Глава девятая. Иерусалимское королевство

Уехали Людовик и Конрад из Святой Земли, и со всех сторон стали мусульмане жестоко теснить крестоносцев. Сын Ценги, Нуреддин (Нур ад-Дин), энергично расширял свою власть. Ворвавшись в Антиохийское государство, он занял несколько замков, но, отбитый Раймундом, отправился на юг, чтобы напасть на иерусалимцев, около Босры. Однако, те соединились снова с Анаром, отбили его, и тогда Нуреддин повернул назад, чтобы начать свои завоевания в северной Сирии. Он разбил Раймунда и прошел с войском истребительным походом все Антиохийское государство; Антиохия спаслась только надежной обороной со стороны Аймериха и вдовствующей королевы Констанцы.

Но кроме Нуреддина Антиохии угрожала еще новая сила магометан под начальством султана Мазуда Иконийского.

Молодой король Балдуин III с сильным войском напал на Нуреддина и Мазуда и кое-как заключил с ними мир. Но через год, когда магометане снова ворвались в христианские владения, Балдуин уже не отважился выйти против них, потому что не надеялся на свои силы.

Византия предложила ему защитить остатки Эдесского княжества и прислала даже людей на помощь. Но в несколько месяцев Нуреддин разбил греков и не оставил на северо-востоке от Антиохии ни одного клочка земли во владении христиан. Эти года (1149–1150) были самыми бедственными для христиан. Но хуже всего было то, что Балдуин III оказался неспособным стать передовым и главным борцом всего христианского Востока.

Балдуин не мог водворить покой и внутри самого королевства. Король враждовал со своей матерью, Мелизендой, которая не хотела передавать свою власть сыну. Ссора эта кончилась тем, что сын и мать по взаимному соглашению разделили всю иерусалимскую область на четыре части: две взял король, две – его мать. Но от этого разлад только усилился, и Балдуин был принужден оружием заставить мать отказаться от своей власти.

В Антиохии дела шли не лучше. Констанца вышла замуж во второй раз за рыцаря Райнальда, который начал вражду с патриархом Аймерихом и выгнал его от себя. Рыцарь Райнальд был замечательно красив собой, отважен, но вспыльчив и невоздержан. За все время своей жизни он совершил целый ряд дерзких, несправедливых нападок на магометан и каждый раз только все сильнее и сильнее раздражал неприятелей против христиан вообще.

В народе, в духовенстве нравственность падала; ордена Иоаннитов и Тамплиеров ссорились из-за первенства, унижая себя перед народом этими мелочными спорами.

Только иногда былая отвага, сила и мужество крестоносцев еще пробуждались в них, и они нередко совершали чудеса храбрости. Так, они разбили эмира Тимурташа, сына страшного Зль-Гази; правда, победа эта не принесла большой выгоды, – она только воодушевила короля на новые подвиги. Он задумал подчинить себе город Аскалон. Давно уже неоднократно пробовали христиане овладеть этим городом и все тщетно. Аскалон служил некоторой оградой египтянам от Сирии, и, как казалось это тогда христианам, взять его было крайне интересно.

Аскалон был сильный, богатый город; он лежал на берегу моря за толстыми, крепкими стенами с высокими башнями. Его поддерживал оружием продовольствием и средствами Египет.

В конце 1152 года крестоносцы подошли к его стенам, а со стороны моря к городу подступило до пятнадцати военных кораблей.

Подвижная башня с подъемными мостами

Пять месяцев осаждали крестоносцы Аскалон, и последний был истощен и едва держался; подошедший на помощь им египетский флот оживил немного осажденных; но крестоносцы, видя это, сами удвоили силы. У них была построена удивительная башня, которая представляла из себя целый передвижной гарнизон. Эта башня наносила неприятелю большой вред, и осажденные задумали сжечь ее… Но противный ветер нанес страшное пламя на их же стены, которые не выдержали такого огня, полопались и местами обрушились.

Еще несколько времени после этого случая магометане оказывали сопротивление христианам, но потом случилось нечто необыкновенное: какая-то страшная тоска, уныние, потеря всякой надежды овладели внезапно осажденными аскалонцами, и они сами явились в лагерь христиан с предложением сдать город и уйти отсюда навсегда. Король, бароны, прелаты были страшно поражены этим неожиданным предложением и решили только, что это просто какое-то чудо. Аскалон был взят, и весть о том была отправлена к западным христианам в Европу, для побуждения их к новым ополчениям.

Но завоевание Аскалона принесло мало пользы христианам, зато стоило больших денег, много времени и силы.

До той поры Иерусалимское королевство защищалось от Нуреддина дамасским эмиратом. Умного Анара уже не было, а новый эмир был настолько слаб и ничтожен, что Нуреддин легко, почти без боя овладел Дамаском, где и поселился сам. Этого желал и весь народ, потому что, помня нарушение слова христианами и завоевание ими Аскалона, они уже не могли быть теперь спокойными за себя.

Христиане тотчас же отправили послов к Нуреддину и заключили перемирие с ним. Но никакого спокойного состояния это перемирие не дало ни той, ни другой стороне. И те, и другие крайне легко смотрели на условия перемирия и делали нападения, когда это было им выгодно, а затем снова заключали перемирие между собою.

Вот в таких-то мелких стычках с сарацинами, в разборе ссор и споров князей, в устройстве внутренних дел, незначительных завоеваниях прошла жизнь Балдуина III, который умер 32-х лет, 10 февраля 1162 года.

После бездетного Бальдуина III королевство Иерусалимское перешло к его брату, Амальриху (Амори). Это был храбрый, отважный человек, к тому же обладавший большой физической силой; но ни мудрости, ни дальновидности правителя у него не было, и нравственные взгляды его направлялись только в ту сторону, где можно было получить богатейшую добычу и удовольствия. Приобрести несметные сокровища, жить беспечно в полное свое удовольствие, – вот главные цели, к которым стремился Амальрих всю жизнь, а этого мало для управления народом и для служения ему. Христиане этим образом жизни и стремлений сами себе рыли под ногами глубочайшую пропасть, из которой выхода, конечно, не могло быть легкого.

Вообще владычество христиан в Палестине заметно опускалось все ниже и ниже, разменивалось на мелочи. И только неустройство и междоусобия магометан отсрочивали падение этого владычества на некоторое время.

В то время государство Фатимидов, Египет, пришло к упадку. Каирские халифы жили сытой, привольной жизнью, нисколько не интересуясь жизнью народа и внешней политикой. Вся власть находилась в руках военачальников – визирей. Но они тоже не могли упрочить государство, дать ему спокойную жизнь, потому что больше занимались самообороной. Дело в том, что на должность визирей было много охотников, и каждый всеми силами добивался этого места; избранные визири в скором времени после утверждения бывали свергаемы своими соперниками, новыми визирями.

В то время был визирем некто Шавер (Шавар). Когда соперник его власти стал теснить его, – он обратился за помощью к Нуреддину в Дамаск.

Услыхали это крестоносцы и поняли, что ежели Нуреддин страшен в Дамаске, то из Египта он будет до тех пор угрожать им, пока не одолеет их окончательно.

Сельджуки Нуреддина были опасны одинаково крестоносцам и египтянам. Таким образом, нужно было озаботиться соединиться вместе против взаимного неприятеля.

Но Амальрих об этом и не думал. Он понял одно только, что Шавер свергнут теперь другим визирем, и если он поможет Шаверу утвердиться снова, то получит в награду большие деньги. Амальрих и двинулся на нильские берега, но в то же время двинул и Нуреддин свое войско на Египет под начальством вождя Ширку. Ширку (Ширкух) утвердил Шавера снова визирем и остался в Египте охранять интересы Нуреддина, потому что Шавер теперь должен был оказывать подчинение Нуреддину. Амальрих ни с чем вернулся в Иерусалим.

Положение христиан было теперь положительно ужасное: с двух сторон крепла сила Нуреддина. Они должны были бы всеми силами противостать этому, но снова прозевали этот важный момент.

Счастье еще, что Шавер сразу не поладил с Ширку и мечтал только о том, как бы отделаться от силы Нуреддина. И тайно послал он к Амальриху, прося его оказать помощь в свержении ига Нуреддина.

В 1164 г. Амальрих с Шавером изгнали из Египта Ширку, но Нуреддин и не думал уступать христианам так легко и просто.

Он двинулся на Антиохию, к городу Гериму, разбил войско князя Боэмунда III ( сына Раймунда и Констанцы), взял в плен его самого и Раймунда Триполисского и захватил пограничные крепости Антиохии и Иерусалима – Герим и Баниас.

Спешно вернулся из Египта Амальрих, выручил из плена князей, но при этом потерял много крепостей и замков.

А Ширку видел, что настало время подчинить одной власти Нуреддина Египет и завоевать всю нильскую долину, потому что Фатимидский халифат едва держался. Проведал о том Амальрих, – спешит и он в Египет, где Шавер ждет, не дождется его союза и помощи. Союзные силы египтян и христиан одержали победу над воинами Ширку; союз слабых снова выдержал против сильного неприятеля, как то было во времена Фулька и Анара. Христианам бы и надо было крепко держаться этого союза, тем более, что они получали от Шавера до 100.000 золотых в награду за эту помощь.

Но жадности Амальриха конца и краю не было. Успех возбудил в нем и его приближенных только заносчивость и самоуверенность. И он снова задумал идти войной на стесненного Шавера. Мало того, орден Иоаннитов тоже нуждался в деньгах и думал о том, как бы поправить свои дела новой войной. Тщетно лучшие люди того времени всеми силами сдерживали короля и рыцарей от этого неблаговидного поступка, – они слышать ничего не хотели и окончательно решили идти в преступный разбойничий поход против Шавера…

Да, да, преступный и разбойничий. Данное слово, обещание не смеет нарушить ни одно честное, благородное сердце, кому бы оно ни принадлежало – христианину или магометанину.

Этим необдуманным поступком христиане навлекли на себя ужасную беду.

Словно предчувствуя ее, они обратились к грекам за помощью, но не дождались ее и в конце 1168 года вторглись в египетские владения. Шавер хотел откупиться, послал громадную сумму денег Амальриху; тот деньги взял, а наступление свое продолжал по-прежнему.

Тогда в отчаянии Шавер снова бросился за помощью к Нуреддину, и тот выслал Ширку в Египет. Амальрих с позором бежал прочь, а Ширку утвердился к Каире, казнил Шавера и сам был объявлен великим визирем, но, несколько месяцев спустя, умер, а визирство перешло к его племяннику, даровитому юноше Сала-Эддину или, как его принято называть, Саладину.

Саладин происходил из воинственного, даровитого рода, но в первые годы своей юности он не выказывал своей даровитой натуры. Его отец Эйюб, его дядя Ширку считались искусными политиками и опытными, отважными вождями-рубаками, а Саладин интересовался или дурной жизнью, или уединением, в котором он занимался чтением и науками. Война не влекла его к себе, и ему никакой охоты не было подвергать опасностям свою жизнь; он и то против желания сопровождал Ширку в Египет; на душе, по его словам, у него было тяжело, словно его вели на жестокую казнь. Постепенно поборол он в себе излишнюю изнеженность и сентиментальность, и тогда богато одаренная натура его развернулась во всю ширь и мощь. У него широко развиты были непреодолимая энергия, сила воли в соединении с военными талантами. Но вдобавок к этому над Саладином господствовала особая гениальность в умении опережать события, в умении овладевать умом и душой окружающих людей и самоуверенно направлять их в любую сторону по одному своему желанию. Подданные считали его крайне добрым, щедрым и, главное, справедливым, и снисходительным государем. Он не был мелочным, а если наказывал жестоко, то по справедливости и за действительно крупную вину. Не желал он угрожающего, тщеславного блеска величия, потому что каждую минуту сознавал свою силу и власть и умел владеть собою, как всеми окружающими. Мысли его были направлены на уничтожение господства христиан в Сирии, на захват Египта и главных пунктов Малой Азии; а в тех мечтах его грандиозным апофеозом сверкало полное подчинение его власти всех государств далекого, гордого Запада.

Прежде всего Саладин задался мыслью подчинить Египет исключительно Нуреддину. Египтяне единодушно восстали, было, но Саладин быстро усмирил мятеж, причем проявил небывалую строгость. В 1171 г. умер халиф, потомство его было истреблено, и над Египтом, уничтожив Фатимидский халифат, стал господствовать неограниченно и бесконтрольно Саладин, только для виду прикрываясь верховной властью Нуреддина.

Поздно сознали иерусалимцы, какой промах сделал король Амальрих, сам вырвав помощь из рук Шавера и дав жестокую плеть в руки непримиримых неприятелей.

Нечего делать, приходилось прямо-таки вымаливать защиты у западных государств. Но трудно было добиться в то время чего-либо определенного. В европейских государствах короли и владетельные князья не ладили и открыто ссорились между собою и с папской властью; Фридрих I германский ссорился с папой, английский король – с французским. У всех были нужды и дела тут вот, под рукой, и они не находили возможным думать о чем-либо вне их государств.

Амальрих получил, было, поддержку от Византии, так как греческий флот в 200 судов прибыл к нему для начала войны с Египтом. Но первые неудачи отбили всякую охоту у христиан выступать против Саладина; с другой стороны, они не решались отказаться от помощи греков. И тогда они повели это дело кое-как, спустя рукава, лишь бы отделаться от греков, а в это время Саладин надежно приготовлялся к обороне. Крестоносцы попытались, было, осадить Дамиетту, но ничего не сделали и ни с чем вернулись к себе домой. Греческий флот частью был поражен, частью разбит бурями во время отступления.

Недолго устояли бы крестоносцы перед неприятелем, который угрожал им с двух сторон, но христианам помогло то, что Саладин сам не хотел пока полного уничтожения христиан, которые были нужны ему вот для какой цели. Саладину было неприятно свое подчинение Нуреддину; ему нежелательно было вмешательство последнего в дела Египта. Поэтому ему выгоднее было, чтобы покамест между ним и Нуреддином существовали в виде плотины христиане. Занятый ими, Нуреддин не мог так легко и сразу пойти на Египет.

Вот почему Саладин только для виду захватил несколько христианских крепостей, но самих их пока не трогал. У Нуреддина тоже были трудные дела на других границах. Все это дало возможность крестоносцам удержать за собою былые завоевания еще на несколько лет.

Тщетно ездил между тем король Амальрих в Византию: там ему оказывали высокое почтение, радушный прием, но упорно молчали в ответ на его просьбу о помощи. Приезжал со своими рыцарями и латниками из Европы могучий король Генрих Лев. Но ввиду небольшого числа его воинов сами крестоносцы и тамплиеры убедили его не раздражать сильного врага. И Генрих Лев в том же году уехал обратно.

11-го июля 1173 года Амальрих умер, оставив в тревожном, неупроченном состоянии свое королевство. Весь магометанский мир между тем был охвачен лихорадочным возбуждением, потому что Нуреддин деятельно поднимал восстание в Сирии и Месопотамии, собираясь во что бы то ни стало ограничить своего опасного вассала, Саладина, который стал уже совсем независимым правителем Египта. Но он не успел докончить своего дела, – смерть постигла его 15-го мая 1174 года. Он был страшной грозой христиан, это верно, но со смертью его последним стало вдвое хуже, так как Нуреддин только уступил свое место более сильному своему противнику.

После Амальриха остались сын Балдуин IV и две дочери – Сибилла и Изабелла. Но Балдуину IV было всего только 13 лет, и сам он без надежного руководителя управлять королевством не мог; к тому же он хворал жестокой болезнью, которая приковывала его к дому, не давая ему возможности жить среди войскового лагеря, как поступали его предшественники. А это много значило в смысле влиянии на настроение войска. Управление королевством принял на себя его опекун Раймунд Триполисский.

Время было смутное, тяжелое, и бороться христианам приходилось более чем когда-либо за свою жизнь, потому что перед ними стоял слишком опасный противник – Саладин. Но у христиан, как на грех, дела были хуже, чем когда бы то ни было.

Саладин вел дело умно и расчетливо. Немало приходилось ему бороться, когда против него в Египте возгорелось восстание. Не меньше того пришлось ему отстаивать свою власть и независимость и после смерти Нуреддина.

В то время государство Нуреддина в Сирии и Месопотамии распалось на части, и там тоже началась междоусобная вражда. Сын его, Сойфеддин, владел Дамаском и Галебом, племянник его овладел Моссулом; другой племянник, Ценги, стремился тоже овладеть Моссулом. Военачальники в Дамаске и Галебе открыто враждовали друг с другом, и одна партия даже призывала к себе на помощь Саладина.

В 1174 году Саладин легко подчинил своей власти все эти отдельные части, а когда сын Нуреддина вышел против него, он разбил и его силы; мир, заключенный при этом, передал Саладину власть над всей магометанской Сирией. Теперь Саладин считал себя независимым правителем от Сойфеддина и принял титул султана. Покорил он, безусловно, и многие мелкие племена, связав их формальным мирным договором

С большой тревогой следили христиане за возвышением могущества Египта.

Правитель-опекун, Раймунд, хотел воспользоваться войной Саладина с Галебом и Моссулом, которыми владели наследники Нуреддина, но Саладин вовремя остановил движение крестоносцев и договором обязал их раз навсегда в дела Галеба и Моссула не вмешиваться да еще взял с них большую дань золотом.

Вообще крестоносное войско находилось в каком-то тревожном, неопределенном положении. Если они делали иногда удачные разбойничьи вторжения в область Дамаска, то вскоре платились за это очень дорого.

Приехал как-то союзник крестоносцев, знатный маркграф Вильгельм Монфератский; крестоносцы надеялись на его помощь и, чтобы упрочить его положение, предложили ему обвенчаться со старшей сестрой Балдуина IV, Сибиллой. Но маркграф вскоре умер, оставив после себя вдову и ребенка, Балдуина.

Вызвали крестоносцы графа Филиппа Фландрского, который явился со значительным рыцарством; ему предложили стать правителем государства и идти на Египет, тем более, что в это время прибыл греческий флот, который был обещан еще Амальриху. Но из этого ничего не вышло. Филипп, не поладив со многими рыцарями, из упрямства отправил обратно в Византию флот, а сам ограничился небольшими разбойничьими нападениями на окрестные области. В конце концов, он вернулся в Европу, поссорившись со всеми князьями.

А между тем нападение в это время на Египет могло принести огромную пользу крестоносцам, так как все могущество Саладина основывалось собственно на прочности владения землями Нила.

Внимательно следил Саладин за крестоносцами, за состоянием их войсковой силы, за прибывающей помощью и, наконец, смело вторгся в Святую Землю с юга. Это происходило зимой 1177 года. Магометане подошли к Аскалону, да, по самоуверенности, не сплошным строем, а разрозненными отрядами.

Отчаяние рыцарей креста в последнюю минуту сделало свое дело; непреодолимой силой устремились они на Саладиновы полчища и обратили их в бегство, а преследуя их, устроили страшную резню, так что даже сам Саладин едва спасся от гибели.

После этой победы южные границы можно было считать защищенными, но зато север был открыт совершенно. Поэтому крестоносцы возвели на севере, в верхнем течении Иордана, у «гроба Иакова», крепость и сосредоточили там главные свои силы.

Однако, несмотря на это, Саладин перехитрил их; он выслал вперед небольшое войско, и христиане, упоенные недавней победой, небрежно повели дело обороны, думая, что это все войско страшного врага и есть. Но в самый неожиданный момент, когда меньше всего думали об этом, сам Саладин с огромным войском напал на христиан, разбил и разогнал и овладел вновь выстроенной крепостью.

К счастью для крестоносцев, что Саладину нельзя было обращать всего своего внимания на христиан. В его планы завоеваний входили христианская и магометанская Сирия, Месопотамия, Малая Азия и Армянская Киликия. Чтобы устроить сначала эти дела, Саладин решил дать перемирие христианам, не увлекаясь первыми успехами.

Балдуин IV, боясь быть отстраненным от престола, выдал сестру Сибиллу за графа Гвидо Лузиньянского. Хоть и храбрый рыцарь был Гвидо, но в наследники королевского престола не годился, не имея на то ни дарований, ни богатства, ни веского значения среди рыцарей.

Этим поступком Балдуин IV только восстановил многих рыцарей, более достойных, против себя, Гвидо и сестры. Вообще все государственное дело шло по наклонной плоскости, и иерусалимцы давно уже подчинились бы преобладающей силе, но, как сказано выше, внимание Саладина было обращено на Северную Сирию и Месопотамию; а также и то спасло христиан от гибели, что в Галебе умер сын Нуреддина и, как всегда в таких обстоятельствах, начались мелкие междоусобицы.

Осенью 1182 года Саладин двинулся к Галебу, и по пути все крепости сдавались ему; сдался победителю в конце концов и долгожданный Галеб.

Теперь Саладин стал властителем почти всей Сирии, Месопотамии и Египта.

В следующем году (1183), осенью, Саладин с большим войском вторгся в христианскую область, но отступил вскоре перед крестоносцами, подкрепленными новыми силами, – пилигримами-европейцами.

И все-таки даже в такое опасное время христиане не находили в себе мужества и самопожертвования, чтобы побороть свои себялюбивые, мелочные споры и ссоры и сплотиться, наконец, воедино.

Какое там!.. Вражда между многими мелкими партиями развивалась день ото дня все сильнее и сильнее. Особенно все восставали против графа Гвидо Лузиньянского, даже сама его супруга, Сибилла.

Король Балдуин IV медленно умирал, и тогда Сибилла неотступно стала убеждать его отстранить от престола Гвидо и короновать иерусалимским королем ее сына, Балдуина.

Король согласился, и Балдуин V был коронован в том же году. А так как ему было только 6 лет, то опекуном-правителем его был снова назначен Раймунд Триполисский.

Раймунд после смерти короля Балдуина IV прежде всего поспешил заключить мир с Саладином. И Саладин охотно согласился на это. У него к тому было много причин. Сильный Моссул еще не сдавался ему; единовременно вести борьбу решительную с ним и христианами было бы безрассудно; к тому же теперь крестоносцы были не опасны Саладину, и он как бы дал им временную отсрочку, за которую христиане были обязаны заплатить ему 60.000 червонцев.