На клиросе
Какая важная, какая почетная, какая ответственная задача для меня – чтение на клиросе.
Я тогда передаточная ступень между стоящим в храме народом и Небесным миром... Во время моего чтения я представитель этого народа.
Моим голосом происходит беседа стоящего за мной народа со Святыми!
Не равнодушным ли сердцем, не с небрежением ли я передаю хвалу самому Богу?
Примет ли Господь наше общее покаяние, если оно слишком моим равнодушным чтением выражено?
Радуются ли великие составители священных славословий, молитв, песнопений, сами некогда молившиеся словами, заключенными в наши церковные книги, вновь слыша из моих уст свои вдохновенные обращения к Господу?
А для народа я в эти минуты, часы – руководитель, наставник, учитель, я его воспитатель... Перехожу мыслью к нему.
Представляю себе стоящих в отдалении, у западной стены храма. Достигает ли их слуха, их внимания мой голос?
В церкви было только один-два человека. Имел ли я право презреть его, их, читая только для себя?
Я знаю: я обязан найти для себя такой темп чтения, чтобы своей медленностью он не был бы обременителен для слушающих, но и не настолько быстрый и беглый, когда угнаться за мной своим вниманием люди не в состоянии. Затянулось слишком время богослужения? Другие позаботятся о том, чтобы время было урегулировано в этом смысле. Перейду к «себе».
Уместно ли во время чтения мне думать о себе и способе моего чтения? Мне ясно: мое право и долг мысленно проверять себя, доступно ли вполне мое чтение стоящим в храме. Бывает, что слишком громкий голос заглушает произносимые слова. Вот граница моей мысли о себе.
При частом чтении не могу я проникнуться всем содержанием читаемого мною, всеми мыслями его. Пожалуй, не все может и относиться ко мне. Но ведь не от себя самого приношу я весь этот молитвенный дар: если сам не вникнул – другой вникнет, не буду поэтому и изображать в способе моего чтения, как бы все исходило бы от полноты моего молитвенного настроения. Зато как благотворно запечатлеется в моей памяти и во всей душе все то, что некогда произносилось моими устами!
Как я благодарен Промыслительной судьбе за возможность читать на клиросе!
Но – вот мысль: достигает ли моя молитва небесных высот? И вспоминаю слова, читанные мною много раз в семнадцатой кафизме на Полунощнице: «Близ еси Ты, Господи!» Небеса ближе к нам, чем мы можем думать, небеса со всеми своими Святыми. Нет линии, проведенной между землей и Царством Божиим.
Не раз приходилось мне ехать по городу в наемном такси. Слышу открывающийся разговор лица, ведущего эту машину, с хозяином его, с хозяином предприятия, по беспроволочному телефону. В миллионном по населению городе, среди общего движения, в быстро движущейся машине контакт какой-то маленькой точки, представляемой мною меньшей макового зернышка, – контакт с другой такой же точкой. Это в наши дни достигнуто в материальном мире. А в мире «живой жизни» разве не то же? Взаимный без слов контакт у птиц, у рыб, понимание животными человека.
А мы ведь званные Церкви Христовой, Церкви Православной, где Спаситель «еже о нас исполнив смотрение, яже на земли соединил небесным», где дольняя с горными вместе Бога славят. Только бы нам, каждому, иметь и беречь ту крохотную точку, через которую можно соединиться с Отчим Домом. Точка эта называется: вера.