Глава VIII

Изложенные нами факты и события 1833-го и 1834-го годов показали, что для достижения одной и той же цели – воcсоединения белорусских униатов применялись мероприятия двух противоположных систем и что раздвоение это сильно осложнило и запутало течение воссоединительного дела. Ненормальность такого положения вещей слишком бросалась в глаза, чтобы не могла остаться не замеченной. И вот в 1835 г. были сделаны сильные попытки к тому, чтобы положить конец вредному для дела раздвоению, согласовать действия воссоединителей, направить течение униатского дела по одному руслу. Этой цели имела удовлетворить разосланная, по Высочайшему повелению, 13-го апреля 1835 года православным архиереям и генерал-губернаторам западных губерний инструкция, ее составителем озаглавленная так: «Мысли и советы для православных архиереев, которых паствы сопредельны с разномыcлящими в вере и уклонившимися от православия». «Мысли и советы» гласили: 1. «Архиереи тех паств, которые сопредельны с разномыслящими в вере и уклонившимися от православия, сверх общей с прочими обязанности назидать вверенное им стадо в вере и добродетели, имеют две особенные обязанности охранять православных от совращения и, поколику возможно, отделившихся от православной церкви примирять и воссоединять с ней. 2. Для успешного исполнения сих двух обязанностей, и наипаче последней, способы должны быть определены с разборчивостью, с проницательностию, с дальновидностью. Оные должны быть соображены, во-первых, с духом самого христианства, во-вторых, с духом и видами правительства, покровительствующего православию, в-третьих, с понятиями, расположениями и разными обстоятельствами и отношениями тех, которых воссоединить с православной церковию желаем. 3. Сколь удобно разномыслие рождает укоризну, а укоризна вражду, столь тщательно в обращении с разномыслящими надлежит избегать укоризн и поступков, имеющих враждебный вид, как равно противных и духу христианства, и духу правительства, и цели воссоединения. Укорять – значит раздражать, а раздражать – значит уменьшать способность к принятию истины. По сему обращение с разномыслящими и самое обличение заблуждений должно быть столь миролюбиво, сколько можно сие делать без оскорбления истины и без соблазна православным. Сие правило относится к должностным сношениям, к проповедям, к разговорам и к обхождению в обществе. 4. Правило миролюбия с особенной силой должно быть применено к тем, которые отделены от православной церкви более силой обетоятельств, нежели разноверием, каковы суть униаты. Им более надлежит указывать на законную одинаковость их верования и богослужения с нашим от признанного в первоначалии униатства символа веры до малейшего обряда, нежели поставлять им в вину разности, либо вкравшиеся, либо насильно втеснившиеся в оное. 5. Впрочем, правило миролюбия должно быть ограничиваемо правилом твердости и осторожности, как, во всяком случае, так особенно в отношениях к духовенству римского исповедания, которого иноземное направление и наклонность к действованию наступательному миролюбивую уступчивость православных могло бы обратить во вред православия. Должно бдительно смотреть, чтобы духовенство римского исповедания не вторгалось не только в пределы православия, но и в пределы униатства, и поставлять против сего чуждого влияния все возможные преграды. 6. Для избежания встреч затруднительных и распрей бесполезных, православному духовенству нужно иметь осмотрителыность, чтобы в неносредственные сношения с духовенством других исповеданий вступать в тех только случаях, где можно предвидеть миролюбивое соответствие и справедливое удовлетворение требований, а о случаях, в которых открывается или предвидится противоборство, православные священники должны представлять предварительно своему архиерею, а сей, смотря по роду и важности дела, секретно доносить Святейшему Синоду или относиться к Г.Синодальному обер-прокурору для сношения с управлением иностранных исповеданий. 7. В православные приходы, смежные с неправославными, с особенным вниманием определять должно таких священников, которые соединяли бы ревность с разумением истины и наипаче с назидательностью жизни, кротостью и бескорыстием. Дверь слова отверзается временно, добрая жизнь служителя слова проповедует истину денно и ночно. 8. Преимущественная близость к православной церкви униатов, и по религиозному, и по национальному их положению, должна внушать православному архиерею как преимущественную надежду, так и преимущественное попечение о возвращении их от случайного, неестественного, мнимого соединения с западом к первоначальному, естественному, истинному единству с востоком. 9. Труднее воссоединение униатского духовенства, нежели мирян: но зато цельное воссоединение духовенства и мирян было бы решительнее, потому что сделало бы охранителями единства тех, которые, оставаясь вне воссоединения, имеют все побуждения колебать и отвлекать воссоединенных. Посему не должно пренебрегать частных присоединений к православной церкви, нo также должно, с молитвой и упованием на Бога, помышлять о воссоединении общем. 10. Лица, семейства, селения, приходы униатские, которые оказываются созревшими для присоединения к православной церкви и подают надежду быть твердыми против покушений к новому их отторжению, должны быть присоединяемы немедленно, дабы медление, имея вид холодности и неусердия, не обратилось для них в искушение и соблазн. 11. Напротив того, не должно торопиться присоединением, когда расположение к присоединению примечается не довольно зрелым и способным выдержать противодействие. 12. Лучше не спешить открытием присоединения, когда действование тихое обещает увеличение числа расположенных к присодинению, без сильного противодействия, которое возбудилось бы ранним частным присоединением. 13. Со вниманием надлежит усматривать благонамеренных членов униатского духовенства и постепенно установлять и утверждать с ними сношения, на взаимной доверенности основанные. 14. Есть ли кто из подчиненного униатского духовенства, за дальностью от своего епископа или по другим обстоятельствам, будет в каком-либо случае просить наставления или разрешения от православного епископа: то сей не должен изгонять грядущего, но с любовию преподать справедливое наставление или разрешение, в виде совета, с указанием основания оного в слове Божием, или в правилах церковных. He должно пренебрегать и нитей, относящихся к союзу любви: из нитей может составится вервь и ткань. 15. Желательно, чтобы отношения сопредельных паствами архиереев православного и униатского достигали той степени взаимной доверенности, чтобы иногда место, подведомое последнему, но удаленное от глаз его и находящееся в глазах первого, могло быть посещено и надсмотрено православным архиереем, с доставлением о том сведения униатскому, так, чтобы сей не принял сего ни за что другое, как за благонамеренную помощь, а подчиненные видели бы в сем доброе согласие обоих начальств, и получали неприметное направление к единству. 16. Дабы снять с пути воссоединения и мелкие претыкания для священников униатских, православный архиерей может тем из них, которые наклонны к присоединению, смотря по надобности, подавать следующие мысли: что прежние их выгоды останутся при них ненарушимы и по присоединении, а в нуждах найдут они новую помощь и покровительство, и в православном начальстве духовном, и в благопопечительном правительстве, и что православное духовное начальство, признавая и уважая в них характер священства, не уменьшит сего уважения за некоторые черты внешности, им обычные, каковы суть –особенный род одежды и брадобритие, и не будет принудительно требовать перемены привычек, нравственности не противных, хотя, впрочем, для новопосвящаемых по присоединении, вероятно, предпочтено будет правило единообразия с обычаем господствующим. 17. Для той же цели, снисходя к простоте новообращаемых, непредосудительно будет дозволять, по крайней мере вначале, некоторые униатские обыкновения, из подражания католикам употребляемые при богослужении, впрочем, вовсе не противные духу св. нашей церкви, и такие, к которым простой народ привержен более, нежели к коренным уклонениям от православной церкви, например, общее священника с клиром пение в церкви после обедни стиха: «Святый Боже», сопровождаемое колепопреклонением и пр. 18. Равномерно можно принять правилом, что как некоторые из священников униатских отрекаются от принятия православной веры единственно по непреклонности к этому жен их католичек, то, в случае присоединения и; православной вере униатских священников, дозволять женам их римского обряда оставаться в своем законе, в надежде, что по времени, пример мужа воздействует и на жену. 19. He менее всех предыдущих важное правило есть то, чтобы действовать скромно, без шума и преждевременной гласности. Чем важнее цель, тем хуже безвременное и неуместное оглашение оной, полезное только для противников оной»⁵⁴⁵.

Появление инструкции было громадным событием в истории последнего воссоединения. Во-первых, инструкцией впервые давались всем власть имущим точные, ясные и однообразные указания, как действовать в отношении униатов, во-вторых, это был первый случай, когда православная духовная власть, в лице Св.Синода, и гражданская, в лице министра внутренних дел, одинаково взглянули на унию и на способы ее воссоединения и положили начало единодушному действованию. В виду столь важного значения разбираемого факта, считаем нужным остановиться на вопросах: чем было вызвано появление инструкции и кто был ее составителем? Считаем нужным тем более потому, что, по нашему мнению, эти вопросы до настоящего времени оставались недостаточно выясненными.

Пр.Иосиф Семашко в своих «Записках» заявляет, что «Мысли и советы».. составлены им для Секретного Комитета⁵⁴⁶. Биограф пр.Иосифа г.Киприанович повторяет заявление пр.Иосифа добавляя, что составленные Семашкой «Мысли и советы» были разосланы после того, как они были одобрены Секретным Комитетом⁵⁴⁷. Дело обстояло несколько иначе. Поводом к составлению инструкции, как мы уже видели⁵⁴⁸, послужила резолюция Государя Императора, положенная им по поводу донесения пр.Смарагда от 9-го октября 1833 г.⁵⁴⁹. Таким образом, инициатива составления инструкции вышла от самого Государя Императора; принявшие участие в составлении ее были лишь исполнителями Высочайшей воли.

Вопрос кто составил инструкцию, также решается не в пользу пр.Иосифа. Инструкция была составлена, несомненно, иным лицом, хотя и не без участия Семашки. Нам представляется дело в таком виде. Основание для инструкции положено министром внутренних дел Блудовым. Получив 26-го января извещение о Высочайшей резолюции, он в письме к Нечаеву от 6-го февраля 1834 г. предложил принять в основание для инструкции такие положения: I) «духовенство гр.-российское должно соблюдать в отношении униатов братскую любовь и избегать всяких действий, враждебное расположение обнаруживающих; 2) униаты в течение более 200 лет были игралищем политических видов Польши и римского прозелитизма они доведены необходимостью к настоящему перерождению они и ныне состоят под влиянием польских помещиков и римского духовенства; и потому должно едва ли не более обращать внимание на устранение сего внешнего влияния, нежели действовать на униатов прямо и непосредственно; 3) следует стараться привлечь, прежде всего, униатское духовенство и не заставлять оное действовать за одно с римлянами; 4) а так как это духовенство зависит от польских помещиков и римского духовенства, то не следует упускать никакого случая уверить оное, что всякий священник найдет полную защиту и покровительство против неправедных притязаний местных владельцев». Затем министр высказывался против частных присоединений, доказывая, что они могут только повредить делу, возбудить фанатизм в остальных униатах, рекомендовал воздерживаться от них, особенно в тех случаях, когда будет предвидеться какое-либо сопротивление, выжидать время и пользоваться обстоятельствами, воздерживаться также от порицания, слишком резкого, нововведений в гр.-униатской церкви, наоборот, уверять гр.-униатское духовенство, что ему будет предоставлена свобода брить бороды и носить прежнее платье: православным архиереям советовал относиться с доверием к И.Семашке и Лужинскому, «в благонамеренности которых и желании способствовать благому делу правительство вполне уверено». В заключение Блудов писал: «правительство до того времени не обнаруживало своего желания присоединить униатов, оно шло к сей цели косвенным образом, на основании представлений гр.-униатских властей и самих папских булл, обеспечивающих для униатов все церковные постановления и обряды богослужения, гр.-восточной церкви свойственные, поэтому и в инструкции, и в действиях надо наблюдать, чтобы правительство не было скомпрометровано»⁵⁵⁰. «Основная мысль в сих соображениях Блудова состоит», – докладывал 10-го февраля Нечаев Государю, – «согласно с известными уже мнениями Литовского еп.Иосифа Семашки, в предположении действовать на понятие народа и убеждать оный к присоединению не прямо и не вдруг, а сначала склонять к оному постепенно духовенство униатское и потом через оное покорять умы прихожан для восприятия чистого православия»⁵⁵¹.

В ряде мнений Блудова ему лично принадлежали только два последние о доверии к Семашке и Лужинскому и об осторожности в действиях. «чтобы правительство не было скомпронетировано⁵⁵², остальные – уже не однажды высказывались Семашкой в докладных записках по униатскому вопросу; Блудов, разделявший во всем взгляды последнего на способы воссоединения униатов, повторил тут его мысли. В основу инструкции, таким образом, предлагались мысли, принадлежавшие Семашке.

Нечаев, прежде чем высказать свое заключение о мнениях Блудова, просил Высочайшего разрешения сообщить эти мнения митрополитам Новгородскому и Московскому, «как членам Синода, более других опытным и сведущим в делах такого обширного объема», и также спросить местных православных архиереев, притом так, чтобы дать им полную свободу высказать свои мысли и наблюдения Государь согласился. Тотчас состоялось совещание Нечаева с мм.Серафимом и Филаретом. В начале марта Нечаев спрашивал м.Филарета: готова ли инструкция? на что последний 6-го марта отвечал: «Напоминанию об инструкции, кажется, быть рано, когда известно, что о ней должна была переписка с епархиальными архиереями? Но что мне делать? Еще не нахожу времени и мысль недовольно беременна инструкцией, не приобретение – скорые, но безжизненные роды»⁵⁵³. Значит, на совещании было решено запросить архиереев и пр.Филарету поручено написать инструкцию. Предполагалось, что сначала будут спрошены архиереи, а потом уже м.Филарет составит инструкцию, но затем был избран другой путь. 31-го марта 1834 г м.Филарет пересылал Нечаеву уже изготовленную инструкцию «Мысли и советы», в 17 параграфах (1–16 и 19)⁵⁵⁴ с запиской «Вот мысли и советы. Они читаны мной владыке⁵⁵⁵, и им одобрены. Случилось, что читаны и Дмитрию Николаевичу⁵⁵⁶, и он, также соглашаясь, предложил одно пополнение и одну перемену выражений, как увидите в тексте⁵⁵⁷. Мысль его: доложить Государю тотчас с тем, чтобы послать к архиереям в виде секретного совета, предоставя им представить свои мысли, какие им полезными представятся для той же цели».

Можно ли после этого сомневаться, что инструкция составлена ни кем другим, как м.Филаретом. Московский святитель, таким образом, развил мысли Блудова, облек их, как только он умел облекать, в сжатые, но сильные и выразительные формы и дополнил «некоторыми другими, с возможной предосторожностью придуманными, предположениями, не стесняющими приличной православному духовенству ревности в приобретении верных чад церкви и отечества по мере открывающейся удобности»⁵⁵⁸.

После этого преосвященным западных епархий⁵⁵⁹ были сообщены для обсуждения уже не голые мнения Блудова, а филаретовские «Мысли и советы». Преосвященный Минский Евгений признал «Мысли и советы» «весьма благоразумными, осторожными, полезными и надежными к достижению успехов в обращении униатов к православию». Пр.Кирилл Подольский обещал ими воспользоваться. Волынский Иннокентий, одобряя мысли, доказывал необходимость не только добросовестного содействия гражданских властей и униатских прелатов, но и сильного обуздания католического духовенства и своеволия «помещиков польской нации». Того же желали преосвященные Могилевский и Полоцкий. Гавриил, арх.Могилевский, кроме того, рекомендовал дозволить женам переходящих в православие униатских священников оставатьея в р.-католической вере; преосв. же Смарагд предлагал оставаться в воссоединяемых гр.-униатских церквях некоторые римские обыкновения, напр. пение «Св.Боже» с коленопреклонением и т.п., но считал невозможным допустить брадобритие, боясь, что «с допущением брадобрития православие лишится одного из убедительнейших аргументов своей истинности»⁵⁶⁰ пр.Смарагд под этим аргументом разумел сходство небритых священников с наружным видом И.Христа, апостолов, св.отцов и и даже некоторых недавно умерших униатских архиереев и священннков. Пр.Смарагд считал также полезным: а) устроить, чтобы православные архиереи могли оказывать униатским священникам пособие; б) приглашать униатских священников в православные церкви для совместных служений в торжественные дни благодарственных молебствий; в) запретить гр.-униатским духовным вступать в брак с р.-католичками, г) подчиннть униатское духовенство ведению обер-прокурора Св.Синода⁵⁶¹. Общее возсоединение Смарагд признавал невозможным и настаивал на необходимости частных присоединений, считая время преобразований в униатской церкви самым благоприятным временем для таких присоединений.

Из приведенных мнений преосвященных два мнения: пр.Смарагда – об оставлении в униатских церквях некоторых нововведений, и Могилевского Гавриила – об оставлении священнических жен в р.-католической вере, были приняты м.Серафимом и Блудовым, затем, «в виде неопределенного вопроса», предложены членам Синода, не участвовавшим в составлении инструкции, и, по одобрении последними, занесены в инструкцию: первое составило 17-й параграф, второе – параграф 18-й. Митрополиты Серафим и Филарет и обер-прокурор Нечаев согласились также с мнением пр.Смарагда и Гавриила о подчинении униатов обер-прокурору Св.Синода.

Только 9-го февраля 1835 г. Нечаев докладывал Государю Имиератору «Мысли и советы» с замечачиями епархиальных преосвященных. Замедление произошло от того, что Нечаев, отправившись в отпуск за границу, увез с собой архиерейские отзывы и возвратилея с ними в Петербург в ноябре 1834 г.⁵⁶². Теперь же он ходатайствовал пред Государем об изъятии униатов из ведения департамента иностранных исповеданий и подчинении их обер-прокурору Св.Синода, ссылаясь на мнения мм.Серафима и Филарета, епп.Гавриила и Смарагда, гродненского губернатора Муравьева и на пример из прошлого, когда кн.Голицин, будучи обер-прокурором Св.Синода, управлял департаментом всех исповеданий. Государь 10-го февраля положил такую резолюцию: «Покажите все сие министру внутренних дел, и что он заметит, представить мне в записке за общим вашим подпасанием». 28-го марта было представлено общее мнение, после чего подчинение униатов обер-прукорору, как признанное правительством преждевременным, было отложено; инструкция же 13-го апреля была разослана всем православным преосвященным западных епархий⁵⁶³ и генерал-губернаторам: Смоленскому, Витебскому и Могилевскому кн.Хованскому, Виленскому военному, Гродненскому, Минскому и Белостокскому гражданскому кн.Долгорукову, Киевскому, Волынскому и Подольскому гр.Левашеву, последние обязывались хранить ее в секрете и не распространять далее, очевидно, чтобы «не скомпрометировать правительство». Секретному Комитету⁵⁶⁴ она не доказывалась и не могла последним рассматриваться пo той простой причине, что Комитет начал свое существование, как мы увидим⁵⁶⁵ и, лишь через 1,5 месяца после этого, 26-го мая 1835 года.

Через 1,5 месяца после рассылки инструкции начал свое существование Секретный Комитет по униатским делам.

Первым подал мысль об учреждении Комитета пр.Филарет, митр.Московский: эту мысль затем поддерживал пр.Иосиф Семашко в своей записке от 25-го апреля 1834 г., наконец, Блудов, министр внутренних дел, 21-го июня того же года в Аничковом дворце доложил ее Государю Императору. Государь повелел, чтобы Комитет для совещания пo делам униатским был в надлежащее время составлен из мм.Серафима и Филарета, архиеп.Тверского Григория, м.Иосафата Булгака, еп.Иос.Семашки, генерал-от инфантерии Толстого, кн.Голицына, статс-секретаря Танеева, министра внутренних дел и обер-прокурора Св.Синода. 30-го декабря 1834 г. Блудов в Зимнем дворце повторил доклад о Комитете. Государь соизволил· учреждение и открытие совещательного для дел униатских Комитета отложить до возвращения митр.Филарета в июне или августе будущего 1835 г. 26-го мая 1835 г. Блудов снова докладывал Государю на Елагином острове о необходимости открытия уже не одного Секретного Комитета, но и предварительных тайных совещаний к нему Государь повелеть соизволил участвовать в предварительных тайных совещаниях по делам учреждаемого Комитета м.Филарету, еп.Семашке, синодальному обер-прокурору и Блудову⁵⁶⁶. 29-го мая Блудов извещал Булгака и других об образовании Комитета для предупреждения «новых произвольных отступлений от сродных униатам обрядов русскаго богослуслужения и церковных уставов и устранения возможных недоразумений, которые бы могли возникнуть между духовенствами гр.-российским и униатским»⁵⁶⁷. 9-го июня, по докладу министра внутренних дел, правителем дел Комитета был назначен служащий в I отделении Собственной Его Императорскаго Величества Канцелярии, дейст.ст.сов.Ханыков⁵⁶⁸. Такова оффициальная сторона дела.

Теперь познакомимся с «секретною» стороной Комитета.

Чтобы уразуметь намерения правительства в отношении Комитета и надежды, какие последнее возлагало на него, надо уяснить политику правительства в униатском вопросе.

«Правительство», – писал в феврале 1834 г. Блудов, – «до этого времени не обнаруживало своего желания присоединить униатов, оно шло к сей цели косвенным образом, на основании представлений гр.-униатских духовных властей и самых папских булл, обеспечивающих для униатов все церковные постановления и обряды богослужения, гр.-восточной церкви свойственные. Поэтому и в инструкции, и в действиях надо наблюдать, чтобы правительство не было скомпрометировано»⁵⁶⁹. Скрывая, таким образом, свою главную и конечную цель, правительство свое вмешательство в униатские дела оправдывало «законными, благовидными намерениями», оно выставляло на вид свой долг охранить униатов с их верованиями и обрядностью от гнета Латинских панов и ксендзов, и от возможного поглощения унии католичеством. Опираясь на униатские власти и на папские буллы, правительство с 1828 г. провело ряд мер, которые непосвященным в тайны политики казались лишь средствами к восстановлению status quo униатской церкви, на самом же деле вели к воссоединению ее с православной церковью. Впрочем, с 1832 г., когда Государем Императором была одобрена мысль Семашки о подчинении Гр.-униатской коллегии Св.Синоду, правительство начало приурочивать все свои распоряжения к достижению ближайшей цели, именно к подчинению униатов Св.Синоду. И эту посдеднюю цель едва ли оно скрывало от м.И.Булгака и других видных униатов; и последним она не могла казаться такой страшной, как воссоединение.

21-го июня 1834 г. Блудов докладывал Государю, что, «кажется, все уже подготовлено к присоединению к Св.Синоду». Оставались неподготовленными только православные⁵⁷⁰ и прежде всего... Св.Синод. Последний, спустя полтора года, в конце 1836 г. еще опасался, чтобы главное подчинение ему Коллегии «не произвело неблагоприятного от превратных понятий и толков впечатления на умы даже некоторых православных низших состояний и еще более старообрядцев, коих лжеучители не пропускают случая вредить нашей церкви и властям ее в мнении простолюдинов»⁵⁷¹. Это обстоятельство являлось немалым препятствием при осуществлении воссоединительного плана. К нему присоединились другие беды. Непонимание православными духовными властями системы, принятой министром внутренних дел, недоверие к сочувствовавшим воссоединению униатским епископам и развившаяся политика частных присоединений обострили отношения между униатами и православными, выставив ряд новых препятствий на воссоединительном пути. Сблизить униатов с православными, примирить и объединить их – это было не только важно, но и существенно необходимо для дела. Вот эта-то задача и возлагалась, прежде всего, на Комитет. Комитет, скажем словами Блудова, должен был «обдумать и приготовить меры, которые нужно принять впоследствии для успешного хода униатских дел»⁵⁷².

Дело с открытием уже намеченного Комитета затянулось, как мы видели, почти на год. Обстоятельства за это время сильно изменились, планы правительства раскрылись: униаты и католики поняли, к чему ведется дело. Изменились обстоятельства, – изменился и план действования: предвиделась необходимость ряда мер явных, крутых, решительных, неожиданных, к которым бы враги не были подготовлены. Медлившее доселе с окончательным воссоединением униатов, правительство начало подумывать о скорейшем конце униатского дела. При таком положении дела задачи Комитета усложнились, ему, по мысли Блудова, предстояло не только «согласовать меры, предпринимаемые по министерству внутренних дел и по управлению гр.-российскими церковными делами, дать более силы и прочности исполнению последовавших уже от правительства постановлений в отношении к униатам, действовать постоянно на их преобразование по части учебной, церковному устройству, богослужению и благочинию, на основании самих папских булл, положивших начало унии; но и меры, принимаемые по сему наружному преобразованию, так обдумывать и так направлять, чтобы они действовали и на окончательное обращение униатов в православие». Первое могло производиться открыто, но второе должно было совершаться в тайне. Доверить и то, и другое намеченному Комитету Блудов не находил возможным. «При некоторых членах Комитета», – докладывал он 26-го мая 1835 г. Государю, – «обсуждать дела во всех отношениях было бы и неприлично, и не безопасно». В виду этого, он просил соизволения Государя на учреждение, кроме Комитета, еще особых совещаний некоторых его членов, на которых бы предварительно обсуждались текущие дела униатские, вырабатывались и приноравливались к окончательному воссоединению разные мероприятия и затем уже предлагались на внимание Комитета те обдуманные меры, «в бесспорном принятии которых не предстояло бы никакого сомнения»⁵⁷³. Государь, как мы уже знаем, повелел участвовать в предварительных совещаниях по делам учреждаемого Комитета четырем членам: м.Филарету, еп.Семашке, Блудову и Нечаеву. Составилось, таким образом, два секретных комитета – большой и малый. Первый представлял интересное, в своем роде единственное учреждение: это был Секретный Комитет, которому правительство не решалось доверить своих секретов по тому самому делу, ради которого его создавало. Замечательно, что Блудов в своей записке, которая была прочтена им членам Комитета, совершенно умалчивает о намерении правительства присоединить униатов, а объясняет его действия в униатском деле теми благоприятными мотивами, которые не могли скомпрометировать правительства: долгом правительства охранить народность и свободу вероисповедания униатов от постороннего польского и латинского влияния, оградить права, постановления и обряды униатской церкви, «не предать одного из равных вероисповедашй преобладанию другого, но оказать преобладаемому защиту на оснавании принадлежащих ему прав и коренных его собственных постановлений». В этом же духе он объясняет и цель учреждения Комитета: «Его Величество признал за благо, – докладывает он членам Комитета, – соединить в нем особ высшего из духовенства гр.-российского и униатского, уповая воспользоваться их познаниями для охранения чистоты униатской церкви и их беспристрастием для сохранения взаимного мира между собой церквей в случаях, которые бы могли повредить оному, и особ из высших государственных сословий, чтобы с попечением о чистоте вероисповедания соединить важное для государственной жизни попечение о сохранении природной народности в той части русского племени, которая принадлежит к исповеданию униатскому»⁵⁷⁴.

Пр.Иосиф говорит, что Секретный Комитет мало действовал. Он и не мог много действовать, когда он сразу же был отодвинут на второй план и поставлен под опеку и в зависимость от малого комитета и, в частности, от министра внутренних дел Блудова, в руках которого находилось в это время униатское дело. Инициативы Комитет был лишен: он рассматривал дела только по предложению Блудова, притом предварительно рассмотренные и решенные малым комитетом. Известны три журнала, оставленные Комитетом: 1) от 3-го июля 1835 г. о преподавании в униатских учебных заведениях закона Божия⁵⁷⁵. 2) от 3-го декабря 1835 года об устройстве иконостасов, о воспитании детей гр.-униатского духовенства и о подчинении гр.-униатских духовных училищ Комиссии духовных училищ⁵⁷⁶ и 3) от 13-го марта ο порядке производства дел, касающихся гр.-униатских учебных заведений⁵⁷⁷. 8-го декабря 1836 г. Блудов докладывал Государю, что Комитет за время своего существования успел совершить два великих дела: а) дозволением помещать детей священно- и церковнослужителей униатских в училища православные и подчинением гр.-униатских училищ Комиссии духовных училшц, б) объявлением Св.Синоду, что униатам могут быть преподаваемы православными священниками все духовные требы, по их желанию, без особого обряда отречения⁵⁷⁸. Значит и последняя мера – о преподавании треб вышла от Комитета, хотя, несомненно, инициатива и тут принадлежала не ему. Указанными четырьмя решениями деятельность Секретного Комитета и ограничилась. Комитет, таким образом, был мертворожденным учреждением, только четырежды, и то по мановению Блудова, заявившим о своем существовании.

В 1836 г. в Комитет были назначены новые члены. 31-го марта – новый обер-прокурор Св.Синода, гр.Пратасов, a 2-го ноября Филарет, арх.Ярославский, скоро ставший митрополитом киевским; но Комитет уже более не проявлял своей деятельности. 1-го января 1837 г. униатское дело перешло от Блудова в руки Пратасова. Последний ни разу не потревожил Комитета своими предложениями. Наступили 1838–1839 гг., униатские события потекли широкой, бурной рекой, но и им не пришлось разбудить Комитета. Правда, в конце 1838 г. и начале 1839 г. мы встречаемся с заседаниями Секретного Комитета по униатским делам. Известны заседания 22-го, 26-го декабря 1838 г. и 4-го января 1839 г. Но это уже были заседания совсем не того Комитета, который мы знаем. На первых двух заседаниях в качестве членов присутствовали: шеф жандармов ген.-адьютант Бенкендорф, министр государственных имуществ ген.-ад. Киселев, министр внутренних дел Блудов и обер-прокурор Св.Синода Пратасов. А в последнем, кроме них, участвовали и ген.-губернаторы Западного края: ген.-ад. Дьяков и кн.Долгоруков. Последний был также на заседании 26-го декабря. Из поименованных лиц только Блудов и Пратасов состояли действительными членами Секретного Комитета, остальные никогда ими не были. Значит, это были совещания светских сановников, ведомств которых касалось униатское дело, – совещания, к которым, собственно, нельзя было приложить названия Секретного Комитета, так как из одиннадцати членов последнего девять не присутствовали на них. Такого же характера было и последнее заседание quasi Комитета 1-го августа 1839 г. по делу ο принятии мер к предупреждению совращении в латинство, на котором присутствовали: министр юстиции Блудов, статс-секретарь Дашков, управляющий министерством внутренних дел, ген.-ад. грр.Строганов и Пратасов⁵⁷⁹.

Составив таким образом последние четыре заседания Комитета по униатским делам, правительство резко подчеркнуло свое недоверие к официальному Секретному Комитету. Ему после этого незачем было существовать даже в том случае, если бы дело, ради которого он был призван к бытию, было далеко от осуществления. Но униатское дело почти было кончено. Комитет мог поэтому спокойно прекратить свое существование, если не с сознанием исполненного долга, то с уверенностью в полной бесполезности дальнейшего прозябания. И он, пожив вмале и в достаточной степени бесплодно, скончал дни свои.

Замечательно, что не Блудов или Пратасов, а м.Серафим возбудил 24-го октября 1839 г. вопрос о закрытии Комитета. He была ли просьба митрополита, разделявшего участь других, поневоле бездействовавших, членов Комитета, выражением обиды на ту убогую, странную роль, какую по воле правительства, особенно в последние два года, пришлось разыгрывать Комитету?

Как бы то ни было, вследствие представления м.Серафима от 24-го октября 1839 г. Комитет Высочайшим повелением от 16-го декабря 1839 г. был закрыт, как потерявший с воссоединением униатов всякое значение, и дела его сданы в Св.Синод⁵⁸⁰.

Несравненно шире и продуктивнее были работы малого комитета. Ему была вверена судьба всего униатского дела. Объявленные от лица Секретного Комитета мероприятия были тут предварительно рассмотрены и разработаны. Другие важнейшие распоряжения по униатскому вопросу, делавшиеся Высочайшей властью или Синодом, также тут предварительно обсуждались и одобрялись. Представляя Государю 8-го декабря 1836 г. проект подчинения Гр.-униатской коллегии обер-прокурору, Блудов докладывал, что высказанные им мысли предварительно были обсуждены теми членами, коим на предварительных тайных совещаниях Комитета велено было присутствовать⁵⁸¹. Через этот, состоявший из четырех лиц, кружок прошли и все другие мероприятия и распоряжения по униатскому вопросу. Тут происходила спевка по униатским делам между членами: представителями церковной и гражданской власти и представителем воссоединяемой унии, здесь придумывались и приводились к однообразию касавшиеся унии распоряжения, делавшиеся по ведомствам министерства внутренних дел и синодального обер-прокурора⁵⁸². Семашко и Блудов, м.Филарет и Пратасов – члены этих совещаний до конца разрешения униатского вопроса остались первостепенными деятелями, благодаря трудам, соображениям и указаниям которых униатская церковь 12-го февраля 1839 года пришла на лоно церкви православной.