Глава XI. Последнее время жизни, смерть и погребение Преосв. Феофана. Необычайные знамения памяти о нем в православном мире

«Жизнь не имела бы никакой цены, если бы не было бессмертия».

«Кому страшна смерть? Тому, у кого она отнимает все и провожает на тот свет ни с чем. Кто же успел запастись нетленным богатством, того надежда утешает в час исхода».

«В час смерти в сознании чередой проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающего или утешение или сокрушение, соответственно представляющимся делам».

Преосв. Феофан.

6 Января 1894 года Вышенского подвижника не стало. Смерть не была для него неожиданностью как в нравственном отношении, так и с физической стороны. Преосв. Феофан ждал ее как желанную гостью, как единственный путь к переходу в лучший мир и всегда готовился достойно встретить. Он желал умереть о Господе, по слову апостола «желание имый разрешитися и со Христом быти». «Умирать? – говорится в одном письме, – это не особенность какая. И ждать надо. Как бодрствующий днем ждет ночи, чтоб соснуть, так живущим надо впереди видеть конец, чтобы опочить. Только даруй, Боже, почить о Господе, чтоб с Господом быть всегда»¹⁵⁹. Святитель чужд был и не испытывал обычного человеческого страха смерти, ибо по его учению смерть страшна только тому, «у кого она отнимает все и провожает на тот свет ни с чем. Кто же успел запастись нетленным богатством, того надежда утешает в час исхода»¹⁶⁰. Последние слова по преимуществу нужно отнести к самому автору их, ибо от него осталось в наше назидание великое нетленное богатство в образе его истинно подвижнической жизни, в его добродетелях и особенно в душеспасительных писаниях.

Преосв. Феофан, хотя от природы не отличался особенно крепким телосложением, но здоровьем пользовался хорошим, за исключением последних лет жизни. Только по временам он подвергался случайным заболеваниям, большей частью связанным с его усиленными литературными трудами и сидячей жизнью. На Выше, при полной свободе от срочных служебных обязанностей, при душевном спокойствии от жизненных треволнений и под влиянием благорастворенного воздуха святитель в начале чувствовал себя совершенно здоровым и вполне готовым на те великие труды, которые он здесь предпринял и с таким поразительным успехом совершил. Но чрезмерно напряженные умственные занятия, строгая подвижническая жизнь, наконец, лета старости постепенно истощили организм. Ревматизм, невралгия, выражающаяся в подергивании рук и ног, перемежающийся пульс и головокружения явились нередкими посетителями последних лет и начали беспокоить всех тех, кому дорога была жизнь затворника. В многочисленных письмах последние с тревогой справлялись о здоровье его. Святитель благодушно переносил немощи и старался успокоить своих друзей и почитателей. Его самого особенно тяготило только постепенное ослепление (катаракта), потому что с ним соединялось величайшее лишение – мысль о невозможности предаваться дорогим учено-литературным занятиям. Ради снятия катаракты правого глаза, Преосв. Феофан два раза решался на большую для него жертву – оставить любимое уединение пустыни. В 1878 г. ов ездил в Тамбов, а на следующий год в Москву для совета с врачами. Не снявши катаракты ни в тот, ни в другой раз по незрелости ее, он уже более не выезжал с Выши и лечился домашними средствами из аптек гомеопатии и аллопатии. В 1888 г. подвижник лишился правого глаза вследствие потемнения его хрусталика и последние пять лет продолжал неустанно работать одним глазом, не покладая рук до самой смерти. Он скончался, как истинный воин Христов, на духовном ратном поле с пером в руках и молитвой на устах. У затворника, как мы видели, был заведен строгий порядок жизни и он не изменял ему до конца. Только за пять дней до смерти, именно с 1 января 1894 г. обычный режим несколько расстроился. Не всегда в определенный час давался условный знак о времени чая или обеда. Накануне кончины, 5 января, чувствуя слабость, Преосвященный попросил помочь ему пройтись. Келейник провел его несколько раз по комнате; но владыка, скоро утомившись, отослал его и лег в постель. В самый день кончины, не слыша условного знака, слуга в час дня заглянул в рабочий кабинет. Святитель сидел и что-то писал... Через полчаса последовал легкий стук. За обедом была съедена половина яйца и полстакана молока. Не слыша знака к чаю, келейник в половине пятого снова заглянул в комнату: святитель лежал на кровати. Любящее сердце почуяло беду. Подойдя с тревогой к постели, слуга нашел своего владыку уже скончавшимся. Левая рука лежала на груди, правая была сложена как для архиерейского благословения. При облачении в святительские одежды, на лице почившего явно для всех просияла улыбка. И исполнилось тогда мудрое, глубоко правдивое наблюдение подвижника над последними моментами земной жизни человека. «В час смерти в сознании чередой проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающего или утешение или сокрушение, соответственно представляющимся делам». Очевидно, что затворник, вся жизнь которого была непрестанным хождением пред Богом, имел утешение скончаться в надежде наследия блаженной жизни. Три дня стояло тело в домовой церкви и три дня в монастырском соборе, и тление не коснулось его: почивший имел вид спокойно спящего человека. Преосв. Феофан скончался 79-летним старцем, не дожив четырех дней до 80-летнего дня своего рождения. Почивший погребен в склепе, в правом приделе Казанского холодного собора Вышенской пустыни. Усердием ревностного почитателя, настоятеля обители архимандрита Аркадия и братии в настоящее время над могилой его воздвигнут прекрасный мраморный памятник-гробница. И земное жилище подвижника заботой того же о. архимандрита сохраняется для потомства со своей обстановкой и в частности с домашней святыней-церковью. Не достает только одной существенной принадлежности – библиотеки. Последняя приобретена у наследников святителя одним москвичом (Лосевым) и принесена в дар церкви св. Николая в Толмачах. Нельзя сердечно не пожалеть о том, что библиотека не осталась на Выше. Если и теперь являются сюда почитатели подвижника поклониться гробу и подышать воздухом его жилища, то при библиотеке подобных посетителей несомненно было бы гораздо больше. Некоторые могли бы приехать со специальной целью заняться и воспользоваться сокровищами ее, тем более, что на страницах многих изданий они нашли бы драгоценные указания самого святителя в виде надписей и заметок на полях. При недавнем личном свидании с почтенным о. архимандритом Аркадием нам пришлось услышать от него выражение глубокого сожаления по этому предмету. Он был уверен, что библиотека Преосв. Феофана поступит в Москов. дух. академию, которая начинала дело о покупке, и таким образом станет достоянием науки и ее представителей. В противном случае Вышенская пустынь употребила бы все средства к оставлению драгоценного памятника на месте.

Уже десять лет¹⁶¹ протекло, как угас великий светильник Церкви Христовой. Пишущему эти строки, удостоившемуся счастья принять участие в погребении святителя, трудно верится тому. У нас это знаменательное погребение и сейчас как бы пред глазами. Так сильно и живо впечатление от него! Обширный монастырский собор был до последней возможности переполнен молящимися. Присутствовали родственники и почитатели почившего, собралось очень много духовенства Шацкого и других уездов Тамбовской епархии, была депутация от духовной академии; но главная масса состояла из нашего простолюдина. И тут, как во многих других случаях, сказалось замечательное отношение русского простого человека к крупным явлениям нравственного мира. Не сознавая отчетливо умом, он умеет определять истинный смысл их сердцем. Много слыша о великих трудах и подвигах Преосв. Феофана в таинственном затворе, наш простолюдин, конечно, ясно не представлял размеров и значения их, но в глубине своего верующего сердца чувствовал, что тут созидается великое духовное дело во славу Божию и во благо христианского мира. В своей простоте он еще при жизни святителя причислил его к сонму праведников, ставя имя его рядом с всенародно не прославленным еще тогда подвижником соседней с Вышей Саровской обители преп. старцем Серафимом и называя задушевным «батюшка о. Феофан». Оттого-то народ устремился на Вышу при первой вести о смерти святителя, во множестве пришел и приехал с разных сторон (были случаи за 200 верст), занял все свободные помещения обители и при недостатке их живописно раскинулся со своими незатейливыми экипажами на площади, на открытом воздухе, несмотря на крещенскую стужу. Для него это было истинное духовное торжество, особенно в том виде, как оно совершалось тогда. Замечательное, поистине церковно-художественное служение тамбовского Преосв. Иеронима, особенно его чудный голос, прекрасное пение славившегося тогда архиерейского хора – все это придавало погребальному богослужению необычайно благолепие и невольно располагало к молитве. В обычное время за литургией, тогдашним ректором Тамбовской семинарии протоиереем П.И.Соколовым было произнесено слово, посвященное памяти почившего владыки. Проповедник, избрав своей темой раскрытие текста св. апостола Павла: мне еже жити Христос и еже умрети приобретение, с точки зрения его охарактеризовал личность покойного, как великого христианского подвижника и определил общественное значение его жизни и деятельности. Речь оратора звучала сердечной, неподдельной скорбью и произвела глубокое впечатление. Видно было, что говоривший душевно переживал то, что говорил, что предмет речи слишком дорог и близок ему. И это было понятно. И проповеднику в числе многих других Господь судил приобщиться и почерпнуть от богатой сокровищницы духовных даров почившего святителя. В минуту тяжелого жизненного испытания, потеряв жену в молодых летах, он обратился к вышенскому учителю за духовным утешением и получил его. Заупокойному слову почтенного о. протоиерея суждено было сделаться историческим. Оно явилось первым драгоценным камнем, вплетенным в венок, с такой любовью возложенный на могилу подвижника его бесчисленными учениками и почитателями. Оно положило начало всем последующим литературным трудам о жизни и деятельности святителя – некрологам в газетах, статьям в журналах и, наконец, целым книгам. Вот существенное содержание этого назидательного слова-характеристики. «Почивший ныне святитель Божий Преосвященный епископ Феофан принадлежит к числу тех немногих избранников Божиих, которые не иначе проводят жизнь на земле, как во Христе и для Христа. Привыкши с ранних лет смотреть на служение Христу, как на задачу жизни, владыка всю свою жизнь посвятил этому служению. Для него, этого служения Христу, он отрекся от мира, приняв иноческий чин; в видах того же служения он оставил общественную службу и, подобно древним пустынножителям, удалился в пустынную обитель, чтобы здесь вдали от мира и мирских сует, в уединении, путем молитвенного умосозерцания Бога и самоуглубления в себя соделать в себе мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4:13). Мы не посвящены в уединенную жизнь почившего святителя, хотя и можем представить, как она трудна для человека. Приняв на себя самый тяжелый обет затворничества, владыка на целые десятки лет удалил себя от людей. За немногими исключениями он во все это время не знал иного общения, кроме молитвенного со Христом и Его святыми угодниками. Каждый день он отправлял все церковные службы, каждый день приобщал себя великих тайн Тела и Крови Христовых. Всегдашним любимым его занятием, кроме усердной молитвы, было изучение Слова Божия, ему посвящал он весь свой досуг еще тогда, когда служил на поприще духовно-учебном и епархиальном; ему отдал он себя на все время своего уединения в сей святой обители. Плодом усиленных трудов, при необыкновенных дарованиях и многосторонней учености, явились многочисленные печатные труды почившего святителя по истолкованию Слова Божия и по учению о христианской нравственности. Таких печатных трудов почившего архипастыря весьма много и они составляют великое приобретение в христианской науке. По широте и глубине мысли, обилию знаний, точности и ясности изложения, теплоте и чистоте чувств, печатные труды почившего святителя не имеют себе равных в нашем отечестве, так что не только теперь, но и надолго в будущем будут служить как источником, так и путеводной звездой для всех тружеников богословской науки и истинно-христианской жизни. Особенно великое приобретение представляют для Церкви Христовой и науки печатные труды почившего по христианской нравственности. В них он явил себя не только великим мыслителем, но и необыкновенным подвижником. Он не преподавал только наставления для нравственной жизни, а переживал их сначала и уже потом предлагал для руководства другим. От этого сочинения почившего святителя по христианской нравственности отличаются особенной обаятельностью; в них представляется целостный образ христианина-подвижника в полном применении к его силам и жизни».

«Удалившись от мира и его сует, порвав видимое, непосредственное общение с людьми, почивший святитель сделал это не по недостатку любви к людям, как могли бы подумать некоторые, а единственно из желания оградить себя от всего, что могло отвлекать его от молитвенного служения Христу. Но любя Господа, он любил и Его слуг, людей, и эта любовь к ближним была у почившего святителя самая возвышенная, чистая и святая. По причине необыкновенного смирения почивший святитель мало и редко пользовался служением других, но сам охотно и весьма много помогал людям. Будучи всегда бессребреником, он весь свой пенсионный оклад ежегодно раздавал бедным, оставляя для себя только незначительную часть на приобретение книг, нужных для научных трудов. Но особенно много послужил благу ближних почивший святитель нравственно. Кому не известно, какая громадная переписка существовала у почившего архипастыря. К нему обращались за советом, за разрешением недоумений, в нем искали утешения в скорби, облегчения в бедах все, начиная с сановников и кончая самым последним из простолюдинов. Всем он отвечал с любовью: одним подавал мудрый и целесообразный совет, других наставлял, иных утешал, многих спасал от сомнений, словом – всем был для всех, чтобы, как выражается св. апостол, всех или по крайней мере некоторых спасти (1Кор. 9:22). А какой теплоты, любви, неподдельного участия и мудрой предусмотрительности были полны письма почившего святителя, об этом знают те, коим пришлось получать от него таковые. В минуты Божьего, испытания и моя немощь удостоена была получить от почившего богомудрого учителя слово утешения, и потому на основании собственного опыта могу свидетельствовать, что почивший святитель обладал особым, чрезвычайным даром утешать и наставлять»¹⁶².

По окончании погребального чина, за которым сказал одушевленное и глубоко прочувствованное слово представитель Московской духовной академии студент-священник С.Никольский, началось продолжительное прощание с прахом почившего. Все тут было трогательно и умилительно, но один момент явился поистине необычайным. Маститый старец, настоятель обители о. архимандрит Аркадий, много видевший и переживший на своем веку, был настолько потрясен мыслью о разлуке со святителем, что при прощании, в буквальном смысле, трудно было оторвать его от дорогого праха. В глубокой сердечной муке припав ко гробу, он как бы не хотел расстаться с ним. Потребовалось немало времени и усилий, дабы прервать это последнее земное общение скромного и смиренного ученика с дорогими останками своего великого учителя. Подобный внешний факт ярко свидетельствует о том необычайном нравственном обаянии, какое производил почивший владыка на всех, соприкасавшихся с его личностью. О. архимандрит, прожив в общении со святителем 28 лет, имел его своим руководителем во всех важнейших случаях личной жизни и общественной службы, без его совета и благословения не предпринимал ни одного серьезного дела. Ему Господь судил почти 30 лет наслаждаться созерцанием идеальной красоты духовного, нравственного мира святителя. И вот теперь этот дивный образ исчезал и навсегда скрывался. Поистине было над чем глубоко задуматься и о чем с душевной мукой скорбеть. Другой факт в этом же роде. Келейник о. Евлампий, проведший со святителем целую жизнь, не мог прожить без него и краткого времени. Со дня блаженной кончины подвижника, он глубоко заскорбел и затосковал, не принимал пищи, лишился сна, а через две недели его не стало.

В чем же истинная, ближайшая и непосредственная причина подобного обаяния личности? Где та магическая сила, которая так властно покоряет и влечет к себе сердца людей? Пламенная вера в Бога, при явном осенении божественной благодатью, и беззаветная, самоотверженная любовь к людям, проникавшая все существо Преосв. Феофана и заставлявшая его совершенно забывать свое «я» – была та особенная нравственная сила, которая в соединении с другими высокими качествами его духа невольно и неотразимо влекла к нему. Люди особенно ценят в других те достоинства, которых они сами лишены и которые бы так желали иметь. Святитель в своем подвиге уже тем одним существенно отличался от окружающего грешного мира, что совсем не имел своей личной, частной жизни. Он весь принадлежал тому, что считал своим долгом и жребием общественного служения. Все для Бога и для людей и решительно ничего для себя – этот великий, идеальный принцип, бывший не только главным правилом, но и основной стихией жизни подвижника, вместе с тем явился всепобеждающей и притягательной к нему нравственной силой. «Существование в мире подобных лиц, – скажем о святителе его же словами о человеке, находящемся под особым воздействием божественной благодати, – есть великая милость Божия. Они заменяют апостольские мрежи. Как около сильного магнита собирается множество опилок или как сильный характер увлекает слабых, так обитающая в них сила Духа влечет к себе всех, особенно же тех, у коих есть начатки духа»¹⁶³.

Великий святитель Божий скрылся от нас телом, но дух его живет и всегда будет жить в православном мире. Мы говорим не о памяти о нем в науке и между образованной частью русского общества, хоть сколько-нибудь интересующегося вопросами религиозной и церковной жизни нашего отечества. Бесспорно, что тут уже и теперь имя Преосв. Феофана настолько известно и пользуется таким высоким авторитетом, что никогда не может быть забыто. Своими многочисленными литературными трудами он поистине воздвиг себе памятник нерукотворенный, к которому не зарастет тропа русской православной мысли и жизни. Но мы разумеем здесь память о почившем подвижнике в глубине сердца массы верующих русских людей всякого звания и состояния, не исключая и нашего простолюдина. Очень характерен уже один тот факт, что имя Преосв. Феофана неизменно значится записанным в поминальных книжках крестьян селений и деревень, прилегающих к Выше уездов Шацкого, Спасского, Моршанского и др., причем до последнего времени всегда стояло рядом и непосредственно за именем великого Саровского подвижника, теперь прославленного всероссийского чудотворца преп. Серафима. Замечательно также и то обстоятельство, что вскоре же после смерти святителя стали поступать к о. архимандриту Аркадию письма от лиц, знавших покойного, с вопросами о том, не было ли каких-либо особенных явлений и знамений, связанных с именем его. Некоторые же, более простые сердцем, корреспонденты как бы не сомневались и прямо спрашивали, какие были чудеса после смерти Преосв. Феофана. Маститый старец вначале пришел в смущение от подобного явления. Ему, прожившему почти тридцать лет вблизи почившего владыки, среди обычной житейской обстановки, трудно было отрешиться от земных образов и представлений и стать на иную, сверхъестественную точку зрения. Но он вскоре успокоился в глубине своего верующего сердца за память дорогого учителя, видя в названных запросах православных людей особенное знамение милости Божией к покойному святителю. И не напрасно. Вот что мы лично слышали по этому предмету от летописца Вышенской обители, иеромонаха о. Н-ра, глубоко чтящего память Преосв. Феофана и интересующегося всем относящимся к ней. В мае настоящего года (1904), – рассказал о. Н-др, – на Вышу пришла крестьянка с. Салтыковых Бут, Спасского уезда, сильно больная глазами, почти слепая и после обедни отыскивала священника, чтобы отслужить панихиду на могиле Преосв. Феофана. Я оказался очередным иеромонахом и совершил службу. Заинтересованный этим случаем, я спросил женщину, почему она знает имя Преосв. Феофана и по какому поводу служила панихиду. Крестьянка рассказала, что она уже давно страдает тяжкой болезнью глаз, лечилась у доктора, но не получила помощи. Тогда я начала по ночам молиться Богу об исцелении. В одну из таких ночных молитв мне явился инок и сказал, чтобы я пошла в Вышенскую пустынь и отслужила панихиду на могиле Преосв. Феофана. Вначале я не послушалась. Видение повторилось во второй и третий раз, и вот я теперь на Выше. «Проведя несколько дней в горячей молитве за богослужениями в храмах обители, крестьянка возвратилась на родину». В заключение своего рассказа о. Н-р выразил глубокое сожаление о том, что он не имеет сведений о дальнейшем течении болезни женщины. Какие бы ни были последствия настоящего случая, для нас очень важен уже один самый факт существования среди русского простолюдина живой памяти о почившем святителе, с глубокой верой в возможность получить от него духовную, благодатную помощь в трудные минуты жизни.

В июне текущего же года посетила Вышенскую пустынь настоятельница одного из Костромских монастырей Ф-та. Разговорившись с паломницей, тот же о. Н-р узнал, что она великая почитательница памяти Преосв. Феофана. При жизни подвижника она получила от него несколько писем с решением сомнительных и недоуменных вопросов и теперь во всех своих затруднительных обстоятельствах, во время молитвы, обращается к нему за помощью и советом. Недавно, в одно из таких обращений, святитель явился ей и велел усиленно молиться и в частности помолиться на Выше.

Наконец, следующий факт хорошо известен нам лично и тщательно проверен. В нашем городе (Шацке) недавно овдовела одна интеллигентная дама, жена видного чиновника министерства финансов, г-жа К-на. По своему происхождению она дочь предводителя дворянства соседнего уезда, бывшего лично знакомым с покойным Преосв. Феофаном, а потому о жизни последнего она много слыхала еще в детстве, в своей семье. Страшно потрясенная смертью горячо любимого мужа, вдова всюду искала облегчения своего тяжелого горя и нигде не находила. Наконец, она обратилась за духовным утешением к почившему святителю и получила его. Столь знаменательное явление сначала сделалось известным нам только по слуху. Желая удостовериться в нем, мы обратились непосредственно к г-же К-ной с просьбой разъяснить и подробно изложить обстоятельства дела и получили в ответ письмо от 20 октября 1904 года следующего содержания: «Прожив с мужем почти 30 лет душа в душу, мне было тяжело потерять его. Первые дни после его кончины, я как будто не сознавала постигшего меня горя. Все чувства во мне притупились и нужные распоряжения по перевозке тела в Ш-к и по погребению, я делала как-то инстинктивно, машинально. По прошествии же некоторого времени вся сила горя сознательно охватила меня и я всецело подпала под гнет его, самое ужасное было то, что молитва не только мало облегчала мои страдания, но по временам я совсем не могла молиться. Я впала в тоску, вследствие которой появлялись нервные сжатия горла, душившие меня. Сама жизнь казалась мне в тягость, я положительно изнемогла душой и телом под тяжестью этих страданий. Многих просила я молиться за меня и верно чья-нибудь молитва дошла до Господа, ибо в одну благодатную минуту я подошла к Царице Небесной, горячо молилась и, наклонив голову под святой иконой, долго оставалась так, чувствуя, что мне хорошо. Я благодарила Заступницу и молила Ее вразумить меня о том, что должна я делать, чтобы избежать тоски, облегчить свою душу от чрезмерной печали. Как бы в ответ на эту мольбу, я услышала тихий голос, как бы полушепот, ясно произнесший следующие слова: «надо отслужить панихиду на могиле епископа-затворника». В тот момент я не могла понять, о каком епископе упоминается и начала перебирать в памяти тех, о которых знала как о св. подвижниках, но почему-то о Преосв. Феофане не вспомнила и, желая уяснить себе этот вопрос, я стала просить Царицу Небесную помочь мне в его разъяснении. Почти тотчас я вспомнила о Преосв. Феофане и едва лишь промелькнула в уме моем мысль: «о нем ли?» как я услышала голос уже над самым моим ухом твердо, с особым ударением произнесший слово: «да!!»

«Решив исполнить повеление Господне при первой возможности, я стала чувствовать себя гораздо лучше; просила молитв Преосв. Феофана и обо мне и о душе усопшего и понемногу стала приниматься за обычные свои занятия. Дождливая весна препятствовала мне ехать тотчас в Вышенскую пустынь, но с первым ясным днем я была там и с великой радостью исполнила указанное мне, и могу сказать как пред Богом, что с тех пор ни разу не нападала на меня тоска, а также с тех пор я вновь могу молиться спокойно, находя в молитве великое утешение и поддержку в жизни. Ко всему вышесказанному считаю необходимым прибавить, что, подходя к месту упокоения Преосв. Феофана, я ощущала такой странный, необыкновенный трепет, что не сразу могла подойти к гробнице, а только сперва помолившись издали, решилась и подошла. После панихиды мне не хотелось уходить с этого места. Я чувствовала, что здесь, около этого св. места, царит та благодать, которая уврачевала мой тяжелый душевный недуг».

Приведенными свидетельствами мы, конечно, не имеем и мысли предрешать преждевременного вопроса о сверхъестественном значении самого исторического явления, о котором они говорят. Нам хотелось только установить тот несомненный факт, что память о Преосв. Феофане ярко сохранилась и живет в сердцах верующих людей. Опыт свидетельствует, что лица, пользовавшиеся нравственным руководством святителя при его жизни, находят необходимым и возможным в глубине своего верующего духа обращаться за тем же руководством и после его смерти. Будучи на земле истинным утешителем многих христианских душ скорбящих и озлобленных, подвижник продолжает пребывать таковым же и в загробном мире.