III. Первые слова в храме

11 Евангелий слышатся весь год, за всенощными под воскресенье. Это – Евангелия о Воскресении. На 11 частей Церковь разделила евангельское слово о том, что составляет сердце Её жизни, дыхание Её уст, начало Её веры.

Глубина Воскресных Евангелий неисчерпаема. И, если от каждого зачерпнуть, малостью своего разумения, хотя бы по одной благовонной капле, – дивишься любви Божьей, теряешься в смирении Божьем, и славословишь Бога за все.

Одиннадцать учеников идут, по слову Воскресшего Учителя в Галилею, чтобы опять Его увидеть. Приходят, видят, поклоняются... И опять сомнение проникает к ним. Не все, но – «некоторые усомнились».

Удивительно живуче в душе человека сомнение. Оно не считается ни с чем, оно имеет свои законы – законы раздробленной грехом, не имеющей непосредственного знания бытия, души человеческой. Подлинное знание всего – потеряно человеком, ибо потеряна целость души. Грех разбил душу, это ясное зеркало совершенств Божьих. Познание Истины верою есть воссоздание первого всеобъемлющего знания. Вера есть воссоздание души человека и ее высшего знания. Но разбитая душа, привыкшая постигать все по малым кусочкам, питаться крошками, – относится болезненно к требованию отречения от низшей жизни человеческого так наз. «разумного» знания, во имя высшей жизни – веры Христовой. А надо по плану Божьему – чтобы человек отрекся от себя, от своей низшей жизни (которая в нем лишь как следствие грехопадения), и принял бы свободно новый порядок мира, устанавливаемый Евангелием. Фундамент этого нового высшего порядка жизни есть вера, которая дает человеку то высшее знание, которое тщетно ищет человек своим ветхим умом, «всегда учащимся и никогда не могущим дойти до познания истины» (2Тим.3:7).

Апостолы не верят... Апостолы сомневаются... После всего! Сомневаются – уже поверив всему, уже все оставив, уже совершив путь в Галилею. – Вот она природа первородного греха в душе человека, колебание и страдание отделенной от Бога человеческой души, изгнанной из Рая!

Воскресные Евангелия говорят не только о великой вере, но и о великом сомнении человека. Апостольская вера – глубина веры, апостольское сомнение – вершина сомнения. И то и другое уже было в человечестве пред лицом Распятого и Воскресшего Бога. Пройдено сейчас и то, и другое. И как мала и слаба бывает часто наша вера, так жалко и ничтожно, уже всегда, наше сомнение. Апостолы в сомнениях своих искупили нас от сомнений. Христос воскрес, и в будущем воскресении мира прославит всех, кто поверит, что это не только было возможно, но что иначе и быть не могло.

Сейчас, видя окружающую нас внешнюю жизнь мира, и слыша над этой жизнью Евангелие о Воскресении Христовом, безумно и немыслимо не верить Воскресению. Что такое мир – без Воскресения Христова! Бессмысленная и жалкая паутина тупого страдания и умирания в холодном пространстве. Никакой бред человеческого неверия и сомнения не имеет силы привести нас к вере в пустое небо и в мимолетную землю. Мироздание без евангельского смысла есть открытая бездна небытия.

Не верить в Воскресение Христово – невозможно. Оно есть воссоздание всего отпавшего, возвращение блудного человечества в Дом мира и радости Отца вселенной. Какое блаженство в исповедании этой веры, блаженство, которого быть бы не могло, если бы вера эта не была утверждением истины.

Люди двигаются по старым дорогам в страшную минуту Воскресения. Но уже совершилось то великое и дивное, что должно переменить их путь, – не внешней переменой (ибо и после Воскресения Христова люди в этом мире будут рождаться и умирать по-старому), но внутренней, небесной переменой. Всему движению земному дается отныне небесный ход.

Святые Мироносицы идут ко Христову гробу. Выходят еще в темноте; чем ближе подходят, тем более светает. У гроба Господня их встречает солнце. Идут они, и о чем же говорят?.. Они в заботах: кто отвалит им камень от гроба? Ведь он – тяжелый.

Конечно, так нужно говорить, конечно, так следует рассуждать, но лишь – если не воскрес Господь, если Господь лежит во гробе, как человек, и как человек не может встать.

У гроба Христова испугались Мироносицы, так, что даже не могли потом исполнить повеление светлого мужа – передать апостолам о виденном. Они испугались, были объяты таким трепетом потому, что Воскресение Христово было для них не только земной, но и небесной неожиданностью. Они бы очень испугались, если бы ангел отвалил перед ними тяжелый камень, смущавший их, и они бы с небесной помощью помазали Тело Иисусово. И здесь можно было бы удивиться. Но когда, после заботы о тяжести камня, перед ними открывается само Воскресение Христово, тогда они, воистину, могли и должны были онеметь для мира. И они онемели, не могли сказать ничего – даже апостолам.

Так и мы в мире, идя праведным, хорошим, но только человеческим путем, заботимся часто лишь человеческой заботой об успехах нашего того или другого дела. Внешние обстоятельства – кажется нам – могут нам помешать. Во всех, даже самых добрых делах, ищем прежде всего человеческих рук помощи, идя ко Христу думаем о камнях, которыми завалил Его мир, и ищем людей – отверзателей Христова Гроба.

Но Господь во гробе, только, чтобы дать нам легкий подвиг веры, и за этот подвиг спасти нас. Потому, уже наученные Мироносицами, мы, идя ко Христу, идя ко всякому доброму делу жизни (ибо во всяком добром деле Христос), не будем страшиться камней. Какой бы тяжести они ни были, они – призраки для нас, если мы идем ко Христу. Мысль простая раскрывается здесь: ищущему Христа надо только о Нем думать, не смущаясь никакими человеческими смущениями. Все что в мире мешает нам уверовать во Христа, принадлежит гробнице Христовой. Всякое сомнение во Христе есть человеческое сомнение, не имеющее части со Христом. Всякое доброе дело в мире, и истинная вера во Христа совершается Благодатию Духа Святого. От нас только желание – простое и сердечное.

Желая укрепить свою веру, или идя на какое-нибудь жертвенное дело в жизни, не будем унижать Благодати Божьей разными сомнениями и смущениями. Всего благого совершитель – Сам Господь.

Всякий смущающийся в вере своей, и в добрых делах своих, и надеющийся здесь на людей, подобен человеку, тревожащемуся величиной камня надгробного на гробнице Воскресшего Христа.

Всякое ложное учение об Истине, есть змея, всякое восстание на Спасителя-Богочеловека, есть смертоносное питье; все это жалит душу смертельно, отравляет ее и усыпляет на вечность сном отравы. Истина покоит и живит сердце, ложь – мучение сердцу и смерть подлинной жизни сердца.

Все в мире сем падшем, несущемся к своей последней гибели – ополчается на жуткую чистоту Христову. Чего только ни выдумывает мир, чего только ни делает, чтобы скрыть от людских сердец свет, сходящий с неба. Не надо быть особо духовным человеком, а только честным и справедливым, чтобы увидеть нашу старую землю, кишащую змеями и сверкающую смертоносными источниками вод. Наш глаз пригляделся ко злу, мы привыкли не замечать опасности, да и Господь, жалея нас, скрывает от нас худшую часть действительности, чтобы мы не изнемогли, сохраняет нас и покрывает. Но Господь не отнимает от нас свободу определения к добру или ко злу, ибо в этом смысл нашей временной жизни.

Искушения зла ведутся в области нашей свободы. Мы все можем устоять, но не все стремимся устоять в истине и чистоте. А враг бесплотный борет нас не ежедневно, но ежеминутно. Устоять от зла можно только если привязать себя как тоненький прутик к непоколебимому стволу вечной истины и высшей полноте жизни, – ко Христову стволу. Довериться всецело Тому, в чьих устах от века не было лжи, уверовать во Спасителя и полюбить Его больше своей жизни, поставить Его выше рассуждений своего ума, в случае сомнений, – вот что будет значить возлюбить Бога «более своей жизни». Христос есть Живой Бог спасения, милости и любви. Привязать себя к этой любви можно только верой в то, что Христос есть Бог Воплощенный, и что все слова Его – жизнь вечная для тех, кто исполняет их. И вот на это привязывание, которое ждет Бог от каждого из нас, и ополчается со всей своей злобой и неистовством, обреченный темный хозяин этого мира, конвульсирующий сатана.

Предтечи лжехриста, пользуясь для своей цели трудностью борьбы в мире против похотей мира, кричат о «нежизненности» Христова учения. «Требованиями природы» называются требования греха. Тысячами и миллионами люди отдают без сопротивления свои сердца развязному и бесстыдному греху, начиная свое падение через укус сердца неверием в будущее праведное воздаяние.

Неверующее сердце слабо и неосновательно перед грехом. Вот отчего вихри мирового зла развеивают веру в мире.

Но как бы и кем бы ни развеивалась в мире вера в будущий мир Христов, – всякий, призвавший имя Господне, спасется. Так будет при конце земли, так есть и сейчас. Всякий нелицемерно призвавший Христа – спасется верою своей, ибо везде Господь, как и святое Его Имя.

Всякий призвавший, поверивший, потекший умирающей душой к чистому источнику Христову, получает от Бога власть брать змей и давить их, выпивать смертоносное и пребывать здоровым. К тому, кто хранит себя, сатана не прикасается смертельным своим дыханием, – бушует вокруг, заходит в самую грудь, сжимает сердце, – но не смеет, не может войти во святое сердце человеческое, и человек спасается своей попаляющей сатану верой. Верующий просвещенный ум, как огонь, сжигает все ухищрения зла. Благодать Духа, открывающая ему высшие познания, сияет в нем, преображая весь его состав.

Истинная вера не слепа, она не отмахивается от искусительных вопросов и шепотов, она прямо смотрит в глаза всякому злу, видит его насквозь и обличает. От этого у истинно верующих людей небесное спокойствие в сердце, блаженная и непоколебимая тишина в душе. Потому что поднялись они над ползающими во прахе змеями и протекающими в этом прахе источниками мертвой воды. Нет уже мертвых вод для того, кто предвкусил радость Воскресения.

Не апостолы проповедуют вселенной, но женщины проповедуют апостолам! Господь не лицеприятен, – не название человека, но верность его вводит в Царствие Божие. Окаменели от горя, сердцами своими, апостолы, когда легло тело Иисусово в гробницу Иосифа Аримафейского. Оставалось непринятым слово, которое говорил им Учитель «Еще в Галилее».

Убоялись апостолы всего произошедшего. Не знали, как быть, что делать им… словно забыли, что за иерусалимской стеной есть место, называемое Голгофа, а рядом сад, а в саду пещерка гробовая, где лежит их Учитель.

Днем, может быть, они бы пошли ко гробу... одно лишь известно миру: они не ждали полуночи, окончания субботнего покоя, и когда окончился покой, они не потянулись с сосудами благовоний за иерусалимские ворота, противоположные горе Елеонской.

За них это исполнили жены-мироносицы. За них же они получили первую для мира весть о Воскресшем Христе. Не за достоинство служения дает Господь любовь Свою, но за достоинство любви.

И это, только в Ветхом Завете, один первосвященник, и один лишь раз в году, мог входить во Святое Святых. В Новом Завете – всем, всякому, всегда, повсюду открыто самое великое Святое Святых – Христос. Вход к Богу не в достоинстве звания, а в достоинстве сердца. Сердце: ворота к Богу. – Как вразумляюще Господь показывает это: разбойник первым входит в рай, смиренные женщины первыми благовествуют Евангелие, благовествуют самим благовествователям.

Царствие Божие – для верных, и высшими в нем будут не высшие по земле, но высшие по небу. Внутри нас – Царствие Божие. Радость Воскресения сопровождается многими радостями для христиан. И первая радость из радостей, сопровождающих Воскресение, есть радость всемирного Божьего указания на то, что все люди – равные образы Божии, и что каждый человек может быть самым верным Христу.

Умер Тот, Кто воскрешал мертвых. Сомнений уже не было. Сомнения были до самого последнего мгновения. Но когда Иосиф Аримафейский снял со креста бездыханное тело Господина, и окутали его погребальными пеленами, тогда самая последняя надежда кончилась. Уже пришли воины тогда, и стали стеречь запечатанный гроб. Апостолы отошли и съютились в разоренном гнезде, доме сыновей Заведеевых, куда перешла жить Божия Матерь. Беспомощные, духовно теперь полуживые ученики, верующие и постыженные в своей вере, уповающие и обманувшиеся, хотя и горячие, чистые, святые люди, – рыбаки, оставившие море, и не нашедшие землю, – уже не ученики, и еще не апостолы, они не знали, что делать. Каким оскорблениям они подвергались – конечно – на улицах: их Учителю только сейчас у Креста кровавого говорили люди: «Если Ты царь израилев, – сойди со креста» ... И теперь им выходить нельзя было никуда. – Царь не сошел.

Оставаться в Иерусалиме стало невозможным. Овцы Стада стали рассеиваться. Клеопа и евангелист Лука, апостолы от семидесяти, вышли из Иерусалима... Когда они шли, Кто-то поровнялся с ними и молча пошел. Потом стал говорить, и от голоса Его, отчего-то стали загораться сердца путников. Говорили о волновавших город событиях в Иерусалиме, перешли на пророчества, где открылось много нового. Был уже вечер, когда вошли в Эммаус. Незнакомый Странник хотел идти дальше, но путники предложили Ему остаться с ними, заночевать в селении. Незнакомец остался. Он возлег с путниками-апостолами за трапезу, взял хлеб, благословил его, преломил и подал им... И, вдруг, они увидели пред собою Христа, Господа своего, мертвое Тело Которого было положено в гроб Иосифом. Они – напрягли зрение, и увидели, что никого уже с ними нет. Вставши «в тот же час», говорит евангелист-очевидец, они возвратились в Иерусалим.

Мы вправе были бы праздновать этот, уже не Господень, а Апостолов «вход в Иерусалим». Перед ними никто не бежал, дети не резали ветвей и не постилали одежд под ноги их, они шли такими же, как все люди, незаметными, пыльными, но в душе у них было дивное торжество. Пелена с глаз была снята, все пророчества были поняты по-новому, – они, потерявшие царя земли, нашли Царя неба. Уже по-особенному услышали апостолы снова встретившие их насмешки иерусалимлян... Не малодушием, а великодушием встретили они теперь врагов Распятого. Поистине, у них переменилась душа: была малая, стала великая. Все сделалось просто, ясно и очевидно. Кроме сознания ясности и простоты произошедшего, в апостолах горело уже теперь высоким пламенем, блаженство прикосновения к Воскресшему Сыну Божию.

Где же миг этот, изменивший апостолов?.. Где черта Ветхого и Нового Завета, в жизнях Луки и Клеопы?

Весь этот миг: в Таинстве Святого Хлеба, в Причащении, в Евхаристии. Перед избранными, среди апостолов, апостолами Лукой и Клеопой, Христос – Сам совершил Свое Таинство, преложив Свое Тело в благословенный хлеб, пресуществив хлеб в Свое Тело... Он, Хлеб Небесный, шел с ними, как бы из Иерусалима, вошел в дом, который с этого мгновения стал жилищем Божьим, Соломоновым Храмом еврейского народа! Они, в вере своей, не в малом еврейском доме с плоской крышей, – они в святейшем и чудном Храме Господнем. Сам Господь протянул им благословенный хлеб, и трижды благословенный Его Лик растаял. Господь весь перешел в хлеб, который Он передал ученикам. Вкусив хлеба, они исполнились Богом. Потеряв Учителя во внешних чувствах, они обрели Его во внутреннем стоянии души.

Чудны дела Христовы. Язык беспомощен выражать мудрость, открытую Богом. Мы, люди, разве мы могли бы лучше видеть Бога, более сыновне соединяться с Ним, чем в Таинстве Св. Евхаристии!? Мы, люди грубые, земляные, плотяные, «душевные» – какое же общение свету со тьмой? Мы тьма, Бог – Свет. Разве тьма может познать свет? Ведь как только тьма начнет познавать свет, она начнет умирать, исчезать перед светом. Между нашим теперешним человеческим сознанием и между Неизреченным Божьим Светом высшей, неземной жизни, не может существовать никаких отношений, ибо близ Бога, мы чернее самого черного цвета. Но Творец не уничтожил землю нашу, после ее свободного грехопадения. Он не уничтожает и нас, хотящих стоять в Его доме. Он хочет, чтобы мы познали бессмертие в Нем, нашем Отце. Кровь Отца – Сыновняя Кровь должна войти в нас. Милость Господня излита на нас в Таинстве Св. Евхаристии! Принимая вид хлеба и вина, мы принимаем истинное Тело и истинную Кровь Бога, ставшего Человеком, не переставая быть Вездесущим Богом-Творцом. Сотворена новая кровь для человека, и ее мы принимаем в себя, как залог нового, уже нетленного мира. Истинное и непостижимое касание Божества и человечества.

Как бы мы ни подошли к Чаше, мы принимаем Жизнь Бога. Подошли с верой, или подошли без веры, – всё равно: мы принимаем Жизнь Бога, Христа Господа. Без веры – во осуждение, с верою – во спасение. Перед церковными Царскими Вратами мы вкушаем бессмертие, как хлеб.

Вкушение Господа есть вкушение ослепительного сияния правды и чистоты. Как блаженны мы, что не отнято от нас это, что, сколь хотим, можем мы приобщаться Свету. Только Им мы уврачевываем наше человеческое естество. Тьма врачуется не от самой себя, но от входящего в нее света. Сами мы не можем соединиться с Богом. Но Богу все возможно. Бог соединяет нас с Собой в Таинстве Евхаристии. Пока мы живем на земле, нам надо пользоваться жизнью. Пользоваться жизнью, – это значит часто приступать к Причастию животворящих Таин.

Ученики Христовы, вошедшие со Христом в эммаусский дом, приняли Христа в себя. Они были чисты, и, сердцем своим – верны. От этого так горело их сердце при встрече с Богом. Господь пережег их Своим прикосновением. Перерожденные, они пошли в жизнь, в смятенный город Иерусалим. И для всего мира вынесли из маленького эммаусского домика, свидетельство страшного соединения Бога с человеком, через живого навеки Богочеловека.

Пятое Евангелие обрывается на возвращении апостолов Луки и Клеопы в Иерусалим, после эммаусской встречи. Встреча эта, этот сжигающий сердце Спутник, это преломление хлеба, это раскрытие значения Писаний, узрение Господа, все – мгновенно – стало предметом напряженных разговоров апостольской общины. Евангелие передает кратко: «говорили о сем». Когда говорили, «Иисус стал посреди их». Никакого искусственного подъема в евангельском стиле; не сказано: «вдруг», а просто: «Иисус стал посреди их, и сказал: «мир вам». Они смутились и испугались, думая, что видят духа, но Он, Воскресший, опять сказал им: «что смущаетесь и для чего такие мысли входят в ваши сердца». И велел им посмотреть на Него, и осязать, убедиться в плоти и костях. Все в эту минуту были Фомами неверными.

Удивительное открывается неверие апостолов: они не верили – «от радости». Это неверие святых, райское неверие! Обычно человек не верует, или плохо верует, от того, что жизнь идет не по заповедям и нету в жизни чистоты. Апостолы не верят – «от радости» ... Поистине была радость. Можно было не верить.

Но – было поздно не верить. Не вспомнилось, а тут уже было в каждом человеке, и на каждом предмете то «Царствие Божие, пришедшее в силе», которое было обещано и для земли. Душа великой радостью трепетала, а тело... телу надо было помочь. И, сразу же, Христос заговорил своим человеческим друзьям о теле и для тела. Он попросил себе пищи, и апостолы исполнили волю Божью, подали Христу кусок печеной рыбы и сотового меду. И Господь съел это перед учениками. Еще раз Пречистое Тело Его показывало миру неложность своего истинного человечества. До Воскресения Господь должен был открывать тайну Своего Божества. После Воскресения люди стали нуждаться в раскрытии тайны Христова человечества. Пред Воскресеньем – гора Фавор, и свет славного Преображения. После Воскресения – свежие раны на ладонях, мед и кусок печеной рыбы.

Ученики отказываются верить в Воскресение, когда слышат и видят очевидцев его, когда Мироносицы уже веруют. Апостольское неверие есть отсутствие легковерия. Легко и быстро уверовать можно было в слова Марии Магдалины, что Господа унесли из гроба, и неизвестно куда положили. Достаточно было для этого взглянуть на внутренность пустого гроба, и на погребальные пелены в нем лежащие. Но в Воскресение уверовать нельзя так легко. Легкость в вере есть легковерие, – его не могло быть там, где речь шла о спасении всего мира.

Среди людей современных есть немало честно-сомневающихся в основных истинах нашей веры, т. е. сомневающихся не по легкомыслию, но из того глубокого убеждения, что если истины нашей веры истинны, то тогда вся жизнь их должна идти по-иному, чем шла до сих пор, ибо открылась тайна вечной жизни. Такие сомневающиеся люди, конечно, ближе к Богу, чем многие из «верующих», которые не рассуждая веруют во все христианские истины, но вера которых ничем не проявляется в жизни. Ведь быть легковерным можно не только по отношению ко всяким вздорным слухам, но и по отношению к святым истинам. Не легковерен тот, который – пусть через самое глубокое сомнение, но сам, своим личным опытом духовным дошел до сознания веры не только провозглашающей, но и обязывающей, веры радости и жизни. Такой человек будет тверд навеки, не отступит от исповедания своего, и сознательно не растопчет его в своей жизни своими грехами. А легковерный, сразу могущий принять, сразу же отходит от веры. По виду он, как будто, ни в чем не сомневается, но это оттого, что он ничего не знает, и ни о чем не думает.

Первое благовестие миру о Воскресшем совершается Мироносицами не по слабости апостолов, а из-за внутренней силы, и из-за значительности самого события. Апостолам нужна подготовка. Как иногда людям особенно горячо любящим какого-нибудь умершего человека, не говорят сразу о его смерти, а подготовляют их, так и апостолов Промысел Божий подготовил к встрече, не с Умершим, но – что несравненно – с Воскресшим Господом. Отчаяние смерти не могло сразу перейти в безмерную радость Воскресения. Было бы невозможно выдержать такой переход. И Господь, спасая учеников от необходимости пережить такой переход, призывает Мироносиц и возлагает на их женственное более непосредственное естество бремя первой встречи мира с прославленным на земле Богом. Все явления Господа женщинам, – подготовка апостолов. Кроме внутренне раскрытого евангельско-психологического смысла, здесь само евангельское повествование передает, что Воскресший Господь, Сам, и через ангелов, повелевает Мироносицам только одно: пойти к апостолам и сказать о случившемся (у Матфея и ангелы, и потом Сам Господь велят Мироносицам идти к апостолам; у Марка ангелы говорят, чтобы жены шли к апостолам; у Луки они сами сейчас же идут к апостолам; у Иоанна Господь Сам велит Марии идти к апостолам).

Уверовать в Воскресение Христово так, как уверовали апостолы, – это великое дело, от которого начинается вера всего мира. Разве удивительно поэтому, что Господь проявляет столько заботливости и даже внешне выраженной любви к Своим ученикам. Как смягчает Господь силу Своего страшного Воскресения! – «Идите, скажите, что случилось, что должно было случиться», «Идите, скажите, чтоб шли в Галилею», «Идите, скажите им, что Я жив...» И апостолы окружаются, наполняются, окутываются вестями о Воскресшем. И только, когда они наполнены уже ожиданием страшных откровений, Господь Сам приходит к ним, – уже не для явлений, а для неотложной беседы о спасении мира.

«Унесли Господа моего и не знаю, где положили Его», говорит, плача, Мария Магдалина, и, повернувшись, видит Иисуса стоящего, но не узнает. «Женщина, что ты плачешь, кого ищешь?» – Она, думая, что это садовник, говорит Ему; «Господин, если ты вынес Его, скажи мне, где положил Его, и я возьму Его». – «Мария» ... – говорит ей Иисус.

«Мария» ... сказал Господь, и, по одному слову, Мария узнала Его. Трудно было человеку узнавать Христа, после воскресения Его в новой преображенной плоти. Вспомним бесплодную апостольскую ночную ловлю рыбы, когда на рассвете обозначился на берегу человек, и стал разговаривать с апостольской лодкой, спрашивать о пище, и как апостолы не узнали Господа. И только, когда вытащили чудесно закинутую, по слову незнакомца, сеть, уловившую множество рыб, тогда только молодой тайнозритель, орлино-зоркий Иоанн сказал Петру: «Это Господь». Как трудно было узнать Господа! А когда шли Лука с Клеопой в Эммаус и Господь, поравнявшись, пошел с ними, до самого Эммауса, говоря с ними о пророчествах, и они, апостолы, не узнали Господа, и нужно было евхаристическое преломление Хлеба, чтобы узнать Бога, ставшего человеком, и воскресившего человеческое естество. Трудно было вглядываться в преображенное, воскресшее и уже возносящееся тело Христово, – старыми, греховными глазами. Слишком велика тайна.

Но Господь должен был быть осязан миром, после Воскресения Своего. Он возьмет руку всего мира, в руке Фомы, и вложит ее в Свое истинное человеческое тело, истерзанное людьми. Господь должен быть открыт человеку и после Своего Воскресения.

Кому же Господь открылся первому? – Марии Магдалине, той бесноватой женщине-иудеянке, которую Он исцелил навеки. Она искала Его. Она не только искала, она плакала, не находя Его. Многие ли в мире плачут по Христу?.. Когда Мария, движимая бессознательным ощущением Христа, обернулась, и, увидев садовника, спросила его о своем горе, что сказал незнакомец Марии? – Он сказал ей в ответ только одно: «Мария» ... Этого слова было достаточно, чтобы совершилось чудо узрения Господа. Это слово возымело такую же силу, как то эммаусское преломление хлеба. Оно даже явилось чем-то большим, ибо Господь не растаял, но узнанный пребыл, и дал повеление благовестия.

Откуда такая сила слова этого? Почему близкие ученики, после длинного разговора, не узнают Учителя, а Мария узнает после одного слова? Вдумаемся в это простое слово, с которым обратился Воскресший на земле Бог к первому встретившему Его человеку. Просто слово, но оно входит в самую глубину духа человеческого, оно называет человека. Это слово самое близкое, самое дорогое человеку и самое чудесное для него. Оно есть имя человека, именование человеческого богоподобного лица. Имя наше есть выражение нашей сути. Оно есть самое существо каждого из нас. О, как мы ценим, даже среди себе подобных, обращение к душе нашей, к тому самому главному, что есть в нас. Как радуемся мы душой, когда кто-нибудь обратится к нашей живой душе. Как ценна нам бывает простота именования дружеского. Мы особенно остро чувствуем того, кто обращается к нашей душе, к нашему тайному миру.

Сколь совершеннее, сколь святее и сколь огненнее обратился Сам Творец к творению, Сам Господь к существу человеческому Магдалины, сказав ей одно только краткое слово: «Мария». Как будто, в этот миг, вся земля воплотилась в этой равноапостольной женщине, на долю которой выпала первая встреча с прославленным на земле Богом. И вся земля услышала слово, обращенное к последней глубине ее сердца. Слово изошло из Уст Господних, и человек почувствовал, что слово сказано ему, – его неповторимому имени. И Мария сразу узнала Назвавшего ее.

В названии: «женщина», Мария не узнала Господа. Вторично Господь обратился к ней уже не как к женщине, случайно оказавшейся здесь, но как к человеку – Марии Магдалине, другой которой не было и не будет. И эта раскрывшаяся тайна общения любви живого Бога с живым человеком открыла Марии глаза, и она увидела пред собою Христа.

Веруя в живого Бога, мы веруем в живого человека, драгоценного, живого, личного, неповторимого, – душа которого дороже всего мира.

Что означают эти затворенные двери, о которых говорит повествователь события? В евангельских событиях нет ни единой строки, которая бы была написана без необходимости. В воскресенье, «в поздний час» – новая подробность: час был поздний – пришел Иисус к ученикам через затворенные двери.

Двери апостольской горницы были заперты, и мы знаем – отчего. Ученики Христовы переживали страшные часы внутренней и внешней покинутости. Они, три года тому назад оставили мир, от всего отреклись ради Иисуса, а Иисус их оставил. За казнию Учителя назревали в городе казни Его последователей. Страх за жизнь усиливался еще и тем, что Петр и Иоанн были утром у гроба и нашли его пустым. Не украли ли иудеи тело Иисусово? Но в комнате, здесь же, были Мария Магдалина, Мария Иаковлева, и другие женщины – свидетельницы необычайного, говорящие о встрече с Господом, блистающим, белым, о белых мужах, сидящих при гробе... Известия женщин были слишком необычайны, чтобы из-за них можно было забыть жизненную опасность: не украли ли иудеи тело Учителя, чтобы обвинить учеников, чтобы так же уничтожить их, как и Учителя?.. Прежде всего, двери собрания надо было держать на запоре.

И вот, сквозь эту запертую дверь к ним вошел Христос. Как удивительно внешние события Евангелия согласуются с внутренними событиями души человеческой, находящейся около Христа.

Подумаем: ведь если бы двери душ учеников Христовых были раскрыты для Христа, разве могли бы ученики запереть двери своей горницы? Они бы презрели всё, опасность от фанатических иудеев, опасность от властей, они бы, при первом малом звуке о Воскресшем Христе, широко бы распахнули двери своего собрания, и стали бы у порога с радостным страхом и трепетным ожиданием.

Но ученики Христовы заперли свои двери. Во-первых, двери своих еще не просвещенных благодатию душ, во-вторых, – двери своего собрания. Они закрыли двери и заперли себя. Заперли себя, как бы, – от благодати. Оставили только внутри себя часть своей свободы: свободы верить, как и свободы сомневаться.

Но... – дверями затворенными – пришел Иисус, и стал посреди них и сказал им: «мир вам» ... И второй раз сказал: «мир вам» ... «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас». «Примите Духа Святого» ... И – дал власть отпускать грехи мира.

Слабы, немощны были ученики, чтобы открыть двери Воскресшему Господу их и Спасителю. Но «Бог – любовь есть». Бог вошел к ним и затворенными дверями. Он вошел к ним и сказал, конечно, то же, что сказал бы Он, если бы двери были открыты, и вера их была бы сильнее. Два раза Он бедным, немощным детям своим дал мир. И послал их, сейчас же, покорять весь мир, немирный, бушующий, захваченный злом мир. «Примите Духа Святого» ... И дал им власть безмерную: прощать, и не прощать грехи.

Высота неизъяснимого влечения Божия к любимой твари, к немощной твари, слабой, нищей. Поистине, Бог есть Отец. Самый любящий, самый блаженный Отец. Все делает Бог человеку и за человека. Придите, окамененные сердца.

Через все двери проходит Господь, которыми мы запираем от него свою душу. Во плоти Воскресший, как человек, входит Бог в каждого из нас, и говорит каждому: «мир да будет с тобою». Не глазам, но душе нашей, Он показывает Свои – во искупление грехов человеческих – прободенные руки и ноги, и говорит еще нашей сомневающейся душе: «блаженны не видящие, но верующие».

И здесь уже – наша воля: принять или не принять Бога.

Люди, как рыбаки трудятся, ищут себе питания в колеблющихся стихиях. Вокруг – ночь. Тщетная работа, напрасные усилия, нет плода жизни. Но вот рассвет и показывается на твердой земле очертание Спасителя. Еще иначе можно сказать: очертания Спасителя вызывают рассвет. Пришедший на помощь людям, Христос первый заговаривает с миром: есть ли, мир, у тебя пища? – Нет, отвечают люди, всю ночь истории мы трудились и ничего не поймали. Истины нет у нас. И люди даже не подозревают, что они отвечают Воплощенному Богу на смысл Его пришествия. И, после того как мир исповедал бесплодность своей жизни, Христос, всё оттуда же, из Своего далекого очертания, говорит: закиньте сеть по правую сторону вашей лодки, ваших ценностей человеческих. По правую, по сторону правды. Закинули люди, и уже не могут вытащить сети от множества рыб. Только немного послушался мир веления Христова, и сейчас же стала наполняться земля плодами Духа Святого, святостью великой, которую трудно и выносить миру. Ночь бесплодных человеческих усилий на море жизни, и – одна минута повиновения Христу, минута благодати Христовой, исполненная чудных плодов! «Без Меня не можете творить ничего». Верные люди сейчас же узнают Христа. По плодам узнается Даятель. «Это Господь» – говорит Иоанн Петру, и Петр бросается в море, оставляет всех и всё, чтобы только минуту лишнюю провести со Христом. Петр поступает как Мария, сестра Лазаря, оставив всё, устремляется насладиться сладчайшим зрением Христа... Христос нам не заповедует – всем – оставлять всё, при виде Его. Мы можем, вместе с другими учениками, приплыть ко Христу в лодке, таща за собою сеть с нашим уловом. И это будет достойно ученичества Христова. – Делать доброе дело жизни, силою Христовою, и идти ко Христу, плыть, влача сеть трудов своих на берег пристани вечной, сияющий нам недалеко.

На берегу был разложен огонь, на котором лежала рыба. Христос говорит: пойдите, принесите пойманное сейчас. Вытянули сеть, стали считать, оказалось 153 рыбы. Христос говорит: «приходите, обедайте» ... Никто не смел спросить у Христа: «кто Ты». С великим трепетом чувствовал каждый, что это – Господь. Руки не поворачивались взять пищу. Христос поднялся и Сам роздал.

Здесь начинается одиннадцатое – последнее – Воскресное Евангелие. Воскресший Христос обедает с учениками, ранним утром на берегу моря Тивериадского. У Христа уже особое тело: близкие ученики узнают Его не столь глазами, сколько чувством сердца, ибо человеческое тело Христа уже прославлено. Христос сидит у костра с учениками. Во всем мире – всё как прежде. Никто не знает, что Творец вселенной, как человек, сидит на берегу одного небольшого глухого моря. Конечно, была тишина, тогда на этом берегу, ибо все ветра должны были остановиться.

«Симон Ионин, любишь ли ты Меня, больше нежели они?» – «Паси агнцев Моих». «Симон Ионин, любишь ли ты Меня?..» – «Господи, Ты всё знаешь. Ты знаешь, что я люблю Тебя». Господь восстанавливает Петра. Ведь Петр отрекся от Него, три раза, и должен быть восстановлен так же три раза. «Симон Ионин, любишь ли ты Меня?» ... Какая безмерность любви, – ни тени упрека, ни волоска горечи, – ничего, кроме любви. Петр ужасное преступление совершил – отрекся от любимого близкого Господа, при Нем же, когда уничижен Он был, и, вдруг: «любишь ли ты Меня, больше нежели они?» ... более нежели те, которые не отрекались. «Паси овец Моих» три раза говорю тебе, отныне уничтожаются три твоих раза. Ведь ты плакал Петр, слезы твои подвели тебя ко Мне, Я восстанавливаю твое апостольство... И сказал еще слова, давая разуметь, какой смертью Петр прославит Бога.

Тивериадское море. Особым зрением узнаваемый, вочеловечившийся, пострадавший Творец вселенной, в образе человека. Бедные галилейские рыбаки, с трудом поймавшие 153 рыбы, и не знающие, еще, что им назначено уловить более, может быть, 153 миллиардов людей, для введения в чертоги Бога...

Великого значения полно каждое слово, каждая фраза Христа. И явный и скрытый смысл в них велик. Потому что все слова и все события Евангелия относятся и к личной судьбе каждого человека. Если не всем из нас Христос говорит: «Паси агнцев Моих», то к каждому из нас обращается Христос: «Любишь ли ты Меня?» И что можем ответить мы, знающие что любовь к Богу неотделима от любви к Его заповедям. Что ответим мы Христу, на последнем Его Суде, когда лицом к Лицу узрим Бога, и Он спросит каждого, как спросил Петра на тивериадском берегу: «Любишь ли ты Меня?» – Мы все сможем ответить: «Господи, Ты всё знаешь» ... но каждый ли из нас докончит: «Ты знаешь, что я люблю Тебя».