Глава IX. Состояние церковной проповеди в Литовской епархии

Обучение прихожан молитвам в церкви. Вне богослужебные собеседования. Благочиннические и церковные библиотеки. Церковно-приходские и народные школы. Общества трезвости. Братства. Богадельни.

После собственно церковного богослужения, служащего первым и главным средством религиозно-нравственного воспитания народа, очень важное значение в этом отношении имеет назидание народа пастырями, как в храме, так и вне оного, посредством живого слова истины, а также учреждение такого рода просветительных и благотворительных заведений, как библиотеки, школы, общества трезвости, братства и богадельни.

Что касается до проповеднической деятельности духовенства, то св. Синод, сознавая важное значение проповеди для народа, всегда требовал от епархиальных преосвященных, чтобы они прилагали особенные заботы об усилении проповедничества в своих епархиях. В виду сего, св. Синод в скором же времени, после воссоединения униатов, предписал духовенству западных губерний читать, по возможности, в церквах в воскресные и праздничные дни проповеди на простом общепонятном языке, или изъяснять, в виде бесед, катехизис. Пр. Иосиф, в исполнение сего предписания св. Синода, со своей стороны, предложил духовенству Литовской епархии, чтобы менее опытные священники в отношении проповедничества, в случае какого-либо недоумения, обращались за советом и наставлением к своим собратьям, более сведущим в духовных науках и в знании простонародного языка,⁶³³ а св. Синоду, по сему поводу, донес, что более точные и подробные наставления по настоящему предмету еще не могли быть даны духовенству от епархиального начальства, как по новости самого предмета, так и но разнообразию наречий и состава самого духовенства Литовской епархии. В тоже время Литовским епархиальным начальством предписано было всем благочинным иметь неослабное наблюдение за священниками в отношении преподавания ими в воскресные и праздничные дни катехизических поучений, с обязательством ежегодно, в декабре месяце, представлять сведения об успехах поучающих.

Между тем, как и следовало ожидать, священники, в значительном большинстве, оказались неспособными к ведению катехизических поучений на общепонятном народном наречии, так как знали хорошо только язык польский. Посему, когда Пружанский благочинный Бобровский, в исполнение указа консистории, потребовал от духовенства своего благочиния доставления ему собственного сочинения бесед, применительно ко введенным в катехизисе, и написанных на общеупотребительном языке, все священники единогласно отказались исполнить это требование, заявив, что они, не видя подобного распоряжения ни в одном из соседних благочиний и не имея случая слышать где-либо таковые поучения или воспользоваться примерным образцом, коему могли бы следовать в сочинении подобных бесед, не могут, без очевидного затруднения, приступить к сему делу, тем более, что, по указу консистории, таковые беседы учреждались только в некоторых церквах, и, притом, городских. Вообще, из всего Пружанского благочиния только один священник Курганович составил беседу на языке, который он употреблял при словесном объяснении с своими прихожанами во время говения. Впрочем, Бобровский и сам находил, с одной стороны, что народ лучше всего понимал польский язык, а с другой, что для духовенства было затруднительно говорить ему, как на простонародном наречии, которое почти во всяком приходе было неодинаково, так и на русском языке, на котором писать могли только очень немногие из священников, а прихожане еще меньше понимали его. Посему, он просил Литовскую духовную консисторию обратить на это обстоятельство свое внимание и снабдить духовенство необходимыми указаниями.

Не лучше стояло дело проповедничества и в других благочиниях, так как почти все благочинные епархии заявили епархиальному начальству, что лишь только очень немногие в их благочиниях священники, окончившие, притом, курс в Литовской духовной семинарии, могли говорить свои проповеди, и что для не учившихся следовало дать уже готовые поучения.

Правда, в последующее время формальные донесения Литовского епархиального начальства св. Синоду представляли дело проповедничества в епархии в благоприятном виде, в смысле, например, заведения к 1851году катехизических поучений уже по всем церквам, хотя и не одинакового достоинства, однако, из донесения некоторых благочинных ясно можно было видеть, что дело проповедничества, вообще, было поставлено в епархии очень плохо и, потому, не приносило никаких полезных результатов. Так, из донесения в 1847 году Селецкого благочинного значилось, что, хотя в некоторых церквах благочиния и читались народу катехизические поучения и в большинстве из книжек, но, вообще, успех в назидании народа был очень слаб. Причиною того сей благочинный считал помещиков, не отпускавших в церковь по праздникам своих крестьян, и сам народ, который, будучи угнетаем своими помещиками во всю неделю работами, думал более угодить им, нежели о спасении своей души, и, потому, редко собирался в церковь в праздничные дни, употребляя оные на отдых, так что едва который из прихожан 2–3 раза бывал в течение года в церкви. При таком положении дела, Селецкий благочинный находил, что вовсе не было никакой нужды и пользы в преподавании катехизических поучений народу, редко посещавшему церковь и потому, мало понимавшему эти поучения.

Другой благочинный, также подтверждая безуспешность катехизических поучений священников, причиною того считал произношение сих поучений по пространному катехизису, без предварительного ознакомления с кратким, которого при церквах не было.⁶³⁴ Третий благочинный прямо обвинял в не успешности поучений священников за то, что многие из них, хотя достаточно знали простонародное наречие, однако же, дорожа более блеском слова, приобретавшимся, по их мнению, от произнесения поучений высокопарным языком, и не заботясь о пользе прихожан, вовсе не хотели употреблять простой язык в катехизических поучениях. Свенцянский благочинный счел себя вынужденным даже жаловаться пр. Иосифу на духовенство своего благочиния за то, что оно, несмотря на строжайшие предписания епархиального начальства, мало прилагало усердия к чтению катехизических поучений, так что он нашел необходимым отмечать ученых священников и произнесенные им проповеди только на основании тех, которые были ему представлены на рассмотрение, причем ссылался на опыт нескольких лет, убедивший его в том, что голословным донесениям священников о произнесении ими проповедей не всегда можно было доверять.⁶³⁵

Что касается донесений ревизоров, посылавшихся для обзора церквей, о состоянии дела катехизического обучения народа, на что им было поручено пр. Иосифом обратить особенное внимание, то, по большей части, и они также отмечали факт неудовлетворительной постановки катехизации, указывая на то, что только некоторые священники прочитывали катехизические поучения с объяснением их, а другие – ограничивались одним прочтением их, ни мало, не заботясь о том, насколько они были усвоены прихожанами. Впрочем, кроме лености многих священников по отношению ведения катехизических поучений, не малою причиною не успешности сего дела было отсутствие подходящих к населению Литовской епархии сборников катехизических поучений, причем, хотя и были попытки со стороны некоторых священников епархии составить подобного рода сборники, но они оказались совершенно неудовлетворительными.⁶³⁶

От катехизических поучений, которые духовенство Литовской епархии должно было, согласно предписанию высшего духовного начальства, произносить по своим местным церквам, по возможности, за каждым воскресным и праздничным богослужением. необходимо отличать проповеди, которые духовенство должно было поочередно произносить при одной из церквей благочиния, после предварительного представления их цензору и получения от него одобрения оных. Мысль о заведении такого рода проповедничества в Литовской епархии принадлежала уже известному нам, Брестскому благочинному Соловьевичу, который в 1846 году донес пр. Иосифу, что он находит возможным и полезным, для утверждения прихожан в православии и послушании законному правительству, завести в Брестской Симеоновской церкви очередное проповедание слова Божия, стараясь всячески поучения приспособлять к понятиям и потребностям местных слушателей, с тем, чтобы, как градские, так и сельские окрестные священники, составленные ими самими поучения представляли на рассмотрение благочинного или нарочито назначенного для того цензора. Консистория, прежде чем обсудить предложение Соловьевича, имея в виду то обстоятельство, что из священников прежнего образования не все могли быть способными к проповеди слова Божия, предписала благочинным доставить сведения о том, кого из своих священников они находят соответствующими сей цели. Когда же эти сведения были доставлены, то консистория, нашедши полезным предложение Соловьевича, положила порядок назначения проповедей в самой Вильне оставить, как и прежде, в зависимости непосредственно от самого пр. Иосифа, и только обязала священника Тройской церкви Стояновича, по близости расстояния, произносить очередные проповеди в Вильне, с предварительным представлением их на просмотр цензору, ректору семинарии, архимандриту Евсевию.

Что касается до других церквей, то консистория назначила для каждого уезда, как церковь, в которой духовенство должно было говорить очередные проповеди, так и особого цензора для них. Вместе с сим, консистория составила, было, и самое расписание проповедей на 1848 год, применительно к сведениям, доставленным благочинными о священниках, признанных способными к проповедничеству, со включением в это расписание всех благочинных, смотрителей духовных училищ, а также священников, ново поступивших в приходы. Впрочем, это определение консистории относительно очередного проповедничества, представленное митрополиту Иосифу, до самого 1858 года не было им утверждено, так как он каждый раз откладывал это утверждение до следующего года, имея, вероятно, в виду не успешность катехизации в епархии.

Вообще, дело проповедничества в Литовской епархии, за время управления оной митрополита Иосифа, находилось настолько в неудовлетворительном положении, что пр. Макарий в своем отчете св. Синоду о состоянии Литовской епархии за 1869 год не преминул указать на то, что и катехизация не была заведена по церквам Литовской епархии, и что, вообще, дело проповедничества было поставлено плохо, между тем как это обстоятельство, по мнению его, имело вредные последствия для дела православия, особенно в виду постоянной проповеди в костеле. Такой свой взгляд на состояние проповедничества в Литовской епархии пр. Макарий высказал и представителям духовенства на епархиальном съезде в 1869 году. Некоторые благочиннические съезды, в числе 8, приняли во внимание это замечание нового своего архипастыря и постановили усилить церковную проповедь,⁶³⁷ и в пособие для проповеднической деятельности выписать беседы пр. Евсевия, пр. Феофана, протоиерея Путятина и некоторых других русских проповедников, доступные народу.

Большинство же съездов вовсе не коснулось вопроса о состоянии проповедничества в епархии, а один, Каменецкий, даже прямо заявил, что и богослужение, и проповедь, и народное образование, и церковное благолепие находятся в епархии настолько в удовлетворительном состоянии, что не стояло необходимости в принятии каких-либо мер к их возвышению и улучшению. На эту уклончивость большинства благочиннических съездов в отношении принятия мер, поместным обстоятельствам, к успешнейшему назиданию прихожан в вере и нравственности обратила внимание и консистория, по поводу замеченных преосвященными ревизорами в 1870 году нестройностей и недостатков религиозных познаний в прихожанах, но ограничилась одним только строжайшим подтверждением благочинным о наблюдении за священниками, чтобы они в праздничные и воскресные дни не опустительно говорили поучения.

Между тем, прошло пять лет со времени этого распоряжения консистории и, однако же, улучшения в постановке проповеднического дела в епархии не было замечено. Так, ревизия церквей преосвященными викариями в 1875 году отметила, что проповедничество духовенства не удовлетворяло требованиям воспитания прихожан в вере и нравственности, как потому, что, вообще, поучения преподавались без системы и без надлежащей обработки и обдуманности, так и потому, что лишь только при немногих церквах и у немногих священников имелись печатные проповеди и другие руководящие в деле проповедничества книги, и что священники вообще равнодушно относились к религиозному образованию своих прихожан.

В доказательство сего один пр. викарий указал на тот факт, что прихожане, собравшиеся для богослужения в церковь, по нескольку часов, до начала службы, проводили время праздно, в церковной ограде, между тем как священники имели возможность назидать их чем-либо полезным, как, например, чтением Четий-Миней, или житий святых в русском переводе, тем более, что прочитать могли бы псаломщики и даже грамотный прихожанин, заблаговременно подготовленный к этому священником.⁶³⁸

Последующие ревизии многих церквей, произведенные, например, в 1883 году, также показали, что духовенство вообще мало произносило в церкви поучений, несмотря на то, что, по справедливому замечанию пр. Сергия, все священники могли читать по книге проповеди, избирая для прочтения хорошие, удобопонятные поучения, или небольшие жития святых на русском языке, и особенно весьма пригодные для народного просвещения изданные Московским Обществом Любителей Духовного Просвещения беседы с 1874 по 1883 годы.

Пр. Авраамий, со своей стороны, также, считал необходимым, чтобы священники пользовались всяким случаем сказать, что-либо доброе, относящееся к вечному спасению вверенных их водительству душ человеческих и не опустительно говорили хотя бы краткие поучения народу, несмотря на малое число присутствующих, и произносили их, как можно отчетливее и выразительнее, чего не доставало, по его замечанию, священникам, за небольшими исключениями, чтобы всякий присутствующий в храме мог слышать и понять речь священника. Предметом же собеседования, по мнению сего преосвященного, следовало избирать, кроме объяснения очередных евангелий, с надлежащим приложением, темы, близкие к духовным и бытовым потребностям народа, например, посещение народом костела, обучение детей грамоте и молитвам на польском языке, пьянство, семейные разделы без основательных причин, знахарство и т.п. Особенно слабо было поставлено, по замечанию пр. Авраамия, проповедничество в соборах уездных городов Гродненской губернии, куда народ собирался в большом количестве и где, по его мнению, следовало бы завести очередное, понедельное собеседование с народом в воскресные и праздничные дни.

Правда, большинство священников епархии, в оправдание своей не заботливости относительно ведения катехизических поучений, обыкновенно ссылалось на то, что народ редко посещает церковь и что, следовательно, эти поучения невозможно было вести систематически и последовательно, однако, едва ли можно сомневаться в том, что своею настойчивостью в проповеди священники могли бы достигнуть благих результатов в отношении исправления народа от многих пороков и недостатков. В этом случае добрым примером для духовенства мог бы послужить, по указанию пр. Авраамия, священник Чижевского прихода, прихожане которого до 1880 года, приходя в церковь, имели обыкновение разговаривать и придерживаться старинного и безобразного обычая, «полоскать зубы» в первые дни великого поста. Но священник сказал целый ряд живых и сильных поучений, употребил напряженные усилия к искоренению этих недостатков, и плодом такой энергической и настойчивой деятельности священника было то, что с 1880 года народ благоговейно стал вести себя в церкви и прекратил посещение кабака во время великого поста, а некоторые из прихожан и совершенно прекратили употребление спиртных напитков.

Впрочем, не только катехизические поучения подавали справедливый повод преосвященным жаловаться на недостаток усердия у священников в отношении церковной проповеди, но даже поучения очередные, которые, будучи назначаемы по расписанию консистории далеко не всегда составлялись священниками и представлялись ими, кому следовало. Так, несмотря на то, что, по поводу отчетов о ревизии церквей за 1882 год пр. Сергия и Авраамия, консистория, между прочим, предписала духовенству епархии, назначенные, по расписанию, на каждый год проповеди составлять возможно ближе к складу понятий и религиозно-нравственным потребностям народа и аккуратно подавать оные для просмотра цензорам, которые, в свою очередь, обязывались доносить по третям года о не подавших к сроку проповедей, пр. Авраамий в 1883 году вынужден был жаловаться снова на то, что духовенство, несмотря на сделанное ему начальством напоминание обратить на эту часть пастырского служения должное внимание, не делает того, так что из проповедей, назначенных консисторией, ему в 1883 году для просмотра подано было только восемь.

К числу других мер, которые, помимо катехизических поучений и проповедей в церквах собственно, по мнению Литовского епархиального начальства, могли оказать благодетельное влияние на народ, в смысле ознакомления его с учением православной церкви и с её обрядами, относились обучение прихожан молитвам на славянском языке и вне богослужебные собеседования с ними. Впервые, распоряжение относительно обучения молитвам сделано было пр. Иосифом в 1846 году и касалось собственно детей священно-церковно-служителей. В виду же того обстоятельства, что ревизия церквей в 1850 году обнаружила незнание молитв на церковно-славянском языке даже многими причетниками, пр. Иосиф потребовал от благочинных сведений:

1) относительно того, все ли уже лица, принадлежащие к семействам священно церковнослужителей, знают исправно молитвы на славянском языке, а если не все, то, кто именно еще не знает и по каким причинам;

2) в каких приходах сами прихожане знают молитвы на славянском языке и в которых, по-прежнему, на польском языке, какие священники сами обучают своих прихожан молитвам на славянском языке, и на сколько в сем успели, и которые остались небрежными.

При сем архиепископ предупредил благочинных, что они подвергнутся строгой ответственности за доставление неверных сведений. Между тем, по рассмотрении последних, оказалось, что в 12 благочиниях были еще такие лица из священно-церковно-служительских семейств, которые не знали молитв на славянском языке и, большею частью, по нерадению, а обучение молитвам прихожан хотя и было заведено по всем приходам, но успех в сем деле было вообще настолько мал, что нельзя было положительно определить, сколько прихожан знали молитвы на славянском языке, и сколько произносили их на польском или на употребляемом разговорном языке. В виду сего донесения благочинных, консистория предложила, как руководственное правило священникам в деле обучения прихожан молитвам:

1) завести во все праздничные и воскресные дни, после отпуста литургии, пред катехизическими поучениями, чтение на славянском языке молитв вслух, с расстановкой, так, чтобы прихожане могли повторять каждое слово из оных;

2) не иначе венчать, как после совершенного удостоверения, что будущие супруги действительно знают молитвы;

3) в свободное время от полевых работ посылать причетников по деревням обучать молитвам прихожан, строго наблюдая за исполнением причетниками сего дела особенно в семействах, состоящих из лиц разных исповеданий.

Впрочем, это распоряжение консистории, не встретило сочувствия среди духовенства, частью по трудности возлагавшейся на него обязанности, а частью по нерадению, так что консистория была вынуждена признать в 1851 году тот факт, что духовенство, по-прежнему, мало заботилось о знании прихожанами догматов веры и молитв на славянском языке. Как бы в оправдание священников, Каменецкий благочинный в 1858 году слагал вину на не успешность в деле обучения прихожан молитвам, с одной стороны, на помещиков, которые не увольняли крестьян от барщины без зачета для говения великим постом на целую неделю, когда всего удобнее было бы их обучать молитвам, и на самих прихожан, которые в воскресные и праздничные дни, по большей части, отправлялись на базары; а с другой стороны – на диаконов и причетников, которые, вместо того, чтобы обучать по деревням прихожан молитвам, проводили большую часть времени, особенно зимою, в без известных отлучках и не помогали священникам даже в письмоводстве.

Другой священник не нашел возможным безусловно обвинять одних диаконов и причетников за неуспех в обучении прихожан молитвам. Указывая на то, что духовенство всегда заботилось об обучении своих прихожан молитвам, почему, например, при браках смешанных, жениху и невесте вменялось в непременную обязанность знание молитв православных, а по многим приходам в каждый воскресный и праздничный день, пред богослужением и после оного, неспешно, читались псаломщиками вслух всего народа молитвы, которые прихожане должны были повторять буквально, а также делались внушения при исповеди, священник В., однако, находил, что все эти средства делали и делают едва заметный успех против застарелой привычки, главным образом, вследствие того, что они носили официальный характер. Новобрачные, например, в большинстве случаев, после брака опять принимались за польские молитвы и, конечно, забывали то, что выучили пред браком, а слушающие молитвы в церкви раз в неделю, тоже не много сохраняли в своей памяти, тем более, что богомольцы бывали неаккуратно каждую неделю в храме.

Что касается до обучения прихожан молитвам в их домах, что было возложено епархиальным начальством на обязанность причетников, под наблюдением священников, то и это средство, по замечанию священника В., оказалось малодействительным, так как причетники, при своих материальных обстоятельствах, туго исполняли подобные поручения начальства и большинство их, если и бралось за это дело, то, неохотно, кое-как, считая это своею второстепенною обязанностью, или же вовсе отказываясь, то, по не имению времени, то по хозяйству, или же, наконец, по слабости здоровья. Священники же, видя их бедность, смотрели на это сквозь пальцы, будучи покойны тем, что механический труд обучения молитвам принадлежит не им.⁶³⁹

В таком положении находилось дело обучении прихожан молитвам к приезду в край в 1863 году М. Н. Муравьева, который, борясь с польско-католической пропагандою, не мог не обратить внимание на то, что православное население ходило в костел и употребляло для молитвы польские молитвенники, как дома, так и в церкви. Это печальное, обстоятельство заставило его обратиться к митрополиту Иосифу с энергичным представлением о необходимости усилить меры к уничтожению сего ненормального явления и предложить, со своей стороны, заготовить в большом количестве молитвенники на славянском и русском языках.

Митрополит Иосиф, надо полагать, остался не доволен тем, что гражданская власть указывала ему на недуги пасомых. Правда, он предписал духовенству, чтобы оно не допускало в своей семье польской речи, и чтобы принимало польские молитвенники от добровольно отдающих их прихожан и предавало их сожжению, но в то же время, как бы в укоризну гражданской власти, просил Виленского губернатора обязать подчиненных ему православных чиновников, чтобы они аккуратным посещением церкви подавали добрый пример народу, а относительно заготовления молитвенников в большом количестве дал ответ отрицательный, сославшись на то, что масса православного населения вообще безграмотна, а употребляющие польские молитвенники не знают еще русской и славянской грамоты. Впрочем, последнее указание митрополита нельзя назвать вполне основательным. Многие, например, из семейств самих священников знали русский язык; однако, по привычке, ходили в костел и молились по польским молитвенникам.

Конечно, получив строгое предписание на счет изъятия польских молитвенников из рук народа, духовенство во многих местах отобрало их и сожгло. Но, во всяком случае, и эта мера не могла иметь каких-либо особенно благодетельных результатов, потому что, с одной стороны, осталось несравненно больше таких молитвенников в руках прихожан, а с другой – особенно потому, что в самом народе сохранялось еще неодолимое желание молиться по польским молитвенникам. На это последнее обстоятельство указал, между прочим, в своем рапорте в 1869 году пр. Макарию уже известный нам, Волковысский благочинный Куцевич, заявив о том, что, хотя прихожане его благочиния и знают молитвы на славянском языке, однако же, не только неправильно читают их и полагают крестное знамение, но не забывают и польских молитв, при чем смотрят на церковные, как на что-то официальное, стараясь, с одной стороны, не забывать их, как будто бы для того, чтобы не подвергаться обличениям своего священника, а с другой стороны, вместе с сими молитвами усердно произносят и свои, как нередко выражались, «материнские молитвы», т.е. по-польски, которым научились от матери.

При архиепископе Макарии и его преемниках вопрос относительно обучения молитвам прихожан был неоднократно возбуждаем и рассматриваем, как самим духовенством, так и епархиальным начальством. Так, Сокольский благочиннический съезд в 1870 году постановил для обучения прихожан повседневным молитвам точно соблюдать правила относительно требования от вступающих в брак знания молитв, а также внятно читать оные после часов, после всенощного бдения или вместо причастного стиха. Шавельский съезд, кроме того, находил полезным поездку псаломщиков в зимнее время для той же цели по деревням, причем для поощрения их в сем деле – постановил об особенно усердных доводить до сведения епархиального начальства, с ходатайством о возведении их, по возможности, в диаконский сан, а Бельский съезд даже проектировал, было, не допускать к св. причащению тех из прихожан, которые не знали молитв, по нерадению своему.

Впрочем, все эти рассуждения благочиннических съездов имели более академический характер и мало приводились в жизнь, вследствие чего консистория в 1871 году по поводу замечаний относительно слабой постановки дела обучения прихожан молитвам преосвященных викариев, обозревавших церкви некоторых уездов, вынуждена была сделать предписание, чтобы духовенство, по крайней мере, поддерживало заведенный по некоторым церквам в сельских приходах порядок чтения, по окончании литургии или в другое время, необходимых молитв и безотлагательно ввело бы его по тем церквам, где сего не делалось, употребляя все способы к выведению польских молитв из употребления прихожанами, преимущественно – через старание поощрять их к изучению для соответственного пения тропарей и кондаков, помещенных в сокращенных молитвословах, и, кроме того, снова вменила в обязанность только не псаломщикам, а самим священникам, ездить по деревням для обучения прихожан молитвам.⁶⁴⁰

К сожалению, духовенство, и после того, иногда настолько небрежно относилось к исполнению предписаний начальства относительно испытания прихожан в знании православных молитв, что допускало нередко записывание оглашения, не видевши жениха и невесты, каковое обстоятельство, с одной стороны, подавало повод к ропоту прихожан на более внимательных к своему долгу и более требовательных священников, а с другой – вело к тому, что вступающие в брак, не исправивши ошибочного и неправильного чтения молитв и исполнения обрядов, например, крестного знамения по уставу православной церкви, передавали свои ошибки, свое незнание из поколения в поколение и приучали детей к безразличию в делах веры. Это обстоятельство побудило Литовскую духовную консисторию сделать снова напоминание духовенству епархии, чтобы оно строже относилось к исполнению пред брачных требований в точности, и чтобы брачующиеся были допускаемы к венцу не иначе, как по испытании их в знании молитв, и чтобы при этом не было нареканий на притеснения со стороны причтов, внушила последним, как можно чаще и заранее делать в церкви объявления прихожанам о необходимости брачующимся знать важнейшие молитвы и уметь правильно креститься и читать молитвы на церковно-славянском языке.⁶⁴¹

Что касается до вне богослужебных собеседований священников с прихожанами, то на этот предмет епархиальное начальство обратило особенное внимание только в семидесятых годах, вследствие донесений преосвященных викариев о замеченных ими разного рода религиозных недостатках в прихожанах. Впервые, предписание означенного начальства духовенству о заведении вне богослужебных собеседований с народом состоялось в 1873 году, когда консистория, познакомившись с ревизорскими отчетами пр. викариев и находя, что разного рода недостатки в религиозном отношении в прихожанах зависели от незнания, привычек и «более всего от нерадения священников», пришла к тому заключению, что только на месте жительства прихожан, подлежавших исправлению, можно было бы достигнуть желаемых результатов, а потому и предписала духовенству, чтобы священники, независимо от обязанности поучения в церкви, в праздничные и воскресные дни поочередно и попеременно посещали наиболее населенные деревни вверенного им прихода и там, не прибегая к «каким-либо насильственным мерам», а только ласковым обращением и указанием пользы привлекали прихожан к слушанию поучений. Содержанием же оных должно было служить изложение учения православной церкви, объяснение значения частей православного богослужения и повседневных молитв и наставления относительно исполнения христианских обязанностей и обычаев православных. Вместе с сим, благочинным было предложено на благочиннических съездах обсудить, сообразно местным обстоятельствам, подробности, касающиеся сего дела, и настоять, чтобы оно непременно исполнялось.

Некоторые священники отозвались на это предписание епархиального начальства сочувственно и поставили дело вне богослужебных собеседований умело и достигали благоприятных результатов. К числу таких пастырей должно отнести священника Леонида Колосова, который держался такого способа ведения вне богослужебных собеседований. Занимаясь обучением детей, дли чего они приходили к нему за 3–4 версты вечером, он, когда собирались к нему и взрослые прихожане для беседы, читал им Евангелие с разъяснением прочитанного, причем чтение прерывалось, для избежания утомления, пением, под руководством псаломщика, из знакомых им тропарей и молитв. Так Колосов поступал еще до указа консистории о заведении вне богослужебных собеседований с прихожанами. Получивши же сей указ, он собрал на сход своих прихожан и, объявив им указ и разъяснив его пользу, предложил выбрать в каждой деревне прихода поместительную избу для убежища, в случае дурной погоды, и сообщил, что будет заблаговременно уведомлять о времени своего приезда для беседы в ту или другую деревню. На собеседования эти, когда оные открылись, собиралось всегда много народа, и беседа, по желанию слушателей, продолжалась иногда до глубокой ночи. Сами беседы происходили таким образом: для каждой избирался какой-нибудь предмет, который и раскрывался с возможною полнотой, как, например, главнейшие праздники и посты православной церкви. Затем, следующая беседа шла о том, как проводить должно праздники. Вслед за раскрытием предмета собеседования, если замечалось утомление слушателей, предлагалось, под руководством псаломщика, пропеть знакомую молитву или тропарь. Далее следовало чтение из Евангелия или других священных книг, с объяснением прочитанного. Для чтения избирался отрывок из какой-либо священной книги, имеющей отношение к предмету собеседования или к ближайшему, по времени, празднику. И пр. Авраамий справедливо нашел этот способ ведения собеседований настолько целесообразным, что, через напечатание о нем в местных⁶⁴² епархиальных ведомостях, рекомендовал его всему духовенству епархии. И результат сих трудов почтенного о. Колосова был плодотворный. Народ слушал его беседы с удовольствием и, вместо того, чтобы идти в кабак, оставался дома.

К сожалению, большинство священников не позаботилось о ведении вне богослужебных собеседований с прихожанами, так что преосвященные Сергий и Авраамий, обозревавшие в 1883 году церкви Дисненского, Тройского и Белостокского уездов нашли, что духовенство вообще слишком мало обращало внимания на почти ежегодные предписания консистории относительно ведения собеседований с народом, так как, за исключением весьма немногих церквей осмотренных уездов, совсем не производило их, частью потому, что, по объяснению священников, в воскресные и праздничные дни они обременены требами, как-то крещениями, браками и т.п., частью – и потому-де, что народ после обедни расходится по деревням и собрать его, после того, невозможно, особенно, если близ самой церкви нет большего села. Не мало было священников, которые жаловались, в объяснение причин, по которым они не вели собеседований с прихожанами, на отвлечение последних базаром зимою, а летом – полевыми работами, а также на отдаленность деревень от местожительства причта. Насколько мало обращали внимания на вне богослужебные собеседования сами благочинные, можно судить, например, по тому одному, что пр. Алексий в своем отчете о состоянии епархии за 1889 году указал только на 4-х благочинных Виленской губернии и 3-х Гродненской, упомянувших в своих рапортах о заведении сих собеседований в своих благочиниях, тогда как остальные 36 благочинных вовсе не упомянули о том.

В тесной связи с положением проповедничества в Литовской епархии находилось состояние церковных библиотек здесь, которое было вообще неудовлетворительное. Несмотря на то, что еще с начала 1840-х годов епархиальное начальство то рекомендовало духовенству выписку известных книг, то само непосредственно выписывало оные и рассылало по церквам, как, например, «Слово кафолического православия к римскому католичеству», за что было взято по 10 копеек с каждого священника, по официальным данным оказалось в 1867 году, что при многих церквах имелось лишь только некоторое число книг и журналов духовного содержания, составлявших церковную собственность, причем и эти собрания, по своей незначительности, не имели никакого права на название библиотек, тем более, что, кроме местного причта, они никому не были доступны.

Посему, епархиальное начальство, имея в виду, что одно учреждение, а тем более одно лицо, при всей своей готовности, не всегда может жертвовать в пользу других и что средств отдельно взятых лиц недостаточно для более или менее общественного дела, от 25 сентября 1867 года пригласило приходское духовенство епархии учредить церковные библиотеки, хотя по одной, в каждом благочинии. Местом для сего было положено избрать или ту церковь, которая имела уже некоторое собрание книг духовного содержания, или же церковь в местожительстве благочинного, как наиболее центральную, причем самая необходимость видеть благочинного должна была особенно содействовать духовенству в частом посещении места учреждения библиотеки и пользовании её книгами.

Во исполнение сего распоряжения епархиального начальства, была назначена 41 местность для сих библиотек, причем не было найдено возможным впредь, до времени, учредить библиотеки, как в Тройском благочинии, где было только 6 причтов, по причине значительных расстояний между церквами, так и в Ковенской губернии, по уездам Россиенскому, Вилкомирскому, Поневежскому, Тельшевскому и Шавельскому, в которых находилось по одному причту, кроме недавно открытых приходов. При церквах же указанных городов было найдено достаточным число имевшихся при них произведений духовной литературы, и священнослужители оных представлялись для своего начальства «любознательными и упражняющимися в возвышении своего образования.⁶⁴³ Митрополит Иосиф утвердил основные правила для существования библиотек, составленные консисторией, и, имея в виду, что по обстоятельствам Литовской епархии было бы весьма желательно и благодетельно осуществление в возможной скорости учреждения церковных библиотек, назначил 28 сентября того же 1867 года в единовременное пособие духовенству для основания в показанных местностях 2500 рублей серебром из суммы 42 тысячи рублей, пожалованной в этом году духовенству, и предложил консистории на эти деньги приобрести для этих библиотек важнейшие книги на русском языке богословского и церковно-исторического содержания, по выбору членов консистории и под руководством пр. викария. По составленному консисторией списку было показано 73 названия книг на сумму 169 руб. 40 коп. серебром для каждой библиотеки. Но пр. Александр, имея в виду, что из 2500 руб. приходилось на каждую из предположенных библиотек, в числе 41, не более 60 руб. 96 коп., выбрал 39 названий книг, ценностью на 60 руб. 60 коп. для каждой библиотеки, что составило сумму 2484 руб. 60 коп., а остальные 15 руб. 40 коп. предложил оставить на пересылку книг, или же, если таковая будет взята авторами или книгопродавцами на их счет, обратить вместе с могущею быть уступкой против цен, объявленных в каталогах, на покупку других книг для более недостаточных или новых библиотек, могущих открыться впоследствии.

Когда же вновь составленный список книг, равно как и все дело относительно учреждения библиотек, были представлены на рассмотрение архиепископу Макарию, последний утвердил его, заменив только книгу «Жития русских святых» Муравьева – книгою «Русские святые» архиепископа Филарета. В числе книг, приобретенных в библиотеки, между прочим, значились все сочинения пр. Макария, который уступил по 20% с каждого рубля, а также «Литовская церковная уния» Кояловича, «Сведения о польском мятеже 1863 года» Ратча, в двух томах. При сем пр. Макарий предписал, чтобы о состоянии церковных библиотек ему доставлялись ежегодно благочинными сведения в их рапортах.⁶⁴⁴

Между тем, в скором же времени обнаружилось, что благочиннические библиотеки или существовали только номинально, или же, по своему положению, не приносили особенной пользы духовенству,⁶⁴⁵ так как, за исключением немногих, находились в плохом состоянии. Так, книги, присланные консисторией в фонд библиотек, предлагались всякому по несколько раз, о выписке же новых книг в библиотеки вовсе и не думали. В некоторых благочиниях, хотя духовенством и собрана была порядочная сумма денег, но книг в библиотеке было также очень мало и, при сем, отчета духовенству библиотекари не думали давать. В иных же благочиниях библиотеки пополнялись книгами без разбору, даже совершенно изорванными, или же выписывавшимися по одному желанию библиотекаря, без соображения со списком рекомендованных книг и желанием духовенства.⁶⁴⁶ Необходимым следствием такого состояния библиотек было то, что духовенство не сочувствовало благочинническим библиотекам, как не приносящим ему пользы, и, потому, в некоторых благочиниях их и совсем не было.

В виду такого положения благочиннических библиотек, епархиальное начальство вынуждено было обратить внимание на них, почему и предписало в 1874 году, чтобы все благочинные в декабре месяце представляли списки всех книг, находящихся в благочиннических библиотеках, за подписью библиотекарей и со свидетельствованием благочинных, которые должны были при сем пояснять, какие из сих книг были разосланы консисторией, какие пожертвованы частными лицами и какие приобретены самим духовенством благочиния. Но и это распоряжение консистории не новело к заметному улучшению состояния благочиннических библиотек. Неутешительное сведение о них находим, между прочим, в отчете пр. Алексия св. Синоду о состоянии Литовской епархии за 1889 год, где он указывал на то, что из 43 благочиний⁶⁴⁷ только в 18 библиотеках последовало пополнение их книгами, а 11 остались с прежним числом книг; об остальных же благочиннических библиотеках сведений не было доставлено.⁶⁴⁸ «Впрочем, замечал пр. Алексий, в некоторых благочиниях эти библиотеки перестали существовать вскоре, после их основания в 1869 году.»⁶⁴⁹

Что касается до собственно церковных библиотек, которые должны были находиться при каждой церкви и помогать священникам в деле церковного учительства, то оные или совсем не существовали при многих церквах, или находились, вообще, в неудовлетворительном состоянии. До 1872 года сведения о сих библиотеках благочинными не представлялись. Да и в сем году некоторыми благочинными были представлены неопределенные сведения о сих библиотеках и их размерах. Так, Радошковичский благочинный донес, что при всех церквах его благочиния библиотеки церковные состояли из самого незначительного количества книг, а именно: библий ветхого и нового завета, пространного катехизиса и епархиальных ведомостей, хотя в благочинии находилась одна общая благочинническая библиотека с довольно большим количеством книг.

Кроме того, по рапорту сего благочинного, оказывалось, что некоторые священники имели собственные библиотеки. В других некоторых благочиниях, как, например, Шумском, церковных библиотек вовсе не существовало. Подоросский благочинный, в оправдание скудости церковных библиотек его благочиния, ссылался на скудость средств духовенства и церквей. В большинстве церковных библиотек находились книги, или выписанные по обязательной подписке, или же высланные епархиальным начальством. В Зельвянской церкви, при которой настоятелем состоял сам благочинный Куцевич, значилось книг до 93 томов на сумму 78 руб., и на нее ежегодно поступало до 10 рублей. В Самуиловичской же церкви было до 146 книг на 190 руб., и на нее ежегодно поступало 10–15 рублей. В Песковской церкви было 125 томов сочинений духовного содержания на 113 рублей, и эта библиотека поддерживалась единственно на средства местного священника. В Виленском благочинии была только одна библиотека при Николаевской церкви – приходская, помимо небогатой – церковной, состоявшая из 110 разного наименования сочинений и брошюр религиозно-нравственного содержания.

Кроме денежных пожертвований на эту библиотеку, простиравшихся до 100 рублей, поступали в нее пожертвования и книгами. Сама библиотека помещалась в приличном шкафу, на видном месте, в паперти церковной, и состояла в ближайшем заведывании одного из псаломщиков, который выдавал книги любителям религиозно-нравственного чтения и обратно получал их. Впрочем, по замечанию благочинного Виленского благочиния, особенно усердных чтецов в сей библиотеке не замечалось. В некоторых церквах Бездежского благочиния в библиотеках находились, судя по донесениям благочинного, и такие серьезного содержания книги, как догматическое богословие архимандрита Антония, пастырское богословие архимандрита Кирилла, история христианской церкви профессора Чельцова, «дни богослужения» – протоиерея Дебольского; «об унии» Бантыш-Каменского, и в некоторых церковных библиотеках – «Православный Собеседник», а в Кобринском благочинии, еще кроме того «Современный листок»; слова митрополита Московского Филарета; «Новая скрижаль» – архиепископа Венеамина; Догматическое богословие архиепископа Макария.⁶⁵⁰ К сожалению, эти сведения, представленные благочинными о церковных библиотеках, значительно расходятся с теми данными, которые мы извлекаем из ревизорских отчетов по епархии преосвященных викариев за последующее время и которые, вообще, представляют положение сих книжных сокровищниц далеко не в удовлетворительном виде.

Так, пр. Авраамий в своем отчете о состоянии церквей в осмотренных им в 1882 году уездах Гродненской губернии Бельском и Кобринском отметил, что он только у немногих священников встретил более или менее достаточный запас простонародных проповеднических изданий, как необходимых пособий в деле пастырского учительства, и что они почти вовсе не выписывали пособий по преподаванию закона Божия, хотя те и другие по цене и по частям могли бы быть приобретены без всякого для настоятелей обременения. «Правда, замечал по сему поводу пр. Авраамий, обязать к этому нельзя, по рекомендовать следует, так как без побуждений ничего не делается». Этот же преосвященный в следующем году нашел, что, хотя при некоторых из осмотренных им церквей и находились библиотеки, но они были бедны по количеству находившихся в них изданий, причем священники, в оправдание себя, обыкновению ссылались на недостаток средств, хоти этот предлог мало заслуживал доверия, так как в домах некоторых из лих можно было встретить целые кипы музыкальных светских нот и почти ни одного издания по части пастырского собеседования

Еще обстоятельнее изображает хаотическое положение церковных библиотек пр. Сергий в своем отчете о ревизии церквей в 1882 году Ошмянского и Лидского уездов. «Церковные библиотеки, писал он, весьма бедны, а в некоторых местах их и совсем нет, и потому руководства и пособия у священников в деле проповеди весьма скудны, а без пособий к проповедничеству трудно ожидать хороших проповедей. Во многих местах, особенно в Щучинском благочинии, книга церковных библиотек не внесены в описи церковного имущества. Вообще, на библиотеки церковные не было обращаемо никакого внимания. Видно, что по всем церквам были рассеяны, по временам, разные сочинения; в одних церквах они есть и записаны в церковные описи, и других же церквах их нет и в описи они не значатся, а в иных церквах не имеется никаких богословских и церковно-исторических книг и, вообще, духовных, кроме богослужебных. В некоторых церквах, вопреки положению, книги были внесены не в церковную опись, а в частную, которая, как не требуемая правилами, легко может быть утрачена».

Посему, пр. Сергий справедливо считал необходимым обратить на это дело внимание благочинных, замечая, что, если бы не упускали этого из виду прежде, то в церквах имелись бы уже порядочные библиотеки, как например, в Голдовской, где было до 70 названий книг, тогда как в иных было только по 3 или по 4 названия.

В виду таких отзывов преосвященных викариев о состоянии церковных библиотек, консистория, наконец, обратила внимание на них, и в 1883 году предписала благочинным на первом же благочинническом съезде обсудить меры к устранению означенных беспорядков приведением в исполнение, как бывших в прошлых годах распоряжений епархиального начальства, так и изысканием соответствующих способов к упрочению и приращению библиотек, а также ведением описей по существующей на то форме. Вместе с тем, в виду замечания пр. Сергия, что духовенство, вообще, не заботится о поддержании своего образования через выписку книг, которые бы служили для возобновления в памяти того, чему священники учились в семинарии, и для дальнейшего усовершенствования,⁶⁵¹ поставила в обязанность благочинным выписать в каждую церковь на счет церковных сумм, по меньшей мере, следующие книги: Догматическое богословие архимандрита Антония или пр. Макария, или архимандрита Иустина, церковную историю Евграфа Смирнова, пособие к изучению устава Никольского, «Новую скрижаль», «Дни богослужения» Дебольского, «Пространный катехизис» митрополита Филарета, и обратить внимание на библиотеки благочиннические, пересмотреть и пополнить их недостающими книгами, по указанию, сделанному епархиальным начальством в прежние годы, особенно в 1869 году, составить им описи и, на будущее время, пополнять их, по указанию епархиального начальства, по выбору и с общего согласия на благочиннических съездах. По отчету о состоянии епархии за 1889 год значилось церковных библиотек, имевших 50–100 книг – 90; имевших свыше 100 – 32, считая в том числе и книжные склады для чтения и продажи при Гродненском Софийском соборе и Пухловской церкви. При остальных же церквах имелось или менее 50 книг, или же одни епархиальные ведомости.⁶⁵²

После церкви, великое значение в жизни народа имеет школа, как воспитательница молодого поколения в известном духе и направлении. Неудивительно посему, что и гражданская высшая власть и духовная прилагали посильные заботы об устройстве училищ в северо-западном крае, которые бы содействовали проведению в среду воссоединенного простого народа и утверждению в нем духа православия и русской народности.

Уже на первых порах существования новой православной епархии мы находим различие между школами, существовавшими в ней, так как одни школы были собственно правительственные, казенные, а другие частные – при церквах и в помещичьих имениях. Некоторые данные относительно училищ мы находим в донесении пр. Иосифа св. Синоду, сделанном, вследствие требования последним от пр. архиереев сведений о числе училищ при монастырях и церквах для обучения церковно-служительских и поселянских детей, причем св. Синодом предлагалось преосвященным позаботиться об умножении сих училищ и о надлежащей постановке в них учебного дела, в виду того, что успехи в сих училищах, кроме других причин, много зависели от деятельности самого духовенства, как в образе управления ими, так и в старании располагать к оному умножению училищ местные гражданские власти и помещиков. По доставленным в консисторию благочинными сведениям оказалось, что в Ковенской губернии было 11 школ, из коих одна при Пожайском монастыре, в которой с половины 1845 года было 21 учеников, а предметами преподавания были: русское чтение, нотное пение, катехизис и чистописание. Учителями в сей школе состояли 2 певчих из архиерейского хора, а содержалась она на средства монастыря. Остальные 10 были по казенным имениям с 323 учениками. Учителя в них получали по 85 руб. и состояли из 6 семинаристов, 2 священников и 2 дворян. По Гродненской губернии – по казенным имениям было 23 школы и 4 в имениях помещиков. Большинство из школ были открыты в 1845 и 1846 годах и только два – в Бездеже и Волне – в 1844 году, а в Заблудовском помещичьем имении – в 1839 году. Всех учеников было 622.

В казенных училищах преподавались предметы, положенные по программе сих училищ, а именно: начальные основания закона Божия, чтение по-славянски, по-русски и по-польски, арифметика и счетоводство. В частных училищах: в Заблудовском – преподавалось одно славянское чтение и пение; в Бытенском, кроме сего, еще чистописание; в Богородичах и Дрогичине – еще молитвы. Учителями в означенных училищах, кроме четырех, состояли бывшие воспитанники Литовской духовной семинарии, священники или диаконы и дьячки, под наблюдением священников. В помещичьих имениях жалования учителям не давалось. В Виленской губернии было всего 5 казенных училищ и 2, в помещичьих, в Николаеве, у графа Замойского и в Залесье, у князя Осинского. Из всех этих училищ только одно Сморгонское было основано в 1843 году, а остальные в 1845 году. Всех учеников было 273. Учили в них повседневным молитвам, чтению, письму и арифметике. В Меречском училище был учителем семинарист, а в остальных учили священники, при помощи дьячков. В Креве и Николаеве училище содержалось на средства священников, а в Залесье – на половину – священника и на половину – помещика. Впрочем, в сих ведомостях, доставленных благочинными, не были помещены сведения о многих училищах, как потому, что они состояли в ведомстве Министерства Народного Просвещения, так и потому, что Литовскому епархиальному начальству неизвестен был указ св. Синода от 12 мая 1837 года, руководствующий к учреждению училищ, вследствие того, что Литовская епархия в то время состояла в ведении Белорусско-Литовской духовной коллегии. В 1850 году значилось уже 37 церковно-приходских школ по епархии с 1211 учеников и 56 учителями; в 1853 году училищ по казенным имениям было 41 и учеников 1300 и в школах Министерства Народного Просвещения – 27 училищ с 546 учеников.⁶⁵³ Из сего числа училищ бросается в глаза малочисленность школ по казенным имениям. Протоиерей Виктор Гомолицкий, при обозрении в 1850 году церквей Вилейского уезда, нашел в сих имениях только два училища для народа – в г. Вилейке и м. Миделе с 20 учащимися, причем в Вплейском училище учителем состоял священник. По мнению Гомолицкого, причиною такой малочисленности училищ было отчасти нерадение палаты Государственных Имуществ, а отчасти – бедность крестьян казенных и опасение их, чтобы на них не были возложены издержки на содержание училищ, и чтобы, после обучения, начальство не отняло детей их для канцелярии.

Что касается до пользы, какую принесли все эти училища, существовавшие в Литовской епархии до времен Муравьева, то едва ли она могла быть велика, с одной стороны, по малочисленности училищ, а с другой, по мало способности, нерадению и даже политической неблагонадежности многих учителей. Несмотря на то, что священники были обязаны распиской в аккуратном исполнении своих законоучительских обязанностей еще в 1842 году, однако, в 1858 году находим жалобу митрополиту Иосифу от управляющего Виленской палатою Государственных Имуществ на священника Мядзиольского прихода за то, что он, как по многочисленности прихожан, так и по занятию хозяйством, плохо занимался в школе, и был удален от учительства. А таких случаев, конечно было не мало. Что касается дьячков, то они, по своему низкому образовательному цензу, конечно, не могли быть хорошими учителями.⁶⁵⁴

Еще меньше могло быть пользы, а скорее вреда, от тех учителей, которые принадлежали к римско-католическому исповеданию и которых было не мало по училищам. Из жалобы того же управляющего палатою Государственных Имуществ и в том же 1858 году митрополиту Иосифу на окончившего курс семинарии Окулича за то, что он часто отлучался из училища и заменял себя католиком и, вообще, плохо занимался, видно, что сами православные учителя искали себе иногда помощи у поляков-католиков в своих школьных занятиях. Насколько велик был контингент лиц католического исповедания среди учительского персонала в Виленском учебном округе ко времени прибытия Муравьева в край, видно из того, что в 1863 году из числа учителей гимназий, прогимназий, уездных и приходских училищ, православных было лишь 115, а католиков 271 и 60 человек других исповеданий.⁶⁵⁵ На это обратил свое внимание М. Н. Муравьев, вступив в управление краем, и вместе с попечителем округа Корниловым стал призывать из Великороссии на учительские должности, главным образом, семинаристов из высшего и среднего отделения, которым были предоставлены многие преимущества но службе и из которых многие после поступили во священники в Литовской епархии. Вместе с тем, от 19 октября 1864 года он предложил всем губернаторам края лично в подробно осмотреть свои губернии и, при сем, обратить особенное внимание на городские и сельские школы, соответствуют ли они, при настоящем своем устройстве, или личном составе наставников, предположенной правительством цели, и особенно наблюсти, чтобы народные училища там, где нет к тому особенных препятствий, находились непременно под ближайшим наблюдением местного православного духовенства и чтобы в школах отнюдь не было допускаемо обучение польскому языку и чтобы, вообще, были приняты все меры к прекращению польской пропаганды и к утверждению в крае русской народности.⁶⁵⁶ Нельзя также не указать на весьма целесообразное распоряжение Муравьева от 9 января 1864 года относительно того, чтобы помещения для сельских волостных правлений, а также сельских училищ, устраивались близ приходских церквей.

Между тем, еще до вступления Муравьева на пост Виленского генерал губернатора, вследствие ревизорского отчета по Витебской губернии сенатора Щербинина, подтвердившего факт уклонения православных в латинство, что происходило, между прочим, от устройства помещиками-католиками во многих местах своих школ с польским учителем и преподаванием, куда принимались и дети православных, св. Синод, в видах предупреждения уклонения православных в католицизм, предписал митрополиту Иосифу озаботиться заведением при церквах большего числа училищ, для обучения детей поселян чтению, письму, молитвам и начаткам катехизиса, с вознаграждением учащих из местных епархиальных сумм, а в случае недостатка оных, из сумм св. Синода. Митрополит Иосиф, со своей стороны, сочувственно отнесся к учреждению сих училищ, так как видел в них довольно твердый оплот против латинской пропаганды среди воссоединенного народа, и в своем рапорте св. Синоду от 22 сентября 1859 года указывал на свою надежду относительно того, что благое дело, предпринимаемое св. Синодом, подвинет на добрый подвиг многих из священнослужителей Литовской епархии, большая часть которых и даже церковно-служителей, по его мнению, способна была обучать мальчиков грамотности в скромных пределах, указываемых св. Синодом, в зданиях, занимаемых или причтом, или от водимых для того прихожанами, и при самых скромных издержках на книги и учебные материалы.⁶⁵⁷

Впрочем, в своем рапорте св. Синоду, по поводу сделанных им распоряжений об открытии церковно-приходских училищ, пр. Иосиф указал на то, что заведение сих училищ встретило в Литовской епархии не мало затруднений, вследствие бедности прихожан православного исповедания, состоявших из одних крестьян, и также, вследствие принадлежности к другому исповеданию и другой народности их помещиков, так что православное духовенство могло питать лишь малую надежду на участие образованной и зажиточной публики в заведении сих училищ.⁶⁵⁸

Тем не менее, в 1860 году к 8 ноября, по официальным донесениям благочинных, значилось церковно-приходских училищ в епархии уже 159 с 1695 мальчиками и 14 девочками. В некоторых школах обучали; первоначальной грамоте, повседневным молитвам и церковному пению, а в других – еще славянскому чтению, чистописанию и арифметике, а в Воложинской – еще и отечественной истории. Между тем, консистория продолжала и в 1861 году строго требовать, чтобы священники открывали церковно-приходские школы, и, потому, сделала, замечание священнику церкви в м. Попине, не открывшему здесь училища, под тем предлогом, что помещик не хотел распорядиться о высылке в училище мальчиков, по вернее, как не безосновательно предполагала консистория, или по недостатку влияния местных священников на прихожан, или по нежеланию их заняться обучением и, при сем, обязала местного благочинного, в случае неустройства здесь училища в следующем году, немедленно донести о том до её сведения, дабы можно было устранить сих священников от места за не заботливость о благе своих прихожан.

Приняв же во внимание то обстоятельство, что эти училища в некоторых местах или вовсе не могли быть открыты, по недостатку помещений, или хотя и были заведены, но были очень малочисленны, и, в тоже время не находя средств ни в ведении епархиального начальства, ни местных – по церквам, ни у самого духовенства, к распространению образования между крестьянами, консистория положила просить губернаторов трех губерний северо-западного края о том, не найдут ли они уместным, в видах содействия в деле устройства блага крестьян, сообразно новому положению, возложить на обязанность мировых посредников, чтобы, по соглашению с местными благочинными и помощниками их, при церквах, где имеются деревни или местечки, или же в больших деревнях, находящихся в не далеком расстоянии от оных, были построены особые домики для училищ, вмещающие 20-ю часть прихожан обоего пола, на землях, судя по удобству, или церковных, или же помещичьих, или же, наконец, отведенных крестьянам, из материалов, какие даны будут помещиками или трудами крестьян, вверив постройку и поддержку сих школ сельским обществам.

К сожалению, это предложение консистории не везде было встречено с сочувствием и, потому, в то время, как Гродненское губернское правление в скором же временя уведомило консисторию о том, что им через предводителей дворянства предложено мировым посредникам привести в исполнение означенное предположение консистории, Ковенский губернатор в 1862 году дал ответ уклончивый, указав на то, что малочисленность православных прихожан в Ковенской губернии, дети коих могли бы обучаться в церковно-приходских школах, лишает мировых посредников всякой возможности приискивать частные средства на постройку домов для помещения церковно-приходских училищ, которые, притом, в виду последовавшего Высочайшего повеления о немедленном открытии в здешнем крае народных училищ для поселянских детей всех вероисповеданий, окажутся излишними.

При таком отношении к церковно-приходским школам высшей администрации в крае, не удивительно, что мировые посредники, из которых многие были католики, вместо содействия открытию церковно-приходских школ, в некоторых местах положительно противодействовали тому, заводя школы антинационального характера. Так поступил, например, в 1863 году мировой посредник помещик Гечевич, открывши в Вязненском приходе училище при канцелярии волостного правления, с поручением волостному писарю обучать детей польской грамоте по розданным им мальчикам поселянским, и в том числе православным, польским букварям, вследствие чего они оказались не знающими ни молитв на славянском языке, ни даже правильно креститься. Такого рода школы оказались и по многим другим приходам⁶⁵⁹ и даже при костелах, где учили органисты польской грамоте. По отзыву пр. Александра, осматривавшего в 1863 церкви Дисненского уезда, в Голомысльском приходе мировой посредник даже оказывал прямое противодействие обучению народа русской грамоте.

Между тем, в силу Высочайшего повеления об открытии народных училищ в западном крае, таковых в пределах Литовской епархии было открыто в 1863 году – 100, причем попечитель округа просил митрополита Иосифа относительно выбора учителей преимущественно или из учеников Литовской семинарии, как ближе знакомых с бытом крестьян и простонародным языком и другими местными условиями, или же из церковнослужителей, приобретших в приходе влияние и занимающихся успешно преподаванием при церковно-приходских училищах, с жалованием 150 руб. и помещением.⁶⁶⁰ Но, хотя, по предложению пр. Иосифа, некоторые из учеников Литовской семинарии высшего и среднего отделения и поступили в учителя народных школ, однако, как мы уже, говорили, в числе учителей школ оставалось еще не мало поляков, которые были удалены от должности только Муравьевым. Между тем, в том же 1862 году, когда состоялось вышеозначенное Высочайшее повеление относительно открытия народных школ, консистория, в силу указа св. Синода, вменила в обязанность священникам употреблять благоразумные меры для выведения из употребления между прихожанами польских букварей и учебных книжек, заменяя отнимаемые, если окажется надобность, благовидным образом, букварями и книгами русскими. А так как, при раздаче букварей, должно было приниматься в соображение число учащихся только в училищах, учрежденных при церквах, то потребовала, вместе с тем, через благочинных от местных священников сведений, как о числе обучающихся частным образом в домах прихожан, так равно и о том, сколько учащихся в частных училищах, кем они учреждены и содержатся, кто в них обучает, а также сколько потребуется букварей для снабжения, как ныне обучающихся сторонним образом, так и имеющих обучаться в нынешнем году.

Посильную помощь в деле снабжения церковно-приходских училищ книгами оказал, как митрополит Иосиф, пожертвовавший из своей библиотеки в 1863 году книг на русском и славянском языке 136 названий в 955 экземплярах, так и попечитель Виленского учебного округа Корнилов, приславший в 1864 году 200 экземпляров «исторического чтения из книг Ветхого завета» (церковной печати); 50 экземпляров краткой священной истории Ветхого и Нового заветов; 100 «изъяснений воскресных и праздничных Евангелий»; 150 «чтений из 4-х Евангелистов и Деяний Апостольских»; 50 руководств к арифметике Буссе; 600 букварей русских; 50 нравоучительных повестей; 100 русских грамматик Востокова; 10 таблиц взаимного обучения арифметики Буссе; 50 прописей русских на 5 листах Бергмана. Этот подарок г. попечителя, кроме своей ценности, был тем более дорог, что служил наглядным выражением его сочувствия к церковно-приходским школам.

К 1 января 1865 года значилось всего в Литовской епархии училищ 414 с 11856 учениками и 946 ученицами, цифра, показывавшая значительное увеличение, числа учащихся и числа школ против предшествующего 1864 года, когда училищ значилось 341, учеников 7592 и учениц 413. В 1868 году значилось сельских училищ в Литовской епархии 506, в том числе учрежденных округом 100; духовенством и содержимых на местные средства 183; учрежденных духовенством и пользовавшихся пособием от учебного округа 222. Собственно же церковно-приходских училищ в сем году было 107 с 2100 учащихся.⁶⁶¹

После вступления на Литовскую кафедру пр. Макария, консистория в 1871 году потребовала от благочинных уже более подробных сведений относительно церковно-приходских школ и их отделений, находящихся по приходам, в их благочиниях, с показанием местонахождения их, числа учащихся в каждой из них мужского и женского пола, преподавателей в сих школах и того, на чей счет они содержались и в каком состоянии находились, как в материальном, так и учебном отношениях, причем констатировала тот факт, что в прежнее время благочинные в своих сведениях смешивали церковно-приходские школы с школами⁶⁶² Министерства Народного Просвещения. Вместе с сим, консистория, чтобы не дать возможности и на сей раз благочинным представить неверные сведения о числе училищ церковно-приходских, обратилась в Дирекции народных училищ Виленской, Ковенской и Гродненской губернии с просьбою сообщить ей именные списки подведомых ей школ и отделений при них, с показанием числа учащихся. После таковой поверки, оказалось церковно-приходских школ по епархии всего только 69 с 1685 учащихся мальчиков и 139 девочек, причем в некоторых благочиниях не было ни одной церковно-приходской школы. Народных школ было в Виленской губернии 169 и 114 отделений училищ с 7666 учащихся мальчиками и 272 девочками; в Гродненской 428 училищ с 14803 мальчиками и 1702 девочками.

Что касается до состава учителей в церковно-приходских школах в это время, то значительное большинство их составляли местные священники или псаломщики, а содержались они или на средства от прихожан, или местного духовенства. С течением времени, число школ церковно-приходских сократилось еще более, так что в 1875 году их было уже 14 с 248 учащихся, а в 1879 только 6 с 82 учащимися.⁶⁶³ Учителями в них состояли, как и раньше, или сами священники, или псаломщики, или же грамотные крестьяне. Почти во всех школах изучалось русское и славянское чтение, с объяснением прочитанного, повседневные молитвы и св. история Ветхого и Нового завета, в простых рассказах, а также церковное пение и арифметика. Успеху обучения мешала, между прочим, частая смена учителей почти во всех церковно-приходских училищах.

Между тем, сравнительная малочисленность учащихся в низших школах в Литовской епархии не могла не обратить на себя внимания, как духовного, так и светского начальства. Посему, пр. Макарий от 17 сентября 1869 года сделал предложение консистории, в котором, указывая на доходящие до него слухи о малом числе поступающих учиться, как в народные, так и в церковно-приходские школы, сравнительно с общим числом народонаселения, счел необходимым сделать напоминание всему духовенству Литовской епархии, чтобы оно, согласно Высочайшей воле, выраженной в указе св. Синода от 20 июня 1866 года, и по самому убеждению в благодетельности народного образования, старалось в церковных поучениях и в домашних беседах не опустительно располагать прихожан своих к отдаче детей в училища, внушая им, при этом, всю пользу, какую может принести для них образование. На обязанность же благочинных пр. Макарий возлагал наблюдение за точным исполнением подведомым им духовенством настоящего предписания, равно как и за успешным преподаванием ими закона Божия, учебных предметов и церковного пения в означенных училищах, и доставление сведений, как о числе учащихся в каждом училище, так и о духовных лицах усердных и неусердных в этом отношении. Со своей стороны, и попечитель Виленского учебного округа, сознавши крайнюю недостаточность существующих школ и происшедшее, через то, распространение тайного обучения по деревням, счел необходимым обратиться в 1878 году к духовенству с просьбою о содействии относительно распространения между прихожанами сведений касательно условий, на которых может быть открыто народное училище в известном месте.⁶⁶⁴

Но, кроме ограниченности числа народных школ, делу народного просвещения вредило и то обстоятельство, что далеко не все учителя православного исповедания и законоучители в сих училищах оказались на высоте своего призвания. Либеральные веяния шестидесятых и семидесятых годов коснулись и учителей и, конечно, не могли не сопровождаться вредом для учащихся, что иногда замечалось духовенством. Так, в 1871 году Лидским благочинническим съездом было заявлено в его протоколах относительно того, что учителя народных училищ, не духовного звания учили в школе только читать по-русски и петь светские песни и нигде не обучали славянскому чтению, закону Божию и церковному пению, а в некоторых училищах – даже молитвам, не посещали церковь, по нескольку лет не бывали на исповеди и публично высказывали свои антирелигиозные убеждения. Всего нагляднее подтверждает указанный факт отношение, последовавшее в 1880 году от директора народных училищ в Гродне к пр. Донату, епископу Брестскому, в котором он просил содействия духовенства, особенно законоучителей к тому, чтобы ученики народных училищ посещали церковь в праздничные дни, и чтобы они наблюдали за религиозным направлением школы, в виду того, что в одном 1879 году было уволено 47 учителей за неблагонадежность в политическом отношении.⁶⁶⁵

Что касается законоучителей, то многие из них оказались небрежными в исполнении своей обязанности и, потому, виновными в не успешности учеников по закону Божию.

Правда, причиною слабости знаний по сему предмету, по объяснению законоучителей, служил недостаток времени для обучения – одно зимнее время и отвлечение требами, особенно великим постом, а также не заботливость сельских властей относительно отопления школ, вследствие чего бывали случаи, когда ученики расходились на целые недели по домам; однако, при всей правдоподобности сих объяснений священников-законоучителей, нельзя отрицать и того, что некоторые из них слишком нерадиво относились к своим законоучительским обязанностям, так что сам редактор Литовских епархиальных ведомостей в своем новогоднем пожелании духовенству епархии в 1886 году отметил тот факт, что в некоторых школах Министерства Народного Просвещения, по Литовской епархий преподавание закона Божия едва ли не занимало последнего места, благодаря или не посещению законоучителями школы и значительному количеству пропущенных уроков, или же предоставлению законоучителями исполнения своих обязанностей наставникам училищ, причем иногда через волостные правления наводились справки о ревности законоучителей.⁶⁶⁶

На это нерадение законоучителей обратил внимание архиепископа Алексия в 1888 году сам обер-прокурор св. Синода, вследствие чего, виновные законоучители были оштрафованы 30 рублей каждый, а одного священника, на которого Гродненская дирекция народных училищ пожаловалась пр. Алексию за то, что он, в течение двух лет, получая жалование, уроков закона Божия не посещал, поручая это учителю и, притом, без всякого вознаграждения, пр. Алексий отрешил от места в с. Миловидах, предоставив ему право или искать места, где ему не необходимо быть законоучителем, или же совершенного увольнения за штат. Вместе с тем, благочинным было предписано обращать должное внимание на исполнение священниками своих законоучительских обязанностей. Неаккуратность же законоучителей послужила поводом к тому, что попечитель Виленского учебного округа в 1886 году обратился к пр. Алексию с просьбою об учреждении постоянной инспекции со стороны епархиального начальства за преподаванием закона Божия в народных, приходских и уездных училищах. Эта просьба попечителя была исполнена, причем обязанность инспектора в г. Вильне была возложена на ректора семинарии, а по другим городам и селам на благочинных, которые, были обязаны посещать всякие школы, даже и церковно-приходские, не менее двух раз в год, а в городах, где имелось несколько училищ, смотря по надобности, и чаще, вникая, при сем в то, достаточно ли законоучитель объясняет предмет, насколько усвоено учение, заботится ли законоучитель, чтобы учащиеся не опустительно читали повседневные молитвы, ходили в воскресные и праздничные дни в церковь, приучались к пению и чтению в церкви и, с надлежащим приготовлением, бывали у исповеди и св. причастии.

Впрочем, несмотря на указанные недостатки в народных школах Литовской епархии, происходившие иногда от неудовлетворительного состава учителей и законоучителей и нередко от холодного отношения к ним сельских властей, однако, нельзя не отметить и того, что они принесли большую пользу делу православия и русской народности в крае, хотя бы, например, тем одним, что, благодаря этим училищам, по местам, было заметно улучшение церковного пения. Во многих отчетах пр. викариев о состоянии осмотренных ими церквей прямо указывалось на то, что более или менее удовлетворительное пение по церквам было обязано народным училищам. Так, пр. Сергий, епископ Ковенский, в своем отчете о ревизии церквей за 1882 год по Лидскому и Трокскому уезду заметил, что училища суть главные проводники знаний о вере и церковности в народе, потому что молодое поколение, если и знало славянские молитвы, то, главным образом, из школы, и если где было хорошее пение, то оно обязано было училищу или церковной школе. Многие из учителей заботились о церковном пении, обучали сему учеников и сами принимали в нем участие в церкви, хотя было довольно учителей и особенно учительниц к этому делу неспособных. «Жаль только, прибавлял сей архипастырь, что учащихся в сих школах, сравнительно с народонаселением, было мало, как мало и самих училищ». Посему, пр. Сергий совершенно справедливо полагал, что, при малочисленности народных училищ в Литовской епархии, для ослабления темных сторон церковно-приходской жизни Литовской паствы, не могло быть лучшего средства, как возможно широкое открытие церковно-приходских училищ и не только там, где не было народных училищ, но и там, где они были, и привлечение в эти училища девочек.

Это желание высокоуважаемого архипастыря, ныне Владимирской паствы, исполнилось. В силу последовавшего в скором времени Высочайшего указа о церковно-приходских школах, открылись и по многим местам Литовской епархии эти школы,⁶⁶⁷ причем училищный совет при Виленском Св. Духовском братстве признавал особенно нужным открытие оных в тех местах, где были немногочисленные православные семейства, или небольшие селения находились среди сплошного иноверного населения, вдали от православной церкви и священников, с тою целью, чтобы, с одной стороны, оградить православное население от неблагоприятных влияний иноверческой среды, а с другой, и в тех видах, чтобы дети, обучаясь в русской православной школе, усваивали себе русские воззрения и без вражды относились после к православию и православным.

А для того, чтобы религиозно-нравственное воспитание не ограничивалось только школою и церковью, но продолжалось постоянно и в семейных домах, как для детей, так и для взрослых, для этого советом в 1886–1887 учебном году было признано полезным усилить распространение, в возможно большем количестве, между крестьянскими семействами назидательных книг для чтения не только религиозно-нравственного содержания, но и русско-исторических и, независимо от сего, предположено было издать на средства братства сборник для народного чтения. В видах же привлечения детей иноверцев в церковно-приходские школы и сокращения тайных польских школ, св. Синод, по ходатайству преосвященных западного края, разрешил в 1887 году епархиальным училищным советам допускать к испытаниям на льготу по воинской повинности всех учеников церковно-приходских школ, без различия исповеданий. Для большего же ознакомления крестьян с успехами обучения детей в церковных школах, Виленский училищный совет предложил настоятелям церквей приглашать к годичным испытаниям родителей учащихся и, для придания этим испытаниям большей торжественности, также мировых посредников, становых приставов, учителей соседних народных училищ, волостных старшин и писарей, сельских старост п, вообще, более или менее влиятельных среди сельского населения лиц.

Всех школ церковно-приходских в Литовской епархии за 1887 год было 146 и 646 школ грамотности, в коих обучалось 13948 мальчиков и 1618 девочек, в числе коих было 1176 мальчиков-католиков и 65 девочек, 45 мальчиков и 5 девочек старообрядцев, 34 мальчика и 24 девочки еврейского закона, 3 мальчика – лютеранского и 5 мальчиков из магометан.

Между тем, с 1887 года материальное состояние церковно-приходских школ улучшилось, так как было ассигновано из земских сумм трех губерний в пособие им по 10 тысяч рублей в год. Благодаря сему, училищный совет в самом же начале 1887 года из 146 школ, именовавшихся дотоле церковно-приходскими, утвердил таковое название только за 51 школою. Всего школ было в этом году 68, из коих три – двуклассных. Вновь открылось 82 школы грамотности и закрылось 72, причем главною причиною сего обстоятельства был отказ крестьян от содержания учителей, или же назначение ими крайне скудного вознаграждения за учение, а 24 школы закрылись, вследствие перехода учителей в ближайшие церковно-приходские школы, или в народные училища, для продолжения обучения. В сем году, как и в предшествующем, не было открыто совсем школ в благочинии Шумском и Трокском, в виду того, что малочисленное здесь православное население было частью рассеяно среди католиков, враждебно относившихся к православной церкви и церковной школе, а частью потому, что оно имело у себя по близости народные училища, в которых и обучало своих детей.

Что касается до результатов обучения в церковно-приходских школах молодого поколения, то они не замедлили сказаться. По наблюдению преосвященных ревизоров, инспекторов народных училищ и мировых посредников, довольно многие школы были найдены поставленными удовлетворительно в учебном отношении и, по заявлению пр. викария Брестского, экзаменовавшего в 1887 году учеников 5 школ грамоты Голынского прихода в церкви, в присутствии множества народа, бойкое чтение учеников по-славянски и по-русски и толковые ответы по закону Божию производили сильное впечатление на народ. В отчете мирового посредника Захарьина также говорилось, что церковно-приходские школы, независимо от своего значения истинных рассадников духовного просвещения и воспитания народа, имеют в северо-западном крае еще иное, чрезвычайно важное значение – в смысле действительного противодействия тайным польским школам, имеющимся здесь во множестве, и преимущественно, в тех селениях и местечках, где нет церковно-приходской школы.⁶⁶⁸

Наглядным доказательством важного значения церковно-приходской школы в крае может служить Виленская одно классная школа, открытая в 1887 году в предместье г. Вильны «Новый Свет», где до последнего времени живут раскольники федосеевского толка и находится их молельная с кладбищем, около которой группируется многочисленная семья раскольников. Сознавая нужду в открытии среди ново-светских раскольников школы особого типа, в которую бы они посылали своих детей учиться, один из местных православных жителей, бывший некогда сам раскольником, мещанин Букин возбудил пред епархиальным училищным советом от лица нескольких старообрядцев, живших на Новом Свете, ходатайство об открытии там церковно-приходской школы, с допущением в оную книг издания Московской единоверческой типографии и с разрешением детям старообрядцев обучаться по сем книгам, что и было разрешено. В 1888–1889 учебном году в этой школе обучалось уже 55 мальчиков и 14 девочек, из коих 46 было детей раскольников и 10 католиков. По отчету г. обер-прокурору св. Синода чиновника особых поручений при нем, г. Клирикова, результат обучения в сей школе уже во втором году её существования оказался удовлетворительным.

Но более всего заслуживало внимания в этом отчете то место, где говорилось о влиянии этой школы на родителей учеников-старообрядцев. «В начале это отношение к школе было подозрительное и даже недружелюбное, но после, когда они увидели, что их детей насильно в школе к церкви не присоединяют, а только, как выражаются, они, «учат уму-разуму», то стали относиться к школе вполне доброжелательно и с полною охотою посылать своих детей в нее. Такое отношение родителей раскольников к школе зависело от общей постановки обучения их детей: ничего резко-обличительного, полемического, порицательного не допускается, а лишь в положительной форме обучаются эти дети всему православному религиозному учению, обрядам и богослужению, с большею лишь подробностью и требовательностью знания по общим пунктам отделения раскольников от православной церкви. Такая постановка дела благотворно влияла на раскольничьих детей; незаметно для них самих, без шума, совершается в душах их, а через них и в душах их родителей, переворот; ненависть и нерасположение к церкви и раскольническое предубеждение ко всему православному начинает исчезать; православное настроение и воззрение, как, например, о необходимости священства, всех таинств и принадлежности к церкви и т.п. сродняется с их душою. Некоторые раскольничьи дети, обучающиеся в школе, по своей доброй воле, начинают ходить в церковь и один из них подошел уже ко св. чаше, многие начинают поговаривать, что, когда они вырастут, станут большими, то непременно присоединятся к церкви, а все они начинают, некоторым образом, стыдиться своего, сектантского положения и своего попа-наставника».⁶⁶⁹

По смерти Государя Императора Александра Александровича, Виленское св. Духовское братство, при щедром пожертвовании пр. Иеронима, в ознаменование памяти почившего царя-миротворца, построило в этом предместье города церковь, соединив ее со школой мужской и женскою. И нет сомнения, что плоды от этой церкви-школы будут весьма обильны, в смысле воздействия её в духе православия на раскольническое население здесь.

Вообще, говоря о церковно-приходских школах в Литовской епархии, необходимо приходишь к тому убеждению, что в них вся будущность православия и русской народности в крае. На это указывалось, между прочим, в отчете г. обер-прокурора св. Синода за 1888–1889 (стр. 150), где говорилось, что «на ряду с православными храмами высокой цели распространения православия служат церковно-приходские школы, за которыми все преосвященные западного края единогласно признают громадное значение, как религиозно просветительного средства, парализующего гибельное влияние католичества и еврейства».

Нет сомнения, что церковно-приходские школы с их школами грамотности по деревням в руках надежного учителя и священника, относящихся к своему делу не формально, а искренно, окажут правительству, между прочим, большую поддержку и в борьбе с тайными школами, возникшими, главным образом, вследствие недостаточности народных школ в крае и очень слабого развития по деревням отделений сих училищ. Пусть только будет в епархии побольше таких самоотверженных деятелей на почве народного образования, как священник о. Е. Филиппович, который еще в 1877 году, когда не было и речи о церковно-приходских школах, открыл в своем доме, в м. Носилове, Вилейского уезда, эту школу и занимался обучением детей со своею женою (они люди бездетные), которая, между прочим, обучала детей церковному пению. По переходе же своем в 1888 году в с. Рацевичи, Свенцянского уезда, на место своего умершего отца,⁶⁷⁰ о. Евгений Ф. дал дарственную запись на имя здешней церкви, пожертвовав купленный им на свои средства дом за 300 рублей с сараем и фруктовым садом под помещение женской церковно-приходской школы, каковая открылась с 21 ноября 1892 году и в ней обучалось 54 девочки православного исповедания.

Если же духовенство епархии Литовской не отнесется с должным вниманием и усердием к исполнению возложенной на него обязанности просвещать молодое поколение в духе православия и русской народности в церковно-приходских школах, то, вне всякого сомнения, это нерадение отразится весьма неблагоприятно на успехах православной церкви в северо-западном крае.⁶⁷¹

Говоря о тех мерах, какие принимало духовное начальство в Литовской епархии с целью ослабления в жизни народа разных недостатков религиозно-нравственного свойства, считаем нужным упомянуть о возникших, было, в конце пятидесятых годов обществах трезвости. Появление этих обществ среди православного населения епархии объясняется, но нашему мнению, ничем иным, как подражанием католикам. У последних эти общества трезвости возникли в конце пятидесятых годов, с папского благословения, в Виленской, Ковенской и Гродненской губернии. Видимая цель сих обществ была благая – уничтожение пьянства в народе. Главными деятелями в обществе были духовные лица, особенно два епископа Виленский – Красинский и Ковенский – Волончевский. Общества имели свои права, объявление которых было публично произведено во всех костелах и монастырях означенных губерний, причем народу было объявлено, чтобы он безусловно повиновался приказаниям своего духовенства, а, в противном случае, угрожалось ему папскими проклятиями и вечным мучением в загробной жизни. Сами правила были составлены настолько искусно и хитро, что касались не одного только порока пьянства, а обнимали всю жизнь и деятельность католика и подчиняли его в сем отношении абсолютному контролю католического духовенства, которое и направляло эту деятельность в ту или другую сторону, по своему усмотрению, а всего больше – против русского правительства.⁶⁷²

Между тем, и православное духовенство, как бы в противовес католическому духовенству, стало заводить во многих местах, на сходных началах, общества трезвости, за что и получило в 1860 году от митрополита Иосифа благодарность. Впрочем, эти общества трезвости не стояли на твердой почве, по крайней мере, среди православного населения и существовали во многих местах более на бумаге, чем в действительности. Правда некоторые благочинные, как например, Высоко-Литовский, донесли Литовскому епархиальному начальству, что в их благочиниях число лиц из прихожан, записавшихся в общество трезвости, было очень значительно, однако, многие благочинные откровенно указали на тот факт, что даже некоторые из причетников не сдержали своего обещания не пить вино, а из прихожан лишь одна треть прекратила пить водку. Молодечненский же благочинный положительно заявил, что число воздерживавшихся в 1859 году от употребления водки значительно сократилось к 1860 году.

Причиною сего служило, с одной стороны, то обстоятельство, что проповеди и увещания духовенства прихожанам относительно трезвости, с течением времени, стали менее плодотворны, чем в первое время и, тем более, что пример оставшихся упорными в употреблении напитков соблазнял многих, уже отказавшихся, было, от этого, по внушению пастырей, а с другой стороны, внушение земской полиции народу, что от него не требуется совершенного воздержания от вина, а только умеренное употребление оного. Содержатели же откупов во многих местах гласно говорили народу о необдуманности подвига воздержания от водки, которая, по их словам, всегда была целебным лекарством от многих в простонародье болезней, и даже употребляли разного рода средства к тому, чтобы заставить народ пить водку. Так, в м. Зельве, вовремя ярмарки, местный тысячский, по распоряжению будто бы полиции, с барабанным боем публично оглашал народу, что-он, по воле правительства, свободно может употреблять водку, соразмерно желаниям и наклонности. Равным образом, и помещики, имевшие у себя большой запас вина, также склоняли народ к пьянству, особенно во время полевых работ, а один из них в храмовой праздник поставил против церкви харчевню и, для привлечения туда народа, устроил здесь разные игры и забавы и продавал народу водку по самой дешевой цене.

Но в то время, как духовенство жаловалось на противодействие разных лиц в деле распространения трезвости среди прихожан, последовали жалобы и на само духовенство за то, что оно употребляло насильственные меры при этом. Такова, например, была жалоба в консисторию от Гродненского губернского правления на священника и благочинного Чернавчицкой церкви П. за то, что он решительно воспрещал прихожанам пить водку (на это жаловался Брестский уездный откуп), и что в праздник Успения Пресвятой Богородицы допустил насильственные меры и неприличные духовным увещаниям действия для привлечения прихожан к обществу трезвости.

Правда, в данном случае, консистория, получивши объяснение от сего священника, нашла его не только не виновным, но даже заслуживающим похвалы, тем не менее, из отношения Гродненского губернатора на имя митрополита Иосифа видно, что некоторые священники позволяли себе обставлять принятие в общество трезвости прихожан разными обрядами, например, принуждением целовать крест, очевидно, по подражанию ксендзам. «Но, хотя, писал по сему поводу, губернатор, воздержание от пьянства, как лучшее средство к сохранению здоровья и добрых нравов в народе, заслуживает полного поощрения от местного начальства, и по статье 407 т. II свода законов попечение об этом составляет одну из важнейших обязанностей губернатора, однако, для соблюдения надлежащего в сем отношении порядка, я имею честь покорнейше просить ваше высокопреосвященство сделать соответственное распоряжение, чтобы духовенство Литовской епархии, при поощрении народа к воздержанию от употребления спиртных, напитков, кроме назиданий, исключительно духовных, основанных на убеждении, никаких других вещественных форм и обрядов не допускало».

И митрополит Иосиф должен был согласиться с сим требованием губернатора и, потому, указывая духовенству на то, что «ежечастные поучения и наставления лучше и прочнее руководствуют к добру, нежели обещания, вынуждаемые минутным увлечением и утверждаемые легкомысленным употреблением священных обрядов, предложил в тоже время консистории сделать соответственное предписание духовенству.

В деле учреждения обществ трезвости в Литовской епархии особого внимания заслуживает то обстоятельство, что, в то время, как на северо-западе России и католическое и православное духовенство стали с поспешностью, достойною лучшего приложения, заводить эти общества, митрополит Московский Филарет отнесся к сему стремлению, со свойственною ему предусмотрительностью, недоверчиво и критически. «Общество трезвости, распространение трезвости в России, писал он, красные слова, у которых надобно спросить о добром намерении. Похвально быть трезвым; но истинная добродетель трезвости утверждается на основании христианства и нравственности. Но если находят, что сего недовольно, что надобно общество трезвости, устав, присяга, мирской приговор, угроза с денежными взысканиями, то здесь нет добродетели, нет добровольного расположения к трезвости; здесь хитрость и сила составляют соумышление и не излишне осторожность внимательно наблюсти, не скрываются ли за широко распускаемым знамением трезвости люди, которых главная цель – произвести расстройство в одной из отраслей государственного дохода. Если же ксендзы, как открывает наблюдатель, за непринятие присяги трезвости стращают народ церковными наказаниями, не крестят младенцев, не хоронят, не преподают треб болящим, водят непослушных по базару на аркане, держат под арестом на хлебе и воде, в церковных подвалах, где одна женщина и умерла, то неужели правительство может бездейственно смотреть на такие тиранства ксендзов, закрывая себе глаза словом трезвость».⁶⁷³

Это предубеждение приснопамятного святителя против заводимых на западе России ксендзами обществ трезвости вполне оправдалось. Оказалось, что эти общества были средством для завлечения простого народа в готовившийся польский мятеж. Посему-то католическое духовенство настолько крепко держалось за эти общества, что Ковенский епископ, на требование Виленского генерал-губернатора Назимова закрыть эти общества, решительно отказался исполнить оное. И только М. Н. Муравьев, после усмирения польского мятежа, энергично, было, взялся за закрытие этих обществ, издав циркуляр, которым строго запрещалось католикам участвовать в собраниях общества трезвости, объявленных запрещенными, причем ослушникам угрожалось строгою ответственностью.⁶⁷⁴ Тем не менее, по местам, эти общества уже с именем братств оставались и в 1865 году, во время присоединения католиков к православию при К. П. Кауфмане, когда они всеми силами старались удержать католиков от присоединения и не безуспешно. По крайней мере, ксендз Виленского Ивановского костела Деревинский открыто утверждал с амвона, что эти братства трезвости остановили народ в его движении к православию.⁶⁷⁵

Что касается обществ трезвости при православных церквах в Литовской епархии, то они, благодаря своему искусственному появлению, прекратили свое существование уже в начале шестидесятых годов, не оставивши никаких заметных результатов своей деятельности.

В деле распространения и охранения православия и русской народности в Литовской епархии несомненно большую пользу оказали братства, во главе которых стояло Виленское св. Духовское. Начало Виленских православных братств относится еще к XV и следующим столетиям. Целью этих братств, как и других, существовавших по разным городам великого княжества Литовского и другим областям западного края, было, главным образом, скрепление союза православных, в виду опасности, угрожавшей православию со стороны латинства, а также, поддержание церквей и дела благотворения. Братства эти были учреждены в Вильне при Виленском св. Троицком монастыре в числе 8, по количеству различных профессий в городе, а именно: 1) дворянское; 2) Виленской городской думы; 3) купеческое; 4) шляпников; 5) сапожников; 6) портных; 7) скорняков и 8) Росское (получившее свое название от церкви и госпиталя в предместье города – Россы). Особенною известностью между ними пользовалось купеческое, имевшее свое училище и типографию. Когда сделалось известным, что в Вильне будет введена уния и что Троицкий монастырь будет отдан униатам, то те из Виленского православного духовенства и братчиков, которые не хотели соглашаться ни на какие сделки с поляками и папами, около 1590 года приобрели участок земли против Троицкого монастыря, через улицу, на котором построили церковь и монастырь, сперва деревянные, а потом – каменные во имя св. Духа, и образовали при них в 1609 году одно Свято-Духовское братство,⁶⁷⁶ которое и действовало до своего закрытия в 1797 году. Это братство имело весьма большое значение не только для северо-западного края, по и для всей западнорусской церкви. При посредстве 10 обителей, подчиненных Виленскому Святодуховскому монастырю, братство это оказывало влияние на Литву и Белоруссию. Существовавшая при братстве типография издала целый ряд книг в защиту православия и обличение унии.

Восстановление Виленского Святодуховского⁶⁷⁷ братства, послужившего прототипом всех существующих в России православных братств, последовало в 1865 году. Самая мысль об устройстве братства, по возможности, на тех началах, на которых оно существовало во время унии, явилась еще в 1863 году, но, в то время, как возбуждено было ходатайство об утверждении устава братства, последовало Высочайшее повеление о порядке учреждения братств, вообще, в Империи. Согласно с сим повелением, был вновь составлен выработанный устав братства Святодуховского, благодаря инициативе попечителя округа И. И. Корнилова, по предварительному соглашению с пр. викарием, епископом Ковенским Александром, а также проживавшими в Вильне православными деятелями на разных поприщах. После утверждения устава братства митрополитом Иосифом, 6 августа последовало самое открытие оного во дворце генерал губернатора, причем ректор семинарии, архимандрит Иосиф, прочитал грамоту на пергаменте, данную некогда Константинопольским патриархом Иеремиею Виленскому св. Троицкому братству, продолжать деятельность которого и взялось возобновленное Святодуховское братство.

Восстановление сего братства было встречено весьма сочувственно русским обществом; пожертвования в него присылались изобильно и участие в оных принимали Высочайшие особы, и братский капитал уже во втором году его существования равнялся 17 тысячам рублей. Восстановленное братство, имея своею главною целью – служение нуждам и пользам православной церкви и русской народности в северо-западном крае и содействие к распространению духовного просвещения в народе, прежде всего направило свою деятельность на благоустройство храмов, находившихся в убожестве, жертвуя, главным образом, богослужебными предметами, и в первое десятилетие своего существования израсходовало на сей предмет более 60 тысяч рублей. К сожалению, деятельность братства с 1868 года значительно ослабела, так что общая цифра расходов по всем статьям сократилась до 4 и даже 3 тысяч рублей (в 1872–1873 и 1873–1874).

Главною причиною того послужило уменьшение пожертвований из внутренней России после 1868 года, а также совершенное прекращение сборов и пожертвований по сборным братским книжкам. По справедливому объяснению г. Владимирова, немаловажною причиною уменьшения и даже почти совершенного прекращения пожертвований в пользу братства за это время было также учреждение в Вильне женою генерал-губернатора Потапова общества «доброхотной копейки», отвлекшего много крупных чиновников из братства, тогда как характер сего общества был космополитический, причем из его благотворительности была почти совершенно исключена русская народность и православие, и оная простиралась почти исключительно на польскую народность и католичество.⁶⁷⁸

Между тем, в 1869 году появилось еще общество «ревнителей православия», которое, преследуя цели, почти одинаковые с братством, не могло, однако, не содействовать уменьшению средств последнего. Поводом к учреждению сего общества послужило, с одной стороны, намерение помочь некоторым, православным братствам северо-западного края, которые нередко встречали препятствия к осуществлению своих благих предприятий, по незначительности имевшихся у них денежных средств и по ограниченности самого круга действия, а с другой, скудость некоторых церквей, недостаточная обеспеченность приютов и других благотворительных заведений в сем крае, и, наконец, затруднительное положение лиц, которые, приняв православие, лишились поддержки своего общества и семейств.

В апреле 1869 году общество это открыло свои действия. Число членов его за сей год доходило до 261. В Москве и Гродне были открыты комитеты сего общества, причем членов Московского комитета было 10, а Гродненского – 25. В начале, деятельность сего общества была очень плодотворна так, что в 1872 году оно удовлетворило нуждам 38 церквей в утвари, некоторым приходским школам доставило бесплатно, или, по возможно дешевым ценам, необходимые учебные пособия и книги и разослало 600 икон, пожертвованных почетным членом общества Егоровым для раздачи православным поселенцам Ковенской и Виленской губерний. В виду же настоятельной потребности в православных иконах, приличного письма, не только для народа, но и для приходских церквей, общества ревнителей учредило от себя стипендию при рисовальной школе Виленского учебного округа – для специального изучения одним из учеников православной иконописи и выписало из Москвы значительное число икон различной величины, финифтевых образков и крестиков с тем, чтобы открыть возможность православным приобретать их при приходских церквах. Не мало также было оказано сим обществом пособий лицам, принявшим православие.

Между тем, постепенное уменьшение числа членов сего общества, а, вместе с тем, и сумм оного, побудило сие общество в 1882 году слиться с Виленским Св. Духовским братством и передать в оное оставшийся наличный капитал в количестве 871 руб. 95 коп., а также, больше чем на 1 тысячу рублей икон и других богослужебных предметов. Впрочем, слияние общества ревнителей с Виленским Св. Духовским братством не дало каких-либо особенно благоприятных для деятельности последнего результатов, так как число членов братства в семидесятых и восьмидесятых годах сократилось и колебалось между 100–150. Соответственно средствам братства, уменьшилась и благотворительно-просветительная деятельность оного, так что она почти исключительно ограничивалась высылкой св. сосудов, облачений и книг в ту или другую из беднейших церквей. По уставу, благотворительная деятельность братства должна была направляться, главным образом, на ново крещеных, присоединившихся и на лиц, оказавших услуги русскому делу в крае. В первое десятилетие было израсходовано на ново крещеных и присоединившихся 8534 рублей, т.е. 16% общей суммы расхода за означенное время.

Но с конца 1870-х годов расход по этой статье значительно сократился, не смотря на то, что на усиление своих средств братство получило, благодаря содействию генерал-губернатора, графа Баранова, дом, принадлежавший упраздненному католическому монастырю Бернардинов, в котором были устроены на средства братства квартиры для сдачи по уменьшенным ценам беднейшим православным семействам, а также приют для малолетних сирот православного исповедания:

Содействие братства религиозно-просветительному делу выражалось:

1) в устройстве и поддержании народных школ;

2) в содержании на братский счет стипендиатов в учебных заведениях Вильны;

3) в издании и приобретении книг и брошюр для распространения в народе. Содействие братства только что начинавшимся и устраивавшимся народным школам, не имевшим ни книг, ни учителей, постепенно увеличивалось в материальном отношении, так что за первые 10 лет всего израсходовано было на это 9814 рублей т.е. 18% всего расхода. Но, затем, учреждение трех учительских семинарий, обеспечивших учителями школы, а также устройство и снабжение народных школ учебными пособиями, содействовало понижению расходов на этот предмет с 1875 года. Когда же в 1884–1885 вышло положение о церковно-приходских школах, совет братства принял на себя обязанности епархиального училищного совета, отпустив в то же время на содержание их из своих средств в 1885–1887 около 4 тысяч рублей. Впрочем, с 1888 года деятельность братства по заведыванию церковно-приходскими школами епархии значительно сократилась, за отходом школ Гродненской губернии в ведение самостоятельного Гродненского отделения училищного совета, под председательством пр. епископа Брестского, а в 1892 году от совета братства и совсем был отделен Виленский епархиальный училищный советь, в виду неудобств, происходивших от совместного их действия.

Что касается до основного капитала братства, то он в 1872–1873 годах равнялся только 12591 рублей 50 коп., а с присоединением к нему общества ревнителей – достиг 22741 рублей в 1883 году. В последнее время, денежные суммы братства настолько возросли, что в 1889–1890 годах капитал оного равнялся 33891 рублей 47 коп. Вместе с увеличением материальных средств, стала оживленнее и деятельность сего братства, устав которого в 1894–1895 годах был исправлен и дополнен, и самое братство удостоилось принятия под Высочайшее покровительство Государя Императора. Из своих средств братство дало в 1889 году 800 рублей на постройку храма в Лазарцах, среди присоединившегося бывшего раскольничьего населения, а в 1892–1893 годах – на постройку церкви-школы на предместье города Вильны, Снипишках, в 1896 году – церкви-школы на другом предместье г. Вильны, Новом Свете и, наконец, в 1897 – 1500 рублей на содержание новооткрытой, школы учительской для приготовления искусных в пении псаломщиков.

Не менее благотворною следует считать деятельность Св. Духовского братства, направленную к содействию духовно-нравственному просвещению народа, через приобретение и продажу для распространения в народе пригодных и полезных для него книг и брошюр, а также священных изображений на бумаге и других предметов религиозного чествования. В первые 10 лет существования братства, на это было израсходовано 1057 рублей, в следующие 20 лет – более 6 тысяч рублей, не считая пожертвованных частными лицами для раздачи народу. Впрочем, до последнего времени, это распространение и раздача книг для чтения не были правильно организованы. Только с 1894 году братство стало рассылать по церковно-приходским школам составленные по известному плану библиотеки, стоимостью каждая в 50 рублей.⁶⁷⁹ Сверх того, братство в последнее время приобретало и старопечатные книги для противо-раскольнических библиотек. С открытием своей типографии в 1895 году, братство получило возможность составлять и рассылать пригодные для народа книги по более дешевой цене и с большим приспособлением к потребностям и понятиям народа.⁶⁸⁰ В этом случае, братство пошло на встречу осуществлению сделанного пр. Сергием в 1883 году, по поводу ревизии церквей некоторых уездов, замечанию, что следовало бы скорее решить дело о распространении по церквам продажи дешевых брошюр религиозного содержания, особенно анти-католического, и в начале, для развития в народе любви к чтению, даром распространять эти брошюры, через что, по мнению архипастыря, достигалась бы двойная цель – утверждение веры и русской народности.

Особого внимания заслуживает также деятельность братства в отношении продажи свечей, масла и вина для богослужения, которая послужила не малым рычагом, побудившими духовенство епархии позаботиться об учреждении по разным местам церковных складов для продажи религиозно-нравственного содержания книг и брошюр, а также необходимых предметов для богослужения. Дело началось с того, что Виленское Св. Духовское братство, открыв в своей лавочке, в Вильне, торговлю восковыми свечами и деревянным маслом, в 1877 году через консисторию обратилось с приглашением ко всем причтам Литовской епархии брать свечи из его склада,⁶⁸¹ в виду их доброкачественности в сравнении с теми, какие дотоле приобретались духовенством из разных лавок, и, большею частью, еврейских.⁶⁸² Но, несмотря на это приглашение, духовенство пока продолжало, по прежнему, игнорировать братскую лавочку в Вильне и без участия относиться к самому братству. Это засвидетельствовала сама Литовская духовная консистория, по поводу представления в нее священником Флором Сосновским,⁶⁸³ в видах увеличения средств на содержание церковно-приходских школ, проекта об устройстве свечного завода, с продажею других церковных предметов, в Вильне, с отделениями по уездным городам, на 2750 пудов ежегодно свечей, которая констатировала тот факт, что из всего духовенства Литовской епархии братчиками Виленского Святодуховского братства из иногороднего и сельского духовенства состояло только 2–3 лица, причем даже и те священники, которые ежегодно приезжали в Вильну на съезды и по другим разным обстоятельствам, лишь весьма редко, да и то не все, заглядывали в братскую лавочку, открытую с благотворительною целью, а забирали все предметы необходимости для их церквей и всегда предпочитали ей лавки, по преимуществу, еврейские, в ближайших к приходу местностях или городе, где для них был открыт кредит на все предметы. Тем не менее, в последнее время духовенство, наконец, пришло к убеждению в необходимости иметь хорошие свечи в церкви, вследствие чего, хотя проект духовенства об устройстве своего свечного завода в Вильне в 1895 году и не осуществился, за недостатком денег на то, но, зато, вместо маленькой лавочки при братстве, был открыт центральный склад для продажи свечей в церкви с 17-ю отделениями по епархии.

Точно также, благодаря деятельности Св. Духовского братства, найдено было в 1883 году полезным учредить, для распространения в народе книг и брошюр религиозно-нравственного содержания, склады центральные в каждом благочинии и приходские при каждой церкви, причем, для приобретения в эти склады книг и для поддержания достаточного запаса оных, от каждой церкви положено было вносить на первый раз по 8 рублей, а, затем, нужное для сего количество денег.⁶⁸⁴

Но, отмечая, вообще, плодотворную деятельность Виленского Св. Духовского братства для церкви православной и русской народности в северо-западном крае, мы, однако же, не можем скрыть и того, что оно в конце шестидесятых и начале семидесятых годов заметно отклонилось, было, в некоторых своих предприятиях от прямой своей задачи и своего устава, преследуя коммерческие цели, хотя иногда и со вредом материальным для своего скромного бюджета.

К числу подобного рода предприятий братства нужно отнести прежде всего открытие им со второго же года своего существования ссудо-сберегательных касс в новоприсоединённых приходах Виленской и Ковенской губерний, в числе более 10, с затратою на устройство их до 3 тысяч рублей. Правда, совет братства, при этом, по-видимому, преследовал чисто благотворительную цель, оказание кредита крестьянам, особенно в летнее время,⁶⁸⁵ и через то освобождение их от ига евреев, ссужавших им деньги на весьма тяжелых условиях. Но действия братства в сем отношении, с одной стороны, были не предусмотрены уставом братства, а с другой стороны – повели к расстройству материальных средств братства, так как оказалось, что крестьяне, разобрав кассовые суммы, нисколько не заботились об их возвращении, причем, с переменою священников в приходах, где была заведена касса, терялась и самая память о ней.⁶⁸⁶

Имея в виду подобные случаи, совет братства на заседании своем 6 августа 1876 года признал за лучшее удерживаться впредь от выдачи денег в ссуду, сознавшись при сем в том, что в уставе братства не было «ясного указании на это», и что, следовательно, совет братства доселе действовал произвольно.⁶⁸⁷ Еще менее соответствовало уставу и достоинству братства принятие им на себя адвокатуры, с получением в свою пользу известного процента со взыскиваемого капитала. Так, из протоколов совета братства за 1872 года видно, что оно получило 108 рублей процентов с капитала в 1300 рублей с процентом, взысканного, по его ходатайству, с помещика Снитки в пользу священника Иказненской церкви Котлинского.

В сем же году, присоединившийся из латинства в православие князь Эдмунд Огинский просил совет братства о заступничестве и содействии к получению им наследства от умершего брата, причем соглашался дать в пользу братства 5% с наследуемого наследства, и совет принял на себя, предварительно возбуждения дела о сем, собрание сведений через исправников Ново-Александровского и Дисненского относительно имущества умершей сестры просителя и его брата, а также и о том, где это имущество находилось.

Точно также в 1873 году совет братства возбудил ходатайство пред Виленским управлением Государственных Имуществ о взыскании 100 руб. с Лесничего Попова в пользу священника Ильской церкви Корниловича по его просьбе и удержал в свою пользу 20 руб. из общей суммы уплаченного долга. Впрочем, в одном случае, вероятно, по сознанию безнадежности получить что-либо в свою пользу от ведения судебного процесса, совет братства отклонил просьбу вдовы священника Окулича о ходатайстве пред Виленским управлением Государственных Имуществ об уплате ей 360 руб. за все время пользования её мужа землею, в бытность его священником при Светлянской церкви, хотя эта вдова соглашалась уплатить в пользу братства 5% со взыскиваемой ею суммы. Кроме того, у братства в 1872 году возник, было, проект, впрочем, не приведенный в исполнение, об устройстве им рыбного рынка на берегу реки Вилейки.⁶⁸⁸

После Виленского Св. Духовского братства, особого внимания заслуживают братства Ковенское – св. Николаевское и Софийское – Гродненское при соборных церквах сих городов, деятельность которых более или менее простирается на все приходы сих губерний. Ковенское братство открылось 6 декабря 1864 году, имея своею целью заботиться о благолепии храмов губернии и употреблении собираемых сумм, вообще, на дела христианской любви и благотворительности. Деятельность братства наиболее была развита в начале семидесятых годов, когда, кроме обычных членских взносов, оно стало получать с 1874–1875 годов пособие из хозяйственного управления при св. Синоде в пользу братской школы в размере 248 руб. 68 коп. и пользоваться значительными сборами, в замен праздничных визитов – на Рождество и Пасху, и 232 руб. 20 коп. от Ковенского городского общества, и, наконец, до 1877 года безмездным помещением для школы, а с сего временя по 1880 год, денежным пособием от Ковенской городской управы на этот предмет в количестве 250 руб. Но с 1876–1877 года дела братства изменились к худшему. Поступления на братскую школу сократились значительно, между прочим, вследствие войны, почему совет братства нашел для себя непосильным продолжать обучать детей в школе ремеслам, портняжному и переплетному. В 1878 году прекратились постоянные и единовременные пособия, а в 1879–1880 годах сократился и штат учеников школы до 10. В 1881 и 1882 годах братство не знало, что делать со своей школой, находя ее, с одной стороны, весьма полезною и необходимою, а с другой – не находя средств на содержание её. Впрочем, в последующее время⁶⁸⁹ финансовые обстоятельства братства несколько поправились, так что братство могло построить дом для школы на бесплатно отведенной городом земле и увеличить число самих воспитанников.⁶⁹⁰

Братство в Гродне открылось при соборе в 1882 году под именем Софийского в память Императора Александра II, с целью укрепления и возвышения в местном населении духа православия и русской народности путем распространения духовно-нравственного просвещения и развития в нем честного трудолюбия. К концу года братство имело уже 20 почетных, 23 постоянных и 250 годовых членов. Деятельность его в первый год была, вообще, разнообразна. Оно содержало в Гродне на свои средства начальное училище для приготовления детей христиан обоего пола к поступлению в гимназию, для чего в центре города наняло квартиру и снабдило ее полною школьною обстановкой. В училище поступило до 50 детей, из коих бедные обучались бесплатно, а достаточные – с ежемесячною платою за обучение по 3 руб. 50 коп. Приобретение же учебных пособий и содержание служащих и прислуги было принято братством на свои средства.

Затем, братство открыло в деревнях соборного прихода 5 отделений братского училища для первоначального обучения детей грамотности и закону Божию, в каковое отделение поступило свыше 70 детей православного и католического исповедания. В видах распространения духовно-нравственного просвещения среди возрастного поколения, братство устроило склад книг религиозно-нравственного содержания, а также икон и св. изображений, для продажи и безмездной раздачи, приступило к учреждению при соборе братской библиотеки и издало в количестве 7500 экземпляров пожертвованные в пользу братства автором поучения, в трех выпусках, пр. Доната.

Наконец, в братские праздники производило в соборе безмездную раздачу народу книжек и брошюр религиозно-нравственного содержания, пожертвованных с этой целью почетным председателем братства, епископом Авраамием. В следующем 1883 году этот преосвященный уже мог констатировать факт благотворного значения Гродненского Софийского братства, которое, между прочим, выразилось в том, что открытый им при Гродненском соборе центральный склад для всего Гродненского благочиния, в течение одного года, успел распространить по всему благочинию до 8 тысяч книжек, листов и т.п., и что открытая сим же братством школа с 5 разветвлениями по деревням заключала в себе до 120 учащихся и распространяла в местной среде русскую грамотность, начала православия и дух единения, производя, в общем, благотворное влияние на местное население.

Из других братств Литовской епархии, имевших свои уставы и действовавших с более или менее видимою пользою, следует упомянуть о Брест Литовском – Николаевском и Друзгеникском, из коих первое имело своею целью служить нуждам и пользам православной церкви, содействуя украшению церквей, распространению и утверждению просвещения в народе и поддержанию принявших православие, а Друзгеникское, кроме поддержания благолепия своей церкви, также имело целью оказывать, по мере возможности, вспомоществование неимущим больным всех христианских вероисповеданий, приезжавшим пользоваться Друзгеникскими минеральными водами, и содействовать распространению между окрестным сельским населением просвещения в духе православия и русской народности. Впрочем, кроме сих братств, к 1872 году существовало при церквах еще до 15 других, имевших устав и ограничивавшихся узким районом деятельности исключительно только в своих приходах.

Несравненно больше было таких братств, которые не имели своих уставов и действовали по установившемуся исстари обычаю и не вели отчетности в своих действиях. Подобного рода братства появились издавна. Правда, пр. Иосиф, в 1847 году в ответе своем г. обер-прокурору св. Синода, на требование его о доставлении ему сведений от Литовского епархиального начальства относительно того, существовали ли при церквах сей епархии братства из мирских людей, имевшие целью поддержание церковного благочиния и удовлетворение духовных нужд неимущих братий, как это было в католической церкви, отрицал существование сих братств. Однако, едва ли можно признать этот ответ митрополита, соответствующим действительности. М. О. Коялович, ездивший в 1862 году в западный край с целью познакомиться с положением церковных братств, нашел их в епархии в числе 150, причем большинство из них хотя жило только обрядовою жизнью, тем не менее, по замечанию Кояловича, в этих обрядах сохранилось еще много мысли и жизни, пробивавшейся сквозь них, и не редко очень явственно и сильно, и напоминавшей времена и дела древних братств. В чем выражалось это замеченное явление в жизни братств, Коялович не разъяснил, тем не менее, упоминание его о многочисленности сих братств и о довольном развитии их жизни дают нам основание заключать, что братства эти существовали в Литовской епархии издавна, еще со времен унии, по примеру католических братств. Да и сам митрополит Иосиф, вопреки своему донесению, сделанному в 1847 году Протасову относительно отсутствия в Литовской епархии сих братств, в 1864 году признал существование оных при многих церквах и, притом, нередко с уставом братств, находившихся при костелах.

В своем предложении, сделанном в сем году консистории, по поводу издания Высочайше утвержденных правил братств всей империи, он обращал внимание на то обстоятельство, что бывали случаи, когда братства отказывались от поддержания своих приходских церквей, под предлогом исключительных обязанностей, лежащих на них, а также и на то, что множество церковных братств образовалось еще во времена унии, с утверждения униатских архиереев, вследствие чего уставы сих братств и по духу и по смыслу представляли подражание братствам при латинских костелах⁶⁹¹ и иногда выражались по отношению к православной церкви неприязненным образом.

В виду всего этого, он указывал консистории на необходимость, с одной стороны, замены братских уставов, неприязненных православной церкви, новыми, а с другой – внесения в устав вновь учреждаемых братств того положения, что вступление прихожанина в братство не освобождает его от прямых обязанностей по отношению к своей приходской церкви, если только поддержание сей церкви не принято братством по особому пункту устава.⁶⁹²

Между тем, в сем же 1864 году обратило внимание на братства, существовавшие в Литовской епархии, Министерство Внутренних Дел. Поводом к этому послужило внесение в проект братства при Голдовской церкви такого пункта, по которому на членов братства возлагалась обязанность не только самим исправно посещать церковь, но и за другими смотреть и даже подвергать их, по общему приговору, церковной эпитимии, в присутствии священника, а также смотреть за нравственностью прочих прихожан и, после священнического увещания, в случае ослушания, подвергать их церковной эпитимии или штрафу в пользу братства, (если обвиняемый член оного), и, затем, по исключении из братства, вносить имя его в штрафную книгу волости, по приговору мирового схода, а с прочих прихожан взыскивать по усмотрению. В виду сего пункта, несогласного с уставами всех вообще братств, министр Внутренних Дел поручил Виленскому генерал-губернатору строго следить за тем, чтобы в проекты уставов братств не было допускаемо что-либо подобное, как несогласное с общим уставом Высочайше утвержденных в 1864 году всех братств, вообще, по которому цель оных определялась – служением нуждам и пользам православной церкви для противодействия посягательству на её права со стороны иноверцев и раскольников, а также, для созидания и украшения православных храмов, для цели христианской благотворительности и утверждения духовного просвещения.

В силу того же устава, каждое братство должно было учреждаться при церквах и монастырях не иначе, как с разрешения епархиального архиерея и ведома губернатора, иметь свой устав и действовать не иначе, как на основании и в пределах оного, с сохранением, впрочем, по возможности, при учреждении братств, в составляемых для них уставах, употребляемых в древних церковных братствах наименований, правил и местных обычаев, но без внесения в эти уставы таких правил о взыскании или принудительных мерах, которые могли бы быть приводимы в исполнение не иначе, как с содействием правительственной власти, а также – без причисления к предметам ведомства или занятий братств таких дел, которые выходили из круга их деятельности, определенного уставом.

Впрочем, несмотря на это распоряжение Министерства Внутренних Дел, значительное большинство братств, бывших в Литовской епархии, и после издания новых правил относительно устройства оных, продолжало жить в епархии, как заметил в 1872 году пр. Макарий, без уставов, действуя по установившемуся обычаю и не ведя никакой отчетности в своих действиях. Сама организация личного состава братств, вообще, неодинакова. Так, в некоторых приходах все прихожане, начиная с семилетнего возраста, приписываются к братству и с той поры ежегодно отдают в братскую кассу определенный денежный взнос и, таким образом, все прихожане, кроме младенцев, становятся братчиками.⁶⁹³ В некоторых же приходах в братство вступают только домохозяева, а в иных – в состав братства входят большею частью женщины, которые называются «братчицами».⁶⁹⁴ Есть даже такие приходы, где каждая деревня имеет свое особое братство, с своею отдельною кассою и братскими свечами.⁶⁹⁵ Но более обычно – одно приходское братство, составленное не из всех прихожан и не из всех домохозяев, а только из тех лиц мужского пола, которые пожелали приписаться. Где существует правильный контроль братских сумм, там бывают сбережения и образовываются запасные суммы, хотя и не большие, рублей 100–200.

Но такой контроль бывает далеко не везде, причем не везде разумно избираются и старшие братчики, заведующие братскими суммами. Так, иногда старшими братчиками избирают молодых парней и девушек, вследствие чего происходит полная бесконтрольность в расходовании братских сумм,⁶⁹⁶ которые, притом, в некоторых братствах все расходуются на одни только братские свечи, не только не доставляя через то никакой пользы церкви, но скорее вред, служа тормозом при развитии свечной продажи.

Впрочем, в некоторых приходах братства дают некоторую помощь в церковном хозяйстве, жертвуя или часть своих денег в пользу церкви, или известное количество воска и свечей, причем некоторые братства берут на себя расход по освещению церкви, в течение целого года, а в некоторых местах от братчиков поступают и весьма значительные пожертвования. Так, например, в Вистицах в 1884 году на устройство цементного пола в церкви братство дало 360 рублей. Каменец-Литовское круглый год освещало церковь своими свечами, сколько бы их ни было израсходовано, вследствие чего вся выручка от продажи свечей составляла чистый церковный приход, а все деньги, остававшиеся после закупки братских свечей, братство жертвовало в церковь, благодаря чему в нее было приобретено не мало ценных вещей.

Как видно из сказанного, деятельность частных приходских братств, а тем более братств в каждой деревне, в большей части приходов необширна и одностороння, на что указывал в своем донесении св. Синоду в 1872 году и пр. Макарий. О деятельности же сих братств на пользу бедных собратьев по своему приходу или даже деревни ничего не слышно почти. Это обстоятельство подало повод в 1875 году к появлению сообщения в Литовских епархиальных ведомостях⁶⁹⁷ с жалобою на малую деятельность братств, которая ограничивается только взносом известной лепты в братскую кассу, держанием свечи в известное время, при богослужении, да здоровой выпивкой, но не меду, как было в старину, а сивухи в общественных собраниях братчиков, тогда как о прежнем религиозно-нравственном влиянии братств, об оказании помощи церкви, моральной и материальной помощи бедствующему собрату редко слышно.⁶⁹⁸ Автор сего сообщения желал бы, чтобы из братских сумм выдавалась под процент ссуда нуждающимся крестьянам. Как бы подтверждением справедливости жадоб сего автора на недостаточную деятельность братств послужило сообщение в том же году в Литовских епархиальных ведомостях относительно церковных богаделен, где указывалось на то, что число последних с каждым годом все уменьшается, тогда как в прежнее время, при латинских костелах и униатских церквах и монастырях – почти при каждом была богадельня, на которую были ассигнуемы деньги тем или другим помещиком, а иной раз сообща и всем приходом; также были выделены на содержание их земли и огороды, или же давалась ссыпка хлеба зерном от помещиков и крестьян. С переходом же монастырских и костельных зданий, а следовательно, и богаделен в ведение православных причтов, означенные источники содержания прекратились, призреваемые почти все разбрелись, богадельни закрылись, а богаделенные дома, по усмотрению новых хозяев, получили другое назначение.

Наглядной иллюстрацией к сему сообщению могло послужить действительное положение призрения бедных в епархии, которое выражалось в числе богаделен и средствах содержания их. Так, в 1875 году богадельни находились в Ошмянском уезде при церквах Беницкой, Сморгонской – Преображенской и Св. Михайловской, при Михаловщизненской, Кревской – св. Троицкой, Юратишской, Трабской, Воложинской – св. Иосифовской и Константино-Елененской, Довбенской, Словенской, Дубинской и, наконец, Забрезской. В Беницах богадельня была отстроена попечительством приходским в 1873 году на церковной земле, и призреваемые пользовались небольшим огородом, подаянием от прихожан и 7 руб. 50 коп. процента с капитала в 150 руб., завещанного одним помещиком. При Сморгонских обеих церквах было по дому на церковной земле, где жили в одном 4, а в другом – 5 нищих, пользуясь подаянием от прихожан. При Михаловщизненской церкви существовал также дом для нищих на церковной земле, в котором находились только 2 человека призреваемых на подаяния от прихожан. При Кревской – св. Троицкой церкви богадельня, находившаяся на церковной земле, с 1875 года обратилась в помещение для псаломщика, равно как и в Юратишском приходе. При Трабской церкви, в доме, находившемся на церковной земле, жил один нищий; при Воложинских обеих церквах находилось по дому, из коих в одном находилось 4 нищих, а в другом 6. При церквах в приходах Довбенском, Словенском, Дубинском и Забрезском, в домах, на церковной земле, жило в первом приходе 2 нищих, при втором – 4, третьем – 2 и последнем – 4. При всех этих церквах дома были устроены на церковной земле прихожанами, при заботливости причтов, причем призреваемые содержались на доброхотные подаяния.

В Вильне богадельня находилась при Виленском кафедральном соборе, на кладбище, в устроенном для того доме, где жили призреваемые женщины, получавшие определенное содержание и пользовавшиеся подаянием. В Виленском уезде находилась только одна богадельня при Шумской церкви на 4 нищих, живших на доброхотные подаяния. По Вилейскому уезду богадельня была при Молодечненской церкви, Марковской и Радошковичской, из коих в первой было 3 нищих, во второй – 1 и в третьей – 2. Все они жили, частью, собственным трудом; частью, доброхотным подаянием прихожан хлебом, мясом и деньгами – в праздничные дни. По Дисненскому уезду богадельня была лишь при одной Дисненской – Воскресенской церкви на 4 женщин, живших на доброхотные подаяния.

В Гродненском уезде была построена новая богадельня при Радивонишской церкви, на содержание которой шли проценты с 1400 рублей, завещанных бывшим владельцем Мушинским, причем часть процентов шла в пользу причта на поминовение вкладчика, а другая, за неимением богаделенных, в последние годы выдавалась на руки бедным, хотя никакой специальной записи почти при сем не было ведено. При Верцелишской церкви, где, впрочем, помещения для богадельни не было, из имения, по завещанию Свечина, отпускалось ежегодно 75 рублей на 4-х престарелых женщин.⁶⁹⁹ В Волковысском уезде богадельня была при Яловской Александро-Невской церкви – с 2 нищими, жившими на пособия от прихожан; в Белостокском – при Заблудовской церкви, построенной на церковной земле, с 5 нищими, содержавшимися на доброхотные даяния, особенно в поминальные дни; в Бельском уезде при Бельской св. Михайловской церкви – на 7 человек, содержавшихся на счет аренды, принадлежавшей богадельне, а равно процентов с капитала, который к 1 января 1874 года состоял из 1 тысячи рублей билетами и 135 руб. наличными; в Пружанском уезде – при Шерешевской богадельне содержалось 5 нищих; в Слонимском – при Коссовсвой церкви (на сколько человек, не показано); в Ковенском уезде при Александро-Слободской на 5 человек. Богадельня здесь была учреждена в 1865 году 6 декабря по приходскому мирскому приговору, в этот день состоявшемуся, по которому каждый домохозяин обязан был вносить ежегодно муки ржаной 45 ф., капусты по 4 кочана, картофеля – 12 гарнцев, круп гречневых или ячменных – 12 ф., на соль – 6 копеек, на постное масло 4,5 коп. и на сало – 6,75 коп. Впрочем, в последнее время домохозяева не стали выполнять добровольно принятых на себя обязанностей и ничего не давали на содержание сей богадельни. Между тем, в последующее время, дело призрения нищих в богадельнях при церквах еще более ухудшилось, и по отчету пр. Алексия о состоянии епархии за 1889 год всего богаделен значилось в епархии 29 с 79 призреваемыми. Таким образом, из всего сказанного о богадельнях в Литовской епархии видно, что благотворительность в епархии, направленная к призрению престарелых и больных прихожан, здесь мало развита, что, конечно, не может служить к пользе церкви православной в крае.