Часть I. Реконструкция текста и системы стихосложения «Слова о полку Игореве»

«Слово о полку Игореве» дошло до нас во вторичных источниках – Первоиздании, Екатерининской копии, выписках А. Ф. Малиновского⁶. Список «Слова», по свидетельству А. Ф. Малиновского (л. 1), «разобрать было весьма трудно. Ни правописания, ни строчных знаков, ни разделения слов, в числе каких было множество неизвестных и вышедших из употребления». По его же словам, Первоиздание подготовили «их превосходительства Алексей Федорович Малиновский и Николай Николаевич Бантыш-Каменский». Список «Слова» датируется в диапазоне 2-й пол. XV – 1-й пол. XVI вв., в качестве условной датировки можно принять начало XVI в. О датировке, палеографии списка «Слова» и разночтениях между его копиями см. серию статей М. В. Щепкиной (1953; 1954; 1957; 1958), а также Бобров 2005. Невозможно установить количество, датировку и локализацию промежуточных древнерусских копий, восходящих к оригинальному тексту «Слова». Искажения, внесенные в текст переписчиками, могут относиться к разному времени. В настоящей книге я условно приписываю их копиисту нач. XVI в.

Сравнение Первоиздания с Екатерининской копией (Ек.) мало что дает для уточнения орфографии погибшей рукописи «Слова». Выписанные А. Ф. Малиновским⁷ примеры из «Слова» в большинстве случаев идентичны тем, что мы обнаруживаем в Екатерининской копии (за исключением л. 34 – см. ниже). В переписке с А. Ю. Черновым я предположил, что Екатерининская копия может принадлежать руке А. Ф. Малиновского. Изучив особенности почерка Малиновского в архиве последнего в ГИМе, Чернов пришел к этому же мнению – иными словами, Екатерининская копия является третьей по счету копией, а оригиналом ее является копия, подготовленная в печать и ставшая Первоизданием.

Л. А. Дмитриев (1960:168, сноска 130) пишет: «Гораздо больше оснований предполагать, что Малиновский делал выписки не непосредственно с рукописи “Слова”, а уже с копии с нее. Об этом свидетельствуют вставка имени Олега в скобках во фразе “пѣсни Игореви того (Олга) внуку” и написание “къ мети” [...] Екатерининская копия “Слова”, по предположению Д. С. Лихачева, делалась не непосредственно с рукописи “Слова”, а являлась списком с текста, подготовленного А. И. Мусиным-Пушкиным. Таким же списком с мусин-пушкинского текста, по всей видимости, являлась и та копия текста “Слова”, из которой делал выписки А. Ф. Малиновский». См. детали исследования в Лихачев 1957:71, 79–83.

К этому я добавлю, что текст Первоиздания, по-видимому, также является редакцией мусин-пушкинской копии. Неизвестно, кто был писцом мусин-пушкинской копии, – не кажется столь уж невероятным, что она принадлежала руке всё того же А. Ф. Малиновского. Остается неясным, были ли формы в Первоиздании и Екатерининской копии сверены по оригинальному списку. Для науки утрачены не только список «Слова», но и его первичная (мусин-пушкинская) копия, наверное стоявшая ближе к оригиналу, чем Первоиздание и Екатерининская копия.

С одной стороны, в Екатерининской копии «неэтимологических» ъ и ь заметно больше, чем в Первоиздании. Судя по вариативности написания ъ и ь в Первоиздании и Екатерининской копии, список «Слова» был написан одноеровым письмом, в котором между начертаниями ера и еря был целый спектр переходных графических форм, произвольно отождествлявшихся копиистами XVIII в. и издателями текста с одной из двух стандартных букв. Первым к этому выводу пришел Н. С. Тихонравов, который объяснял смешение ъ и ь «недоумением Мусина-Пушкина, как прочесть букву» (Тихонравов 1866: VI). Впрочем, между Первоизданием и Екатерининской копией наблюдается также и разнобой в использовании букв е и ѣ, который вряд ли можно объяснить неудачным прочтением оригинала.

Также в Екатерининской копии чаще используются древнерусские написания кы, гы, хы; суффикс -ьск- обычно пишется с ерем. Обращает на себя внимание заметно большее, в сравнении с Первоизданием, число примеров с инновационным для текста XII в. окончанием -ого: Ек. половецкого – Перв. половецкаго _I.2.16; Ек. старого – Перв. стараго _I.3.1. Ек. великого – Перв. великаго _{III.1.7, 11, VIII.2.11}; Ек. поганого – Перв. поганаго _V.1.13. В Первоиздании отмечена только одна адъективная форма с -ого: поганого кощея _VI.2.28. Существенно при этом, что местоименное окончание -его на месте адъективного -яго/-аго нередко и в Первоиздании. Не исключено, что в списке нач. XVI в. в перечисленных формах находилось инновационное -ого, исправленное издателями на архаическое и одновременно «грамотное» (с точки зрения конца XVIII в.) окончание.

С другой стороны, написания вида влък-, плък-, чрън- и т. п. в Екатерининской копии чаще, чем в Первоиздании, имеют «современный» вид волк-, полк-, черн-. Однако в каждом конкретном случае невозможно определить, восходит ли «более древнее» написание в Екатерининской копии к рукописи нач. XVI в. или оно является результатом унификации архаического написания. Такие эмендации, как вазни Ек. (др.-рус. и церк.-слав. вазнь ‘счастье, удача’) при загадочном воззни в Первоиздании, наверное выписанном из оригинала, говорят о желании копииста XVIII в. наглядно показать дешифровку «темных» мест.

Ни Первоиздание, ни Екатерининская копия не являются точными копиями оригинального списка «Слова». Схождения между Первоизданием, Екатерининской копией и выписками Малиновского объясняются единством основного источника (мусин-пушкинская копия) и единой «идеологией» переписывания древних рукописей, а разночтения – широким спектром причин, который включает сверку слов по списку «Слова», редактирование мусин-пушкинской копии, ошибки в прочтении / толковании слов и описки / опечатки. Поэтому вряд ли уместно использовать Первоиздание в качестве «эталонного текста», хотя во многих отношениях оно и представляется более близким к оригиналу. Корректным является совместное цитирование Первоиздания, Екатерининской копии и выписок, сделанных А. Ф. Малиновским.

Об орфографии списка нач. XVI в. мы можем судить по немногочисленным цитатам из «Слова», выписанным А. Ф. Малиновским (л. 34) – уже после публикации Первоиздания – под заголовком «Темныя мѣста въ поемѣ Игоря»⁸. В этих выписках цитаты из «Слова» приводятся в форме, которую трудно заподозрить в «модернизации»: в ожидаемых для рукописи нач. XVI в. позициях находятся диграф оу, ук (ȣ), юс малый (ѧ), е широкое (передаваемое Малиновским как ɛ), используются выносные буквы, титла и другие надстрочные знаки. Дефисы в выписках Малиновского, вероятно, соответствуют переносам в списке: орътъ-мами = орътъ|мами.

В табл. 1 приводятся выписки А. Ф. Малиновского (л. 34), цитаты из Первоиздания и Екатерининской рукописи (слова с разночтениями в сравнении с выписками выделены курсивом). Текст А. Ф. Малиновского (подчеркивания принадлежат ему) цитируется по фотографии л. 34 в Дмитриев 1960. В сравнительной таблице 2 приводятся реконструкция всего древнерусского текста «Слова», Первоиздание, Екатерининская копия и выписки А. Ф. Малиновского.

В протографе «Слова», по-видимому, была представлена разновидность «бытовой» орфографии, известной из берестяных грамот и деловых документов XI–XIV вв. В списке «Слова» в принципе взаимозаменяемыми являются буквы е, ѣ и ь – любая из них может писаться на месте этимологических е, ѣ, ь (включая конец слова); о и ъ – обе на месте этимологических о и ъ за исключением конечной позиции, где ъ и о этимологически противопоставлены (см. о подобных орфографических системах в Зализняк 2002). «Немые» ъ и ь обозначаются буквами ъ или ь безотносительно к этимологии или не обозначаются вовсе. Взаимозаменяемы буквы ц и ч – обе пишутся на месте как этимологического ц, так и ч. Смешение этих букв может быть отражением фонологического цоканья – нейтрализации фонем /ц/ и /ч/, однако может отражать и чисто орфографическое неразличение букв ц и ч в «бытовом» письме. В «Слове» цоканье отражено не только в орфографии, но и в рифмовке (§ 5.4.1), что указывает на фонологическое цоканье в языке «Слова». «Бытовая» система письма в списке «Слова» в значительной степени «закамуфлирована»: копиист нач. XVI в. старался соблюдать стандартную орфографию в духе 2-го южнославянского влияния, поэтому «этимологическое» использование букв о, ъ, е, ь, ѣ, ч, ц в списке статистически в среднем превышает «неэтимологическое».

Диалектная фонетика писца нач. XVI в. отражена в смешении букв е, ѣ, ь, с одной стороны, и и (i), с другой стороны, на месте безударных (обычно заударных) этимологических е, ѣ, ь, и. Орфография отражает нейтрализацию фонем /е/ (< праслав. *е, *ě, *ь) и /і/ (< праслав. *і, *ь, *ě) в данной позиции. Например, Перв., Ек. розино_VII.3.9 (*ро́з‹ě›но), дивицею _ІХ.2.19 (*д‹ѣ›ви́цею), и схоти_VII.1.14 (*и ‹в›схот‹ѣ›), внуце_VII.1.23 (*вŏну́ц‹и›), брезѣ_VII.2.19 (*брѣ́з‹и›), прь темнѣ березѣ _ІХ.1.21 (пр‹и› те́мнѣ бе́резѣ) и т. п. В рифмовке смешение и = е не находит отражения (§ 5.4.1). При этом переход конечного *-jě > -и, по-видимому, восходит к оригиналу (§ 7.1). Свободно варьируют написания ры и ри, что говорит о фонологическом неразличении [ri] и [rы] в диалекте копииста нач. XVI в. или автора «Слова». См. также § 1.5.1.1.

Следующие явления также отражают орфографические навыки XV–XVI вв.:

– Сочетания кы, гы, хы пишутся ки (кі) или кы и т. д.

– Последовательности –ье, -ья, -ью, -ьи чаще записываются как -іе, -ія/-іа, -іу, -іи.

– После шипящих, ц и жд варьируют а/я, у/ю.

– Восточнославянские последовательности ТЪRТ / ТЬRТ обычно пишутся «по-южнославянски» ТРЪТ/ ТРЬТ (плъкы, бръзъ, връже ся, пръсты/прьсты, чрълен‐/чрьлен- и т. п.).

– Буквы ъ и ь на конце слова и между двумя согласными варьируют и нередко употребляются вразрез с этимологией.

Ниже в цитатах из Первоиздания (Перв.), Екатерининской копии (Ек.) и выписок А. Ф. Малиновского (Мал.):

– Игнорируется разделение текста на слова, принятое в копиях XVIII в., поскольку в рукописях XV–XVI вв. словоделение отсутствовало или не было регулярным. Согласно А. Ф. Малиновскому (л. 1), в списке «Слова» не было «ни правописания, ни строчных знаков, ни разделения слов». Деление текста на слова дается согласно моей реконструкции.

– В примерах из Первоиздания и Екатерининской копии, кроме обширных фрагментов, игнорируются пунктуация и различение строчных и заглавных букв.

– Буква й передается как и: буквы и и й в рукописях XV–XVI вв. не обязательно передают оппозицию фонем /i/ и /j/, а в Первоиздании и и й расставлены по правилам современной русской орфографии.

В реконструированном тексте «Слова» и в примерах из него используется следующая орфография:

– Буквами ŏ, ĕ обозначены предположительно звучащие слабые редуцированные. «Немые» ъ и ь опущены – кроме ь, обозначающего мягкость согласного (и [j] перед гласными) в позициях, представленных в русском литературном языке, а также в окончаниях 3 л. -ть и Тв. ед. -мь, перед суффиксом -ск- и после шипящих в конце слова⁹. Подударные слабые ъ и ь пишутся как соответствующие сильные – ó / ò, é / è.

– Для реконструированного ударения используются два знака: акут ( ´ ) и гравис ( ` ). Акут обозначает автономное, гравис – автоматическое ударение в формах-энклиноменах (§ 3.5).

– Следующие потенциальные фонемы приравнены друг к другу: е и сильный ь (не перед j) передаются единой буквой е; о и сильный ъ (не перед j) передаются единой буквой о. Можно предполагать, что фонемы /е/ и /ь/, /о/ и /ъ/ различались в оригинале «Слова», однако в тексте эта оппозиция не находит отражения ни на письме, ни в звуковых повторах.

– Буква ѣ используется этимологически, хотя нет признаков отличия звука, ею обозначаемого, от е и (сильного) ь по крайней мере перед мягкими согласными. В позиции перед твердыми согласными др.-рус. е (ь) и ѣ различаются во всех восточнославянских диалектных ареалах, что предполагает их разное произношение и в оригинале «Слова», однако фонологическая оппозиция /е/ Û /ь/ Û /ѣ/ не отражена ни в одной из позиций ни на письме, ни в звуковых повторах. Также ѣ восстанавливается на письме в «неполногласных» (церковнославянских) формах согласно ранней древнерусской норме: дрѣво, чрѣс.

– Буквой й обозначено [j] < *j ь̯ .

– Буквы ц и ч различаются этимологически, хотя в языке «Слова» эти фонемы, судя по всему, не различались (§ 5.4.1, 10.2.3).

– Эмендации и конъектуры¹⁰ заключены в ломаные скобки – кроме перечисленных в § 1.5.1.

В Николаев 2014а текст «Слова» был разделен на произвольные «фрагменты» с целью продемонстрировать лексическую неоднородность текста.

В настоящем издании текст «Слова» разделен на песни, темы и строки согласно А. Ю. Чернову (2006:390–409; 2010:10–54). Текст состоит из 9 песней; каждая песнь содержит по 3 темы. Количество стихотворных строк (стихов) в теме не фиксировано и колеблется в пределах от 10 до 47 (см. о строках в § 1.4). Технически деление текста «Слова» по А. Ю. Чернову представляется более удобным, чем традиционные (из них наиболее удачное принадлежит Р. О. Якобсону), поскольку является более дробным и этим облегчает поиск форм.

Ниже в ссылках на текст «Слова» римская цифра обозначает песню, следующая арабская – тему и последняя арабская – строку, например: нè лѣпо ли ны бя́шетĕ бра́тие _I.1.1 (реконструкция), не лѣпо ли ны бяшетъ братіе _I.1.1 (цитата из Первоиздания).

На завершающем этапе работы, когда уже был подготовлен Акцентологический словарь памятника, а примеры в тексте были снабжены ссылками на «Слово», возникла необходимость разделить или слить ряд строк. Ссылки на такие строки имеют вид наподобие IV.1.9а–б или II.3.3–4.

Деление на песни и темы следующее:

I.1. С Не лѣпо ли ны бяшетъ братіе по За землю руськую.

II.2. С Тогда Игорь възрѣ по А любо испити шеломомь.

I.3. С О Бояне соловію стараго времени по Стоять стязи въ Путивлѣ.

II.1. С Игорь ждетъ мила брата Всеволода по Себе чти а князю славѣ.

II.2. С Тогда въступи Игорь князь по Ищучи себѣ чти а князю славы.

II.3. С Съ заранія въ пяткъ потопташа по Кончакъ ему слѣдъ править къ Дону великому.

III.1. С Другаго дни велми рано по А храбріи русици преградиша чрълеными щиты.

III.2. С Яръ туре Всеволодѣ по Красныя Глѣбовны свычая и обычая.

III.3. С Были вѣчи Трояни по А сицеи рати не слышано.

IV.1. С Съ зараніа до вечера по А древо с тугою къ земли преклонилось.

IV.2. С Уже бо братіе невеселая година въстала по На землю рускую.

IV.3. С Одалече заиде соколъ по Емляху дань по бѣлѣ отъ двора.

V.1. С Тіи бо два храбрая Святъславлича по А веселіе пониче.

V.2. С А Святъславь мутенъ сонъ видѣ по Несошлю къ Синему морю.

V.3. С И ркоша бояре князю по А мы уже дружина жадни веселія.

VI.1. С Тогда великіи Святъславъ изрони злато слово по Удалыми сыны Глѣбовы.

VI.2. С Ты буи Рюриче и Давыде по За раны Игоревы буего Святславлича.

VI.3. С А ты буи Романе и Мстиславе по За раны за Игоревы буего Святъславлича.

VII.1. С Уже бо Сула не течетъ по Которое бо бѣше насиліе отъ земли половецкыи.

VII.2. С На седьмомъ вѣцѣ Трояни по Суда божіа не минути.

VII.3. С О стонати рускои земли по Нъ розино ся имъ хоботы пашутъ копіа поютъ.

VIII.1. С На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышитъ по Тугою имъ тули затче.

VIII.2. С Прысну море полу нощи по Вежи ся половецкіи подвизаша ся.

VIII.3. С А Игорь князь поскочи по Претръгоста бо своя бръзая комоня.

IX.1. С Донецъ рече княже Игорю по И древо с тугою къ земли прѣклонило.

IX.2. С А не сорокы втроскоташа по То почнутъ наю птици бити въ полѣ половецкомъ.

IX.3. С Рекъ Боянъ и Ходына по Княземъ слава а дружинѣ. Аминь.

В Первоиздании текст «Слова» приводится как прозаический. По всей видимости, и в рукописном оригинале текст не был графически представлен в виде стихов¹¹.

Если «Слово» является стихотворным текстом, то возникает потребность разбить текст на стихотворные строки (стихи). Первым свою реконструкцию древнерусского текста «Слова» разбил на короткие строки Ф. Е. Корш (1909), однако к настоящему времени результаты его работы во многих случаях не представляются правильными.

А. Ю. Чернов заново разделил текст на короткие строки, руководствуясь собственными соображениями и результатами трудов своих предшественников (Чернов 2006:390–409; 2010:10–54). Как показала работа над реконструкцией стихотворного текста, его разбиение, как правило, подтверждается и метром, и рифмовкой.

Стихотворная строка является ритмической единицей стихосложения в «Слове»: каждая строка имеет индивидуальный метр (гл. IV); весь текст «Слова» прошит лестничной рифмовкой между смежными строками (гл. V). Деление текста на песни и темы не отражено в стихосложении: заключительная строка каждой темы (песни) связана рифмовкой с первой строкой последующей темы (песни). За то, что текст сочинялся, чтобы быть произнесенным без существенных пауз, говорят рефлексы слабых редуцированных в конечном открытом слоге строки: они становятся сильными перед слабым редуцированным в 1-м слоге последующей строки (§ 2.2).

Есть случаи, когда существует несколько решений в отношении деления на строки – в частности, всегда соблазнительно разбить слишком длинные и объединить слишком короткие строки, – но такие случаи не дают повода усомниться в правильности деления основного массива текста «Слова».

Мы не знаем, каким образом был записан текст «Слова» в рукописи. Однако в одном случае копиист нач. XVI в. переставил местами две строки оригинала. Речь идет о фрагменте и въ морѣ погрузиста и великое буиство подасть хинови. Этот фрагмент логически должен находиться после тьмою ся поволокоста, но в издании (и, по всей видимости, так было и в списке) находится после аки пардуже гнѣздо. Подавляющее большинство исследователей справедливо считает перестановку строк ошибкой переписчика нач. XVI в.

Обращает на себя внимание состав перемещенной строки, содержащей две стихотворные строки согласно делению А. Ю. Чернова: 1) и въ морѣ погрузиста и 2) и великое буиство подасть хинови _VI.3.17+18 – они вместе составляют 46 знаков в Первоиздании или около 35–40 в рукописи (некоторые буквы могли быть выносными, а некоторые выносные буквы заменяли собою слоги), что соответствует одной строке в рукописи нач. XVI в. на стандартных «дестных» листах (Щепкина 1954).

Перестановка этой строки копиистом не нарушила целостности стихотворных строк, между которыми она была ошибочно помещена. Это может быть случайным совпадением, однако наталкивает на мысль, что если не в списке, воспроизведенном в Первоиздании 1800 г., то в какой-то из промежуточных копий сохранялось авторское деление текста на стихотворные строки. По крайней мере оригинальные строки не разрывались, а если были изначально короткими, то записывались попарно в одну «длинную» строку (35–40 знаков).

В списке «Слова» (знаком // разделены строки согласно А. Ю. Чернову):

₁₁₊₁₂ темно бо бѣ въ 3 день // два солнца помѣркоста //

₁₃₊₁₄ оба багряная стлъпа погасоста // и съ нимъ молодая мѣсяца //

₁₅₊₁₆ Олегъ и Святъславъ // тъмою ся поволокоста //

₁₉ на рѣцѣ на Каялѣ тьма свѣтъ покрыла //

₂₀₊₂₁ по Рускои земли простроша ся половци // аки пардуже гнѣздо //

₁₇₊₁₈ и въ морѣ погрузиста // и великое буиство подасть хинови //

Реконструированная последовательность строк:

₁₁₊₁₂ темно бо бѣ въ 3 день // два солнца помѣркоста //

₁₃₊₁₄ оба багряная стлъпа погасоста // и съ нимъ молодая мѣсяца //

₁₅₊₁₆ Олегъ и Святъславъ // тъмою ся поволокоста //

₁₇₊₁₈ и въ морѣ погрузиста // и великое буиство подасть хинови //

₁₉ на рѣцѣ на Каялѣ тьма свѣтъ покрыла //

₂₀₊₂₁ по Рускои земли простроша ся половци // аки пардуже гнѣздо //

В «Слове» количество слогов в строках варьирует (с учетом звучащих редуцированных) от 4 до 18, обычно строки содержат 8–12 слогов. Ни одна из рекомбинаций текста – перестановка слов из строки в строку, слияние / разделение строк, отказ от прояснения редуцированных или их тотальное прояснение – не приводит к результату, который подтверждал бы даже нестрогое равносложие стихотворных строк в «Слове». Например:

1. Фрагмент «Слова» (ІІ.2.1–16) в моей реконструкции. Цифры показывают количество слогов в строке; подсчитываются проясненные редуцированные (ŏ, ĕ, и):

2. Этот же фрагмент по Первоизданию с минимальными эмендациями, не влияющими на количество слогов. Слабые редуцированные не учитываются:

3. Этот же фрагмент в «стандартной» древнерусской реконструкции, учтены все редуцированные:

См. в табл. 3 построчный подсчет слогов, метрических и фонологических ударений в моей реконструкции «Слова». Помимо подсчета всех метрических ударений (§ 4.1), в таблице дается его вариант, в котором не учитываются заударные метрические ударения в «дактилических окончаниях» двусложника.

Поскольку первоначальный текст «Слова» с конца XII в. по конец XVIII в. испытал неоднократное переписывание копиистами разных эпох, не стремившимися сохранить орфографию предшественника, легко себе представить, сколько в нем накопилось наслоений и искажений. Реконструкция текста «Слова» в приблизительно таком виде, какой он имел в XII в., неизбежно требует многочисленных эмендаций в отношении отдельных словоформ, грамматики, синтаксиса. В ряде случаев необходимы конъектуры, когда в тексте предполагаются лакуны в виде пропусков букв, слогов и целых слов.

Большинство эмендаций принимается из наблюдений над метром (гл. IV) и лестничной рифмовкой между смежными строками (§ 5.2). В первую очередь это относится к трактовке слабых редуцированных (гл. II).

В настоящем издании в реконструированном тексте «Слова о полку Игореве» помечены (то есть заключены в угловые скобки) не все исправления. Предполагается, что приведение текста Первоиздания параллельно реконструкции компенсирует отсутствие пометы для некоторых часто встречающихся эмендаций.

Ниже в примерах после знака ⇐ (‘на месте’) приводятся формы из Первоиздания (Перв.), Екатерининской копии (Ек.) и выписок А. Ф. Малиновского (Мал.). С пометой «ред.» приводятся формы, которые мне представляются результатами редакторской правки копиистов XVIII в.

§ 1.5.1.1. «Графические» эмендации

1. В реконструкции отражаются только «звучащие» редуцированные: сильные и проясненные слабые¹².

Если редуцированные считаются «звучащими», то на месте ъ, о, е, ѣ, ь копий «Слова» в реконструкции представлены буквы о, ŏ, е, ĕ в соответствии с этимологией: бя́шетĕ _I.1.1 ⇐ Перв., Ек. бяшетъ; по былина́мŏ _I.1.7 ⇐ Перв. по былинамь, Ек. -мъ; пе́рвых _I.1.15 ⇐ Перв. първыхъ (ред. Ек., Мал. перв-); леб‹я›де́и _I.1.17 ⇐ Перв. лебедѣи (ред. Ек., Перв. -еи); мужĕство́мĕ _I.1.33 ⇐ Перв., Ек. мужествомъ; тĕмо́ю _I..2.3 ⇐ Перв., Ек. тьмою; Святŏсла́влича _I.1.5 ⇐ Перв. святъславлича (ред. Ек. -вич-); Им. ед. м. той _VII.2.4 ⇐ Перв. тъи, Ек. тъ (также с пропуском выносной и); тру́дныхŏ _I.1.3 ⇐ Перв., Ек. трудныхъ, Мал. -х; полкы́ _I.1.23 ⇐ пълкы (ред. Ек., Мал. пол-); по́зримŏ _I.2.11 ⇐ Перв., Ек. позримъ; до̀скы _V.2.13 ⇐ Перв. дьскы, Ек. дъскы; вŏ мы́тех _VI.1.31 ⇐ Перв. въ мытехъ, Ек. въ мытѣхъ; Плѣснĕска _V.2.18 ⇐ Перв., Ек. плѣснеска и т. д.

Также в реконструкции представлены о, е, ŏ, ĕ на месте графического пропуска рефлексов ъ, ь во всех копиях или в одной из них: Мĕстисла́ву _I.1.21 ⇐ Перв., Ек. мстиславу; сĕре́брĕнѣй _VI.1.15 ⇐ Перв., Ек. сребренеи; со́лнĕце _I.2.2 ⇐ Перв., Ек. солнце; во̀змути ⇐_1Л1 ⇐ Перв. взмути, Ек. вⸯзмути и т. д.

Если редуцированные считаются «немыми», то в реконструкции буквы на их месте отсутствуют, за исключением ь для обозначения мягкости, j и ряда других случаев (§ 1.2): соколо́в _I.1.16 ⇐ Перв. соколовь, Ек. -ъ; кме́ти _II.1.11 ⇐ Перв., Ек., Мал. къмети и т. д.

Следующие эмендации помечены: клек‹о›том _II.2.20 ⇐ Перв., Ек. клектомъ, тѐк‹о›том _IX.2.8 ⇐ Перв., Ек. тектомъ (праслав. *klekоtъ, *tеkotъ). В этих примерах «бытовые» записи клекът-, текът- были скопированы с пропуском «слабого» -ъ-.

Я реконструирую в «Слове» окончание -ть в 3 ед. и мн. презенса, в 3 ед. имперфекта и в 3 ед. аориста бысть, см. обоснование в § 10.3.4.

2. Восстанавливаются этимологические е и ѣ на месте свободно варьирующихся е, ѣ, ь в копиях «Слова». Неэтимологические употребления е и ѣ в Перв., Ек. и Мал. нередко не совпадают, и затруднительно определить, какое из них восходит к оригиналу.

Этимологический ѣ:

Влади́мѣра _I.1.31 ⇐ Перв., Ек. владимера; вѣ́трѣх _VI.3.5 ⇐ Перв. вѣтрехъ, Ек. вѣтрѣхъ; вѣ́трѣх _IX.1.15 ⇐ Перв. ветрѣхъ, Ек. вѣтрѣхъ; Днѣ̀пре _VIII.1.29 ⇐ Перв., Ек. днепре; звѣ̀р‹е› _VII.1.16 ⇐ Перв. звѣри, Ек., Мал. звери; звѣ̀ремĕ _VII.2.8 ⇐ Перв. звѣремъ, Ек. зверем|; крѣси́ти _{IV.3.3, VI.3.18} ⇐ Перв. крѣсити, Ек. кресити; лѣта́я ₁₃₄ ⇐ Перв., Ек. летая; нѣбы́т‹и› _VIII.2.16 ⇐ Перв., Ек. небыть; ростѣка́шеть ся _I.1.11 ⇐ Перв. растѣкашет ся, Ек. растекашет ся; себѣ́ _II.1.23 ⇐ Перв. себе, Ек. себѣ; стрѣлы _III.3.7 ⇐ Перв. стрѣлы, Ек. стрелы; стрѣля́еши _VI.2.25 ⇐ Перв. стрѣляеши, Ек. стреляеши; стрѣля́й _VI.2.27 ⇐ Перв. стрѣляи, Ек. стреляи; стрѣла́ми _{VI.3.31, IX.2.15} ⇐ Перв. стрѣлами, Ек. стрелами; трѣ́сну _{V.3.23, VI.3.9} ⇐ Перв., Ек. тресну; Д. ед. сĕребрĕнѣй _VI.1.15 ⇐ Перв., Ек. сребренеи; Пирого́щѣи _IX.3.12 ⇐ Перв., Ек. пирогощеи; Р. ед. дѣ́днѣи _VII.1.26 ⇐ Перв., Ек. дѣднеи; М. ед. жестоцѣ́мĕ _VI.1.13 ⇐ Перв. жестоцемъ, Ек. жестоцѣмъ; златокова́ннѣмĕ _VI.2.16 ⇐ Перв. златокованнѣмъ, Ек. златокованнемъ; Д. мн. всѣ́м _VIII.1.43 ⇐ Перв. всѣмъ, Ек. всемъ.

Следующие эмендации помечены: го́р‹ѣ› _VIII.1.21 ⇐ Перв., Ек. горъ (неправильно прочитанный ѣ); незна́ем‹ѣ› _VIII.1.3 ⇐ Перв., Ек. незнаемь.

Этимологическое е:

кнес‹е› _V.2.13 ⇐ Перв., Ек. кнѣса; вŏзлелѣ́яни _II.1.13 ⇐ Перв. възлелѣяны, Ек. възлѣлѣяни; зале́тѣло _II.3.17 ⇐ Перв. залетѣло, Ек. залѣтѣло; поле́тѣти _III.3.31 ⇐ Перв., Мал. полетѣти, Ек. полѣтѣти; сле́тѣста _V.3.4 ⇐ Перв. слѣтѣста, Ек. слетѣста; о́льберы _VI.1.22 ⇐ Перв. ольберы, Ек. ольбѣры; седла́и _II.1.7 ⇐ Перв., Ек. сѣдлаи; оседла́ни _II.1.9 ⇐ Перв., Ек. осѣдлани; телѣ́гы _II.2.15 ⇐ Перв. тѣлѣгы, Ек. телѣгы; у́же _VII.1.26 ⇐ Перв. ужѣ, Ек. уже; В. ед. на Си́не мо̀ре _VIII.1.23 ⇐ Перв., Ек. на синѣ морѣ; М. ед. небесе _IX.3.7 ⇐ Перв. небесѣ, Ек. небесе; Зв. зѐмле _III.1.12 ⇐ Перв. землѣ, Ек. земле; Все́володе _III.2.1 ⇐ Перв. всеволодѣ, Ек. всеволоде; Осмомы́сле _VI.2.14 ⇐ Перв. oсмомыслѣ, ⇐ Ек. осмомысле; аор. рече _IX.2.16 ⇐ Перв. рече, Ек. речь; росши́бе _VII.2.13 ⇐ Перв. разшибе, Ек. разшибѣ; 1 мн. повел. мужа́име ся _VI.1.26 ⇐ Перв., Ек. мужаимѣ ся и т. д.

Следующие эмендации помечены: 2 мн. пони́зит‹е› _VII.1.24 ⇐ Перв. понизить, Ек. -тъ; вонзит‹е́› _VII.1.25 ⇐ Перв. вонзить, Ек. -тъ; аор. рѐч‹е› _I.1.14 ⇐ Перв. речь (ред. Ек., Мал. рѣчь) – в этих примерах буквой ь передан звук [е]. Ж‹е́›ля _IV.3.5 ⇐ Перв., Ек. жля – предполагается /желя/, записанное как жьлѧ и затем переписанное как жлѧ.

3. Вост.-слав. ТърТ, ТьрТ, ТълТ (в реконструкции «Слова» ТорТ, ТерТ, ТолТ) на месте церк.-слав. ТръТ, ТръТ, ТрьТ, ТлъТ в копиях: о полку́ _I.1.4 ⇐ о плъку (ред. Ек., Мал. полк-¹³); мо́лнии _III.1.5 ⇐ Перв. млъніи (ред. Ек. молн-); персты́ _I.1.27 ⇐ Перв., Мал. пръсты, Ек. прьсты; борзы́и _I.2.10 ⇐ Перв. бръзыя, Ек. бьрзыя (sic!); ме́ркнетĕ _II.2.23 ⇐ Перв. мркнетъ, Ек. мръкнетъ; чер‹в›ле́ными _II.2.29 ⇐ Перв. чрьлеными, Ек. чръл- и т. п. Сюда относится эмендация во̀ пол но̀чи _{VII.2. 9} ⇐ Перв. въ плъ ночи (ред. Ек. въ пол ночи). Написание плъ вместо полъ может объясняться гиперкоррекцией, однако ср. сокращенное написание пло ‘половина’ в новгородских, старорусских, смоленских берестяных грамотах (Зализняк 2004:782).

4. Приставки рос‐/роз- на месте церк.-слав. рас‐/раз-: розлу́чиста _IV.1.19 ⇐ Перв., Ек. разлучиста; ростѣка́шеть ся _I.1.11 ⇐ Перв. растѣкашет ся, Ек. -тек-; розлия́ ся _IV.3.16 ⇐ Перв., Ек. разлія ся и т. д.

5. Буква й на месте [j] < *jь на месте и (в издании и/й) в списке: по́вѣстий _I.1.3 ⇐ Перв., Ек. повѣстии и т. д.

6. Буква и на месте и, i: вѣ́щии _I.1.9 ⇐ Перв., Ек. вѣщіи; усо́бицѣ _I.1.15 ⇐ Перв. усобіцѣ (ред. Ек. -биц-) и т. д.

7. Последовательности -ье‐/-ие-, -ья‐/-ия-, -ью‐/-ию-, -ьи‐/-ии- в зависимости от «нулевого» или «полного» произношения сочетаний -ьj- на месте -ie-, ія‐/-іа-, -ію-, -iи-: замы́шленью _I.1.8 ⇐ Перв., Ек. замышленiю; сью́ _I.1.30 ⇐ Перв., Ек. сiю; веселья́ _IX.1.5 ⇐ Перв., Ек. вeсeлiа; бра́тие _I.1.1 ⇐ Перв., Ек. братіе; мо́лнии _III.1.5 ⇐ Перв. млъніи (ред. Ек. молн-); розлия́ ся _IV.3.16 ⇐ Перв., Ек. разлiя ся и т. д. О выборе реконструкций с -ь- и -и- см. в § 2.6.

8. Буквы у, а на месте ю, я после шипящих, ц и жд: хо‹ч›у́ _I.2.17 ⇐ Перв., Ек. хощу́; ме‹ж›у́ _III.3.19 ⇐ Перв., Ек. междю; Святŏсла́влича _II.1.6 ⇐ Перв., Ек. святъславличя и т. д. Сюда же но‹ч›и _II.2.15 ⇐ Перв. нощы (ред. Ек. -и), инохо́дĕци _III.3.19 ⇐ Перв. иноходьцы (ред. Ек. -дц-).

9. Этимологические кы, гы, хы на месте ки (kî), ги (гi), хи (xi): у́горьскыми _III.3.19 ⇐ Перв. угорьскими, Ек. -ръск и т. д.

10. Этимологические глухие и звонкие согласные в позиции их фонологической нейтрализации: рѣ́дко _III.3.27 ⇐ Перв., Ек. рѣтко; росши́бе _VII.2.13 (праславянское оглушение *orz- > *ors-) ⇐ Перв., Ек. разшибе; сдра́ви _IX.3.19 ⇐ Перв., Ек. здрави.

11. Этимологические последовательности -чьск- /-чĕск-, -дьск‐/-дĕск, -сьск‐/-сĕск- на месте -ц(ь)к-, -с(ь)к‐/-сск-: поло́вечĕскую _I.1.36 ⇐ Перв. половѣцькую (ред. Ек. -вец-), поло́вечĕскаго _L2._16а ⇐ Перв. половецкаго (ред. Ек. -ого); ру́сĕскую _І.1.37 ⇐ Перв., Ек. руськую; лядъски́и _VI.3.29 ⇐ Перв. ляцкiи, Ек. -кыи и т. д.

§ 1.5.1.2. «Морфологические» эмендации

1. Распределение окончаний Р., Д., М. ед. и Им. В. мн. -ѣ и -и в склонении мягких a-основ в языке «Слова» значительно отличается от «стандартного» древнерусского. Ниже стандартными будут называться формы и рефлексы, характерные для так называемого стандартного (наддиалектного) древнерусского языка (см. определение термина и обсуждение в § 10.1).

Установленные для языка «Слова» окончания реконструируются в тексте «слова» согласно правилам, изложенным в гл. VII; окончания приведены в табл. 15. Эмендации и (ы) ⇒ т, ѣ/е ⇒ и, восстанавливающие регулярные окончания, как правило не помечаются.

2. Восточнославянские окончания Р. ед., Им. и В. мн. -и на месте церк.– слав. -я¹⁴ в склонении. В подавляющем большинстве примеров окончание -я находится на месте праслав. *-ji и *-jě, иными словами, -я является субститутом диалектного -[j]и (§ 2.6,7.1):

Им. мн. м.: ова́ръскии _III.2.11 ⇐ Перв., Ек. оварьскыя.

В. мн. м.: сво́и вѣ́щии _I.1.27 ⇐ Перв., Ек. своя вѣщiа; вси́ свои́ вои́ _I.2.4 ⇐ Перв., Ек. вся своя воя; на сво́и борзы́и комо́н‹ѣ› _I.2.10 ⇐ Перв. на свои бръзыя комони (Ек. бьрз-); съи́ полкы́ _I.3.2 ⇐ Перв. сіа плъкы (Ек. ред. полк-); пога́ныи _II.3.2, _VII.1.28 ⇐ Перв., Ек. поганыя; д‹оро›гы́и _II.3.7 ⇐ Перв., Ек. драгыя; поло́вечĕскыи _III.1.10 ⇐ Перв., Ек. половецкыя; на хра́брыи _III.1.16 ⇐ Перв., Ек. на храбрыя; ру́съскыи _III.1.23 ⇐ Перв., Ек. рускыя; лито́въскыи _VII.1.9 ⇐ Перв. литовскія, Ек. литовьскыя.

Им. мн. ж.: черн‹и›и ту́ч‹и› _III.1.3 ⇐ чръныя тучя (Ек. ред. черн-); крŏвав‹и́›и _III.1.2 ⇐ Перв., Ек. кровавыя; пога́н‹и›и _III.2.8 ⇐ Перв., Ек. поганыя; кале́н‹и›и _IV.1.3 ⇐ Перв., Ек. каленыя; ру́съскии _IV.3.7 ⇐ Перв. рускія, Ек., Мал. рускыя; го́тъскии кра́сн‹и›и _V.3.25 ⇐ Перв. готскія красныя, Ек. готьскыя красныя; твои _VI.2.23 ⇐ Перв., Ек. твоя.

В. мн. ж.: на жив‹ы́›и стру́ны _I.1.28 ⇐ Перв., Ек. на живая струны; кра́сныи _II.3.5 ⇐ Перв., Ек. красныя; хы́новъскыи _VIII.1.18 ⇐ Перв., Ек. хиновьскыя; ка́меныи _VIII.1.30 ⇐ Перв., Ек. каменныя; свои́ _VI.3.12 ⇐ Перв., Ек. своя; сво́и _VI.3.13 ⇐ Перв., Ек. своя.

Р. ед. ж.: с то́и же _III.3.17 ⇐ Перв., Ек. съ тоя же; поло́вечĕскыи _V.1.23 ⇐ Перв., Ек. половецкія; мое́и _VIII.1.20 ⇐ Перв., Ек. моея.

3. Этимологически правильные окончания -ы и -и в формах Им., В. и Тв. мн. в склонении о-основ – см. § 7.6 и табл. 15: Им. мн. м. вŏзлелѣ́яни _II.1.13 ⇐ Перв., Ек. възлелѣяны (ред. Мал. взл-); поскѣпа́ни _III.2.10 ⇐ Перв., Ек., Мал. (л. 34) поскепаны; В. мн. салта́ны _VI.2.26 ⇐ Ек. салътани (ред. Перв. салтани) и т. д.

Следующие эмендации всегда взяты в ломаные скобки. Многие из «нетривиальных» эмендаций рассматриваются в построчных комментариях к тексту «Слова» (§ 12).

§ 1.5.2.1. «Графические» эмендации

1. Предполагается утрата выносных букв.

Выносная с: в‹с›троско́таша _IX.2.1 ⇐ Перв., Ек. втроскоташа; де́брĕ‹с›ки _V.2.19 ⇐ Перв. дебрьки, Ек. -рък-; Яросла́вн‹и›нŏ ‹ся› гла̀сŏ слы́шитĕ _VIII.1.1–2 ⇐ Перв. ярославнынъ гласъ слышитъ (ред. Ек. ярославнымъ); п‹е›ре́днюю сла́ву ‹си› са̀ми похы́тим _VI.1.27 ⇐ Перв. преднюю славу сами похитимъ (Ек. похитимь).

Выносная з: вŏ‹з›ве́рже ся _VIII.3.4 ⇐ Перв., Ек. въвръже ся; и‹з›не́сош‹а› _V.2.19 ⇐ Перв., Ек. инесошл.

Выносная т: ка́я ра́‹ть› ны дорога́ _III.2.13 ⇐ Перв., Ек. кая ра ны дорога братіе. В примере нѐ быс‹т›ĕ _VII.1.17 ⇐ Перв. не бысь, Ек. не бы – формы в копиях являются результатом неправильного прочтения рукописного не быⷭ҇.

Выносная в: у̀буди‹в› _{II.2.6, II.2.27} ⇐ Перв., Ек. убуди.

Выносная г: стрѣжа́ше е‹го› го̀голем _IX.1.14 ⇐ Перв., Ек. стрежаше е гоголемъ.

Выносная и (кендема « над и и ы, омограф двойной варии): га́личĕскы‹й› _VI.2.14 ⇐ Перв., Ек. галичкы; до Неми́гы ‹и› сŏду́ _VII.2.14 ⇐ Перв., Ек. до немиги съду; кра́сны‹и› дѣви́цѣ _IX.2.23 ⇐ Перв., Ек. красны дѣвице; с черни́говьскыми бы́лями ‹и› с могу́ты и с татра́ны _VI.1.19–20 ⇐ Перв., Ек. съ черниговьскими былями съ могуты и съ татраны.

Выносная л: погы́бѣ‹ль› _IV.2.8 ⇐ Перв., Ек. погыбе.

2. Предполагается неправильная интерпретация выносных букв.

В следующих примерах предполагается неправильное раскрытие выносной с: ск‹оро́›тиша с‹я› _III.3.25 ⇐ Перв., Ек. скратиша сь; россу́ша с‹я› _II.3.3 ⇐ Мал. (л. 34) и рассоушѧⷭ҇ (ред. Перв. рассушя сь, Ек. -ша-); вŏспла́каша с‹я› _IV.3.7 ⇐ Перв., Ек. въсплакаша сь, Мал. въсплакаша сь; дрѣ̀во с‹я› туго́ю _{IV.1.26, IX.1.25} ⇐ Перв., Ек. древо с тугою; за́днюю с‹и› са̀ми подѣли́м _VI.1.28 ⇐ Перв., Ек. заднюю ся сами подѣлимъ.

В следующих примерах предполагается неправильное чтение выносной ч: Игорю́ Святсла́влич‹у› _IX.3.16 ⇐ Перв. игорю святъславлича, Ек. игорю святъславличь; В‹оло›ди́м‹ѣ›ру Иго́ревичу _IX.3.18 ⇐ Перв. владиміру игоревичю, Ек. владиміру игоревичь.

В примере рек‹о́ма› _VII.1.14 ⇐ Перв., Ек. рекъ можно предположить рекъ (= реко) с потерянной впоследствии выносной м (рекъⷨ҇).

В примере рекŏ ‹К›ŏза́кŏ _IX.2.20 ⇐ Перв. рече гзакъ издателями, по-видимому, была неверно прочитана выносная к, ср. Ек. рекъ гзакъ. В этой строке слог кŏ принимает участие в звуковых повторах. Этот пример не помечается как конъектура.

В примере вŏ пят‹о́›к _II.3.1 ⇐ Перв. въ пяткъ, Ек. въ пякъ – по-видимому, разная транслитерация оригинального въ пѧ^ⷮ҇къ.

3. Предполагаются пропуски букв в строке и слогов: сво́‹е›я _III.2.16а ⇐ Перв., Ек. своя; ‹вŏ›зби́ ‹ся› _II.2.7 ⇐ Перв. зби, в Ек. пропущено; ‹вŏ›ступа́етĕ _III.3.8 ⇐ Перв., Ек. ступаетъ; Ростисла́в‹л›я _IX.1.22 ⇐ Перв. ростиславя (ред. Ек. ростиславля); на ка́‹за›нину _III.3.15 ⇐ Мал. (л. 34) ^на Казанину (Перв., Ек. на канину – при копировании пропущен слог).

В тогда́ ‹О›влу́рŏ _VIII.3.11 ⇐ Перв., Ек. тогда влуръ также можно предполагать случайный пропуск буквы. Однако более вероятно, что данное написание стоит в ряду перечисленных А. А. Зализняком (2004:71) сходных примеров на выпадение начальной гласной буквы слова после предшествующей гласной в берестяных грамотах и древнерусских рукописях. Древнерусское выпадение начального гласного отмечено только после проклитик, тогда как в «Слове» оно предполагается после ортотонической формы. Судя по метру, в тогда́ ‹О›влу́рŏ начальный гласный не выпал, а, возможно, ассимилировался с предыдущим, не теряя слоговости; также не исключено, что на стыке слов произносился долгий (двухморовый) гласный. Иными словами, помимо реконструированной последовательности [-ао-] также возможно прочтение [-аа-] или [-а:-].

В примерах по д‹у́›бию _II.2.18 ⇐ Перв., Ек. по добію (оу ⇒ о) и одѣва́х‹у›ть _V.2.4 ⇐ Перв., Ек. одѣвахъте (ъу = оу ⇒ ъ) предполагается пропуск второй части диграфа.

В примере смо́р‹о›ци _VIII.2.2 ⇐ Перв., Ек. сморци – возможно, находившееся в оригинале слово смороци, написаное как сморъци или смъръци, копиист нач. XVI в. прочитал как сморци с «немым» ъ ъ во втором слоге (см. § 12, комментарий к VIII.2.2).

В примере вŏ‹с›с‹то›ро́жать _II.2.19 ⇐ Перв. въсрожатъ, Ек. -ть, по-видимому, как р была прочитана лигатура

(т+р): въс

ожлть, далее см. комментарий к II.2.19 (§ 12).

4. Предполагается перестановка букв и слов: н‹ы› пога́н‹а›я _IV.2.8 ⇐ Перв., Ек. на поганыя; Ярослáвŏ ‹а› сы́нŏ Все́воложĕ В‹оло›ди́м‹ѣ›рŏ _{III.3.10–11} ⇐ Перв. ярославь сынъ всеволожь а владимiръ (Ек. всеволожъ).

5. Предполагается пропуск слов: у́же не́ ‹за› шело́менемь _III.1.13 ⇐ Перв., Ек. уже не шеломянемъ; нŏ ро́з‹ĕ›но ся имŏ хо̀боти па́шуть ‹ро́зĕно› ко́пья пою́ть _VII.3.9–10 ⇐ Перв. нъ розино ся имъ хоботы пашутъ копіа поютъ (Ек. пашуть); не ва́ю ли ‹боля́ре› злаче́ными шело́мы _VI.2.2–3 ⇐ Перв., Ек. не ваю ли злачеными шеломы. Эмендация не помечена в сма́гу лю̀демŏ мы́чучи _IV.3.6 ⇐ Ек. смагу людемъ мычючи (Перв. смагу мычючи – слово пропущено при копировании).

6. Прописаны цифры: ‹дѐсять› _I.1.16, ‹десятĕ› _I.1.25 ⇐ Перв. 10, Ек. 10^тъ, Мал. 10^тъ/ 10^ъ; ‹четы́ре› _III.1.4 ⇐ 4; во ‹тре́тий› дѐнĕ _V.3.11 ⇐ Перв. въ 3 день, Ек. въ 3^и день.

7. Восстановлены морфонологические сс, зз, сщ на стыке приставки/ предлога и корня (условные эмендации, так как в древнерусской письменности эти сочетания обычно писались одной буквой): ‹с›ско́чи _VI.2.5, ₈, ₁₄, _VIII.3.5 ⇐ Перв., Ек. скочи; ‹сŏ› слĕза́ми _VI.13 ⇐ Перв., Ек. слезами; вò‹з›зĕрѣ _I.2.1 ⇐ Перв. Възрѣ (ред. Ек. вз-); ‹вŏс›щекота́лŏ _I.3.2 ⇐ Перв., Ек. ущекоталъ¹⁵; вŏ‹с›ста́ла _IV.2.1, _IV.2.3 ⇐ Перв., Ек. въстала; вŏ‹с›сто́на _IV.3.14 ⇐ Перв., Ек. въстона; в‹с›ся́дѣм‹е› _1.2.9 ⇐ Перв., Ек. всядемъ; вŏ‹с›с‹то›ро́жать _II.2.19 ⇐ Перв., Ек. въсрожать; ро‹с›стрена́ _IX.1.19 ⇐ Перв., Ек. рострена.

8. Восстановлены этимологические и и ѣ на месте безударных ь, е, ѣ: дŏнѣ́ пр‹и›¹⁶ те́мнѣ бѐрезѣ _IX.1.21 ⇐ Перв., Ек. днѣ прь темнѣ березѣ; нѣбы́т‹и› _VIII.2.16 ⇐ Перв., Ек. небыть; вò злата стре́мен‹и› _VI.2.10 ⇐ Перв., Ек. вь злата стремень; рóз‹ĕ›нo _VII.3.9 ⇐ Перв., Ек. розино; вŏну́ц‹и› _VII.1.23 ⇐ Перв., Ек. внуце; д‹ѣ›ви́цею _IX.2.19 ⇐ Перв. дивицею (ред. Ек. дѣв-); Гор‹е›сла́вличѣ _III.3.21 ⇐ Перв., Ек. гориславличи.

9. Восстановлено этимологическое ри на месте свободно варьирующихся ры/ри в списке «Слова»: кр‹и›ча́тĕ _II.2.15 ⇐ Перв., Ек. крычать и т. д.

10. Восстановлены этимологические ч и ц. Из примеров видно, что писец как правило ошибался в написании слов, которым не знал церковнославянского соответствия.

Эмендация ц на месте ч: нани́‹ц›е _VI.1.35 ⇐ Перв., Ек. наниче; вѣ̀‹ц›и _III.3.1 ⇐ Перв., Ек. вѣчи; сынoв‹ц›а́ _VI.1.4 ⇐ Перв. сыновчя (ред. Ек. -ча); ‹ц›ѣп‹ы́› _VII.2.16 ⇐ Перв., Ек., Мал. чепи.

Эмендация ч на месте ц: лу́‹ч›е _I.2.7 ⇐ Перв., Ек. луце; пти́‹ч›ь _{II.2.18, VII.1.15} ⇐ Перв., Ек. птиць; пти́‹ч›ĕ _IV.3.2 ⇐ Перв., Ек. птиць; пти́‹ч›ĕ _VI.1.32 ⇐ Перв. птицъ, Ек. птиць; пти́‹ч›у _VI.3.б ⇐ Перв., Ек. птицю; пти́‹ч›у _VII.2.37 ⇐ Перв., Ек. птицю; ру́си‹ч›и _{I.2.16б, III.1.26} ⇐ Перв., Ек. русици; Слoвути́‹ч›у _VIII.1.29 ⇐ Перв., Ек. словутицю.

О возможном прочтении частицы чи _{I.3.11, VI.1.29} как ци см. комментарий к I.3.11 (§ 12).

11. Восстановлено написание имени ‹К›ъза и ‹К›ъзакъ на месте Перв., Ек. гза, гзакь.

12. Восточнославянские формы корней вместо церковнославянских:

– Замена церковнославянских ТраТ/ТлаТ, ТреТ/ТлеТ древнерусскими ТoрoТ/ТoлoТ, ТереТ, то есть неполногласия полногласием: ‹бе›ре́мен‹а› _VI.2.21 ⇐ Перв., Ек. времены; б‹ѐ›резѣ _V.3.2б ⇐ Перв., Ек. брезѣ; В‹oлo›ди́м‹ѣ›ру _IX.3.18 ⇐ Перв., Ек. владимiру; в‹òлo›сти _VI.3.27 ⇐ Перв., Ек. власти; г‹оло›вы _VI.3.13 ⇐ Перв., Ек. главы; г‹оло›гóл‹я›тĕ _III.1.20 ⇐ Перв., Ек. глаголють; г‹о̀ро›да _III.2.15а, _V.3.б ⇐ Перв., Ек. града, г‹о̀ро›дѣ _III.3.9 ⇐ Перв., Ек. градѣ, г‹оро›ду _VII.2.12 ⇐ Перв., Ек. граду; д‹ере›вo _VI.3.16 ⇐ Перв., Ек. древо; д‹оро›гы́и _II.3.7 ⇐ Перв., Ек. драгыя; з‹о̀ло›та _{IV.3.12, V.1.24} ⇐ Перв., Ек. злата, з‹о̀ло›тo _II.3.6 ⇐ Перв., Ек. злато, з‹о̀ло›тoм _V.3.27 ⇐ Перв., Ек. златомъ; к‹оро›молу́ _{III.3.6, IV.2.5, IV.3.108} ⇐ Перв., Ек. крамолу, к‹оро›мoла́хŏ _III.3.24 ⇐ Перв., Ек. крамолахъ; ск‹оро́›тиша с‹я› _III.3.25 ⇐ Перв., Ек. скратиша сь; п‹е›ре́днюю _VII.1.27 ⇐ Перв., Ек. преднюю; п‹е›рер‹и́›скаше _VII.2.28 ⇐ Перв., Ек. прерыскаше; ст‹оро́›нŏ _III.1.22 ⇐ Перв., Ек. странъ; х‹оро́›бр‹у›му _II.3.14 ⇐ Перв., Ек. храброму, х‹оро›бра́ _VII.1.20 ⇐ Перв., Ек. храбра, х‹оро́›брая _{V.1.1, VI.2.5} ⇐ Перв., Ек. храбрая; с‹е›реди́ _IV.1.7 ⇐ Перв., Ек. среди; ч‹е›ре́с _I.3.6б ⇐ Перв., Ек. чресъ, ч‹е›ре́‹с› _I.3.8б ⇐ Перв., Ек. чрезъ, Мал. чрезь, ч‹е›ре́с _IX.3.10 ⇐ Перв. чрезъ, Ек. чресъ.

Чрезмерное употребление неполногласных форм в литературном произведении, сочиненном на восточнославянском диалекте, представляется странным. Подробный разбор полногласных/неполногласных написаний в «Слове» см. у А. В. Дыбо (2006:259–261).

В оригинальном тексте «Слова» несомненно были представлены церковнославянские формы с неполногласием (об их участии в звуковых повторах см. в Чернов 2006:121–132), однако немалое их число появилось в результате работы переписчика в эпоху 2-го южнославянского влияния. В ряде случаев метр и звуковые повторы позволяют определить, в русской или церковнославянской форме было употреблено то или иное слово.

В списке «Слова» представлен ряд корней, в которых полногласие вообще не заменено церковнославянским неполногласием. Часть из них не имеет церковнославянского соответствия (половьци), или церковнославянские формы были малоизвестны или неблагозвучны (болото, сорока).

– Вост.-слав. ч, ж, происходящие из праслав. *tj, *dj, на месте церковнославянских щ, жд в списке «Слова»: хо‹ч›у́ _{I.2.15, 17} ⇐ Перв., Ек. хощу; но̀‹ч›ĕ _II.2.5 ⇐ Перв., Ек. нощь, но‹ч›ĕ _V.2.16 ⇐ Перв., Ек. нощь, но‹ч›и _II.2.15 ⇐ Перв. нощы (ред. Ек. -щи), но‹ч›и _VIII.2.1 ⇐ Перв., Ек. нощи; стону́‹ч›и _II.2.5 ⇐ Перв., Ек. стонущи; нари́щу‹ч›е _IV.3.20 ⇐ Перв., Ек. нарищуще; трепе́‹ч›утĕ _III.1.5 ⇐ Перв., Ек. трепещуть; ме‹ж›у́ _III.3.19 ⇐ Перв., Ек. междю; прихо́‹ж›аху _IV.2.15 ⇐ Перв., Ек. прихождаху; Да́‹ж›божа _III.3.23 ⇐ Перв., Ек., Мал. даждьбожа; ви́‹ж›у _VI.1.16 ⇐ Перв., Ек. вижду; ну́‹ж›а _V.3.23 ⇐ Перв., Ек. нужда; жа́‹ж›ею _VIII.1.48 ⇐ Перв., Ек. жаждею.

– Начальное о- на месте е-: ‹о›ди́но _VII.1.7, ₁₉ ⇐ Перв., Ек. единъ.

– Корни зор- и рост-: з‹о́›ри _VIII.2.7 ⇐ Перв., Ек. зари; р‹о›стя́шетĕ _III.3.22 ⇐ Перв., Ек. растяшеть.

– е либо и перед -j- (§ 10.2.13): слав‹е́›и _11.2.26 ⇐ Перв., Ек. славiи; кощ‹и́›я _VI.2.28 ⇐ Перв., Ек. кощея; б‹и́›я _IV.3.2 ⇐ Перв., Ек. бья; в‹и›ю́ть ся _IX.3.10 ⇐ Перв., Ек. вьют ся; вѣ́щ‹и›й _I.3.12 ⇐ Перв., Ек. вѣщеи.

13. Исправлены написания, возникшие в результате описок и ложного прочтения/понимания оригинала.

В следующих примерах предполагается замена сходных букв: которо́‹ю› _VII.1.31 ⇐ Перв., Ек. которое (ю ⇒ ѥ); и‹з›не́сош‹а› _V.2.19 ⇐ Перв., Ек. инесошл (ѧ с блеклым низом ⇒ л); ‹бе›ре́мен‹а› _VI.2.21 ⇐ Перв., Ек. времены (бр ⇒ вр); пове́рго‹ш›а _VI.3.12 ⇐ Перв. повръгоща (? ред. Ек. -ша); са̀н‹и› _V.2.19 ⇐ Перв., Ек. саню (и c дефектной правой мачтой прочитано как ю?); у‹п›у́ди _IV.2.7 ⇐ Перв., Ек. убуди (п ⇒ б).

В хот‹я› тяжко́ ти головы́ _IX.3.4 ⇐ Перв., Ек. хоти тяжко ти головы – тѧ или тꙗ заменено на ти под влиянием последующего ти.

В по̀лоз‹и о›по́лзоша _ІХ.2.7 ⇐ Перв., Ек. полозіюползоша предполагается полозиоползоша ⇒ (выцветание поперечины) полозііоползоша ⇒ полозіюползоша.

В ‹ос›ту́пиша _III.1.23 ⇐ Перв., Ек. отступиша предполагается ѡ ⇒ ѿ ⇒ от. В сŏду́ ‹т›у то̀кŏ _VII.2.14 ⇐ Перв. съду ду ток (ред. Ек. токъ) последовательность д(о)ут(о)уто была переписана как д(о)уд(о)уто (§ 12, комментарий к VIІ.2.14).

В Б‹у́со›ви вра̀ни _V.2.17 ⇐ Перв., Ек. босуви врани перестановка букв.

По‹л›елѣ́я _III.3.18 ⇐ Перв., Ек. повелѣя, вероятно, по случайной ассоциации с велѣти.

В следующих примерах предполагается ошибочная редактура текста писцом нач. XVI в.: ‹а› Двина́ _VII.1.4 ⇐ Перв., Ек. и Двина; и‹з›не́сош‹а› ‹ся› _V.2.19 ⇐ Перв., Ек. инесошл ю.

В следующих примерах имя собственное было заменено сходным по звучанию (ввиду неразличения писцом заударных и и ѣ): В‹оло›ди́м‹ѣ›рŏ _ІІІ.3.11 ⇐ Перв., Ек. владиміръ; Володи́м‹ѣ›рŏ _VI.1.38 ⇐ Перв. володимиръ (ред. Ек. -мiръ); Влади́м‹ѣ›ра _VІІ.3.₄ ⇐ Перв., Ек. владиміра; В‹оло›ди́м‹ѣ›ру _ІХ.3.18 ⇐ Перв., Ек. владиміру (см. Николаев 2017:25–26).

14. Следующие эмендации исправляют написания, вероятно отражающие диалектные особенности копииста нач. XVI в.:

– н‹а›са́ды _VIII.1.33 ⇐ Перв., Ек. носады¹⁷; горн‹о›ста́‹и›мĕ _VIII.3.2 ⇐ горнастаемъ (ред. Ек. горностаемъ); тмутор‹о›ка́нĕскый _II.2.12 ⇐ Перв. тьмутораканьскыи (ред. Ек. тъмутороканъскыи); к‹а›га́ня _IX.3.3 ⇐ Перв., Ек. коганя – отражение ассимилятивного оканья¹⁸ (нейтрализация предударных фонем /о/ и /а/ перед /а/ в подударном слоге);

– Бряч‹ĕ›сла́ва _VII.1.17 ⇐ Перв. брячяслава (ред. Ек. -час-);

– тол‹и́›ко _IХ.2.8 ⇐ Перв., Ек. только; с‹е›редѣ́ _ІV.3.17 ⇐ Перв., Ек. средь;

– ‹вŏс›щекота́лŏ _І.3.2 ⇐ Перв., Ек. ущекоталъ; ‹вŏ›те́че _IV.3.17 ⇐ Ек. утече (с пропуском буквы Перв. тече);

– леб‹я›де́и _І.1.17, леб‹я›де́й _І.1.26 ⇐ Перв. лебедѣи (ред. Ек., Мал. -еи), лѐб‹я›ди _{ІІ.2.16, VIII.3.8} ⇐ Перв., Ек. лебеди; леб‹я›ди́ным‹а› _IV.2.5 ⇐ Перв., Ек. лебедиными¹⁹;

– чер‹в›ле́ными _ІІ.2.29 ⇐ Перв. чрьлеными, Ек. чрълеными, чер‹в›ле́ными _VІІ.1.12 ⇐ Перв., Ек. чрълеными; чер‹в›ле́ныи _ІІ.2.21 ⇐ Перв. чръленыя, Ек. чрленыя; чер‹в›ле́нŏ _II.3.12 ⇐ Перв. чрьленъ, Ек. чрълень. Однако в червлена́ _II.3.13 ⇐ Перв. чрьлена и червле́ными _III.1.27 ⇐ Перв. чрълеными эмендации не помечены, так как в Ек. здесь чръвлена; чръвлеными;

– ч‹е́›лка _II.3.13 ⇐ Перв., Ек. чолка – переход е > о в говоре копииста нач. XVI в.: в «Слове» челка рифмуется с чер‹в›лена;

– за́‹у›трŏку _VIII.3.9 ⇐ Перв., Ек. завтроку;

– пѣ́с‹н›ĕ _{I.1.19, I.3.7} ⇐ пѣсь (ред. Ек. пѣснѣ, Мал. пѣсни), пѣ́с‹н›ĕми _IX.2.10 ⇐ пѣсьми (ред. Ек. пѣсньми), пѣс‹но›тво́рĕца _IX.3.2 ⇐ пѣстворца (ред. Ек. пѣснотворца);

– ч‹ĕс›тѝ _{II.1.23, II.2.30, III.2.14} ⇐ Перв., Ек. чти;

– ве́рже с‹я› _V.3.24 ⇐ Перв., Ек. връже са;

– Яросла́вн‹и›нŏ _VIII.1.1 ⇐ Перв. ярославнынъ (ред. Ек. ярославнымъ);

– из‹о›стре́ни _II.1.19 ⇐ изъострени (ред. Ек. изострени, Мал. изострѣни); вз‹и́›доша _IV.1.10 ⇐ Перв., Ек. взыдоша (вероятно, в списке «Слова» было взъідоша с раздельными ъ и і ) – приставки с орфографическим или морфологическим -ъ- (по аналогии с въ-, съ- и т. д.).

– и‹т›и́ _III.1.7 ⇐ Перв., Ек. итти (вторичный инфинитив от корня ид-).

15. Прочие эмендации:

Яросла́в‹л›и _VII.1.23 ⇐ Перв., Ек. ярославеи;

опу́‹та›ша вŏ пу́тины _V.3.10 ⇐ Перв. опустоша въ путины (по-видимому, описка в рукописи нач. XVI в.; ред. Ек. опуташа);

Яросл‹а́›ву _I.1.20 ⇐ Перв. ярослову (ред. Ек., Мал. ярославу);

и ‹в›схо́т‹ѣ› ю _VII.1.14 ⇐ Перв., Ек. и схоти ю – заударное -и вместо -ѣ в составе «темного места»;

гра́‹я›хуть _IX.2.4 ⇐ Перв., Ек. граахуть (орфография 2-го южнославянского влияния);

у Ри́м‹ŏве› _VI.1.36 ⇐ Перв. у римъ (в Ек. выносная буква в конце строки – орфография копииста XVIII в.: се у ри^м | кричатъ). См. комментарий к VI.1.36 (§ 12);

‹о› свѣтло́е трĕсвѣтло́е Со́лнĕце _VIII.1.42 ⇐ Перв. свѣтлое и тресвѣтлое слънце (ред. Ек. солнце) – эмендация делается на основании метра и звукового повтора;

бо‹л›я́ре _V.3.1 ⇐ Перв., Ек. бояре – восстанавливается архаическая форма слова, ср. использование формы боляре в рассказе об Игоревом походе в Лавр. лет.: Кнѧзи вси изъимани быша, а болѧре и велможа и всѧ дружина избита, а другаꙗ изъиман^а и та ꙗзвена (л. 135, 1185 г.);

же‹н›чу́жну _VII.1.19 ⇐ Перв. жемчюжну (ред. Ек. -чуж-) – унификация написания по Перв., Ек. женчюгъ _V.2.11;

ч‹е›ре́‹с› _I.3.8б ⇐ Перв., Ек. чрезъ, Мал. чрезь – эмендация не помечена в ч‹е›ре́с _I.3.6б ⇐ Перв., Ек. чресъ, ч‹е›ре́с _IX.3.10 ⇐ Ек. чресъ (ред. Перв. чрезъ); чрѣ‹с› _VI.2.21 ⇐ Перв., Ек. чрезъ – эмендация не помечена в чрѣс _VII.1.20 ⇐ Перв. чресъ (ред. Ек. чрезъ) – восстановлена раннедревнерусская форма предлога с конечным -с;

во̀з‹нĕз›и _VII.2.11 ⇐ Перв. воззни (ред. Ек. вазни) – предполагается графическая метатеза вознз- > воззн- (вероятно, через возн^з– с выносным з над н); в Ек. этимологизация непонятного воззни как вазни ‘счастья’.

§ 1.5.2.2. «Морфологические» эмендации

1. Восстановлены формы двойственного числа (§ 9.2.5):

– ва́‹ю› у́мŏ _VI.3.3 ⇐ Перв. васъ умъ, Ек. васъ умь;

– о́тĕцĕ ‹ею› _V.1.4 ⇐ Перв., Ек. отецъ ихъ;

– т‹ая́› бо два́ _V.1.1 ⇐ Перв., Ек. тiи бо два;

– с ни́м‹а› _V.3.14 ⇐ Перв., Ек. съ нимъ;

– одолѣ́ст‹а› ... полья́ст‹а› ... сŏтвори́ст‹а› _VI.1.10–15 ⇐ Перв. одолѣсте ... полiясте ... створисте (ред. Ек. пролiясте); убуди́‹ста› _V.1.3 ⇐ Перв., Ек. убуди; по̀даст‹а› _V.3.18 ⇐ Перв., Ек. подасть (то есть подасть /подасте/); пла́вае‹та› _VI.3.4а ⇐ Перв., Ек. плаваеши; рек‹оста́› _Х.3.1 ⇐ Перв., Ек. рекъ.

– дв‹ѣ› со́лнĕц‹ѣ› _V.3.12 ⇐ Перв., Ек. два солнца; кри́лĕц‹ѣ› _V.3.8 ⇐ Ек. крилца (ред. Перв. крильца); ва́ю хра́бр‹ѣи› сердц‹ѣ́› ... ско̀ван‹ѣ› ... закален‹ѣ́› _VI.1.12–14 ⇐ Перв., Ек. ваю храбрая сердца ... скована ... закалена;

– сам‹о›ю́ _V.3.10 ⇐ Перв. самаю (ред. Ек. самого);

– крил‹о́ма› _IV.2.5, (?) _VII.1.15 ⇐ Перв., Ек. крилы.

2. Восстановлены подударные окончания Им., В. ед. м. прилагательных -ои, -еи и безударные -ыи, -ии: грозн‹о́›й _V.1.5 ⇐ Перв., Ек. грозныи, вѣ́щ‹и›й _{I.3.12, VII.2.34} ⇐ Перв., Ек., Мал. вѣщеи, свѣтл‹о́›й _II.1.5 ⇐ Перв., Ек. свѣтлыи; т‹е́›й _VII.1.14 ⇐ Перв., Ек. тьи, где, вероятно, представлено окончание Им. ед. м. -е-и.

3. Восстановлены адъективные окончания прилагательных на месте вторичных местоименных (§ 7.7):

– си́н‹я›го _I.2.11 ⇐ Перв., Ек. синего; бу́‹я›го _{VI.2.13, VI.2.30, VI.3.34} ⇐ Перв., Ек. буего;

– вели́к‹у›му _{I.3.10, II.3.24, III.1.6, II.2.14, VII.2.27} ⇐ Перв., Ек. великому; кра́сн‹у›му _I.1.24 ⇐ Перв., Ек. красному; чи́ст‹у›му _II.2.3 ⇐ Перв., Ек. чистому; Си́н‹ю›му _V.3.26 ⇐ Перв., Ек. синему;

– се́дм‹ѣ›мĕ _VII.2.1 ⇐ Перв., Ек. седьмомъ; поло́вечĕск‹ѣ›мĕ _IX.2.25 ⇐ Перв., Ек. половецкомъ;

– поло́вечĕск‹ы›и _VIII.2.4 ⇐ Перв., Ек. половецкои (Р. ед.);

– бы́стр‹ѣ›й _IV.1.20 ⇐ Перв., Ек. быстрои; ру́сĕск‹ѣ›й _{III.3.26, IV.1.10, VII.3.1, IX.3.6} ⇐ Перв., Ек. рускои; ру́сьск‹ѣ›й _{IV.3.16, IV.3.5, V.3.20, IX.1.5} ⇐ Перв., Ек. рускои;

– го́тьскии кра́сн‹и›и _V.3.25 ⇐ Перв., Ек. готскiя красныя;

– на свое́ю нетру́дн‹у›ю кри́льцу _VIII.1.19 ⇐ Перв., Ек. на своею нетрудною крилцю.

4. Из метрических соображений восстановлены архаические формы прилагательных с нестяженными окончаниями: ста́р‹уу›му _I.1.20 ⇐ Перв., Ек. старому; хра́бр‹уу›му _I.1.21 ⇐ Перв., Ек. храброму; си́льна‹а›го и бога́та‹а›го _VI.1.17 ⇐ Перв., Ек. сильнаго и богатаго.

5. Восстановлено окончание -ѣ В. мн. мягких o-основ (§ 7.6.2):

Святŏсла́вл‹ѣ› _VIII.1.33 ⇐ Перв., Ек. святославли; чуж‹ѣ› _IX.1.18 ⇐ Перв., Ек. чужи; кoрабл‹ѣ́› _VIII.1.23 ⇐ Перв., Ек. корабли; мĕч‹ѣ́› _{VII.1.25, VI.3.14} ⇐ Перв., Ек. мечи; кня̀з‹ѣ› _VI.3.20 ⇐ Перв., Ек. князи; кoмóн‹ѣ› _{I.2.10, II.1.8} ⇐ Перв., Ек. комони.

6. Восстановлено окончание -а Им. В. мн. ср.: забра́л‹а› _V.1.27 ⇐ Перв., Ек. забралы; ‹бе›ре́мен‹а› _VI.2.21 ⇐ Перв., Ек. времены; oзер‹а́› _V.1.11 ⇐ Перв., Ек. озеры; Им. мн. ср. харалу́жн‹а›я _IV.1.5 ⇐ Перв., Ек. харалужныя.

7. Восстановлено окончание -е Р. ед. консонантных основ: дн‹е› _III.1.1 ⇐ Перв., Ек. дни, дн‹е́› _IV.1.17 ⇐ Перв., Ек. дни; бѐз кнес‹е› _V.2.13 ⇐ Перв., Ек. безъ кнѣса; врѣ̀мен‹е› _{I.1.7, I.3.1, 5, VI.2.11, IX.3.2} ⇐ Перв., Ек. времени.

8. Восстановлена древнерусская форма И. ед. консонантной основы: хoрюг‹ы́› _II.3.12 ⇐ Перв., Ек. хорюговь.

9. Восстановлено окончание -ме 1 мн. повел.: пoчнѣ́м‹е› _I.1.30 ⇐ Перв., Ек. почнемъ; в‹с›ся́дѣм‹е› _I.2.9 ⇐ Перв., Ек. всядемъ.

10. Восстановлены ранне-др.-рус. формы кратких причастий (деепричастий) (§ 9.2.3): Им. ед. м. лелѣ́‹я› _VIII.1.23 ⇐ Перв., Ек. лелѣючи; Им. ед. ж. имѣ́‹ючи› _IX.1.17 ⇐ Перв., Ек. имѣя; Им. мн. м. пoба́ра‹юче› _IX.3.20 ⇐ Перв., Ек. побарая; и́щуч‹е› _{II.1. 22, 30} ⇐ Перв., Ек., Мал. ищучи; звдня́ч‹е› _VI.1.25 ⇐ Перв., Ек. звонячи; Им. мн. ж. звoня́‹чи› _V.3.27 ⇐ Перв., Ек. звоня. Смешение форм на -чи и на -че объясняется нейтрализацией заударных /е/ и /i/ в говоре копииста нач. XVI в.

11. Восстановлены архаические алломорфы глагольных корней: р‹е›кoша _V.3.1 ⇐ Перв., Ек. ркоша; гр‹и́›млеши _III.2.4 ⇐ Перв., Ек. гремлеши (грем- по аналогии с грьмѣти); oтв‹а́›ряеши _VI.2.24 ⇐ Перв., Ек. отворяеши. В б‹и́›я _IV.3.2 ⇐ Перв., Ек. бья и в‹и›ю́ть ся _IX.3.10 ⇐ Перв., Ек. вьют ся предполагается прояснение редуцированного в -ьj-.

12. В следующих примерах предполагаются «морфологические описки»: оби́да ... вŏступи́л‹а› дѣ́вою _IV.2.3–4 ⇐ Перв., Ек. обида ... вступилъ дѣвою, Мал. (л. 34) въстоупилъ двою; бу́и ту̀ру Все́волод‹у› _IX.3.17 ⇐ Ек. буи туру всеволоде (ред. Перв. -дѣ); у̀ношу кŏня̀з‹я› Рдстисла́в‹а› затвдри́ _IX.1.20 ⇐ Перв., Ек. уношу князю ростиславу затвори; шереши́р‹ами› _VI.1.48 ⇐ Перв., Ек. шереширы; жив‹ы́›и стру́ны _I.1.28 ⇐ Перв., Ек. живая струны.

13. Приняты также следующие исправления:

– Р. ед. óт Дoн‹у› _III.1.21 ⇐ Перв., Ек. отъ дона – Донъ в «Слове» имеет регулярный Р. ед. Дону (9×).

– Р. мн. кŏня́з‹ĕ› _VII.3.3 ⇐ Перв., Ек. князе=и.

– Тв. ед. горн‹o›ста́‹и›мĕ _VIII.3.3 ⇐ Перв. горнастаемъ (ред. Ек. -рнос-); стружи‹и́›м _VII.2.6 ⇐ Перв., Ек. стружiемъ – восстановлено древнерусское окончание.

– три‹е́› Мстисла́вличи _VI.3.24 ⇐ Ек. три мстиславличи (ред. Перв. -вичи) – восстановлена древнерусская форма Им. мн. м.

– Им. ед. ж. хы́нов‹ѣ› _V.3.18 ⇐ Перв., Ек. хинови; по Су́л‹ѣ› _VI.3.17 ⇐ Перв., Ек. по сули – в действительности это «графические» эмендации, связанные с меной заударных е/и в списке «Слова».

– Церковнославянское окончание -я заменено на регулярное для «Слова» -и в Им. мн. ту́ч‹и› _III.1.3 ⇐ Перв. тучя, Ек. туча и, возможно, в Р. ед. за́р‹и› _II.2.23–24 ⇐ Перв., Ек. заря.

Также помечены эмендации: В. мн. лу́‹кы› _VIII.1.48 ⇐ Ек. лучы (ред. Перв. лучи); стя̀‹гы› _VII.1.24 ⇐ Перв., Ек. стязи; Тв. мн. ‹ц›ѣп‹ы́› _VII.2.1б ⇐ Перв., Ек. чепи; Им. мн. брѣ̀з‹и› _VII.2.19 ⇐ Перв., Ек. брезѣ; вŏну́ц‹и› _VII.1.23 ⇐ Перв., Ек. внуце.

В почнѣ́м‹е› _I.1.30 ⇐ Перв., Ек. почнемъ восстановлено окончание 1 мн. повел., ср. мужа́име ся _VI.1.2б ⇐ Перв., Ек. мужаимѣ ся.

В г‹оло›го́л‹я›тĕ _III.1.20 ⇐ Перв., Ек. глаголютъ предполагается окончание, взятое из парадигмы церк.-слав. глаголати: ср. рус. диал. голого́лить и глаго́лить.

В он‹ѣ́›м _VIII.1.5 ⇐ Перв., Ек. онымъ восстановлено местоименное окончание.

В примере о‹т›вори́ _VII.2.12 ⇐ Перв. оттвори (ред. Ек. отвори) – «морфонологическая» запись с анализом от-творити.

§ 1.5.2.3. «Синтаксические» эмендации

1. Восстановлен повтор предлога: вŏ Кая́лѣ ‹вŏ› рѣцѣ́ _VIII.1.8 ⇐ Перв., Ек. въ каялѣ рѣцѣ; вŏ гри́дницѣ ‹вŏ› Святŏсла́влѣ _V.1.17 ⇐ Перв., Ек. въ гридницѣ святъславли; кŏ святѣ́й Богоро́диц‹ѣ› ‹кŏ› Пирого́щѣи _IX.3.12 ⇐ Перв., Ек. къ святѣи богородици пирогощеи.

2. В дрѣ́во с‹я› туго́ю ... прѣ̀клонило _IV.1.26 ⇐ Перв., Ек. древо с тугою ... преклонило сь (Мал. приклонило) исключено продублированное ся (§ 9.2.6).

А.Ю. Чернов, вслед за А. А. Потебней, Ф. Е. Коршем, Е. А. Ляцким и Н. А. Заболоцким разрабатывающий гипотезу о звучании слабых редуцированных в «Слове», подтверждает ее примерами на рифмоиды и ассонансы «немых» еров с гласными полного образования (Чернов 2010:281–294); более ранние статьи А. Ю. Чернова на эту тему перечислены в Чернов 2006:104. А. М. Панченко (1964:258) в отношении древнерусского стихотворчества отмечает, что «... в искусственном, связанном с литургией и – шире – церковным бытом, произношении редуцированные сохранялись еще очень долго». О произношении слабых еров в русской церковной традиции см. Успенский 2002:136–155; также Бражников 1949. Теоретическая возможность прояснения ъ, ь в «Слове» по «французской» модели e caduc была предположена А. В. Дыбо (2006:434–437).

Если не признавать возможность прояснения слабых редуцированных, то многие стихи «Слова» становятся тоническо-силлаботоническими или тоническими (см. о метре «Слова» в гл. IV), что в целом не ухудшает их восприятия. Однако отказ от прояснения слабых еров в «Слове» приводит к тому, что теряется значительная часть звуковых повторов; именно их очевидность заставляет исследователей считать слабые редуцированные хотя бы факультативно «звучащими».

Приведу произвольный пример из моей реконструкции: фрагмент II песни «Слова» с проясненными ерами (левый столбец) и его вариант без прояснения еров (правый столбец). Во 2-м столбце прояснены в о и е только редуцированные, которые прояснялись в XII в. по правилам синхронной фонологии и морфонологии, в том числе на конце слова перед следующим слогом со слабым редуцированным (см. § 2.2.4). Буквами ъ и ь в правом столбце обозначены не произносящиеся редуцированные. Они подчеркнуты, если в левом столбце предполагается их звучание:

II.2

Трудно игнорировать множество случаев предположительной рифмовки проясненных редуцированных в составе регламентированных звуковых повторов (лестничных хендингов – гл. V): кра́сн‹у›му Рома́нови Святсла́вличу // Боя́нŏ же бра́тие нѐ ‹десятĕ› соколо́вŏ _I.1.24–25; нŏ сво́и вѣ́́щии персты́ // на жив‹ы́›и стру́ны вŏскладаше _I.1.27–28; наве́де сво́и хра́брыи полкы́ // на̀ землю поло́вечĕскую _I.1.35–36; за̀ землю ру́сĕскую // тогда́ Иго́рĕ во̀‹з›зĕрѣ _I.1.37–1 и т. д. по всему тексту «Слова». См. полный материал в табл. 6.

Памятник, судя по всему, был создан в конце XII в. – в эпоху, характеризовавшуюся опциональным прояснением редуцированных в древнерусском языке. «Лавинообразное» падение редуцированных в древненовгородском диалекте произошло только в 1-й половине XIII в. (Зализняк 2004:58–59). В конце XII в. в обиходном языке в некоторых фонетических позициях сосуществовали варианты со «звучащими» и «немыми» редуцированными. Наверное, этим и объясняется относительно «вольная» трактовка слабых редуцированных в «Слове». Судя по данным берестяных грамот, в древненовгородском диалекте утрата неконечных слабых редуцированных продолжалась не менее ста лет, примерно со второй четверти XII в. по начало XIII в. (Зализняк 1993:241–270). О различной динамике сохранения / выпадения слабых редуцированных в зависимости от lento- и allegro-вариантов произношения в древненовгородском диалекте XII–XIII вв. см. Гиппиус 2020:24–25.

Опциональное прояснение редуцированных в позициях, где они уже выпали в живом языке к концу XII в., объясняется архаичностью поэтического языка, базирующегося на многовековой устной традиции. Слабые редуцированные, подобно e caduc в современной французской поэзии, могли произноситься или не произноситься в стихе из метрических и эвфонических соображений.

В новгородских берестяных грамотах «имеется ряд особых позиций, где исчезновение ъ, ь (о, е) на письме протекает [...] намного медленнее, чем в среднем. Сюда относятся следующие случаи: 1) перед редуцированным стоит в, например, въдати, възѧти, давъше, дѣвъка [...] 2) в начальном слоге перед редуцированным стоит р или л, например, ръжи, Лъбына, лъжица; сюда же примыкают Дъмитре, дьни; 3) перед редуцированным стоит сочетание согласных (в т. ч. то, которое передается через щ), например, Мѣстъке, поселищьныи [...] 4) отдельные случаи, когда после редуцированного стоит сочетание согласных – суффикс -ьск-, слова почьста, потъснутисѧ, тъщина, мьзда, дъска» (Зализняк 2004:61). В этих позициях редуцированные обычно звучат и в «Слове».

Однако большинство случаев прояснения слабых редуцированных в «Слове» вызвано не необходимостью соблюсти метр или срифмовать строки, а законами фонетики и морфологии: прояснение конечных ъ, ь перед слогами со слабыми редуцированными и [jь]; прояснение -ъ перед о-; сохранение слабых редуцированных в «труднопроизносимых» комплексах и последовательностях ТRЪТ и т. д.

В раннедревнерусских диалектах эпохи, предшествующей падению слабых редуцированных, наблюдалась «мена редуцированных», т. е. «уже в очень раннюю эпоху ь перешел в ъ или наоборот в силу ассимиляции с гласной следующего слога» (Зализняк 2004:54–55). По всей вероятности, эти процессы были характерны и для языка «Слова», однако в копиях памятника они не получили отражения, поэтому я реконструирую рефлексы *ъ (о, ŏ, «твердый» ноль) и *ь (е, ĕ, «мягкий» ноль) согласно их праславянской этимологии.

Редуцированные проясняются:

1. Как правило – в последовательностях ТRЪ(Т)²⁰ любого происхождения и в любой позиции: дебрĕ‹с›ки _V.2.19; зау́трĕнюю _V.2.29б; за́‹у›трŏку _VIII.3.9; крŏвавы́я _VIII.1.9, на кро́вавѣ _VII.1.13; сре́брĕно _II.3.13; сĕре́брĕнѣй _VI.1.15; сĕре́брĕными _VII.1.2; сĕре́брĕных _IX.1.11; стрѐменĕ _II.2.2, _III.3.8; трĕсвѣтло́е _VIII.1.42 и т. д.; мы́слĕ _VI.3.2; по мы́слĕну _I.3.3; сŏмы́слĕный _VII.2.35; жи́знĕ _{III.3.23, VII.1.30}; пѣ́с‹н›ĕ _{I.1.19, I.3.7}, пѣ́снĕ _IX.3.14 (однако, вероятно, пѣ́снь _I.1.10), пѣ́с‹н›ĕми _IX.2.10; Плѣснĕска _V.2.18; со́лнĕце _{II.2.4, IX.3.7, I.2.2, VIII.1.42}, со́лнĕца _III.1.4, со́лнĕц‹ѣ› _V.3.12 (однако со́лнцу _VI.3.15); звĕни́тĕ _{I.3.14, IV.1.12}. В этот же ряд можно поставить Тв. ед. мы́слию _{I.1.11, IV.3.9} (однако мы́слью _{VI.1.41, VIII.2.10}); Им. мн. мо́лнии _III.1.5.

2. Всегда – в союзе / частице нŏ.

3. Всегда – в составе «труднопроизносимых» комплексов, в которых слабые ъ, ь обычно не выпадают в восточнославянских диалектах: дŏждю́ _III.1.7; тŏска́ _VI.1.39. Любопытны то́щими _{V.2. 9}, до́скы _V.2.₁₃ с подударным ъ: по общему правилу слабые редуцированные теряют ударение независимо от того, что они могут проясняться: кня̀зь и кŏня̀зь < ранне-др.-рус. *къ̀нязь, ч‹ĕс›тѝ < *чь̀сти и т. п.

4. Редуцированные всегда проясняются на конце слова перед слабым редуцированным в 1-м слоге следующего слова не только в предлогах, но и в полнозначных словах, внутри стихотворных строк и на их стыках²¹:

cы̀нŏ Все́воложĕ _III.3.11 = /сы̀нь̥ Вь̯се́воложь̊/,

без щито́вŏ с засапо́жникы _VI.1.23 = /без щито́въ̥ съ̯ засапо́жникы/,

ста́рымŏ князе́мŏ _IX.3.14 = /ста́рымъ̥ къ̯нязе́мъ̊/,

пе́рвыхŏ кŏня́з‹ĕ› и... _VII.3.3–4 = /пь́рвыхъ̥ къ̊ня́зь̥ jь̯ /,

по́вѣстĕ сью́ _І.1.30 = /по́вѣсть̥ сь̯ю́/,

пасе́тĕ пти́‹ч›ь _II.2.18 = /пасе́ть̥ пъ̯ти́чь̯/,

комо́нĕ в полу́ ночи _VIII.2.13 = /комо́нь̥ въ̯ полу́ ночи/,

сŏ всѣ́х ст‹оро́›нŏ _IV.2.14 = /съ̥ вь̯сѣ́хъ̯ сторо́нъ̊/,

отŏ всѣ́х ст‹оро́›нŏ _III.1.22 = /отъ̥ вь̯сѣ́хъ̯ сторо́нъ̊/,

коли́ соко́лŏ вŏ мы́тех быва́еть _VI.1.31 = / коли́ соко́лъ̥ въ̊ мытехъ ̯ быва́еть̯/ и т. д.

В этой позиции редуцированные в действительности не проясняются, а находятся в фонологически сильной позиции. Регулярное чередование сильных и слабых еров на стыке слов исчезло в языке уже после падения редуцированных, при этом генерализовался «слабый» («немой») вариант. Язык «Слова» просто сохраняет в данном случае фонологический архаизм. Следы этого архаизма отмечены в летописных текстах конца XII–XIII в. обычно перед энклитиками: например, в Киевской, Галицкой и Волынской лет. по Ипат.: л. 121 (1146 г.) ѡковавы и (= /оковавъ̥ jь̯ / ‘и оковав его’); л. 166б (1152 г.) привелы и Б҃ъ (= /привелъ̥ jь̯ / ‘привел его’); л. 208б–209а (1175 г.) хочемы и выверечи (= /хочемъ̥ jь̯ / ‘хотим его’), положивы и (= /положивъ̥ jь̯ / ‘положив его’), прикрывы и (= /прикрывъ̥ jь̯ / ‘прикрыв его’), вложимы и (= /въложимъ̥ jь̯/ ‘вложим его’); л. 299а (1287 г.) создахи и своею силою [переписано вместо *създахы] (= /съ̥зь̯дахъ̥ jь̯ /); л. 161а (1152 г.) и пожго и (= /и пожь̯гъ̥ jь̯ / ‘и сжегши его’); л. 202а (1184 г.) на пиро тъ (= /пиръ̥ тъ̯/ ‘на тот пир’); л. 249а (1212 г.) оулюби же король свѣто сь (= /съ̯вѣтъ̥ сь̯/ ‘этот совет’).

Однако есть примеры и на позицию перед полнозначным словом: ПВЛ и Киевская лет. по Ипат., л. 239а (1196 г.) ты же тоѣ зимы не всѣлы има имъ вѣры (= /въ̯зсѣлъ̥ jь̯ма/; вѣру ꙗти ‘верить, доверять’ – Срезн. 1:490–491). Также в тексте, относящемся к XI в.: Ibid., л. 58б (1051 г.) чл҃вкы именемь (= /человѣкъ̥ jь̯менемь/); л. 61а (1063 г.) иде Волхово вьспѧть (= /jь̯де вълховъ̥ въ̯спѧть/).

«Прояснение» еря: ПВЛ и Киевская лет. по Ипат., л. 89а (1097 г.) ꙗко хотѧти и ѡслипити (= /хотѧть̥ jь̯/ ‘хотят его’); л. 173а (1155 г.) имѣꙗхути и (= /jь̯мѣjахуть̥ jь̯/ ‘имели его’).

Живое произношение конечных редуцированных в большинстве случаев скрыто под стандартными орфограммами -ъ#, -ь# (которые могли читаться и как -о /-ы, -е /-и, и как нуль звука), поэтому большинство примеров приходится на позицию перед jь̯-, в которой -ъ, -ь обычно заменяется на -ы, -и. А. И. Соболевский (1907:38) отмечает это явление в галицко-волынских рукописях, в которых ерь проясняется в и перед последующей энклитикой и ‘его’, в частности, в Добриловом Евангелии 1164 г. през. 3 ед. съкрушити и, 3 мн. въпросяти и, осудяти и, имути и, импф. 3 мн. моляхути и.

В моей реконструкции «Слова» фонологически сильные редуцированные на конце слов обозначаются как обычные проясненные слабые ъ, ь, то есть как ŏ, ĕ (которые соответствуют фонетическим [о/ы], [е /и] в зависимости от позиции).

Редуцированные всегда произносятся в этой позиции также в случае, если слабые ъ, ь в последующем слоге опционально проясняются, в том числе когда они находятся под ударением в предлогах и приставках:

бѣжа́тĕ кŏ До̀ну _L3._9–10 = /бѣжа́ть̥ къ̊ До̀ну/;

за̀бывŏ ч‹ĕс›тѝ и живота́ _III.2.4 = /за̀бывъ̥ чь̊стѝ и живота́/;

до ку́рŏ Тĕмуторока́ня _VII.2.26 = /до ку́ръ̥ Ть̊муторока́ня/.

На стыках строк:

Конча́кŏ ему слѣ̀дŏ пра́витĕ / ко Дону _II.3.23–24 = /пра́вить̥ къ̊ Дону/;

‹с›ско́чи от ни́хŏ лю́тым звѣ̀ремĕ // во̀ пол но̀чи из Бѣла́ града _VII.2.8–9 = /звѣ̀ремь̥ въ̊ полъ̯/;

кли́четĕ // и зове́тĕ кня̀з‹ѣ› _VI.3.19–20 = /кли́четь̥ jь̯ зове́ть̥ кь̯ня̀з'ѣ/ и т. д.

5. конечный -ъ всегда проясняется перед начальным о- следующего слова: кŏ о́тню _VIII.2.5–6, сŏ о́тня _V.3.5, вŏ оби́ду _VI.1.33, сŏ о́льберы _VI.1.22; подŏ о̀блакы _{I.1.13, I.3.4}; бра́тŏ оди́нŏ _II.1.3 и т. д. То же на стыке стихотворных строк: по̀д кликом пога́ныхо // ‹о›ди́нŏ же Йзясла́вŏ сы̀н Васи́льковŏ _VII.1.6 и т. д. В этом отношении язык «Слова» примыкает к многочисленным древнерусским диалектам, в которых данное явление регулярно представлено по крайней мере в предлогах (Зализняк 1990:12; 2004:74).

6. Особенностью языка «Слова» является регулярно проясняющийся -ъ в Им. ед. о-основ м. р.: Боя́нŏ _I.1.9,25; Володи́м‹ѣ›рŏ _VI.1.38, В‹оло›ди́м‹ѣ›рŏ _III.3.11; бра́тŏ _IV.2.9; болва́нŏ _II.2.12; ви́хрŏ _V.1.15; гла̀сŏ _VIII.1.2; свѝстŏ _II.2.6; соко́лŏ _VI.3.5; оди́нŏ _II.1.3–4, ‹о›ди́нŏ _{VII.1.7, VII.1.19}; проби́лŏ _VIII.1.30, бы̀лŏ _VI.1.45 и т. д. Окончание Им. ед. о-основ м. р. -ŏ реконструируется согласно стихотворному метру и дополнительно – по звуковым повторам. Реконструкция нулевого окончания (-Ø) в ряде случаев возможна на конце строк, однако нет обратных примеров, в которых реконструкция -Ø внутри строки диктовалась бы стихотворным метром, – в противоположность реконструкции -Ø в В. ед. о-основ м. р. и Им. В. ед. и-основ. См. полный материал и комментарий в § 7.6.1.

По-видимому, в отношении предшествующего редуцированного окончание –ъ = -ŏ в Им. ед. о-основ м. р. (акцентный тип е, § 8.1) ведет себя как сильный редуцированный, чем отличается от опционально проясненного -ъ в других позициях, ведущего себя как слабый редуцированный: О́лĕго _III.3.5, _V.3.15 (= О́ль̯го), ви́хро _V.1.15 (= ви́хъ̯ро)²². Эти реконструкции поддерживаются метром (гл. IV):

_III.3.5–6 то́й бо О́лĕгŏ мĕче́м // к‹оро›молу́ кова́ше

_V.3.14–15 и с ни́м‹а› молода́я мѣ́сяца // О́лĕгŏ и Святŏсла́вŏ // тĕмо́ю ся по̀волокоста

_V.1.14–16 от желѣ́зных вели́кых полко́вŏ поло́вечĕскых // я̀ко ви́хрŏ вы́торже // и па́де ся Кобя́кŏ во̀ г‹оро›дѣ Кы́евѣ

С фонологической точки зрения окончание Им. ед. о-основ следует реконструировать как -о, однако я сохраняю нотацию -ŏ, поскольку на его месте в списке нач. XVI в. пишутся -ъ /-ь.

7. Конечный -ь всегда проясняется в Им. ед. Иго́рĕ: 7 примеров непозиционного прояснения еря и 9 примеров, в которых -ĕ находится перед слабым редуцированным в последующем слоге. Можно предположить, что аналогично ведет себя окончание Им. ед. Ингва́рĕ _VI.3.23. Также, по-видимому, -ь всегда проясняется в:

– Им. ед. от къняз-: кŏня̀зĕ _{II.2.1, VII.2.22, VIII.3.1}; кня̀зĕ _{V.1.25, [IX.3.8]};

– Им. ед. существительных с суффиксом -ьць: Доне́цĕ _IX.1.1–2; о́тĕцĕ _V.1.4;

– Им. ед. прилагательного с о-основой: Все́воложĕ _III.3.11.

Иначе говоря, в этих формах можно предполагать окончание Им. ед. -е – «мягкий» алломорф окончания Им. ед. -о (§ 7.6.1–2).

1. Позицией, в которой редуцированные часто проясняются в «Слове», является конец слова. Конечные редуцированные, по-видимому, пали рано: «Поскольку имеющийся ныне материал указывает на 2-ю половину XI в. как на время появления первых пропусков срединных редуцированных, начало падения конечных редуцированных можно теперь более уверенно, чем прежде, относить к XI в.» (Зализняк 2004:65). Однако в XII в. ауслаутные редуцированные хотя бы спорадически должны были иметь сильные аллофоны перед слабым редуцированным в 1-м слоге последующего слова (ста́рымъ̥, къ̯нязе́мъ̯; по̀вѣсть̯ сь̯ю́), а -ъ произносился перед начальным о- в большинстве древнерусских диалектов (вŏ оби́ду) (§ 2.2, пункт 5), поэтому для поэта не составляло труда восстановить конечный гласный и в позиции, где он не произносился в живой речи. Это же относится к слоговому / неслоговому произношению рефлекса *-jь (§ 2.6).

Церковная традиция пения конечных ъ, ь дожила до XX в. (Успенский 2002:136–155) – несмотря на то, что в разговорной речи слабые еры здесь пали раньше остальных. В «Слове» наибольшее количество опционально проясненных слабых редуцированных наблюдается именно в этой позиции.

В частности, прояснение -ь в окончании 3 лица метрически необходимо в следующих примерах: бя́хутĕ _VII.2.20; бя́шетĕ _{I.1.1, V.1.6}; дрѣ́млетĕ _II.3.15; жде́тĕ _II.1.1; звĕни́тĕ _I.3.14; зову́тĕ _II.2.20; кли́четĕ _II.2.7–8; кр‹и›ча́тĕ _II.2.15; лежа́тĕ _III.2.8; ме́ркнетĕ _II.2.23; ни́читĕ _IV.1.25; нѣ́гуютĕ _V.2.12; спи́тĕ _VIII.2.8; погы́башетĕ _III.3.23; по́мĕняшетĕ _I.1.14; пою́тĕ _{V.1.20, V.3.28}; р‹о›стя́шетĕ _III.2.22; ры́каютĕ _VI.2.6; стоя́тĕ _I.3.16; трепе́‹ч›утĕ _III.1.5; трѣща́тĕ _IV.1.5; хотя́тĕ _III.1.4; не да́стĕ гнѣзда́ _VI.1.33; нѐ быс‹т›ĕ _VII.1.17. В этом же ряду прояснение -ъ в аор. 1 ед. а бы́хŏ _VIII.1.37; 1 мн. по́зримŏ _I.2.11.

В следующих примерах реконструкция -ĕ в слогах, завершающих строки не перед слабым редуцированным (включая и = [jь]) в следующем слоге, не очень надежна. Знак вопроса поставлен при формах, в которых -ĕ реконструируется только на эвфонических основаниях, не будучи подтверждено звуковыми повторами: бди́тĕ _VIII.2.9; веде́тĕ _II.2.17; г‹оло›го́л‹я›тĕ _III.1.20; звĕни́тĕ _IV.1.12; крича́тĕ _VI.1.36 (?); кы́четĕ _VIII.1.4; мѣ́ритĕ _VIII.2.10; но́ситĕ _VI.3.2 (?); пла́четĕ _VIII.1.26 (?); прикры́ваютĕ _III.1.19; слы́шитĕ _VIII.1.2; теку́тĕ _III.1.18; тече́тĕ _VII.1.4; тутне́тĕ _III.1.17.

Реконструкция -ŏ и -ĕ в именных окончаниях: Д. мн. былина́мŏ _I.1.7; имŏ _{II.1.15, VII.3.9}; князе́мŏ _{IV.2.8, IX.3.14}; лю̀демŏ _{IV.3.6, VII.2.22}; на́мŏ _IV.3.8; молоды́мŏ _IX.3.15; Р. М. мн. а в ни́хŏ _III.1.5; тру́дныхŏ _I.1.3; Р. мн. полко́вŏ _V.1.14; Тв. ед. во̀лкомĕ _{I.1.12, VIII.3.11}; шело́менемĕ _II.2.22; шеломо́мĕ _{I.2.18, V.3.7}; бѣ́лымĕ _VIII.3.3; сѣ́рымĕ _I.1.12; за ни́мĕ _IV.3.4; М. ед. вŏ мое́мĕ _V.2.14; на свое́мĕ _VI.2.15; по томĕ _IX.3.15; жестоцѣ́мĕ _{VI.1.13, VIII.1.10}; златокова́ннѣмĕ _VI.2.16.

2. В отличие от Им. ед. твердых и мягких о-основ, где -ъ и –ь проясняются всегда (§ 2.2; 7.6.1), в В. ед. о-основ и в Им. и В. ед. праславянских u-основ представлены –ъ и –ь, проясняющиеся по общим правилам.

«Немой» -ъ в окончаниях Им. ед. и-основ (включая причастия с праслав. *-us), В. ед. о- и u-основ: В. ед. о-основ го̀вор га́личь _II.2.27; на̀ борз комо́нĕ _VIII.3.4; живо́т кладу́ть _VII.2.17; вŏ пят‹о́›к _II.3.1; Им. ед. u-основ: До̀н _VI.3.19; Йзясла́вŏ сы̀н Васи́льковŏ _VII.1.7 (но позиционное прояснение в сы̀нŏ Все́воложĕ _III.3.11); по̀дпер _VI.2.17, подпе́р ся _VII.2.4; у̀буди‹в› _II.2.27 и т. д.

«Немой» -ь в В. ед. мягкой о-основы мужского рода: коне́ц _{I.2.16а, II.1.14}.

Опционально проясненный -ъ в окончаниях В. ед. о- и u-основ, Р. мн.: В. ед. женчу́гŏ _V.2.11; зво̀нŏ _{III.3.10, VII.2.31а–б}; свѣ̀тŏ _{III.1.2, IX.2.11}; слѣ̀дŏ _II.3.23; со́нŏ _V.2.1а–б; на су́дŏ _III.3.14; то̀кŏ _VII.2.14 (?); В. ед. м. во̀ златŏ _II.2.2; Р. мн. толкови́нŏ _V.2.10 (рифмуется с вино́); сле́зŏ _VIII.1.38.

Опционально проясненный –ь в окончаниях Им. и В. ед. i-основ: Им. и В. ед. бранĕ _VI.3.22 (?); дѐнĕ _IV.1.16 (?); мѐстĕ _V.3.29; но̀‹ч›ĕ _II.2.5 и до́лгоночĕ _II.2.23; пу́тĕ _VIII.2.3; пти́чĕ _II.2.6. Также ами́нĕ _IX.3.22 (рифма к дружи́нѣ).

Заударные слабые редуцированные (не в конце слова) проясняются:

– в суффиксе -ьск-: поло́вечĕскую _{I.1.36, V.1.9, VI.1.7–8, VIII.1.31}, поло́вечĕскыми _VI.1.37, поло́вечĕскых _V.1.14, поло́вечĕск‹ы›и _VIII.2.4, поло́вечĕскыи _VII.1.32 и т. д. (всегда в этой основе); ру́сĕскую _{I.1.37, IV.1.24, IV.2.16, VI.2.12, VI.2.29, VII.1.29}, ру́сĕская _{II.2.22, III.1.12}, ру́сĕск‹ѣ›й _{IV.1.10, VII.3.1, IX.3.6}, ру́сĕскыи _IV.3.17, ру́сĕскаго _V.1.24, ру́сĕскых _VII.2.21 (при более редких формах с основой русьск-); касо́жĕскыми _I.1.23; Ку́рĕска _II.1.10; Поло́тĕскѣ _VII.2.29а; га́личĕскы‹й› _VI.2.14; тмутор‹о›ка́нĕскый _II.2.12;

– в суффиксе -ьц-: кри́лĕц‹ѣ› _V.3.8; шестокри́лĕци _VI.3.25 (?); пѣс‹но›тво́рĕца _IX.3.2; также о́тĕцĕ _V.1.4 (с предполагаемым окончанием -е – § 2.2 [п. 7], 7.6.1);

– в аористах у́сŏпе _II.2.26; во̀‹з›зĕрѣ _I.2.1; до́тŏче ся _VII.2.6; за́тŏче _VIII.1.49; во̀з‹нĕз›и _VI.2.11; у̀сŏпилŏ _V.1.4;

– в имперфекте по́мĕняшетĕ _I.1.14;

– кŏ мŏнѣ́ _III.1.36;

– ро́з‹ĕ›но _VII.3.9; те́мĕно _V.3.11;

– О́лĕгŏ _III.3.5 (см. § 2.2, пункт 7 о фонологическом статусе окончания Им. ед. о-основ -ŏ);

– дя́тĕлове _IX.2.8;

– в сомнительной реконструкции у Ри́м‹ŏве› _VI.1.36 (?).

1. Предударный ъ нередко проясняется в предлогах и приставках. Ниже приведены примеры, в которых прояснение ера нельзя объяснить позиционно.

а. В предлогах:

Въ: вŏ г‹о̀ро›дѣ _III.3.9; вŏ гри́дницѣ _V.1.17; вŏ дру́зѣ _VII.2.32; вŏ жестоцѣ́мĕ _VI.1.13; вŏ Кая́лѣ _VIII.1.7–8; вŏ Кы́евѣ _V.2.2; вŏ мое́мĕ _V.2.14; вŏ Новѣ́ градѣ _I.3.15; вŏ Поло́тĕскѣ _{VII.2.29а–б}; вŏ Пути́влѣ _I.3.16; вŏ пу́тины _V.3.10; вŏ пят‹о́›к _II.3.1; вŏ седло́ _V.1.26; вŏ си́лахŏ _IV.2.3; вŏ ‹тре́тий› _V.3.11; вŏ тропу́ _I.3.6; вŏ ты полкы́ _III.3.32; вŏ Черни́говѣ _III.3.12; вторично подударные (в составе энклиноменов): во̀ полѣ _{II.1.22, II.3.15, IV.1.6, VIII.1.46–47, IX.2.25}; во̀ златŏ _{II.2.2, III.3.8}; во̀ злата _VI.2.10; во̀ г‹оро›дѣ _V.1.16; во̀ морѣ _V.3.17; вŏ бу́ести _VI.3._4б; во̀ пол но̀чи _VII.2.9; во̀ ночĕ _VII.2.24; во̀ колоколы _VII.2.30. Ср. без прояснения: в пра́дѣднюю _I.1.25, в Кы́евѣ _I.3.14, а в ни́хŏ _III.1.5, в пла́мянѣ _IV.3.6 и т. д.

Къ: кŏ гнѣзду́ _{IX.2.13, 17}; кŏ го́рам _VII.3.6; кŏ Конча́кови _IX.2.12; кŏ Кы́еву _III.3.20; кŏ полу́денью _IV.1.17; кŏ святѣ́и _III.3.20; кŏ Си́н‹ю›му _V.2.20; кŏ усту́ _IX.1.19; вторично подударные (в составе энклиноменов): кò Дону _{II.2.17. II.3.24}, кŏ До̀ну _I.3.10; ко̀ морю _IV.3.2; ко̀ граду _VII.1.3; ко̀ лугу _VIII.3.6; ко̀ рѣцѣ _IX.2.9. Ср. без прояснения: к дружи́нѣ _I.2.5, к Д̀ону _II.2.14, к тро́стию _VIII.3.2.

Съ: сŏ ва́ми _I.2.16б; сŏ вѐчера _V.2.3; сŏ зара́нья _{II.3.1, IV.1.1}; сŏ Конча́ком _IX.2.3; сŏ ни́ми _II.3.6; сŏ трудо́мĕ _V.2.8; вторично подударные (в составе энклиноменов): со̀ моря _III.1.3; со̀ Дону _III.1.7; сò вечера _IV.1.2, сŏ вечера _V.2.16. Ср. без прояснения: с мо̀ря _III.1.15, с то́и же _III.3.17, с побѣ́дами _IV.2.15, с ни́м‹а› _V.3.14, с черни́говьскыми _VI.1.19, с засапо́жникы _VI.1.23 и т. д.

Подъ: подŏ копы́ты _IV.1.8; подŏ шело́мы _VI.3.8.

б. В префиксах:

Приставка вŏз- гораздо чаще имеет вид вŏз (вŏс-), чем вз- (вс-): вŏзби́ваеть _VI.1.32; вŏ‹з›ве́рже ся _VIII.3.4; вŏзгра́яху _V.2.17; вŏзлелѣ́яни _II.1.13, вŏзлелѣ́и _VIII.1.35; вŏсклада́ше _I.1..28; вŏско́рмлени _II.1.14; вŏспѣ́ти _I.3.11, вŏспѣ́ша _V.3/26; вŏсплеска́ла _IV.2.5; вŏспла́каша с‹я› _IV.3.7; вŏ‹с›ста́ _II.2.6, вŏ‹с›ста́ла _IV.2.1,3; вŏ‹с›сто́на _IV.3.14; вŏ‹с›с‹то›ро́жать _II.2.19; ‹вŏс›щекота́лŏ _I.3.2; вторично подударные (в составе энклиноменов): во̀змути _V.1.11. Ср. без прояснения: вз‹и́›доша _IV.1.10, в‹с›шумѣ́ _VII.2.17, а в‹с›ся́дѣм‹е› _I.2.9, в‹с›троско́таша _IX.2.1.

В приставке въ- ер обычно проясняется: вŏступи́ша _VI.2.9, вŏступи́л‹а› _IV.2.4, ‹вŏ›ступа́етĕ _III.3.8; ‹вŏ›те́че _IV.3.17 (однако всту́пи _II.2.1).

Также ер нередко проясняется в приставке съ-: сŏгля́дати _IV.3.11; сŏду́ _VII.2.14; сŏду́мати _IV.3.10; сŏмы́слити _IV.3.9, сŏмы́слĕный _VII.2.35; сŏтвори́ст‹а› _VI.1.15; вторично подударные (в составе энклиноменов): со̀пряже _VIII.1.48. Ср. без прояснения: свива́я _I.3.5, свѣ́доми _II.1.11, свы́чая _III.2.17, сдра́ви _IX.3.19, ско̀ван‹ѣ› _V.3.13, ск‹оро́›тиша с‹я› _III.3.25, сле́тѣста _V.3.4, смѣ́шено _{V.2.8, VII.1.3}, снесе́ ся _V.3.22, спала́ _I.2.12, срони́ _VI.3.16, ‹с›ско́чи _{VII.2.5, 8}.

в. Обращает на себя внимание отсутствие необходимости в реконструкции прояснения конечного -ъ в приставках из-, въз-, от-, что предполагает отсутствие в них конечного -ъ. Также нет примеров на прояснение конечного -ъ в предлогах из, черес/чрѣс, без. В предлогах отъ, подъ (и наверное надъ), въ, съ, къ конечный -ъ проясняется (см. примеры выше в данном разделе и в § 2.2).

2. Прояснение предударного слабого ь в суффиксе -ьц-: сердĕца́ _I.1.33.

3. Предударные редуцированные проясняются в следующих корнях (некоторые из реконструкций ненадежны):

– вĕсю́ _V.2.16 (?) (ср. вс- passim) и Вĕсе́волода _VII.1.18 (наряду с Все́воложĕ _III.3.11), Вĕсесла́вли _VII.1.23, Вĕсесла́вŏ _VII.2.2 (и _VII.2.2?);

– вŏну́ци _III.1.14, вŏну́ц‹и› _VII.1.23, вŏну́ка _III.3.23 (наряду с вну́ка, вну́ку, вну́че) – ср. укр. ону́к ‘внук’;

– ‹К›ŏза́ _II.3.22, ‹К›ŏза́‹кŏ› _IX.2.12, ‹К›ŏза́кŏ _{IX.2.3, 20} (?), ‹К›ŏзѣ́ _IX.2.16 (?);

– зегŏзи́цею _VIII.1.3,5 (?);

– во дŏнѣ́ _V.1.22, дŏнѣ́ _IX.1.21;

– кŏня̀зĕ _{II.2.1, VII.2.22}, кŏня̀зя _{III.3.16, V.1.21, IX.1.9}, кŏня̀зю _{I.2.12, VIII.1.9}, кŏня́з‹ĕ› _VII.3.3 (без прояснения княз-, княж- в других примерах);

– мĕгла́ _II.2.25 (?), мĕглѣ́ _VII.2.10, мĕгла́ми _{VIII.3.7, IX.1.12};

– мĕчи́ _III.2.5 (?), _{V.1.8, VII.1.8, 13, VI.1.7–8}, мĕче́м _III.3.5, мĕч‹ѣ́› _{VI.3.14, VII.1.25};

– Мĕстисла́ву _I.1.21 (наряду с Мстисла́ве, Мстисла́вличи);

– мŏногово́и _VI.1.17 и мŏно́‹з›и _VI.3.10; мужĕство́мĕ _I.1.33;

– по Рŏси́ _VI.3.17;

– в имени Святŏславъ и его производных: Святŏсла́вŏ _{V.2.1a–б, V.3.15, VI.1.1}; Святŏсла́влю _V.1.20, Святŏсла́влѣ _V.1.17, Святŏсла́вл‹ѣ› _III.1.33, Святŏсла́вля _IX.3.1 (наряду с Святсла́вŏ _V.1.4, Святсла́влича _{V.1.1, VI.2.13, 30. VI.3.34}, Святсла́вличу _{I.1.24, II.3.14, IX.3.16});

– сĕребра́ _IV.3.12; сĕре́брĕными _VII.1.2, сĕре́брĕнѣй _VI.1.15, сĕре́брĕных _IX.1.11;

– стĕла́вшу _IX.1.10 (?);

– ч‹ĕс›ти́ _{II.1.23, II.2.30, III.2.14} – ь проясняется согласно звуковым повторам (гл. V): во̀ полѣ и́щуч‹е› // себѣ́ ч‹ĕс›тѝ а кня̀зю сла́вѣ _II.1.22–23; чер‹в›ле́ными щиты́ прѣгороди́ша // и́щуч‹е› себѣ́ ч‹ĕс›тѝ а кня̀зю сла́вы _II.2.29–30; за̀бывŏ ч‹ĕс›тѝ и живота́ // и г‹о̀ро›да Черни́гова _{III.2.14–15а};

– тĕма́ _V.3.19, тĕмо́ю _{I.2.3, II.2.4, V.3.16};

– Тĕмуторока́ня _VII.2.26 (но Тму- в других примерах);

– чĕто́ _IV.1.11–12.

1. Рефлексы *-ьj-.

Формы, содержащие рефлекс праслав. *-ьj-, представлены обоими вариантами – с -и- и с -j- (-ие‐/-ье-, -ия‐/-ья-, -ию‐/-ью-, -ии‐/-ьи-). Формы с -и- можно считать, как церковнославянскими, так и исконными с проясненным ерем.

Слоговой рефлекс: прич. б‹и́›я _IV.3.2; Р. ед. божия́ _VII.2.38; Зв. бра́тие _{I.1.1, I.1.25, I.1.30, I.2.9, III.2.13, IV.2.1, IV.3.14, VI.1.29}; през. в‹и›ю́ть ся _IX.3.10; Д. ед. по д‹у́›бию _II.2.18; по ковы́лию _VIII.1.25; В. ед. копие́ _I.2.15; ли́ствие _VI.3.16; аор. розлия́ ся _IV.3.16; Им. ед. наси́лие _VII.1.31; Тв. стружи‹и́›м _VII.2.6; Д. Со́фии _III.3.20; Им. три‹е́› _VI.3.24.

Неслоговой рефлекс: Зв. бра́тье _I.2.6; Р. ед. вели́чья _{IX.1.3, IX.1.8}; Им. ед. веселье́ _{VII.1.21, VIII.1.24}, Р. ед. веселья́ _{V.3.30, IX.1.5}; Т. мн. жрѣбьи́ _VI.3.26; Д. ед. по замы́шленью _I.1.8; Со́фьи _VII.2.30; Р. ед. сŏ зара́нья _{II.3.1, IV.1.1}; зна́менье _I.2.13; копья́ _II.1.14, ко́пьем _III.1.8, ко́пья _{IV.1.5, VII.3.10}; кро̀вью _IV.1.9б; крѣпостью́ _I.1.32; полья́ст‹а› _VI.1.11, вы́льяти _VI.1.44; нелюбья́ _IX.1.4; непосо́бье _VI.l.34; ожере́лье _VII.l.20; Помо́рью _II.2.10; Посу́лью _II.2.10; сла̀вью _I.3.2; соловьи́ _IX.2.10; стружье́ _II.3.13; сѣ́нью _IX.1.13; тре́тьяго _IV.1.17; тру́пья _III.3.29; узо́рочьи _II.3.11; уѣдье́ _III.3.31; за христья́ны _IX.3.20.

2. Рефлексы *-jь:

Слоговой рефлекс: Им. В. ед. м. вѣ́щии _I.1.9; пога́ныи _II.3.21; да́вныи _III.3.10; вели́кыи _V.2.11; Д. М. ед. кŏ святѣ́и _III.3.20; свое́и _I.2.5; Пирого́щѣи _IX.3.12; Р. мн. леб‹я›де́и _I.1.17; бу́и _{II.1.2, VI.2.1, IX.3.17}; бу́иство _V.3.18; повел. седла́и _II.1.7; мужа́име ся _VI.1.26; вŏзлелѣ́и _VIII.1.35; през. сто́иши _III.2.2; за́иде _IV.3.1; Тв. стружи‹и́›м _VII.2.6 и т. д.

Неслоговой рефлекс: В. жрѣ̀бий _VII.2.2; Им. В. ед. м. свѣтл‹о́›й _II.1.5, тму- тор‹о›ка́нĕскый _II.2.12, вели́кый _{III.3.10, V.1.5, VI.1.1}, дру́гый _IV.1.16, грозн‹о́›й _V.1.5, вели́кый _V.1.5, кы́евьскый _V.1.5, вŏ ‹тре́тий› дѐнĕ _V.3.11, га́личĕскы‹й› _VI.2.14, вѣ́щ‹и›й _VII.2.34; Им. м. то́й бо _III.3.5, т‹е́›й _VII.1.14, той _VII.2.4; Д. М. ед. той _I.1.6, ру́сĕск‹ѣ›й _VII.3.1, по ру́сĕск‹ѣ›й _{III.3.26, IV.1.10}, по ру́сьск‹ѣ›й _{IV.3.5, V.3.20}, бы́стр‹ѣ›й _IV.1.20, мо́еи сĕре́брĕнѣй _VI.1.15 (= /моjеjь̥ сь̊ребрь̊нѣjь̯ /), кŏ святѣ́й _IX.3.12; в бу́йствѣ _VI.3.6; коще́й _VI.1.46; Р. мн. по̀вѣстий _I.1.3, леб‹я›де́й _I.1.26; аор. попо́йша _IV.1.23; повел. стрѣля́й _VI.2.27; бу́й _VI.3.1.

Окончания -и Им. В. ед. м., Р. мн. (происходящие из -jь) и Д. М. ж. (происходящие из -jи) представлены как в полном (-и), так и в «нулевом» (-й) варианте: Им. ед. м. да́вныи, но вели́кый, Д. и М. ед. ж. ру́с(ĕ)ск‹ѣ›и и ру́с(ĕ)ск‹ѣ›й и т. д.

Всегда являются слогообразующими происходящие из *-jĕ именные окончания -и Р. ед. ж. (половецкыи), В. мн. м. (харалужныи) и происходящее из *-ji окончание Им. мн. м. (угорьскыи), § 7.1 – эти окончания в списке нач. XVI в. писались как -и или -я (§ 1.5.1.2). В украинском, белорусском языках и во многих русских говорах (западных, северо-западных, северных) окончание -ji/-jе Р. ед. ж. не сокращается до -j, а в Им. В. мн. -ji/-jе сохраняются во всех восточнославянских диалектах.

Буква и в начале слова, включая союз и (/jь/) после конечного гласного предыдущего слова, произносится как [i] (и) или как [j] (й). С одной стороны, ‹о›ди́нŏ же Йзясла́вŏ сы̀н Васи́льковŏ _VII.1.7, ‹о›ди́нŏ же йзрони́ же‹н›чу́жну ду̀шу _VII.1.19; оротма́ми й япончи́цами й кожу́хы _II.3.8; по боло́томŏ й грязи́вым мѣ́стом _II.3.10; по Рŏси́ й по Су́л‹ѣ› _VI.3.17. С другой стороны – рѐк‹оста› Боя́нŏ и Ходы́на _IX.3.1 и т. п.

Позициями неопределенности являются первый и последний слоги в строке – в них выбор между «звучащим» и «немым» редуцированным в общем произволен. Например, в двустишии Иго́рĕ ко̀ Дону вои́ веде́тĕ // у́же бо бѣды́ его́ пасе́тĕ пти́‹ч›ь по д‹у́›бию _II.2.17–18 прояснение в пасе́тĕ фонологически закономерно (/пасеть̥ пъ̯тичь̯ /), тогда как в веде́тĕ оно предполагается на основании рифмы пасе́тĕ. В случаях, когда нет серьезных аргументов в пользу прояснения, я считаю редуцированные «немыми» исходя из того, что в разговорном языке на рубеже XII/XIII вв. они в большинстве позиций пали.

Остается ряд случаев, когда прояснение редуцированных внутри строки метрически необходимо, однако нет формального способа выбрать «объект прояснения». Например, я на свой вкус реконструирую у́же на́мŏ сво́их ми́лых ла́дŏ _IV.3.8. Без ущерба для метра и рифмовки можно предположить вариант у́же на́м свои́хŏ ми́лых ла́д(ŏ) – ударения сво́их и свои́х одинаково возможны, выбор между ла́дŏ и ла́д находится в «зоне неопределенности» (конечный в строке открытый слог).

Поскольку копии XVIII века не содержат информации об ударении в «Слове»²³, а русские акцентуированные памятники известны лишь с XIV в. и локализуются в иных диалектных ареалах (см. ниже в этом параграфе, а также в гл. VIII и в § 10.4), ударение в «Слове» приходится реконструировать комбинаторным способом.

Ударение в тексте «Слова» не может быть расставлено «по-древнерусски». Единой «правосточнославянской» («раннедревнерусской») акцентологической системы не существовало – многие восточнославянские акцентологические изоглоссы восходят к эпохе, предшествовавшей расселению славян в будущей Восточной Славии (ОСА: гл. II). Восточнославянский диалектный континуум сформировался в результате конвергенции гетерогенных позднепраславянских «племенных» диалектов VIII–X вв.²⁴ Сравнение акцентологических систем восточнославянских языков и диалектов приводит к реконструкции, ничем не отличающейся от праславянской. Поскольку праславянская реконструкция восстанавливает систему V–VIII вв., ее непосредственная проекция на язык «Слова» была бы анахронизмом.

«Акцентологический словарь древнерусского и старовеликорусского языка» А. А. Зализняка (ДРУС) служит бесценным справочником по старовеликорусской книжной акцентуации XV–XVII вв., отчасти по позднедревнерусской, однако не является «древнерусским» в собственном смысле этого термина. В нем скудно представлены акцентологические особенности великорусского «дальнего Запада» (Смоленск, Великие Луки, Псков), отсутствуют данные по старобелорусскому и староукраинскому языкам. Позднедревнерусские (XIV в.) акцентологические системы старейшего акцентуированного памятника «Чудовского Нового Завета» (в основном восточнорусская система) и «Мерила Праведного» (одна из ближнезападных систем)²⁵ отражают различные черты будущей великорусской части восточнославянского диалектного континуума. По сути дела эти памятники являются древнейшими источниками по ранней старовеликорусской диалектной акцентуации.

Неоценимое значение для реконструкции ударений имеют факты, накопленные в ходе исследования восточнославянских (в частности, западноукраинских и северо-западных русских) диалектов. Многие акцентологические явления, не отраженные в старовеликорусских памятниках или отраженные в виде спорадических «отклонений», сохранились в современных диалектах.

Первый опыт расстановки ударения в тексте «Слова» принадлежит О. Партицкому (1884:11–32), который снабдил его и акцентуированным словарем (Ibid.: 119–145). Однако, как в этой работе, так и в последующих (ЭСПИ sub Ударение в «Слове») ударение в «Слове» расставлялось или произвольно, или по русскому церковнославянскому образцу, поэтому регулярная система стихосложения в «Слове» не была обнаружена.

Будучи специалистом по исторической акцентологии русского языка, В. В. Колесов (ЭСПИ sub Ударение в «Слове») предположил, что в «Слове», как памятнике рубежа XII/XIII вв., могла сохраняться праславянская просодия, и постулировал для «Слова» различие между тремя интонациями, которые могли отражаться в градации слов с «абсолютно сильным» (неоакут), «сильным» (акут) и «неопределенным» (циркумфлекс) ударениями.

Эта гипотеза отчасти правильна – в любой реконструкции древнерусского ударения должно проводиться различие между ортотоническими формами (праславянские акут и неоакут) и морфонологически безударными формами-энклиноменами (праславянский циркумфлекс). Отчасти «неопределенное» ударение форм-энклиноменов действительно находит свое отражение в метре «Слова» (§ 3.5), однако никакого различия между рефлексами праславянских акута и неоакута не обнаруживается.

Из примеров акцентовки фрагментов «Слова» в Колесов 1983 и акцентуированного текста «Слова» в Колесов 1976:37–43 видно, что в ряде случаев ударение расставлено неправильно – в частности, реконструируются небывалые ударения, такие как злата̀ стола̀; а любо̀; дотечашѐ, пущашѐ, пояшѐ, ковашѐ; нынѣшня́го и т. д. Нередко нарушается необходимое единообразие лексического и парадигматического ударения (§ 3.3): полове́цкыѣ наряду с поло́вци; зла̀ту столу̀, но злата̀ стола̀ и т. п.

Из «Акцентологического словаря к реконструкции текста» (Колесов 1976:43–75) видно, что выбор «древнерусского» ударения производится без внутреннего анализа противоречивых показаний памятников, акцентуация которых принадлежит различным диалектным системам. Несмотря на то, что в большинстве форм В. В. Колесов поставил реальное древнерусское ударение, его вариант акцентуации не позволяет увидеть в «Слове» регулярную систему стихосложения, учитывающую место ударения, и не способствует диалектной локализации текста.

Многие слова и словоформы имеют фиксированное ударение во всех восточнославянских диалектах и в древнерусских памятниках. Таких форм (не считая односложных) с «надежным» ударением много – не менее двух третей текста. На первом этапе реконструкции ударение в подобных формах расставляется по всему корпусу «Слова».

Реконструированное лексическое и парадигматическое ударение на протяжении всего текста «Слова» должно оставаться единообразным. На начальном этапе работы недопустимо, чтобы в тексте свободно варьировали По́лотьскъ и Поло́тьскъ, по́ловьци и поло́вьци, ру́сичи и руси́чи, несмотря на то, что оба варианта представлены в акцентуированных памятниках.

К сфере лексического акцента относится принадлежность слова к одному из акцентных типов (а. т.). Акцентные типы являются континуантами праславянских акцентных парадигм (а. п.), которые имеют регулярные рефлексы в сохраняющих разноместное ударение славянских языках и диалектах. Акцентная парадигма каждого праславянского слова является его лексической характеристикой: *ma̋kь, *ра̋гiti (на пару) – а. п. а; *dvõrь, *хоdi̋ti – а. п. b; *dȏmь, *раri̋ti (в воздухе) – а. п. с (см. § 8.1).

Праславянская оппозиция акцентных парадигм в перестроенном виде сохранилась в русском языке в виде акцентных типов.

– Акцентный тип а: мак (на ма́к), Р. ма́ка (из ма́ка), Им. мн. ма́ки; па́рить, 1 ед. па́рю, 3 ед. па́рит – основы праславянской а. п. а.

– Акцентный тип b: двор (на дво́р), двора́ (со двора́), Им. мн. дворы́; ходи́ть, 1 ед. хожу́, 3 ед. хо́дит – основы праславянской а. п. b.

– Акцентный тип с: дом (на́ дом), до́ма (и́з дому), Им. мн. дома́ (субститут более древнего до́мы); пари́ть, 1 ед. парю́, 3 ед. пари́т – основы праславянской а. п. с.

Ожидается, что и в языке «Слова» не будут свободно варьировать «на воду́» и на́ воду, со двора́ и «со́ двора», 3 ед. но́сить и «носи́ть» и т. д. – формы, характерные для разных акцентных типов.

Помимо этого, желательно, чтобы слова каждого из акцентных типов имели единую акцентную кривую – регулярную схему распределения ударения по словоформам. Например, если установлено ударение форм инф. носи́ти, 1 ед. ношу́, 3 ед. но́сить от глагола а. т. b₁, то у глагола этого же акцентного типа вози́ти в этих формах будет аналогичное ударение, а не 1 ед. «во́жу» или 3 ед. «вози́ть».

Акцентологическая система памятника не должна экстравагантно отличаться от известных науке древних и современных восточнославянских систем; она должна найти свое место на восточнославянской лингвогеографической карте.

Расстановка ударения в «Слове» согласно стихотворному метру имеет эвристическое значение. Ударение аориста (и имперфекта) в «Слове» по всей вероятности отражает диалектное раннедревнерусское состояние, тогда как в старовеликорусских акцентуированных памятниках XV–XVІІ вв. отмечено только вторичное «книжное» ударение. Формы с так называемой «полуотметностью» практически отсутствуют в старовеликорусских памятниках, однако характерны для западной и юго-западной частей восточнославянского диалектного континуума (§ 8.3–5).

Ударение в топонимах, этнонимах и в производных от них словах сверяется со старовеликорусским ударением (ДРУС: 604–627).

На заключительном этапе работы анализируются несоответствия предполагаемого фонологического ударения метрическому (гл. IV). Иногда стихотворный метр диктует выбор «менее очевидного» варианта. Например, согласно метру столъ имеет в языке «Слова» накоренное ударение (Р. сто́ла, Д. сто́лу), которое противоречит праславянской а. п. b этого слова (рус. Р. стола́, Д. столу́). Акцентуация столъ в «Слове», где это слово употребляется только в значении ‘престол’ в словосочетаниях златъ столъ и златокованьныи столъ, может быть объяснена аналогией со ст.-в.-рус. прѣсто́лъ, Р. прѣсто́ла (ДРУС: 497).

В Акцентологический словарь «Слова о полку Игореве» (часть III настоящей книги) включены все формы из текста «Слова», за исключением односложных частиц, союзов и предлогов. Из словарных статей видно, что каждое слово имеет регулярное парадигматическое ударение, а слова, принадлежащие к одному и тому же акцентному типу, акцентуируются одинаково²⁶. В словаре приводятся данные из ДРУС, которые указывают на идентичность акцентных парадигм большинства лексем в «Слове» и в старовеликорусских акцентуированных памятниках.

Наиболее трудную проблему представляет реконструкция конкретных акцентных кривых внутри акцентного типа. В восточнославянских диалектных ареалах акцентные кривые устроены по-разному; отчасти их различие обусловлено фонетическими процессами, по-разному протекавшими в праславянских диалектах V–VIII вв.

В зависимости от локализации текста «Слова» в нем должна быть реконструирована акцентологическая система, свойственная соответствующему древнерусскому диалектному ареалу. Система «Слова» по большинству признаков вписывается в древнерусский «западный» ареал (ДРУС: 103–104), однако в ряде случаев отличается от системы, отраженной в старовеликорусских ближнезападных и смоленских памятниках (ДРУС: 71–72).

В ряде ключевых моментов акцентологическая система «Слова» демонстрирует черты, отсутствующие в старовеликорусских памятниках, но актуальные для северо-западных и западных русских говоров, белорусского и украинского языков.

Например, в старовеликорусских памятниках у основ праславянской а. п. ѣ мы наблюдаем единообразное ударение на окончании в Им., Р. ед., Им., В. мн.: дворъ / щитъ, Р. ед. двора́ / щита́, В. мн. дворы́ / щиты́; жена́ / труба́, Р. ед. жены́ / трубы́, Им. В. мн. жены/трубы. В юго-западном украинском ареале ударение Им. В. мн. зависит от праславянского количества корневого гласного: у краткосложных основ ударение на корне, у долгосложных – на окончании²⁷. В юго-западных украинских говорах мы видим нетривиальную акцентную кривую. В говоре с. Брод Иршавского р-на Закарпатской обл.: двӱр / щит, Р. ед. двора́ / щита́, Им. В. мн. дво́ры / щиты́; жона́ / труба́, Р. ед. жоны́ / трубы́, Им. В. мн. жо́ны /трубы́ (МКЭ).

Аналогичная система реконструируется и для языка «Слова». Следы ее обнаруживаются в старовеликорусских памятниках XV–XVΠ вв. западной локализации (§ 8.2.1), однако в основном она утрачена в северо-восточном украинском, белорусском и западнорусском ареалах в результате выравнивания парадигматического ударения. Подробно об акцентологических диалектизмах языка «Слова» см. в гл. VIII и в § 10.4.

В акцентологической системе «Слова» обнаруживаются и явления, не находящие прямого соответствия в восточнославянских языках. Отчасти такие явления являются архаизмами, не сохранившимися ни в сравнительно поздних акцентуированных памятниках (с XIV в.), ни в современных диалектах.

«Слово» содержит в себе лексические элементы юго-западного (точнее – восточнополесского, «киевско-черниговского») и северного (по происхождению северо-западного – «псковско-новгородского» в широком смысле²⁸) ареалов (§ 6.2). Есть основания для локализации языка «Слова» в зоне между Новгородом и Смоленском – точнее, в торопецко-селижаровском ареале (гл. X).

Специального комментария требуют так называемые формы-энклиномены, или просто энклиномены. Эти праславянские формы фонетически были низкотональными, а фонологически – безударными. В абсолютном употреблении (будучи отделены речевой паузой от соседних слов) энклиномены приобретали автоматическое ударение на первом слоге.

Энклиномены противопоставлены словам с так называемым автономным ударением – оно могло находиться на любом слоге. Автономное ударение характеризовалось высокотональными интонациями акута и неоакута. Формы с автономным ударением также называются ортотоническими – см. ДРУС: 9–12. Для раннего периода древнерусского языка предполагается существование двух ударений – нисходящего «автоматического» и восходящего «автономного». Фонетическая реализация древнерусского автономного ударения неясна: подударные слоги скорее всего отличались от безударных не только тоном, но еще и интенсивностью и долготой. «Основное событие в истории русского ударения состоит в том, что со временем автономное и автоматическое ударения совпали в едином современном ударении. (К сожалению, время, к которому относится это событие, пока еще точно не установлено; имеются лишь некоторые косвенные соображения, позволяющие предполагать, что это был XIV век)» (ДРУС–2019:10–11).

В моей нотации (в том числе в реконструкции текста «Слова») древнерусское автономное ударение обозначается знаком акута ( ́ ), а автоматическое ударение и ударение, восходящее к автоматическому, – знаком грависа ( ̀ ).

Ортотоническими и безударными могли быть не только слова, но и отдельные морфемы – корни, префиксы, суффиксы и окончания. Ортотоничность или энклиномичность каждой данной морфемы является ее лексической характеристикой, называемой валентностью. Ортотонические морфемы по-другому называются доминантными (поскольку они определяют место ударения в словоформе или во фразе), а фонологически безударные – рецессивными (поскольку они не имеют «собственного ударения»).²⁹

Если корень (основа) является рецессивным, то расстановка ударения в парадигме зависит от акцентуационного класса служебных морфем. Если и они рецессивны, то вся словоформа остается безударной, иначе говоря – энклиноменом.

Если в словоформе присутствуют доминантные морфемы, то автономное ударение падает на первую из них или непосредственно после нее в зависимости от праславянской интонации (акут или неоакут).

Безударными во фразе могли быть не только отдельные слова, но и сочетания слов-энклиноменов. Эти словосочетания в акцентологическом отношении ведут себя так же, как отдельные слова-энклиномены, то есть являются безударными в сочетании с ортотоническими словами.

Клитики – это по большей части односложные союзы, частицы, предлоги, местоимения, местоименные наречия, примыкающие во фразе к другим словам слева (проклитики) или справа (энклитики). Праславянские и древнерусские клитики, подобно морфемам, могли быть ортотоническими и энклиноменами. В табл. 4 показано распределение клитик в языке «Слова».

Рецессивные корни и основы при словоизменении составляют праславянскую а. п. с. Эта акцентная парадигма иначе называется подвижной – в ней рецессивные (безударные) корни или основы оформляются рецессивными или доминантными аффиксами, и от этого зависит ударение конкретной словоформы. В подвижной акцентной парадигме чередуются энклиномены с автоматическим ударением на первом слоге и ортотонические формы, имеющие насуффиксальное / нафлексионное ударение. Ударение в а. п. с является маргинально-подвижным – как правило, чередуются начальноударные формы-энклиномены (ударение с которых переносится влево на проклитики и вправо – на энклитики) и ортотонические формы с ударением на окончании (на̀чали – начала́), хотя у ряда глаголов и местоимений есть и исторически регулярные формы с накоренным ударением: да̀ю (нѐ даю, даю же́), дае́ть, даете́ – но да́хъ (не да́хъ), да́сте, да́ша; вы (ù вы, вы же́) – но ва́мъ (и ва́мъ), ва́съ, ва́ми (Дыбо 1981:34–36; 233–244). В языке «Слова» некоторые формы тематических глаголов а. п. с вторично ведут себя как производные от доминантных корней – аористы от акутированных корней и «полуотметные» формы аориста (§ 8.3)³⁰.

Для раннедревнерусского языка реконструируется система «энклиномичности», идентичная праславянской. Ударение в следующих примерах на акцентуацию форм а. п. с расставлено согласно «базисному правилу» (ДРУС: 28–30):

– зѐмлю, нà землю, ѝ на землю, и на землю же́; землею́ (же), земля́ми (же), на земля́хъ (же). Ср. производные от доминантной а-основы: жену́, на жену́, жену́ же и т. д.

– да̀лъ, ѝ далъ, ѝ не далъ, ѝ не далъ ны, не далъ ся́; дала́, дае́ть, даете́, даю́ть. Ср. производные от доминантного корня: би́лъ, и би́лъ, би́ла и т. д.

– ро̀дилъ, нѐ родилъ вы, не родили ся́; родила́, роди́ши, роди́ть, родите́. Ср. производные от доминантного i-глагола: носи́лъ (ся), не носи́лъ, носи́лъ ся, носи́ла и т. д.

– я̀зъ несу, ѝ язъ несу, нѐ несу, не несу же́; несе́ши, несе́ть, несете́. Ср. производные от доминантного корня: (не) могу́ (же), и не могу́ (же) и т. д.

– го̀дъ, Им. дв. го̀да; дъ̀ва года (позднее два̀ года), ѝ дъва года, ѝ на дъва года, и на дъва года же́; Им. мн. лю̀дье, чь̀стьни людье, В. мн. за̀ чьстьны люди, за чьстьны люди же́; Р. мн. (и) людь́и (же), Тв. мн. (и) людьми́ (же).

Полнозначные энклиномены в сочетании с формами, имеющими автономное ударение: быстру́ воду, на быстру́ воду, и на быстру́ воду, и на быстру́ воду же́ (во̀ду – энклиномен); жену́ молоду, за жену́ молоду, и за жену́ молоду, за жену́ молоду же́ (мо̀лоду – энклиномен). Сочетания слов с автономным ударением: быстру́ струю́, жену́ ста́ру. Доминантные клитики теряют свое автономное ударение, примыкая к ортотоническим формам: быстру́ же, жену́ ли, жену́ же ста́ру, и несли́ бо, а съпекло́ ся – ср. в сочетаниях с энклиноменами: молоду ли́, мы бы ся́ родили, несу ся́.

В современном русском языке «энклиномичность» (безударность) полнозначных слов сохранилась в парадигме отдельных слов: во́ду ~ по́ воду, ру́ку ~ за́ руку, бо́к ~ на́ бок, но́чь ~ на́ ночь, за́полночь, свет ~ со́ свету, на́чал, на́чали ~ начался́, начали́сь; родился́, родили́сь (из более древнего родили́ ся или родили ся́) и т. д.

В «Слове» в сочетании с проклитиками энклиномены в общем случае ведут себя согласно праславянской реконструкции. Ударение с одно- и двусложных энклиноменов почти всегда «переносится» на проклитики – предлоги и частицу не (об исключениях см. ниже). В этом случае ударение вторично ставится и на слабых редуцированных, входящих в состав предлогов. В остальных случаях праславянское ударение со слабых редуцированных переносилось на соседний слог в ранневосточнославянскую эпоху: *къ̀нязь › къня̀зь, *дъ̀ва › дъва̀.

Например, в именном склонении:

– Существительные: Р. ед. до̀ вечера _IV.1.1, со̀ вечера _IV.1.2; о̀т Дон‹у› _III.1.21; о̀т тѣла _VII.2.18; со̀ моря _III.1.3, о̀т моря _III.1.22; бѐз кнес‹е› _V.2.13; Д. ед. ко̀ г‹оро›ду _VII.2.5, ко̀ граду _VII.1.3; ко̀ лугу _VIII.3.6; ко̀ Дону _II.2.17; по̀ Боричеву _IX.3.11; В. ед. на̀ море _VIII.1.38; во̀ ночĕ _VII.2.24; нѐ ‹десятĕ› _I.1.25; на̀ воду _VIII.3.3; на̀ землю _{I.1.36, IV.2.4, V.1.9, VII.1.29, IV.2.16}; Тв. ед. по̀д кликом _VII.1.6; нѐ бологом _VII.2.20; М. ед. во̀ г‹оро›дѣ _V.1.16; на̀ тоцѣ _VII.2.17; во̀ морѣ _V.3.17, во̀ полѣ _{II.1.22, IV.1.6, VIII.1.46–47, IX.2.25}, на̀ полѣ _VI.2.8; В. мн. во̀ колоколы _VII.2.30 и т. д.

– Прилагательные и причастия: Р. ед. ср. нѐхуда _VI.3.25; Д. ед. м. по̀ суху _VI.1.47; В. ед. м. на̀ борз _VIII.3.4; во̀ златŏ _II.2.2; Тв. ед. м. нѐбологом _VI.3.16 и т. д.

Ударение иногда не переносится на предлоги въ, къ, съ, содержащие слабые редуцированные: примеры в ты рáти _III.3.32, к До̀ну _II.2.14, кŏ До̀ну _IV.2.6, к зѐмли _{IV.1.26, IX.1.25}, с мо̀ря _III.1.15 могут считаться архаизмами. В языке «Слова» ударение могло не ставиться на предлоге у, который в западнодревнерусском ареале был представлен алломорфами (слоговым) и [w] (неслоговым): у До̀ну _{III.1.11, IV.2.6} (см. Зализняк 2016).

Ударение редко «переносится» на предлоги с многосложных энклиноменов: подŏ о̀блакы _{I.1.I3, I.3.4, VIII.1.22}, чрѣ‹с› о̀блакы _VI.2.21; сŏ вѐчера _V.2.3 (наряду с со̀ вечера _IV.1.2), на б‹ѐ›резѣ _V.3.26 и т. п.

На союзах-проклитиках а, и, нъ ударение ставится нерегулярно:

Подударные: а̀ любо _{I.2.18, V.3.7}; а̀ себѣ _VI.1.9; а̀ ты _VI.3.1; а̀ вѣ _IX.2.18; а̀ д‹ере›во _VI.3.16; а̀ по томĕ _IX.3.15; а̀ само _VII.2.24; ѝ рече _I.1.2; ѝ рекŏ _IX.2.20; ѝ стрѣлы _III.3.7; а̀ г‹оло›вы _VI.3.13; ѝ вŏ ты полкы́ _III.3.32; но̀ нечестно _VI.1.10; но̀ часто _VII.2.33; о̀ Донче _IX.1.6–7.

Безударные: а кня̀зю _{II.1.23, II.2.30}, а кня̀зи _IV.3.18; а са̀ми _IV.2.13, а̀ самŏ _VII.1.12; а з‹о̀ло›та _IV.3.12; а До̀н _VI.1.44; а звѣ̀̀р‹е› _VII.1.16; и рѐче _{I.2.5, I, VI.1.3}; и о̀т моря _III.1.22; и г‹о̀ро›да _III.2.15а; и во̀ морѣ _V.3.17; и лѐб‹я›ди _VIII.3.8; о Днѣ̀пре _VIII.1.29 (относительно нŏ чàсто _III.3.28 см. ниже в конце параграфа).

Сюда примыкают си́ ночĕ _V.2.3; то́ было _III.3.32, где си́ и то́ – доминантные проклитики. Однако а́ уже _VI.1.16 восходит к *а у́же, а мы́ уже _V.3.30 – к *а мы у́же, ср. за́‹у›трŏку _VIII.3.9 < *зау́тръку (однако зау́трĕнюю _{VII.2.29а–б} с церковнославянским ударением).

В «Слове» являющиеся энклиноменами служебные слова перед доминантными энклитиками закономерно не несут на себе ударение: ты бо́ _VI.1.43; аже бы́ ты бы̀лŏ _VI.1.45. Однако в сочетаниях многосложных знаменательных энклиноменов с доминантными энклитиками ударение регулярно ставится не на энклитике, а на слоге перед нею: по̀дпер _VI.2.17, но подпе́р ся _VII.2.₄; вежи́ ся _VIII.2.18; тяжко́ ти головы́ _IX.3.4 (здесь ти – часть сложной частицы ти́ ... ти́); не тако́ ли _IX.1.16. Вероятно, отклоняется нѐ лѣпо ли ны _I.1.1 с «эмфатическим» нѐ, хотя здесь возможны также реконструкции не лѣпо́ ли ны, не лѣ̀по ли, не лѣпо ли́ ны (§ 4.2.5).

В «Чудовском Новом Завете» и во многих старовеликорусских памятниках при сочетании энклиноменов с доминантными энклитиками ударение обычно ставится на последних (моужи же́, постыжю сѧ̀, і створю ва̀ и т. д.). Однако А. А. Зализняк (2008б: 11) отмечает, что в древнерусском «имеются также некоторые более частные правила, которые в отдельных ограниченных зонах несколько модифицируют действие этих основных принципов: например, в силу одного из таких правил вместо ожидаемого ударения типа родило̀ сѧ̀, родили сѧ̀ реально выступает ударение типа родило̀ сѧ, родилѝ сѧ̀».

Акцентуация энклиномических комплектов в старовеликорусских памятниках различных диалектных ареалов в деталях различается и нуждается в дополнительном изучении. В частности, В. В. Колесов приводит материал из Карпогорского р-на Архангельской обл. с оттяжкой ударения с энклитики -ту на последний слог формы-энклиномена: бо́роду, на́ бороду ~ бороду́-ту; во́ду, на́ воду ~ воду́-ту; го́лову, на́ голову ~ голову́-ту и т. д. (цит. по Дыбо 1981:48).

В восточноболгарских («старотырновских») акцентуированных памятниках XIV вв. есть ряд позиций, в которых ударение ставится не на энклитике, а на последнем слоге энклиномена, как в «Слове». Например, в l-причастиях ударение ставится на энклитике после формы с праславянским окончанием -ъ (которое уже не произносилось), но в других формах-энклиноменах ударение предконечное: был бѝ, распѧль сѧ̀, но не оудивиль сѧ́, полꙋчилъ бѝ, не би родил сѧ̀ – однако былѡ́ би, възвѣстило́ сѧ би, поклонили́ сѧ, насладили́ сѧ. В 1 ед. презенса (форма-энклиномен) ударение иногда ставится на окончании, а не на энклитике: оувѧзѫ́ сѧ, възнесѫ́ сѧ, принесѫ́ ти. Если энклитик две, то ударение ставится на первой энклитике после энклиномена, а не на последней, как это предсказывается стандартной реконструкцией: заклънѫ ли́ сѧ, ꙗвлѧти́ сѧ; ꙋкрѣпив же́ сѧ, наꙋчив же́ сѧ и т. п. (ОСА: 233, 246, 248).

В языке «Слова» безударность многосложных (по большей части полнозначных) энклиноменов еще была актуальной, поэтому во многих случаях эти формы безударны не только в сочетании с односложными клитиками. Фонологическая безударность энклиноменов, связанная с их тональной характеристикой («циркумфлекс»), в древнерусском языке кон. XII в. скорее всего уже была утрачена, и автоматическое ударение фонетически не отличалось от автономного. Однако морфонологические безударные варианты многосложных форм-энклиноменов были живыми, и поэт мог выбирать между традиционным безударным вариантом и инновационным вариантом с фиксированным ударением на первом слоге независимо от акцентологического статуса соседних слов. В своей реконструкции в многосложных энклиноменах я проставляю знак автоматического ударения (гравис) в соответствии с метрическим ударением. Если метрическое ударение противоречит автоматическому, я оставляю формы-энклиномены без знака ударения, как в следующих случаях:

– безударные многосложные энклиномены в постпозиции: вŏ Новѣ́ градѣ _I.3.15; Нову́ г‹оро›ду _VII.2.12; и начаша́ князи _IV.2.11; хра́брии князи _VI.3.21; дру́гаго дн‹е› _III.1.1; из луку́ моря _V.1.13; из седла́ злата _V.1.26; нŏ се зло́ княже _VI.1.34; тŏска́ сыну Глѣ́бову _VI.1.39; вĕсю́ но‹ч›ĕ _V.2.16; тогда́ врани _IX.2.4; из х‹оро›бра́ тѣла _VII.1.20; коне́ц поля _I.2.16а; верху́ дрѣва _II.2.7–8; сквозѣ́ землю _VIII.1.31; ч‹е›ре́с море _IX.3.10; полу́ но‹ч›и _VIII.2.1, в полу́ ночи _VIII.2.13.

– безударные многосложные энклиномены в препозиции: иже зарѣ́за _I.1.22; иже истя́гну _I.1.32; иже погру́зи _V.1.22; тому вѣ́щ‹и›й _VII.2.34; оба багря́ная _V.3.13; аще его́ опу́таевѣ _IX.2.21; худу стру́ю _IX.1.17; рече Конча́кŏ _IX.2.16; были полци́ _III.3.3.

В старейшем акцентуированном памятнике «Чудовский Новый Завет» (2-я пол. XIV в.) полнозначные энклиномены регулярно являются безударными в сочетании с доминантными клитиками, факультативно – в сочетании с полнозначными ортотоническими словами.

В «Слове» в редких случаях стихотворный метр показывает, что полнозначные формы-энклиномены принимают на себя «фразовое ударение», становясь таким образом ортотоническими:

– При эмфатическом выделении: поскѣпа́ни са́блями кале́ными шеломи́ ова́рьскии от тѐбе, я̀рŏ ту̀ре Все́володе! _{III.2.10–12}; а чи дѝво ся, бра́тие, ста́ру помолоди́ти _VI.1.29–30; аже бы́ ты бы̀лŏ то была́ бы _VI.1.45; нŏ се зло́ княже мѝ непосо́бье _VI.1.34; за зѐмлю ру́сьскую _VI.3.32.

– Когда энклиномены образуют пары с параллельными ортотоническими формами: у́же снесе́ ся хула́ на хвалу́, уже трѣ́сну ну́‹ж›а на во́лю, у́же ве́рже с‹я› Дѝвŏ на землю _V.3.22–24; ... на рѣцѣ́ на Кая́лѣ у До̀ну вели́каго _III.1.11; рѣ́дко ра́таеве кы́кахуть, нŏ ча̀сто вра̀ни гра́яхуть _III.3._27–28; из земли́ поло́вечĕск‹ы›и на зѐмлю ру́сьскую _VIII.2._4–5/6; ни́читĕ трава́ жа́лощами, а дрѣ̀во с‹я› туго́ю к зѐмли прѣ̀клонило _IV.1.25–26; пти́‹ч›ь крил‹о́ма› приодѣ́ а звѣ̀р‹е› кро̀вѣ поли́заша _{VII.1.15–16}.

Односложные ортотонические фомы, как правило, теряют свое ударение, если следуют за ортотонической формой. Находясь в препозиции, односложные ортотонические формы теряют свое ударение, только если находятся непосредственно перед подударным слогом ортотонической формы. Например: се́ мое́ а то́ мое́ же _IV.2.10; се́ великое мо́лвити _IV.2.12; се́ у Ри́м‹ŏве› крича́тĕ _VI.1.36 – в противоположность ту гре́ци и мора́ва _V.1.19; се вѣ́три Cтри́божи вŏну́ци _III.1.14; нŏ се зло́ княже мѝ непосо́бье _VI.1.34; той клю́ками подпе́р ся окони́ _VII.2.4.

В метре «Слова» непосредственно не отражается древнерусское второстепенное ритмическое ударение в ортотонических формах, падавшее на внутренние четные слоги считая от автономного, а также на последний слог слова (ДРУС: 11). Ритмическое ударение характерно для современного украинского языка (Łukaszewicz, Mołczanow 2018 со ссылками на предыдущую литературу на эту тему). В двусложном размере «Слова» (§ 4.2.1) ритмическое ударение не противоречит метру; в трехсложном размере оно не учитывается.

Реконструкция в «Слове» силлаботоники основывается на следующих гипотезах:

1) Ударения в «Слове» расставлены в основном правильно (гл. III).

2) Текст «Слова» состоит из стихотворных строк (стихов) с различным числом слогов; число слогов в строках широко варьирует (§ 1.3).

3) Слабые редуцированные (ъ, ь) в «Слове» ведут себя как e caduc во французской поэзии, то есть могут произноситься («проясняться») или не произноситься из фонологических, метрических и эвфонических соображений (гл. II).

Стихотворный метр – упорядоченное чередование в стихе сильных мест (иктов) и слабых мест, по-разному заполняемых. В «идеальном» силлаботоническом стихосложении (без спондеев, пиррихиев и других метрических нарушений) иктами являются слоги, на которых находится фонологическое ударение или (если слоги фонологически безударны) – метрическое ударение. Слабыми являются безударные – с точки зрения, как фонологии, так и метрики – слоги.

В «Слове» обнаруживается большое число строк, в которых для выявления метра не требуется опциональное прояснение редуцированных. После расстановки ударения в них обнаруживается упорядоченное чередование ударных и безударных слогов, то есть разновидность силлаботоники. Опциональное прояснение слабых редуцированных и уточнение акцентологической реконструкции позволяет установить метр и в оставшихся строках³¹.

Метр отдельных строк может быть двусложным (и соответствовать хорею или ямбу) или трехсложным (и соответствовать дактилю, амфибрахию или анапесту). Количество слогов в строках «Слова» не регламентировано, поэтому между метрами неравносложной силлаботоники и «классическими» равносложными силлаботоноческими метрами нет полной аналогии: в стихотворной системе «Слова» не задан выбор определенного количества стоп в формальных ямбе, хорее, дактиле и т. д.

Строки с разновидностями «двусложного» метра чередуются друг с другом, аналогично чередуются и строки с «трехсложным» метром. Нередко за несколькими строками с «двусложным» метром следуют строки с «трехсложным», затем метр снова становится «двусложным».

«Классическая» силлаботоника – система построения стиха, в основе которой лежит равносложие, то есть одинаковое количество слогов в каждой стихотворной строке или регулярное чередование разносложных строк. Однако силлаботоникой нужно считать и системы, в которых равносложие и регулярное чередование строк с одинаковым количеством не соблюдается, а регулярным является только упорядоченное чередование сильных (метрически ударных) и слабых (метрически безударных) слогов в строке при условии, что фонологический икт совпадает с метрическим. Такие системы стихосложения можно назвать неравносложной силлаботоникой.

См. в табл. 3 построчный подсчет слогов, метрического и лексического ударений в реконструкции «Слова».

Определенная зависимость акцентологической реконструкции от метра и необходимость соблюдать единое ударение в максимальном числе строк неизбежно ведет к перфекционизму. «Неравносложная силлаботоника» предполагает одновременно неравносложность и произвольный выбор метра для каждой из стихотворных строк – таким образом, не исключены строки и с тоническим метром, однако их принудительная реконструкция ведет к произволу; вариативность ударения, возможно, встречалась чаще, чем допускает системная реконструкция; текст мог быть неоднократно искажен при копировании. Условна и не претендует на правильность реконструкция «темных» (по-видимому, искаженных при копировании) фрагментов, разбиение на слова и смысл которых не поддается однозначной интерпретации, – дебрькисанюинесошлю _V.2.19 и исхотиюнакроватьирекъ _IV.1.14. Однако в целом текст производит впечатление хорошо сохранившегося, иначе бы затруднений с реконструкцией ударения и доказательством регулярной системы стихосложения было неизмеримо больше. Метрические нерегулярности в «Слове» сводятся к «пропуску слога» (§ 4.2.2) и спондеям (§ 4.2.3).

Ниже метрические схемы стихотворных строк даются в следующей нотации: ─́ ударный слог (совпадают метрическое и фонологическое ударения), ─ условно ударный слог (метрически слог ударный, фонологически безударный); Ѕ – спондей (метрически слог безударный, фонологически ударный); È – безударный слог (метрически и фонологически слог безударный).

Символы в скобках: (─) – пропуск условно-ударного слога; (È) – пропуск безударного слога. В реконструкции «пропуск слога» обозначается знаком ǁ.

Метрической системой стихосложения «Слова» является неравносложная силлаботоника (§ 4.1). В «Слове» представлено два размера – двусложный (состоящий из двусложных стоп) и трехсложный (состоящий из трехсложных стоп), сокращенно – двусложник и трехсложник.

Слоги, предшествующие первому метрическому ударению в стихотворной строке, не учитываются, и поэтому метрические разновидности как двусложника (ямб, хорей), так и трехсложника (дактиль, амфибрахий, анапест) свободно варьируют между собою внутри фрагментов, состоящих из стиха одного размера.

Строка завершается произвольным слогом двусложной или трехсложной стопы, в общем независимо от метра данной строки и метра соседних строк, хотя наблюдается тенденция к группировке строк с «мужскими» и «женскими» окончаниями в двусложнике, «дактилическими» и «усеченными» окончаниями в трехсложнике.

Стихотворные строки с разными размерами иногда свободно чередуются, однако чаще значительные по объему фрагменты имеют единый размер – чаще двусложник, реже трехсложник (§ 4.2.4).

Классические метры с точки зрения стихотворной системы «Слова» являются частными разновидностями двусложника и трехсложника.

1. Двусложник – свободно чередующиеся разностопные хорей и ямб (V.2.3–12)³²:

2. Трехсложник – свободно чередующиеся разностопные дактиль, амфибрахий и анапест (V.3.18–26):

Спорадически встречаются строки с пропуском слога в середине строки: вŏступил‹а› дѣвою ǁ на̀ землю Троя́ню _IV.2.4 (пропуск слога обозначается знаком ǁ). Эта строка имеет формальную метрическую схему ─́─́─́─()─́──́(в скобках указан пропущенный метрически безударный слог). Как следует из реконструкции, обычно пропускаются только метрически безударные открытые слоги на конце слова. Нередко пропуск слога совпадает с межсинтагменной речевой паузой, выражающей характер связи между частями высказывания.

Пропуски слогов в «Слове» можно было бы считать тривиальными цезурами, однако они встречаются только после открытого слога в конце слова, а пропущенный слог в большинстве случаев метрически и фонологически безударен. Не исключено, что отсутствие «графического» слога в случаях, когда пропущен метрически безударный слог, иногда указывает не на цезуру (метрический перерыв, оправданный синтаксисом), а на продление предшествующего открытого слога: ни́читĕ трава́ ǁ жа́лощами _IV.1.25 может произноситься как ни́читĕ трав [á::] жа́лощами, где сверхдолгое [а::] составляет две моры, соответствующие двум обычным слогам.

1. Пропуск слога в двусложнике

а. Пропуск метрически безударного слога

В хорее:

В ямбе:

б. Пропуск метрически ударного слога

Пропуски метрически ударного слога являются исключениями: они редки (всего 3 примера). Они могут объясняться как «поэтической вольностью», так и искажением первоначального текста.

2. Пропуск метрически безударного слога в трехсложнике

Отмечен пропуск второго из двух метрически безударных слогов.

В дактиле:

В амфибрахии:

В анапесте:

Как в двусложнике, так и в трехсложнике в «Слове» встречаются спондеи, когда на месте метрически безударного слога находится слог с фонологическим ударением. В двусложнике спондеи обычно обнаруживаются в одном из двух начальных слогов, в трехсложнике они встречаются только в трех начальных слогах.

1. Во многих примерах спондеи можно описать как слоги с ударением, сдвинутым на один слог вправо или влево. Такие спондеи характерны для украинской поэзии, в частности, для ямба у Т. Г. Шевченко (Тарановский 2010:445–465). В «Слове» такие спондеи представлены почти исключительно в ямбе.

Спондеи в первом слоге строки:

Спондеи внутри строки:

Единственный пример на «сдвиг ударения» в 1-м слоге трехсложника (амфибрахия):

2. Спондеи встречаются в двух начальных слогах анапеста. Здесь спондеи нельзя представить, как «сдвиг ударения», поскольку фонологическое ударение находится на одном из метрически безударных слогов, а последующее метрическое ударение соответствует фонологическому. В начале строки спондеи нередко отмечаются в служебных словах (ка́мо, у́же, ту́, се́, тогда́, ме‹ж›у́, коли́), их частотность может объясняться «слабым» фразовым ударением служебных слов, которые ведут себя подобно энклиноменам (см. § 8.2.1 о вторичных безударных формах глагола быти с основой ес-, § 8.6 – об аналогичных формах местоимений).

Спондеи в полнозначных словах (всегда в первом слоге):

Спондеи в служебных словах – в первом или, заметно реже, во втором слоге:

3. Спондеи в дактиле единичны (всегда в третьем слоге):

4. В качестве спондеев нельзя рассматривать слоги под автоматическим ударением в формах-энклиноменах (§ 3.5), поскольку эти формы могут иметь безударный статус, и в этом случае метрическое ударение может падать на любой слог, не противореча фонологическому ударению: луци у ни́х напряжени́ _II.1.17 = луци̍ у ни́х³³.

Значительные по объему фрагменты имеют единый размер – чаще двусложник, реже трехсложник – см. реконструированный текст «Слова о полку Игореве» (§ 11), где трехсложник выделен курсивом. Спорадически встречаются строки с трехсложником, включенные в «двусложный» текст.

В некоторых частях «Слова» (например, в III.1–2) чередуются небольшие фрагменты с двусложником и трехсложником. Ниже в отрывке из III.1 двусложник показан прямым шрифтом, трехсложник – курсивом; знак ǁ обозначает «пропуск слога»:

Реконструкция ударения во многих словоформах представлят собой трудоемкий процесс выбора одного из теоретически возможных вариантов акцентуации. В ряде случаев место ударения остается неопределенным и есть возможность расставить его по-разному, с этим связаны альтернативные реконструкции ударения в версиях моей реконструкции текста «Слова». По сравнению с Николаев 2014а мне удалось исправить ударение во многих словоформах, которые вступали в противоречие с акцентологической системой «Слова» или не сочетались с ее диалектной локализацией.

Ударение в каждом из слов в строке устанавливается сообразно ударению других слов в строке, имеющих «надежное» ударение. Ударение конкретной словоформы должно быть идентично ее ударению в других строках и не противоречить системным требованиям. Ошибочная постановка ударения в одном из слов силлаботонической строки зачастую приводит к «эффекту домино», когда в других словах этой же строки приходится расставлять неприемлемые ударения. Реконструкция какой-либо формы с ошибочным ударением приводит к нарушению метра в других строках. Поскольку этого не происходит, реконструкцию можно считать в общем адекватной. Существенно, что акцентологическая система языка «Слова» является внутренне непротиворечивой и находит свое место в ряду других восточнославянских систем (§ 10.4).

Некоторые особенности акцентологической системы «Слова», реконструируемые «вопреки» ударению, господствующему в старовеликорусских акцентуированных памятниках (см. ДРУС), широко распространены в северо-западных и западных русских, в белорусских и украинских диалектах. Единственная акцентологическая особенность «Слова», не находящая прямого соответствия в других восточнославянских источниках, – это безударность форм Р. его, сего, того, Д. ему, тому, кому, чему (§ 8.6.1). Однако формальная энклиномичность этих форм скорее всего вторична – формы его, сего, того и т. д., становясь энклитиками, утрачивают «фразовое» ударение в тексте «Слова». Раннедревнерусское ударение форм аориста и имперфекта (§ 8.3–5) неизвестно (в старовеликорусских памятниках представлена вторичная акцентуация), поэтому их ударение в «Слове» реконструируется на основании метра.

В ряде случаев реконструкция ударения делается в реконструированных формах, заметно отличающихся от форм, представленных в копиях «Слова», и в таких случаях субъективный подход неизбежен.

Например, я предпочитаю реконструкцию а звѣ̀р‹е› кро̀вь поли́заша на месте Перв. а звѣри кровь полизаша _VII.1.16. Однако метр также не нарушается, если предположить альтернативное окончание -ье/-ие Им. п. мн. ч. консонантной основы: а звѣ̀р‹ье› кро̀вь поли́заша, а̀ звѣр‹ие› кро̀вь поли́заша или а звѣ̀р‹ие› кро̀вĕ поли́заша. Также допустима реконструкция архаичной основы льза-: а звѣ̀р‹е› кро̀вь польза́ша и т. д.

Аналогичная проблема содержится в первой строке «Слова». Я реконструирую нѐ лѣпо ли ны бя́шетĕ бра́тие (с эмфатическим выделением не, относящегося к глаголу, а не к наречию), хотя по общим правилам следовало бы ожидать ударение на слоге перед энклитикой – не лѣпо́ ли ны бя́шетĕ бра́тие. Реконструкцию нѐ лѣпо ли подтверждает ст.-в.-рус. не́ лѣпо же Дос. 279б (ДРУС: 415). Из метрических соображений проясняется ерь в бя́шетĕ. Метр строки такой же «трехсложный» ( S──́─́), как и в последующих двух строках: начати́ ста́рыми сло̀весы // тру́дныхŏ по̀вѣстий (─S─́─́ // ─́─́). Если считать лѣ̀по эмфатически выделенным (§ 3.5), то реконструкция приобретает более привычное для читателей «Слова» звучание, однако строка с «двусложным» метром выбивается из общего размера: не лѣ̀по ли ны бя́шеть бра́тие (─́──́─́─). Возможен и третий вариант реконструкции – не лѣпо ли́ ны бя́шеть бра́тие (──́─́─́─), в этом случае нужно допустить ударение на энклитике, а не на слоге перед нею.

Реконструированное ударение в «Слове» не является сколь-нибудь надежным источником для славянской акцентологии, хотя некоторые его особенности и позволяют расширить наши знания о раннедревнерусском ударении.

Следующие фрагменты дошли до нас в составе «Повести временных лет» и не отделены от окружающего прозаического текста. Они наверное воспринимались переписчиками летописи как прозаические, поскольку в них пропущены слабые редуцированные, без которых текст теряет метр. После восстановления слабых редуцированных во фрагментах обнаруживается силлаботоника, в некоторых – изысканная структура. В текстах широко используется звукопись, которая характерна для поэзии (§ 5.9). Все это позволяет считать эти фрагменты стихотворными, а не образцами случайно ритмизованной прозы³⁴.

В метрической реконструкции «Слова» есть слабая сторона: опциональное – и поэтому произвольное со стороны исследователя – прояснение слабых редуцированных, без которого многие из стихотворных строк утрачивают регулярный метр. В отличие от «Слова», в раннедревнерусских стихах из «Повести временных лет» все слабые редуцированные являются «звучащими» (за исключением четырех исключений в относительно позднем «Поучении Владимира Мономаха, § 4.3.8), поэтому реконструкция метра на основании засвидетельствованного древнерусского ударения (ДРУС, ДРУС–2019) представляется достоверной.

В демонстрируемых ниже древнерусских стихах обнаруживается такая же неравносложная силлаботоника, как в «Слове»; в «Похвале Святославу Игоревичу» (§ 4.3.1) она представлена только одним из размеров – двусложником. Это доказывает, что силлаботоника сложилась в русской светской поэзии еще до падения редуцированных и для автора древнерусских стихотворений была традиционной стихотворческой техникой. Это же относится к уральским былинам из собрания Кирши Данилова (§ 4.4). В древнерусском церковном (точнее, древнерусском церковнославянском) стихосложении неравносложная силлаботоника не отмечена. По-видимому, стихосложение на церковнославянском языке³⁵ восходит к южнославянской традиции и по своей технике намеренно дистанцировалось от светского, которое начиная с древнерусской эпохи опиралось на восточнославянские диалекты.

«Церковное» стихосложение представлено, в частности, во внелитургических «покаянных стихах», имеющих южнославянские прототипы. Древнейший «покаянный стих» (надпись-граффито № 206 из Новгородского Софийского собора, 2-я пол. XII в.) описан А. А. Гиппиусом (2017) – см. о звуковых повторах в нем в § 5.9. В гимнографическом тексте (вероятно, позднее XII в., о чем говорит падение слабых редуцированных во всех позициях) из церкви Благовещения на Городище в Новгороде представлена стихотворная система, похожая на силлабику (Гиппиус 2018а). Относительно греческого влияния на древнерусское церковное пение ср. сообщение в Киевской лет. по Ипат. sub 1138 г.: Поставленъ бы скопечь Маноуило еп^спомъ Смоленескоу, пѣвечь гораздыи, иже бѣ пришелъ изъ грекъ самъ третии къ бл҃голюбивому к҃нзю Мьстиславоу.

Для древнерусской эпохи в «речитативном» (эпическом) стихе до сих пор реконструировалась только силлабика, она же предполагалась и для древнерусского «говорного» («пароимического») стиха. На основании русских былин и сербской героической эпики реконструируется силлабический стих: в первую очередь десятисложник, далее (в основном согласно русской эпике) двенадцати-, восьмисложник и т. д. (Топоров 1998:209–216). Однако светские стихи раннедревнерусского периода (до падения редуцированных и в эпоху их опционального произношения), сочиненные на древнерусском языке, оставались неизвестными.

Настоящий раздел имеет целью представить научному сообществу новый материал, свидетельствующий о том, что древнерусскому стиху была свойственна своеобразная неравносложная силлаботоника. Предполагаемая на основании внешнего сравнения силлабика в стихах на древнерусском языке пока не обнаружена.

Впервые ряд древнерусских стихов приведен в Николаев 2018, там же описывается методика реконструкции в них древнерусского ударения. В отличие от «Слова», акцентуация которого имеет ярко выраженные диалектные черты, место ударения в публикуемых ниже стихотворениях вполне укладывается в раннедревнерусскую реконструкцию А. А. Зализняка (ДРУС: 926). В X–XI вв. слабые редуцированные произносились во всех позициях, поэтому нет необходимости в предположении об их опциональном прояснении. Ниже они, как и в «Слове», обозначаются буквами ŏ и ĕ. Строки с трехсложным размером выделены курсивом.

Возможно, древнейшее из дошедших до нас древнерусских стихотворений – «Похвала Святославу Игоревичу», с известным «хочу идти на вы», находящаяся в «Повести временных лет» под 964 г.³⁶ Начальная и заключительная часть «Похвалы» написаны прозой. Данный фрагмент ПВЛ считает стихотворным А. Ю. Чернов (2006:106). Стихотворение опубликовано в Николаев 2018:358–360; здесь приводится с рядом исправлений. Форма грядину ‘мясо, поджаренное на перекладинах’³⁷ (вместо Лавр., Ипат. говядину) восстанавливается по Новгородской 1-й летописи младшего извода (Гиппиус 2008)³⁸.

Размер – неравносложный двусложник. Стихотворение состоит из трех строф, каждая из которых включает по 6 строк. В тексте X или начала XI в. все слабые редуцированные произносились, они обозначены буквами ŏ и ĕ.

Источники реконструкции:

Лаврентьевская летопись: Кнѧзю С(вя)тославу възрастъшю . и възмужавшю . нача вои совкуплѧти . многи и храбры и легъко ходѧ . аки пардусъ . воины многи творѧше ходѧ . возъ по собѣ не возѧше . ни котьла ни мѧсъ варѧ . но потонку изрѣзавъ . конину ли . звѣрину ли . или говѧдину . на оугле^х испекъ ꙗдѧху ни шатра имѧше . но подъкладъ пославъ . и сѣдло в головахъ такоже и прочии вои єго вси бѧ^х . посылаше къ странамъ гл(агол)ѧ . хочю на вы ити . и иде на Ѡку рѣку и на Волгу.

Ипатьевская летопись: Кнѧзю С(вѧ)тославу възрастьшю . и възмужавшю . нача воꙗ съвокуплѧти . многы и храбры . бѣ бо и самъ хоробръ и легокъ ходѧ акы пардусъ воины многы творѧше . возъ бо по себѣ не возѧше . ни котла ни мѧсъ варѧ . но по тонку изрѣзавъ . конину . или звѣрину . ли говѧдину на оугълехъ испекь ꙗдѧшє . ни шатра имѧше . но подъкладъ постилаше а сѣдло въ голова^х . тако же и прочии вои є^г вси бѧху . и посылаше къ страна^м . г(лаго)лѧ хочю на вы ити . и иде на Ѡку рѣку . и на Волгу.

Новгородская I летопись младшего извода: В лѣто кнѧзю Святославу върастъшю и возмужавшю нача воя совокуплѧти многы храбры и бѣ бо и самъ храборъ и легко ходѧ акы пардусъ воины многы творяше ходя а возовъ по собѣ не вожаше ни котла ни мясъ варяшенъ потонку мяса изрѣзавше, конину или звѣрину грядину на угълехъ испекъ ядяше ни шатра имяше нь подклад постилаше а сѣдло въ головах такоже у него и прочии вси вои бѣху.

Это стихотворение публикуется впервые. Оно находится в Повести временных лет под 971 г. Стихотворение состоит из неравносложных двустрочных строф с чередованием двусложника и трехсложника. Все спондеи приходятся на слоги с автоматическими ударением (фонологически безударны) и поэтому не являются настоящими спондеями.

Источники реконструкции³⁹:

Лаврентьевская летопись: и исполчиша^с | русь. и бы^с сѣча велика . и ѡдолѣ ст҃ославъ и бѣжа|ша грьци . и поиде с҃тославъ ко граду воюꙗ . и гра|ды разбиваꙗ . ꙗже стоꙗ и до днешнѧго д҃не и со|зва ц҃рь болѧре своꙗ в полату . и ре^ч имъ што ство|римъ ꙗко не можемъ противу єму

Ипатьевская летопись: и испо|лчиша сѧ русь. и грѣци | противу . и сразиста сѧ | полка . и ѡступиша грѣ|ци русь . и бы^с сѣча вели|ка . и ѡдолѣ ст҃ославъ . | и грѣци побѣгоша . и по|идє ст҃ославъ воюꙗ къ | городу . и другиꙗ городы | разбиваꙗ . ижє стоꙗ|ть пусты и до д҃нє[шьнего д҃ни] . и съ|зва ц^срь в полату боꙗры | своꙗ . и ре^ч имъ что ство|рим . нє можемъ стати | противу єму .

Этот небольшой стихотворный отрывок неожиданно обнаруживается среди прозаического текста договора Византии с Игорем («Повесть временных лет», sub 971 г.), являющегося переводом с византийского греческого. В стихотворении свободно чередуются неравносложные строки с двусложником (он преобладает) и трехсложником. Публикуется впервые.

Источники реконструкции:

Лаврентьевская летопись: азъ же и со мною и подо мною | да имѣємъ клѧтву ѿ б҃а . въ єго же вѣруємъ в пе|руна и въ волоса скотьꙗ б҃а . и да будемъ колоти | яко золото . и своимъ ѡружьємь да исѣчени бу|демъ .

Ипатьевская летопись: азъ | же и со мною . и подо мною . || да имѣємъ клѧтву ѿ б҃а . | в нежє | вѣруємъ в пєруна . | и въ волоса б҃а скотьꙗ . да бу|де м золотѣ ꙗко ж золото се . и св^о|имъ ѡружьємь да иссѣче|ни будемъ . и св^оимъ ѡружьємь да оумремъ .

Еще одно изящное стихотворение – общеизвестный рассказ о бое Кожемяки с Печенежином – находится в Лаврентьевской, Ипатьевской и других летописях sub 992 г. Опубликовано в Николаев 2018:360–364; здесь приводится с рядом исправлений. Реконструкция основана на Лаврентьевской летописи. Текст этого стихотворения в Ипатьевской летописи (л. 46а–б), по-видимому, сохранился хуже. В частности, древнерусское слово быкъ ‘бугай’ заменено в нем церковнославянским волъ. Однако в ряде случаев ипатьевский вариант представляется «исправнее» лаврентьевского и используется в моей реконструкции.

Текст стихотворения состоит из 91 строки и разбивается на строфы, содержащие по 3–4 строки (кроме последней, состоящей из 5 строк). Почти безупречная неравносложная силлаботоника, представленная двусложником и трехсложником, проходит по всему стихотворению (за вычетом «пропусков слога» в строках 15, 17, 26–28, 4017 и 76). Характерной особенностью этого текста является сплошная лестничная рифмовка (§ 5.9).

Источники реконструкции:

Лаврентьевская летопись: И ста Володимеръ на сеи сторонѣ . а Печенѣзи на ѡнои . и не смѧху си на ѡну страну . ни ѡни на сю страну . и приѣха кнѧзь Печенѣжьскыи к рѣкѣ. во[з]ва Володимера и ре^ч ѥму . выпусти ты свои мужь а ꙗ свои да сѧ борета . да аще твои мужь оударить моимь . да не воюємъ за три лѣта . аще ли нашь мужь оударить . да воюѥмъ за три лѣта . и разидоста сѧ разно . Володимеръ же приде въ товары . посла бирїчи по товаромъ гл҃ѧ . нѣту лї такого мужа. иже бы сѧ ꙗлъ с Печенѣжиномь . и не ѡбрѣте сѧ никдѣже . заутра приѣхаша Печенѣзи . и свои мужь приведоша . и въ наши^х не бы^с . и поча тужити Володимеръ слѧ по всѣ^м воємъ .и прїде ѥдинъ старъ мужь ко кнѧзю . и ре^ч ѥму кнѧже . єсть оу мене ѥдинъ сн҃ъ меншеи дома . а с четырми ѥсмь вышелъ . а ѡнъ дома . ѿ дѣтьства бо ѥго нѣ^с кто имъ оударилъ . єдиною бо ми и сварѧщю . и ѡному мьнущю оусниє . разгнѣвавъ сѧ на мѧ преторже череви рукама . кнѧзь же се слышавъ радъ бы^с . посла по нь и приведоша и ко кнѧзю . и кнѧзь повѣда ѥму всѧ . се же ре^ч кнѧже не вѣдѣ могу ли сѧ и да искусить мѧ . нѣту || ли быка быка (sic!) велика и силна . и налѣзоша быкъ великъ и силенъ . и повелѣ раздраждити быка . возложиша на нь желѣза горѧча . и быка пустиша . и побѣже быкъ мимо и . и похвати быка рукою за бокъ . и вынѧ кожю съ мѧсы . єлико єму рука заꙗ . и ре^ч ѥму Володимеръ . можеши сѧ с ни[мъ] бороти . и наоутриꙗ придоша Печенѣзи . почаша звати нѣ ли мужа . се нашь доспѣлъ . Володимеръ же повелѣ тои нощи [сѧ ѡблещи] въ ѡружь . и приступиша ту ѡбои. выпустиша Печенѣзи мужь свои . бѣ бо превеликъ зѣло . и страшенъ . и выступи мужь Володимерь . и оузрѣ и Печенѣзинъ и посмѣꙗ сѧ . бѣ бо середнии тѣломь . и размѣривше межи ѡбѣма полкома . пустиша ꙗ к собѣ . и ꙗста сѧ . почаста сѧ крѣпо держати . и оудави Печенѣзина в руку до смерти . и оудари имь ѡ землю . и кликнуша . и Печенѣзи побѣгоша . и Русь погнаша по ни^х сѣкуще . и прогнаша .

Ипатьевская летопись: и ста | володимеръ. на сеи странѣ а печенѣзѣ на ѡнои . | и не смѣꙗху си на ѡну сто|сторону . и ѡни на сю сторо|ну и приѣха кнѧзь печенѣ|скыи к рѣцѣ и возва воло|димира и ре^ч єму . пусти | ты свои мужь а ꙗ свои . да | сѧ борета . да аще твои | мужь оударитъ моимъ . | да не во‹ю›ємъ сѧ за три | лѣта . и разиидоша сѧ ра|здно . аще ли нашь мужь | оударить вашимъ . да вою|ємь за три лѣта . воло|димеръ же пришедъ в то|вары посла по товаромъ | бирича гл҃ѧ нѣтут‹ь› ли та|каго мужа . иже бы сѧ ꙗ|лъ с печенѣжаниномъ бра^тсѧ и не ѡбрѣте сѧ никдѣже . и за | оутра приѣхаша печенѣзѣ | а свои мужь приведоша | а наши^х не бы^с . и поча тужити | володимѣръ . ‹слѧ› по всимъ | воємь свои^м . и приде єдинъ | мужь старъ . к нему . и ре^ч є|му кнѧже . єсть оу мене єди|нъ сн҃ъ . дома меншии . а сь че|тырми єсмь вышелъ . а ѡнъ | дома ѿ дѣтьства си своєго .| нѣ^с кто имъ оударилъ . єди|ною бо ми сварѧщю . ѡному | же мнущю . ‹оусньє› и разгнѣ|ва сѧ на мѧ . преторже чере|вии руками кнѧзь же се | слышавъ . и радъ бы^с . и посла п|о нь борзо . и приведоша и ко | кнѧзю . и кнѧзь повѣда єму | всѧ . сьи же ре^ч кнѧже не вѣ|мь могу ли с него . да искуси|те мѧ . нѣтуть ли ‹вола› ве|лика и силна . и налѣзоша ‹волъ› силенъ . и повелѣ раздра|жити ‹вола› . и возложи нь | желѣзо горѧче . и пустиша | ‹вола› . и побѣже ‹волъ› мимо | нь . и похвати ‹вола› рукою | за бокъ . вынѧ кожю с мѧ|сы єлико єму рука ꙗ . и рече | єму володимѣръ . може^сь сѧ с | ‹ли› нимь борити . и на за вь|трѣє . придоша печенѣзѣ || /л. 46 об./ и по‹ч›аша звати . вѣльможа . се | нашь доспѣлъ . володимѣръ | же повелѣ тои ночи . ѡблѣ|щи сѧ въ ѡружьє . и выпусти|ша печенѣзѣ мужь свои и бѣ | превеликъ зѣло . страшенъ .| и выступи мужь володимѣрь | и възрѣвъ печенѣжинъ . по|смѣꙗ сѧ . бо среднии тѣломъ . и размѣривше межи ѡ|бѣима полкома . пустиша ꙗ к собѣ . и ꙗста сѧ крѣпко | и ‹у›дави печенѣж‹а›нина в ру|ку до смр҃ти . и оудари имь ѡ | землю . и вьскликоша русь | а печенѣзѣ побѣгоша . а ру|сь погнаша по нихъ . сѣкуще | ѣ . и прогнаша и^х.

Текст находится в «Повести временных лет» sub 1022 г. Стихотворные строки сгруппированы в строфы, а редкие строки с трехсложным размером группируются в блоки. Публикуется впервые.

Источники реконструкции:

Ипатьевская летопись: въ лѣ^т . ҂s҃..ф҃..л҃. [6530 (1022)] мьстиславу сущю | вь тмуторокани . и поиде на | касогы . слышавъ же се кнѧ|зь касожькии . редедѧ . изы|иде противу єму . и ставши|ма ѡбѣиима полкома про|тиву собѣ . и ре^ч редедѧ кь | мьстиславу . что ради гу|бивѣ дружину межи собою . || но снидевѣ [сѧ] бороть сѧ . да а|ще ѡдолѣєшь ты . и возмеши | имѣниѥ моє . и жену мою и зе|млю мою аще ли азъ ѡдолѣю | то возму твоє все . ре^ч мьсти|славъ тако буди . и сьѣхаста . | рече редедѧ кь мьстиславу | не ѡружьємь сѧ бьєвѣ но бо|рьбою . и ꙗста сѧ бороти крѣ|пко . и на долзѣ борющим сѧ . | има . и нача изнемогати мь|стислав[а] . бѣ бо великъ реде|дѧ . и ре^ч мьстиславъ . ѡ пр^стаꙗ бц҃е помози ми . | аще бо ѡдолѣю сему . сьзижю цр҃квь вь имѧ | твоє . и се рекъ оудари имъ | ѡ землю . и вынемь ножь оу|дари [и] вь гортань . ножемь .| и [ту] б^сь зарѣзанъ редедѧ . и | вьшедъ в землю єго . и взѧ | все имѣниѥ єго . и жену єго | дѣти єго . и дань възложи | на касогы .

Лаврентьевская летопись: в лѣ^т. ҂s҃.ф҃.л҃.| [6530 (1022)] мьстиславу су|щю . тмутороканю . поиде на | касогы . слышавъ же се кнѧзь | касожьскыи . редедѧ . изиде | противу тому . и ставшема | ѡбѣма полкома противу | собѣ . и ре^ч редедѧ къ мьстиславу . | что ради губивѣ дружину ме|жи собою . но сы . идевѣ сѧ са|ма боротъ. да аще ѡдолѣєшї | ты то возмеши имѣньє мо|є и жену мою . и дѣти моѣ . ї зе|млю мою . аще ли азъ ѡдолѣ|ю . то възму твоє все . и ре^ч мь|стиславъ тако буди . и ре^ч реде|дѧ ко мьстиславу . не ѡружь|ємь сѧ бьєвѣ . но борьбою . и ꙗ|ста сѧ бороти крѣпко . и на до|лзѣ борющема сѧ има . нача | изнемагати мьстиславъ . | бѣ бо великъ и силенъ редедѧ . | и ре ч мьстиславъ . ѡ прч с таꙗ бц҃е | помози ми . аще бо долѣю се|му сзижю цр҃квь во имѧ твоє . | и се рекъ оудари имь ѡ землю . | и вынзе ножь зарѣза редедю . | шедъ в землю ѥго. взѧ все имѣ|ньє ѥго . жену ѥго и дѣти ѥго . || и дань възложи на касогы .

В «Рассказе о Якуне и его золотом плаще»⁴¹ представлена неравносложная силлаботоника в двух ее разновидностях – двусложнике и трехсложнике, которые группируются в блоки. Опубликовано в Николаев 2018:366–369; здесь приводится с незначительными исправлениями.

Стихотворение имеет изящную композицию, а именно «рамку» – начинается с «…И възвративъ ся Ꙗрославъ, поиде къ Нову городу, и посьла Ꙗрославъ за море по варягы, и прииде Ꙗкунъ съ варягы, и бѣ Ꙗкунъ сь лѣпъ, луда бѣ у него золотомь истъкана», а заканчивается на «и побѣже съ Ꙗкунъмъ, кънязьмь варяжьскымь, и Ꙗкунъ ту отбѣже луды золотыѣ, а Ꙗрославъ прииде къ Нову городу, а Ꙗкунъ иде за море». Окружающий текст – неритмическая проза.

За основу реконструкции текста принят вариант Лаврентьевской летописи. В ломаных скобках даются фрагменты, заимствованные из Ипатьевской летописи, и несколько моих незначительных эмендаций.

Фрагмент состоит из 11 четырехстиший. Стихотворная организация текста также видна в тенденции к группировке строк с неравносложными двусложником и трехсложником. В строфах, состоящих из четырех строк, трехсложник, как правило, представлен только в одной из них (исключение – целиком «трехсложная» строфа а̀ самŏ ста́ … и гро̀мŏ и до́ждĕ):

Источники реконструкции:

Лаврентьевская летопись: ... и възвративъ сѧ Ꙗрославъ приде Новуногороду (sic!) . и посла за море по Варѧгы . и прїде Ꙗкунъ с Варѧгы . и бѣ Ꙗкунъ с лѣпъ . луда бѣ оу него золотомь истъкана . и приде къ Ꙗрославу . иде Ꙗрославъ съ Ꙗкуномь на Мьстислава . Мьстиславъ же слышавъ . взиде противу има к Листвену . Мьстиславъ же с вечера исполчивъ дружину . и постави Сѣверъ в чело противу Варѧгомъ . а са^м ста с дружиною своєю по крилома . и бывши нощи бы^с тма молоньꙗ и громъ . и дождь . ре^ч Мьстиславъ дружинѣ своєи . поидемъ на не . и поиде Мьстиславъ и Ꙗрославъ противу собѣ . и сступи сѧ чело Сѣверъ съ Варѧгы [.................] и бы^с сѣча силна . ꙗко посвѣтѧше молоньꙗ блещашеть сѧ ѡружьє . и бѣ гроза велика . и сѣча силна и страшна . видѣв же Ꙗрославъ ꙗко побѣжаємъ єсть . побѣже съ Ꙗкуномъ кнѧземь Варѧжьскы^м . и Ꙗкунъ ту ѿбѣже луды златоѣ . Ꙗрославъ же приде Нову городу . а Ꙗкунъ иде за море .

Ипатьевская летопись: ... и вьзвративъ сѧ Ꙗрославъ . и поиде к Нову городу . и посла Ꙗрославъ за море по Варѧги . и приде Акунъ с Варѧгы . и бѣ Акунъ с лѣпъ и луда оу нєго златомъ истькана . и приде ко Ꙗрославу и Ꙗрославъ . сь Акуномъ поиде на Мьстислава . Мьстислав же слышавъ . изииде противу има . кь Листьвну . Мьстислав же с вечера исполчи дружину . и постави Сѣверъ вь чело противу Варѧгомъ . а самъ ста с дружиною своєю по крилома . и бывъши нощи . бы^с тма . и громове и молъньꙗ и дождь . и ре^ч Мьстиславъ дружинѣ своєи поидемь на нѣ . и поиде Мьстиславъ и Ꙗрославъ противу . и съступи сѧ чело Варѧзѣ сь Сѣверомъ и трудиша сѧ Варѧзи сѣкуще Сѣверъ . и по семь наступи Мьстиславъ . с дружиною своею и нача сѣчи Варѧгы . и бы^с сѣча силна . ꙗко посвѣтѧше мъльнъꙗ и блисташа сѧ ѡружьꙗ . и бѣ гроза велика . и сѣча силна и страшна . видѣв же Ꙗрославъ . ꙗко побѣжаємь есть . и побѣже сь Ꙗкоуномъ кнѧземь . Варѧжькимь . и Акунъ ту ѿбѣже луды златоє . а Ꙗрослав же приде к Нову городу . а Ꙗкунъ иде за море.

«Рассказ о полоцкой языве» дошел до нас в составе «Повести временных лет» (sub 1092 г.) в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях⁴³. Стихотворение опубликовано в Николаев 2018:364–366; здесь приводится с исправлениями.

Форма В. мн. м. плотьскыꙗ ‘полоцкие’ присутствует как в Лаврентьевской, так и в Ипатьевской летописях, что указывает на такую же форму слова в их общем протографе нач. XII в. Это написание, по-видимому, отражает диалектный (в том числе древнеполоцкий?) рефлекс TRoT < *ToRT, обнаруженный А. А. Зализняком в новгородских берестяных грамотах, а также в западных, северо-западных и северных великорусских говорах (2004:40–41). Рефлекс TroT < *TorT спорадически встречается в Радзивилловской летописи: гро^д л. 101а, 138а, новгродь|ци 37а. Ср. также совлокуть сѧ Лавр. лет., л. 3 об. (на этом месте Хлебн. сволокут сѧ, Радз. сволокꙋть^c). Также и форма предивĕно может оказаться не церковнославянской, а вариантом др.-рус. *пере́дивьно (< праслав. *ре̋rdivьnо). Ср. рус. диал. калин. Перё́горда м. и ж. «о слишком гордом человеке» (СРНГ) – субстантивированное прилагательное ед. ж. *пере́гърда (< праслав. *pe̋rgъrdъ); новг. естолько-пере́столько (СРНГ sub пере́столько); укр. пере́любний ‘прелюбодейный’ (Грінч.) и т. д.⁴⁴ Из-за вероятной полоцкой локализации «Рассказа» представляется предпочтительной реконструкция в нем ударений Поло́тьскъ, п(о)ло́тьскыи и поло́чане (см. комментарий к этим словам в «Акцентологическом словаре “Слова о полку Игореве”» в части III).

Стихотворение состоит из трех строф, каждая из которых содержит девять стихотворных строк и завершается четырехсложной строкой. Размер – неравносложный двусложник, кроме «трехсложных» строк 8, 16 и 19, по одной в каждой из строф.

Источники реконструкции:

Лаврентьевская летопись: Предивно бысть Полотьскѣ въ мечтѣ ны бываше в нощи тутънъ станѧше по улици . ꙗко ч(е)л(о)в(ѣ)ци рищюще бѣси . аще кто вылѣзѧше ис хоромины . хотѧ видѣти . абьє оуꙗзвенъ будѧше невидимо ѿ бѣсовъ . ꙗзвою и с того умираху . и не смѧху излазити . ис хоромъ . по семь же начаша в д(ь)не ꙗвлѧти сѧ на конихъ и не бѣ ихъ видѣти самѣхъ . но конь ихъ видѣти копыта . и тако уꙗзвлѧху люди Плотьскыꙗ и ѥго ѡбласть . тѣмь и ч(е)л(о)вѣци гл(агола)ху . ꙗко наꙗвѣ бьють Полочаны . се же знаменьє поча быти отъ Дрьютьска

Ипатьевская летопись: Предивно бы^с чюдо оу Полотьскѣ . оу мечьтѣ . и в нощи бывши тутенъ . стонаше полунощи . ꙗко ч(е)л(о)в(ѣ)ци рыщуть . бѣси по оулици . аще кто вылѣзьше . ис хоромины хотѣ видѣти . ї абье оуꙗзвенъ бѣше невидимо от бѣсовъ . и с того оумираху . и не смѣꙗху . излазити їс хоромъ . по сѣмь же начаша . во д(ь)не ꙗвлѧти^с на конѣ^х . ї не бѣ и^х видити самѣ^х . но кони ихъ видити копыта . и тако оуꙗзьвлѧху люди Плотьскыꙗ . ї его ѡбласть . тѣмь и ч(е)л(о)в(ѣ)ци гл(агола)ху . ꙗко навье⁴⁵ бьють Полочаны . се же знаменье поча быти от Дрьюцька

«Поучение» Владимира Мономаха дошло до нас в составе Лаврентьевской летописи и датируется началом XII в. По большей части это добротная проза, однако «охотничий» отрывок в нем является стихотворением. Это небольшое стихотворение сочетает в себе разностопные двусложный и трехсложный размеры. Опубликовано в Николаев 2018:369–371, ниже его реконструкция приводится с рядом изменений.

Структура стиха – разностопные двусложник и трехсложник, имеющие тенденцию группироваться в блоки. Строфическая организация, по-видимому, отсутствует. Все спондеи приходятся на слоги с автономным ударением (фонологически безударны) и поэтому не являются настоящими спондеями.

Стихотворение является реминисценцией фрагмента гл. 2 «Завета Иудина о мужестве» (цит. по Полной хронографической палее, РНБ, Погод. № 1435, 2-я пол. XV в., л. 142)⁴⁶: на поли^ж и в домꙋ. видѣ ꙗко постиго^х ланiю, | имъ ю створи^х ѡбѣ^Д оц҃ю моемꙋ . серны има^х постизаа . | и все ɛже бѧше на полѣ има^х . кобылꙋ дивꙋю спостигь | имъ оукроти^х . и лва оуби^х . и изя^х козлище изъ зꙋбъ | емꙋ . мечкꙋ имъ за ногꙋ . сверго^х з брега . и всѧкъ звѣрь | иже сѧ ѡбратѧше на мѧ . растергнѧ^х акы пса . дивiаго | вепрѧ гнавь и варивь его теко^х и разби^х его . рысь в хевро|нѣ въскочи на пса̀ . и имъ за ѡпашь въврь́гох ю | сѧ въ предѣлѣ газы . вола дивiаго ни̑вꙋ ꙗдуща . имъ | за рога и крꙋгомь ѡбертѣвь . и раз^дразивь поверго^х и оу|би^х и .

Ниже разбиение на «строфы» сделано по смыслу; курсивом выделены строки с трехсложным размером. В четырех случаях предполагается падение редуцированных: медвѣ́дь, мною́, топта́ло и два́шĕды. В о́ттялŏ представлена архаическая приставка *оt-, сохранившаяся в западноукраинских говорах в виде од-. Также для украинского языка характерно ударение дру́гыи.

Источник реконструкции – Лаврентьевская летопись: а се в Черниговѣ дѣꙗлъ ѥсмъ . конь дики^х своима рукама свѧзалъ ѥсмь . въ пуша^х (sic!) ·ı· и ·к· живы^х конь . а кромѣ того иже по рови ѣздѧ ималъ ѥсмь . своима рукама тѣ же кони дикиѣ . тура мѧ ·в· метала на розѣ^х и с конемъ . ѡлень мѧ ѡдинъ болъ а ·в· лоси ѡдинъ ногами топталъ . а другыи рогома болъ . вепрь ми на бедрѣ мечь ѿтѧлъ . медвѣдь ми оу колѣна подъклада оукусилъ . лютыи звѣрь скочилъ ко мнѣ на бедры . и конь со мною поверже . и Б(ог)ъ не врежена мѧ съблюде . и с конѧ много пада^х . голову си розби^х . дважды . и руцѣ и нозѣ свои вереди^х въ оу ности своеи вереди^х не блюда живота своѥ^г ни щадѧ головы своеꙗ

В уральской былине из собрания Кирши Данилова «[Про] Саловья Будимеровича» из собрания Кирши Данилова XVIII в. (Кирша Данилов 1977:9–15) по всему тексту проведена единая неравносложная силлаботоника с двусложными и трехсложными метрами. По-видимому, в части русских былин отмечается неравносложная силлаботоника, типологически близкая к раннедревнерусской, представленной в приведенных выше древнерусских стихотворениях. Аналогичная стихотворная система обнаруживается в большинстве предположительно уральских былин из собрания Кирши Данилова.

В тексте мною проставлены ударения, наиболее вероятные для севернорусских нецерковнославянских текстов XVII–XVIII вв. центральной, «ближнесеверной» или «ближней северо-восточной» локализации.

Некоторые из необычных для современного слуха, «былинных» ударений отражают акцентуацию XVII–XVIII вв. Однако большинство специфически «былинных» ударений являются вторичными, заимствованными из текстов, исполняемых нараспев. Ударения типа ка́рабля (здесь вторичное ударение очевидно – оно стоит на слоге с аканьем), мо́лодец, дѣ́вица и т. п. не находят параллелей в диалектах и древнерусских акцентуированных рукописях и скорее всего возникли в песенной традиции на месте регулярных корабля́, молоде́ц, дѣви́ца и т. д. Из популярных былин и песен такие слова с «песенным» ударением, как мо́лодец, дѣ́вица, проникли в литературный русский язык. Судя по сохранности метрики, уральские былины (дошедшие до нас в собрании Кирши Данилова) при заучивании, как правило, проговаривались, а не пелись.

Иная (инновационная) стихотворная система представлена в онежских былинах, записанных А. Ф. Гильфердингом (1873): в их силлаботонике смешаны фонологическая и распевная акцентуации, в результате чего многие слова и словоформы имеют разноместное ударение, не снимаемое реконструкцией.

Расстановка ударений последовательно учитывает материалы акцентологического словаря древнерусского (в основном старовеликорусского) языка А. А. Зализняка (2014; 2019). Расстановка фонологического ударения делает стих былины неравносложным силлаботоническим: длина строк нерегулярно колеблется между 9 и 17 слогами. В этом отношении стихотворная структура анализируемой былины очень близка к структуре, представленной в древнерусских стихотворениях.

В былине нередки «пропуски слога» (§ 4.2.2), которые, наверное, при распевном исполнении компенсировались удлинением предшествующих слогов до двух мор. Также отмечены немногочисленные спондеи в первых трех слогах строки (§ 4.2.3). В большинстве случаев «пропуски слогов» кажутся результатом пропусков слов: склоняемой частицы / определенного артикля тъ, союзов и, а, повторенных предлогов и т. д. Другая причина «пропуска слогов» – утрата слоговости окончаниями -ти (инфинитив), -ши (2 ед.). В былинах есть и другой способ заполнения слоговых лакун – с помощью односложных служебных слов с «пустым» значением (да, тут и т. п.).

Таким образом, заслуживает внимания гипотеза, разрабатывавшаяся Ф. Е. Коршем, А. И. Никифоровым (1940) и Л. И. Тимофеевым (1963). Ф. Е. Корш (1909: IX) справедливо указывал, что «господствующим и, так сказать, образцовым стихом в Слове является былинный стих». Необходимо уточнить, что не любой «былинный стих» (например, тонический), а только неравносложный силлаботонический. Единственное, чего не хватило исследователям, – это точных сведений о русской диалектной и особенно о древнерусской акцентуации, в результате чего «былинная» метрика зачастую интерпретировалась неправильно, а в «Слове о полку Игореве» было невозможно расставить системное ударение.

Впервые полный акцентуированный текст былины опубликован в Николаев 2018:371–376; здесь приводится его фрагмент, снабженный в Николаев 2018 метрическими схемами.

Ниже в тексте двусложные размеры даются прямым шрифтом, трехсложные – курсивом. Разным подчеркиванием обозначены метры. Одинарное подчеркивание обозначает хорей и дактиль: И́з-за моря, мо́ря си́нева; Сла́внова го́стя бога́това. Двойное подчеркивание обозначает ямб и амфибрахий: Поде́рнута бесе́да ры́тым ба́рхотом. По че́рному со́болю я́кутскому. Пунктирное подчеркивание обозначает анапест: Хорошо́ карабли́ изукра́шены. Знаком ǁ обозначены пропуски слогов. Подробные шрифтовые выделения наглядно показывают свободное распределение стихов с различным метром по тексту былины.

Текст былины приводится с начала (строка 1) по строку 58. В ломаных скобках (‹ ›) приводятся мои эмендации.

и т.д.

В былине «Волх (В)сеславьевич» (Кирша Данилов 1977:32–36) структура стиха такая же, как в былине о Соловье Будимировиче (§ 4.4.1). Курсивом выделены строки с трехсложником.

Впервые полный акцентуированный текст былины опубликован в Николаев 2018:376–380; здесь приводится его фрагмент, снабженный в Николаев 2018 метрическими схемами.

и т.д.

Разумеется, возникает вопрос, что в былинах первично: фонологическое ударение, выявляемое при проговаривании текста, или «песенное», накладывающееся на фонологическое и модифицирующее его во время распевного исполнения. В связи с этим интересен стихотворный разбор песни «Во поле береза стояла», сделанный С. М. Бонди (1978:402–405):

Сущность ритма стиха народной поэзии в науке не установлена твердо. Существуют различные мнения, несогласные в самых основах методологии. Первый пункт разногласия исследователей заключается в вопросе, следует ли изучать ритм народного стиха, народной песни в связи с его напевом или следует изолировать текст от напева и изучать его отдельно, ища в самом тексте ритмических закономерностей. Приверженцы первой точки зрения указывают на то, что текст песни, стих ее реально всегда существует вместе с напевом, народный стих создается для пения и звучит только в песне, а не в декламации и не в мертвых книжных записях. Ритма стиха, по мнению этих исследователей, отдельного от ритма напева, не существует вовсе, это чистая абстракция. В пении, в связи с ритмом напева и в зависимости от него, текст обнаруживает ряд особенностей (растяжение слогов, паузы, ускорения произнесения отдельных слов и т. д.), без учета которых невозможно установить его ритм. Текст окажется лишенным всякой ритмичности.

Противники этого мнения справедливо возражают, что текст народной песни вовсе не так тесно связан с напевом, что очень часты случаи, когда один и тот же текст поется на разные напевы, совершенно различного ритма. Они утверждают, что при всех разнообразных изменениях напевов народных песен остается определенный текстовой субстрат, имеющий свои закономерности, свои ритмические особенности, не зависящие от прихотливых изменений напева. Эти-то особенности, этот чисто словесный ритм и следует изучать.

К счастью, как увидим сейчас, нам нет надобности решать вопрос, чья точка зрения более справедлива. Укажем только, для иллюстрации сложности этой проблемы, на частном примере, как трудно бывает абстрагировать текст от напева при анализе его ритма. Мы хотим детально разобраться в ритме народной (или полународной) песенки «Во поле береза стояла», хотим понять ее размер и оценить выразительные свойства его особенностей, а не просто констатировать их. Вот текст ее начала:

Во поле береза стояла,

Во поле кудрявая стояла.

Некому березу заломати,

Некому кудряву заломати.

Я ж пойду погуляю,

Белую березу заломаю,

Срежу с березы три пруточка.

Сделаю три гудочка,

Четвертую балалайку...

и т. д .

Первое впечатление от этого стихотворения – большая неравномерность его ритма. Есть ряд стихов, где ритм четкий и гладкий, но этот ритм то и дело сбивается, что вызывает впечатление некоторого беспокойства, может быть, художественно мотивированного.

Стихи второй, третий, четвертый и шестой очень отчетливы по ритму:

Во поле кудрявая стояла.

́   ́   ́

Это то, что в классической метрике называется пятистопный хорей (ср. стих Лермонтова: «Что же мне так больно и так трудно...»). Остальные же стихи – неравномерные.

В первом стихе – «Во поле береза /\ стояла», как будто не хватает в середине одного слога (это место отмечено значком /\). Стих как бы несколько спотыкается.

Пятый стих – «Я ж пойду погуляю» – словно бы совсем другого ритма. Больше всего он похож на стих двухстопного анапеста (с ударением на первом слоге)

̀  ́   ́ 

вроде пушкинского стиха «Пью за здравие Мери». Таким образом, после ряда ровных пятистопных хореев здесь резко сламывается ритм, для того чтобы в следующем (6-м стихе) снова появился ровный хорей – «Белую березу заломаю».

Седьмой стих – «Срежу с березы три пруточка» – начинается как будто в дактилическом ритме: «Срежу с березы», но затем этот ритм сбивается лишним слогом: «...три пруточка».

Два последних стиха:

Сделаю три гудочка,

Четвертую балалайку, –

кажутся в этом контексте совершенно прозаическими, вовсе лишенными ритма. Получается такой ритмический ход всего отрывка: начавшись одним слегка неравномерным стихом, он выравнивает свой ритм в ряде вполне гладких, ровных хореических стихов (2-й, 3-й, 4-й). Затем происходит новый слом ритма, в 5-м стихе, новое возвращение к равномерному ритму в 6-м – и заканчивается отрывок двумя совершенно прозаическими строчками.

Можно попробовать связать это ритмическое движение, крайне выразительное само по себе, с содержанием текста. Перелом ритма в 5-м стихе свяжется с переходом от «березы» к «я». В последних трех строчках тема «березы» (хореическая, равномерная) постепенно исчезает – и заканчивается отрывок прозаическими «гудочком» и «балалайкой» ...

Однако все это рассуждение было бы основано на фикции. Ведь такого текста, как выразительно воздействующего фактора, со всеми его особенностями и словами, реально не существует. Он «воздействует» только на стиховеда, который, читая по книге этот текст, пытается анализировать его. Реально же существует, реально воздействует лишь песня, то есть текст, ритмизированный вместе с напевом.

В песне же все выразительные моменты совершенно меняют свой характер. Оказывается, что в песне все стихи звучат в одном равномерном ритме, только некоторые слоги растягиваются вдвое, что придает стиху особую выразительность, но совершенно другого характера, чем в только что сделанном анализе. Вот ритм этой песни:

́  ́  ─́   ─́ 

́  ́  ́  ́  ─́ 

и т. д.

Здесь ритм меняется совершенно по-иному. После дробных, четко выбивающих мелкими долями ритм стихов 2-го, 3-го и 4-го – 5-й стих, с его тремя подряд стянутыми двухдольными слогами, производит в этом плясовом ритме впечатление не замедления, а ускорения (как лошадь, ускоряя ход, меняет дробную рысь на более редкий галоп). То же самое в предпоследнем стихе, где только это разряжение ударов приходится не в начале, а в конце стиха. Наконец, в последнем стихе плясовой ритм приобретает какой-то залихватский характер, потому, может быть, что сильное ударение приходится на вовсе неударный грамматический слог:

Че-твер-тую бала-лай-ку...

́ ́ ́ ́ ́  »

В результате С. М. Бонди описал в этом тексте неравносложную силлаботонику, которая при распеве нивелируется музыкальным ритмом. Несмотря на разные точки зрения на первичность «фонологического» или «музыкального» ритма, неравносложная силлаботоника в ряде народных песен является неоспоримым фактом, тем более что известно немало песенных текстов, исполняемых на разные мелодии и с разным музыкальным ритмом, и в этом случае первичной остается «фонологическая» структура стиха.

Отдаленным аналогом обнаруженной в «Слове» неравносложной силлаботонике с относительно свободным чередованием размеров являются некоторые «досиллаботонические» стихи В. К. Тредиаковского, являющиеся переходными от силлабики к регулярной силлаботонике. В этих стихах соблюдается равносложие (в приводимом ниже стихотворении – 5–6 слогов в строке), и они могли бы считаться чистой силлабикой, если бы внутри большинства строк фонологическое ударение не соответствовало метрическому. При этом в стихотворениях обнаруживается свободное чередование различных силлаботонических метров. Например, «Описание грозы, бывшия в Гааге» (1726 или 1727 г.; ударение проставлено с учетом того, что стихотворение написано в XVIII в.). Разумеется, это стихотворение может считаться и нерегулярным тоническим (2 или 3 ударения в строке), однако корреляция числа ударений с количеством слогов скорее указывает на силлаботонику:

Неравносложным ямбом написано «Горе от ума» А. С. Грибоедова, например, реплика Софьи (справа указано число слогов):

Также неравносложный ямб характерен для басен И. А. Крылова:

Продолжая традицию Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона, К. Ф. Таранов ского и М. Л. Гаспарова, Джеймс Бейли в серии своих статей (2001) показал, что силлаботоника является неотъемлемым свойством русской народной поэзии (как эпической, так и лирической – включая соблюдение закона регрессивной акцентной диссимиляции, как и в русской литературной силлаботонической поэзии⁴⁷) и не должна считаться поздним литературным заимствованием. Реформа В. К. Тредиаковского и М. В. Ломоносова по сути заключалась в возврате к силлаботонике после эпохи господства силлабики, заимствованной из польского стихосложения через западнорусское (украинско-белорусское) посредство.

Самостоятельное развитие силлаботонического стихосложения в языках со свободным парадигматическим ударением, зависимостью фонетической реализации гласных фонем от их положения относительно акцента и многосложными словоформами представляется естественным.

Силлаботонической является одна из древних (с X в.) разновидностей древнеисландского скальдического стиха – хрюнхент (Циммерлинг 2004:438). В древнегерманском аллитерационном стихе, по-видимому, существовала силлаботоническая составляющая: «О. А. Смирницкая вслед за Э. Зиверсом и большинством германистов выделяет в нем отрезки, подобные стопам, состоящие из икта и слабой позиции, то есть фактически трактует аллитерационный стих как силлаботонику» (Ibid.: 433), см. также Смирницкая 1994:45.

Сходства между скандинавской и древнерусской стихотворными техниками (см. еще параллели в технике рифмовки, § 5.12) имеют два не противоречащих друг другу объяснения. Обе могут быть результатом параллельного развития индоевропейского стихосложения в языках с динамическим ударением. Однако длительные восточнославянско-скандинавские культурные контакты⁴⁸ позволяют предположить и непосредственное влияние норвежско-исландской скальдики и вообще скандинавской поэзии на древнерусское стихосложение.

Текст «Слова» богат более или менее точными звуковыми повторами (рифмоидами, аллитерацией, ассонансами), и не будет преувеличением сказать, что он сплошь зарифмован, прошит созвучиями по вертикали и горизонтали – этот аспект подробно разработан А. Ю. Черновым (Чернов 2006:93–147)⁴⁹. Однако до последнего времени звуковые повторы в «Слове» представлялись аморфной и нестратифицированной «свободной звукописью», а прояснение слабых редуцированных, которые предположительно принимают участие в звуковых повторах, определялось произвольно.

Между тем в «Слове» представлена система рифмовки, основанная на хендингах. Применительно к «Слову» этот термин скальдической поэтики используется для обозначения регламентируемых звуковых повторов, с помощью которых осуществляется рифмовка между смежными строками и / или внутри строки. Хендинги как правило включают один гласный и один или несколько согласных звуков. В редких случаях хендинги состоят только из согласных или из одного гласного.

Судя по всему, «техническими» средствами стихосложения в «Слове» являются размеры – двусложник и трехсложник (гл. IV) – и лестничные хендинги – рифмоиды, связывающие смежные строки (§ 5.3). Лестничные хендинги – это звуковые повторы, обязательно присутствующие в двух смежных строках. В отдельно взятом двустишии может быть по нескольку хендингов, среди которых выделяется «первый хендинг» (§ 5.5). Горизонтальные хендинги – рифмы внутри строки – можно считать «техническими» только в ряде фрагментов (§ 5.7). Концевая рифмовка регулярна только в двух фрагментах «Слова» (§ 5.8). Нередко встречаются «мультихендинги», проходящие через несколько смежных строк.

Рифмовка не связана с ударением – безударные хендинги свободно рифмуются с ударными. Из этого следует, что безударные гласные не отличались от подударных или отличались от них незначительно.

Анализ рифмовки показывает, что автор «Слова» не придает первостепенного значения звуковым повторам, состоящим из (квази)омонимичных предлогов и / или приставок, окончаний. Повторы омонимичных словоизменительных (красною дѣвицею, неготовами дорогами) и других служебных элементов (например, если предлог дублирует приставку: поѣ́ха по ..., ‹вŏ›ступа́етĕ во̀ ...) являются автоматически возникающими рифмами, не зависящими от воли автора, хотя и играют существенную роль в звуковой ткани текста. Неавтоматические повторы омонимичных корней (къняз-, слав-) и (квази)омонимичных служебных слов и грамматических показателей в принципе могут считаться хендингами.

С одной стороны, в «Слове» при наличии омонимических повторов в смежных строках почти всегда обнаруживается один или несколько не «морфологических» и не «корневых» хендингов. Разумеется, это наблюдение не означает, что автор не использует (квази)омонимические звуковые повторы в качестве хендингов, однако они, вероятно, играют в технике стихосложения второстепенную роль. С другой стороны, учет «морфологической рифмовки» делает менее достоверным доказательство неслучайной звукописи в гипотетическом стихотворном тексте, поскольку процент «морфологической рифмовки» достаточно высок и в произвольном прозаическом тексте. Ниже «морфологические» звуковые повторы условно не будут учитываться как осознанная регулярная рифмовка.

Помимо лестничных хендингов в смежных строках и отчасти «технических» горизонтальных хендингов, в «Слове» богато представлены, по всей видимости, нерегламентируемые звуковые повторы, связывающие несмежные строки, которые свойственны любому языку поэзии⁵⁰. О структуре звуковых повторов в новой русской поэзии см. Брик 1917.

В подавляющем большинстве строк «Слова» присутствует по крайней мере один хендинг, скрепляющий данную строку с предыдущей строкой, и другой хендинг, скрепляющий данную строку с последующей. В каждой строке есть по меньшей мере два хендинга – один рифмуется с хендингом предыдущей строки, другой – с хендингом следующей. Образуется лестница из хендингов: каждый хендинг – ступенька при нисхождении по тексту.

О функциональном различии между регулярными лестничными и окказиональными «горизонтальными» хендингами см. в § 5.7.

Регулярность лестничного устройства вертикальной рифмовки в «Слове» является доказательством того, что обнаруживаемые хендинги – не случайные созвучия: по подсчетам Д. С. Алексеева, их число примерно в десять раз превышает среднеквадратичный разброс созвучий в древнерусской прозе (§ 5.4.2). Это говорит в пользу их «технического» характера, хотя часть созвучий может возникать случайно, вследствие статистического преобладания определенных слогов в речи. При этом нами не учитываются «грамматические» хендинги, основанные на омонимии предлогов, префиксов, суффиксов и окончаний, хотя в ряде случаев и они, наверное, служат художественным средством (§ 5.1)⁵¹.

Структура лестничных хендингов – основа мнемонической матрицы «Слова», и нарочитая «нетривиальность» многих хендингов (§ 5.3), вероятно, служила хорошим подспорьем, когда нужно было вспомнить подзабытую строку. Смежные строки часто объединены морфологическим и/или синтаксическим параллелизмом, что свойственно русской народной поэзии (Jakobson 1966b).

Регулярность лестничной рифмовки свидетельствует о сохранности текста «Слова» несмотря на то, что он дошел до нас в какой-то по счету копии.

Лестничные хендинги разбиваются на 2 группы: стандартные хендинги и нестандартные хендинги.

Стандартные хендинги являются точными рифмами и рифмуют между собой подавляющее большинство строк в «Слове». Их виды перечислены в § 5.4.1.

Нестандартные хендинги (§ 5.4.2) – звуковые повторы в составе лестничной рифмовки, которые не полностью удовлетворяют «стандартным» требованиям: порс-борз, мал-мол, ле-лье; сат-ста и т. д.

Нестандартные хендинги как правило «дублируют» стандартные, иными словами, конкретное двустишие обычно «скрепляется» не только нестандартными, но и стандартными хендингами. Однако есть ряд примеров, где смежные строки рифмуются только нестандартными хендингами:

_VI.1.20–21 и с шельби́ры и с топча́кы //

и с реву́гы и сŏ о́льберы

_V.3.25–26 се́ бо го́тьскии кра́сн‹и›и дѣ́вы //

вŏспѣ́ша на б‹ѐ›резѣ Си́н‹ю›му мо̀рю

Частным случаем лестничных хендингов является такой, когда один из рифмоидов находится целиком в строке, а другой «разорван» и части его принадлежат обеим строкам. Например, стандартный «разорванный» хендинг:

_II.3.17–18 далече́ зале́тѣло //

не было но́ оби́дѣ ǁ поро‹ж›ено́

Полный (построчный) материал по лестничным хендингам в тексте «Слова» приводится в табл. б. В качестве дополнительного материала при отсутствии других хендингов отмечаются «разорванные», а также «корневые» и «морфологические» хендинги (повторы корней и аффиксов).

Стандартные хендинги являются точными рифмами. Чаще всего они представлены односложными рифмоидами вида CV–CV, VC–VC:

_II.2.20–21 орли́ клѐк‹о›том на̀ кости звѣ̀ри зову́тĕ

лиси́ци бре́шуть на чер‹в›ле́ныи щиты́

Эти две строки срифмованы стандартными хендингами ли–ли, ле–ле, ep–ep, а также нестандартным хендингом вe–влe.

_II.2.21–22 лиси́ци бре́шуть на чер‹в›ле́ныи щиты́

о ру́сĕская зѐмле у́же за шело́менемĕ ѐси

Эти две строки связаны стандартными хендингами ле–ле, си–си, ен–ен.

Частным случаем стандартных хендингов являются хендинги вида V – «неприкрытый» гласный (а–а, у–у, о–о), которые могут быть интерпретированы как хендинги с нулевым согласным:

_V.1.3–4 у́же лжу́ убуди́‹ста› кото́рую то

бя́ше у̀сŏпилŏ о́тĕцĕ ‹ею́› Святсла́вŏ

_{VI.1. 44–45} аже бы́ ты бы̀лŏ то была́ бы //

ча́га по нога́тѣ а коще́й по рѣ́занѣ

К стандартным хендингам принадлежат также консонантные вида CC(R): ск–ск; стр–стр; бр–бр; вл–вл; шч–шч⁵². Консонантные хендинги могут интерпретироваться как хендинги с нулевым гласным⁵³:

_IV.1.20–21 на̀ брѣзѣ бы́стр‹ѣ›й Кая́лы

ту́ крŏвава́го вина́ не доста

и т. д .

К стандартным хендингам можно добавить усложненные хендинги, удовлетворяющие фонетическим критериям «стандартности», но содержащие два согласных – C₁VC₂–C₁VC₂, C₁C₂V–C₁C₂V:

_I.1.2‒3 начати́ ста́рыми сло̀весы

тру́дныхŏ по̀вѣстий

_II.3.3‒5 и россу́ша с‹я› стрѣла́ми по̀ полю

помчаша́ кра́сныи дѣ́вкы поло́вечĕскыи

_III.3.7‒8 ѝ стрѣлы по̀ земли сѣ́яше

‹вŏ›ступа́етĕ во̀ златŏ стрѐменĕ

К стандартным также относятся многосложные хендинги, образующие точные рифмоиды:

_II.3.5–6 помчаша́ кра́сныи дѣ́вкы поло́вечĕскыи //

а сŏ ни́ми з‹о̀ло›то и па́волокы

_{III.1.11–12} на рѣцѣ́ на Кая́лѣ у До̀ну вели́каго //

о ру́сĕская зѐмле

Усложненные и многосложные стандартные хендинги можно представить как сочетание обычных хендингов вида CV, VC и CC.

В стандартных хендингах гласные идентичны или различаются только по признаку диезности: [ы ~ i] (ты–ти), [а ~ ä] (та–тя), [u ~ ü] (ту–тю). В «Слове» свободно рифмуются ан(а) –ан(и), ит(у) –ит(ь) и т. п., поэтому в моей системе нотации такие хендинги обозначаются как ан–ан, ит–ит и т. д., хотя фонетически здесь представлены [an–an·], [it–it·]. Графическое различие внутри хендингов вида ти–ты, на–ня, рю–ру и т. п. я сохраняю. По-видимому, игнорирование признака палатализации в стандартных звуковых повторах объясняется тем, что твердые и мягкие согласные сами по себе не находились в фонологической оппозиции, образуя с гласными «силлабемы», противопоставленные по признаку диезности. Различие между гласными в таких слогах, как ня и на, лю и лу, ты и ти воспринималось как несущественное для рифмовки, а мягкость (диезность) согласного была сопутствующим признаком последующего гласного: [n·ä] ⇔ [na], [l·ü] ⇔ [lu], [tы] ⇔ [t·i]. Вследствие этого точными являются и хендинги вида ыт–ит – в недиезной силлабеме звук [ы] является аналогом [i]. Мягкие согласные перед выпавшим ь, не образующие слога (день = [d·en·]), еще воспринимались как часть силлабемы /Ть/, поскольку ь мог проясняться (день = /denь/ = [d·en·ь ~ d·en·]).

Многочисленны хендинги вида VC-VC, в которых свободно рифмуются звонкие и глухие согласные: ус–уз, ит–ид и т. п. Это может объясняться тем, что конечные звонкие и глухие согласные фонемы в конце слога нейтрализовались в звонком или глухом аллофоне в зависимости от позиции (и[з] города ~ и [с] пороха, чере [з] море ~ чере [с] поле, о[д] боли ~ о[т] полѧ и т. п.), и для автора «Слова» согласные в хендингах вида ит–ид были фонологически тождественными.

Проясненные слабые редуцированные рифмуются с гласными полного образования и между собою. Этимологические е, ь (кроме позиции перед [j]) и ѣ в «Слове» свободно рифмуются между собою, что согласуется с локализацией языка памятника в полоцком, смоленском или торопецко-селижаровском ареалах (§ 10.1, 10.6; см. материал в табл. 6). Также в стандартных хендингах не находит отражения фонетическое различие между рефлексами праслав. *о и *ъ (кроме позиции перед [j]).

Точными рифмами являются хендинги, содержащие ц и ч – эти буквы свободно рифмуются, что скорее всего указывает на фонологическое неразличение их денотатов: праславянские *č и *с нейтрализовались в единой фонеме («цоканье»). Цоканье отражено и в списке «Слова» (§ 1.1)⁵⁴.

Возможно, о произношении ф как [хв] говорит хендинг ох–о [хв] в ме‹ж›у́ у́горьскыми инохо́дĕци // кŏ святѣ́и Со́фии кŏ Кы́еву _{III.3.19–20}. Однако эти строки содержат также и стандартный хендинг кы–кы, поэтому хендинг ох–оф может быть просто нестрогим созвучием.

О гипотетической рифмовке зь и ж см. § 10.2.2; ниже в таблицах 5–7 она не учитывается.

Графика не оказывает влияния на рифму: например, в последовательностях ои и оя рифмуются [оj], в последовательностях тян и ман рифмуются [аn]. Буквы и и е в древнерусском письме в начале слова и после гласного произносятся как [jь̊] (или [jі] в ряде окончаний) и [jе] соответственно: Игорь [jь̊gór·ь], Им. мн. м. велиции [vel·íc·iji]; есть [jést·ь], поеть [pojét·ь]. В этих позициях до падения слабых редуцированных буквой и обозначалось также сочетание звуков [jь]: игра [jь̊grá], Им. ед. м. великыи [v·el·íkъjь̯ ], Д. ед. ж. молодѣи [molod·ě́jь̯ ], а после падения редуцированных – звук [j]: великыи [v·el·íkъj], молодѣи [molod·ě́j].

Состав стандартных лестничных хендингов в «слове», систематизированных согласно их фонетическим и структурным признакам, показан в табл. 5. В таблице не делается графического различия между о и ъ (они обозначены как о); е, ь и ѣ (обозначены как е). Буква щ транслитерирована как шч. В таблице показаны только односложные хендинги; консонантные и многосложные не приводятся. Также в таблице не учтены хендинги, установленные по реконструированным формам. Однако поскольку большая часть реконструкций представляется оправданной (в основном это касается прояснения слабых редуцированных), учет реконструированных хендингов значительно увеличит их количество и позволит заполнить почти все лакуны в таблице.

Нестандартные хендинги не образуют точных рифм.

К нестандартным хендингам первой группы относятся хендинги, включающие не менее двух согласных. Чаще всего это биконсонантные хендинги вида CV(C)C с метатезой и инверсией (С₁VС₂–С2VС₁, С₁VС₂–С₁С₂V, С₁VС₂–VС₁С₂ и т. д.). Собственно говоря, такие хендинги в общем случае являются консонантными рифмоидами, поэтому качество гласных в них нередко не учитывается, хотя чаще выбираются сходные по звучанию гласные; для них характерна также рифмовка звонких и глухих согласных не только после гласных, но и перед ними: борз–позр, бол–пол; дюс–тусь; пут–буд; тор–дор; бяд–бед; вел–вол; вол–выл; град–грид; див–дев; льбир–льбер; мал–мол; мост–мест; нош–ныш; пор–пар; рек–рик; сан–син; тул–тол; хут–хот; дор–тор; борз–позр. Сюда же относятся хендинги вида СС–СVС (бр–бор и т. п.):

Вторую группу нестандартных хендингов образуют хендинги СRV–СV с «пропуском сонанта»:

– Хендинги вида СRV(С)/СV(С) (где R – любой сонант, кроме j), в которых не учитывается сонант после первого согласного: зла–за; гра–га; сту–стру; ко–кро; го–гро; вле–ве; мли–ми; со–сво; гво–го; ру–рву; твор–тор; тор–твор; рно–ро. В эту же группу входят хендинги VRС–VС (где R включает j): ан–авн; ес–евс; ес–енс; ос–овс; ол–овл; ов–олв; ойк–ок.

_V.2.5‒6 че́рною паполомо́ю

на крова́ты тисовѣ́

– Хендинги вида CjV–CV: нья–ня; тья–тя; лье–ле; лью–лю. Они могут отражать произношение [t’:a], [l’:u] с геминированными мягкими согласными – ср. зап.-рус. бра́тьтя ‘братья’, нальлю́ ‘налью’, укр. життя ‘жизнь’, сіллю ‘солью’.

_IV.1.17‒18 тре́тьяго дн‹ѐ› кŏ полу́денью

па́доша стя̀зи Иго́реви

В «Слове» обнаруживается множество «зеркальных» созвучий (CV–VC, VC–CV). Вполне вероятно эвфоническое использование этих рифмоидов в звукописи «Слова», однако они не должны считаться «техническими»: смежные строки, скрепленные одними «зеркальными» созвучиями, крайне немногочисленны.

Количество стандартных хендингов в смежных строках «Слова» значительно превосходит количество аналогичных созвучий, обнаруживаемых в древнерусской прозе (например, летописях), произвольно нарезанной на «строки», близкие по длине к строкам «Слова». Согласно наблюдению Д. С. Алексеева (личное сообщение), который сделал подсчет по тексту «Слова» в моей реконструкции,

«1. Число прямых хендингов [CV–CV и VC–VC. – С.

Н.] в 1,5 раза превышает среднеслучайное, при этом это превышение в десять раз выше среднеквадратичного разброса – сл[едователь]но, сознательное использование автором «Слова» данного инструмента строго доказано;

2. Число обратных хендингов [CV–VC и VC–CV. – С. Н.]

превышало среднеслучайное на 5% и не выходило за пределы среднеквадратичного разброса. Из этого я сделал вывод, что данный инструмент практически не использовался, а некоторый сдвиг на 5% объясняется тем, что когда вы употребляете прямые хендинги, то косвенно тем самым увеличивается вероятность и зеркальных на сочетаниях типа CV–VCV, которые формально дают зеркальный хендинг, но фактически автор подбирал лишь рифму CV–CV».

В тех случаях, когда смежные строки рифмуются между собою несколькими хендингами, наблюдается следующая статистическая закономерность. Первый по счету хендинг в отдельно взятом двустишии обычно располагается хиастически: в левой части 1-й строки и в правой части 2-й строки двустишия или в правой части 1-й строки и в левой части 2-й строки и т. д.

В следующих примерах первые хендинги выделены полужирным шрифтом:

а)

б)

В более редких случаях первый хендинг двустишия в обеих строках расположен в одной и той же позиции:

Хиастическая рифмовка смежных строк первыми хендингами, прослеживаемая в «Слове» не менее чем в половине смежных строк, выходит далеко за рамки случайного распределения звуковых повторов и несомненно является техническим приемом стихосложения и служит подспорьем в запоминании текста⁵⁵.

Предполагаемая для «Слова» техника стихосложения предписывает обязательное скрепление двух смежных строк хотя бы одним общим хендингом, однако количество хендингов, по-видимому, не регламентируется. Многочисленные звуковые повторы, обнаруживаемые между большинством из смежных строк, могут указывать на стремление поэта добиться максимальной «зарифмованности» текста. Отсутствие лестничных хендингов между немногими строками могло быть не случайностью, а результатом творческого замысла. Техническая роль «первого хендинга» в двух смежных строках и хиастической рифмовки представляется вероятной. Однако остается открытым вопрос, воспринимались ли стихотворцем и искушенным слушателем в качестве «технических» все обнаруженные в тексте хендинги. Часть «побочных» хендингов могла появиться в тексте случайно, просто благодаря большой частотности определенных слогов в речи. О (квази)омонимических звуковых повторах см. § 5.1. Однако в системе стихосложения «Слова» все они служат одной задаче и отражают «звуковое мышление» автора «Слова»⁵⁶. При этом автор нередко находил нетривиальные («нестандартные») хендинги, которые рифмуют смежные строки наряду со «стандартными».

В ряде случаев двустрочия соединены рифмоидами, не учитываемыми в нашем анализе, – морфологическими рифмами, повторами корней и слов:

Лестничные хендинги (как стандартные и нестандартные, так и «корневые» и «морфологические») отсутствуют только между строками III.1.5–6, III.1.24–25, III.2.5–6, III.3.2–3, IV.1.24–25, IV.3.19–20, VI.1.37–38, VI.3.34–VII.1.1, VII.2.13–14а, VII.2.18–19, VIII.1.6–7, VIII.1.20–21, IX.1.5–6/7, IX.2.2–3, IX.2.9–10, IX.3.15–16 – то есть всего 16 нерифмованных смежных строк на 688 рифмованных.

Широкий диапазон хендингов – стандартных и нестандартных – может вызвать подозрение, что подобные ассонансы обнаружатся в стихах любого хорошего поэта, заведомо не использующего внутренние рифмы в качестве «технического» средства. Если у поэта «звуковое мышление» (как, например, у Александра Блока), то стих будет просто кишеть звуковыми повторами, и в принципе невозможно выяснить, случаен данный звуковой повтор или нет, «работал» ли над ним автор, заметил ли он случайный звуковой повтор и одобрил его или, напротив, не заметил. Важно только выяснить, есть ли среди таких повторов «технические», которые чаще всего встречаются в смежных строках, – за исключением целиком «морфологических», которые, разумеется, играют свою роль в звукописи, однако зачастую появляются в стихе против желания поэта. Судя по всему, «техническим» в «Слове» является наличие хотя бы одного лестничного хендинга в смежных строках. Если даже не принимать во внимание все сомнительные хендинги («нестандартные» рифмоиды, рифмоиды с реконструкциями и т. д.), то все равно между подавляющим большинством смежных строк остаются бесспорные стандартные хендинги, а общее число последних значительно превышает их среднее количество в прозаическом тексте, в котором ассонансы по определению случайны (§ 5.4.2).

Звуковые повторы известны и из других древнерусских стихов (§ 5.9).

Гипотетические проясненные слабые редуцированные (гл. II) образуют регулярные рифмы между собою и с гласными полного образования (полный материал см. в табл. 6):

и т. д .

Разумеется, может возникнуть подозрение, что звуковые повторы, в которых участвуют проясненные редуцированные, являются подтасованными. Однако анализ материала показывает, что

1) В большинстве случаев звуковые повторы с участием проясненных редуцированных являются дублирующими хендингами – в этих случаях от них можно отказаться без ущерба для общей концепции регламентированных звуковых повторов в «Слове».

2) Звуковые повторы с участием проясненных редуцированных, являющиеся единственными лестничными хендингами, немногочисленны (18 примеров на 688 рифмованных смежных строк), и значительная их часть содержит реконструкции, вероятность которых высока.

Ниже приводится полный материал с комментариями.

а. Прояснение редуцированных в предлогах и приставках. Это явление широко распространено в русских диалектах и в фольклоре, поэтому весьма вероятно и в «Слове»:

б. Прояснение редуцированных в консонантных комплексах. Оно также имеет широкое распространение и поэтому не кажется неожиданным в «Слове»:

в. Произношение Свят[о]славъ является традиционным, напротив, вариант Свят(ъ)славъ ограничен «Словом» и Ипатьевской летописью:

г. Прояснение -ъ в Им. ед. м. о-основ и -ь в Игорь, к(ъ)нязь проходит по всему тексту «Слова»:

д. Регулярное прояснение ауслаутных редуцированных перед слабым редуцированным в первом слоге последующего слова является фонологическим архаизмом:

В этой же паре строк редуцированный прояснен в предлоге ко, см. выше пункт (а).

е. Произношение -е- в аористе глагола речи регулярно в «Слове», поэтому ркоша Перв., Ек. можно считать формой, привнесенной переписчиком, ср. Перв., Ек. нъ рекосте мужаимѣ ся сами _VI.1.26, рекоста бо братъ брату _IV.2.9, рече (passim):

ж. Во многих случаях прояснение редуцированных поддерживается метром, например:

з. Вероятно прояснение редуцированных в следующих примерах:

Остается еще несколько примеров на реконструированные «единственные» хендинги, в состав которых входят гласные полного образования и морфологические эмендации:

а. Реконструированные полногласия:

б. Морфологические эмендации:

Особое место в стихосложении «Слова» занимают горизонтальные (внутри-строчные) хендинги, которые скрепляют строку внутри и свободно сочетаются с хендингами, рифмующими строки между собою. Фонетическая структура горизонтальных хендингов не отличается от структуры лестничных. В редких случаях горизонтальная рифмовка осуществляется повтором единичного согласного: гри́млють са́бли о шело́мы _IV.1.4.

Количество лестничных хендингов, скрепляющих смежные строки, обычно превосходит (и нередко значительно) суммарное количество горизонтальных хендингов в этих же двух строках. В приблизительно половине строк горизонтальная рифмовка осуществляется одними нестандартными хендингами. Во многих строках горизонтальные хендинги отсутствуют. Из этого следует, что основным средством звуковой организации текста «Слова» являются лестничные хендинги, а горизонтальные относятся скорее к «нетехнической» звукописи. Горизонтальные хендинги приведены построчно в табл. 7.

Горизонтальную рифмовку можно с натяжкой считать «технической» лишь в небольшом числе фрагментов. Например, четыре строки с горизонтальной рифмовкой и нестандартными созвучиями (§ 5.4.2), но с немногочисленными лестничными хендингами (из обращения Святослава к Ярославу Галицкому – V.2.14–30):

Другой аналогичный пример (I.2.1–4):

Последовательные вертикальная (лестничная) и горизонтальная рифмовки сочетаются в ряде фрагментов различной длины – в частности, в заключительном фрагменте «Слова» (ХІ.3). Горизонтальные хендинги показаны полужирным шрифтом, лестничные хендинги подчеркнуты. В данном «сплошь зарифмованном» отрывке отмечены также и «зеркальные» созвучия (§ 5.4.2), не являющиеся хендингами («техническими» созвучиями):

«Гибридная» рифмовка в «Плаче Ярославны» (VIII.1):

Отмечены случаи, когда строка с горизонтальной рифмовкой «вклинивается» между двумя строками, объединенными лестничными хендингами (IX.1.5–8):

В «Сне Святослава» (VII.2) присутствует почти регулярная лестничная рифмовка. Однако для «Сна» характерны также концевые рифмы (точные и неточные), в основном тексте «Слова» встречающиеся спорадически и являющиеся частным видом лестничных хендингов.

Концевые рифмы подчеркнуты; трехсложные строки выделены курсивом:

Аналогично организована «Речь Всеволода» (II.1):

Сложная концевая рифмовка – в сочетании со стандартными лестничными и горизонтальными хендингами, которые ниже не обозначены, и сложными созвучиями, как смежными, так и дистантными – представлена в обращении Святослава к Ярославу Осмомыслу (VI.2.14–30):

Нерегламентированная рифмовка в виде «слоговой аллитерации» внутри условных строк и между ближайшими строками известна из других древнерусских фрагментов, которые можно считать стихотворными (§ 4.3).

1. Звуковые повторы богато представлены в следующем отрывке «Поучения» Владимира Мономаха (нач. XII в., см. § 4.3.8). Предполагается, что слабые редуцированные произносятся, при этом ъ и о; ѣ, е и ь рифмуются:

2. В «Рассказе о золотом плаще Якуна» ХІ в. (§ 4.3.6), так же как в «Поучении» Владимира Мономаха, отмечены звуковые повторы, по большей части основанные на фонетическом тождестве родственных или омонимичных основ.

В следующих отрывках прослеживается «лестничная» организация текста, связывающая как смежные, так и несмежные строки:

Слоговая рифмовка через строку и концевая рифма:

«Горизонтальный» звуковой повтор слога:

3. Также звуковые повторы представлены в древнейшем из древнерусских, «языческом» новгородском стихотворении, датируемом XI в. (Гиппиус 2018 б). Текст представляет собой граффито на северо-западной колонне собора Св. Софии под куполом.

Реконструированный текст имеет вид: Ꙗковъ Нога, ворономъ жърьце, Хотѣна Носа въ Воротъни цѣла кажа рѣце⁵⁸. А. А. Гиппиус представляет ассонансы в стихотворении следующим образом (Гиппиус 2018б: 218):

Ꙗковъ Нога, ворономъ жьрьце,

Хотѣна Носа въ Воротьни цѣла кажа реце.

Это стихотворение можно переписать и в следующем виде – с восстановлением графических оппозиций ъ ~ ь, е ~ ѣ; прояснением всех редуцированных (поскольку текст относится к эпохе до их падения) и большим числом звуковых повторов:

[Ꙗ]ко[в]‹е›⁵⁹ [но]га,

вороном‹ŏ› ж‹е›р‹ĕ›це,

Хотѣна носа

в‹ŏ› Ворот‹ĕ›ни

Ц‹ѣ›ла⁶⁰ кажа р‹е›це.

Ряды звуковых повторов (без учета различий между е, ѣ и ĕ; о и ŏ): 1) (й)ак(ове) – (цел)а к(ажа); 2) (йаков)‹е› н(ога) – (ворот)ĕн(и) – (хот)ен(а); 3) во(рономŏ) – во во(ротĕни); 4) ворон(омŏ) – воро(тĕ)н(и); 5) [но](га) – (воро)но(мŏ) – но(са); 6) ж‹е›рĕце – (ка)жа реце; 7) (х)отен(а) – (вор)отĕн(и).

Этот же текст с древнерусским ударением, после расстановки которого обнаруживается стихотворение с неравносложной силлаботоникой и «двусложным» размером: