Искания младороссов

В 1923 году на Всеобщем съезде «национально мыслящей русской молодёжи», прошедшем в Мюнхене, было решено образовать Союз «Молодая Россия». Его лидером стал А. Л. Казем-Бек (1902–1977). Позднее, в 1925 году, организация была переименована в Союз младороссов. Младороссы поддерживали великого князя Кирилла Владимировича, как претендента на российский престол. Он, в свою очередь, в 1935 году направил в партийное руководство младороссов своего представителя – великого князя Дмитрия Павловича. В основной массе эмиграция не поддерживала движение младороссов, которое искало связей с советскими властями, чем воспользовалось ГПУ. В 1942 году организация была распущена. А. Л. Казем-Бек вернулся после второй мировой войны в СССР, активно сотрудничал с видными иерархами РПЦ и властями страны. Более подробно о нем см. исследование: М. Массип «Истина – дочь времени». М., 2010.

Перед нами второй выпуск «Русского Временника» (Париж 1938), издания группы молодежи, отколовшейся от Союза Младороссов. Среди разнообразных «пореволюционных» течений новый журнал приятно удивляет как свежестью мысли, действительным духом исканий, так и направлением, в котором эти искания ведутся. Для «Русского Временника», называющего себя «органом революционной монархической мысли», верность религиозной и национальной традиции России соединяется с серьезным, и не только словесным устремлением к идеалам русской интеллигенции: свободе, демократии и даже социализму. Синтез такого размаха, конечно, дело нелегкое, и авторы подчас довольно далеко расходятся в постановке новых вех. Но общий дух, их одушевляющий, настолько близок к «Новому Граду», что, несмотря на чуждую нам монархическую мистику, мы готовы видеть в группе «Русского Временника» своих ближайших друзей.

Дружба, как и вражда, обязывает к откровенности. И мы, признавая ценность многих формулировок и характеристик (среди авторов есть люди, бесспорно, талантливые), обязаны указать и пункты расхождения – или дать сигнал об опасностях.

Опасные пункты лежат на обоих крайних флангах молодой группы: на том фланге, который можно было бы назвать правым или националистическим, и на левом, или либеральном. Правый фланг представлен двумя Попандопуло (С. и В.)¹. Они оба проникнуты тем пафосом, я бы сказал той мистикой, которая сродни позднему славянофильству эпохи Александра III. Ближе всего они по духу к Л. Тихомирову, общему учителю современного монархизма. В своих «Мыслях Русского Монархиста», В. Попандопуло исходит из идеи «всеобщего духовного единства», как цели всякого общества и культуры. Понимая это единство не как предельный идеал, а как конкретное состояние, уже осуществившееся в истории, автор естественно приходит к самодержавной монархии, как лучшему историческому воплощению единства. Здесь порочен монизм самой исходной точки. Целью не может быть единство во что бы то ни стало, а единство в истине. Но путь к истине ведет всегда через диалектические противоположности, через борьбу. Конкретно, политика должна создать лучшие формы для культуры раскрывающейся, движущейся истины, а не единство окончательно найденного. Отсюда необходимость плюрализма политических начал и опасность всех монистических идеалов. Самодержавная монархия славянофилов есть утопия прошлого, жестокое искажение исторической правды. При всех ее исторических заслугах, русская монархия никогда не была идеальным носителем (не существовавшего) единства. Она была церковно-боярской в XV столетии, опричной в XVI, дворянски-купеческой в XVII, дворянской только в XVIII, бюрократически-полицейской в XIX веках. Всенародной (и то в ограниченном смысле) ей удавалось стать лишь в немногие великие моменты русской истории: борьба с татарами, реформы Петра I и Александра II. В наше время полной духовной расколотости единство самодержавия может быть только тоталитарным насилием.

С. Попандопуло в статье о пораженчестве защищает тезис обороны России, близкий и нам. Но в защите своей он исходит из предпосылок, которые можно назвать интегральным национализмом. Его оборона России проистекает прежде всего из веры в Россию, как «мощь физическую и духовную». Эта мощь, по-видимому, не нуждается ни в каком ином нравственном или религиозном оправдании. В системе духовных ценностей нация получает неподобающее, верховное положение. Автор просто не хочет мыслить себе возможность конфликта между его народом и правдой, народом и церковью, народом и Христом. По средневековому церковному сознанию христианин может участвовать в войне лишь справедливой. Новое, творимое международно-демократическое сознание (увы, теперь более разрушаемое, чем творимое) возвращается к средневековой предпосылке. Должен быть высший трибунал и над народами. Иначе жизнь станет невозможной, и наша культура разрушится в войнах абсолютных, самодовлеющих государств

На противоположном левом фланге Лев Закутин² в острой и превосходно написанной статье «Спор о демократии», пытается найти конкретное определение для демократии идеал которой он, как и все участники сборника, считает своим. Но сводя демократию к ряду «свобод», он берет на себя защиту скорее либерализма, чем демократии. Защищать свободу в наши дни дело поистине рыцарское, – и в пореволюционном стане необычное. В современной демократии наследие либерализма есть, конечно, самое ценное и самое хрупкое. И тем не менее свободой демократия не исчерпывается. Она имеет свое содержание, трудно определимое. Не желая искать его в «народовластии», мы вынуждены все-таки углубляться в коренной смысл той правды, которая скрывается в этом слове: назовем ли, ее «самоуправлением народа», построением власти «снизу вверх», всенародной организацией власти или как-нибудь иначе. Во всяком случае, для автора здесь открытая проблема для дальнейшего исследования.

Л.И. Горбов³ в статье «В защиту Монархии» дает спокойное и прозрачное построение монархии конституционной, или демократической, по классической формуле: «монарх царствует, но не управляет». Все, что можно сказать об этом политическом идеале, столь привлекательном в Англии или в северной Европе, это то, что он является утопическим для России и вообще для революционных эпох. Там, где власть по необходимости принимает диктаториальный характер, монархия или сама превращается в династическую диктатуру (или самодержавие), или играет унизительную роль тени диктатора. Ни в Италии, ни в Греции, она неспособна защитить народ от тиранов.

Сравнивая две, прямо противоположные защиты монархии в «Русском Временнике», мы видим, что они обе сбиваются на утопии: славянофильскую и парламентарную. Наш вывод: вопрос о монархии нельзя ставить абстрактно. А ставить его конкретно, значит ставить его для России, в обстановке пореволюционной. А здесь и поднимается вопрос первый – о династии и ее носителях, и вопрос второй – о народном отношении К этой династии. И вот тут-то оказывается, что весь нравственный капитал, которым некогда династия обладала, она начисто растеряла за два последних царствования. В России, как и во Франции начала XIX века, любой из революционных маршалов имеет больше шансов на (эфемерный, конечно) трон, чем старая династия, неразрывно связанная в народном сознании с дворянской Россией.

В заключение не могу не указать на досадное чувство, которое вызывает в отделе «Библиографии» рецензия на богословский сборник «Живое Предание». Журнал, конечно, мог бы прекрасно обойтись без богословских рецензий. Тем более непонятно, почему он поручил ее автору, известному крайней реакционностью своих богословских взглядов. Рецензия представляет огульное отрицание, в иронически-презрительном тоне, всех новых и свежих течений в православной мысли, которые нашли себе отражение в «Живом Предании». А там пишут далеко не революционеры, скорее люди того типа, которые называются «свободными консерваторами». К лицу ли молодому и свободному «Русскому Временнику» это реакционное пятно?