Двадцать пятый день.
Поуч. 1-ое. Благовещение Пресвятыя Богородицы.

I. Величайшего из чудес и таинств был провозвестник архангел Гавриил: он был послан благовествовать Деве Марии воплощение от Нея Сына Божия.

Но как скромно веление Божие было исполнено, и как таинственно благовещение дано! Куда прибыть намереваются, где будут витать, где желают встреченными быть цари земные, – все это заблаговременно в своем месте делается известно, и самые заботливыя начинаются там приготовления к достойному принятию высокого посетителя. Вот Царь неба и земли пришел воплотиться и вочеловечиться: и кто тогда это приметил? кто, кроме Пречистой Девы, ощутил минуту благовещения? Какиеделаны были торжественные приготовления к приятию Вечного в пределы времени, к явлению Бога безтелесного в девственной и чистой плоти? – Никаких. Тихому молчанию содержащу вся... всемогущее Слово Твое, Господи, с небес в средину погибельные земли сниде (Прем. Сол. 18, 14).

Когда евангелисту Луке внушено было свыше повествовать о благовещении, ему, для последовательного описания, нужно было употребить некоторые частные указания, дабы поставить вне сомнения действительность этого чудесного события. Что же он указывает?

«Послан был ангел Гавриил в Назарет». Одно имя этого города могло иудея вести к недоумению: зачем туда был послан ангел? Ибо сей город был у иудеев в таком презрении, что не редко они повторяли вопрос: «из Назарета может ли быть что доброе» (Иоан. 1, 46)?

«Послан к деве, обрученной мужу, именем Иосифу», говорит евангелист так, как обыкновенно говорится о самых простых людях.

Потом, хотя евангелист и присовокупил об Iосифе, что он был «из рода Давидова»; но о Божией Матери только заметил: имя деве: Мариам. Для чего такая сжатость в описании? – Евангелист сказал сколько было нужно, чтобы не скрыть истины и открыть ту неизвестность, в которой пребывала Пречистая Дева. Если Иосиф обручник был из дома Давидова, то и Дева Мария также. Ибо роды колен иудейских не смешивались, и он, как потомок Давида, не мог обручиться с девою не из этого рода. Но евангелист не говорит прямо о царском происхождении Девы Марии, очевидно, для того, чтобы сим умолчанием указать на глубокое Ея смирение, по которому всегда Она предпочитала жить в неизвестности, скрывать Свое достойнство, не делать гласною знаменитость Своего происхождения; да научимся и мы, по Ея примеру, ценить и любить скромную долю в жизни, неизвестность в обществе.

II. а) Для всякого труда нужна свобода, беспрепятственность и некоторая тишина. Чтобы воспитать и усовершенствовать себя духовно, или, что тоже, трудиться ради спасения души, – требуется свобода от мирских препятствий, тишина от светских увеселений, сосредоточение в себе, удаление от других. Было свыше сказано преподобному Арсению: «бегай людей – и спасешься». Это не значит: возненавидь людей, и презирай их. Мальчик учится писать; другой намеренно мешает ему. В таком случае прилежное дитя уходит от докучливого товарища куда-нибудь в уединенное место, чтобы беспрепятственно продолжать свое дело. Подобное испытывает и делает человек, пекущийся о душе своей. Дух мира и его праздные слуги на каждом шагу ставят препятствия благочестивым начинаниям. Себе внимающий хочет начертывать на своем сердце письмена Божиих велений, добрых правил и примеров; а закон светских приличий, нужда являться в обществе, участвовать в его не всегда невинных увеселениях, неизбежные встречи с соблазнами, возмущающими покой воображения и совести, – все подобные обстоятелъства прерывают духовное упражнение. И вот истинные подвижники благочестия ищут уединения. Людей, как собратий, отшельники любили; но их страстей боялись, от их соблазнов удалялись.

б) Человек светский (в крайнем смысле сего слова) не может оценить всю пользу неизвестности в обществе. Ему трудно удержаться, чтобы не кружиться в вихре света, а жить уединенно в кругу своего семейства. Известность, по его понятию, есть жизнь; оставаться неизвестным в обществе значит умирать душой. Он так гоняется за известностию, что готов жертвовать для нея миром семейным и супружескими обязанностями, здоровьем, имуществом, даже своими убеждениями, которые решается ежечасно менять, чтобы только показаться не отставшим от современности. Он не хочет понять, что и для него самого, светского человека, истинный покой духа – в тишине уединенного трудолюбия, в исполнении своего долга, в благословенных удовольствиях честного супружества, в православном воспитании детей, в их невинных ласках и быстрых успехах.

Высоко поставляя всякую известность в обществе, он даже не верит, чтобы стали пренебрегать ею лица, от мира отрекшиеся и на степенях священноначалия поставленныя, а потому иногда так же хвалит их неумеренно, как и порицает незаслуженно: за малое воздержание величает их великими постниками, за исполнение должного – подвижниками самоотвержения, и таким образом, людей еще смущаемых помыслами и впечатлениями не безгрешными, записывает едва ли не в разряд бесстрастных и святых.

в) Увы! Если б мы не знали, что зависть, к чему бы она ни относилась, есть порок, что покорность Промыслу есть общая наша обязанность, что, по апостольскому вразумлению, никтоже сам о себе приемлет честь, но токмо званый от Бога (Евр. 5, 4), и каждый в том звании в которое призван, должен пребывать (1 Кор. 7, 20): то мы позавидовали бы многим, живущим в скромной неизвестности, христианам, которые, по влечению своего благочестия могут распоряжаться своим временем и в тишине уединения, домашняго ли-то, или пустыннаго, почерпать себе наслаждение, духом горяще, Господеви работающе (Римл. 12, 11). Кто занимал видную должность, и не ослепился честолюбием, тот знает, как трудно стоять на виду и идти впереди. «Поставьте над собою другого, который бы всем угодил, – взывал некогда к своим слушателям великий святитель Григорий Богослов; а мне отдайте пустыню, сельскую жизнь и Бога. Ему одному угожу даже простотою жизни. Пусть для других будут почести и труды; а для меня, углубляющегося в самого себя, довольно жить, как могу».

III. Да не сетует же тот, кому в удел определена скромная доля неизвестности: в лице и жизни Божией Матери открыт ему сокровенный сердца человек, в нетленной красоте молчаливого духа, еже есть пред Богом многоценно (1Петр. 3, 4). А тот, кто, по своему положению в обществе, сам открыт не только для незаслуженных порицаний, но и для непрошенных похвал, когда услышит, что его хвалят, должен, по совету одного святого отца (Иакова), помышлять о грехах своих. «Ибо, как замечает другой подвижник (препод. Сисой), если Бог не прославит человека, то слава человеческая ничто». Аминь. (Из «Слов и речей» Сергия, митрополита московск.).