XII. Положение православных в Персии-Иране¹³⁰ в 1920–30-х годах

После октябрьского переворота 1917 года из всех сотрудников российской дипломатической службы в Персии власть большевиков признал только консул в г. Хой Николай Бравин. По указанию Народного комиссариата иностранных дел зимой 1918 года он прибыл в Тегеран, чтобы представлять советское правительство. Но Бравин не получил от персидских властей официального признания и был выслан из страны летом того же года. Следующим представителем советской власти в Персии стал бывший офицер Персидского фронта, левый эсер по убеждениям, И. Коломийцев. Во время эвакуации Персидского фронта прапорщик Отдельной Туркестанской стрелковой бригады Коломийцев был секретарём ревкома в Энзели. Летом 1918 года он был направлен в Персию в качестве главы первой дипломатической миссии РСФСР. Однако его полномочия также не были признаны, в ноябре миссия РСФСР в Тегеране была разгромлена, а сам Коломийцев бежал в Астрахань. В июне 1919 года он вторично выехал в Тегеран с обращением правительства РСФСР к правительству и народу Персии. Путь Коломийцева лежал морем из Баку на остров Ашур-Аде (Потёмкин) в Горганском заливе. Узнав об этом, русские офицеры Персидской казачьей бригады снарядили отряд добровольцев с полковником Филипповым во главе для перехвата советского постпреда. Захватив Коломийцева, офицеры нашли при нём мешок с золотой церковной утварью – советской «валютой», предназначенной для покрытия расходов диппредставителя. Потрясённые таким святотатством, офицеры после короткого совещания решили, что их бывший фронтовой товарищ достоин смерти. Приговор был приведён в исполнение.

Одновременно с установлением дипломатических связей с Персией большевики пытались создать восточный фронт мировой революции. В порту г. Энзели находился деникинский военный флот в составе десяти боевых кораблей и семи вспомогательных судов, который был интернирован англичанами. (Одним из свидетельств того времени является обнаруженная автором запись в метрической книге церкви в Энзели о венчании в мае 1920 года командующего флотилией Каспийского моря капитана 2-го ранга Бориса Николаевича Бушена с сестрой милосердия крейсера «Дмитрий Донской» Натальей Александровной Поляковой.) Под предлогом возвращения флота в Россию 18 мая 1920 года Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием Ф.Ф. Раскольникова обстреляла Энзели и высадила десант. Прогнав англичан и захватив русские крейсера, Волжско-Каспийская флотилия не спешила назад в Астрахань, а наладила связь с лидером дженгелийцев¹³¹ Мирзой Кучек-ханом. 27 мая на пароходе «Курск» состоялась решающая встреча Раскольникова и Орджоникидзе с Кучек-ханом¹³², в ходе которой была достигнута договорённость о совместной борьбе против англичан и шаха. В июне была сформирована так называемая Персидская Красная армия, куда вошли высадившиеся десантники в качестве «добровольцев». Созданный Кучек-ханом Реввоенсовет провозгласил образование Персидской советской социалистической республики. 23 июня в Энзели прошел I съезд Иранской коммунистической партии. Из РСФСР шла помощь личным составом (в основном азербайджанцами), деньгами, вооружением, обмундированием. Персидская Красная армия предприняла несколько попыток наступления на Тегеран, но была остановлена частями Персидской казачьей дивизии. Печальным был опыт и так называемой «Мазандеранской армии», под командованием А. Пылаева, которую казаки разбили, а пленных демонстративно отправили в г. Полторацк (ныне – Ашхабад), «ибо Персия с Россией не воюет», как писал впоследствии командир Персидской казачьей дивизии полковник Старосельский¹³³.

Не добившись успеха вооружённым путём, советское правительство в ноябре 1920 года начало в Москве прямые переговоры с персидским послом Мошавер-оль-Мемелеком, которые закончились лишь 26 февраля 1921 года подписанием советско-персидского договора. По этому договору правительство РСФСР отказывалось «от насильнической политики в отношении Персии...», отменяло все договоры, концессии и соглашения, заключённые царским правительством с Персией, а также безвозмездно передавало Персии русские сооружения: шоссейные дороги Энзели-Тегеран и Казвин-Хамадан; железнодорожные линии Джульфа-Тавриз и Софьян-Урмийское озеро, со всеми постройками, подвижным составом, инвентарём; пристани, торговые склады, пароходы, баржи на Урмийском озере; все выстроенные царским правительством телеграфные и телефонные линии; порт Энзели с торговыми складами, электростанцией и другими постройками. РСФСР отказывалась от всех царских концессий и от всех земельных участков, полученных на основании этих концессий; займы царского правительства Персии объявлялись недействительными и не подлежащими оплате; Учётно-Ссудный банк со всеми денежными суммами передавался Персии. Статья 15-я договора прямо касалась деятельности Русской Православной Церкви в Персии. Приводим её полностью:

Договаривающиеся стороны обязывались «не допускать... пребывания» на своих территориях «вооружённых сил какого-либо третьего государства». Согласно этому договору, «если персидское правительство... само не окажется в силе отвратить эту опасность, Российское Советское Правительство будет иметь право ввести свои войска на территорию Персии...» (статья 6-я)¹³⁵. После заключения этого договора войска Красной армии были выведены из Персии, хотя и не сразу. Без поддержки Красной армии революционно-освободительное движение в Гиляне быстро сошло на нет.

25 апреля 1921 года в Тегеран прибыл первый официальный советский посланник Ф.А. Ротштейн. После ратификации в декабре 1921 года Меджлисом советско-персидского договора, согласно статье 12-й, Советской России в собственность перешли все земельные участки Российской Императорской миссии со всеми зданиями и находящимся в них имуществом, в том числе все посольские и консульские православные храмы. Следует отметить, что по занимаемой площади посольство в Персии-Иране было на первом месте среди советских посольств до 1954 года, когда китайскими властями была передана территория Русской Духовной Миссии в Пекине посольству СССР.

По воспоминаниям одной из старейших прихожанок г-жи Гильдебрандт, передаче имущества Императорской миссии представителям советской власти активно сопротивлялся её тесть, последний царский дипломат в должности временного поверенного г-н Гильдебрандт. Но всё было напрасно. Новым хозяевам, обосновавшимся в здании Российской Императорской миссии, православные храмы были не нужны и они их ликвидировали. Находившийся в здании миссии Свято-Николаевский посольский храм пострадал больше всего. Всё его церковное убранство, включая иконы и хоругви, было просто выброшено за ворота посольства. Александро-Невский храм в Зарганде, по причине своей отдалённости от центра города, пострадал меньше. Прихожане из числа русской колонии, чтобы не допустить осквернения храма и святотатства, сами вынесли всё, что было в церкви. Был даже разобран и увезён иконостас храма, т. е. большевикам досталось одно здание с голыми стенами.

Возмущённая действиями совпредставителей, группа русских прихожан решила действовать. Собралось 12–15 человек, в основном офицеры и унтер-офицеры Персидской казачьей дивизии: полковники Филаретов и Верба, поручик Перепеченов, офицер Смолов, подпрапорщики Пахтусов, Смыслов, Ермаков, а также Выгорницкий, Секрет, Решетников, Фролов. Взяв выброшенные из посольского храма иконы и хоругви, они пошли к площади Бахаристан, находящейся перед Меджлисом, где простояли трое суток без перерыва, пока не добились выполнения своих требований. Власти разрешили открыть в Тегеране русскую православную церковь, т. к. до этого православные храмы находились на территории Российского государства (посольства), а по новому советско-персидскому договору (статья 15-я) Русская Церковь не имела уже в Персии юридического статуса. Благоприятному решению дела очень способствовал сослуживец по Казачьей бригаде и один из ближайших помощников Реза-хана, персидский офицер Яздан-Панах, получивший военное образование в России и женатый на православной грузинке, урождённой Каргаретелли.

Перед русской общиной встал вопрос, как устроить православную церковь. Денег на постройку нового храма не было. Тогда решили обустроить домовую церковь в арендованном помещении. Обратившись за содействием к Армянской Григорианской Церкви в Тегеране, получили совет обратиться к одному пожилому армянину, который и передал русской общине в пользование свой пустующий дом на улице Аромане (Армянская). Первый этаж небольшого двухэтажного дома был переделан под домовый храм – установлен иконостас из Александро-Невской церкви, устроен алтарь, поставлены киоты и развешены иконы. На втором этаже разместилась квартира иеромонаха Виталия, состоящая из трёх комнат. Во дворе от стены до стены была уставлена деревянная перекладина, на которую были подвешены колокола. На этой импровизированной звоннице прекрасно звонил в колокола бывший матрос Императорского флота Феодор Кузнецов. Позднее, когда он работал уже не в Тегеране, на каждую Пасху г-н Кузнецов обязательно приезжал в столицу и украшал светлый праздник чудным перезвоном колоколов. В подвале дома была устроена мастерская по изготовлению церковных свеч, которой заведовал бывший подпрапорщик Архип Пахтусов, там же находился и склад. Первым старостой новосозданного молитвенного дома стал Грицко. После его отъезда в Шанхай, с 1920 по 1925 год эту должность исполнял бывший офицер инженерных войск Смолов, занимавшийся в Персии подрядами на строительство дорог. Следующим церковным старостой был Архип Андреевич Пахтусов.

Русская община в Персии в 20-е годы значительно выросла за счёт тех, кто бежал от большевиков из Советской России. Русская эмиграция в Персию шла двумя путями. Один путь вёл с Кавказа через Баку в Персидский Азербайджан и Гилян, а другой – из Туркестана через Ашхабад в Мешхед (провинция Хорасан). Из Баку пришли две большие волны эмиграции: после занятия города турецкими войсками в сентябре 1918 года и после вступления Красной армии в Баку в апреле 1920 года. Теперь в страну прибывали не блестящие дипломаты и офицеры, а простые люди самых разных профессий и занятий, которых сорвал с насиженных мест ветер революции и выбросил на чужую сторону. Путь в Персию для эмигрантов был труден: многих ограбили в Гиляне повстанцы Кучек-хана, а в Хорасане разбойничали туркмены-йомуды. При оформлении новых документов персидские чиновники часто давали прибывшим в страну русским эмигрантам произвольные имена: Попов стал Мулла-заде (сын муллы), другой Попов стал Пур-шейх, Маилов – Меканик-Резаи, Агеева – Анвари, Белгородский – Раст, Пиленко – Биленко и т. д.

Прибыв в Персию, русские эмигранты старались найти применение своим знаниям и опыту в различных сферах деятельности. Русские офицеры служили в Персидской казачьей дивизии, а позднее преподавали в военных училищах. Русские доктора, инженеры, механики внесли достойный вклад в развитие Персидского государства. Первыми шофёрами и автомеханиками в Тегеране были русские. До сих пор запасное колесо в машине иранские водители называют словом «запас», а автомеханики используют русский термин «полуось». Первая частная автошкола по подготовке водителей также принадлежала русскому. Автомастерские в Тегеране держали г-да Попов, Волков, Харитонов, Маслов, Михневич. Личным водителем шаха Резы Пехлеви был русский шофёр Степан Антонович Секрет.

Эмигранты из России открывали магазины, кондитерские, мастерские, гаражи, брали подряды на строительство зданий, дорог и мостов. Бывший управляющий Учётно-Ссудным банком в Персии князь Георгий Леонидович Оболенский открыл картонную фабрику, а русский грек г-н Дмитрий Кастелиди – асфальтовый завод. Инженеры Безруков, Леонтьев, Добромыслов занимались строительством домов. Архитектор Владислав Городецкий, автор и владелец знаменитого «дома с химерами» в Киеве, спроектировал и построил в Тегеране здание железнодорожного вокзала. С 1921 по 1929 год в Персии жил и работал русский офицер, талантливый художник-самоучка Павел Петрович Иванов (псевдоним Пол Мак) (1901–1967), назначений Реза-шахом придворным художником. Армяне из России г-да Арзуман и Микалян открыли в Тегеране колбасное производство. Бывший военный врач Персидской казачьей дивизии доктор Игнатий Иванович Луценко стал семейным врачом нового правителя Реза-шаха, но в 1935 году при загадочных обстоятельствах был убит – убийцы не взяли ни денег, ни бриллиантовой заколки, ни бриллиантового перстня. Ходили глухие слухи, что якобы к доктору была не равнодушна сама супруга грозного Реза-хана, что и послужило поводом для расправы. Были в Тегеране и частные русские школы: полковника Рябцов, г-на Гусева и г-на Булгакова Р.В., где обучались русские дети. Хотя говорить на русском языке в конце 30-х – начале 40-х годов было не безопасно – Реза-шах, опасаясь Советской России, круто расправлялся с последователями коммунизма, говоривших же на русском языке автоматически брали под подозрение.

Те же русские, кто не смог найти себе место в Персии, двигались дальше, через Багдад к Средиземному морю, а затем в Европу.

В середине 30-х годов произошла ещё одна волна эмиграции из СССР в Иран. Проживавших в Советском Союзе иранских подданных поставили перед дилеммой – или они принимают советское гражданство, или выезжают из страны. Большое количество персов, армян, ассирийцев вынуждены были переехать в Иран. А так как высылаемые семьи были в большинстве случаев смешанными, то в Иран, помимо своей воли, попало множество русских людей.

В Тегеране русские люди находили духовное окормление и пастырское утешение в Свято-Николаевском молитвенном доме, у иеромонаха Виталия, который в 1922 году решением Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей был возведён в сан архимандрита и назначен начальником Русской Духовной Миссии в Урмии. С 1927 года Архимандрит Виталий начинает подписываться настоятелем Свято-Николаевского храма в Тегеране.

По воспоминаниям старых прихожан в русском храме на улице Аромане не было места, где прихожане могли бы пообщаться после службы. Поэтому собирались в «русском дворе», так назывался в народе четырёхэтажный дом с большим внутренним двором на улице Кавам-Салтанэ (позднее, после Тегеранской конференции, переименованную в улицу Сталина). Во всех тридцати квартирах дома жили русские семьи. По вечерам во двор дома выносили и сдвигали столы, ставили самовар и свежевыпеченные пироги – начиналось обстоятельное русское чаепитие с обязательными разговорами на животрепещущие темы. Этот своеобразный русский клуб, так напоминавший родные посиделки в России, любили посещать русские эмигранты. Часто в «русский двор» приходил отец Виталий и тоже присоединялся к беседе, придавая ей духовно-назидательный характер.

12 мая 1927 года в Тегеране «Обществом помощи русским беженцам в Персии» была открыта русская библиотека-читальня.

В начале пребывания отца Виталия в Тегеране ему сослужил в церкви диакон Феодор Пиденко, давний соработник по Урмийской Миссии. Феодор Феодосьевич Пиденко был женат на ассирийке Анне Бадаловой, с которой он познакомился в Урмийской Миссии, где она возглавляла православное училище для девочек. По приезде в Тегеран Анна Бадалова неожиданно умирает. Феодор Пиденко слагает с себя сан и женится вторично. Вскоре он покидает Тегеран и уезжает в Багдад, а затем в 40-е годы – в Австралию. Известно, что у него было две дочери, одна из которых проживала в Голландии.

В начале 30-х годов в Тегеране объявляется беженец-священник Иона Корецкий. Зарубежный Синод резолюцией от 28 июня 1930 года разрешает ему священнослужение в Тегеране, но церковный совет тегеранского прихода не допустил означенного священника к служению в храме по каким-то своим, вероятно, обоснованным причинам.

В Урмии оставалась немногочисленная община православных ассирийцев, которые после ухода турок вернулись к своим разрушенным домам. Их до самой своей кончины в 1927 году окормлял православный епископ Мар-Илия. Автор обнаружил его могилу в цокольном помещении разрушенного Свято-Николаевского храма и совершил заупокойную панихиду на месте захоронения последнего православного епископа Урмии. После смерти Мар-Илии православная община в Урмии распалась, но находившиеся в Тегеране православные ассирийцы были окормляемы Архимандритом Виталием, который хорошо знал ассирийский язык и любил своих урмийцев.

Епископ Мар-Илия

Настоятель казвинского Свято-Николаевского храма при Управлении Энзели-Тегеранской и Казвино-Хамаданской шоссейных дорог священник Николай Бернасовский сразу же после революции в 1917 году уезжает в Россию. Как следует из метрических записей, в 1918 году в казвинской церкви служит священник Евфимий Васильев, но кто он и какова его дальнейшая судьба, неизвестно. С февраля 1929 года по январь 1945 года должность настоятеля Свято-Николаевского храма в Казвине исполнял бывший сотрудник Урмийской Духовной Миссии священник Сергий Бадалов, из ассирийцев. Под церковными документами отец Сергий подписывался так: «Священник Урмийской Духовной Миссии, временно проживающий в г. Казвине, Персия, Сергей Бадалов». После смерти старейшего клирика Урмийской Миссии отца Сергия православную общину в Казвине окормляли настоятели Тегеранского храма. Скончался священник Сергий Бадалов в 1951 году в возрасте 93-х лет и был похоронен на русском православном кладбище в Тегеране у правой стены Свято-Троицкой церкви. В Казвине находилось православное кладбище при Управлении шоссейных дорог, позднее переименованное в Русское православное кладбище в Казвине. Там же находилась и русская богадельня (старческий дом).

В Энзели положение было следующим. На рыбных промыслах братьев Лианозовых находился Свято-Николаевский молитвенный дом. После революции в Энзели поселился священник Павел Стеклов, который с 1914 года был настоятелем Свято-Николаевской церкви в г. Астара Ленкоранского уезда Бакинской губернии и одновременно окормлял Свято-Николаевский храм на рыбных промыслах братьев Лианозовых в Энзели. Точная дата его окончательного приезда неизвестна, вероятнее всего, это произошло в сентябре 1918 года, когда в Энзели прибыли из Баку несколько пароходов со спасавшимися от турецкой резни беженцами. Благодаря пароходному сообщению Баку-Энзели через этот город прошла основная масса прибывших в Персию русских эмигрантов. Священник Павел прослужил в Свято-Николаевской церкви при рыбных промыслах до мая 1920 года, т.е. до высадки в Энзели частей Красной армии. Большевики захватили не только белогвардейский флот, но и рыбные промыслы братьев Лианозовых, которые сразу же стали успешно разрабатывать. Несмотря на торжественную декларацию советской власти об отказе от царских концессий, статья 14-я советско-персидского договора 1921 года оставляла за РСФСР нефтяную и рыбную концессии на севере Персии. Тегеран требовал исключения этой статьи и не ратифицировал договор, Москва настаивала на её сохранении и не выводила свои войска из Гиляна. Нарком Чичерин телеграфировал 14 июля 1921 года советскому посланнику в Тегеране Ротштейну: «...наша „Главрыба“ великолепно поставила аппарат рыбной ловли у персидского берега... Улов громадный. Всё это пропадет, если правительство Эхсануллы (глава ревкома в Гиляне, преемник Кучек-хана) будет оттуда изгнано шахскими войсками»¹³⁶. Телеграмма Чичерина от 7 декабря 1921 года напрямую увязывала уход Красной армии с требованием оставить концессии за РСФСР: «Надо иметь в виду, что уход наших войск из Персии основан на договоре, и если договор не будет в силе, тем самым отпадает обязательство для нас увести войска...»¹³⁷. В конце концов, от нефтяной концессии пришлось отказаться, но Лианозовские рыбные промыслы остались за Советской Россией, и 15 декабря 1921 года Меджлис, наконец, ратифицировал договор. Бывший владелец промыслов Лианозов пытался опротестовать это решение, жаловался даже в Лигу Наций, но всё было безрезультатно.

Естественно, советским хозяевам на промыслах не нужна была церковь и, как легко догадаться, – она была закрыта. Священник Павел Стеклов устроил небольшую Свято-Николаевскую церковь в арендованном доме. Молитвенный дом несколько раз менял свой адрес, переезжая с одного места на другое. В целом Энзели, позднее переименованный в Пехлеви, был самым «русским» городом Персии. Большинство горожан в той или иной степени были связаны с Россией и прекрасно говорили по-русски. В 20-е годы здесь действовала русская школа, и автору даже посчастливилось общаться с её выпускниками. Помимо Энзели отец Павел духовно окормлял и главный город провинции Решт, где также обосновалась русская колония. В феврале 1936 года после непродолжительной сердечной болезни священник Павел Стеклов умер в Американской больнице Решта. Вызванный к нему Архимандрит Виталий из-за задержки в оформлении властями необходимого для поездки пропуска не успел прибыть в Решт. Погребён отец Павел Стеклов на армянском кладбище г. Решт. Осенью 1995 года автор обнаружил его могилу и совершил над ней заупокойную панихиду. Стараниями Александра и Татьяны Новиковых, смотрителей Российской территории в г. Решт, надгробие могилы священника Павла Стеклова было приведено в порядок в 2001 году.

В 1933 году в Мешхеде, главном городе провинции Хоросан, появляется обновленческий «митрополит» Василий Петрович Смелов, бежавший с женой и детьми из Туркестана. Окончивший в 1890 году Самарскую Семинарию, он в 1892 году был рукоположен епископом Оренбургским и Уральским Макарием во священники. В январе 1923 года представителями обновленческой группировки под названием «Живая Церковь» был рукоположен в епископы с сохранением брачного состояния и назначен во Владивосток. В 1925 году живоцерковным синодом возведён в сан митрополита Дальневосточного и Владивостокского. Последующими указами того же синода последовательно переводился в Армавир, Баку и Туркестан. В начале 1933 года вышел за штат, а затем перебрался за границу – в Иран. Обосновавшись в Мешхеде, «митрополит» Василий начал совершать церковные требы для многочисленной русской колонии. В июле 1933 года он письменно обратился в Тегеран к Архимандриту Виталию с просьбой прислать ему церковные книги и облачение¹³⁸. Связавшись с Архиерейским Синодом Зарубежной Церкви, Архимандрит Виталий получил от Синода запрет на общение с живоцерковником, лишённым благодати и находящимся под анафемой. О чём отец Виталий информировал русскую общину в Мешхеде и самого Смелова. Тогда Василий Смелов безрезультатно обращается к Митрополиту Евлогию, находившемуся в то время под константинопольской юрисдикцией, и к самому Патриарху Константинопольскому. По этому поводу было даже специальное послание Председателя Зарубежного Синода Митрополита Антония к православной пастве в Персии, с разъяснением того, кто такой Митрополит Евлогий и почему нельзя общаться с новоприбывшим обновленческим иерархом. В 1934 году Василий Смелов переехал с семьёй в Тегеран и по прошествии года, будучи уже больным, в 1935 году в письме Архимандриту Виталию отрёкся от заблуждений обновленческого толка и направил прошение в Зарубежный Синод о расторжении его брака и о принятии его в каноническое общение с сохранением архиерейского достоинства. Указ Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей за № 467 от 24 июля 1935 года определил: «Принять Василия Смелова в общение как мирянина, по принесении им полного письменного покаяния во всех перечисленных преступлениях против священных канонов, после чего, если он пожелает, он может возбудить бракоразводное дело в общем порядке, если у него есть для сего один из предусмотренных к тому правилами поводов»¹³⁹. Примирение с Церковью в качестве мирянина Смелов отверг и, находясь в городской больнице Тегерана, умер от рака 23 февраля 1936 года. Ввиду нераскаянности и непримиримости умершего, настоятель Свято-Николаевской церкви в Тегеране Архимандрит Виталий отказался его отпевать. Тогда сын Василия Смелова Пантелеймон, рукоположенный в священники отцом, самовольно совершил церковное отпевание в Свято-Троицкой кладбищенской церкви. Могила «митрополита» Василия находится на русском православном кладбище в Тегеране.

Позднее Пантелеймон Васильевич Смелов переехал в Пехлеви (Энзели), где, воспользовавшись тем, что после кончины иерея Павла Стеклова оказалось вакантным место настоятеля Свято-Николаевской церкви, предложил себя прихожанам в качестве священника. Прихожане с радостью оставили его у себя, и Пантелеймон Смелов начинает совершать богослужения в пехлевийской церкви. Так, Пасху 1936 года приход встретил в новом доме, с новым настоятелем, именовавшим себя протоиереем, П.В. Смеловым. На многочисленные требования архимандрита Виталия изгнать из церкви лжесвященника прихожане отвечали, что он служит «...у нас не по своей воле, а по нашему настоянию с надеждой на Божие милосердие»¹⁴⁰. Одновременно в Зарубежный Синод направлялись прошения, как от приходской общины, так и от самого Пантелеймона, с просьбой утвердить его настоятелем пехлевийской церкви. Синод отказался признать П. Смелова законно рукоположенным священником, о чём было официально сообщено прихожанам Свято-Николаевской церкви в Пехлеви. Архимандриту Виталию было предложено направить в Пехлеви священника Сергия Бадалова или прислать из Синода нового священника, при условии оплаты его дороги. Прихожане не имели возможности оплатить дорогу новому священнику, а отец Сергий ехать в Пехлеви отказался. В 1938 году П.В. Смелов пытался устроиться псаломщиком в казвинскую церковь к священнику Сергию Бадалову, а в 1939 году написал прошение в Зарубежный Синод о воссоединении с Православной Церковью. Синод предписал Архимандриту Виталию провести чин воссоединения П.В. Смелова через исповедь и всенародное покаяние в Тегеранском храме (Указ за № 195 от 9 марта 1939 года). О том, произошло ли это воссоединение, автор сведениями не располагает.