Рецензия на книгу А.А. Дмитриевского «Патмосские очерки. Из поездки на о. Патмос летом 1891 года.»
Сочинение это по первоначальному своему замыслу есть не что иное, как актовая речь, произнесенная на годичном собрании Киевской Духовной Академии в сентябре 1891 г., и притом, речь, написанная под живым впечатлением только что совершенного путешествия. В этой речи, обнимавшей материал первых двух глав изданной теперь книги, автор, по его собственному сознанию, предлагал слушателям свои наблюдения и впечатления в том виде, как они напечатлелись в его душе (стр. 6). Впечатления эти были очень сильны, но не настолько однакож, чтобы вытеснить другие более глубокие впечатления, вынесенные автором из неоднократных его путешествий по монастырям горы Афона. Воспоминания об Афоне невольно примешивались к Патмосскиим и вызывали автора на многие весьма живые и любопытные сопоставления, сравнения и размышления. Отсюда можно понять, что труд г. Дмитриевского не есть методическое исследование истории и достопримечательностей Патмосского монастыря, а изложение исследований, произведённых автором под давлением впечатлений, в разное время, постепенно, без строгого, заранее вполне выработанного плана. И из самой книги видно, что она была писана и печатана в течение четырёх лет с большими промежутками и перерывами по мере изучения и обработки подлежащего материала. Это, как увидим ниже, по местам невыгодно отражается на изложении некоторых пунктов, но в общем от этого не страдают ни научное значение сочинения, ни интерес и важность содержащихся в нем сообщений.
Важность и интерес книги определяются уже самыми свойствами ее предмета. Предметом ее служит один из любопытнейших эпизодов истории византийского монашества и вообще византийской монастериологии: – судьбы монастыря св. И. Богослова на о. Патмосе. Необыкновенная важность изучения истории и быта византийских монастырей в новейшее время оценена по достоинству. Один из новейших византологов (Ламброс – Byzant. Zeitschr. 1892 р. 197) говорит, что ему представляется трудным даже выразить всю важность изучения истории византийских монастырей. В самом деле, с жизнью этих монастырей в Византии была самым тесным образом связана история не только церкви, но и искусства, литературы, науки и даже политики, и следовательно, изучая историю монастырей, мы можем расширить и углубить византийские знания во всех почти направлениях. Сознание важности предмета естественно вызывает к нему внимание, и здесь, конечно, нужно искать объяснения того обстоятельства, что в последнее время ученые нередко берут на себя труд способствовать этому изучению обнародованием новых документов, или специальными исследованиями истории и древностей того или иного монастыря. К сожалению и до настоящего времени для исследований последнего рода имеется множество часто непреодолимых препятствий: акты многих, даже знаменитых монастырей не изданы или утрачены, архивы и ризницы их почти недоступны и т.п. Автор «Патмосских очерков» находился с этой стороны в наиболее благоприятных обстоятельствах. Он имел под руками акты монастыря, собранные Саккелином и изданные Миклошичем и Мюллером в известном собрании: Acta et diplomata monasteriorum et ecclesiarum orientis t. III, акты, относящиеся к сношениям России с Патмосом, в Архиве Министерства Иностранных дел в Москве, труд Григоровича-Барского, служивший для автора по его собственному сознанию «во многих отношениях положительным источником», и многое другое, перечисленное в примечании на стр. 3–4, а главное он сам был на Патмосе, хотя и не слишком долгое время, имел там совершенно свободный доступ в библиотеку, скевофилакию и архив, мог свободно пользоваться архивными и иными документами и в то же время наблюдать быт как монахов, так и мирян. Вследствие этого мы можем ожидать от него многих новых, важных и любопытных наблюдшей и сообщений. Таковые и действительно имеются в книге в довольно значительном количестве. Их-то мы и намерены отметить далее.
Порядок изложения материи в книге г. Дмитриевского указан в первой книге Византийского Временника. Но мы не будем ему строго следовать. – Одно из наиболее важных мест в книге занимает история Патмосского монастыря, но она не представляет собою полноты и связности. Автор останавливается с некоторою подробностью только на некоторых более важных и любопытных моментах этой истории, причём некоторые из исторических данных, относящихся к этим моментам, сообщает в разных местах книги, как бы только по случаю. Словом, полной и связной истории монастыря здесь нет; дать такую историю, по-видимому, и не входило в задачу автора; но для читателя все-таки было бы лучше, если бы исторические данные были теснее сгруппированы и сконцентрированы.
Истории предпосылается описание о. Патмоса. О. Патмос, всегда пустынный и малообитаемый, в первые века христианства был местом ссылки. Была ли эта ссылка чем-либо в роде нашей ссылки на поселение, или это была ссылка на каторжную работу – сказать трудно. На основании свидетельства одного древнего писателя Викторина Пиктавийского (303) представляется более вероятным последнее, так как Викторин говорит, что ссылка сюда св. И. Богослова была ссылкой in metallo, т.е. на работы в рудниках. Свидетельство это заподазривалось большинством исследователей на том основании, что на Патмосе нет рудников; но г. Дмитриевский сообщает нам (с. 32–33) со слов Герена и Маландраки, что это не верно, что в недавнее время найдена на Патмосе металлическая руда, оказавшаяся годною для известного завода Круппа. Итак, весьма возможно, что на о. Патмосе действительно когда-то добываема была руда и в то время было там занимавшееся этим население. Но затем разработка рудников почему-то прекратилась и остров мало по малу лишился своего населения и совершенно запустел. Сделавшись пустынным и будучи удалён от обычных морских путей, он был как бы забыт и не был посещаем даже христианскими паломниками, хотя предание о том, что почва острова освящена пребыванием на нём св. Иоанна Богослова и написанием там Апокалипсиса, было общеизвестно в церкви с самых первых веков. Так продолжалось до второй половины XI в., когда на о. Патмос обратил свое внимание Латрский пустынник св. Христодул, проживавший тогда на о. Косе, и решился основать там монастырь, столь прославившийся в последующее время и столь сильно повлиявший на судьбу острова.
Описание деятельности св. Христодула, в качестве основателя и устроителя Патмосского монастыря, принадлежит к числу лучших страниц разбираемого труда; только в изложении биографических сведений о св. Христодуле замечаются сбивчивость и противоречия. Сведения эти изложены автором в двух местах: в первой главе (стр. 33, 34, 39) – кратко и сбивчиво, и в четвертой (Важнейшие храмы на о. Патмосе, их украшения и богатства скевофилакий Иоанно-богословского монастыря, стр. 205–208) – более подробно и согласно с документами. Св. Христодул родился в окрестностях Никеи в Вифинии около 1020 г. Получив первоначальное образование в благочестивом и церковном духе, он увлекся аскетическим идеалом и, отказавшись от женитьбы, бежал на гору Олимп (в Вифинии), славившийся в ту пору своими монастырями и строгостью жизни иноков. Здесь он принял пострижение с именем Христодула и вскоре предпринял путешествие к св. местам в Палестину. В Палестине он увлекся отшельническою жизнью приорданских келлиотов и последовал их примеру. Но нашествие на Палестину Сарацин вынудило его удалиться оттуда и он направился на Латрскую гору в Малой Азии близ Милета, где было много монастырей, славившихся в то время необыкновенною строгостью жизни иноков. Поселившись в одном из Латрских монастырей, он вскоре обратил на себя внимание братии своими подвигами и был избран игуменом, а затем сделался архимандритом и всей горы. Судя по актам, изданным Миклошичем и Мюллером, с этого времени он делается известным в Константинополе при императорском дворе, как выдающийся подвижники. В актах он постоянно называется бывшим отшельником Латрским. Около 1079 г. Латрская гора подверглась опустошению от пиратов и св. Христодул вынужден был удалиться и отсюда. Сначала он поселился на о. Карии, отсюда перешёл на о. Кос около 1085 г. С этого времени император Алексей Комнин начинает выказывать по отношению к нему особенную благосклонность, наделяя его различными угодьями. В 1085 г. он подтверждает распоряжение Никифора Вотаниата о даровании монастырю св. Марии на о. Косе, где поселился св. Христодул, различных угодий; в 1087 году он подарил св. Христодулу целый остров Липсо и несколько угодий на о. Леро. Мать императора Анна со своей стороны сделала подобные же распоряжения, а в 1088 г. император подарил ему наконец весь остров Патмос с тем, чтобы был построен на нем монастырь во имя св. Иоанна Богослова. Было ли это сделано только по просьбе св. Христодула, или также и по личной инициативе императора, остается у автора не вполне выясненным, равно как и то, был ли св. Христодул знаком с островом до этого времени. Г. Дмитриевский в первой главе своего сочинения (стр. 33–34) представляет дело такими образом: «Когда знаменитый латрский пустынник св. Христодул захотел посетить все святые места, так или иначе связанные с важнейшими событиями из жизни первых веков церкви Христовой, то прибыл, между прочим, и на о. Патмос, где по преданию был в ссылке св. И. Богослов и где он написал книгу Апокалипсис. Поразившись пустынностью острова и полным отсутствием на нем жителей, как любитель безмолвия и уединения, св. Христодул признал этот остров весьма удобными для устроения здесь монастыря. Недолго думая, св. Христодул отправился в Константинополь и у императора Алексея I Комнина в 1088 г. выпросил позволение приступить к задуманному устроению монастыря и самый остров сделать собственностью его, освободив его совершенно от всех повинностей на все времена. Все это оказывается не совсем согласно с тем, что автор говорит о св. Христодуле в другом месте (стр. 206). Св. Христодул отправился на поклонение святым местам в Палестину с горы Олимпа Вифинского и, следовательно, не имел никакой надобности ехать туда через о. Патмос; всего вероятнее, что он познакомится с этим островом спустя уже долгое время после своего путешествия, когда он жил уже на острове Косе. О последних годах жизни св. Христодула автор тоже дает нам противоречивые сведения. На стр. 39 он говорит, что св. Христодул, будучи вынужден вследствие нападения турок оставить Патмос, «уехал на жительство в Богородичный монастырь на остров Кос, где, как известно, он вскоре и скончался». На стр. же 207 мы находим иное: «с Патмоса преподобный удалился в Евбею (Εὔβοιαν) и там в 1093 году 16 марта скончался». Это – вернее. Очевидно, автор подробно ознакомился с биографией св. Христодула уже после того, как написана и напечатана была первая глава его сочинения, но жаль, что он не исправил недосмотра. Впрочем, в биографии св. Христодула для истории Патмосского монастыря имеет значение главным образом только его деятельность в качестве устроителя монашеской жизни на о. Патмосе. Предоставив св. Христодулу о. Патмос и право устроить на нем монастырь, император Алексей требовал, чтобы ни под каким предлогом не осмеливались жить на острове миряне, за исключением лишь тех, которые будут наняты за плату для услуг и работ в монастыре, но и эти должны быть безбрачными или не живущими с женами и не имеющими при себе детей. Очевидно предполагалось завести здесь те же порядки, какие существовали уже и в то время на Афоне, но Афон составляет часть материка, а Патмос есть удаленный от человеческого жилья остров. Не удивительно, что здесь вскоре, вопреки требованию императора, а также конечно и желанию св. Христодула, создался порядок вещей как-раз противоположный. Настояла необходимость строить монастырь и укреплять его стенами, а отыскать людей, которые бы согласились жить на острове в безбрачии, оказалось делом весьма трудным, и св. Христодул вынужден был разрешить мирянам селиться здесь с женами и детьми на особо отведенном месте вдали от монастыря. Это было первое ядро тех любопытных отношений, которые столь ярко характеризуют быт обитателей о. Патмоса – мирян и монахов – с основания монастыря и до настоящего времени. Мало по малу мирское поселение о. Патмоса расширилось, устроилось под монастырским управлением, из отдаленного места придвинулось к самому монастырю и образовало как бы одно целое с ним. Это случилось довольно быстро. При преемниках св. Христодула, Арсение и Феодосие, около 1117 г., окончена была постройка монастыря и его укреплений, которые могли служить надежным оплотом от нападений со стороны пиратов, как для монахов, так и мирян. К концу XII в. город Патмос находился уже, по-видимому, на том самом месте, на котором находится и ныне. Дальнейшую историю монастыря автор не излагает подробно и последовательно, но по местам делает ценные указания на выдающиеся факты. Вот важнейшие из этих указаний: В 1132 г., при Константинопольском патриархе Иоанне IX, Патмосский монастырь объявлен ставропигиею, вследствие чего и до настоящего времени признает над собою власть только вселенского патриарха, хотя в XII и XIII вв. были неоднократные попытки подчинить его со стороны епископов Никарийского, Косского, Леросского и др. (стр. 51). – В 1488г. старанием игумена Феодула введен в практику Патмосского монастыря афонский типикон вместо иерусалимского (стр. 57). – В XV-XVI вв. явилось на острове управление, то самое, которое сохраняет свою силу и до настоящего времени (стр. 45). – В 1579 г. в игуменство Макария, иноки Патмосского монастыря, с общего согласия решились было восстановить киновиальный порядок жизни, установленный Христодулом и неизвестно когда замененный идиоритмическими порядками, но этот порядок просуществовал только два года и был снова отменен в октябре 1581 г. по причине будто бы дороговизны общей трапезы, обременяемой гостями-мирянами (стр. 211). С особенною подробностию автор останавливается только на двух эпизодах, относящихся к истории монастыря и подвластного ему острова, а именно: 1) на сношениях Патмосского монастыря с Россией и 2) на просветительной деятельности основанной при нем в XVIII в. Академии.
Изложение сношений с Россией помещено в конце первой главы (стр. 63–87) и составлено главным образом на основании не изданных еще архивных документов, – и в этом заключается особенное значение этого отдела книги. – Сами по себе эти сношения сравнительно с подобными же сношениями других восточных монастырей и церквей, искавших в России милостыни и помощи, не представляют ничего характеристичного: Патмосские монахи, как и монахи других монастырей, посылают в Россию своих уполномоченных с просительными грамотами; в грамотах этих описывается, обыкновенно с большими преувеличениями, бедственное положение монастыря и восхваляется всему миру известная благотворительность русских государей; вместе с грамотами посылались обыкновенно в подарок и разные, иногда сомнительные, святыни и т.п. Впрочем, сношения Патмоса с Россией сравнительно были не часты и начались не ранее, как с половины XVI в. Первые гости с этого острова появились в России с грамотой от 20 сентября 1646 г. Далее следуют посольства 1697, 1702, 1705, 1707 гг. Не смотря на все старания ходатаев, московские милостыни были, по-видимому, не так обильны, как желали ходатаи: в документах встречаются жалобы их на скудость милостыни. Весьма характерную черту монашеской дипломатии мы находим в прошении архимандрита Никифора Петру I в 1704 г. Осведомившись о характере деятельности Петра и имея в виду вернее подействовать на его щедрость, о. архимандрит вызывается привести «с островов и из Царя-града людей добрых, капитанов, мастеров, которые делают котарги и корабли» (стр. 79). Но на это предложение, сколько известно, не было обращено внимания.
*
Еще более важности и значения в книге г. Дмитриевского имеет его изложение истории Патмосской Академии, основанной при монастыре на подчиненном ему острове Патмосе Патмосским же уроженцем иеродиаконом Макарием в 1713 году и бывшей рассадником позднего греческого просвещения в течение почти полуторых столетий. Этому изложению автор посвящает даже особую главу – третью (стр. 108–168). Здесь он по подлинным, иногда очень редким, документам, им самим старательно собранным, излагает обстоятельно педагогическую и литературную деятельность не только всех знаменитейших дидаскалов, заправлявших Академией, но и тех лучших учеников их, которые действовали в том же духе в других местах, вне острова Патмоса. Так он рассматривает деятельность основателя школы Макария († 1737 г.), ближайших преемников его: Герасима византийца († 1740) и Василия Куталиноса († 1773), Даниила Керамевса († 1801 г.), Мисаила Маргаритиса, Паисия Карапатаса, Кирилла Сгуромалиноса и др., а из воспитанников Академии, действовавших вне Патмоса, с особенным вниманием останавливается на любимом ученике Макария, Иакове Анастасьевиче, действовавшем в Триполи и Иерусалиме, на Дамаскине, основавшем школу на о. Леросе, и Григоровиче-Барском – русском воспитаннике, желавшем приложить к делу свои знания в Киеве, но преждевременно умершем. Так как почти каждый из дидаскалов обнаруживал весьма живую литературную деятельность, то г. Дмитриевский озаботился собрать по возможности подробные библиографические сведения о трудах (как напечатанных, так и остающихся в рукописях), по крайней мере, наиболее знаменитых из них и трудолюбивых. Благодаря этому, мы имеем теперь обстоятельные списки учено-литературных произведений дидаскалов: Макария (стр. 121–124), Герасима византийца (стр. 128 и 293, 294) и Даниила Керамевса (стр. 137–140), а также ценные указания на сочинения и других дидаскалов. Указания эти г. Дмитриевский заимствует не только из разных печатных изданий, но и из рукописей. За этот труд библиографы и историки византийской литературы конечно будут ему очень благодарны.
В тесной связи с историей монастыря должно стоять исследование того влияния, которое он имел на быт и миросозерцание примыкавшего к нему мирского поселения. Влияние это проникло сюда не через школу только, но и путем частных и многообразных житейских сношений. Каково было и в чем выразилось это влияние? В истории Патмоса вопрос этот представляет особенный интерес. Здесь мы встречаемся едва ли не с единственным в своем роде «фактом в истории византийского монашества, – как бы с некоторого рода экспериментом, создавшимся естественно, силой вещей. Мирской-семейный элемент и элемент монашеский стоят здесь лицом к лицу, будучи в весьма значительной степени изолированы от других посторонних влияний. О влиянии окружающего монастырь мирского поселения на быт монахов г. Дмитриевский делает очень ценные, хотя и мимоходные замечания в первой главе своего сочинения (напр. стр. 18–20, 26, 28, 56 и др.) при сопоставлении быта патмосских монахов с афонскими. Что же касается влияния монастырского быта на быть патмосских обитателей-мирян, то этому предмету он посвящает особую главу – последнюю – под заглавием: «Нравы и обычаи патмосских обитателей» (стр. 244–282 гл. VI). Здесь, частью на основании собственных наблюдений, частью на основании брошюры патмиота Маландраки (Ἤθη καὶ ἔθιμα ἐν, Πατμῳ, Ἀθ 1890), он сообщаете множество фактов, характеризующих влияние монастыря на обыденную жизнь и быт патмиотов. Особенно интересны обряды и песни, которыми сопровождаются на Патмосе некоторые церковные празднества и празднества домашние, по случаю родин, крестин, брака и погребения. Весьма бы было полезно сделать подобного рода наблюдения над мирским населением, окружающим другие монастыри.
Кроме весьма ценных сообщений исторического характера, мы найдем в книге г. Дмитриевского множество еще более ценных сообщений историко-археологических, о различных вещественных достопримечательностях. В числе достопримечательностей первое место по священным воспоминаниям должен занимать грот апокалипсиса – пещера, к которой предание приурочивает место видения св. апостола Иоанна. Г. Дмитриевский посвящает этому гроту особую главу (вторую), где подробно описывает как самую пещеру, так и примыкающий к ней древний храм в честь св. Анны. Далее следуют храмы монастыря и города. Здесь на первом месте стоит главный храм монастыря (Καθολικὸν) во имя св. И. Богослова, – небольших размеров, с двумя нарфиками, затем примыкающие к нему с южной и западной стороны параклисы: Благовещения и св. Христодула с мощами его, и 5 еще других, имеющихся внутри монастыря параклисов. Далее следуют храмы женского Патмосского монастыря (два) и храмы в различных частях города и острова. В отношении храмоздательства на о. Патмосе замечается весьма любопытный факт. Храмов на острове чрезвычайное множество; количество их достигает маловероятной цифры свыше 300. Они разбросаны по окрестностям, в виноградниках, на полях и горах, имеют очень малые размеры и построены на средства частных лиц. Эти храмы большею частью «обетные», т.е. построенные по обещанию местными купцами, или «усыпальные», т.е. назначенные для погребения строителей. Это напоминает отчасти древне-классические предания, отчасти древнерусский обычай строить так называемые «обыденные» церкви. О некоторых из этих храмов хранится в населении предание, что они были построены в XI и XII вв. Проверку этих преданий и вообще более обстоятельное исследование этого предмета автор оставляет «на долю будущего историка-археолога острова Патмоса» (стр. 222). Более обстоятельные сведения даст автор о содержании и скевофилакии Патмосского монастыря, оговариваясь, впрочем, и здесь (стр. 196), что многое любопытное он опускает, оставляя честь обстоятельного описания «на долю иных путешественников, поставленных в более счастливое положение». При всем том и тех описаний, которые дает г. Дмитриевский, достаточно, чтобы сообщить его книге большую археологическую важность. Он описывает замечательнейшие иконы, сосуды, одежды и другие богослужебные вещи, причем сообщает подлинные факты, устанавливающие время и место их происхождения. Особенное внимание обращает он на иконы и отмечает несколько замечательных икон древнерусского письма и так-называемой критской школы. По его сообщению иконы этой последней школы, которая составляет специальное его открытие (см. его Путешествие по востоку и его научные результаты. Киев. 1890, стр. 92 и след.), на Патмосе, как и на Синае, преимуществуют над остальными по количеству. – Правда, описания автора много теряют от того, что не сопровождаются изображениями, но это очевидно никаким образом не может быть поставлено ему в вину. По его указанию это должно быть восполнено другими. С своей стороны он дает нам одно изображение, а именно изображение древней епитрахили, и это одно изображение показывает уже, как важно бы было иметь изображения и других предметов, хранящихся в Патмосских скевофилакиях. Однакож, иногда имеют большую важность даже простые указания...
Одною из главнейших достопримечательностей Патмосского монастыря бесспорно должна быть почитаема его библиотека. Библиотека эта хорошо описана покойным Саккелином (Πατμιακὴ βιβλιοθκήκη. Ἀθήν. 1890), за исключением тех книг, которые хранятся в монастырской типикарнице. Здесь г. Дмитриевский нашел 28 рукописей, не вошедших в описание Саккелиона и все их описал самым обстоятельным образом в особой главе (V). Все это – рукописи литургические, необходимые для отправления богослужения. Описание этих рукописей важно и любопытно главным образом потому, что в них содержатся многие такие чины, последования, обряды и молитвы, которые нигде на православном востоке не имеют места в церковно-богослужебной практике, а составляют особенность и исключительную принадлежность богослужения Патмосского. Автор подробно излагает все таковые чины: чин освящения воды чрез погружения св. креста и главы ап. Фомы, совершаемый пред отправлением кораблей и во время налетов саранчи, чин избрания игумена, чин встречи патриархов, архиереев и знатных лиц, чин омовения ног в великий четверток, чин погребения. Особенно замечателен богатством драматического элемента чин омовения ног. – За это описание мы должны быть очень благодарны автору, но мы не можем понять, почему автор не счел нужным дать своим читателям понятие также и о Патмосской библиотеке, собственно так называемой и описанной Саккелионом, – понятие о ее истории, составе и о наиболее выдающихся достопримечательностях. Это тем более не понятно, что автор непосредственно знаком как с самой библиотекой, так и с описанием Саккелиона. О последнем, т.е. об описании Саккелиона, он писал даже особую статью, но вместо того, чтобы ввести свою статью в состав разбираемой книги, поместить ее в каком-то мало известном издании – в Библиограф. Записках 1892 г. № 4-й. В книге же «Патмосские Очерки» мы находим только указание на это (стр. 212).