания. «К стыду всего народа», в августе 965 года, «пленные угорские князья были повешены перед воротами Регенсбурга».⁴⁰⁹ 17 октября того же года на берегу Балтийского моря, в долине, между Пеною и Раконицею, можно было видеть ужасную картину: там была выставлена голова славянского князя, Тага, вокруг лежало 700 трупов и между ними один с выколотыми глазами и вырванным языком.⁴¹⁰ Из Капуи писал Оттон маркграфам вендских марок, Герману и Тидриху: «мы хотим, чтобы Ратари, если справедлив слух, что они потерпели поражение, не имели от вас пощады, ибо знаете, как часто они были вероломны, сколько бед нанесли нам. Настойте всеми силами, чтобы уничтожением их покончить все дело. Мы сами, если будет нужно, придем к вам на помощь».⁴¹¹ Сильные военные средства для борьбы со Славянами заготовлены были еще Генрихом; военная колонизация, которой зачатки видим мы в IX веке, в широком смысле применена была теперь в марках славянских – по Лабе и Одре. Деятельные и неутомимые маркграфы, каков был, например, Геро, стараются убить в самом зачатке пробивающееся воспоминание о национальной свободе. Глубокий интерес и сочувствие возбуждает почти непрерывная и упорная война, которую вели Славяне с Немцами, при весьма неравных силах. Мы приведем несколько событий из этой войны, чтобы охарактеризовать тогдашние отношения двух враждующих миров и понять политику князя чешского, которая не могла не стоять в связи с тогдашними делами на севере Чехии.

На запад от Одры, Бобра и чешских Рудных гор жила ветвь славянского племени, за которою удержалось имя Славян полабских. На севере эта ветвь граничила с Балтийским морем, на востоке Одра и Бобер отделяли её от Славян польских, на юге Кроконоши и Рудные горы от Славян чешских, на западе граница между Славянами и Немцами начиналась от Сосновых гор, шла Салою до впадения её в Лабу, потом Лабой к устью Стекеницы, далее этой рекой, Травной, озером Плонским и Свентиной к верхней Одре, близь Киля.⁴¹² Главные народы славянские, жившие здесь, были следующие: 1) Бодричи,⁴¹³ жившие между Балтийским морем и Лабой, иначе называемые Рарожанами,⁴¹⁴ с главным городом Мекленбургом, народ закаленный, неутомимый и могущественный. С Бодричами смежны были Вагры, западная их отрасль, главный город которых был Стар-Город (Aldenburg). Вагры были весьма храбры, составляли передовой пост всех славянских поселений на западе, соседили с Датчанами и Саксами и во всех войнах или сами оказывались зачинщиками, или, по крайней мере, были участниками. Бывали у них князья, соединявшие под своею властью всех Бодричей.⁴¹⁵ Полабцы или Полабинги, за Лабой, от реки Белы и Травны по самую Эльду, у них был город Ратибор. К югу от Бодричей жили отрасли этого народа: Смолинцы, Глиняне, Враневцы.⁴¹⁶ 2) Лютичи, или Велеты, между Одрой, Балтийским морем и Лабой.⁴¹⁷ Баварский географ насчитывает у них 95 общин и четыре области. Река Пена разделяла их так, что Кишане и Черезпеняне находились на севере, Долинцы и Ратари на юге её.⁴¹⁸ Сами они называли себя Велетами (Влъцы); у Франков и Саксов назывались Вильцами.⁴¹⁹ Эти два названия перешли из истории в область народных повествований, как синонимы величины, ужаса, чудовищности. Велеты или Велетабы и Вильцы произвели еще третье название – Лютичи, которое явилось позднее: так называли их обыкновенно чужестранцы. Может быть это название обозначало политическое единство, федерацию колен.⁴²⁰ 3) Сербы, в нынешних Лужицах и Саксонии, к ним принадлежали две большие ветви Лужичан и Сербов собственно, и множество малых. Лужичанами первоначально назывались обитатели жупы, именуемой Лужица, обнимавшей почти тоже самое пространство, что и позднейшая нижняя Лужица. В последствии имя это перенесено и на ближайшие края к северу и востоку, по самую Одру; напоследок перешло и на южные края, заселенные Мильчанами и Нишанами, и Лужица в этом обширном смысле возведена в маркграфство и разделена на верхнюю и нижнюю. Мильчане⁴²¹ занимали пространство между нижней Лужицей, рекою Квисой, чешским погорьем и Мишнией, почти до Черной Эльстры, иначе всю верхнюю Лужицу. Другие колена, принадлежавшие к этому народу, были: Голешинцы, Нишане, Слубяне, Любушане, Низовцы или Нижане, Суслы или Сусельцы, Гломачи, Хутичи.⁴²²

Король Генрих I (919–936) приготовил грозные средства к войне со Славянами; при нем сделано весьма много удачных походов на Славян полабских, Славяне чешские тоже были обязаны к дани.⁴²³ Видукинд и Титмар говорят, что Генрих заставил платить себе дань Бодричей, Вильцев, Гаволян, Гломачей, Ратарей и Чехов. Действительно, он начал налагать тяжелое ярмо на соседние славянские народы. Победив Сербов на Сале, он отодвинул за Лабу жившие тут народы; на освободившейся земле поселил своих людей и обязал их к военной службе. Так основал Генрих военные колонии, чтобы постоянно держать на глазах и теснить к востоку Славян. Для этого на границе строились новые и укреплялись старые города; так получил начало Кведлинбург, с этою целью обведен каменною стеною Межибор. В Межиборе и его окрестностях открыто было убежище для преступников, чтобы населить город и сделать его более сильным. Подозрительный народ помещен был в предместье города, между тем как в самом городе был посажен отряд военных людей. Так численно было население предместья, что, немного спустя, оно могло выставить 1000 человек на войну с Чехами.⁴²⁴ Этим молодцам и в мирное время можно было промышлять грабежами, – на неприятельской только земле. Места народных собраний и торжищ Генрих приказал укрепить или устроить их за стенами города. В этих пограничных крепостях враги, при новых нападениях, должны были встретить сильный отпор, сюда могли сбегаться и все окрестные жители при появлении врага. Каждые 9 военных поселенцев должны были выстроить в городе дом и магазин для съестных припасов, куда приказано было доставлять третью часть всех плодов. Для этого они выбирали из своей среды одного и посылали его в город, обязываясь обрабатывать его участок и собирать с него жатву. Служилые люди не должны были иметь домов за городом, так как при первом нападений врага таковые могли быть разрушены. Важным учреждением Генриха было еще то, что он обязал вассалов своих являться на войну на коне и таким образом ввел новый способ военных действий.⁴²⁵ «День и ночь производились постройки в пограничных землях...; все обводилось стенами и валами; быстро появились окруженные стенами крепости, распространялись маленькие селения, восстановлялись разрушенные укрепления; неожиданно возникло бесчисленное множество жилищ человеческих в таких местах, где ранее можно было встретить разве одну хижину».⁴²⁶

Четыре года проведено было в приготовительных работах по укреплению марки и в обучении войска. Потом начата война с ближайшим коленом полабских Славян – Гаволянами, жившими по берегам Гаволи и Шпре. После нескольких сражений, в суровую зиму, добрался Генрих до главной крепости Гаволян, Бранибора (Brennaburg), построенного между рукавами Гаволи; расположился лагерем на льду и осадил город: голод, железо и холод помогли ему, Гаволяне сдались победителю.⁴²⁷ Поход продолжался на юг, против Гломачей. Они не смели в открытом поле противостоять королю и заперлись в крепости Гроне, но на двадцатый день взята и эта крепость. Между Саксами и Славянами давно уже была сильная ненависть, и Саксы весьма сурово пользовались своею победой. Город разграблен, мужчины перебиты, дети распроданы в рабство. Безостановочно шел Генрих к югу и вторгся в Чехию, пригласив на помощь баварского герцога Арнульфа.⁴²⁸ В том же 928, или в следующем году, без личного участия Генриха, покорены Ратари, жившие в озерной области, на север от Гаволи до Пены, потом Бодричи и Вильцы, жившие на север и запад от Ратарей до Балтики. В короткое время Славяне между Лабой и Одрою были подчинены Немцами;⁴²⁹ в области Ратарей основана была марка, надзор за нею поручен графу Бернгарду.

Жестокость Немцев в обращении с подчиненными и суровое устройство марки – были невыносимы для свободолюбивых Славян. Бешено поднялись Ратари, напали на город Валислебен, лежавший недалеко от Лабы. Хотя город и окрестности его были густо населены, но против множества врагов он не мог защищаться; Ратари взяли его приступом и перебили всех жителей. Это было знаком к общему восстанию. Потушить его поручено было графам Бернгарду и Титмару, которые и начали дело осадой Ленчина,⁴³⁰ занятого Славянами. Четыре дня стояло лагерем саксонское войско под Ленчином, на пятый пришли сторожевые и сказали, что вблизи стоит неприятельское войско, которое в ночь намерено сделать нападение на лагерь. Саксы решились всю ночь стоять под оружием и ждать нападения; одни боялись сражения, другие ему радовались. Наступила ночь темная, с проливным дождем, препятствовавшая Славянам напасть на саксонский лагерь. На заре Бернгард решился сам сделать нападение и дал знак к выступлению. Немецкие воины клялись во взаимном прощении обид и оскорблений, давали слово не оставлять друг друга без помощи. Взошло солнце, и с развевающимися знаменами двинулись они вперед. При первой сшибке Бернгард подался назад. Потом он заметил, что, если у Славян конницы не более, чем у него, то на их стороне значительный перевес в пешем войске; но пешее войско было приведено ночным дождем и образовавшеюся грязью в такое положение, что едва подвигалось вперед. Был снова дан знак к сражению, с военным криком кидаются Саксы на врагов. Густыми рядами стояли Славяне, их нельзя было расстроить: только некоторых, отделившихся из ряду, убивали Саксы. Много крови было уже пролито с обеих сторон; тогда Бернгард приводит в движение отряд Титмара. Часть конного войска с боку вторглась в ряды Славян; они не выдержали неожиданного нападения и обратитесь в бегство, хотели было спастись в Ленчин, но Титмар занял все пути к нему; в отчаянии кинулись они по открытой дороге к озеру и... кого не нашло оружие Сакса, тот потонул в волнах его. Не спасся никто из пехотинцев, убежали только некоторые из конников, война прекратилась потому, что не стало врагов. Дело происходило 4 сентября 929 года. На следующий день сдался Ленчин, под условием сохранения жизни его обитателям, которым приказано было выйти из города безоружными; женщины, дети, рабы, все имение горожан досталось победителям; все военнопленные осуждены на смерть и казнены.

В 932 году сделан был поход на Лужичан, живших по обоим берегам Шпре. Тогда было положено начало пограничной крепости Мишне и сделано основание лужицкому маркграфству.⁴³¹ За Лужичанами были покорены Мильчане, разорен их город Лебуша, имевший до 10,000 жителей, 10 ворот и крепкие стены. «Много крови было пролито здесь, говорит Гизебрехт, потому что с Вендами Генрих не церемонился. Уже целые столетия господствует немецкая жизнь между Лабой и Одрой; но она привилась на почве, где каждый шаг полит кровью. То было железное время, когда немецкие обычаи, язык и с ним христианство насаждаемы были в этих странах. Как железо, легла рука Саксов на Вендов и раздавила их».⁴³²

Во время этих событий, когда самые отчаянные усилия славянских народов между Лабой и Одрой разбивались в прах перед железною силою Немцев, чешский князь Вячеслав с лихорадочною поспешностью занимался церковным устройством своей страны. Не видел ли в этом чешский князь, слабый для успешной борьбы с Немцами, постоянно могший опасаться измены со стороны беспокойных жупанов, единственного средства сохранить свой народ и приготовить ему, по крайней мере в будущем, лучшую участь?

В 936 году в войну с Немцами вовлечены и Славяне Чешские; в тоже время снова поднялись и Славяне полабские. Надежда возвратить потерянную независимость при новом немецком государе подняла Славян полабских, опасность усилившегося влияния Немцев в стране и желание сделать господствующею в государстве одну свою волю руководили Болеславом чешским. Началась упорная и продолжительная война, почти беспрерывно, в продолжение 14 лет, веденная в марках северной и чешской; не успеют Немцы утвердить свое господство над одним народом, как поднимается другой с новым ожесточением;⁴³³ Чехи выдержали борьбу и сохранили свободу, Славяне полабские изнемогли и понесли опять тяжелое иго. Болеслава повели к разрыву с Немцами те же обстоятельства, которые уже издавна были причиною многих зол и бедствий для Чехии. Если Болеслав хотел поднять княжескую власть в Чехии, что было необходимо в виду опасного усиления соседей, то ему нужно было уничтожить те причины, которые парализовали княжескую власть, т. е. обуздать своевольных жупанов и коленных князей, которые интриговали в Праге и за границами Чехии. Этого рода деятельностью занято было его княжение от начала до конца. Чтобы наказать одного жупана, добровольно предавшегося Немцам, Болеслав начал против него военные действия.⁴³⁴ На защиту жупана посланы были два отряда из Саксонии и Турингии; Болеслав разделил свои войска и в одиночку уничтожил неприятелей. Потом вошел в область непокорного жупана; не встречая сопротивления, брал крепость за крепостью и столицу его обратил в развалины. Война, начавшаяся таким образом, продолжалась, как сказано, 14 лет; об отдельных столкновениях, вообще о том, как она велась, мы ничего не знаем; но уже самая продолжительность её говорит, что счастье было то на той, то на другой стороне. Современные летописи о войне Немцев с Болеславом упоминают как бы мимоходом: внимание их более обращено на внутренние волнения, интриги и заговоры при дворе Оттона. Если является известие о войне со Славянами, то говорится слишком обще, без указания родового имени их.⁴³⁵ Можно, однако, заметить, что война с Болеславом продолжалась до того времени, пока не прекратились волнения у Славян полабских; когда же введено было прочное военное устройство в марках этих Славян, то произошло соглашение и между Оттоном и Болеславом; война должна была происходить на границе, иначе трудно объяснить, почему Косьма не записал об ней никакого воспоминания; хотя, впрочем, относительно Болеслава I свидетельства Косьмы вообще весьма пристрастны и недостаточны.⁴³⁶

В то время, как Саксы и Туринги разбиты были Болеславом, сам Оттон ходил на Славян полабских, «для обуздания их жестокости». Ведение дел против них скоро было поручено Саксу Герману, младшему сыну графа Биллинга. Выбор Оттона был весьма удачен, но он возбудил ропот между саксонскими дворянами, и только успешные действия Германа должны были зажать рот недовольным.⁴³⁷ Герман, принудив Славян к дани, сделан был маркграфом на нижнем течении Лабы.⁴³⁸ Когда против Оттона, в самой Германии, составил заговор брат его Генрих,⁴³⁹ Славяне воспользовались этим и жестоко отмстили Немцам. Начало сделали Бодричи; напавши на маркграфа Гайку или Гику, они истребили его войско и самого его убили. Оттон, еще не подозревая опасности в заговоре Генриха, сделал на них несколько походов и довел их до крайней степени бедствий. Продолжать против них дело затем поручил графу Геро.⁴⁴⁰ Марка этого маркграфа простиралась от Салы и средней Лабы до Одры. Здесь жили колена, частью совершенно подчиненные уже Саксам и потерявшие самостоятельность, как Сербы, Гломачи; частью такие, которые только силой принуждены были к повиновению и выжидали первого случая стряхнуть с себя иго. Это были: Мильчане, Лужичане, Гаволяне, Ратари и Укране. С тех пор, как Геро получил марку, он не знал покоя. Если наступало спокойствие, то оно казалось тяжелей войны. Славяне пытались убить его, но Геро сам отплатил им тою же монетой: пригласил к себе 30 старшин славянских и, напоивши, перебил их. Это кровавое дело было новым поводом к восстанию; началась ожесточенная война с обеих сторон. Туго приходилось Славянам, говорит Видукинд, «тем не менее они предпочли войну миру и согласились лучше потерпеть всевозможные бедствия войны, чем лишиться любезной свободы. Ибо это народ крепкий и выносливый в труде, привыкший довольствоваться весьма немногим; что для наших было бы тяжелым подвигом, то Славяне переносят с удовольствием. Проходило время, а Немцы и Славяне бились с переменным счастьем – первые ради славы и широкой власти, последние ради свободы и постыдного рабства».⁴⁴¹ Но и теперь, в виду общей опасности, при одновременном восстании почти всех пограничных Славян, Немцы находят возможность пользоваться собственными же силами Славян. Тугумир, князь Гаволян, за подкуп, изменяет соотечественникам и сдает Геро Бранибор.⁴⁴² И северные колена Славян полабских, бившие в марке Германа, Вагры, Бодричи, Черезпеняне, от Киля до Одры, по берегу Балтики, восставшие в одно время с коленами марки Геро, бились долго и упорно, но потом должны были уступить силе Немцев. Так были бедны результатами самые отчаянные усилия Славян, так тщетно проливали они кровь свою и приготовляли себе еще тягчайшее иго.

Теперь Саксы стали полновластно распоряжаться в земле Славян полабских между Лабой и Одрою, и утвердились здесь постройкой новых крепостей. Под именем марки стали понимать завоеванную область за старой границей государства, жители которой обязаны были к дани. Дань платилась частью деньгами, частью натурой, отбывались разные личные повинности в отношении к королю и его вассалам. Король принял в личную собственность только те земли в марках, которые сделались праздными после погибели князей и народных старшин; земли эти он поделил между населенными здесь вассалами и служилыми людьми, которые за пользование леном должны были отправлять военную службу⁴⁴³ и составлять военную стражу в пограничных крепостях. В случае сильного движения в марках, на помощь к ним приходило королевское войско. Эти служилые люди образовали постоянное войско на границах немецких, имевшее центры по городам. По городам разделялись марки на множество бургвардов – имя, которым обозначался город с его округом. В каждом городе начальствовал бургграф или каштелян, которому были подчинены военные люди, жившие частью в городе, частью в предместье его или в округе. Графы имели власть или над одним, или несколькими бургвардами. Графы, каштеляны и весь служилый люд стояли под управлением маркграфа, облеченного полномочием в марке, как того требовало постоянное её военное положение. Геро был маркграфом в южной марке, Герман в северной. Им принадлежала не только военная власть в марке, но и юридическая у всех покоренных народов.⁴⁴⁴ На время притихли Славяне полабские; тем временем вводилось между ними христианство и основывались епископии. Священник и воин шли рядом, с одинаковою настойчивостью, для подчинения их.

Скоро после того и Чехи должны были подчиниться необходимости и уступить Немцам. В 946 году Болеслав прислал к Оттону заложников, которых с радостью показывал король народу;⁴⁴⁵ но в 950 г. перемирие было уже нарушено, Оттон с огромным войском подступил к Праге и осадил в июле месяце новый, теперь старый город, защищаемый Болеславом, сыном Болеслава I.⁴⁴⁶ Когда взята была эта часть Праги, Болеслав отец, державшийся на другой стороне Волтавы, не видел никакой возможности бороться с королем, так как войска его были весьма значительны. Поэтому он явился к лагерю Оттона, и там, стоя под знаменами, вошел с королем в переговоры и заключил с ним мир.⁴⁴⁷ Чешский князь снова обязался к дани, которую платил Генриху Вячеслав; наблюдение за Чехией поручено было брату Оттона, герцогу баварскому, Генриху, которого область соприкасалась с Чехией. С этих пор твердый и прочный мир установился между Немцами и Чехами; у Оттона и Болеслава были одни и те же враги и друзья.

В чем состояло подчинение Чехии немецким королям? Что Чехия подчинилась не на тех же условиях, как полабские Славяне, это понятно само собою; в ней остается земский князь, ничем неограниченный во внутреннем управлении, наблюдение за верностью Чехии поручается лицу, облеченному властью герцога над целою провинцией, королевскому брату. Но, говорят, чешские князья управляли Чехией на правах вассальных, как немецкие графы, бароны и т. п. Немецкие князья были вассалы, то есть чиновники королевские; им юридически принадлежало только то, что они получали от немецких королей и императоров. Если возникал спор о взаимных правах их, князьям нужно было доказать, имеют ли они и каким образом приобрели это право? Чешские князья были верховными вождями своего народа; полноправность их была так широка, как это было установлено договорами с императорами немецкими; юридический приговор был таким образом на стороне князей чешских; чего императоры не могли доказать из договоров, то им по праву и не принадлежало.⁴⁴⁸ Если обратим внимание на то, какими правами фактически пользовались императоры в Чехии, то не увидим тут ничего такого, что принадлежало к самым обычным отношениям между императором и его вассалами. Императоры никогда не имели судебной власти в Чехии, не пользовались никакими регалиями, не имели никаких доходов, за исключением стародавней подати, по произволу не распоряжались чешскими войсками, не имели права употреблять их в своих войнах, за исключением тех случаев, когда князья чешские добровольно соглашались на то, если угрожала опасность тому и другому народу.⁴⁴⁹ Во всех внутренних делах князь чешский пользовался полною самостоятельностью, за исключением тех случаев, когда император Генрих I вступился за чешского подданного (828 г.), и Оттон I за одного жупана, который, надеясь на защиту Немцев, противился земскому князю. Единственное право приуроченное себе немецкими королями во внутренних делах Чехии, было решение дел о престолонаследии, повод к чему подавали частые распри в княжеском доме. Но что и это право не имело исторических оснований, видно из закона о престолонаследии, изданного Брячиславом I.⁴⁵⁰

Еще продолжались почти каждогодные набеги Угров на соседей, но теперь нередко приходилось им терпеть сильные поражения. В 955 году явились при дворе Оттона угорские послы, под предлогом дружественных переговоров имевшие намерение ознакомиться с состоянием дел в Германии.⁴⁵¹ Когда Оттон отпустил уже их с богатыми подарками, явились к нему послы от герцога Генриха баварского с известием, что Угры подступают к границам государства. Только немногие Саксы могли сопровождать Оттона в Баварию, на встречу врагам, так как почти все войска заняты были войною в марках. Между тем Угры рассыпались уже по Баварии, вторглись глубоко в Швабию; главное войско их расположилось в окрестностях Аугсбурга, в долине Леха. Никогда еще они не нападали в таком огромном количестве, простиравшемся до ста тысяч; они хвалились, что не боятся ничего на свете, если небо не обрушится на них или земля не поглотит их. К Оттону пристали Баварцы, Швабы и Франки с той стороны Рейна; на помощь ему прислал и Болеслав чешский 1000 избранных, хорошо вооруженных воинов.

10 Августа 955 года, в день св. Лаврентия совершено было торжественное богослужение в лагере Немцев. Оттон дал обет учредить епископию в Межиборе, если Бог поможет ему в предстоящей войне; воины исповедовали друг перед другом грехи свои, клялись не оставлять один другого и слушаться начальников; когда подняты были знамена, весело пошли они на неприятелей. На восемь отрядов (legio) разделены были немецкие войска, при каждом отряде состояла тысяча вооруженных всадников. Самый блистательный и самый сильный отряд был пятый, которым командовал сам Оттон; перед ним развевалось знамя с изображением копья св. Архангела Михаила; кругом короля теснились герои – юноши, цвет храбрейших из каждого отряда. Угры обошли немецкое войско; Оттон, явившись на место боя, увидел врагов не только впереди, но и позади себя. Первому натиску подверглось то крыло, где стояли Чехи; в них пущены были тысячи стрел, потом с ужасным криком напала конница: Чехи не выдержали, многие перебиты и взяты в плен, обоз достался в руки неприятелю. За Чехами подались Швабы, опасность угрожала всему войску, страх объял даже постаревших в битве воинов. Тогда приказал Оттон храброму Конраду с Франками попытаться приостановить напор врагов на задние ряды. Отряд новобранцев, еще не видавших в глаза неприятеля, отделился под его команду, готовый в след за ним идти на смерть. Угры были обращены в бегство, пленные Чехи освобождены, и обоз отнят снова. Теперь, когда все внимание могло быть обращено на врагов, стоявших впереди, взял Оттон щит, святое копье и вскочил на коня. Завязалась кровопролитная битва со всех сторон. Подались Угры, только самые храбрые из них держались еще на месте. Скоро и все обратились в поспешное бегство. Многие старались скрыться до деревням, рассеянным в долине; но немецкие воины преследовали их, зажигали здания, в пламени которых беглецы находили ужасную смерть. Стан Угров еще в тот же день достался в руки Оттона. Преследование побежденных врагов продолжалось на другой и третий день битвы.⁴⁵²

Чешский князь Болеслав не участвовал сам в битве при Лехе, он послал только Оттону вспомогательный отряд. Потерпев неудачу, Угры думали было вознаградить на Чехии свои убытки; но были все перебиты Болеславом, на границе выжидавшим исхода войны их с Немцами. Тут попал в плен к Чехам предводитель Угров, Легель; тут потеряли они всю свою военную силу, так долго пугавшую христианскую Европу. Скоро затем Угры принимают христианство и, воспользовавшись дарами гражданственности, образуют европейское государство и входят в состав европейских народов.

955 годом заканчиваются сведения наши о Болеславе I. Нет летописных данных, от которых бы можно было отправляться в изложении его деятельности за последние 12 дет его жизни; но при преемнике его встречаемся мы с такими фактами, возникновение которых, по всей вероятности, следует отнести ко времени Болеслава I. Так, в первые же годы Болеслава II границы Чехии представляются весьма много распространенными за единственным исключением,⁴⁵³ не видим более коленных князей и жупанов, враждебных земскому князю, так что является полная централизация всей чешской земли под непосредственною властью князей земских. Расширение границ Чехии и распространение власти земского князя нужно отнести к заслугам Болеслава I. Надо думать, что дело с Уграми не кончилось в 955 году одним поражением их на границах чешских. То обстоятельство, что чешский князь в 955 г. имел одно и тоже дело с Оттоном, вооружившись против врагов всего христианства, выделяло его в глазах Немцев из среды других не немецких народов, называемых обычно варварами и не могло не влиять на последующие отношения Немцев к Чехам. Без сомнения к этому времени нужно отнести завоевания чешского оружия на юге и востоке Чехии, о которых говорит учредительная грамота пражской епископии.⁴⁵⁴ После победы над Уграми, Болеслав перенес оружие и в землю их, где жил соплеменный Чехам народ, Мораване; сюда, в Моравию, после падения моравского государства, должно было начаться сильное движение Чехов, и нет ничего удивительного, если они получили здесь скоро перевес над старым, ослабленным Уграми, населением.⁴⁵⁵ В это же время завоевана восточная часть бывшего государства Святополкова, страна между Дунаем и Татрами и некоторые жупы на север от Татров.⁴⁵⁶ Эти, так сказать, домашние события чешской истории не вошли в фокус миросозерцания иностранных летописцев, следивших только за отношениями Славян к немецкой империи. Туземный летописец, Косьма, слишком неблагоприятно отзывается о Болеславе I. Это было, пожалуй, в характере его монашеских воззрений – приписать дела отца – братоубийцы сыну, идеалу христианского князя. Но и отрицательный отзыв Косьмы о Болеславе⁴⁵⁷ дает понять направление внутренней деятельности этого князя. В продолжение 14 лет он ведет войну с Немцами; при этом является он в своей стране таким же самостоятельным и полноправным государем, каковы были князья моравские – Ростислав и Святополк. Припомним, как непрочно было до него положение княжеской семьи в Чехии, как интриговали при дворе и за границей чешские жупаны, называвшиеся у иностранных летописцев одинаким титулом с земским князем; во время Болеслава упоминается уже только один случай измены. В летописях ему придается титул царя (Видукинд); все его подданные, имеющие какую-либо власть, суть его служилые люди, чиновники, которых он свободно назначает на должность и удаляет. Все коленные князья и жупаны, наблюдавшие прежде интересы своих уделов, призываются теперь к служению целой стране, к выполнению княжеской воли. Понятно, что для Болеслава не была легка внутренняя борьба, и победа не досталась ему разом. За суровое проведение своих целей он получил прозвание Укрутного (Saevus). Но только утвердивши на прочных основаниях свою власть, он мог вывести Чехию из её узких границ и поставить на дорогу более широкую, указав ей будущность в привлечении соседних славянских народов в один союз. Первую половину своего княжения Болеслав провел в войне с Немцами, отвлекая их силы от северной марки, почти непрерывно стоявшей на военном положении; он изменил прежней политике, когда увидел, что наличными силами нельзя бороться со врагами, что союз с ними безопаснее сомнительной войны. Важное значение имеет свидетельство Косьмы о постройке Болеславом города Romano ореrе, об участии в постройке его жупанов всей страны. Припомним, что новый род укреплений на границах ввел Генрих саксонский, приготовляясь воевать со Славянами. Очевидно, Болеслав строил у себя город по этим образцам и строил его на средства всей земщины. Но это было непривычно для Чехов, земские работы Болеслава остались в их памяти до времени Косьмы, как тяжкое и несносное дело: «Мы главы народа, мы не хотим делать по твоему приказанию, и отцы наши никогда не делали подобного дела». И только чрезвычайная настойчивость и неумолимая суровость Болеслава могли сломить старые патриархальные предания. Внутренним объединением и утверждением единодержавия приобрели Чехи ту силу при Болеславе, которую они обнаружили в отношениях к соседям, в завоевании Моравии и Белохорватии и благодетельном влиянии на Польшу.

Достоверная польская история начинается с тех пор, как Немцы в своих завоеваниях у полабских Славян дошли до Одры; в это же время польские князья Пястовичи распространили свою власть от Варты до Одры. На этой реке последовало столкновение между Немцами и Поляками.⁴⁵⁸ В 965 г. Мечислав, князь польский, женился на дочери Болеслава чешского, именем Дубровке.⁴⁵⁹ Мечислав так полюбил её, что, по её убеждению, согласился оставить язычество и принять христианство. Первым проповедником в Польше был чешский священник, он крестил князя и его приближенных. Дальнейшее распространение и утверждение в Польше христианства принадлежит Иордану, первому познанскому епископу, а также и св. Войтеху пражскому. Родство княжеских домов повело к частым сношениям между Чехами и Поляками, к союзу против общего врага, оба народа являются иногда под одним князем.

Болеслав I умер 15 июня 967 года. Упоминаются четверо детей его: Болеслав и Страхквас, Дубровка и Млада, сделавшаяся потом, под именем Марии, игуменьей женского Юрьевского монастыря, в Праге.

Болеславу I наследовал сын его, Болеслав II, прозванный Благочестивым. Одною из первых забот его была – иметь в Чехии своего епископа. Но устройство новой епископской кафедры нарушало старые границы немецких епархий и встречало сопротивление в духовных сановниках. Счастливому осуществлению мысли Болеслава II способствовало то, что она нашла себе поддержку в императоре Оттоне. Император Оттон I носил высокую идею – связать романо-германский мир в один политический союз, христианскими учреждениями восстановить внутри его прочный мир и совокупными силами западного христианства подчинить и уничтожить язычество. С этою целью, налагая ярмо зависимости на Славян, живших между Лабой и Одрой, Оттон не менее ревностно заботился о христианской проповеди между ними и прочном церковном устройстве в землях их. Любимая мысль Оттона, которую он питал в продолжение 20 лет и выполнить которую препятствовали притязания заинтересованных в этом деле высших духовных сановников, была основать епископскую кафедру в Девине (Магдебурге), и подчинить ей, как всех новообращенных Славян, так и те епископские кафедры, которые могли быть устроены в землях их. Самое сильное сопротивление встречал император в майнцком митрополите: учреждением девинской епископия у Майнца отнималась целая провинция со всеми её доходами. Гальберштадтский епископ, в епархии которого находился Магдебург, также не соглашался уступить желанию Оттона.⁴⁶⁰

Вскоре после поражения Угров, в 955 году, через Гадемара, аббата фульдского, Оттон испрашивал у папы согласия на устройство новых епископий. Хотя папа Агапит незадолго перед тем не только почтил митрополита Вильгельма почетным титулом апостольского викария в Германии и Галлии и утвердил за майнцкой церковью все её права и привилегии, но и дал Вильгельму апостольское полномочие отлучать от церкви всякого, кто бы стал претендовать на права его; при всем том Гадемару как-то удалась цель посольства, он принес папскую буллу, разрешавшую королю устроить новые епископии по своему желанию. Эта булла вызвала архиепископа Вильгельма на резко-оскорбительное письмо к папе, в котором он решительно восставал против папской непоследовательности и королевских планов.⁴⁶¹ Преемник папы Агапита, Иоанн XII, успокоил Вильгельма и обещал охранять права его церкви. Таким образом мысль Оттона об основании девинской епископии не должна была теперь осуществиться. В 962 году, получив из рук папы Иоанна XIII императорскую корону, Оттон снова хлопотал в Риме о разрешении учредить в Девине архиепископскую кафедру для всех славянских народов и епископскую в Межиборе.

Папа согласился исполнить его желание и предоставил Оттону и его преемникам право сбора дани и десятин со всех язычников, как обращенных, так и имеющих обратиться. Об этом дано было знать буллою от 12 февраля немецким митрополитам: майнцкому, трирскому, кельнскому и архиепископам зальцбургскому и гамбургскому. Но митрополит майнцкий и епископ гальберштадтский не хотели уступить папскому распоряжению. Оттон довольствовался тем, что щедро наделял имениями и правами монастырь св. Маврикия, приготовляя в нем будущую архиепископскую кафедру. В 967 году, будучи снова в Италии, на соборе в Равенне, император держал перед отцами речь, в которой высказал, с какими затруднениями и опасностями сопряжено было обращение к христианству языческих Славян, указывал на крайнюю необходимость принять меры к удержанию новообращенных в христианской вере. Собор определил, как того желал Оттон, что в Девине всего удобнее устроить архиепископию для миссии между Славянами, что Гавельберг и Бранибор должны быть подчинены архиепископу девинскому. Императору предоставлено было право устроить епископии, если окажется возможным, в Межиборе, Жичах (Zeitz) и Мишне. Еще в Италии император узнал о смерти обоих неуступчивых противников – митрополита Вильгельма и епископа гальберштадтского.⁴⁶² Так устроились благоприятные обстоятельства, которыми Оттон и поспешил воспользоваться. Девинская кафедра поручена была человеку, уже знакомому со Славянами; это был Адальберт, монах трирского монастыря, в 961 году посланный в Русь, по просьбе великой княгини Ольги, но в следующем же году возвратившийся без успеха.⁴⁶³ 18 октября 968 г. Адальберт получил от папы архиепископский паллиум, император наделил новую кафедру правами, равнявшими её с кафедрами майнцкою, кельнскою и трирскою. Весною 973 года, посетив Девин, император сделал богатые приношения церкви, состоявшие из поземельной собственности, книг и драгоценной утвари.⁴⁶⁴

Мы видели, как нелегко допускало немецкое духовенство перемену в своих епархиальных границах: при всем искреннем желании императора, при всем согласии папы, учреждение девинской архиепископии встречало непреодолимые преграды в духовных сановниках, терявших долю своих прав и доходов с этим учреждением. Приходилось или выжидать смерти настойчивых лиц, или вознаграждать их надбавкой доходов и десятинами в других местах.

Без сомнения, еще до Болеслава II чешские князья заботились об устройстве в Праге епископии. Есть известие, что св. Вячеслав собирался в Рим для переговоров об этом деле с папою. С 895 г. Чехия входила в состав епархии регенсбургского епископа, но он, как и всякий другой епископ, крепко держался за свои церковные, соединённые с доходами, права, и не мог добровольно отказаться от Чехии. Когда, в 968 году, устроена была Оттоном архиепископия для Славян, когда и польский князь Мечислав получал уже своего епископа, Иордана, – Болеслав стал настоятельнее хлопотать о церковном устройстве страны своей. Сношения и переговоры с папой завязались еще гораздо ранее. Вскоре по вступлении на престол, Болеслав отправил в Рим сестру свою, Младу, поручив ей просить согласия папы на устройство епископии в Чехии.⁴⁶⁵ Папа пишет к Болеславу в 971 году: «Наша дочь... Млада, называемая также Марией, между другими предложениями, приятными сердцу нашему, передала и твою просьбу, которою ты испрашиваешь нашего согласия на устройство епископской кафедры в твоих владениях, в честь и славу церкви Божией. Мы приняли твою просьбу с радостью и постановили, чтобы при церкви св. мучеников Вита и Вячеслава, была кафедра епископская. При церкви св. Юрия мы разрешили учредить монастырь бенедиктинского ордена, под управлением дочери нашей игуменьи Марии». Вероятно, в следствие настойчивых требований регенсбургского епископа, до 973 г. не было сделано назначения на пражскую кафедру; когда же, по смерти епископа Михаила, на регенсбургскую кафедру определен был св. Вольфганг, ревностный проповедник христианства между языческими Уграми, церковное освобождение Чехии и устройство в ней епископии совершились без особых затруднений.⁴⁶⁶ Окончательное решение по поводу пражской епископии сделано было⁴⁶⁷ в 973 году, в Кведлинбурге, куда, на праздник пасхи, собрались все чины духовные и светские, где были и Болеслав чешский и св. Вольфганг;⁴⁶⁸ здесь же, в Кведлинбурге, получил от Оттона инвеституру и новый пражский епископ, Титмар, Сакс по происхождению, но долго живший в Праге и вошедший в расположение князя.⁴⁶⁹ Титмар принял посвящение от майнцкого митрополита, которому с тех пор подчинена была Чехия в высшем церковном управлении. Сделано так, быть может, с тою целью, чтобы вознаградить его за ту утрату, которую он понес чрез учреждение девинской архиепископии. Летописец Косьма говорит о Титмаре, что он освятил много церквей и своею проповедническою деятельностью способствовал утверждению христианства в Чехии. Управлял он чешскою церковью до 982 года.⁴⁷⁰

Св. Вольфганг составил записку, определявшую границы пражской епископии. Она имела бы весьма важное значение в истории политической и военной деятельности Болеслава II, если бы сохранился её подлинник. Но Косьма записал этот документ уже в подновленном виде, как представил его в своем тяжебном деле о границах пражской епархии чешский епископ Яромир-Гебгард, брат князя Вратислава. Во время княжения Вратислава II, в 1063 году, Моравия выделена была в церковном отношении от Чехии и получила своего епископа в Оломуце; в 1086 г. Яромир-Гебгард жаловался на незаконность уменьшения его епархии и при этом ссылался на документ, составленный св. Вольфгангом и утвержденный Оттоном I и папою Бенедиктом VI.⁴⁷¹ По этой записке, границы пражской епископии, а следовательно и чешского государства далеко не заключались собственной Чехией; на юго-востоке в состав чешского государства входили нынешние Моравия и земля угорских Словаков до горы Матры; отсюда границы шли через Татры рекою Стрыем до Львова и Бугом до границ польских; с севера к западу рекою Пилицей и верховьем Варты к Одре, между Вратиславлем и Глоговым, потом через Бобер к хребту Изерскому, так что на севере Чехия обнимала, кроме верхней и средней Силезии, южную часть собственной Польши. Таким образом Болеслав II владел ближайшими к Чехам народами по обеим сторонам Татр и Кроконошей; государство Святополково и белая Хорватия были чешскими провинциями; Ятвяги и Русские были непосредственными его соседями.⁴⁷² Никто не говорит, как и когда были сделаны такие широкие завоевания, и мы можем только указать на факт, не имея средств объяснить его происхождения.

По смерти Оттона I (7 мая 973 г.) принял в свои руки власть осьмнадцатилетний Оттон II. Ему пришлось на первых же порах испытать неприятности, каких немало испытал и отец его в первые годы правления: кровавую борьбу за трон с близкими родственниками. Опасным соперником его был Генрих, герцог баварский, двоюродный брат его.⁴⁷³ Баварское герцогство было тогда сильнейшее и обширнейшее между всеми немецкими герцогствами; герцог баварский был весьма популярен, обладал даром красноречия; вместе с тем это был человек беспокойный, чувствительный к интересам своего дома, даже мнимое нарушение его прав принимавший за личное себе оскорбление, от современников получивший прозвание Сварливого. Поводом к неудовольствиям было то, что на границе Баварии Оттон образовал новое маркграфство против Угров и управление им передал двум братьям, Берхтольду и Люитпольду, из фамилии Бабенбергов.⁴⁷⁴ Хотя они и должны были служить под знаменами Генриха, но, обязанные всем императору, мало оказывали повиновения своему герцогу и были для него подозрительны. При содействии Авраама, епископа фризинского, составлен был Генрихом заговор, в котором приняли участие славянские князья, Болеслав II чешский и зять его, Мечислав польский.⁴⁷⁵ Но скоро об этом дошло до сведения императора, Генрих позван был на суд и заключен в Ингельгейм, а епископ фризинский сослан в корвейский монастырь. Тогда же Оттон хотел наказать и славянских князей, но был приостановлен опасными набегами со стороны Датчан. В 975 году предпринял он поход на Чехов, прошел далеко в глубь страны, но не успел принудить Болеслава к покорности.⁴⁷⁶ Важные обстоятельства заставили его воротиться в Германию; там Генрих убежал из под стражи, нашел многих приверженцев и снова возмутил страну. Но при появлении императора, Генрих вынужден был бежать к своему союзнику, чешскому князю. Над ним заочно произведен был суд, по которому баварский герцог лишен должностей, объявлен врагом страны, его приверженцы наказаны изгнанием, конфискацией имущества, а некоторые смертью. Герцогство Бавария было передано Оттону швабскому; на счет Баварии маркграфы чешской и восточной марки получили многие права и поземельные владения; тогда же марка Каринтия отделена от Баварии и образовала новое герцогство хорутанское.⁴⁷⁷ Бавария таким образом была значительно ослаблена и лишена прежнего исключительного положения.

Летом 977 г. Оттон предпринял второй поход на Чехов, явно поддерживавших врага его. С ним шло и швабско-баварское войско под предводительством Оттона швабского. Император жег чешские селения и шел в глубь страны; но Оттон потерпел сильное поражение близь Плъзена; к тому же во всем войске распространились болезни. Это заставило Оттона прекратить поход и возвратиться без желаемого успеха. В его отсутствие в Баварии снова начались волнения: родственники Генриха Сварливого, Генрих хорутанский и Генрих, епископ аугсбургский, решились поддержать в Баварии права его. С чешским вспомогательным отрядом явился в Баварию и Генрих Сварливый; но под Пасовом союзники потерпели поражение от Оттона, подоспевшего против них из Чехии.⁴⁷⁸ Болеслав чешский прервал в этом году сношения с Генрихом и завязал мирные переговоры с императором; примирение между ними последовало в 978 г., когда на праздник пасхи Болеслав лично явился к императору.⁴⁷⁹ В марте того же года, на сейме в Девине, герцог Генрих был снова осужден на изгнание из Баварии и отдан под надзор Фолькмара, епископа утрехтского; герцог хорутанский лишен герцогства и сослан, подобному же приговору подверглись и другие сообщники Генриха Сварливого.⁴⁸⁰ С тех пор, до смерти императора Оттона II (983 г.), Болеслав находился в мирных отношениях с Немцами.⁴⁸¹

К концу X в. в политике чешских князей замечается важное изменение. Если в начале этого века, для сохранения своей свободы, Чехи необходимо должны были войти в близкий союз с Немцами, то к концу столетия необходимости союза с ними уже не представлялось. Рядом с Чехией возникло другое славянское государство, которому в ближайшем будущем суждено было оказать весьма сильное влияние на славянский мир и дать отпор притязаниям романо-германского мира. Ляшская ветвь славянского племени начала принимать участие в современных политических делах ок. 963 г. Как и другие западные народы славянского племени, Ляхи в первый раз упоминаются в летописи по случаю побед, одержанных над ними немецким войском. После подчинения полабских Славян, для наблюдения за ними, устроены были два маркграфства: южное и северное; первое было поручено маркграфу Геро, второе Герману Биллингу. Оба маркграфства почти постоянно были в военном положении, чему способствовали и внутренние смуты в самой Германии. Сильное движение в марках началось с того времени, когда сюда явились племянники маркграфа Германа Биллинга, Экберт и Вихман, обвиненные за участие в заговоре против Оттона I (955 г.). Предлагая свои услуги разным славянским народам, которые воевали с Немцами, переходя от одного народа к другому, в продолжении многих лет, они упорно держались против маркграфов, вызвали Славян к более ожесточенной войне с притеснителями, а за отсутствием внешней войны поддерживали и возбуждали внутреннюю.⁴⁸² Волнения в марках передались и к народу, жившему между Вартою, Одрою и Вислою.

В 963 г. маркграф Геро напал на Лужичан и Мильчан, которые, хотя и соседили с его маркою, но еще не были покорены и находились в союзе с заодрскими народами.⁴⁸³ Геро прошел в этот поход до Одры и остановился на границах Польши. Польский князь Мечислав принужден был платить дань за земли между Вартою и Бобром.⁴⁸⁴ На первых же порах, после подчинения, Мечислав испытал крайнее оскорбление от маркграфа Годо.⁴⁸⁵ который высокомерно обращался с ним и не уважал его княжеского достоинства. Но когда, в открывшейся потом войне, Немцы понесли поражение, император, бывший тогда в Италии, порицал действия Годо и приказывал ему помириться с Мечиславом.⁴⁸⁶ Граф Вихман, узнав, что Поморяне были недовольны польским князем, явился к ним на помощь, два раза выходил с ними против Мечислава и побеждал его. Через несколько времени (967) Вихман нашел новый случай к войне с польским князем, явившись на помощь к Волинцам.⁴⁸⁷

Стесняемый маркграфами, принуждаемый делить свои силы для борьбы со внешними и внутренними врагами, польский князь не мог бы сохранить свободы своего народа, если бы он не вошел в тесный политический союз с Чехами. Породнившись с чешским княжеским домом, принял он через чешских проповедников христианство, и с помощью чешского оружия усмирил своих врагов.⁴⁸⁸ Мы видели, что Генрих Сварливый, домогаясь королевского венца, опирался на содействие чешского и польского князей. Близкие отношения между Болеславом и Мечиславом обещали прочное будущее для обоих молодых государств. Скоро они могли играть довольно важную роль в судьбе немецкого государства и приобресть во взаимной поддержке значительные выгоды. Таковы были события 983 года, когда Немцам угрожала большая опасность со стороны славянских и датских марок.⁴⁸⁹ Славяне были выведены из терпения жестокостью и высокомерием графа Дитриха.⁴⁹⁰ Возмущение началось у Лютичей на Гаволе и нижней Одре; 29 июня явились они под Гавельбергом; город взят, охранявший его отряд уничтожен, епископская церковь разрушена. Спустя три дня, в глухую полночь, напали они на Бранибор. Дитрих, защищавший эту крепость, бежал; многие из жителей перебиты, клир взят в плен; труп епископа Додила, уже три года похороненного, вырыт из земли, ограблен и снова брошен в могилу. Поднялись Бодричи, под предводительством князя их, Местивоя; это были более враги немецкого господства, чем христианства; они дошли до Гамбурга, разграбили и разрушили город. В это же время чешское войско, под предводительством графа Деда, овладело местечком Жичи и монастырем Кальве, похитив из монастыря Оду, дочь графа Дитриха, руки которой тщетно домогался Мечислав.⁴⁹¹ Поздно поднялись немецкие князья на защиту страны. Собралось войско под предводительством Дитриха, имения которого всего более пострадали. К нему примкнули со своими войсками графы мишенский и лужицкий, многие другие графы и бароны, архиепископ девинский и епископ гальберштадтский. Они молитвою и причащением приготовились к битве со Славянами. Битва была несчастна для Славян; но скоро за тем славянские народы, в лице своих князей, приобрели снова влиятельное положение в Германии, и славянские войска брали города и крепости немецкие.

Со смертью Оттона II, 7 декабря 983 года, императорская корона должна была перейти на сына его, четырехлетнего Оттона, коронованного еще при жизни отца королевскою короною. Прежде чем решили немецкие князья, как поступить с малолетним королем, кого назначить ему в опекуны, кому передать правление за его малолетством, – выступил снова со своими притязаниями Генрих Сварливый, более пяти лет содержавшийся под стражей в Утрехте. В начале 984 года он явился в Кельн, где жило королевское дитя под надзором архиепископа Варина. Как законному опекуну и ближайшему родственнику, передан был малолетний король Оттон Генриху; имея на своей стороне саксонские светские и духовные чины,⁴⁹² других, нерешительных, Генрих склонял в свою пользу подкупом и заманчивыми обещаниями. С королевскою пышностью он праздновал пасху в Кведлинбурге; пригласил сюда своих приверженцев и принимал от них почести, приличные королю. Здесь же мы встречаем и его старых союзников, князей чешского и польского; вместе с ними был и Местивой, князь Бодричей. Но Генрих сильно ошибался, считая упроченным свое дело. В то же самое время, как он в Кведлинбурге принимал от союзников и приверженцев своих королевские почести, собрались в Гессебурге, недалеко от Вольфенбюттеля, враги его, приверженцы императорского дома, которые формально отказались от повиновения ему и присягнули Оттону.⁴⁹³ Когда и в других частях Германии Генрих не видел единодушной преданности и признания своих прав, когда его партия слабела все более и более, он не нашел другого исхода, как прибегнуть к помощи чешского князя. С чешским войском, через марку мишенскую, вторгнулся он с востока в Саксонию, дошел до Могельна, где соединился со своими друзьями. Мишенская марка была погранична с Чехией, самая Мишна была важным местом в стратегическом отношении. Из неё можно было действовать среди славянских народов и угрожать Немцам. Предводитель чешского войска, сопровождавший Генриха, хитростью занял, на возвратном пути, Мишну и посадил в ней чешский военный отряд. Потом, чтобы выиграть расположение окрестных Славян и удержать их в подчинении Болеславу, выгнал из Мишны тамошнего епископа Фолькольда: так мало прививалось христианство к Славянам, так ненавистны им были десятинные сборы духовенства.⁴⁹⁴ Овладев немецким городом, Болеслав нашел что небезопасно долее поддерживать Генриха, так как во всей Германии получила перевес противная ему партия. Когда в 985 г. малолетний Оттон действительно избран был в короли под опокою матери своей Феофании, славянские князья перешли на сторону сильнейшей партии и явились к императрице с поздравлениями.⁴⁹⁵

Мечислав польский изменил с этого времени двадцатилетнему союзу с чешским князем и начал преследовать личные интересы, независимо от Болеслава. Так, в знак особенной приязни и расположения, он подарил королю верблюда; так, он помогает Феофании устроить её запутанные дела в славянских марках, совершает с Немцами два похода против Славян полабских.⁴⁹⁶ В иных отношениях стоит к Немцам Болеслав II. Когда Феофания обратилась к восстановлению порядка в марках, она увидала, что необходимо занять снова Мишну – этот сторожевой пункт и против Лужичан, и против Чехов. У Болеслава потребовали сдачи города, но он отказал. В 986 году, когда Мечислав употреблял все средства войти в расположение Немцев и обязательно помогал им против своих собратьев, – в Чехию идет саксонско-турингское войско. На этот раз поход не был удачен, в следующем году он опять повторился; только тогда Болеслав принужден был отказаться от Мишны. Таким образом снова было восстановлено немецкое господство между Лабой и Одрой. Нужно взвесить тогдашние обстоятельства, чтобы понять необходимость уступки Болеслава. Без союзников чешский князь не мог вести успешной борьбы с Немцами, а Мечислав находил более выгодным быть в союзе именно с ними.⁴⁹⁷ Верная служба его не осталась без награды; это ясно обнаружилось в последующих обстоятельствах.

Мы видели, что естественные границы Полыни, когда в 963 году Мечислав столкнулся с Геро, простирались до Одры, что притом за земли между Вартой и Одрой Мечислав обязался платить дань; теперь, в 990 году, Чехи и Поляки столкнулись между собою на Одре. Весьма вероятно, что польский князь получил за свою верность именно землю за Одрой, часть Лужиц,⁴⁹⁸ на которую и князь чешский имел притязания. Болеслав имел союзников в Лютичах, состоявших в давнем союзе с ним и с его предками;⁴⁹⁹ Мечислав обратился к помощи немецкой правительницы, Феофании. По приказанию её, архиепископ девинский Гизилер и весьма многие саксонские графы вышли на помощь Мечиславу; сборным местом была жупа слубская, на правом берегу Одры, спорный пограничный пункт двух князей. Болеслав чешский, не вступая в бой, предложил Немцам мир и просил их посредничества в переговорах с Мечиславом; архиепископ Гизилер, согласившись с его предложением, распустил свои войска и пошел к Одре, где тогда находился Мечислав. Чешский князь указывал Мечиславу, что его союзники – немецкие графы – теперь в его руках, что лучше без войны уступить спорную землю. Но переговоры не удовлетворили враждующих сторон, Болеслав пограбил окрестности, овладел каким-то городом; неизвестно, чем кончилась эта война.⁵⁰⁰ В 991 году, союзники Болеслава, Лютичи, продолжали еще волноваться, выгнали из Бранибора какого-то Кизо, человека преданного интересам империи; но в следующем году сам Оттон, имея вспомогательный отряд от польского князя, при личном участии Болеслава чешского, идет под Бранибор. Вероятно, к тому времени дела между обоими славянскими князьями были улажены, так как преемник Мечислава, умершего 25 мая 992 года, имея в то время войну с восточными соседями, Славянами русскими,⁵⁰¹ должен был сделать уступку в пользу чешского князя.

В Чехии долго хранилось воспоминание о проповеднической деятельности в славянском мире святых братьев, Кирилла и Мефодия. При всех усилиях немецкого духовенства подавить в славянских землях память о деле святых братьев, заподозрить самое православие их, устранить славянский язык из богослужения, – временем появляются намеки, указывающие на источник, откуда получило начало христианство в Чехии. Политические обстоятельства влекли Чехию к ближайшему союзу с сильными соседями, со всех сторон окружавшими её. Рядом с государством чешским образовалась довольно опасная для него, другая сила славянская, в польском государстве; это последнее, в конце X века, дружным союзом с немецким правительством, усилилось частью на счет Чехии, частью на счет других славянских народов, к границам которых все более и более приближались Немцы в своих завоеваниях на востоке. С юго-востока скоро начала грозить Чехии новая сила в сильном государстве угорском. Окруженные народами, сплотившимися уже в государственное тело и искавшими средств к усилению на счет соседей, Чехи неминуемо должны были войти в политический союз с ними, если не хотели тратить свои силы и терять области в неравной борьбе. Более прочный союз могли бы они образовать вместе с Поляками, тогда бы они блистательно выполнили свою миссию относительно Славянства – задержать движение Немцев к востоку. Чешские князья не совсем поняли свою задачу: как они, так и высшее чешское дворянство с большею охотою поддерживали сношения с Немцами, чем с соплеменными им народами. Но этот союз в скором времени должен был обнаружить свои дурные стороны. Известно, что саксонская династия, объединив разрозненные части Германии, поставила себе широкую задачу – призвать к новой жизни народы, приходившие с Немцами в соприкосновение и для выполнения этой задачи не щадила народных верований и обычаев, не останавливалась ни перед какими препятствиями. Таким образом, вредный для Славянства и для чешской национальности союз мог быть выгодным и должен был поддерживаться лишь князьями и высшими слоями дворянства, в массе же народа этот порядок вещей встречал сильное сопротивление. Требовалось много настойчивости со стороны отдельных лиц, много ломки старых преданий, чтобы поставить Чехию на новый, случайно намеченный путь, уничтожив исторические предания и изменив народные верования, и заменив их новыми, ни чем не коренившимися в славянской жизни. Епископ Войтех, первый западник в славянском мире, всего более хлопотавший о распространении в Чехии латинского христианства, не оставил по себе доброй памяти ни у Чехов, ни у других Славян. «Пришел Войтех Латинянин в Мораву и в Чехи, и Ляхи, разрушил веру правоверную и русскую грамоту отвергнул, а латинскую грамоту и веру утвердил».⁵⁰²

Получив христианство с востока, Чехи привыкли слушать священное писание на родном языке. Когда же, в следствие исторических обстоятельств, они вошли в епархию немецкого епископа, обряды и обычаи восточного христианства должны были уступить место соответствующим обрядам западного. По при всем гнете исторических обстоятельств, при всей настоятельности тесного союза с Немцами, Славяне крепко отстаивали право слушать проповедь веры на родном языке. Почему некоторые из немецких епископов пытались помочь делу, учась по-славянски и сочиняя проповеди на этом языке. Можно заметить, что эта мера казалась необходимою именно в то время, когда сильнее обнаруживалась ненависть Славян к навязанному им христианству, когда они стали заключать между собою союзы, одновременно вооружаться и жестоко мстить церкви и её служителям.⁵⁰³ Епископ межиборский Титмар говорит о своем предшественнике, Бозо, что он писал на славянском языке, чтобы облегчить Славянам понимание христианской веры.⁵⁰⁴ Сам он тоже знал славянский язык, чему доказательством служит его хроника, где во многих местах приводятся, хотя и не всегда удачные, объяснения славянских слов.⁵⁰⁵ Епископ Вернер велел изготовить себе книги на славянском языке, чтобы потом и самому писать по-славянски латинскими буквами и проповедовать на нем.⁵⁰⁶ Гельмольд, описывая проповедническую деятельность между Бодричами Бруно, замечает, что он говорил проповеди на славянском языке; ревностный покровитель проповедников и сам лучший христианин, князь Готшалк находил нужным пояснять народу простым языком то, что было непонятного и темного в проповедях священнических.⁵⁰⁷ С указанными свидетельствами нельзя не сопоставить того, что говорит Косьма о встрече епископа Титмара в Праге: «в то время, как клир пел: Тебе Бога хвалим, простой народ восклицал кирие элейсон», а также и того, что говорит Титмар о Бозо, который был столько снисходителен к Славянам, что писал проповеди на языке их и вместе с тем позволил им (rogavit) петь кирие элейсон. – Каким путем попало сюда кирие элейсон, не есть ли это отголосок проповеднической деятельности в славянских землях греческих братьев? Тогда бы оно стояло в связи с другими явлениями, идущими из IX века и продолжавшимся в X и XI веках, о чем было говорено в своем месте.⁵⁰⁸ Вообще нельзя опускать из виду что моравская держава обнимала весьма широкое пространство и простиралась до Девина, что везде на этом пространстве мог и должен был господствовать славянский язык и богослужение. Не даром же были безуспешны все усилия Оттона – упрочить между Лабой и Одрой немецкое церковное устройство. Притом латинские проповедники могли быть сильны только в странах, завоеванных немецким оружием; на восток же от Лабы немецкое оружие проникло только во второй половине X в., и здесь могли быть, в одно и тоже время и немецкие и славянские проповедники.⁵⁰⁹

По этой причине учение Мефодия должно было храниться еще в Чехии и Моравии и находить благоприятный прием в Силезии и Лужицах. Сохранилось предание, что в окрестности Сгорельца (Zgorzelec) приходил сам св. Константин, что он был в королевской роще (königshain), в Яворнике, и поставил там церковь на месте тогдашнего капища. И долго благочестивые ходили сюда в день св. Вячеслава на поклонение кресту, поставленному на горе яворницкой.⁵¹⁰ Хотя жизнеописатели Войтеха и жалуются на недостаток веры и языческие обычаи Чехов,⁵¹¹ но нужно помнить, что это были друзья и ученики его; при том же настойчивая, но крайне бесследная и неблагодарная деятельность Войтеха в Чехии сама по себе уже много говорит против этого человека. Войтеху хотелось ввести в Чехии те же порядки, какие он видел у Немцев, среди которых получил воспитание; но его план должен был оказаться бессильным, в соприкосновении с силою, которой он совсем не хотел признать в народе, силою обычая, предания и истории. При проведении строгих правил и учреждений западного христианства в Чехии, ему не удалось найти точки опоры ни в народе, ни в князе чешском. Мы постараемся доказать то и другое при изложении его деятельности.⁵¹²

Войтех происходил от одной из первых фамилий чешских. Отец его был Славник, любицкий коленный князь, мать звали Стрезиславой. Родители Войтеха были благочестивые христиане, особенно мать его, «чистая в нравах и речах, строгая в посте, мать странных и сирот, ничего не жалевшая для бедных». Мальчик был чрезвычайно красив, и родители надеялись, что его ожидают блестящее положение и высокие государственные должности;⁵¹³ но тяжкая болезнь, заставлявшая опасаться за самую жизнь Войтеха, была причиною того, что он был обречен на служение Богу.

Первоначальные уроки грамоты Войтех брал у одного священника,⁵¹⁴ у него он научился читать и на память заучил псалтырь. Дальнейшее образование получал в известной тогда школе, при ново-основанной архиепископской кафедре в Девине, состоявшей под управлением знаменитого Отрика, Цицерона саксонского. Девинский архиепископ Адальберт в октябре 972 г. совершил над ним конфирмацию и, в знак особенного расположения, дал ему свое имя. Девять лет прожил Войтех в этой школе, окруженный с детства иноземцами; он успел в это время отвыкнуть от своего народа, забыть родную землю и, сжившись с чужими людьми, полюбить их обычаи. В 981 г. умер архиепископ Адальберт,⁵¹⁵ Отрик оставил управление школой, в том же году умер и Славник, отец Войтеха; – все эти обстоятельства заставили его оставить школу и возвратиться в Чехию. В Праге принял он сан священника от тогдашнего епископа Титмара и заслужил его расположение.

Епископ Титмар не был доволен плодами своей пастырской деятельности. В тяжкой болезни приходилось ему проверять свою прошедшую жизнь и с беспокойством сознавать, что не всегда с самоотвержением исполнял свои обязанности. Перед самою смертью, когда у его постели собрались некоторые из граждан и духовенства, между которыми был и Войтех, Титмар громко сознавал свое нерадение об обязанностях пастыря, мучился сознанием страшной ответственности за грехи всего народа.... «И вот теперь сойду я в преисподнюю, где червь мой не умрет и огнь не угаснет!» Глубокое впечатление произвели на Войтеха слова эти; в туже ночь он оделся во власяницу, посыпал голову пеплом, ходил по церквам, раздавая свое имущество убогим. Быстрая перемена совершилась с ним.

Как образованный человек и член знатной фамилии, Войтех еще при Титмаре пользовался значением и почетом в Праге. По смерти епископа († 2 янв. 982 г.), собравшийся не вдалеке от Праги, в Левом Градце, народ единогласно указал на Войтеха, как способного занять епископскую кафедру: «Кто же другой, как не земляк наш Войтех? Его знатность, богатство и жизнь совершенно будут соответствовать этому сану. Он сам отлично знает, куда должно идти и с благоразумием будет устроят спасение наших душ». Войтех не отказался от выбора. Избранный народом в пражские епископы, обыкновенно, отправлялся к императору за инвеститурой; и Войтех с чешским посольством явился на собрание государственных чинов Германии в Верону, где в то время находился император Оттон II, занятый войной с Сарацинами.⁵¹⁶ Согласие свое на избрание Войтеха в пражские епископы Оттон выразил пожалованием ему кольца и пастырского жезла; архиепископ майнцкий, Виллигиз, которому подчинена была Чехия по церковным делам, 29 июня 983 г. совершил посвящение Войтеха в епископы.⁵¹⁷ Вступление в Прагу нового епископа было весьма торжественно; клир и народ встретили его с радостью и песнями. Еще не доезжая до Праги, Войтех сошел с коня и босой, в бедной одежде, с печальным видом вступил в ликующий город.

В то время, как Войтех начал управлять чешскою церковью, совершились весьма важные события, отвлекшие внимание Болеслава II от домашних дел: смерть Оттона II возбудила в Германии внутренние смуты, сильное движение в марках. Чешский князь примкнул к претенденту на императорскую корону, Генриху баварскому, увлекся политическими событиями времени и не оказал новопоставленному епископу ни поддержки, ни поощрения.⁵¹⁸ Но епископ Войтех не мог нравиться Пражанам. Их земляк оказался совсем чуждым для них человеком. Он строго и неумолимо стал преследовать в них то, что не подходило под его идеалы или выработанные чужою жизнью, или осуществляемые лишь в стенах монастырских. В своей же земле он явился непризнанным пророком. По словам жизнеописателя⁵¹⁹ Войтех вел суровый образ жизни. Только небольшую долю своих доходов отделил он на удовлетворение личных потребностей: большая же часть шла на дела благотворительности. Каждый праздник призывал к себе неимущих, выспрашивал их нужды и награждал их; редко ранее полудня успевал он есть, никогда ранее полночи не ложился спать; постелью ему служили или голая земля, или власяница, и камень изголовьем. Никому лучше его не было известно, кто, под каким именем и где лежал в больнице, сколько выздоровело из больных и сколько умерло. При таком широком круге дел милосердия он занимался еще ручным делом, любил съесть то, что изготовил собственными руками.

При этом он не опускал из виду и главной своей обязанности – научить вверенный ему народ вере и возрастить его в христианской жизни. Но тут его аскетический идеал совершенной преданности Богу и святости не допустил его с надеждою и терпением выжидать ростка от брошенного в землю семени. Он не мог дать Чехии прочного церковного устройства, так как князю некогда было подумать о церковных делах и войти в интересы своего епископа. Строгий к себе, Войтех не мог хладнокровно относиться и к чужим слабостям. Тяжело ему было переносить, «что нераскаянный народ служит своим страстям, что люди, состоящие в родстве между собою, предаются плотскому греху, что коренится еще в его пастве многоженство, не прекращается торговля рабами-христианами, которых епископ тщетно пытался выкупать и пускать на свободу. В праздничные дни граждане предавались языческим обычаям, дни поста проводили в мирских удовольствиях. Самый клир не был в строгом повиновении: клирики жили в непозволительных связях с женщинами, к замечаниям епископа относились с ненавистью и возбуждали против него влиятельных людей».⁵²⁰ Все эти обычаи, весьма понятные в народе, еще не так давно обращенном, о духовном просвещении которого было приложено весьма мало попечений, вызывали с его стороны нетерпеливые замечания и своею неожиданностью возбуждали только неудовольствие и даже ненависть к нему. Войтех оказался в затруднительном положении, которого он не предполагал, принимая на себя управление чешскою церковью, и из которого не мог выйти без сторонней помощи. Но не имея сочувствия ни в князе, ни в высшем клире, потеряв уважение народа, он должен был сознаться в своем бессилии. Видя, что тщетны все усилия его, что он более вредит себе, чем приносит пользы народу, Войтех дошел до последней степени беспокойства и отчаяния. Находясь в таком настроении, однажды он увидел во сне Иисуса Христа, который с укоризною повелевал ему встать: «Я был продан Иудеям, а теперь опять продают меня... и ты спокойно спишь!» Еще больше встревожился Войтех этим видением. Он не выдержал мучительной сердечной боли и решился оставить паству. Случайно пришел тогда в Прагу брат княжеский, Страхквас, в монашестве получивший имя Христиана. Войтех приглашает его к себе, жалуется на неверие и нерадение народа, на нечистую связь и незаконные супружества, неповиновение клира, надменность и несносное могущество панов,⁵²¹ сознается, что все это вынудило его оставить Прагу и никогда не возвращаться к богоотступнической пастве. «Тебе приличнее управлять этим народом, тебе он будет лучше повиноваться, чем мне. С помощью брата ты будешь иметь возможность унизить гордых, обличить нерадивых, исправлять неповинующихся». Говоря так, он просил Страхкваса освободить его от обязанности исполнять которую не хватило у него сил. При этом он обещал склонить папу на согласие к посвящению его».⁵²² Но Страхквас отказался от этого предложения.

Тем не менее Войтех пошел в Рим, чтобы оправдаться перед папою в своем поступке: – вверенное мне стадо не хочет слушать меня... это такая страна, где вместо справедливости господствует телесная сила, вместо закона страсти, – говорил он. Папа согласился с его представлениями и позволил ему поселиться там, где он найдет более удобным. Войтех с радостью готов был переносить тяжелые подвиги и суровые лишения: раздав имение, он решился сделать благочестивое путешествие в Иерусалим. Императрица Феофания, находившаяся тогда в Риме, дала ему значительную сумму денег, на помин души императора Оттона II. Деньги Войтех принял, но в следующую же ночь роздал их бедным. Тогда оставил он Рим, взяв с собою младшего брата Радима, Велиха и Радлу, бывшего учителя своего, людей одинаково аскетически настроенных и духовно-близких между собою. С ними зашел он в Мотекассино, монастырь бенедиктинского ордена. Здесь сказали ему, что нет заслуги в ежедневной перемене мест, что как волнение бушующего моря составляет бедствие для мореплавателей, так и странствование грозит опасностью для переходящих с места на место; что пример славных мужей указывает на пребывание в одном месте, как на лучшее средство к духовным подвигам. Тогда он решился остаться в монте-кассинском монастыре и вступить в число его братии. Но здесь стали обращаться с ним, как с епископом, и требовать от него исполнения епископских обязанностей. Войтех оставил этот монастырь и отправился в михайловский монастырь, в Валлилуке, где тогда жил св. Нил, «дела которого в монашеском сонме блистают, как денница на небесном своде. Под руководством этого вождя множество учеников посвятило себя на служение Богу. Все они, собственным трудом снискивая пропитание, духовно подвизаются по правилам Василия Великого». Войтех, пришедши к св. старцу, пал перед ним на колени, долго лил слезы, прося совета и дружеского утешения. Но Нил не мог принять его в свою обитель и, указывая на Рим, препроводил его в монастырь Бонифация и Алексея, куда и дал ему письмо на аббата Льва. В Риме приняли Войтеха, вместе с Радимом, в монашество; в святую субботу 990 г. дали они монашеские обеты.⁵²³ Теперь-то начались счастливые дни для Войтеха. С радостью он выполнял самые трудные послушания, которые возлагали на него; добродушно подчинялся всей монастырской братии; с неутомимым рвением прилежал к молитве и чтению священного писания, с особенным удовольствием проводил время в душеспасительных разговорах с аббатом и лучшими из братии. Он совсем забыл, среди этой жизни, свою паству; но не забыл его князь Болеслав.⁵²⁴

Мишенский епископ Фолькольд, с согласия князя, приезжал иногда в Прагу и исполнял здесь епископские обязанности.⁵²⁵ К 992 г. Болеслав снова мирится с Немцами, отстает от союза с Лютичами и обращает внимание на церковное устройство страны своей. Три года пражская кафедра оставалась не занятою, в это время церковная организация, которою уже был весьма недоволен Войтех, вероятно, пришла еще к большему расстройству. Тогда князь Болеслав и народ чешский обратились к архиепископу майнцкому Виллигизу, с просьбою употребить зависящие от него средства к возвращению на пражскую кафедру их епископа. В 992 г. отправилось в Италию чешское посольство, во главе которого стоял Христиан, брат князя Болеслава, и Радла, близкий друг Войтеха. Они передали папе письма от князя и архиепископа, в которых излагалась просьба о возвращении в Чехию Войтеха. Но так как Войтех не хотел уступить желанию Чехов, а посольство твердо настаивало на своей просьбе, то папа созвал в Риме собор, на котором и решено было возвратить Войтеха на пражскую кафедру. Впрочем, ему дано было позволение снова оставить Прагу, если бы Чехи, «по обычному своему нечестию», не захотели слушать его.

Пышный и торжественный прием приготовили в Праге возвращавшемуся епископу; на встречу ему вышел князь и множество народа всякого возраста и пола. Казалось, что все затруднения будут устранены, старые неудовольствия и неприятности забыты.⁵²⁶ Войтех желал ввести в Чехии христианство со всеми особенностями, выработанными в нем западом и поднять нравственную жизнь до той же высоты, на которой она стояла в его монастыре; первый шаг к этому сделан был устройством монастыря в Праге. Выходя из Италии, он пригласил с собою 12 монахов бенедиктинского ордена; но не зная еще, какой прием ожидает его самого, оставил их на границе Чехии ждать дальнейших его распоряжений. После того, как князь и народ чешский выказали много расположения к нему, Войтех пригласил монахов и поселил их в Бревнове; так получил начало бревновский монастырь, посвященный имени Бонифация и Алексея. Это была в Праге первая колония монашествующих, рассадник веры и благочестия в Чехии, по мысли Войтеха. Князь выказал все свое внимание к этому делу епископа: так, пожаловал бревновскому монастырю из своих княжеских доходов сумму в 1500 денариев на каждогодные расходы его.⁵²⁷ Войтех получил от князя и другие знаки его внимательности и доверия, которые вполне должны были удовлетворить его благочестивую ревность. Так, ему дано было право расторгать супружества, которые заключены были в близких степенях родства, устроять церкви, где это необходимо; повсеместно вводить правильный сбор десятины. Любимое создание Войтеха – бревновский монастырь – от князя наделен землями и пожалован гражданскими привилегиями, от папы одарен церковными преимуществами; настоятель этого монастыря получил митру и другие почетные отличия.⁵²⁸ Должно думать, что в это время Чехия получила то прочное церковное устройство, с которым мы встречам её в XI в.⁵²⁹

Спокойствие Войтеха не было продолжительно; не видел он в своей пастве таких плодов, каких бы ему хотелось иметь; все еще проглядывали старые пороки и нехристианские обычаи.⁵³⁰ Снова нарушилось доверие между пастырем и пасомыми. Еще худшая наступила пора, когда Болеслав, смертельно раненный, должен был сложить с себя управление делами и поручить их сыну своему, Болеславу III и совету панов. Тогда получил при дворе важное значение род Вершовцев, издавна соперничествовавший с родом Славниковцев. Болеслав III заискивал расположения членов этого рода и оказывал им явное предпочтение.⁵³¹ Скоро случилось обстоятельство, весьма тяжело подействовавшее на Войтеха и заставившее его снова оставить епископскую кафедру. Одна знатная женщина обвинена была в прелюбодеянии;⁵³² по чешским обычаям оскорбленный муж имел право убить её. Преступница прибегла к епископу и просила у него защиты. Войтех отправил её в девичий Юрьев монастырь, надеясь, что она слезами покаяния очистит свой грех. Между тем толпа приверженцев оскорбленного мужа сделала нападение на епископский дом и искала здесь женщину, принятую епископом под свою защиту. Войтех не побоялся явиться среди раздраженной толпы и сказал: «Если вы меня ищете, я перед вами». Но начальник этой толпы, представитель рода Вершовцев, сказал: «Тщетна твоя надежда на мученичество и славную смерть. Погрешает святость твоя, пожелавшая сделать нас виновниками в грехе. Не исполнится твое желание, но совершится нечто более печальное, потому что, если эта женщина не будет нам сейчас же выдана, то в наших руках твои братья, и мы выместим свой гнев на их женах, детях и имуществе».⁵³³ Посредством подкупа выведав, где скрывается изменница супружеской верности, ворвались они в монастырь, схватили несчастную, тщетно старавшуюся у алтаря найти защиту и, когда муж не решался казнить свою жену, передали её для умерщвления рабу.

Войтех увидел, что его заступничество не принесло никакой пользы женщине, что церковные права и святость алтаря страшно поруганы. Тяжелым и несносным бременем стала для него его кафедра; напрасно уговаривал его успокоиться Анастасий, аббат бревновского монастыря; он решился снова оставить свою паству (995 г.), Там, на Авентине, в монастыре Бонифация и Алексея, жилось ему лучше, там он спокойно занимался делами спасения; туда-то и теперь стремился он. С радостью приветствовала его монастырская братия и избрала своим аббатом, когда Лев, настоятель этого монастыря, был отправлен, в качестве папского легата, в Германию и Францию. Войтех погрузился в блаженное созерцание и снова тихо потекла жизнь его. Раз во сне он увидел два разряда святых, один в пурпуровых одеждах, другой в белоснежном одеянии, один означал мучеников, другой святых мужей, посвящавших Богу свою жизнь; пища и питье тех и других состояли в вечной хвале Создателя. Тогда же он услышал голос: «Тебе приготовлено место между теми и другими, ты будешь участвовать в трапезе и почестях их!» Видение это решительно повлияло на дальнейшую судьбу Войтеха.

В 996 г. король Оттон III, вышедший уже из юношеских лет,⁵³⁴ предпринял путешествие в Италию. В феврале собралось в Регенсбурге войско для сопровождения за Альпы молодого короля. Духовные князья лично, с огромною свитою, были при войске; в середине месяца прибыл сюда и сам Оттон. Уже и тогда в его душе происходила борьба мирообладания с отречением от мира. Рассказывают, что разговор с Ромуальдом, аббатом монастыря св. Эммерама в Регенсбурге, произвел на него глубокое впечатление. На низкой скамейке сидел он у ног аббата, со слезами покаяния выслушивал его увещания, каялся ему в своих грехах и так потом говорил своим спутникам: «Воистину Дух Божии говорит устами сего мужа!» В Павии он получил известие о смерти папы Иоанна XV, в Равенне назначил в кандидаты на папский престол родственника своего, Бруно, сына герцога хорутанского Оттона, который и избран был римским духовенством в папы, под именем Григория V. Новый папа 21 мая венчал его в Риме императорскою короною. Посещение Италии не прошло даром для Оттона. Здесь так успешно удалось ему все устроить по своему желанию: восстановить немецкое господство, освободить Рим от власти Кресцентия,⁵³⁵ близкого человека поставить в папы; здесь в блистательном свете явилось перед ним императорское величие;⁵³⁶ между тем, по ту сторону Альпов, безуспешная война со Славянами не вела ни к каким добрым результатам. Оттон близок был к мысли, что поприще его деятельности и есть именно Италия, и что он есть счастливый преемник западных римских императоров. Но вместе с тем за Альпами живее почувствовал он расположение к аскетическим подвигам и мистицизму, признаки чего обнаруживались в нем и ранее. Лишь только узнал он все значение мирского могущества как овладело им настроение, в котором все земное он готов был считать ничтожным. Самые противоречащие состояния уживались в душе этого юноши, развившие в нем фантастический взгляд на жизнь, опасный для каждого человека, но страшный в государе с обширною властью. Случилось так, что люди, с которыми он сошелся здесь, могли только усилить и развить в нем это странное душевное настроение.⁵³⁷

«Этот христианнейший император, – говорит об Оттоне жизнеописатель Войтеха,⁵³⁸ – питавший всегда величайшую любовь и имевший ревностное попечение о рабах Божиих, часто во время пребывания своего в Риме разговаривал с Войтехом и, сделавшись другом его, с охотою слушал беседы его». Понятно, какого рода были эти беседы. Не могло быть душ более родственных, много общего имели они, весьма тесные узы уважения и любви связывали императора с Войтехом.

В свите императора находился и архиепископ майнцкий Виллигиз, знавший события в Чехии, как стране, подчиненной его верховному надзору. Он желал возвратить Войтеха на пражскую кафедру; но там произошли обстоятельства, которые уже не обещали Войтеху доброго приема в его пастве. Мы упоминали, что, еще перед оставлением им Праги, Вершовцы грозили выместить свой гнев на его братьях. Болезнь Болеслава II и особенное расположение к этому роду заправлявшего тогда делами Болеслава III, способствовали усилению Вершовцев; а вторичное самовольное оставление кафедры должно было возбудить неудовольствие против Войтеха и его родни и в самом князе. Однако Болеслав II не допустил тогда вспыхнуть кровавой вражде между двумя сильными родами. Когда в 995 г. из Чехии отправлен был вспомогательный отряд на помощь к Оттону III, воевавшему тогда с Бодричами,⁵³⁹ находившийся в этом отряде старший брат Войтеха, Собебор, жаловался королю Оттону на притеснения и неприятности, которые приходится переносить его роду. Самое живое участие в положении его принял польский князь Болеслав, также помогавший Оттону в походе на полабских Славян; он пригласил Собебора в Польшу, обласкал и наградил его. Но поступок Собебора оскорбил чешского князя⁵⁴⁰ и вызвал его негодование на всех Славниковцев, которые доселе пользовалась исключительным положением в стране, владели обширными поместьями, живя в славной столице князей любицких – Любице. Теперь пробил последний час Славниковцев: 25 сентября 996 г. сделано было нападение на Любицу, в которой заперлись члены рода Славниковцев со своею ратью. Отчаянная защита их оказалась безуспешною: город был взят, все население его, мужеское и женское, избито, братья Войтеха умерщвлены перед алтарем, где искали они прибежища; их богатства и поместья конфискованы.⁵⁴¹

Для Войтеха это было весьма убедительным доказательством, что в Праге к нему не расположены. И потому он отговаривался, сколько мог, от возвращения на свою кафедру. Архиепископ Виллигиз доказывал на созванном по этому случаю соборе, что требование Чехов справедливо, что было бы грехом одну пражскую церковь оставлять вдовою, когда все другие церкви имеют пастырей. Голос его одержал верх, Войтеху предстояло отправиться снова в Чехию. В том случае, если бы Чехи не захотели принять его, он имел право обратиться с проповедью к язычникам; трудиться на этом поприще было давним желанием Войтеха, для этого он выхлопотал себе титул архиепископа провинциального. Так оставил он свой монастырь и примкнул к торжественному шествию Оттона III, возвращавшегося тогда же из Италии. Войтех находился в свите его, имел возможность ближе познакомиться с императором-юношей, а этот почувствовал величайшее уважение к боговдохновенному монаху и открыл ему свое сердце.⁵⁴² «С ним долгое время проводил угодник Божий.... и ночью, так же как и днем, оставался его собеседником. Дружество его к императору вызвано было не любовью к мирским выгодам, а надеждою возжечь в нем желание небесных благ.... Он поучал императора не придавать особенной важности своему достоинству, советовал чаще приводить себе на память, что он смертен, что красота его обратится в пепел, в тление и пищу червям.., что нужно презирать блага настоящей жизни, а стремиться к вечно пребывающим». В Майнце видел Войтех чудный сон. Снилось ему, что он находится у своего брата, оставшегося в живых. Дом был великолепный: крыша и стены его были белы, как снег; здесь были приготовлены два ложа, одно для него, другое для его брата; но первое роскошно убрано, блистало пурпуром и шелком, на изголовье его была надпись: «это награда тебе от дочери короля». Этот сон растолкован был в том смысле, что дочь короля есть небесная царица, что эта награда есть награда за мученическую смерть. Еще раз имел Войтех с императором продолжительный разговор, в котором открыл ему свои намерения; потом простились они навсегда так трогательно и с такою скорбью, как отец с сыном (в октябре 996 г.).

Войтех направился в Польшу, к князю Болеславу, высокому другу и патрону его семейства, у которого нашел защиту и покровительство один из его братьев. Для очищения совести, он послал отсюда спросить чешского князя, желает ли он и его подданные принять к себе их епископа. Получен был ответ, что никто его не желает; ответ этот утешил и обрадовал Войтеха. Теперь он чувствовал себя совершенно свободным от всех обязанностей к своей епархии и мог таким образом без дальнейшего отлагательства посвятить себя делу, которого давно желала душа его, делу проповеди у язычников. Несколько колебался он только относительно того, где начать проповедь: у Лютичей ли, которые недавно стряхнули немецкое иго и отпали от христианства, или у других языческих народов. Политические виды Болеслава клонились на север, к берегам Балтийского моря, где некоторые колена Поморян уже были покорены им, другие предполагал он покорить в ближайшее время; в соседстве с ними жил еще не покоренный и не обращенный народ Пруссов. Проповедническая деятельность между ними приготовила бы поле для его оружия и политической власти; да и симпатии Войтеха более склонялись к диким племенам, еще не слыхавшим о Христе: он желал трудиться на не початом поле, искал мученической смерти!

Зиму провел Войтех в Гнездне, столице польской. Весною 997 г., получив от князя судно и 30 человек провожатых, отправился он по Висле, сопутствуемый Радимом и одним священником, по имени Венедиктом. Направляясь по течению реки, Войтех доплыл до Гданска, где вышел на землю; встреченный толпою народа, начал между ним проповедь и многих крестил. На следующий день продолжал путь морем, направляясь к востоку, к земле Пруссов. После нескольких дней плавания судно остановилось при устье одной реки, здесь высадился Войтех со своими спутниками. Когда местными жителями замечено было появление на их берегу незнакомых людей, они потребовали у пришельцев немедленного удаления и потом прогнали их. Проповедники пошли вверх по реке, но и там не нашли никакого сочувствия к своим словам. Уже Войтех стал отчаиваться в успехе своего дела среди Пруссов, им овладело раскаяние: почему он не остановился на Лютичах и не начал между ними проповеди; тут бы было устранено хотя одно затруднение, он мог бы объясняться с ними на понятном им языке.⁵⁴³ Под влиянием таких мыслей он решился воротиться снова к Болеславу или Оттону и оттуда направиться к Лютичам. Тогда Радиму, неразлучному товарищу Войтеха, явился сон, будто он вошел в алтарь и там увидел золотой сосуд с вином. Когда он взял этот сосуд, чтобы несколько отпить из него, быстро подошедший служитель алтаря остановил его словами: «Не тебе назначено пить из сосуда, а Войтеху». На следующий день проповедники продолжали путь лесом, за которым открывалась широкая равнина. Здесь, на свежей траве, Радим пел обедню, Войтех причастился тела и крови Христовой. За тем, утомленные путешествием этого дня, путники опустились на траву и погрузились в глубокий сон. В это время напала на спящих толпа раздраженных язычников,⁵⁴⁴ и без труда овладела ими. Войтех просил своих спутников не оказывать никакого сопротивления врагам и сам спокойно ожидал смерти. Ему вонзили в грудь оружие, нанесли еще шесть ударов, от которых последовала быстрая смерть. Голова святого была отделена от туловища и тело унесено, как добыча. Мученическая смерть Войтеха последовала 23 апреля 997 г. Радим и Венедикт остались в живых и скоро были выпущены на свободу. Они возвратились в Польшу и рассказали Болеславу о том, каким печальным концом увенчалась беспокойная жизнь Войтеха.

Когда происходило это в Пруссии, в монастыре Бонифация и Алексея Иоанн Канапарий видел сон, предвещавший ему смерть друга его, Войтеха. В то же время преподобный Нил писал к нему: «Знай, любезнейший сын, что друг наш Войтех живет со св. Духом и скоро блаженнейшею смертью заключит временную жизнь».⁵⁴⁵

Не совсем благоприятны были обстоятельства Чехии в последние годы жизни Болеслава II. В продолжение тридцатидвухлетнего правления не раз приходилось Болеславу менять свою политику по отношению к соседям. На глазах его выросло могучее государство польское, долго бывшее в союзе с ним, но потом отделившееся и начавшее успешно преследовать собственные интересы. С этих пор исторические судьбы Польши и Чехии, весьма много изменились. Вместо того, чтобы во взаимном союзе искать спасения против общего им врага, они начали враждовать между собою: государство, обладавшее большими силами, воспользовалось слабостью соседнего государства, – сильнейшая Польша наложила руку на слабейшую её Чехию. Болеслав II еще держал в своих руках все части обширного государства, и к концу жизни его Чехия находилась в тех же границах, что и в начале его княжения. Но вскоре после его смерти мы находим Чехию ограниченною её естественными пределами, слабою для борьбы с сильнейшим её соперником, хладнокровно принимающею от Немцев и Поляков решения судьбы своей. Нужно предположить особенные обстоятельства, которые подготовляли эти явления, постепенно лишая Чехию значения и влияния. Прежде, чем перейти к изложению этих обстоятельств, нелишне будет заметить, что наши знания о процессе распространения Чехии под Болеславами весьма ограничены; мы не можем сказать, когда и как вошла в состав её Моравия и земля угорских Словаков, в каких размерах принадлежали к Чехам Хорватия и области за Татрами. Точку отправления в суждении об этом составляют только учредительная грамота пражской епископии, да несколько указаний из позднейшего времени, – напр. завоевания Болеслава польского, столкнувшегося в Кракове со старыми господами этой области, Чехами, и еще некоторые указания у Нестора. Быстро присоединились эти области к Чехии, но быстро были и отняты у ней Поляками.

В 992 г. умер князь польский Мечислав, когда еще не кончена была начавшаяся между Чехами и Поляками война из-за обладания землям на правой стороне Одры.⁵⁴⁶ Сын его Болеслав I, по прозванию Храбрый, сначала следовал, относительно Немцев, отцовской политике: также как и отец посылал дары императору, помогал ему в войне с полабскими Славянами. За такую верность и услужливость с одной стороны он получил возможность усилить свои владения на западе присоединением части Лужиц, с другой – распространить их на счет языческих народов, Поморян и Пруссов, и раздвинуть здесь свою власть до берегов Балтийского моря. Он стал уже простирать свои виды на Хорватию и Силезию, поддерживать домашние несогласия в Чехии. Прикидываясь другом Немцев, думал распространить свое влияние и на Славян полабских, ведших упорную и беспрерывную войну с ними. Пригласив к себе друга Оттонова, епископа Войтеха, направляет и его благочестивое рвение в свою пользу: посылает с проповедью именно к тем народам, которые всего скорее должны были сделаться его подданными и с которыми уже начата была у него война. Такой умный и энергический сосед, как князь польский, скоро должен был сделаться весьма опасным для Чехов. Приняв на себя выполнение высокой задачи – объединить славянский мир и все его силы двинуть против объединенного уже саксонскою династией романо-германского мира, он шагнул далеко за естественные границы Польши, переносил свою столицу то в Прагу, то в Киев и стремился лишить княжеской власти современных ему Премысловцев. Еще около 992 г. начавшаяся между Чехами и Поляками война прекращена была лишь при содействии немецкого правительства; недоверие и взаимное нерасположение продолжали развиваться и расти между Чехами и Поляками. Если бы чешский князь чем-нибудь возбудил в Немцах подозрение, они сразу отвернули бы глаза от Чехии, и опасность со стороны Польши для неё увеличилась бы; поэтому-то тот и другой Болеслав остаются в мире с Немцами, посылают вспомогательные отряды на помощь им.

Тяжелыми утратами поплатилась Чехия за события 996–997 гг.⁵⁴⁷ Мы видели, какая глубокая приязнь установилась между изгнанником чешским, св. Войтехом, и государями немецким и польским. Нужно войти в тогдашние отношения, в расположение умов, в глубокое религиозное движение, возбужденное во всех странах мученическою смертью св. Войтеха,⁵⁴⁸ обратить внимание на широко распространившуюся славу об его чудесах, чтобы понять, каким нравственным несчастьем должно было отразиться это на Чехах, и как они должны были пасть в глазах друзей мученика, Оттона и Болеслава. По крайней мере мы знаем, что ласковый прием, оказанный Болеславом Войтеху в 996 г., потом выкуп тела его у Пруссов высоко подняли его в глазах Оттона и доставили молодой Польше весьма важные преимущества, как церковные, так и политические.⁵⁴⁹ Много также выгод приобрела Угрия, которой только частью коснулась деятельность св. Войтеха. В бытность свою у Чехов, он посетил угорского короля Гейзу, который предоставил ему все средства проповедовать и крестить еще не обращенных Угров. В это время родился у Гейзы сын, которого крестил Войтех и назвал Стефаном. Хотя кратковременное пребывание Войтеха в Угрии не могло иметь решительного влияния на христианское просвещение её,⁵⁵⁰ тем не менее около 1000 г. Угрия получила высокое место в ряду европейских государств, король Стефан принял от папы Сильвестра королевский венец и вошел в близкие отношения с Немцами. В тоже время отнимаются целые области у чешского князя, сокращается диоцеза пражского епископа, довольно большая часть её подчиняется архиепископии, посвященной имени св. Войтеха, которая была поручена его брату Радиму, известному также под именем Гауденция. Указанные события совершились в следствие двух важных обстоятельств: известного уже нам отрицательного отношения Чехов к деятельности епископа Войтеха пражского и смерти князя Болеслава II, последовавшей 9 февраля 999 г. Что касается до первого, – ученики св. Войтеха распространяют славу своего учителя в Угрии и Польше: из уважения к учителю, ученикам его оказывается везде почетный прием и поручаются важные церковные должности. Один из его учеников был архиепископом в Гнездне (Радим); другой, тоже известный уже нам, Анастасий, аббат бревновского монастыря в Чехии, вскоре после вторичного оставления Войтехом Праги, во время домашних неурядиц Чехии, погубивших весь род Славниковцев, удалился в Угрию, где брошены были его учителем более благодарные семена веры. Здесь он сделался сначала аббатом, а потом архиепископом.⁵⁵¹ Что до второго – преемником Болеслава II был государь, какого не имела Чехия ни прежде, ни после него. На ряду со своими современниками, сильными и деятельными государями Польши, Руси и Угрии, Болеслав III, по прозванию Рыжий, не соединял в себе никаких качеств хорошего правителя. Трусливый, недоверчивый, он имел много жадности, жестокости и мстительности, которым давал полную волю, отчуждал от себя народ и не обращал внимания на внешние обстоятельства, угрожавшие Чехии. В то время, как Болеслав польский, пользуясь смертью Болеслава II и нерасположением к Чехии римского императора, отнимал у неё область за областью, Болеслав Рыжий интриговал против своих братьев, подозревая в них врагов; приказав одного из них оскопить, другого задушить, он заставил их бежать за границу, под защиту Генриха баварского. Он не знал границ в жестоком обращении с подданными,⁵⁵² в следствие чего многие из них стали сноситься с Болеславом польским. А при тогдашних стремлениях Болеслава было весьма легко склонить его к деятельному участию во внутренних волнениях Чехии. Этими-то обстоятельствами, весьма дурно и круто повернувшими против Чехии, объясняется, почему в два года потеряла она свои обширные владения, почему княжеский престол стал быстро переходить от одного лица к другому и почему сильные соседи стали принимать решительное участие во внутренних и внешних делах её.

Существенною и крупною чертою в Болеславе II Косьма выставляет его благочестие. Не мало дивится он, что от такого скверного и испорченного дерева, как Болеслав I, родился такой вкусный и прекрасный плод, как Болеслав II, названный Благочестивым. «Князь этот был муж христианнейший, кафолической веры, отец сирот, защитник вдов, утешитель плачущих, покровитель клириков и странных, основатель церквей Божиих. Ибо, как читаем в привилегии церкви св. Георгия, до 20 церквей основал он и наделил их всем необходимым;⁵⁵³ он был усерднейший почитатель всего, что относится до веры и благочестия, никто при нем не получал за деньги ни духовной, ни светской должности. И в битвах был он храбрейшим, к побежденным относился милостиво; но всего более ценил спокойствие и мир. Было у него много богатств, военных орудий...⁵⁵⁴ На сколько он распространил пределы своего государства, свидетельствует об этом учредительная грамота пражской епископии». Можно указать здесь еще на свидетельство русской летописи⁵⁵⁵ о князе Владимире, из которого видно, что составитель летописи знал о соседстве Руси и Чехии в конце X в.