Слово в неделю Крестопоклонную и пред началом выборов в дворянство С-Петербургской губернии¹

Если вы, благородные слушатели, ожидаете теперь слова, то перед вами лучший и высший всемирный учитель – Крест, ныне воздвигнутый Церковью: вот на этот раз вам и нам проповедник!

Чему учит вас Крест? Мы можем передать только его слова. Остановимся на одном предмете его поучения. Вспомните, что Крест постоянно напоминает вам о себе в самом близком для вас предмете, в самом названии тех людей, которых жизнь рождением, судьбою, порядком общественным, вашими правами и их нуждами предана вполне вашему попечению и управлению. Ныне же в особенности много рассуждают об улучшении крестьянского быта. Ах, если бы при этих рассуждениях, как и всех других, мысли и взоры чаще обращались к Распятому на кресте! Как много, много доброго внушил бы он рассуждающим!

Тот, Кто под сень креста своего призывает всех труждающихся и обремененных, Кто распялся и за последнего из меньших людей, и за первого из высших, и за всех, и всех своею кровью искупил, возродил и освятил, и таким образом в высшей степени облагородил человечество и возвысил права его: Кто своею всемирною жертвою на кресте воцарил в мир правду и любовь всеобъемлющую, – Тот, не внушает ли вам со Своего креста особых чувств и обязанностей к вашим подвластным?

Какие же это чувства и обязанности?

По чувству христианской любви, христианской правды – не отчуждать себя в духе и жизни от подвластных, но блюсти единение с ними в духе Христовом; не обращать их в жертвы одной нашей безусловной воле и самоугождению, но жертвовать им своими силами и трудами; не отделять своего блага от их блага, но заключать одно в другом: себя совершенствовать, чтобы их усовершать: их счастье устроить, чтобы свое счастье упрочить, – вот чему научает с креста Господь. Которого мы все равно, безусловно, и вечно рабы. Подумали бы современные люди, не здесь ли основание и средство к улучшению жизни поселян, – просвещению их, исправлению нравственности, благоустройству внешнего быта их!

Прекрасная и добрая мысль просветить тьму неведения, предрассудков, в которых представляется погруженным простонародный быт. Но как просветить? Темень для него сумрачный свет книг и школ: ему нужен живой свет. Темень для него умозрительный свет науки: ему нужен деятельный свет жизни. Где же проводник для него такого света? Без сомнения в светильнике его, – в лице и жизни владельца. А если бы еще возник вопрос – как и владельцу, просветить подвластных, то на это ответ простой: как свеча освещает дом. Она сама горит. Пусть же благородство происхождения и звания соединяется с ревностью о собственном просвещении, только истинном, а не ложном, основательном, а не поверхностном; пусть благородное сословие не лишним для себя считает тверже, яснее и полнее усвоить себе те познания, особенно близкие к уму и сердцу и поселян, из которых они с детства привыкают почерпать, да и надобно им почерпать, все свое просвещение, – именно познания своей веры и церкви; глубже, глубже надобно черпать в этом источнике, в нем жизнь и сила русского народа! Пусть не тяготится само лично стать на страже образования народного, чтобы, под видом просвещения, не сеялись в народ плевелы лжемыслия, расколов, вольностей; пусть не откажется изучить самую природу окружающую сельский быт, чтобы иначе просвещенными нововведениями не раздражить местной природы, которая за это может жестоко отомстить бедным земледельцам; пусть не поскучает пристальнее, в духе христианской любви и отеческой заботливости, дознавать жизнь поселян в разных ее положениях и потребностях, пусть не пренебрежет очищением собственного духа от заблуждений и предрассудков не чуждых образованности и нередко только прикрываемых ею; наконец да позаботится соединить свое умственное образование с тем, без чего никакое просвещение не может иметь силы и влияния на других – с образованием нравственным. Вы свет своему миру! Аще же, скажем словами Спасителя, свет тьма есть, то тьма кольми. Если свет просвещенных людей не без тьмы худых мнений и страстей: то чего ожидать, чего и требовать от людей, которые в свое оправдание называют сами себя темными? Не правду ли мы скажем, что все образование поселянина должно заключаться в сердце его? На что ему высокое образование ума, широкие познания, глубокие идеи? Он должен быть развит нравственно. Вот где по преимуществу открывается высокий долг владельца: быть не только господином своих рабов, но их воспитателем, пестуном, отцом и матерью? Не тогда, когда признавали раба не лицом, а вещью, как было в язычестве, не тогда, когда уравнивают его почти с бессловесными, как слышно в иных местах христианства, не тогда можно ожидать возвышения его нравственности; нет! Тогда это возможно, когда будет уважено в нем и нравственным воспитанием приведено ему самому в сознание достоинство человечества, его разумные и нравственные потребности: не одною внешнею силою можно исправлять грубые нравы и пороки людей: телесные раны уврачуют ли душу? Есть сила, побеждающая самое ожесточенное сердце, есть сила целебная для самых упорных страстей и пороков: то сила любви христианской! Не одними холодными требованиями холодной власти, не одною бездушною покорностью им можно сделать подвластного верным своему долгу, а скорее живыми побуждениями закона Божия, духа веры, совести, чести, которые поддерживаются собственным вниманием к нему власти, сердечным сочувствием к его трудам и нуждам, справедливостью и милосердием в его делах; не тогда можно требовать от другого всех добродетелей, когда не видим многого, чего требуем, и в тех самих, которые требуют; но конечно, и в деле нравственности человек, особенно русский человек, таков же, как в деле рук: покажите ему образец, – и он сделает! А великое дело – образец! Что если правила нравственности мы только бросаем другим, как вещи для нас самих не нужные или не ценные? Что если порок других раздражает нас только потому, что он не так образован, как наш порок, и если мы требуем от других добродетели, не ради самой добродетели, а только для хорошей услуги нам, или даже нашим страстям?

Что сказать о внешнем быте поселян? Когда в жизни людей, связанных между собою непосредственно взаимным друг на друга влиянием по внешнему состоянию, видим с одной стороны угнетающую бедность, едва удовлетворяемую в насущных потребностях и до такой степени поглощающую в них мысли и чувства человека, что едва стается ему место, время и возможность к лучшему развитию их: тогда не справедливо ли перейти на другую сторону и посмотреть, что там? И если здесь блага многа собранные на лета многа, излишества во всем, даже не нужном, даже не похвальном и не позволительном, роскошь со всеми ее прихотями, одна мысль и потребность – наслаждаться жизнью, во что бы то ни стало: то эти вихри суеты, этой злой роскоши не относятся ли также к теме засухам, непогодам и бурям, от которых так страждет труждающаяся бедность? И зачем далеко искать средств к прекращению ее, когда, как говорит Спаситель в притче, господин приставит приставника над имением своим и отъидет на страну далеко, а приставник речет в сердце своем: коснитъ Господь приити в имение свое, – предположим, что это и в самом деле, – и начнет бити рабы и рабыни, ясти же и пити и упиватися (Лук.12:42, 45). Можно судить каково должно быть состояние такого имения! А иные предприятия к усовершению крестьянского быта, по новейшим идеям и способам, напоминают в своих последствиях другую притчу Спасителя: как один человек создал храмину… и сниде дождь и возопяша ветры и приидоша реки и опрошася храмине той и падеся: и бысть разрушение велие; – отчего? – яко человек той созда храмину на песце (Мф. 7:26, 27). Кстати, вот еще слово Христово: кто бо от вас, хотяй столп создати, не прежде ли след разчтет имение, аще имать, еже есть на совершение? Да не, когда положит основание и не возможет совершити, вси видящии начнут ругатися ему глаголюще: яко сей человек начат здати и не може совершити (Лук. 14: 28–30). Ясно ли?

Теперь мы, вместе с вами, благородные слушатели, принесем Богу молитвы, да благословит предстоящие дела ваши и в них да поможет вам оправдать доверие Государя, честь вашего звания, надежды отечества. Аминь.