№62, преосвященного Макария, епископа Томского, от 5 января 1906 года

Русская церковь возвращается к своему, завещанному древностью, каноническому устройству. Сообразно этому устройству, все управление Церковью, вся ее жизнедеятельность должны быть основаны на соборном принципе. Принципом соборности не устраняется единоличный представитель русской Церкви – высший пастырь в лице патриарха с его резиденцией в той или иной из столиц русской империи. Высший представитель русской Церкви, удерживая за собою свои особые, ему только свойственные, связанные с представительством полномочия, имеет состоять во главе Святейшего Синода из епископов и пресвитеров, призываемых сюда порядком, определенным на Соборе. Синод с патриархом во главе должен действовать в качестве постоянного центрального учреждения, управляющего Церковью, назирающего за всеми сторонами ее жизни в каждый момент времени.

По мере накопления выдающихся по своей важности нужд и выдвигаемых жизнью особенных потребностей, необходимо время от времени созвание Всероссийских Поместных Соборов с самой широкой юрисдикцией по всем вопросам канонического, иерархического, церковно-богослужебного содержания, по всем запросам церковного благочиния и вообще всего строительства православно-христианской жизни. Поместный Собор должен состоять из епископов. Но, по каноническим и историческим указаниям, на Соборе могут, а при настоящих условиях и потребностях – и должны участвовать клирики и миряне с правом совещательного голоса.

При канонически-соборном устроении Церкви возможно и необходимо восстановление присущих церковной древности областных или окружных соборов. По силе древних правил: 37-го св. апостолов, 5-го 1 Всел. Соб., 19-го 4 Всел. Соб., 8-го 6 Всел. Соб., 6-го 7 Всел. Собора, 20-го Антиох, и 27-го Карф. Соборов, епископы каждой церковной области обязаны собираться для братски-соборных между собой совещаний по делам церковным два или, по крайней мере, один раз в год. Наша русская православная Церковь, почти исключительно обнимаемая огромным пространством Русского государства, в силу географических, исторических и этнографических условий, могла бы образовать – для относительно-самостоятельного церковного управления – <применительно> следующие, намеченные в труде покойного протоиерея Иванцова-Платонова, области: а) Северо-Русскую или Новгородско-Петербургскую, б) Срединно-Русскую или Московско-Великороссийскую, в) Западно-Русскую <и> Виленско-Литовскую, г) Южно-Русскую или Киевскую, д) Восточно-Русскую или Казанскую с епархиями поволжскими и уральскими, е) Кавказскую и ж) Сибирскую, которая может быть разделена на Западно-Сибирскую и Восточно-Сибирскую. Коренное – сравнительно с древностью – изменение в условиях культурной жизни, существующие удобства в сношениях почтой, телеграфом – исключают для настоящего времени надобность созывать областные соборы так часто, как они собирались в первые века существования Церкви. Но чрезвычайная возможность таких собраний для живого общения между епископами, для обсуждения вопросов и дел, вызываемых местными духовными нуждами, требует, чтобы их созвание было осуществляемо раз в три или четыре года.

Выражено опасение, что церковно-областные автономии, возбуждая и привлекая к себе автономные вожделения политического свойства, могут повредить нашему государству ослаблением и даже разрушением его единства и цельности. Опасение, по-видимому, не лишено оснований. Правда, история соборов не представляет ни одного свидетельства о противогосударственных тенденциях того или иного собора в смысле разъединения частей, из которых состояла Византийская империя, несмотря на разноплеменность населения этих частей и их раскиданность и обособленность. Но сила этого возможного указания в значительной мере может быть ослаблена объяснением, что в древности национальное сознание и соприсущие ему стремления, говоря вообще, развиты были у народов слабо, что по преимуществу и обусловливало прочность в единстве и цельности Древнеримского и последующего Византийского государства под единством политической власти. В настоящее время, по истечении веков, дело обстоит совершенно иначе. Современность выразила обострение национального сознания не только в отдельных народах, но большое стремление к обособлению даже у разноплеменностей. В применении к нашей России тяготения, не отвечающие интересам ее единства и цельности, замечены в массах его окраин по преимуществу инородческого населения, желающих если не полного отделения от Русского государства, то, по крайней мере, зависимости от него только на федеративных началах. – Опасливое предположение о возможности, что на областных соборах выразятся политически автономные стремления, при видимой его основательности, мы должны устранить в силу следующих соображений.

1) Областные соборы явятся в значении особого органа в жизни и деятельности Церкви. Церковь преследует свои духовно-воспитательные задачи и цели, не имеющие ничего общего с задачами и целями государства. Сфера чисто политических дел чужда Церкви. Следовательно, чуждою она должна быть и даже областных соборов, как особых установлений Церкви.

2) В святом деле церковного устроения областные соборы прежде всего и больше всего будут призваны к обсуждению и решению вопросов применительно к церковным потребностям и бытовым особенностям данного края или области. Но в специальном и бытовом характере обсуждений и постановлений нельзя усматривать никакого опасения для политического разобщения,–нельзя усматривать именно потому, что то будут обсуждения и постановления строго духовного содержания, не только не смешиваемые с политическими тенденциями, но и не имеющие к ним никакого отношения.

3) Те же областные соборы должны собираться и действовать в зависимости от патриарха, Синода и Поместных Соборов. Строго установленная и проведенная связь с высшим представителем русской Церкви и ее первостепенными учреждениями и установлениями и прямая от них зависимость послужат прочным залогом и ручательством, что названные соборы, не разрывая единство с Церковью, никогда не допустят ничего, что было бы изменой их призванию, вторжением в несоответствующую сферу суждений и дел и что хотя косвенно клонилось бы к ущербу интересам государственной жизни.

4) Церковь и государство – это два совершенно особых царства. Церковь есть царство от мира сего – Царство Божие, устроящее духовными средствами вечное спасение людей. Государство – царство земное, имеющее в виду обеспечить внешний порядок жизни, дать гражданину в его земном положении возможность спокойного и правильного удовлетворения жизненных потребностей. Но, при этой разнице в существе и задачах двух учреждений, православная вселенская Церковь, неуклонно верная учению своего Божественного Основателя и заветам святых апостолов, всегда относилась к государству с полной благожелательностью и ей свойственным благорасположением. Она усматривает в государстве необходимую форму общежития, установленную Творцом мира и Устроителем всего миропорядка. Она видит в нем защиту людей от нападения внешних врагов и опору для поддержания внешнего порядка в общежитии. Она признает за государством принадлежащие ему права законодательства, управления и суда. Она внушает своим членам неизменную верность гражданскому долгу, повиновение государственным распоряжениям и исполнение всех гражданских обязанностей. Она молится о благополучии и благосостоянии государства и ту же молитву внушает своим чадам.

В полном единении и согласии со вселенской Церковью, и русская Церковь искони дорожила государством как тем, что необходимо, что дорого ее сынам. Она одухотворяла, укрепляла и возвышала государство внесением в его жизнь святых начал правды и мира, внушением гражданам добродетелей терпения и христианской бодрости. Своим веянием она смягчила и умерила зло княжеских междоусобий. Она не допустила русского человека пасть духом за длинный тяжелый период монгольского ига. Усиленными стараниями о прекращении княжеской розни она могуче содействовала объединению Руси под державою Московских великих князей и царей. Она же, воодушевив русских людей в защиту православной веры, спасла Русь от грозившей ей окончательной гибели в смутное время самозванства. Своею духовно-нравственной поддержкой и влиянием Церковь не переставала содействовать государству в его добрых и полезных достижениях до времени реформы Петра 1, когда, ослабленная в своем течении на народные массы, парализованная в своей инициативе и широкой, свободной жизнедеятельности, привязанная к государству для почти исключительного служения только в его мирских интересах, Церковь была вынуждена к служению только формальному под указанием государственной власти и под ее велениями. Но, верная своей святой миссии насаждения среди людей правды, справедливости, мира и любви, русская Церковь всегда горела и горит желанием служить Русскому государству существенным приподнятием достоинства жизни в нем и существующих в жизни отношений. И если государство дорожило благом своего единства и цельности, Церковь, благословляя единение своих чад в союзе братского согласия, устраняя раздоры и нестроения, где бы и в чем они ни проявлялись, по отношению к единству государственной жизни не может относиться иначе, как с своим благожеланием и соответствующим содействием.

Отсюда должны падать всякие опасения на тот счет, что своим установлением областных соборов, действиями и распоряжениями на этих соборах, Церковь может поколебать Русское государство разъединением его частей, хотя бы эти части были с инородческим населением.

По вопросу о духовном суде и о его преобразовании со своей стороны находил бы нужным предложить следующие соображения.

Духовный суд, опираясь в своем основании на канонические правила, с внешней стороны во многих случаях должен применяться и применяется к существующим формам и узаконениям суда гражданского. Так, в производстве следствий духовный суд пользуется всецело не только формами, но и всеми узаконениями суда гражданского, действующего согласно судебным уставам 20 ноября 1864 года. Судебные уставы 1864 года имеют целью создать и обеспечить суд скорый, правый и милостивый. В согласование с этой целью, и организация духовного суда должна бы гарантировать подсудимым лицам – прежде всего – суд скорый. Между тем крайняя медленность является отличительной чертой духовного суда. Она состоит в прямой зависимости от совершенно неудовлетворительной постановки в производстве следствий.

Производство следствий обыкновенно поручается приходским священникам. Священники эти заняты исполнением прямых обязанностей своего приходского служения и потому являются медлительными в судебных поручениях часто поневоле. В продолжение Великого поста приходский священник не может приступить к производству данного ему следствия – при всей необходимой его поспешности – потому, что не может оставить без говения сотни или тысячи прихожан. Случаи чрезвычайной занятости приходского священника повторяются не раз и в остальное время года, когда ему нужно совершить установленные в приходе крестные ходы, нужно обойти со святыми иконами не только деревни, но и дома и т. п. К этому должно присоединить еще то невыгодное для скорости следственного производства обстоятельство, что в Сибири духовные следователи для необходимых поездок получают установленные проездные бланки только на 8 месяцев. За летнюю треть года следователь, по неимению бланков, лишается возможности производить следствие, как бы оно неотложно ни было.

Замедляются следствия в их своевременном производстве и окончании и потому, что, за неопытностью духовных следователей, консистория часто бывает вынуждена возвращать им присланные следственные дела для их восполнения и исправления. Неопытность духовных следователей в исполнении следственных поручений <связана с тем>, что они не получают для этого дела никакой, даже элементарной, подготовки. По Духовному Ведомству не существует особого, постоянного института духовных следователей. Согласно § 158 Уст. дух. консист., исследование судебных дел возлагается на доверенных духовных лиц, и, согласно указу Св. Синода от 5 апреля 1881 года № 5, следователи назначаются преосвященными, по личному их выбору, из бескорыстных, опытных и наиболее дельных священнослужителей. Но где взять опытных для следственного производства священников, когда для опыта в этом деле не дается никаких сведений не только в семинариях, но и в духовных академиях, и не имеется руководительных указаний даже в Уставе духовных консисторий? Исключительное пользование законами общего судопроизводства невозможно, так как духовный суд имеет свои специальные стороны. Остается пользоваться руководствами для духовных следователей, изданными частными лицами. Но руководства эти нельзя признать вполне удовлетворительными, и их издатели в предисловиях сами сознаются, что вопрос о том, какими из законов общего гражданского судопроизводства должны руководствоваться духовные следователи, доселе является открытым.

Для устранения ненормальных явлений в духовном суде необходимо:

1) В Уставе дух. консист. внести особый отдел о духовных следователях с точным и ясным указанием законов, которыми они должны руководствоваться.

2) Уравнять духовных следователей в правах со следователями других ведомств.

3) Внести в преподавание духовных семинарий предмет законоведения, хотя в самых общих чертах, дабы священники были ознакомлены с действующими законами нашего государства.

4) Для производства следствий назначать священников, по возможности более свободных от обязанностей приходского служения.

Уставом дух. консисторий и указом Св. Синода от 5 апреля 1881 г. № 5 предусматривается возможность коллективного производства следствий комиссиями из священников, известных добрым поведением. В настоящее время обязанности таких следственных комиссий легко могли бы быть перенесены на благочиннические советы, состоящие из благочинного и двух священников, избранных духовенством благочиннического округа. Вместе с правом производства следствия, благочинническим советам можно бы предоставить и право высказывать по судебному делу свое мнение, давать по нему отзыв. Таким путем, с одной стороны, была бы устранена возможность пристрастного производства следствия, с другой стороны – епархиальное начальство приобретало бы более данных для правильного решения дела. С перенесением на благочиннические советы следственного производства, последние должны быть узаконены в качестве судебно-административных единиц общего епархиального управления с точным определением их прав, обязанностей и полномочий.

Что касается самого духовного суда, то в интересах подсудимого было бы желательно, чтобы последнему было предоставлено право давать объяснения лично при слушании его дела в консистории, что было бы вполне согласно и с § 163 Уст. дух. консистории. О своем желании присутствовать лично при слушании дела обвиняемый должен заявлять подписью в заключении следственного делопроизводства. Кроме того, ввиду большой занятости членов консистории делами по своим специальным столам, той занятости, которая нередко лишает их возможности отнестись к судному делу с надлежащей полнотой внимания, было бы не только желательно, но и необходимо присутствие при решении судных дел с правом голоса еще одного члена, избираемого на срок духовенством на общеепархиальном съезде.

Вопрос о благоустройстве православных приходов стал неотложным особенно после Высочайшего указа Правительствующему Сенату от 17 апреля 1905 года, коим объявлена свобода вероисповеданий. По смыслу этого указа все инославные религиозные общины, а также общины старообрядческие и сектантские получают права на самую широкую внутреннюю организацию в установлении форм своей религиозной жизни. Православные приходы этих прав внутренней организации и самоуправления не имеют, находясь всецело под смотрением не только епархиальной, но и гражданской власти. Таким образом, господствующая в России Церковь и ее установления находятся в более невыгодном положении, чем инославные и старообрядческие общины.

В устранение этой слишком прискорбной ненормальности необходима прежде всего общая мера, состоящая в предоставлении всей Церкви полной, ничем не стесняемой свободы в управлении ее внутренними делами, и затем, в частности, настоятельно требуется призвать к обновленной жизни церковные общины, обнимаемые православными приходами. Пусть каждая из церковных общин живет насколько возможно более свободно и развивается из себя на святых, указуемых Церковью началах. Пусть она свободно открывает школы, устраивает из добрых и полезных книг библиотеки, созидает благотворительные учреждения, заботится о нравственном преуспеянии своих членов. В последнем отношении было бы желательно, если бы община в своей среде производила нравственный суд, обличая упорство в безнравственности и исключая из общины нравственно неисправимых людей. Более подробную организацию православно-приходской общины мы наметили бы в следующем виде.

1) Каждый из православных христиан должен непременно принадлежать к какому-нибудь приходу, хотя бы по временам и не жил в районе своего прихода, – должен нести расход на содержание церкви, причта, просветительных и благотворительных учреждений. Желательно, чтобы приходов, очень больших по количеству душ, не было. Нормальный при одном священнике приход не должен превышать 1000 душ муж. пола. Священник, как пастырь, стоящий во главе прихода, обязан знать всех своих пасомых и должен вести их списки, с указанием против каждого лица рода занятий, времени рождения, крещения, бракосочетания и исполнения таинств Церкви и, в случае выселения прихожанина, с отметкой о времени и месте выселения.

2) Для ближайшего ознакомления со своими прихожанами священник возможно чаще посещает их дома для назидательных бесед. Особенно близки его сердцу должны быть больные, бедные, пострадавшие от несчастных случаев и нетвердые в вере.

3) Все общие приходские церковные дела должны обсуждаться на церковных приходских собраниях, собирающихся не менее двух раз в год (весной и осенью), а текущими делами прихода заведует церковный совет, состоящий из священника, церковного старосты и вполне благонравных и благонадежных лиц, выбираемых всем приходом на определенный срок. На всех собраниях и заседаниях председательствует священник, и все дела собраний и совета подлежат контролю, в чем нужно, и утверждению епархиального преосвященного.

Для благоустроения и украшения приходского храма, обеспечения в материальном отношении причта, для устройства и поддержания школы, больниц, богаделен и домов призрения бедных и сирот, а также в целях нравственного воздействия членов прихода друг на друга, в каждом приходе непременно должно быть учреждено попечительство.

Членами попечительства должны быть все правоспособные прихожане обоего пола. Делами его ближайшим образом заведует приходский совет. Средства попечительства составляются из членских взносов, добровольных пожертвований как от прихожан, так и от посторонних лиц. В случае экстренной нужды прихожане по взаимному согласию могут производить в своей среде денежную раскладку. Собственно церковные суммы, употребляемые главным образом на содержание духовно-учебных заведений, т. е. на подготовление пастырей Церкви, не должны быть предоставляемы в распоряжение попечительств. «Никто не присвояет церковного достояния» – завещано 2-м правилом Феофила, архиеписк. Александрийского. Указом Св. Синода от 11 октября 1868 года предписано епархиальным преосвященным внушать представителям приходских попечительств, что попечительства учреждаются для воспособления Правительству и Церкви в поддержании церковного благолепия, в обеспечении священноцерковнослужителей, распространении духовного образования, и что они ни в каком случае не должны посягать на достояние, принадлежащее Церкви.

Вопрос о материальном обеспечении духовенства заслуживает полнейшего внимания. Ввиду того, что пастыри нынешнего времени должны употреблять все свое время на служение пастве, решительно необходимо, чтобы духовенство не было обременяемо напряженными заботами об обеспечении своих материальных нужд. Обеспечение должно быть равное, одинаковое по отношению к причтам всех приходов. Оно может совершиться или из Государственного Казначейства, или через денежное обложение прихожан. В последнем случае раскладками сборы могут производиться так, как это проектировано в правилах о финляндских приходах. Обеспечение должно быть достаточное, чтобы духовенству не было необходимости брать платы за совершение треб и таинств или, для усиления средств содержания, заниматься какими-либо несвойственными ему предприятиями торгово-промышленного характера. Установлением одинакового содержания для причтов всех приходов будет устранена одна из важнейших причин частой смены священнослужителями мест своего приходского служения.

В помощь приходским общинам в деле повышения общенародной нравственности Правительство должно бы своими распоряжениями прекратить уличное пьянство, ко вреду и соблазну слабых развившееся со времени открытия монополии.

По вопросу об усовершенствовании в постановке духовно-учебных заведений нельзя не признать желательным, чтобы на эти учебные заведения более не возлагалась специальная задача приготовления церковных пастырей, чтобы таким образом вопрос о приготовлении духовных пастырей был отделен от вопроса о воспитании духовенства православной Церкви.

Тем не менее и духовные училища и духовные семинарии нужно оставить сословными учебно-образовательными заведениями – с допущением детей светских родителей только в том случае, когда окажутся свободными ученические вакансии.

Преподавание в духовных училищах должно быть усилено введением новых языков и предмета краткой гражданской истории.

Что касается древних языков, то необходимо: 1) начинать их изучение не одновременно, чтобы дать возможность детям сначала освоиться с одним языком и потом с большей легкостью приступить к изучению другого; 2) оживлять изучение древних (мертвых) языков ознакомлением детей с жизнью древних народов, которые говорили на тех языках. Неуспешность в изучении языков – как новых, так и древних – не делать причиной для задержания учеников на повторительный курс и тем более для исключения из училища.

По-прежнему нужно сохранить духовные училища, как самостоятельные учебные заведения, и не соединять в восьмиклассные семинарии, как это проектируется некоторыми представителями духовенства, ибо в педагогическом отношении слишком очевидна невыгода совместной жизни детей с юношами.

Для оживления учебного дела в духовных семинариях было бы чрезвычайно важно и полезно возвращение к порядкам, какие в учебном отношении установлены были уставом 1867 года, когда: а) преподавателям семинарии предоставлена была значительная инициатива и самодеятельность в исполнении возложенного на них дела, б) когда преподавание математики велось по обширной программе и в преподавании видное значение имели науки философского характера (философия, логика, педагогика).

Соответственно потребностям времени, необходимо ввести еще в круг семинарских наук: а) законоведение, б) космографию, в) краткую медицину и улучшить постановку преподавания новых языков на счет более сокращенного изучения языков древних.

Для детальной разработки программ по предметам семинарского обучения и согласования этих программ между собой, представляется безусловно необходимым поручить это дело избранным депутатам, от всех духовных семинарий, так как разработка этих педагогических вопросов отдельными лицами или корпорациями не обещает большой пользы и угрожает той опасностью, что и новый устав семинарий, составленный канцелярским способом, а не путем живого обмена мыслей сведущих людей, может пройти мимо многих запросов жизни без ответа и удовлетворения.

Особенно необходимо такое совещание для уяснения важного вопроса о воспитании в семинариях – ввиду того, что этот вопрос решается в настоящее время различно: одни желают приблизить духовно-учебные заведение к жизни и за идеал для воспитания духовных юношей берут добрую, образованную и культурную семью современного общественного уклада, другие не отказываются от мысли поставить воспитание в семинарии чуть не по образцам монастырской жизни.

В настоящее время стало господствующим убеждение о необходимости совершенно отделить школу пастырскую от общеобразовательной школы и о воспитании детей духовенства так же, как воспитывается светское юношество в гимназиях.

Близко стоящие к духовной школе лица высказались, что двойственность целей, какие преследовались духовными семинариями, где давалось общее образование и где приготовлялись будущие служители Церкви, стала основной причиной всех неурядиц в жизни семинарии ближайшего времени.

Рассмотрев вопрос о приготовлении достойных кандидатов священства, мы пришли к <следующему> заключению.

Желательно для сей цели открыть двухгодичные или трехгодичные пастырские курсы из слушателей, чувствующих в себе призвание к пастырскому служению и подготовленных к слушанию полным прохождением среднеобразовательной школы.

Пастырские курсы должны составлять совершенно самостоятельное учреждение, ничем не связанное с духовными семинариями. Предназначаемые для приготовления кандидатов священства, курсы во всех отраслях и сторонах своей жизни должны подчиняться смотрению и руководственным указаниям епархиального преосвященного, от которого главным образом будет зависеть назначение на должность начальника курсов и выбор лиц в преподавательский состав.

Занятия на курсах будут состоять в изучении предметов: богословских, церковно-исторических и церковно-практических. Еврейский язык должен быть введен в качестве обязательного предмета.

Преимущественное же внимание слушателей следует обращать на изучение: а) слова Божия с его чтением по возможности на греческом и отчасти на еврейском языках и с толкованиями на основании творений св. отец и учителей Церкви; б) святоотеческой литературы с чтением, по крайней мере, в переводном тексте выдающихся произведений этой литературы. Желательно, чтобы при этом не были оставляемы в забвении и произведения русской церковно-народной письменности.

При изучении предметов церковно-практического содержания с особой тщательностью и заботливостью должно быть обставлено преподавание церковного проповедничества. Оно усиленно должно быть направлено к тому, чтобы подготовить проповедников с живым словом, а не простых составителей малодейственных писанных поучений. С целью подготовления слушателей пастырских курсов к живому в проповедничестве слову, потребуется возможно частое упражнение их в импровизации, их ознакомление с правилами декламации и вообще со всеми практическими приемами живого проповедничества под ближайшим, если найдется возможность, руководством лучшего проповедника в епархиальном городе.

Само собой разумеется, что в ряд предметов преподавания на рассматриваемых курсах должен быть непременно включен и предмет расколоведения для изучения противоцерковной и сектантской литературы и способов борьбы с расколосектантами.

Переходя к вопросу о приобретении недвижимой собственности церковными учреждениями: церквами, монастырями и архиерейскими домами, прежде всего нельзя не пожелать, чтобы действующее доселе ограничение в приобретении – каждый раз с Высочайшего соизволения – было снято. Для этого стесняющего ограничения нельзя подыскать никаких существенно важных оснований. Несомненно, оно является остатком той политики нашего Правительства, когда последнее, из опасения огромного сосредоточения в руках Церкви земельных владений, должно было оберегать интересы казны, терявшей с церковных имуществ, как имуществ привилегированных, всякую доходность. Ныне к уплате казенных налогов привлечены все владения, а потому какого-либо ущерба для государственных финансов от церковных имений ожидать уже нельзя. Если порядок церковного приобретения каждый раз с Высочайшего разрешения установлен и практикуется с целью оберечь церкви, монастыри и архиерейские дома от приобретений спорных, невыгодных и вообще экономически-сомнительных, то достижение этой цели возможно иным путем – путем обращения приобретателей к сведущим людям, в частности – к юрисконсультам, для предварительного обсуждения относительно юридической благонадежности данного приобретения.

Желательно не только снятие указанного ограничения, но и необходимо законодательное изменение в смысле большего расширения прав Церкви, ее органов, ее представителей, на приобретение имущественных владений. В настоящее время субъектами права церковного владения являются, как перечислено выше, церкви, монастыри, архиерейские дома (кафедры) и еще, пожалуй, епархиальные съезды, поскольку за ними признается право устраивать епархиальные свечные заводы и другие хозяйственные учреждения. Но жизнь предъявляет требование на большее. Она заявляет надобность, чтобы от права на приобретение собственности не было устраняемо все духовенство той или иной епархии. Для законоположения в этом смысле едва ли могут встретиться препятствия, если духовенство будет рассматриваться как сословие, как корпорация.

Мало того: было бы чрезвычайно важно и в интересах Церкви полезно, чтобы с осуществлением церковной реформы корпоративное начало в приложении к Церкви законодательством было проведено насколько возможно полнее, т. е. чтобы право имущественного приобретения было признано за всеми православными обществами – за приходом, епархией и даже за православным обществом целой области. Тогда, для покрытия различных церковно-общественных нужд, церковно-православные общины могли бы иметь свои имущественные владения в качестве постоянного источника доходности.

Епархиальные съезды духовенства, вызванные к жизни Уставом дух. семинарий 1867 года, в своих суждениях и решениях были ограничены узкой сферой вопросов и дел чисто экономического характера в сословных интересах. Постройка и расширение зданий для мужских духовных и епархиальных женских училищ и общежитий при них, изыскание денежных средств на усиление вознаграждения начальствующего и учащего состава при означенных; училищах и на улучшение содержания учащихся – вот чем почти исключительно занимались на своих заседаниях съезды в первые годы после своего возникновения. За последние десятилетия съезды, в своих стремлениях расширить предоставленную им компетенцию, во многих случаях расширили ее: усиленной деятельностью по устройству в разных видах взаимопомощи в среде духовенства и благотворительного обеспечения престарелых, сирот и вдов духовного звания. Во многих епархиях съездами учреждены эмеритальные И страховые для духовенства кассы, устроены приюты для церковнослужительских вдов, сирот, для покрытия разных сословных нужд, построены свечные заводы, открыты свечные лавки, и выражены, а в некоторых случаях и исполнены заботы о приобретении на приходские средства причтовых домов. Но и эта в расширенном виде деятельность съездов является все-таки деятельностью материальной в узкосословных границах. Во всяком случае, проявленная съездами большая деловая энергия доказала их полную жизнеспособность. Отсюда, не только желательно, но и прямо необходимо установить компетенцию съездов так, чтобы сюда входили не только дела материальноэкономические и сословные, но и запросы и нужды пастырского служения. Религиозно-нравственное состояние населения епархии, те или иные недостатки в этом состоянии, меры к их устранению и вообще к приподнятою религиозно-нравственной жизни, духовно-просветительное дело и дело миссионерское по отношению к расколо-сектантству, магометанству или язычеству, благотворительное дело в епархии – все это и подобное самым существенным образом должно занимать представителей съездов на их заседаниях. Должно бы предоставить съездам и некоторое канонически дозволенное участие в епархиальном управлении – избранием на духовно-административные должности в консистории и рассмотрением консисторских отчетов и т. п.

Съезды должны собираться в епархиальном городе периодически правильно, если не каждогодно, то по крайней мере раз в два года. В своем личном составе они должны определяться свободно-избирательным порядком по благочиниям, без всякого внешнего указания и давления. Для обсуждений по вопросам и предметам церковно-общественного характера желательно привлечение на съезды избранных, также по благочиниям, городских и сельских представителей от мирян.

Предметы обсуждения предстоящего съезда объявляются заранее. В своем указании и обозначении они должны исходить от епархиального преосвященного, но этим не устраняется и собственная инициатива съезда поставить на очередь тот или иной, по его мнению, неотложный вопрос. В случае участия на заседании съезда мирян, было бы лучше, если бы на нем председательствовал сам епископ. В других случаях, с согласия епископа, председательство может замещаться лицом по выбору самого съезда. В заявлении мнений и желаний каждому члену съезда должна быть предоставлена полная свобода. Но все свои заключения и постановления съезд обязан представить на благоусмотрение преосвященного, и только после его одобрения и утверждения они получат силу и значение решений к исполнению. Так непременно должно быть потому, что ответственный правитель епархии есть епископ, и никакое постановление какого бы то ни было епархиального собрания, никакое мнение большинства не может освободить его от ответственности за какую-нибудь принимаемую по епархии меру, если этой меры не одобряет его собственная мысль и совесть.

Впрочем, в случае, когда епархиальный преосвященный отказал бы в одобрении и утверждении тому из постановлений съезда, на целесообразности и полезности которого последний настаивал бы с особой энергией, нежелательный конфликт может быть передан на рассмотрение областного собора. Епархиальные съезды, поставленные в предназначенном виде, приобрели бы возможное жизненное значение вспомогательного и совещательного при епископе органа по всем вопросам и нуждам епархиальной жизни, во всей ее целокупности.

Вопрос об участии духовенства в общественных учреждениях в настоящую пору выдвигается с особой силой и настойчивостью.

В настоящее время постоянно приходится слышать и читать о безжизненном отношении духовенства к общественным нуждам и интересам, о том, что духовенство, являясь замкнутым и сословным, не имеет нравственной связи с обществом и надлежащего влияния на последнее. Разобщенность образованного в русском обществе класса с Церковью и самим духовенством, упадок приходов и отсутствие церковно-приходской жизни приводятся то и дело в подтверждение таких отрицательных суждений о духовенстве.

В синодальном предложении указаны два существующих по данному вопросу противоположных мнения. По одному из них, участие духовенства в городских, земских и сельских общественных учреждениях, вводящее пастырей Церкви в круговорот мирских дел, совершенно несогласно с прямыми обязанностями и вечными началами пастырского служения. По другому мнению, участие в общественных учреждениях со стороны духовенства, которому не должны быть чужды и мирские нужды пасомых, открывает ему широкое поприще для проведения и в этой мирской области христианских начал и для утверждения своего нравственно-просветительного влияния.

С первым мнением согласиться едва ли возможно, хотя оно нередко оправдывается и каноническими указаниями и тем соображением, что духовенство участием в мирских делах, подобно католическому духовенству, выразит неуместное вмешательство в светские дела государства.

Канонические запрещения в рассматриваемом деле находят в 6-м и 81-м правилах св. апостолов и 3-м правиле Халкидонского – 4 Вселенского Собора. Но, при надлежащем истолковании и понимании этих правил, открывается, что по существу такого запрещения они в себе не содержат.

6-м и 81-м апостольскими правилами епископам, пресвитерам и диаконам запрещается участие в народном управлении того времени, т. е. в управлении языческом, которое по своему духу и строю так часто и резко противоречило евангельским и христианским началам. Что касается 3-го пр. Халкидонского Собора, то ясно, что здесь не только запрещается, но и порицается такое участие клириков в мирских делах, какое совершалось бы «ради гнусного прибытка», «из сребролюбия», с полным «небрежением о Божием служении». При истолковании этого правила знаменитый Вальсамон со своей стороны говорит: «По епископскому поручению лица духовные, не подвергаясь осуждению, могут устроять не только церковные, но и гражданские дела». При отсутствии действительных канонических запрещений, за участие духовенства в общественных учреждениях сильно и внушительно говорит практика церковно-исторической жизни.

В греческой Церкви епископам было предоставлено право заведования всеми делами общественной благотворительности и наблюдения за правильным распределением пожертвований. Там же, в греческой Церкви, высшему духовенству в городе вместе со светскими знатнейшими гражданами предоставлялась каждогодняя ревизия всего управления городскими общественными заведениями и попечение, чтобы общественные недвижимые имущества не были незаконно завладеваемы, чтобы граждане не были подвергаемы каким-либо незаконным поборам, чтобы купцы не производили торговли противозаконно. Из законов Юстиниана, Юстина младшего и Ираклия можно видеть, что епископы имели даже участие в делах гражданского и уголовного суда над лицами всех состояний.

То же самое видим мы и в истории русской Церкви вплоть до синодального периода.

Русские князья, начиная со святого Владимира, сами призывали митрополитов и епископов к участию в своих государственных делах. На княжеских советах первое место после князя занимало духовенство, и здесь оно употребляло все свое влияние для лучшего государственного устроения. За время княжеских междоусобий русская иерархия являлась постоянной ходатаицей за общенародное благо, и при княжеских переговорах послы-миротворцы из представителей духовенства были в ту пору обычным явлением.

Государственная и общественная деятельность духовенства в последующие периоды русской жизни слишком известна, чтобы о ней распространяться. Имена святителей Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, патриархов Гермогена и Филарета, архимандрита Дионисия, келаря Палицына и многих других в памяти истории связаны с крупнейшими патриотическими заслугами, совершенными в то время, когда и низшее приходское духовенство не переставало себя заявлять полезной земской деятельностью. При всей значительности государственного и общественного влияния русское духовенство, вопреки католическому, никогда не хотело воспользоваться силой этого влияния для того, чтобы добиться независимости от светской власти и господственно распоряжаться в той области, которая составляет область «кесареву».

Со времени Петра 1 Правительство своими распоряжениями и действиями начало все больше и больше устранять духовенство от гражданского влияния, что повело к замкнутости духовенства, его разобщенности с обществом и той его приниженности, в которой оно утратило и само желание гражданского участия.

Ненормальность такого положения дел была сознана во время освободительных реформ Императора Александра 2 когда, в желаниях восстановить деятельное участие духовенства в жизни общества, «Положением о земских городских учреждениях» членам клира было предоставлено право принимать участие в этих учреждениях в качестве депутатов епархиального начальства. Но это было только началом дела, которое следует продолжить и довершить. Нужно восстановить издавна принадлежащее русскому духовенству право на самое широкое участие в гражданских и общественных учреждениях страны, начиная с Государственной Думы и кончая сельским сходом. Нужно это в великих целях нравственного и патриотического влияния и, вместе с тем, для возвышения авторитета духовенства и уничтожения его узкосословной замкнутости.

По условиям современной жизни с многочисленными и разнообразными в ней течениями, не благоприятствующими православной вере, было бы чрезвычайно важно, если бы на предстоящем Всероссийском Соборе были обсуждены некоторые из предметов православно-христианского вероучения – для их возможно большего подтверждения в общественном сознании, уяснения и для авторитетного осуждения учений и воззрений ложных и вредных. К предметам необходимого обсуждения мы отнесли бы следующие.

Догматы веры представляют самую главную, самую важную в ней сторону. В прежнее время верующее общество видело в догматах, как основных истинах веры, самое ее существо. Верующие усматривали в догматах опору для истинного благочестия, справедливо думая, что малейшая в них погрешность непременно должна отразиться погрешностью в жизни и деятельности. В догматах люди видели непогрешимый ответ Самого Божества на вечно волнующие человеческий ум вопросы. Вот почему в споры о вере вносилось более страстного увлечения, чем во всякие другие споры. Тем же объясняется и то, почему отцы и учители Церкви с такой точностью старались определить на вселенских соборах основные догматические истины христианского вероучения. В интеллигентной части современного общества замечается сильная наклонность не предавать догматам существенного значения. Главнейшую и важнейшую сторону веры она готова усматривать и часто усматривает только в ее нравственных указаниях, как бы намеренно забывая, что нравственная сторона веры опирается на догматическую, как на свое основание. В интересах веры следовало бы на ближайшем Поместном Соборе с торжественностью подтвердить вечную силу и значение св. догматов как того, чем определяется вера во всей совокупности ее содержания и ее проявления.

На почве протестантской теологии давно уже возникло направление философского характера, по которому христианский догмат о Святой Троице не только искажается, но и совершенно отрицается. Здесь Св. Троица понимается, как три момента мыслящего духа, а именно, как 1) непосредственно еще не выяснившееся и не определившееся самосознание; 2) самосознание, определившееся через посредство рассудка, и 3) отсюда происходящее сознание единства духа с самим собою, как познающим и познаваемым (Шеллинг, Гегель, Вейсе, Штраус). Рационалистическое учение западных философов и богословов о Троице проникло в наше отечество и имеет своих горячих последователей. Граф Толстой и его сторонники-«толстовцы» в своем учении о Троице выражаются так: «Бог-Дух–разум, Бог-Отец – жизнь, Бог-Сын – разум в жизни. Три сии – едино суть». К такому воззрению присоединяются нередко так называемые передовые люди нашего общества, и среди них заметно увлекаются им люди благонамеренные, не говоря уже о молодежи. Оставлять без рассмотрения учение такого искусного художника-литератора, как Толстой, невозможно без того, чтобы не последовало еще большего увлечения заблуждением, чем какое существует в настоящее время. Необходимо рассмотреть это учение, определить его ложь и указать средства борьбы с ним.

Не меньшему искажению и извращению подвергается догмат о Лице Иисуса Христа. В богословском рационализме принимается за несомненное, что Иисус Христос был обыкновенный человек, никогда не выдававший себя за существо божественного достоинства. Если же христианство исповедует Иисуса Христа Богом, то эта вера обязана своим происхождением будто бы самим христианам, главным образом – церковной иерархии, которая облекла человека Иисуса ореолом божественной святости, благости и милости и таким образом создала Христа-Бога. Этот взгляд рационалистов пришелся также по душе нашей увлекающейся интеллигенции и особенно по душе интеллигентной молодежи, мало вдумчивой, старающейся схватить все на лету, без разбора и критической оценки. Было бы потребно указание Собора о необходимости подробного разбора этого взгляда и его опровержения с тем, чтобы разбором и опровержением могли воспользоваться законоучительские кафедры среднеобразовательных школ.

Не меньшего внимания для обстоятельного разбора заслуживает взгляд на христианство и мессианство Ницше, этого нового провозвестника Мессии – «сверхчеловека», заслуживает внимания потому, что взгляд Ницше лег в основу социального движения, быстро охватившего весь рабочий класс, и в нашем отечестве нашел себе популяризатора в лице художника-писателя Максима Горького. К каким печальным последствиям может повести философия Ницше в своем быстром распространении и влиянии на наше общество! Достаточно указать, что ее содержанием: а) отрицается всякая религия, как и религия христианская: «Умерли все боги, – говорит Ницше, – теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек»; б) Лицо Христа Спасителя подменивается Мессиею – «сверхчеловеком»; в) ниспровергается все нравственное христианское учение, ибо в сверхчеловеке «самая борьба страстей будет одушевленною и ревнивою борьбою добродетелей», и то, что мы называем жестокостью, тиранией, гневом, или страданием, унынием и т. д., в сверхчеловеке будет «совершенным и невинным движением сил, подъемом волны его жизни до небес и снисхождением до глубины земли»; и наконец, г) провозглашается анархизм с ниспровержением всякого существующего строя.

Но и независимо от такого отрицательного направления, в самом православном христианском учении следовало бы установить и более точное и более обоснованное воззрение на дело искупления Христа Спасителя. Формально-юридический взгляд, по которому сущность искупления полагается только в отплате Божию правосудию смертью Искупителя за человеческий грех, нужно бы восполнить учением о спасении в смысле «всыновления», коим предполагается не одно только внешнее удовлетворение правде Божией за грехи человечества, но и действительное восстановление духовной жизни человека. Таким образом, кроме объективной стороны, в учение об искуплении должна быть внесена и субъективная сторона, под которой нужно разуметь участие самого человека в искуплении Сына Божия исканием примирения с Богом, желанием искупления от греховной болезненности для общения с Творцом. Учение в этом смысле должно быть формулировано ясно и точно – в противоположность одностороннему католическо-протестантскому учению об искуплении, как внешнем юридическом акте.

В тесной связи с догматом об искуплении находится учение о первородном грехе, о происхождении человека и его природе, о смерти, будущем воскресении и загробной жизни.

По библейскому учению, человек есть существо духовно-телесное. Он состоит из тела и души – двух отличных друг от друга начал, причем душа дается как бы непосредственно от Бога, а тело слагается из материальных элементов, и только в совокупности он составляет то живое существо, которое называется человек. Различение этих начал очевидно в местах Писания, изображающих смерть человеческую, как разлучение души от тела, а также изображающих воскресение мертвых под видом возвращения души в тело. Учение о двухчастном составе человека находится в неразрывном отношении к догматам: воплощения Самого Сына Божия, нашего освящения, нетления св. мощей, евхаристии, о Церкви, как теле Христовом, и о загробном состоянии душ до времени всеобщего воскресения, как том состоянии, которое для праведных является предначатием блаженства, а не полнотою блаженства, возможной только с телесным восстановлением человека. Учение о двухчастном составе не допускает пагубного материалистического воззрения на человека; им отстраняется и то мнение, по которому душа, отличная от тела, не лишена будто бы все-таки некоторой материальности и вещественности. Наряду с учением о двухчастном составе человека существуют указания на его трехчастный состав – из духа (jtve-upa), души (уохл) и тела (ойцос). Точная, ясная и обоснованная формулировка учения о двухчастном составе человека в связи этого учения с вышеназванными догматами необходима. Необходима она еще и потому, что с тем же учением неразрывно связано и учение о происхождении душ. Здесь существовали и существуют три мнения: одни допускали предсуществование душ (предестинизм) другие утверждают, что душа и тело вместе зачинаются и рождаются от родителей (традуционизм); третьи учили, что души каждый раз творятся Богом вновь (креационизм). Большинство богословов принимают смешанную теорию – в том смысле и виде, что души человеческие происходят от душ прародителей посредством и в силу творческого благословения людям: «Раститеся и множитеся» (Быт.1:28). Такой теорией устраняются недостатки других воззрений, и при ней становится удобо приемлемым догмат о распространении первородного греха от родителей на детей путем естественного рождения. Тем не менее она остается только мнением и потому для поднятия в своем авторитете нуждается в уяснении и в санкции со стороны духовного собора.

Учение о бессмертии души со своей стороны требовало бы уясненности и обоснованности. Слово Божие ясно говорит о бессмертии души, о загробном существовании души и по отделении от тела; но оно не сообщает никаких подробностей о бессмертии души в метафизическом смысле ее субстанциональной неуничтожимое и об основаниях для этой неуничтожимости. Было бы желательно уяснить и точнее сформулировать учение о личном бессмертии, тем более, что с этим учением тесно связан догмат о посмертных наградах и наказаниях. Ни один христианский догмат не подвергался стольким нареканиям и возражениям со стороны недоверчивого ума, как догмат о вечности мучений. Многие находят, что а) учение о вечности мучений находится в прямом противоречии с божественными свойствами премудрости, правды и благости, и что б) злое настроение и направление грешника в будущей жизни должно прекратиться на том основании, что в той жизни нет места для предметов, питающих человеческие страсти. В этом пункте православного вероучения также требуется многое уяснить, опираясь не только на первичные источники веры в Священном Писании и Предании, но и на соображения богословствующего разума.

Верная духу и заветам древней Христовой Церкви и – вместе – основываясь в своем вероучении на двух главных источниках: Священном Писании и Священном Предании, святая православная Церковь признает 7 таинств, почитает Пресвятую Деву Богородицу, святых ангелов и святых Божиих людей, обращается к святым в молитвенном призывании, чтит мощи святых и святые иконы. И если отпавшая от православия римско-католическая Церковь еще удерживает в своем одностороннем воззрении (каковое особенно сказывается в перевесе видимого, человеческого элемента над невидимым, Божественным, например, в теории таинств – opus operatum) многие из перечисленных догматов, то протестантство, руководствующееся везде и во всем началами разума, почти всецело их отвергает. В нашем отечестве под влиянием протестантства образовалось множество сект. Сюда относятся молокане, хлыстовцы, штундисты, толстовцы и проч., отрицающие внешнее богослужение, иерархию, таинства, клятвы, гражданские суды, войны и т. п. Ввиду сего, по указанию Собора, в православном богословии с возможно большей подробностью и обстоятельностью должно быть развито и уяснено учение о св. таинствах, благодатной силе и действенности таинств, о почитании св. ангелов, св. Божиих мужей и жен и их святых останков – св. мощей, св. икон, о молитвенном призывании святых, о молитве Церкви за умерших, о необходимости внешнего общественного богослужения, о значении клятвы и присяги и т. п.

Не излишне авторитетное от имени Церкви указание, что пастыри православной Церкви, оберегая паству от чуждых верований, заблуждений и ересей, оставаясь верными христиански братской любви, пред которой исчезают все национальные особенности народов, и молясь «о мире всего мира и соединении всех», не могут и не должны поступаться вселенской истиной, входить с инославными христианами в разные компромиссы и делать уступки чего-либо из своих верований. Не могут и не должны ни малейше поступаться истиной и в своих сношениях с сектами, образовавшимися в нашем отечестве под влиянием протестантства.

Изданием Высочайшего указа от 17 апреля 1905 года о веротерпимости пастырство православной Церкви призывается к большей самодеятельности в деле утверждения и охранения православия, чем какой заявляло себя доселе, когда интересы господствующего вероисповедания оберегались государственными законами и гражданской властью. С устранением этой внешней поддержки пастыри должны идти в своем великом деле совершенно самостоятельно и защищать паству «от волка грядуща» исключительно сами. Отселе они призваны защищать своих чад и приумножать паству только силами постоянно бодрствующего духа, молитвы и пастырской созидающей любви. Потребуется от них в духовном делании много труда при неослабном пастырском одушевлении. Такая перемена в положении пастырства на Руси, естественно, должна отразиться и на миссионерском деле, потому что миссионерство есть тоже пастырство, тот же апостольский труд с целью наставления, ограждения и приумножения членов Церкви теми же духовными средствами.

До сих пор миссионерская деятельность по отношению к старообрядцам и сектантам в русской Церкви была возлагаема на специальных миссионеров – епархиальных и окружных. Приходские священники были освобождаемы от миссионерского дела, почему в большинстве привыкли думать, что оно их не касается, что на то имеются особые лица. Специальный миссионер обычно вел свое служение в таком виде: прибыв в селение, зараженное расколосектантством, через местную сельскую полицию собирает сельчан на беседу. Отказаться от беседы, под полицейским к ней понуждением, не всегда возможно, и идут сельчане и выслушивают с недоверием и даже с озлоблением наставления миссионера или же устраивают ему состязание в пикировке и остроумии и во всяком случае бывают рады, когда миссионер распрощается с ними после одной или двух бесед. Такие беседы малоплодны и, после указа 17 апреля, при отсутствии принуждения, едва ли и возможны. Очевидно, должен быть принят другой способ общения со старообрядцами и сектантами, способ на почве доверия и искренности собеседников. Лучшие из миссионеров Томской епархии утверждают, что наиболее плодотворный способ общения со старообрядцами и сектантами – это личное и доброе с ними знакомство. При таком знакомстве можно пригласить расколо-сектантов и на публичную беседу, можно пойти просто в дом старообрядца или сектанта и собрать сюда даже несколько семейств. Мирную и кроткую беседу, чуждую всякой официальности, с человеком хотя иных убеждений, но знакомым и приобретшим доверие, расколо-сектант любит. От такой беседы не уклонится и женщина, имеющая в расколе огромное значение. Но эти условия неосуществимы для наших епархиальных миссионеров с их официальным положением, с их громадными районами, с многочисленным населением, с их крайне редкими посещениями отдельных селений. Хождение для бесед по домам мало возможно и для благочиннических миссионеров в их округах. Оно доступно только приходскому священнику у себя в приходе. Наезжий миссионер, например, не может взять под свое руководство новообращенного, нуждающегося в дальнейшем наставлении.

Только приходский священник в своем приходе может быть истинным миссионером.

Это положение подтверждается еще тем соображением, что православные жители зараженных старообрядчеством и сектантством мест нуждаются в предупреждающем наставлении относительно соприкосновенных толков и сект. Они должны знать, как к представителям разноверия относиться, что отвечать на их вопросы и возражения. Здесь мы должны указать тот печальный для православия факт, что старообрядцы и сектанты как везде, так и у нас, в отдаленной Сибири, в грамотности и знании по предметам веры стоят далеко выше православных. Раскольник знает, чем его толк отличается от других, сектант знает Евангелие и везде готов его читать и объяснять, тот и другой умеют по своему разумению полемизировать с православными, которые в огромном большинстве являются безответными и даже поразительно несведущими. Необходимо православных довести до того, чтобы они умом и сердцем почувствовали правоту своей веры и могли разобраться в возражениях противников. В этом – самое сильное средство борьбы с расколо-сектантством, средство, предупреждающее совращения православных, которые сами могут явиться помощниками миссионера.

Нужны непрестанные забота и деятельность для религиозно-нравственного просвещения паствы. А что в этом отношении может сделать незначительная кучка миссионеров, например, в Томской епархии с ее двухмиллионным населением на пространстве 753 тысячи квадратных верст? Это – дело приходских пастырей. Они должны научить пасомых основным истинам веры и в этом научении предупреждать всякие уклонения от единства словесного стада. Вообще, если пастырь устроит свой приход и с внешней и с внутренней стороны, если он не будет подавать повода к упрекам в несоответствующей жизни и в небрежном исполнении богослужения, если со всей искренностью будет заботиться о том, чтобы раскрыть и показать правоту и красоту православного учения и с ним связанной нравственной жизни, то можно быть уверенным, что пасомые не уйдут от такого пастыря в страну далекую – к старообрядцам и сектантам, и никто из них не погибнет, разве сын погибельный. Если пастырю удается в своем приходе возжечь светильник Христовой любви и благочестия, то к этому светильнику, источающему лучи божественного света и тепла, соберутся все, ищущие Христовой правды и сохранившие в своем сердце способность к ее восприятию даже из среды старообрядчества и сектантства.

Таким образом, первым миссионером должен быть пастырь в своем приходе. Высшим же миссионером всей епархии является епархиальный архипастырь, при объездах посещающий свою обширную паству, как некогда посещал ее великий Павел, для отеческого надзора за ее жизнью, для архипастырских назиданий, наставлений и предупреждений, для одушевления пастырей в ревности их служения.

Указанием ближайших деятелей миссионерства не устраняется и особый епархиальный миссионер, как научно подготовленный специалист, имеющий общее руководительство в деле епархиального миссионерства и наблюдение за жизнью и развитием расколо-сектантства не только в своей епархии, но и во всей стране. Такой специалист, стоящий во всякое время в курсе дела, имеющий возможность ознакомиться с литературой предмета, явится желанным помощником для приходских пастырей – особенно в тех затруднительных случаях, когда потребуются подробные, специальные знания. Объезжая ежегодно свой район, такой специалист-миссионер может дать полную и цельную картину положения миссионерского дела в епархии.

Если ближайшим миссионером в приходе должен быть его пастырь, то для него необходима основательная, соответственная высоте и важности дела подготовка. Желательна иная, лучшая постановка миссионерских предметов в пастырских школах – не с одним заучиванием учебников и выдержек из старопечатных книг, но и с достаточным знакомством с святоотеческими творениями и произведениями древнерусской церковной письменности.

Во всяком случае, в миссионерские приходы священники должны быть назначаемы с большим разбором, особенно в те приходы, где имеются сектанты. Средства пастырской деятельности священника по отношению к старообрядцам и сектантам, конечно, во многом будут зависеть от него самого; во всей совокупности они не могут подлежать точной регламентации. Но нельзя не упомянуть, что кроме чтений, живых бесед и распространения соответственных книг и брошюр священнику может оказать большую помощь школа, особенно если он сам будет преподавать в ней предмет Закона Божия.

Для успешности в указанной деятельности прежде всего необходим подъем пастырского духа в самих священниках. Необходимо, чтобы пастыри прониклись сознанием высокой важности своего призвания и великой ответственности за души пасомых. Необходима в их сердцах наличность пастырской ревности и самоотверженной пастырской любви.

Но истинное пастырство трудно. Оно есть подвижничество более высокое, чем иночество. Пастырю необходима поддержка в его делании возгреванием его духа. В одиночестве, без сочувствия и взаимной братской любви и участия, пастырство, как и монашество, особенно в начале подвига, является почти невозможным для слабых сил человека. В одиночестве пастырь может утерять свою ревность, опуститься умственно и нравственно. Регулярные пастырские и миссионерские съезды послужат самым действительным средством для поддержки пастырского духа. Они доставят миссионеру-пастырю и общение, и объединение со своими собратьями. Обмен мыслями, впечатлениями и опытом, разбор общими силами недоуменных случаев и неразрешенных вопросов, участливое отношение всех членов съезда друг к другу и особенно к новичкам в этом деле – вот залог успеха пастырства. Без поддержки, без участия нельзя обойтись. Съезды, может быть, одушевили и поддержали бы многих из пастырей, которые в своем служении уже опустили руки. Примером одушевляющего значения съездов может служить Алтайская миссия, где миссионеры, наскучившиеся одиночеством в глухих углах, с великой радостью спешат к центральному пункту миссии для выслушивания годичного отчета. Здесь вместе с общим отцом-начальником миссии они обсуждают нужды и положение миссии, прочитывают в своей миссионерской семье отчеты и дневники каждого из деятелей миссии, обсуждают их и выводят необходимые заключения и указания для большего успеха в дальнейшем ведении трудного дела. Здесь миссионеры набираются мыслей и опыта, наслаждаются обществом своих собратий и возгревают свою ревность и одушевление, которыми так выгодно отличаются от приходских священников. На съездах пастырей- миссионеров, будут ли они собираться в епархиальном или уездном городе, непременно должен присутствовать епархиальный миссионер.

Привычка к старым обрядам, каких держались отцы и деды, в старообрядческом обществе настолько сильна, что побороть ее является делом чрезвычайно трудным. Для старообрядцев она служит серьезнейшим препятствием к соединению с православной Церковью; но сама по себе не столько она важна, чтобы из-за нее можно было устранять от общения с православием и людей немощных. Существует единоверие с сохранением старых обрядов. Да по существу эти старые обряды ничем не разнятся от новых. Поэтому для богослужебной практики православных приходов, где имеются старообрядцы, следовало бы дозволить совершение отдельных треб по старым книгам и обрядам, если священник усмотрит в том надобность в миссионерских целях. Нам приходилось слышать заявления достойнейших пастырей, что старообрядцы с охотой обращаются к православному священнику, если он делает им некоторую уступку в излюбленных обрядах.

Вообще в настоящий момент особенно своевременно подумать об единоверии и об условиях принятия в него, – особенно своевременно потому, что рано или поздно вопрос о соединении старообрядцев, по преимуществу последователей Австрийского согласия, с православной Церковью силой обстоятельств должен быть поставлен в качестве самого животрепещущего вопроса.

Имеем здесь в виду следующее. До объявления веротерпимости (17 апреля 1905 года) старообрядцы и сектанты находились в России в положении опальных. Они подвергались некоторого рода стеснениям и даже иногда преследованиям. Стеснения побуждали их к протесту, к борьбе, и тем самым приводили к стройной организации. Старообрядчество и сектантство были главным образом сильны духом своего рода исповедничества, питались и поддерживались враждой к «угнетателям», т. е. к православным. У старообрядцев – беспоповцев даже вероучение было приспособлено к этому состоянию. Свое странное положение без священства и без таинств они объясняли тем, что со времени Никона и Петра на Руси воцарился антихрист, потребивший жертву Христову и преследующий истинных христиан. Но вдруг этот антихрист прекращает свои гонения и объявляет свободу совести. Беспоповцы растерялись или, по меньшей мере, переживают состояние недоумения. Австрийщина, при своей прочно сложившейся организации, не перестает быть сильной. Несомненно, она воспользуется дарованной веротерпимостью для того, чтобы развить все средства своего внешнего заявления. Но, при отсутствии борьбы, с устранением мотивов к ней, при одностороннем и крайнем пристрастии к форме, оскудение жизни в Австрийщине неминуемо. Вообще, о расколе нужно сказать, что, самовольно отделившись от святой Церкви, он тем самым встал на путь самочиния и непослушания и потому должен придти к разложению. Уже теперь у старообрядцев наблюдается распадение на множество разнообразнейших толков, уже появляются среди них лица, не принадлежащие ни к какому толку, живущие и верующие «сами по себе», причем собственный произвол возводится чуть не на степень догмата. Весь раскол начинает уже принимать характер рационализма и приближаться к сектантству. Лучшие и более искренние люди из старообрядцев, не удовлетворенные и огорченные таким положением своих общин, будут искать истины вне их, т. е. в православии. Сюда же выразят свою наклонность и последователи Австрийского согласия – особенно с того времени, когда православно-русская Церковь, оставшаяся с одними духовными средствами воздействия, поднимется в силе своего авторитета и влияния. Необходимо своевременно подготовить вопрос о принятии в единоверие не на основании только признания старого обряда, но и снятием смущающих старообрядчество известных клятв Большого Московского Собора 1666–1667 гг., что может быть совершено Всероссийским Поместным Собором по сношении с Восточными патриархами.

Относительно миссии среди инородцев нужно сказать, что кроме целей чисто церковных эти миссии иногда преследуют и цели государственные, направленные к обрусению инородческого населения. Смешанность целей не может служить на пользу миссионерскому делу. Особенно невыгодна она там, где миссия действует по отношению к инородцам, у которых уже пробуждено или пробуждается национальное самосознание и где наблюдается некоторое недоверие и нерасположение к русским. В этих случаях миссии могут потерять в успехе своего святого дела, если будут настойчиво проводить посторонние, несвойственные им цели. Невыгодность выступает тем очевиднее, что вслед за миссионером первыми представителями русской культуры среди инородцев нашего отечества являются не лучшие люди в религиозном и нравственном отношении, а худшие, любители наживы, проходимцы, эксплуатирующие инородцев самым беззастенчивым образом и имеющие на новообращенных развращающее влияние. От таких нежелательных элементов из русского населения много теряла и теряет Алтайская миссия. Установлением единства духовно-просветительной цели миссии не устраняется и не может быть устранено гражданское воздействие миссионеров в том смысле, что они обучают по крайней мере некоторых из обращенных инородцев русскому языку, открывают школы с преимущественным преподаванием на русском языке и приобщают инородцев к добрым началам русской жизни. Но такое воздействие не должно быть нарочито направленным к делу обрусения. Оно должно быть только сопутствующим тому святому назначению, для которого миссии учреждаются и существуют, т. е. назначению приведения инородцев к свету Христовой истины.

В частности, по отношению к Алтайской миссии было бы в высшей степени важно и желательно, чтобы представители местной светской власти, не вмешиваясь во внутренние дела миссии, нигде и ни в чем не препятствуя духовно-просветительному влиянию деятелей миссии, со своей стороны усилили заботы о лучшем устроении быта инородцев в правовом и экономическом отношениях, а также об ограждении их земель и владений от вторжения и захвата со стороны русских переселенцев.