Домострой

Домострой – известный литерат. памятник XVI в., приписываемый Московскому Благовещенскому протопопу Сильвестру. О личности Сильвестра сведения сохранились очень скудные. Первое известие о нем относится к 1547 г., когда в Москве по случаю страшного пожара, опустошившего город, произошло народное возмущение против родственников молодого царя Ивана IV Васильевича по матери, князей Глинских. Народ, подученный некоторыми недоброжелателями Глинских, обвинил последних в волхвовании, бывшем будто бы причиною пожара, убил дядю царя, князя Юрия Михайловича Глинского, и явился к царскому двору в Воробьево село с требованием у царя выдать ему бабку свою, княгиню Анну Глинскую, мать Елены, супруги Василия III. Хотя зачинщики бунта были схвачены и казнены, однако пожар и народное волнение произвели сильное впечатление на душу молодого (17 лет) царя. В это время явился к нему Благовещенский священник Сильвестр, выходец из Новгорода, стал говорить ему от Свящ. Писания и заклинать страшным именем Божиим; кроме того, рассказал ему о чудесах, о явлениях, как бы от Бога происшедших, и достиг своей цели; царь дал обещание исправиться и посвятить себя на служение благу народа.

Несомненно, что Сильвестр переселился из Новгорода в Москву задолго до 1547 г., так как иначе он не успел бы приобрести доверие ни у царя, ни у бояр, равно как несомненно и то, что Сильвестр не явился бы и не был бы принят царем в 1547 году, если бы не был известен царю ранее; кроме того, известно, что Сильвестр был весьма дружен с удельным князем Владимиром Андреевичем Старицким и матерью его; в правление князя Бельского и митр. Иоасафа, в малолетство Ивана Грозного, Владимир Андреевич с матерью были освобождены из заключения по ходатайству Сильвестра; отсюда можно заключить, что уже тогда Сильвестр имел важное значение в Москве.

С 1547 года Сильвестр приобрел неограниченное доверие у царя и стал всесильным человеком в государстве. По свидетельству «Царств. книги», Сильвестр «был у государя в великом жалованьи и совете духовном и думном и бысть яко все мога, и вси его послушаху, и никто же смеяше ни в чем же противитися ему ради царского жалованья. Указоваше и митрополиту, и владыкам, и архимандритам, и игуменам, и чернецам, и попам, и боярам, и дьякам, и приказным людям, и воеводам, и детям боярским, и всяким людям, и спроста сказать всякия дела и власти святительския и царския правяше, и никтоже смеяше ничтоже рещи, ни сотворити по его повелению, и всеми владеяше обема властьми и святительскими и царскими, якоже и царь и святитель, точию имене и образа и седалища не имеяше, но токмо чтим добре всеми и владеяше всем со своими советники».

Однако Сильвестр не умел удержаться на своей высоте. Его мелочная и назойливая нравоучительность, о которой можно судить по его «Домострою», столкнулась со страстной, не терпевшей никаких сдержек природой царя. С течением времени подозрительным царю показалось, что с ним поступают как с младенцем. «Не было мне ни в чем воли, жаловался он потом, сколько спать, как одеваться, все было определено... Попробую прекословить, и вот мне кричат, что и душа-то моя погибнет, и царство-то разорится». Когда же Сильвестр окружил себя при царском дворе партией и свое пестуиство из нравственной сферы перенес в политическую, стал требовать от своего духовного сына подчинения своим советам и в этой сфере, напр., укорял его за ливонскую войну и требовал продолжения крымской, когда, кроме того, еще разошелся с любимой супругой царя Анастасией, когда, наконец, во время опасной болезни царя в 1553 году, при возникшем тогда вопросе о престолонаследии, стал на стороне не сына Иоаннова, а Владимира Андреевича, царь окончательно поставил его и его партию на одну доску с крамольниками-боярами.

Около того же 1553 года дьяк Иван Михайлович Висковатов обвинил Сильвестра пред митроп. Макарием в том, что он приказал изобразить на стенах Благовещенского собора Троицу в деяниях, Верую, Хвалите Господа, Достойно, Почи Господь в день седьмый и пр. В 1554 г. был созван собор, который решил дело в пользу Сильвестра, а Висковатого за хулу на иконы отлучил на три года от причастия. «Всякий должен знать свой чин, сказал ему митрополит, овца не должна делать из себя пастыря, нога не должна думать, что она голова. Слушай духовных отцов. Вам не велено о Божестве испытывать; знал бы ты свои приказные дела, не разроняй списков».

Чувствуя охлаждение к себе царя, Сильвестр в 1559 году добровольно удалился в Кириллов-Белоозерский монастырь и здесь постригся с именем Спиридона. В 1560 году после смерти царицы Анастасии Иван Грозный по наветам врагов Сильвестра приказал заточить Сильвестра-Спиридона в Соловецкий монастырь, где он и скончался.

От Сильвестра остались: 1) два послания к князю Шуйскому-Горбатому; 2) челобитная собору 1554 г.; 3) Житие св. кн. Ольги и 4) Домострой. Домострой в полном своем составе существовал до Сильвестра, Сильвестр же только изменил его и в конце дополнил собственным сочинением – посланием к сыну Анфиму. Древнейший список Домостроя в том виде, как он существовал до Сильвестра, относится, если не к первой четверти, то к первой половине XVI в. О составителе этого сборника, неизвестном по имени, можно сказать только то, что он был отец семейства и хотел дать своему сыну руководство для жизни. Первая часть Домостроя обнимает первые 15 глав и кратко излагает наставления, собственно, о религиозных обязанностях христианина по отношению к Богу и ближним, в частности, ко властям гражданским и духовным. Дом всякого христианина, по мысли автора, должен быть как бы малою церковью; в нем по стенам должны быть поставлены св. иконы, пред которыми во время молитвы нужно зажигать свечи и кадить фимиамом. Каждый день вечером вся семья должна отпеть вечерню и повечерие; в полночь тайно вставать и молиться, утром петь заутреню и часы, а в праздник и молебен; в праздники и посты беречься объедения и пьянства, от пустых бесед и смехотворства, и т. п.; в руках следует всякому носить четки, а в устах непременно иметь молитву Иисусову, в праздники призывать на дом духовенство для молебнов и святить воду животворящим крестом; по родителям служить литургии, петь панихиды, кормить нищих за здравие и за упокой, и т. д.

В 14 следующих главах излагаются наставления касательно семейной жизни. Муж – глава семейства, господин дома; он должен учить жену и детей, и домочадцев не красть, не лгать, не обижать и, вообще, не творить никакого греха; жена вопрошает мужа о всяком благочинии, как спасти душу и угодить Богу, как устроить дом, и во всем должна повиноваться мужу. Встав от сна, жена должна назначить слугам дневную работу, и сама должна наблюдать за всеми; она никогда не должна оставаться без дела. О детях родители должны иметь постоянное попечение, учить их страху Божию и всякому благочинию, учить и рукоделию; для дочери, кроме того, необходимо заблаговременно запасать приданое, каждый год откладывать ей в особый сундук полотна, посуду, платья: как замуж сговорят, для нее все уже готово. В обществе нужно вести себя так, чтобы всех расположить к себе, ни в ком не возбудить к себе неприязни и вражды, – для этого в гостях можно сказать и ложь, притворно хвалить все кушанья, хотя бы иное было гнило и затхло.

В третьей, самой обширной, части, обнимающей остальные 34 главы, содержится множество самых разнородных и подробных заметок, наставлений, правил относительно экономии и хозяйства, как, напр., кроить, шить и носить платья, как делать годовые запасы всякой провизии и хлеба; как водить сад, огород, варить пиво, мед; как строить двор, лавку, амбар; как вести счеты с торговыми людьми; как приготовлять обеды и пиры для гостей, варить кушанья постные и скоромные, когда что подавать на стол и т. п. Жена должна беседовать с гостями о рукоделии и домашнем строении, и, чего не знает, о том спрашивать у добрых жен вежливо и ласково, и за всякое указание челом бить. Если жена внимательна и делает все, как следует, муж любит ее и жалует. Если же не творит так, как «в сей книге написано, то мужу следует наказывать свою жену наедине, да по наказании, пожаловать и примолвить, а гневаться друг на друга они не должны, но всегда жить во любви и чистосердечии. Равным образом, слуг и детей, смотря по делу, хозяин должен учить, наказывать и раны возлагать. Если же слово и наказание неймет жены или сына, или дочери, тогда, смотря по вине, постегать плетью наедине, а не пред людьми, и, поучив, примолвить и пожаловать, без гнева. А за всякую вину по уху и по лицу не бить, ни кулаком под сердце, ни пинком, ни посохом не колотить, железным и деревянным. Когда же окажется великая вина, то и рубашку снять, и плетию вежливенько побить, держа за руки, а затем примолвить без гнева».

В отношении слуг господин или госпожа должны всегда наблюдать за ними и спрашивать их о всякой нужде, о пище, питии, одежде, о всякой потребе, скудости, обиде и болезни, и Бога ради промышлять и иметь попечение о них от всей души, как о своих и о присных своих. Кто не радит и не болезнует о них, даст Богу ответ, а кто с любовью бережет и хранит их, великую милость получит от Бога; ибо рабы и рабыни Богом созданы и нам поручены от Бога на послугу, да печемся о них. А держать у себя людей по силе, чтобы можно было удоволить их пищею и одеждою; если же держать людей не но силе и не удовлетворять их пищею и одеждою, то тем слугам, которые нерукодельны и не умеют сами себе что промыслить, поневоле придется плакать, красть, лгать, пьянствовать и чинить всякое зло. Надобно людей не только кормить и одевать, но в страхе Божием иметь и в добром наказании, чтобы спасти их души.

В последней главе, в обращении к своему сыну Анфиму, Сильвестр, между прочим, указывает на себя, как на пример. «Ты видел, сын мой, – говорит автор, – как я жил в этом житии во благословении и страхе Божием, в простоте сердца и церковном прилежании, всегда пользуясь божественным Писанием; как, Божиею милостью, я от всех был почитаем и всеми любим, как всякому я старался угодить в потребных случаях и рукоделием, и службою, и покорностию, а не гордынею, ни прекословием. Не осуждал я, не осмеивал, не укорял, и ни с кем не бранился; приходила от кого обида, терпел ради Бога и на себя вину полагал, и через то враги делались друзьями. Если какою виною, душевною и телесною, согрешал я пред Богом и пред людьми, скоро о том плакался к Богу и каялся пред отцом духовным со слезами, умильно прося прощения, и с любовью хранил его духовные заповеди. Если кто обличал меня в каком прегрешении или каком невежестве, или духовно наставлял, или в посмех поносил меня и укорял, все это я принимал и внимал себе; если то было по делом, я каялся и от таких дел удалялся с Божией помощью; а если неповинно и не по делу была молва, или поношение, или посмех, или укоризна, или удар, во всем том я винился и не оправдывал себя пред людьми: Бог исправит это праведным Своим милосердием... Не пропускал я никогда церковного мнения от юности моей и до сего времени, разве только по немощи, никогда не презрел нищего, ни странного, ни печального, разве только но неведению; заключенных в темницы и больных посещал, пленников и должников по силе выкупал, голодных по силе кормил. Рабов своих всех освободил и наделил, и иных выкупал из рабства и на свободу выкупал. И все те рабы наши свободны и добрыми домами живут, как видишь, и молят за нас Бога и всегда доброхотствуют нам. Видел ты, чадо, как многих сирот, рабов и убогих, мужеского пола и женского, в Новгороде и здесь в Москве, я вскормил и вспоил до совершенного возраста и научил, кто к чему был способен: многих грамоте, писать и петь, иных иконному письму, иных книжному рукоделию, одних серебряному мастерству, других всякому рукоделию, а иных научил всякой торговле. А мать твоя многих девиц, и вдовиц, и убогих воспитала в добром наказании, научила рукоделию и всякому домашнему обиходу и, наделив, замуж повыдавала, а мужчин мы поженили у добрых людей. И все те, Бог дал, люди свободные, домами своими живут; многие в священническом и диаконском чине, в дьяках, подьячих и во всяких чинах, кто чего дородился и в чем кому Бог благословил быть. Не познал я другой жены, кроме матери твоей, и данный ей обет исполнил... Вспоминай, сын мой, великое милосердие Божие к нам, от юности и до сего времени на поруку я не давал никого, ни меня не давал никто; на суде не бывал ни с кем, не бывал ни истцом, ни ответчиком. Видел ты сам: мастеров всяких было много, иконники, книжные писцы, серебряные мастера, кузнецы, плотники, каменщики и всякие рукодельники; деньги я давал им на рукоделье вперед, по рублю, по два, по три, по пяти, по десяти и более; многие из них были своевольны и бражники, и со всеми теми мастерами, в сорок лет, дал Бог, я разделался со всеми без остуды и без пристава и без всякой кручины; все то мирил я хлебом да солью, да питьем, да подачею и всякою добродетелью, да своим терпением. Сам у кого что покупал, тому от меня милая ласка, без волокиты платеж, да еще хлеб-соль. Зато дружба вовек: мимо меня не продаст и во всем сделает уступку. А кому что продавал, все в любовь, а не в обман; нелюб кому мой товар, я назад возьму, а деньги отдам; о купле и продаже ни с кем брани и тяжбы не бывало, оттого добрые люди во всем верили, здешние и иностранцы. Никому ни в чем не лгал, ни просрочивал, ни в рукоделии, ни в торговле; ни кабалы, ни записи на себя ни в чем не давал. А видел ты сам, какие великие сплетни со многими людьми были, и все то, дал Бог, без вражды кончилось. Не богатством жил я с добрыми людьми, а правдою, да ласкою, да любовью, а не гордостью, и без всякой лжи» и т. д.

Древнейший список Домостроя в том виде, как он вышел из рук Сильвестра, относится ко второй половине, или даже к концу XVI в. Печатные издания Домостроя сделаны г. Кожанчиковым в 1868 г. (Спб.) и во Времен. моск. истор. Общ., кн. I отд. 2, кн. VI отд. II, Москва 1849–1850 г.

Литература. Некрасов, Опыт историко-литерат. исследования о происхождения древнерусского Домостроя, Чтения моск. ист. общ. 1872 г. кн. III, отд. I; Афанасьев, «Отеч. Зап.», 1850 г. № 7; Соловьев С., Ист. рус. госуд. т.VΙΙ; Макарий, Ист. рус. ц. т. VII: Порфирьев. Правосл. Собес. 1860 г. ч. III, 279; Словарь историч. о бывших в России писателях дух. чина, т. I. Спб. 1827 г.; Знаменский П. Руков. по ист. рус. ц.

А Кремлевский.