Архимандрит Макарий, первый Алтайский миссионер
Оживление в памяти и общественном сознании высоких личных качеств, искренней и плодотворной деятельности людей, бескорыстно и беззаветно посвятивших себя на служение обществу, на служение самым высшим и святым интересам и нуждам его, есть прежде всего долг справедливости и признательности общественной к заслугам и трудам на общую пользу… Воспоминание о таких светлых личностях составляет, с другой стороны, одно из могущественных нравственных средств народного воспитания, привлекая симпатии народа к тем мыслям и целям, которыми руководились покойные деятели, – любовь и усердие к тому делу, которому они так преданно служили; воспоминание это особенно необходимо и полезно для той среды, которой ближе всего касается деятельность покойного... О.Макарий – одна из самых светлых и симпатичных личностей не только в необширной истории нашего миссионерства, но и вообще в истории нашей церкви. Он – лучший и живой пример для всех, и в особенности для пастырей церкви и миссионеров, – истинно-религиозного и верующего человека, христианской любви и ревности к распространению истинной Христовой веры не только между неведущими Бога истинного, но и не достаточно разумно и сознательно верующими в Него, – образец бескорыстной и глубокой преданности этому великому и святому делу, – образец высокоопытного и мудрого пастыря, учителя и проповедника св. веры. В его деятельности всякий пастырь, а миссионер в особенности – найдет и пример, и побуждение, и указание и вразумление для себя и для своего дела... Такой человек без сомнения заслуживает вечной и благодарной памяти…
Мирское имя о. Макария – Михаил Яковлевич Глухарев. Родом он из г. Вязьмы Смоленской губ. Кончивши курс учения в Смол. семинарии он начал свою службу учителем в той же семинарии. В 1814 г. он поступил в СПБ. дух. академию, в бытность ректором академии архимандрита Филарета (покойного митроп. М.), который сохранил доброе расположение к своему ученику до конца своей жизни. По воспоминаниям и отзывам академических товарищей М. Я., он был один из самых даровитых студентов, и кроме того при крайней живости, подвижности и некоторой восторженности в характере – отличался между товарищами изяществом и манерами благовоспитанного светского юноши что не могло не бросаться в глаза в среде тогдашних духовных воспитанников и всегда несколько угловатых в своих внешних приемах и манерах. После окончания академического курса с степенью магистра в 1817 г., он послан был в Екатеринославскую семинарию на должность профессора и инспектора. Здесь он принял монашество, с именем Макария. В 1821 г. о. Макарий переведен был в Костромскую семинарию ректором, и в тоже время сделан архимандритом. В Костроме он был недолго. По некоторым служебным неприятностям о. Макарий в 1824 г. совсем оставил духовно-училищную службу, и жил на покое сначала в Киевской Лавре, потом в Китаевской пустыне (Киевской г.) и наконец в Глинской (Курской г.). В 1829 г. Промыслу Божию угодно было указать о. Макарию тот путь, на котором он так усердно и многоплодно потрудился для Церкви Божией, и то дело, в которое он положил всю свою душу.... В этом году, при образовании миссий для обращения в христианство Сибирских инородцев – язычников, он перемещен был в Тобольскую епархию с поручением местному преосвященному (Евгению, впоследствии архиепископу Ярославскому умершему на покое в Моск. Донском монастыре) «обратить его на дело проповедания, где сие представится нужнее, в виде опыта на первый случай, дабы по первым действиям его можно было судить, способен ли он к приемлемому на себя делу и в состоянии ли будет отправлять оное с желаемою пользою». Известно всем, с какою честию о. Макарий вынес это испытание, оказавшись не только сам способным проповедовать, но научить и других, образовать и воспитать около себя людей, которые и до сих пор с честию трудятся на этом же поприще. 30 Авг. 1830 г., отслуживши литургию и молебствие, Тобольский архиепископ благословил и отпустил с миром о. Макария вместе с избранными им двумя сотрудниками – воспитанниками местной семинарии на дело Евангельского благовестия на Алтае. Здесь о. Макарий среди самых неблагоприятных и нравственных и материальных условий среди невероятных лишений и трудностей с истинно-апостольскою любовию и ревностью целых 13 лет проповедовал слово Божие, и Господь благословил его труды успехом. Он обратил ко Христу многих язычников, но – что всего важнее – положил прочное основание Алтайской миссии, возбудил внимание и усердие к делу миссии других, воспитал под своим руководством добрых помощников и преемников себе, и оставил всем живой образец истинного миссионера в духе апостольском. В 1843 г. о. Макарий уволен был (и не без огорчений для него от управления миссиею, и назначен был настоятелем Болховского Оптина монастыря (Орловской. г.). В 1846 г. он получил позволение отправиться в Палестину на поклонение св. местам, и, совсем уже собравшись в путь, блаженно скончался 18 Мая 1847 г.
О. Макарий прежде всего был человек глубоко религиозный в самом широком и глубоком смысле этого слова: и по мыслям, и по убеждениям, и по словам, и по делам он был глубоко и искренно – верующий христианин. Св. вера Христова не была только частью его убеждений, одним из многих условий, под которыми слагается духовно-нравственная жизнь человека, – она была для о. Макария основным и самым глубоким мотивом умственной и нравственной его жизни, основной силой, которая придавала религиозный характер всему, что думал, говорил и делал о. Макарий. «Господь Иисус Христос паша надежда, так как и мир, и искупление, и оправдание пред Богом, и праведность Божия, и премудрость, и здравие всего существа человеческого, созданного по образу Божию, и жизнь, и нетление, и спасение» – собственные слова о. Макария, которые были постоянным правилом его жизни. На все смотрел он с религиозной точки зрения, все имело для него значение и цену по отношению к вере. Слово Божие – истинная духовная пища и питие для человека, – в нем источник жизни; оно – высшая мудрость и единственный надежный руководитель всех наших вопросов, сомнений и недоумений. Распространение беспредельного царства Божия на земле, – царства добра, света, любви, истины и чистоты, богоугождение, постоянное нравственное очищение и самоусовершение – вот цель жизни человека, к которой должны быть направлены все его помыслы и действия. В Боге, в общении и единении с Ним – высшее счастие и блаженство человека, – и с радостию ждал о. Макарий минуты окончательного соединения с Богом. «Сотворил Ты нас, Господи, для Тебя, и беспокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе. – Прийдет время, когда и меня позовет к себе Господь: «Макарий!» – «я Господи». – «Иди сюда!» И стяхнет гнилую плоть мою» – говорил о. Макарий. И когда пришло время успокоиться в Господе, – он с восторженною радостью встретил минуту перехода в горний мир, и излил свое чувство в следующих предсмертных стихах:
Мой Бог! Мой Царь! Отец! Спаситель дорогой!
Пришел желанный день! Паду перед Тобой!
Еще я на земле; но дух Тобой трепещет!
Зрю – светит горный луч! Заря бессмертья блещет!
В св. вере, в безусловной и искренней преданности воле Божией –лучшее руководство и подкрепление в исполнении наших обязанностей, утешение во всех скорбях и несчастиях. В ней истинное благополучие на земле и вечное блаженство на небе. И вся жизнь, вся деятельность о. Макария была живым и самым искренним выражением этих высоких мыслей. Он всецело жил только для Бога и ближних.
Как человек глубоко-убежденный и истинно верующий, о. Макарий естественно не мог равнодушно относиться к религиозному невежеству, где бы и как, бы оно ни проявлялось; напротив, оно всегда производило в нем сердечную скорбь и печаль... По этому, обращение ко Христу неверующих, просвещение людей темных и не разумно-верующих, было глубочайшею потребностью и первой заботою его религиозной и любящей души, христиански–просвещенного ума. Он посвятил все свои силы духовные и телесные на просвещение и вразумление ближних и дальних, своих и чужих, – и на дальнем Алтае и в Болхове и всюду он с одинаковою истинно Апостольскою ревностью благовествовал Слово Божие, учил, наставлял, вразумлял … «Больше всего любил о. Макарий, – рассказывает одно близко знавшее его духовное лицо, – беседовать о том – зачем мы, духовные пастыри так нерадим об образовании духовных овец, от Бога нам вверенных? Зачем не сближаемся с ними, как отцы с детьми, но входим к ним в дома для беседы, не учим их на площадях и на улицах, на полях и лугах? Зачем не растолкуем им молитвы Господней, не переведем для них по-русски Слова Божия?... Он с сердечною скорбию повторял о нас слова Христа Спасителя: горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения; сами не вошли, и входящим воспрепятствовали (Лк. 11: 52)». Везде, где толь можно было, при всяком удобном случае – о. Макарий не упускал сказать слово научения и вразумления. Не говорим о его истинно – апостольских проповеднических трудах в дальней Сибири при всевозможных лишениях и трудностях, – его кельи в Болхове были постоянной школой, где целый день толпился народ, куда шли и малый и большой послушать о. Макария и поучиться у него; и он с удовольствием, с душевным наслаждением учил всех и больших и малых – одинаково детей в вере. – Памятником его ревности о духовном и религиозном просвещении служат также труды его по переводу Библии с Славянского языка на Русский, неоднократные настойчивые представления о скорейшем совершении этого перевода1. Как на замечательный памятник его миссионерских трудов и взглядов на это дело, наконец, можно указать на – не многим известные, его „Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской Державе», подробный план миссии с самых широких размерах.
Главная струя жизни и деятельности о. Макария – религия – давала направление и его характеру, и его поведению и его отношениям к людям. О. Макарий был человек духовный, человек Божий. Он не похож был на обыкновенных людей, характер которых слагается под влиянием внешних впечатлений, жизнь и деятельность которых совершается большею частию под влиянием внешних, житейских, временных и случайных обстоятельств, побуждений и целей; от того, большею, частию жизнь людская не имеет внутреннего единства, не представляет нравственной устойчивости и постоянства. Для о. Макария не имели большой цены внешние условия, жизни, внешнее его служебное и житейское положение. Не на внешний мир, не на внешние отношения и интересы обращены были все его помыслы, а в глубину своей души, в мир ее высших стремлений и интересов: не во внешнем мире, его благах и отношениях полагал он свое благо, свой долг и обязанности, – они были для него в Боге и его собственной совести. Все обыкновенные житейские расчеты– выгоды, самолюбия и т. п. были совершенно чужды его благочестивой и честной душе.... Отсюда объясняется многое в жизни и характере о. Макария. Такой человек очевидно не склонен был к деятельности, где внимание человека постоянно отрывается от внутреннего мира души, рассеивается множеством, разнообразием и мелочью внешних житейских дел, – которая ставит человека в неправильные отношения к другим, – ставит, что всего важнее, –деятельность человека, даже его мысли и чувства, в определенные условные рамки, заставляет иногда высказываться в половину, скрывать и прятать самую дорогую свою мысль... Младенчески чистой, прямой, честной и благочестивой душе о. Макария, не сродно и тяжело было такое положение! Поэтому учебно-административная духовная служба не мирилась с его характером. Миссионерская деятельность на далеких окраинах нашего отечества среди грубого, но простого и искреннего народа, где нет никаких условных отношений и приличий, где нет никаких других целей и соображений, кроме блага ближнего и царствия Божия, – проповедь, идущая от сердца прямо к сердцу, – вот где была настоящая сфера деятельности смиренного, но сильного духом человека Божия! Недаром ему хотелось сложить свои кости на Алтае, где он испытал столько трудностей, но зато столько и величайших душевных наслаждений, – в сознании, что он служит величайшему благу людей, и Бог видимо благословляет его труды. Мне нигде так не весело положить кости свои, как на Майме... или где-либо в алтайских горах и в вертепах безмолвной Черни», – и только особые обстоятельства, конечно не без воли Божией, не дозволили исполниться этому задушевному желанию о. Макария... И какою истинно-апостольскою простотою, искренностью и силою, проникнута его миссионерская деятельность! Читая и его собственные письма и сказания других об его Алтайской деятельности, невольно переносишься мыслью ко временам Апостольским, когда христианское общество представляло прекрасную картину искреннего и сильного религиозного чувства, простоты, любви и единодушия во всем... Раз приходит о. Макарий в юрту. Там – одна татарка, и та занята стряпней; в люльке плачет младенец. О. Макарий садится к люльке; качает и убаюкивает дитя, и в тоже время учит мать2. При окончании литургии оглашенных, рассказывает сам о. Макарий, он (приготовляемый к крещению татарин – Василий) припадал к стопам верных. Оглашенный, повергаясь к ногам каждого, – помолитесь, – говорил, – обо мне грешном. Ектения за оглашенных, без сомнения, была внятна их сердцу в сем случае; я видел, как они преклоняли колена за припадшего, я слышал молитвенное о нем воздыхание их3. Можно привести множество подобных фактов. Разве они не ясно характеризуют личность и деятельность о. Макария в истинно-апостольском духе?..
Тем же духом и характером отличались и определялись и все личные отношения о. Макария к начальству, к людям, – все его знакомства и привязанности. В этих отношениях не было ничего внешнего и своекорыстного, потому что о. Макарию для себя лично ничего не нужно было, напротив он сам отдавал другим решительно все, что имел. Не сводил он знакомств, не заискивал у людей сильных в чаянии получить свою выгоду, пользу; все его личные знакомства, а тем более сердечные привязанности, основывались на сочувствии к одному делу, на сходстве мыслей и убеждении, – и были просты, искренни и сердечны до последней степени. Будучи сам глубоко-ученым и образованным человеком, о. Макарий любил учить и беседовать просто и с простыми людьми. Простая искренняя и сердечная беседа с простым человеком была всегда приятна для него, – такую беседу он называл обыкновенно «сладостнейшею для сердца». Никогда и нигде не любил о. Макарий выставлять себя вперед, не подавлял превосходством своей нравственной силы и учености. Он был образец смиренномудрия и любви к ближним, которым он охотно раздавал свое и вещественное и духовное богатство. Служение другим было потребностью его души, он боялся остаться в этом случае «в одном кружении и суетности самолюбия, или в рабском труде одной внешней необходимости и обязанности». – «Ах! сказать ли вам? – пишет он в другом письме, – я примечаю, что сам безутешен бываю, когда другим не творю утешения, и что те – мои благодетели приснопамятные, которым промысел Божий повелевает мне прислужиться каким-нибудь образом». Обыкновенно кроткий и смиренный в других случаях, о. Макарий никогда не оставлял в своих письмах без замечаний, и довольно резких, тех похвал, которые иногда высказывали ему люди близкие и знакомые. «Советую, убеждаю, прошу, умоляю вас: той прохлады, которую письма ваши приносят душе моей, не приправляйте, не отравляйте сладостями не приличных похвал. – Не надлежало вам говорить мне так много похвальных слов, которые – как толстые и длинные колоды на пути общения нашего... Вперед не говорите и не пишите таким образом»... пишет о. Макарий в своих письмах. Истинно-христианскою любовию проникнуты также и все его отношение к его к сослуживцам и подчиненным; для них, да и для всех знавших его, он был не Архимандрит, не начальник, а батюшка о. Макарий, – отец в полном смысле слова. Собираясь в первые раз на дело миссии в Сибири, о. Макарий избрал себе в сотрудники двух Тобольских семинаристов, еще очень молодых юношей (одному 22, а другому 17 л.), и совместно с ними и с общего согласия он составил правила, которыми определялись их будущие отношения. В этих правилах, несмотря на разность лет, отношений и образования, он является только старшим братом их, более опытным в жизни, отцом, руководителем, но отнюдь не начальником4. Приглашая себе в сотрудники по миссии о. Макария ( Обдорского ), и предлагая ему самое покойное помещение в стан миссии, о. Макарий пишет: «а если бы я ему не понравился чем-нибудь, то он мог бы остаться на моем месте и получить сотрудника по сердцу, а я в другом пункте начал бы заводить стан миссии. Скажите ему, что два слова Н. Завета составят весь устав наш; одно – любите друг друга делом и истиною, другое: друг друга честию больша себе товарище. Не забудьте, что это пишет сам начальник миссии, с неимоверными трудами основавший пока единственный стан миссии, и человек, имевший во всех отношениях полное право на уважение от всякого! – Такая искренность, простота и любовь о. Макария в отношениях к другим за то и привязывали к нему людей самым близким и прочным образом: люди, имевшие возможность войти с ним в близкие отношения и испытывать не себе его влияние, – обыкновенно крепко и искренно привязывались к нему, и, не смотря на разлуку с ним, дорогой образ о. Макария всегда был присущ их душе. «Прошло сорок лет после разлуки с о. М., и я все люблю его с такой же горячностью, как и в первые годы; все так же живо представляю его вид, слышу его голос, его слова, словом, – я соединился с ним в един дух, и опытом понимаю слова Спасителя: да будут едино», – говорит один из знавших о. Макария5. Без всяких внешних средств, единственно силой своей веры, и любви, и простоты, и искренности – он собрал около себя преданных сотрудников, привлек расположение и любовь язычников и прочно поставил дело миссии. Находясь на покое в Болхове он также приобрел безграничную любовь и преданность всех граждан. Особенно любили его люди простые и дети, которых он и сам очень любил, учил и ласкал. «Это нам отца родного послал Господь. А посмотрели бы вы, сколько детей вокруг него! Сами бегут к нему со всего города», – рассказывал об о. Макарие один Болховский житель. Однажды о. М. нужно был ненадолго съездить в Москву, а в городе разнесся слух, что он уезжает навсегда. Весь город пришел в смятение. Тысячи народа шли за ним от монастыря через весь город и громко кричали: «Не покидай нас, батюшка! Воротись к нам, родимый!» человек до 300 провожали его за 17 в. от города.
Общий склад мыслей и характера о. М. придавали ему некоторую долю мистицизма и аскетизма. Малозанятый внешними предметами и попечениями, он любил обращать свой умственный взор больше в самого себя, в глубину своей собственной души; его занимала обыкновенно не столько внешняя сторона мысли, поступка, явления, – он любил отыскивать в них высшее, духовной значение и смысл… Эта характеристическая черта о. Макария выразилась в склонности его с особым вниманием наблюдать и описывать свои и чужие духовные состояния, – и эти описания, которых множество в его письмах, отличаются оригинальностью, восторженностью и часто поэтической образностью языка. Любила также благочестивая мысль о. Макария отыскивать следы промысла Божия и в самых простых случаях и обстоятельствах жизни, которые обыкновенные люди пропускают без внимания. Наконец эта же черта довольно ясно сказывается и в его склонности к своеобразному, духовному и таинственному пониманию и объяснению св. писания.
О. Макарий был также и великий подвижник. Строгость его к самому себе, молитвенные подвиги, довольство самым необходимым для жизни, глубочайшее его смирение и самоотвержение – являют в нем глубокого подвижника. Молитва была потребностью его души и обычным подвигом. Но подвижничество о. Макария не ограничивалось только внешним деланием по примеру древних подвижников, сочинения которых он любил читать и изучать, – он подвизался и в умном делании. Он любил упражняться в богомыслии, размышлять о различных состояниях своей души, внимательно следить и наблюдать за каждым ее движением и помыслом… Такая бдительность и строгое внимание к своим духовным состояниям образовали в о. Макарие великую опытность в духовной жизни, глубокое понимание самых сокровенных явлений ее, – и можно сказать – прозорливость человека Божия. От того-то он и был столь мудрым наставником и опытным руководителем в христианской жизни всех, кто обращался к нему за советом в самых разнообразных и трудных обстоятельствах жизни… Можно бы рассказать здесь множество фактов его прозорливости и высокой духовной опытности. «При нем я чувствовал себя совсем другим, как бы жителем духовного мира, – свидетельствуясь именем Божьим,» говорит о нем один из его учеников.6 Во время всенощной о. М. подошел ко мне, рассказывает один очевидец, и говорит ну, как ты молишься? Станем вместе молиться. Говори за мной: Отец Ты наш небесный! Я повторил, Отец Ты наш небесный! – Нет! Нет! говорит, – ты поусердней, от души скажи, – и возвысил так голос: Отец Ты наш небесный! – Я повторил, но уже со вниманием и чувством. Нет! Нет! говорит, – ты еще поусердней и покрепче скажи: Отец Ты наш небесный! – Сердце забилось во груди моей. Я сам возвысил голос, и из глубины души воззвал: Отец Ты наш небесный! Ну, молись так, молись!» – и пошел к другим7. Известен также поразительный случай всенародной исповеди одной женщины под влиянием о. М. И совет его доказывающий глубокую его опытность в духовном врачевании8.
И все вообще близко знавшие о. Макария единогласно свидетельствуют о глубоком нравственном влиянии, которое он производил на них своей искренней и задушевной беседой, глубоким и верным пониманием духовных нужд и потребностей человека…
Но с другой стороны – о. Макарий отнюдь не был суровым и крайним аскетом. Напротив, он и желал и умел помогать людям и в их житейских делах, живо и деятельно сочувствовать им во всех их чистых житейских радостях и скорбях: он имел живое и любящее сердце, и с живым чувством всегда относился к людям его окружающим. – Он сам любил музыку и поэзию, и даже сделал некоторые опыты в них: он перекладывал на ноты церковные пьесы и духовные канты, и сам сочинял стихи. Пение церковных и духовных произведений составляло его любимое удовольствие в часы отдыха; любил он также пение детей, и с любовью сам обучал их этому искусству. Владея многосторонними и глубокими познаниями в науке духовной, о. Макарий не только не чуждался, но живо интересовался и наукой мирской, светской. На пути к Алтаю, остановясь в Казани и пользуясь там некоторым досугом, о. М. С любознательностью и усердием юноши, обозревает различные университетские кабинеты, слушает лекции, интересуется анатомией, астрономией и т.п.9 Он живо интересуется также бытом новокрещенных: сам старается о приобретении знаний, необходимых для улучшения их хозяйства и быта, приобретает и изучает книги по сельскому хозяйству, медицине, – выписывает различные семена и т. п. Он близко входит во все хозяйственные житейские и семейные дела своих сотрудников и новообращенных. От него веет духом не сурового аскетизма, а миром и сердечною благостью всех любящего и всем искренно желающего истинного добра человека; около него всякому искреннему, честному и доброму человеку уютно, тепло, светло и приятно…
Побольше бы таких людей как незабвенный о. Макарий!..
* * *
См. живые и задушевные воспоминания об о. Макарие Орловского Протоиерея Е. Остромысленского. «Странник» Январь 1860 г. стр. 12.
«Странник» Апрель 1862 стр. 246.
Миссионерские записки о. Макария 1831 г. Генварь, 26 число.
См. эти правила в христианск. чтен. 1872. Сент. Стр. 5.
Странник 1861. Май. стр. 241.
Странник. 1861. Май. стр. 238
Стран. Генвар. 1860. стр. 19.
См. там же. Стр. 20–29.
См. его очень любопытное письмо из Казани: «Собрание его писем». ч. 11 стр. 30 и сл.