1871

Три суть свидетельствующие на небе:

Отец, Слово и Святой Дух; и Сии три едино суть

(1Ин.5:7)

Святая православная вера наша учит нас, благочестивые христиане, несомненно веровать в Святую Троицу. Святою же Троицею, по учению ее, называются три Ипостаси, или три Лица, в Божестве. Она открыла нам, что Бог един по существу, но троичен в Лицах: есть три Лица Божества – Отец, Сын и Святой Дух. Каждое из этих Лиц различается одно от другого своими личными Божественными свойствами. Так, Отец отличается от Сына и Святого Духа тем, что Он ни от кого ни рождается, ни исходит, но Сам рождает Сына и производит Духа Святого. Сын от Отца и Святого Духа отличается тем, что никого не рождает, и никого не производит от Себя, и Сам ни от кого не исходит, но предвечно рождается от Отца. Дух же Святой отличается от Отца и Сына тем, что никого ни рождает, ни производит от Себя и Сам ни от кого не рождается, но предвечно исходит от Отца. Свойства эти называются личными потому, что каждое из них принадлежит одному только Лицу, а другим не принадлежит, и каждое Лицо по Своим личным свойствам различается от прочих Лиц. Лицом же называется Тот, Кто имеет разум и свободную волю, имеет Свою особую самостоятельность. Итак, три Лица Святой Троицы различаются между Собой личными свойствами. Несмотря на то, каждое из трех Лиц имеет единое, одно и то же с другими Лицами Божеское существо и равное с прочими Лицами Божеское достоинство. А потому как Бог Отец есть истинный Бог, так равно и Бог Сын есть истинный Бог, и все три Лица суть единый истинный Бог, в Святой Троице исповедуемый. Такое учение о Святой Троице не человеческим разумом было измышлено, но открыто людям Самим Богом в Его откровенном слове чрез святых пророков и апостолов и чрез Самого Сына Божия, воплотившегося для нашего спасения. Так еще в книге Бытия было сделано указание на бытие Ипостасей в Божестве: в начале, сказано там, сотвори Бог небо и землю... и Дух Божий носился верху воды (Быт.1:1–2). Или: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему (1:26).

В других же местах Ветхого Завета есть более ясное указание на троичность Лиц в Божестве. Так, например, в псалме втором сказано: Господь рече ко Мне: Сын Мой еси Ты, Аз днесь – от вечности – родих Тя (Пс.2:7), и у пророка Исайи: Дух Господень на Мне, его же ради помазал Мя и благовеcmumu нищим послал Мя (Ис.61:1), которое место Иисус Христос прямо относил к Себе. Из этих и многих других мест Священного Писания можно видеть, что тайна троичности Лиц в Божестве известна была богодухновенным мужам ветхозаветным, но она не была еще во всей полноте раскрыта Израилю. И это конечно потому, что иудеи по своей склонности к многобожию не могли надлежащим образом уразуметь это высочайшее таинство. В полноте же и совершенстве таинство Святой Троицы открылось только лишь в Новом Завете, и принесено на землю Самим Единородным Сыном Божиим, воплотившимся, Господом нашим Иисусом Христом. Во время Своего служения роду человеческому Иисус Христос, не раз в Своем учении упоминая порознь о каждом из трех Лиц Святой Троицы, пред Своим вознесением на небо дал, наконец, самое главнейшее и яснейшее свидетельство о троичности Лиц в Божестве, говоря: шедши, научите вся языки, крестя их во имя – а не во имена – Отца, и Сына, и Святого Духа (Мф.28:29). Поэтому-то наученные Самим Иисусом Христом апостолы с дерзновением исповедали свою веру в три Лица Святой Троицы единосущной и нераздельной и изложили истинное учение об этом таинстве веры. Так, например, говорит об этом таинстве веры святой апостол Иоанн в своем соборном послании: три суть свидетельствующие на небе: Отец, Слово и Святой Дух; и Сии три едино суть (1Ин.5:7).

Наконец, троичность Лиц в Божестве самым явственным образом открылась людям во время пребывания Сына Божия на земле во плоти и вскоре после Его вознесения на небо. Так, во время крещения Иисуса Христа во Иордане Сам Отец гласом с неба свидетельствовал, что Иисус Христос есть Сын Его, а Дух Святой в это время видимым образом сошел на Него в виде голубя, и крестился Иисус, повествует святой евангелист Матфей, взыде абие от воды, и отверзашася Ему небеса и виде Духа Божия, сходяща яко голубя и грядуща на Него. И се глас с небес, глаголя: сей есть Сын Мой возлюбленный, о Нем же благоволил (Мф.3:16–17). И аз не видел Его – Иисуса Христа, – свидетельствует сам Иоанн Креститель, но пославший мя крестить водою, Той мне рече: над Негоже узриши Духа сходяща и пребываща на Нем, Той есть крестяй Духом Святым. И аз видел, и свидетельствовал, яко сей есть Сын Божий (Ин.1:33–34). Подобным же образом и во время преображения Иисуса Христа на Фаворе Бог Отец гласом с неба свидетельствовал: Сей Сын Его возлюбленный. Сам Иисус Христос перед Своими страданиями, утешая своих учеников, обещал послать им вместо Себя иного Утешителя, Духа Святого: и Аз умолю Отца, говорил Он, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами вовек Дух истины, Его же мир не может принять, яко не видит Его (14:16–17). Когда же придет Утешитель, Его же Аз пошлю вам от Отца, Дух истины, Иже от Отца исходит, Той свидетельствует о Мне (15: 26), наставит вы на всякую истину... и грядущая возвестит вам (16:13). Наконец, этот обетованный Утешитель, Дух Святой в пятидесятый день после воскресения Иисуса Христа сошел на апостолов в виде огненных языков. Когда закончились дни пятидесятницы, повествует святой апостол Лука, был внезапно шум, яко же носящий дыхание бурное, и исполни весь дом, где были сидящие апостолы. И явились им разделенные языки как огненные, сидящие на едином каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали глаголать иными языками, яко Дух давал им проповедовать (Деян.2:1–4).

Итак, благочестивые христиане, Бог един только по Своему существу, но троичен в Лицах. Отец, Сын и Святой Дух – эти три Лица суть Троица единосущная, нераздельная и равносущная. Это совсем не три свойства, или силы, или явления и действия одного и того же Божеского Лица, но суть три, между собой действительно различные и самостоятельные Лица Божества, благоволившие открыть Себя людям. Сын нисходит на землю для совершения нашего спасения, Отец неоднократно свидетельствовал о Сыне гласом с неба и различными знамениями и чрез то Сам Себя явил миру, а Дух Святой видимым образом снизошел на Сына во время Крещения – в виде голубя – и на святых апостолов в пятидесятый день по Воскресении Иисуса Христа в виде огненных языков. Как это есть на самом деле – каким образом Бог един в трех Лицах, постигнуть это своим обыкновенным разумом мы не можем, это тайна веры, которой (то есть тайны) не могут и ангелы постигнуть. Однако же это не должно поселять в нас сомнение в истине христианского вероучения об этой тайне, потому что непостижимость этой тайны зависит от ограниченности нашего разума, который и в обыкновенных явлениях мира духовного и даже видимого многого не может не только постигнуть, но и объяснить только. Так, например, мы не постигаем того, каким образом в человеке душа одна, но сил и способностей души много. Однако же если мы принимаем это за несомненную истину, то, как же дерзнем мы усомниться в таинстве Святой Троицы или как дерзнем усиливаться понять непостижимое в религии, когда мы и обыкновенного явления в мире духовном не можем постигнуть? Итак, не будем, братья, напрасно и дерзко допытываться, чего невозможно постигнуть разумом. Божия никтоже весть, токмо Дух Божий (1Кор.2:11), но будем несомненно убеждены в том, что Бог един по существу, но троичен в Лицах, Отец, Сын и Святой Дух, Троица единосущная, равночестная и нераздельная, единый истинный Бог, Творец и Промыслитель наш. Аминь.

Откуда мне сие, да прииде Мати Господа моего ко мне?

(Лк.1:43)

Святая Православная Церковь наша верует несомненно и исповедует, что Господь наш Иисус Христос, будучи совершенным человеком, есть в то же время и совершенный Бог, и что само рождение Его от Пресвятой Девы Марии было не обыкновенное и естественное, но сверхобыкновенное, совершившееся силою и наитием на Нее Святого Духа, и потому чуждое всякого греха и безболезненное, так что Пресвятая Дева Мария как была непорочною девою до зачатия Спасителя, так и пребыла чистою и нетленною девою и во время зачатия Его, чревоношения и рождения. Сверх того, Святая Церковь наша верует еще несомненно, что Пресвятая Дева пребыла непорочною девою и после рождения и во всю жизнь. Основываясь на этом веровании, Святая Православная Церковь наша, согласно со словами праведной Елизаветы, назвавшей Пресвятую Деву Марию Материю Господа, именует Пресвятую Деву Марию Богородицею и Приснодевою. А так как по благодати Божией святая Дева Мария удостоилась быть посредницею в великом таинстве воплощения Сына Божия, нашего Искупителя и Спасителя, то Святая Православная Церковь наша чтит Ее и превыше ангелов, херувимов и серафимов. И из слов архангела Гавриила и праведной Елизаветы, приветствовавших Марию, присовокупив к ним несколько своих слов, составила следующее приветствие: «Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших».

Подобным же образом и свое учение о превосходстве Пресвятой Девы пред ангелами и святыми Божиими человеками Святая Церковь весьма ясно выразила в следующей церковной песни: «Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим, без нетления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем». Всех несогласных с догматом о Приснодевстве Марии и почитанием Пресвятой Девы как Богородицы превыше херувимов и серафимов Святая Церковь анафематствовала на IV, V и VI Вселенских Соборах как еретиков и ныне отвергает всех несогласных с Ее учением. Так, она отвергает ныне протестантов, которые не почитают Пресвятую Деву как Матерь Божию, отвергает и те из наших раскольнических сект, которые позволяют своим известным женщинам кощунственно называть себя именем Богородицы. Точно так же Православная Церковь отвергает учение Римской Церкви о непорочном будто бы рождении самой Девы Марии от праведных Иоакима и Анны, в 1854 году возведенное в догмат, – отвергает как не согласное ни со Священным Писанием, ни Священным Преданием Церкви, а лишь основанное на мнимой непогрешимости Римского папы. Тому же, наконец, осуждению и анафематствованию подлежит и учение новейших вольномыслящих, старающихся доказать, будто христианское учение о Матери Божией есть ничто иное, как учение о естественной материнской любви (А Фейербах. О сущности религии. С. 123).

Итак, благочестивые христиане, на основании Священного Писания и Священного Предания Православная Церковь наша исповедует несомненно, что Святая Дева Мария есть поистине Приснодева и Матерь Божия и что Она достоинством Своим и славою превосходит всех святых ангелов и святых угодников Божиих, предстоя, как царица, одесную Сына в ризах позлащенных одеяна и преиспещрена (Пс.44:10), как, по внушению Духа Святого, изображает Ее псалмопевец. Нам, верным чадам Православной Церкви, имеющим перед собой и в храмах, и в домах священное изображение Пресвятой Богородицы, при множестве чудес и благодеяний Божиих, повсюду являемых молитвами Богородицы чрез Ее явленные и чудотворные иконы, следует ли еще напоминать о том, чтобы мы исповедовали Пресвятую Деву Приснодевою и Богородицею и чтили Ее – Заступницу и Ходатаицу нашу пред Богом – превыше всех ангелов и угодников Божиих? Будем же, братья, непрестанно молить Пресвятую Богородицу о том, чтобы Она своими за нас молитвами укрепила нашу веру в Нее, а всех неверующих и вольномыслящих обратила на путь истинной веры. Аминь.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь

Так, благочестивые христиане, читается четвертое прошение молитвы Господней. В нем мы просим Господа, чтобы Он по Своему благому промыслу подавал нам все потребное для нашей жизни временной и вечной. Под именем хлеба насущного здесь разумеется не один только хлеб, но и все, что нам необходимо для того, чтобы мы могли существовать или жить, как-то: пища, питье, одежда и жилище. Поэтому, прося себе хлеба насущного, мы просим себе у Господа всего необходимого для нашей жизни. Но прошения наши относительно этих предметов должны быть весьма ограниченны: всего этого мы должны просить себе не более, как на один только день, что означается в молитве словом днесь; всякую же заботу свою о будущем мы должны возложить на Господа, чтобы показать, что мы не привязываемся всем сердцем к тленному миру и не заботимся много о временных благах. Впрочем, это вовсе не исключает нашей обязанности трудиться и трудом искать себе пропитание и нисколько не потворствует лености и беспечности нашей: прося себе у Бога насущного хлеба, мы этим самим свидетельствуем и просим у Бога, чтобы у нас был свой собственный насущный хлеб, а это напоминает нам трудом искать себе пропитание, а не жить даром за счет других и не добывать себе хлеба насущного какими-либо путями неправедными: аще кто не хочет делать, да не ест (2Сол.3:10), говорит апостол.

А так как человек состоит из души и тела и душа наша несравненно превосходит тело, то, прося себе в молитве Господней хлеба насущного, мы должны молить Бога о ниспослании нам не одного только потребного для нашего тела, но вместе и всего потребного для души. Мы должны просить для души слова Божия и таинства причащения, которыми душа наша так же питается и укрепляется, как тело наше питается обыкновенной пищей. Не о хлебе едином, жив будет человек, говорит Иисус Христос, но о всяком глаголе, исходящим из уст Божиих (Мф.4:4); если кто вкусит от хлеба сего, жив будет во веки и хлеб, который Я дам, плоть Моя есть, которую Я дам за жизнь мира (Ин.5:51).

Итак, благочестивые христиане, в четвертом прошении молитвы Господней мы просим, чтобы Господь по благости Своей ниспослал нам ежедневно все, что только потребно для нашей временной и вечной жизни, но прошения наши должны быть весьма ограничены по отношению к благам временным. Пусть же это научит нас не заботиться много о брашне гибнущем, но всего более заботиться о брашне, пребывающем в жизни вечной (Ин.6:27). Будем более всего просить себе у Господа пищи для души – слова Божия, таинства Причащения и добрых дел, украшающих душу. Благ же временных будем ежедневно просить себе столько, сколько нам потребно их для одного только дня: не заботьтесь душой вашей, что есть, или что пить, ни телом вашим, во что одеться, говорил Спаситель наш, не душа ли большая есть пищи и тело одежды? Ищите же прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф.6:25,33). Имея пищу и одеяние, этим довольны будем (1Тим.6:8). Аминь.

Седьмая заповедь запрещает не одни только грубые виды преступной страсти, но утонченные, прикрытые благовидностью и потому переставшие быть предосудительными во мнении людей. Многие светские, так называемые невинные удовольствия, кажется, нужно бы отнести к числу запрещенных седьмой заповедью. Всегда ли невинны удовольствия, получаемые в общественных собраниях, гуляниях, балах и театрах, которые так обыкновении в городах? С христианской точки зрения из этих удовольствий ни одного нельзя считать невинным. Все, что только представляется нам в этих развлечениях хорошим и приятным, не более как один только обольстительный наружный блеск, под которым кроется соблазн. Ни в нравственном, ни даже в материальном отношении ни одно из них не доставляет пользы ни тем, кто предается им, ни тем, кто только издали на них смотрит и жалуется на то, почему и он не может в них участвовать. Все дело здесь состоит в роскоши, услаждающих чувства удовольствиях и вследствие последнего приятном повидимому провождении времени. Так, посмотрим ли на театр, что найдем в посещении его нравственно доброе? Говоря справедливо, само сценическое искусство можно бы еще было назвать полезным для нравственности, но только тогда, когда оно достигало бы своей настоящей цели, а этого-то, к сожалению, и не бывает, о том даже и не заботится никто. Искусство это идет к доброй цели, когда старается об исправлении нашей жизни, когда выводит на сцену человеческую жизнь, как она есть, с тем чтобы обличить какой-нибудь порок, показывает нелепость порока или дурную сторону нашей жизни для того, чтобы отвратить от порока. Но старается ли об этом сценическое искусство? На деле выходит совсем не то, О нравоучении здесь не думают: есть ли какая-нибудь серьезная мысль в известной пьесе или нет ее, публике до того нет дела. Главную роль в сценическом искусстве в настоящее время играет преступная страсть любви, а все внимание посетителей театра обращается не на мысль пьесы, а на игру. Так обыкновенно называют сценическое выполнение пьесы более или менее веселым и занимательным, и еще иногда более среди самих же посетителей мужчины рассматривают женщин, а эти последние – мужчин и женские наряды. Таким образом, истинная цель сценического искусства и посещений театра потеряна из виду, и потому само искусство это приносит не пользу, а ущерб нравственности; оно служит пищей страстей, а театр – местом зарождения и воспитания нецеломудренных помыслов, желаний и намерений.

Опять, посмотрим ли мы внимательно на общественные собрания, публичные гуляния и балы, что и в них мы найдем нравственно доброго? Стоит только хорошо прислушаться к разговорам и присмотреться к действиям позволяющих себе эти развлечения – присмотреться в то время, как они происходят, и легко можно увидеть, какая в них пустота и какая напрасная трата времени на них. Танцы и сердечные, следовательно, вовсе не невинные объяснения одних, карты и питье разных напитков других, услужливость и лицемерие мужчин, старающихся завлечь женщин и заинтересовать их собою, горделивость и модничество женщин и, наконец, нецеломудренные взоры, помыслы и разговоры – вот, что всего заметнее здесь. Сначала переполнившееся, а потом разбитое от этих удовольствий сердце, нравственная пустота, одурение головы, скука, нецеломудренные помыслы, а иногда и нарушение супружеских и материнских обязанностей – вот по большей части обыкновенные следствия этих, так называемых невинных удовольствий. Что же тут нравственно доброго и невинного? Не более ли здесь вреда для нравственности, чем пользы?

Обыкновенно говорят, что эти увеселения возвышают общественный вкус, сближают общество и тем приносят обществу пользу. Но сколь незначительна эта польза пред тем ущербом, какой те же увеселения приносят нравственности общественной, притупляя вкус к предметам духовным, развивая роскошь и питая наши страсти. Как незначительна эта польза пред вредом целомудрию. Среди обольстительной и скользкой обстановки долго ли здесь молодой неопытной девице увлечься, и что может поддержать ее, если она еще не настолько нравственно тверда, чтобы могла противиться так старательно и так искусно возбуждаемому в ней чувству любви? Взгляните теперь на те же развлечения с другой стороны. Они вредны и в материальном отношении: здесь столько тратится и времени, которое могло бы быть употреблено на полезные занятия; здесь столько тратится и денег – отец для детей, а муж для жены нередко тратит последнюю копейку, добытую трудом, тратит на наряды, чтобы жене или детям не стыдно было показаться в обществе; здесь столько и проигрывается денег: иногда азартный игрок все свое достояние проигрывает в один вечер. Итак, не ясно ли, что все эти, так называемые невинные удовольствия вовсе не невинны ни сами по себе, ни по своим последствиям? Поэтому могут ли они не противоречить заповеди Божией? Вот что говорил пророк Исаия в своем обличении на Иерусалим. Это глаголет Господь: понеже вознесошася дщери Сиона и ходиша высокою выею, и помизанием очес, и ступанием ног, купно ризы влекущия по долу, ногама купно играющия, смирит Господь дщери Сиони и открыет срамоту их (Ис.3:16–17). Не ясное ли это обличение на роскошь и поведение и наших жен, какими они отличают себя на общественных увеселениях? Будем же, братья, помнить, что седьмая заповедь запрещает все, что может быть случаем к греху против нее, и удалять себя от сообщества с дурными людьми и от так называемых невинных развлечений, которые, как видите, противоречат седьмой заповеди. Аминь.

Не укради

Восьмая заповедь запрещает кражу или всякое незаконное присвоение себе чужой собственности, каким бы то ни было образом и научает нас быть довольными тем, кто что имеет своего собственного. Когда же и как можем мы незаконно присваивать себе чужую собственность? Есть много видов незаконного присвоения себе чужой собственности, но более важные из них следующие: 1) воровство, или похищение чужой собственности тайно; 2) святотатство, или похищение и присвоение себе того, что посвящено Богу и принадлежит Церкви; 3) грабительство, или отнятие чужой собственности насильно, и 4) обман, или присвоение чужой собственности хитростью, когда, например, кто-нибудь сдает фальшивую монету вместо истинной, зная это хорошо, или делает сам фальшивые монеты, когда кто к вреду своего ближнего переносит в полях межи с одной черты на другую, когда кто скрывает духовное завещание и другие письменные доказательства, чтобы ему самому воспользоваться имением, завещанным не ему одному, но и другим, или когда кто-нибудь обманно продает одни товары вместо других, плохие за хорошие, больной, например, скот вместо здорового, гнилой и испорченный хлеб вместо хорошего, смешанное с водою вино вместо настоящего, или же когда обмеривает, обвешивает и притесняет покупателей.

Сверх этих грубых видов кражи есть еще более тонкие виды незаконного присвоения себе чужой собственности. К ним относятся: 1) мздоимство, когда начальники и судьи берут с подчиненных и подсудимых взятки, или не по достоинству возвышают, или не по справедливости оправдывают тех, от кого они получили взятку, а других из корыстных видов притесняют и даже обвиняют; 2) тунеядство, когда кто-нибудь не трудится сам, а проводит время в праздности и питается чужими трудами, или когда люди, получающие жалованье по должности или плату за дело, не исполняют своих обязанностей и своего дела и таким образом крадут или жалованье по должности, или плату за дело, и ту пользу, какую они могли бы своим трудом принести обществу или тому, от кого получили плату за дело; 3) лихоимство, когда кто-нибудь под видом некоторого права, а на самом деле с нарушением долга справедливости и человеколюбия, обращает в свою пользу чужую собственность, когда, например, заимодавцы обременяют своих должников незаконными процентами, домовладельцы притесняют своих слуг и работников вычитыванием у них заработанной ими платы за самые маловажные упущения или обременяют их излишними работами; купцы во время голода продают хлеб дорогою ценою, когда сами покупали его по дешевой цене. Грешат также против восьмой заповеди те, которые: а) не платят государственных повинностей, б) делают долги, которых не могут уплатить, в) злонамеренно не уплачивают своих долгов или не отдают слугам зажитого ими жалованья без достаточной причины, г) покупают краденые вещи или принимают чужие вещи под залог и удерживают их у себя или скрывают. Грешат также против восьмой заповеди и те, которые оказывают содействие или защиту ворам, разбойникам, обманщикам и другим лицам, незаконно присваивающим себе чужую собственность. Грешат, наконец, против той же заповеди пьяницы и азартные игроки в карты, потому что они, пропивая или проигрывая деньги, заставляют часто свое семейство терпеть нужду и таким образом крадут у него то, чем бы оно по самому законному и неотъемлемому праву могло пользоваться; равно и те родители, которые, роскошно живя, оставляют после своей смерти семейство свое в бедности, или же, не имея основательных причин, по духовному завещанию лишают своих детей наследства, или же при жизни своей отделяют их, ничего им не давши. Отсюда понятно, братья, когда и каким образом можем мы незаконно присваивать себе чужую собственность. Понимаемая в смысле обширнейшем восьмая заповедь запрещает нам не только незаконно присваивать себе чужую собственность или вредить ей каким бы то ни было образом, но и свою собственность расточать к вреду благосостояния своего или своего семейства.

В приложении же своем к жизни гражданской, общественной заповедь эта имеет весьма важное значение. Она, охраняя собственность каждого человека, вместе с тем охраняет благосостояние и благоустройство не только отдельных частных обществ, но и целых государств, так что если бы все, следуя внушениям своей совести, свято исполняли предписания этой заповеди, не было бы слышно тогда ни о грабежах и разбоях, ни о тунеядстве, праздности, пьянстве и расточительности, ни о скупости, доходящей до скряжничества и поклонения богатству как бы кумиру, ни о взяточничестве и лихоимстве, ни о притеснениях, несправедливости и обмане в торговле. Тогда все и каждый, уважая права других, даже и не помышляли бы о какой-либо несправедливости и причинении ущерба своему ближнему, и общественное благосостояние утверждалось бы на более прочных основаниях, чем на каких оно теперь существует, когда предписания этой заповеди не всеми свято исполняются. Много ли прочности в нашем благосостоянии, когда недовольство своим состоянием, притязательность, лихоимство, скупость, расточительность, нечестность в торговле, недобросовестность в расчетах с заимодавцами и слугами, неисправный платеж государственных повинностей, небрежное исполнение своих обязанностей, тунеядство и многие другие грехи против восьмой заповеди стали так обыкновенны в наше время, что их многие и за грехи не считают, кажется? А воровство, грабежи и разбои, о которых всюду слышится? А мздоимство, так еще недавно бывшее господствующим пороком времени и доселе еще не исчезнувшее совершенно как одно из важных зол общественных? Все это так убедительно внушает нам уважение к той же заповеди закона Божия.

Не укради

Нередко бывают такие случаи, что должник объявляет себя несостоятельным, просит заимодавцев или, лучше сказать, объявляет им, чтобы они вместо данного ими рубля получили с него только лишь несколько копеек, и, если они на то согласятся, рассчитывается с ними таким образом, то есть платя за каждый рубль по несколько копеек, а потом чрез некоторое время снова ведет свои торговые дела обыкновенным образом, как будто с ним ничего и не случилось, и, пожалуй, еще снова пользуется прежним доверием у многих. Несостоятельность такого рода в последние годы сделалась явлением довольно обыкновенным в среде торгового и промышленного классов, так что на такое явление и внимания никакого общество не обращает, как будто это так и быть должно, тем более, что подобного рода расчет должника с заимодавцами, по-видимому, бывает следствием взаимного между ними соглашения. Случается также, что многие вследствие своего неусмотрения за ходом своих дел или же вследствие роскошной жизни действительно доходят до того, что оказываются несостоятельными должниками, и заимодавцы за свое одолжение их получают в уплату только лишь то, что по суду причтется на их часть из вырученного чрез продажу с аукциона имущества должника. Такого рода несостоятельность также не редкость в наше время и потому не обращает на себя ничьего внимания, как будто это так и должно быть, и никто не считает грехом для себя довести себя до такого состояния. Однако же, так ли на самом деле равнодушно должны мы смотреть на такие случаи несостоятельности? Не противоречат ли они восьмой заповеди, и потому не следует ли и на них смотреть как на кражу, или незаконное присвоение себе чужой собственности? Да, оба эти случая несостоятельности противоречат восьмой заповеди, и потому мы должны на них смотреть не иначе, как на кражу, или незаконное присвоение себе чужой собственности. И тот и другой из этих видов несостоятельности называется обыкновенно банкротством, но не всякое банкротство есть в собственном смысле злостное, бесчестное банкротство: банкротство, которое не зависит от нас самих, но бывает следствием стечения несчастных обстоятельств, как, например, пожара, все истребившего или гибели товаров на воде во время бури и тому подобное, есть банкротство, которое совершенно зависело от нас же самих, было следствием нашей расточительности или нашего нерадения и неосторожности, следовательно, настолько злонамеренное, насколько оно зависело от нас самих; и есть еще банкротство прямо злонамеренное, когда кто-нибудь скрывает все свое имущество для того, чтобы отделаться от уплаты долгов.

Банкротство первого рода, как следствие наказавшего нас попущения Божия, не есть, конечно, кража, хотя бы должник и не уплатил своих долгов заимодавцам по неимению чем заплатить им, однако же и оно требует, чтобы подвергшийся ему в случае возможности впоследствии уплатил свои долги, смиренно перенося постигшее его несчастье и, во всяком случае, смиренно же просил своих заимодавцев оказать ему снисхождение, а не отказывался от уплаты долгов, когда будет иметь возможность уплачивать их при поправлении своих дел.

Банкротство второго рода, как от нас же самих происшедшее, есть банкротство злонамеренное, есть кража, потому что мы, зная положение своих дел, обязаны вести себя так, чтобы не нанести вреда своей и чужой собственности; если же мы, зная хорошо, что не можем уплатить своих долгов, все-таки продолжаем их делать и живем роскошно, то оказываемся злонамеренными людьми, делающими долги для того, чтобы потом не платить их, живем на чужой счет незаконно и, следовательно, незаконно присваиваем себе чужую собственность и крадем ее.

Банкротство же третьего рода есть самое злостное и законопреступное присвоение себе чужой собственности, оно подрывает в обществе доверие друг к другу, стесняет торговлю и промышленность и тем причиняет вред государству, оно соединено с неправдою, притеснением, обидою ближнему и грубым обманом, бывает нередко причиною падения или бедности других, доверявших им последнее свое достояние, печали и даже иногда преждевременной смерти заимодавца, оно свидетельствует о явном желании нажить себе состояние неправыми путями и нажиться или разбогатеть за счет других, быть может, во сто раз беднейших его и притом благодетельствовавших ему. Это есть самая черная неблагодарность и непризнательность к своим благодетелям, плата злом за оказанные благодеяния, свойственная только лишь грубому и глубоко нравственно подлому человеку. Человек честный и добросовестный никогда ничего подобного не позволит себе сделать, потому что он уважает всегда права других и чувствует искреннюю благодарность и признательность к своим благодетелям. Он не только не станет злонамеренно скрывать свое имение, чтобы избавиться от уплаты всех долгов, и но объявит себя потерпевшим убытки, но если бы и действительные понес убытки, не укажет на них своим заимодавцам, чтобы не опечалить их, а скорее успокоит их и последним уплатит свои долги. А если бы и не уплатил всех в эту нору, то впоследствии при первой же возможности возвратит все, что следовало его заимодавцу, потому что он мыслит так: что пропало, то пропало его собственное, а не его заимодавцев, и потому последние должны получать свое. Человек честный и добросовестный никогда не позволит себе и жить роскошно, если он знает, что за ним есть долги, он даже не помыслит и о том, чтобы нарочито делать большие долги, дабы ему впоследствии воспользоваться ими.

Но то ли самое мы видим в тех видах несостоятельности, которые у нас столь обыкновенны и на которые все смотрят равнодушно. Не чаще ли всего случается видеть, что замысливший объявить себя несостоятельным нарочито ведет себя роскошно и все делает на славу, чтобы все считали его богатым человеком и имели к нему большее доверие, а заручившись этим доверием, в короткое время делает многочисленные займы, где только ему придется их сделать, и потом совершенно неожиданно, скрыв все свое имение, объявляет себя несостоятельным должником. Не часты ли и те случаи, когда замысливший свою несостоятельность незадолго до объявления ее дает какому-либо из своих родных или знакомых вексель на будто бы взятую им заимообразно сумму под залог своего недвижимого имущества, и притом на такую сумму, которая при объявлении несостоятельности составит значительную часть долга, превышающую прочие долги его, или же входит в предварительное соглашение с одним из своих заимодавцев, уплачивает ему значительную часть своего долга с условием, чтобы таковой заимодавец потом первый же начал против него иск и согласился взять вместо рубля только несколько копеек? А после этого может ли быть какое-нибудь свободное, полюбовное между ним самим и остальными его заимодавцами соглашение? Не вынуждены ли бывают прочие заимодавцы получить хоть несколько копеек за рубль, лишь бы не потерять все свое? Но и при самой продаже с аукциона всего имения должника после подобных сделок могут ли невинные заимодавцы получить свою законную часть, какую они должны бы были получить, если бы у должника не было ни с кем предварительных сделок? И притом, на чью долю всего чаще выпадает получение такой части – не на долю ли тех, которые, имея всего только несколько сотен или даже десятков рублей, добытых усиленным и многолетним трудом, по своему великодушию и доверчивости последнее отдали взаймы или на сбережение человеку, на состоятельность которого могли вполне надеяться? Неужели же все это так и быть должно? Подобного рода самое грубое и самое злонамеренное присвоение себе чужой собственности неужели может быть терпимо в обществе как нечто обыкновенное, позволительное каждому? Достойно ли это имени не только истинного христианина, но даже просто честного человека и хорошего гражданина? Те слезы, которые нередко проливают бедные люди от подобного вероломства, неужели не трогают ни самого банкрота, ни других? Неужели и совесть у такого человека настолько усыплена, что она не укоряет его и оставляет его совершенно спокойным? К сожалению, это так и есть на деле в большинстве случаев.

Покончив свои несправедливые расчеты, мнимо несостоятельный вскоре потом открывает торговлю, как будто по доверенности от жены, или матери, или еще кого-либо, и смотрит на белый свет совершенно спокойно, как будто он ни в чем и невиновен ни пред Богом, ни пред людьми. Пройдет потом год, много – два, и все забыто: он ведет торговлю уже от себя, прослыл снова богачом и снова у всех и в почете и в доверии. Но вздумай в это время прийти к нему один из его прежних благодетелей-заимодавцев, доверивших ему последнее свое достояние и почти ничего за то не получивших, и попросить у него хоть сколько-нибудь в благодарность за оказанное прежде благодеяние, – услышит один только грубый ответ: «Ты получил свое по суду или соглашению со мною, будь и этим доволен».

Итак, не ясно ли, что не только такое грубое присвоение себе чужой собственности, это мнимое и злонамеренное банкротство, но и банкротство действительное, если оно не есть следствие стечения несчастных обстоятельств, нисколько от нас не зависевших, противоречат восьмой заповеди? Братья христиане. При изъяснении восьмой заповеди я особенно обратил ваше внимание на различные виды банкротства не для граждан, но затем, чтобы предохранить вас от столь важного зла общественного. Будем помнить, что банкротство есть весьма важное зло, подрывающее в обществе доверие друг к другу и причиняющее вред как частным, так и общественным интересам. Пусть же даже и на мысль никогда нам не придет таким бесчестным способом составить себе богатство или жить роскошно за чужой счет. Аминь.