М.Е. Бычкова

Николай Петрович Лихачев

Источник

Доклад на заседании Ученого совета ИРИ РАН 4 апреля 2002 г.

Я привык, что со мной все происходит не по шаблону.

Из письма Н.П. Лихачева С.Ф. Платонову

Еще пятьдесят лет назад отечественная историография относила Н.П. Лихачева к тем буржуазным историкам, чьи исследования отличаются мелкотемьем, хотя уже при жизни Николая Петровича о его исследовательской манере писал А.А. Шахматов, полагая, что каждая статья Н.П. Лихачева ясно отражает не только обширнейшие знания автора, но также неудержимое стремление к стройной их систематизации.

Сегодня авторы многих работ, посвященных анализу творческого научного наследия Н.П. Лихачева, не скупятся на эпитеты. “Крупнейший историк, в трудах которого источниковедение достигло высшего для буржуазной историографии предела” (В.Л. Янин); “разносторонность интересов ученого была обусловлена его пониманием исторического источниковедения, единства письменного источника и вещественного...” (Л.Н. Простоволосова); «историк по образованию, владелец музея стал крупнейшим в России специалистом в области вспомогательных исторических дисциплин... то, что он начинал, теперь называется “комплексным источниковедением”» (М.Л. Свойский)1.

Такое же разнообразие оценок деятельности Н.П. Лихачева было и при его жизни. Еще двадцатилетним, начинающим ученым он понял, что главное для него – “всепоглощающая страсть к архивным и кабинетным разысканиям” при полном отвращении “к административной деятельности” и “хладнокровное отношение к педагогической” деятельности. Поэтому Н.П. Лихачев так и не сделал чиновничьей карьеры, хотя какое-то время работал в Публичной библиотеке в С.-Петербурге, не стал популярным лектором, хотя преподавал в Петербургском археологическом институте.

Разносторонняя критика развернулась и вокруг его докторской защиты (1891 г.); докторский диспут длился шесть с половиной часов, а затем продолжался на страницах газет. Н.П. Лихачева обвиняли в узости темы, увлечении фактами, его сочинение “Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском государстве” сравнивалось с библиотечным каталогом. Однако любому, когда-либо обратившемуся к его работам, видно, что они написаны с истинным увлечением и любовью к источнику, к затронутой теме.

О Лихачеве мало вспоминают как об активном организаторе науки, а ведь он не только состоял почти во всех исторических обществах России, он сам был одним из основателей Русского генеалогического общества в С.-Петербурге, издал четыре тома “Известий РГО”, был в числе тех, кто возобновил деятельность РГО в 1919 г. В одном из протоколов заседания общества было записано, что Лихачев подарил все свои записи об истории родословных книг Ю.В. Татищеву, который собирался изучать историю создания этих рукописей.

* * *

Николай Петрович Лихачев принадлежал к старинной дворянской семье, упоминания о деятельности его предков восходят к XV в. Сам Лихачев блестяще охарактеризовал положение своей семьи в русской истории, дав обобщающую характеристику формирования административного аппарата России XVII в.: “В Московской Руси довольно ясно различались два слоя служилых людей – люди родословные и неродословные... Люди родословные обыкновенно своих юных сочленов устраивали на службу не ниже московского дворянства, а многие стольниками с малых лет. Для таких фамилий деловая, приказная служба была редким исключением. Неродословное дворянство, чтобы выбиться из рядовых детей боярских, получить положение и почести, наоборот, выдвигало лучших своих представителей именно путем службы в приказах”2.

Не доверяя пышной родословной легенде Лихачевых, Николай Петрович полагал, что его предки принадлежали к тем детям боярским, которых Иван III “испоместил” на Новгородских землях после присоединения Новгорода к Москве3. Тогда и появляется впервые Алексей Лихач, от которого пошли Лихачевы. Наибольшего расцвета (“хвастовство”, как определил это сам Н.П. Лихачев) семья достигает в XVII в., когда Лихачевы “дотянулись до окольничества, и нет сомнения, что проживи царь Федор Алексеевич еще несколько лет, они попали бы в бояре”. В одном источнике XVII в. о Лихачеве Иване есть запись: “Отечеством добр, а собою обышный”4. Предком Н.П. Лихачева был один из известнейших политических деятелей XVII в. Федор Лихачев – автор биографии царя Федора Алексеевича (этот труд был известен В.Н. Татищеву); к этому же времени восходит начало комплектования семейной библиотеки, сохранившейся до конца XIX в.

Николай Петрович родился и вырос в Казани, закончил там университет, защитил магистерскую (1889 г.) и докторскую (1891 г.) диссертации, но вся его дальнейшая судьба была связана с С.-Петербургом5.

В 1888 г. была опубликована его первая монография “Разрядные дьяки XVI века”, в которой автор в процессе исследования истории государственного учреждения впервые предложил свою теорию происхождения родословных книг в России, доказал существование и состав Государева родословца, составленного около 1555 г. дьяком Елизаром Циплятевым. Эта теория стала отправным пунктом дальнейшего исследования родословных книг, она сохранила свое значение и в наши дни6. Для исследователя, занимающегося русской историей XVI в., книга “Разрядные дьяки XVI века” является своеобразной энциклопедией, настолько она насыщена разнообразными фактами и текстами источников.

Как-то в раннем списке родословных книг автор этого доклада обнаружила неизвестную в науке легенду-памфлет о роде князей Глинских, которая отличается от других родословий именно редкостью своей формы – памфлет. Готовя текст к изданию, автор нашла очень близкий вариант этой легенды в сносках книги “Разрядные дьяки”. Мне повезло: у Лихачева была дефектная рукопись, в которой отсутствовали именно “памфлетные” фразы7. Однако он оценил необычность самой легенды и опубликовал ее.

Чем всегда поражает Н.П. Лихачев, так это своей многогранностью. В основном он известен как один из крупнейших специалистов по истории русского средневековья, но он с одинаковым интересом и изяществом изучал историю рукописей, рукописной книги и почерка; составил картотеку грамотности XVI-XVII вв. по автографам на русских грамотах, в которой собран большой палеографический материал, образцы почерка исторических деятелей. Как специалист по почерку Лихачев делал комментарии об уровне образованности этих людей. Он автор одного из известных справочников по филиграням, знаток печатей и монет (русских, европейских, византийских); он же был одним из ведущих специалистов по русской генеалогии, дипломатике, истории искусства. Для Николая Петровича Лихачева характерно умение работать и с письменными, и с вещественными памятниками. Его понятие “дипломатики” включает кроме истории текста актов историю письма во всем его объеме: бумага, водяные знаки, почерк, печати, их эмблематика и способ скрепления8. При этом сопоставляются документы разных стран и эпох, получается яркая картина грамотности и складывается история оформления документа, ведущая к истокам государственности, когда создание письменного документа появилось как потребность зафиксировать юридические нормы, а само письменное оформление свидетельствовало о возросшем уровне общественного сознания.

Эрудицию и талант Н.П. Лихачева высоко ценили старшие современники. С В.О. Ключевским он беседовал о местничестве и сословиях и поражался его блестящей памяти. Д.Ф. Кобеко взял Н.П. Лихачева на работу в Публичную библиотеку, оценив его страсть к библиографической работе, знания по истории книги.

Список работ Н.П. Лихачева включает немногим более двухсот названий, куда входят и опубликованные посмертно. К его работам вполне можно применить слова самого Николая Петровича: “С каждым годом материал не стареет, а уясняется”. Именно то, что внимание автора часто привлекали конкретные сюжеты, которые он тщательно прорабатывал, сегодня стало толчком к новым открытиям. В 1913 г. он опубликовал статью “Генеалогия рода Корсаковых”, в которой изложил историю создания редкого для XVII в. труда – генеалогии с экскурсами в античные времена, со стихами и гербами, составленной Корсаковыми. Затем эта рукопись надолго исчезла из поля зрения историков и вновь была найдена и опубликована А.П. Богдановым9.

Заметки Н.П. Лихачева по генеалогии, родственным связям XVI в. до сих пор используются генеалогами, а работы о происхождении личных прозвищ, фамилий – не только положили начало русской антропонимике, но имеют большое значение при изучении истории сословий.

Об одном вкладе Лихачева в представления о роли генеалогии в историческом исследовании, сделанном в 20-е годы XX в., мне также рассказал С.Н. Валк, когда он редактировал мою статью, написанную для “Вспомогательных исторических дисциплин”. Мы говорили об оценке очерка о генеалогии в книге А.М. Большакова (1924 г.). Валк считал, что моя оценка идей Большакова слишком высока, и вдруг сказал, что все, что написал Большаков о генеалогии – это взгляды Н.П. Лихачева. А.М. Большаков был партийным историком, ему поручили написать пособие по всем видам вспомогательных исторических дисциплин. Он ничего не знал о генеалогии, как и большинство молодых историков. Поэтому Большаков обратился к Лихачеву, и тот рассказал ему о генеалогии. Этот рассказ и стал частью пособия, которое затем многие годы приводило читателей в восторг10.

Кроме исследований по вспомогательным историческим дисциплинам, истории средневековья Николай Петрович занимался историей русского спорта, сам был тяжелоатлетом международного класса и участвовал в соревнованиях. Сохранился его портрет в спортивном трико, украшенном медалями, с лентой через плечо. Уже будучи магистром русской истории, он побеждал на международных соревнованиях по тяжелой атлетике. Н.П. Лихачев был чемпионом Европы, что тогда приравнивалось к званию чемпиона мира.

Но как сознавался сам Н.П. Лихачев, его “всепоглощающей страстью” было коллекционирование. Н.П. Лихачев коллекционировал исторические источники: письменные – от египетских папирусов и клинописи Двуречья до “летучек” (листовок) Французской революции XVIII в., книги – от древних рукописей до редких русских провинциальных изданий XIX в.; материальные – монеты, печати, мебель, иконы и живопись, и многие другие.

Коллекционером был не только Николай Петрович, но и другие Лихачевы. Их семейная библиотека также была коллекцией, собиравшейся несколько веков и включавшей рукописные книги11. В семье была коллекция монет. А свою личную коллекцию произведений искусства дядя Николая Петровича – А.Ф. Лихачев подарил вместе с особняком городу Казани, и она стала основой Казанского музея.

Коллекционирование исторических источников роднило Лихачева с такими известными собирателями древностей, какими были его современники – братья Щукины, Третьяков, Бахрушин; только предмет коллекционирования у Николая Петровича был связан с его профессиональной работой. В его коллекции, несмотря на громадный хронологический охват памятников и их разнообразие, не было фальсификатов. Коллекция собиралась профессиональным историком по принципу: единый критический подход к историческим источникам и необходимость как можно более широкого их сопоставления и взаимной проверки12. Музей был, скорее, не отражением состояния исторической науки того времени, а своеобразным порывом к новой цели и отражал предчувствия историков многих стран в том, что необходим поиск новых путей исторического исследования.

Н.П. Лихачев был хорошо известен на европейских аукционах, иногда сам выступал как эксперт. За консультациями к нему обращались и в 20-е годы XX в., когда он уже не мог выезжать из Ленинграда.

А от некоторых своих собраний он избавлялся: когда изменились его интересы коллекционера, он подарил Русскому музею 1497 икон. Эта коллекция составила около половины собрания икон Русского музея.

Среди петербургских историков ходило много легенд о Лихачеве-коллекционере: как он почти контрабандно вывозил в Россию документы, купленные за рубежом, и о том, как в голодные 20-е годы деньги, выделенные на хозяйство, тратил на раритеты, замеченные на толкучке. Зимой 1917 г., спасаясь от грабежей, семья подпирала входную дверь дома на Петрозаводской ул. тяжеленным подлинным египетским саркофагом.

Для себя и своей коллекции Н.П. Лихачев построил дом, а после революции организовал в нем Палеографический кабинет. В этом доме часть мебели и обстановки также представляла историческую ценность. Екатерина Николаевна Кушева, в дальнейшем крупный специалист по истории Кавказа, рассказывала: когда она в первой половине 20-х годов молоденькой девушкой приехала из Саратова в Петербург для занятий наукой, у нее были рекомендательные письма к петербургским ученым, в том числе к Николаю Петровичу. Ее довольно прохладно встретил С.Ф. Платонов, а о работе в Палеографическом кабинете она вспоминала с восторгом. Н.П. Лихачев, уже тогда маститый ученый, помогал ей советами, сам приносил необходимые рукописи и даже поил ее чаем с сахаром, что в те годы было невиданной роскошью.

Активная научная, издательская, общественная жизнь Н.П. Лихачева была бы невозможна без поддержки семьи. Он был женат на Наталии Геннадиевне Карповой, дочери известного историка Г.Ф. Карпова; по материнской линии Наталия Геннадиевна была внучкой самой богатой женщины России – А.Т. Морозовой. Поговаривали, что бабушка обещала бесприданнице-внучке по пятьдесят тысяч за каждого ребенка. Лихачевы воспитали девять детей.

В 1901 г. Н.П. Лихачев был избран членом-корреспондентом Академии наук, а в 1925 г. – действительным членом.

Война, начавшаяся в 1914 г., многое изменила в привычной жизни; стали невозможными поездки на европейские аукционы и пополнение обширной коллекции.

В 20-е годы Лихачев все силы отдавал своему Палеографическому кабинету, как он назвал свою коллекцию. Поняв, что ее можно сохранить, только передав авторитетной научной организации, Н.П. Лихачев по совету ученых в 1925 г. передал коллекцию Академии наук, в ее составе она стала называться Музей палеографии, а Николай Петрович был назначен директором музея. Как видно из переписки, он очень переживал свою утрату.

Музей палеографии был открыт для посетителей и занятий и скоро стал научной лабораторией для молодых ленинградских медиевистов. Сам Лихачев продолжал научную работу: в последние годы он занимался исследованием византийских монет, в основном по своему собранию, и готовил работу к печати. После ареста рукопись была конфискована вместе с его личным архивом и затем бесследно исчезла.

В январе 1930 г. он был арестован по так называемому Академическому делу, в 1931 г. сослан в Астрахань. Лихачева волновала судьба Музея, о чем он писал непременному секретарю Академии наук, но больше всего его тяготила невозможность профессиональной работы в Астрахани. В письмах из Астрахани звучит отчаяние: работу найти невозможно, значит, нет ни денег, ни продовольственной карточки, без которой не купишь продукты. Однажды он предложил помощь сотрудникам местного архива, которые не могли прочитать древние рукописи, но это предложение было отклонено. Позже ему разрешили помочь местному музею систематизировать коллекцию древних монет, которые стояли неразобранными в ведрах. Во время разборки пару раз мимо Лихачева проходили партийные работники и с сочувствием обращались к нему: “Что, старичок, все копаешься? Небось есть там и древние монеты, столетние?”13

Наталия Геннадиевна неоднократно просила, чтобы ей разрешили уехать в Астрахань к мужу. В 1933 г. супруга Николая Петровича добилась его возвращения в Ленинград, где Николай Петрович провел последние годы жизни, которые были достаточно тяжелыми: Лихачев добивался, чтобы ему вернули конфискованные рукописи научных трудов. Особенно для него была важна работа по исследованию византийских монет. Он писал в Правительство В.В. Куйбышеву, ссылаясь на то, что в приговоре суда не было пункта о конфискации имущества. Рукопись так и не была возвращена; свой экземпляр корректуры Лихачеву передал А.В. Орешников. Завершить эту книгу Н.П. Лихачев не успел.

В 1962 г., когда исполнилось 100 лет со дня рождения Н.П. Лихачева, в Ленинграде прошла специальная конференция, была опубликована юбилейная статья В.Л. Янина в журнале “Советская археология”; на доме, в котором жил Н.П. Лихачев, установлена мемориальная доска; сам Н.П. Лихачев посмертно восстановлен в звании академика; наконец, позднее была организована выставка материалов из коллекции Лихачева, где были представлены хранящиеся в различных музеях вещи из его собрания. Постепенно переиздаются его труды, и становится ясно, что мы потеряли историка громадного масштаба и таланта, который профессионально работал с вещественными и письменными источниками, разрабатывая новые методы их исследования.

Обсуждение доклада

Я.Н. Шапов. Кому принадлежит характеристика Лихачева, который якобы занимался мелкотемьем? Она идет из официальных, академических кругов или из отзывов в прессе?

М.Е. Бычкова. На это жаловался сам Н.П. Лихачев. Это прошло при присуждении ему докторской степени. В 1891 г. он защищал исследование “Бумажные мельницы в России” как докторскую диссертацию. На диспуте, который продолжался 6 часов, его упрекали в наборе фактов без анализа, и это выплеснулось в печать. Но в то же время есть самые высокие оценки его творчества, например, у В.О. Ключевского. А.А. Шахматов великолепно отзывался о его работах, А.В. Орешников прекрасно отзывался о его нумизматических исследованиях. Работа с источниками требует очень большой описательной работы. Это ставилось ему в вину, может быть, именно потому, что метод своей работы он основывал на таких источниках, как печати, монеты. Хотя его курс лекций по дипломатике – это действительно синтез. Это не содержание акта как такового, это все составляющие: бумага, на которой документ написан, водяные знаки, почерк, способ прикрепления печати и сама печать, потому что акт – это уже письменный источник, и понять его можно, изучив во всей совокупности и содержание, и его оформление, а сейчас все то, что входило в его курс лекций по дипломатике, разбито на несколько вспомогательных исторических дисциплин.

Н.М. Рогожин. Маргарита Евгеньевна, очень интересно ваше наблюдение относительно дьяка А. Шевригина. А сохранилась ли грамота, документация посольства Шевригина в Италию, или все это осталось у Лихачева?

М.Е. Бычкова. Поскольку Лихачев часто ездил в Италию и видел документы, в одной из работ о Шевригине он имел возможность сравнить почерки венецианской грамоты и того письма, которое привез в Москву А. Поссевино и которое, как доказывает Лихачев, было написано почерком Шевригина. Он установил, что действительно грамота, которая была передана посольству в Венеции и которая в его время существовала, и письмо, которое привез Поссевино, написаны одним человеком.

Н.М. Рогожин. Где сейчас находятся сами подлинники?

М.Е. Бычкова. Сам Лихачев об этом не пишет, но тесть Лихачева – Г.Ф. Карпов был издателем дипломатических документов, возможно он и указал Лихачеву эти документы.

Я думаю, что найденное письмо сохранилось, во всяком случае Лихачев его видел, держал его в руках, описал европейскую манеру оформления, как письмо было сложено и запечатано, и бумагу, и др.

В.А. Кучкин. Когда вышла работа о прозвищах Ивана?

М.Е. Бычкова. Она вышла в 1897 г. в “Известиях Отделения русского языка и литературы”.

Ю.А. Тихонов. В каких архивах и хранилищах имеются рукописные работы Николая Петровича?

М.Е. Бычкова. Он работал в основном в Петербурге. Если говорить о родословных книгах и о генеалогических источниках, то он практически не работал с московскими архивами. Когда в молодости он писал “Разрядные дьяки”, то работал в Москве, потому что у него есть ссылки на московские книги. Но в Петербурге он знал очень хорошо и библиотеку Академии наук, и Публичную библиотеку, где он работал долгое время. Так что в основном это Петербург и его собственная коллекция.

Ю.А. Тихонов. А в библиотеке он в штате работал?

М.Е. Бычкова. Да, он работал в штате Библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, правда, не очень долго.

Ю.А. Тихонов. Как конкретно вы представляете возрождение этой методики, синтеза исследования вспомогательных исторических дисциплин? Сейчас возможно это? Палеография, сфрагистика, дипломатика разработаны настолько углубленно, что одному исследователю физически невозможно претворить это в синтез в своих работах. Ведь столько времени прошло после Лихачева.

М.Е. Бычкова. Я бы не сказала, что все это сейчас разработано гораздо более широко и глубоко, потому что вспомогательными историческими дисциплинами как таковыми до середины XX в. не занимались. Только в 40-е годы был открыт отдел нумизматики Исторического музея, который стоял опечатанным со всей его громадной коллекцией монет. И, скажем еще, рукописи читали палеографы тоже старшего поколения. Марфа Вячеславовна Щепкина была лучшим палеографом в мое время, а новых не готовили. В 60-е годы оказалось, что у нас нет людей, способных читать средневековые французские тексты из наших коллекций, а Лихачев читал все средневековые рукописи – итальянские, французские и латинские.

Мне кажется, сейчас это гораздо проще, потому что сейчас достаточно ввести данные в компьютер, а потом, имея базу данных и хорошую компьютерную программу, можно великолепно объединять какую-то эмблематику, символику монет и печатей. Для генеалогии такая база данных и такие программы существуют, и это дает большие возможности для исследований, потому что к родословиям присоединяются гербы, печати, портреты. Весь материал можно вывести по разным срезам: офицеры полков, чиновники учреждений за большой период и т.д. Часть работы можно сделать на компьютере – то, на что раньше генеалоги тратили годы и десятилетия. То есть в историю возвращается человек. У Лихачева всегда присутствуют люди, если какой-то человек встретился на его страницах, о нем появляются все сведения, которые можно собрать. Когда будет разработана методика исследований, к чему еще в 1960-е годы призывали Л.В. Черепнин и А.А. Зимин, а также другие историки, у нас будут более профессиональные и более яркие книги. Люди должны читать книги по своей истории, а наши монографии могут читать, в основном, только специалисты и уж очень большие любители истории. Работы Николая Петровича Лихачева интересно читать всем, я в этом абсолютно убеждена. Он любит свой источник, он им любуется, он строит даже детективные истории на основании обычных дипломатических документов.

А.И. Аксенов. А преподавательской деятельностью Н.П. Лихачев занимался? Читал ли он лекции по генеалогии?

М.Е. Бычкова. Он преподавал в Петербургском археологическом институте. Там он читал специальные курсы по сфрагистике, дипломатике, историографии. По генеалогии он никогда лекций не читал.

А.И. Аксенов. Эти лекции сохранились?

М.Е. Бычкова. Они уже опубликованы репринтом. Вышли его великолепные лекции по дипломатике. Их издала московская Историческая библиотека.

Н.А. Соболева. Наследие Н.П. Лихачева используется. Я, например, 40 лет читаю Н.П. Лихачева. Я занимаюсь исследованием сфрагистики, в частности, геральдики, и все время нахожу что-то новое.

Почему дисциплины дробятся сейчас? Не потому, что люди не знают, как работать с теми дисциплинами, которые используют комплексно, а потому что так развивается наука и вспомогательные исторические дисциплины. Прежде всего развивается методика исследования. И вряд ли можно соединить теперь, предположим, униформистику с геральдикой или со стилологией. Невозможно, потому что разная методика исследования. Поэтому и наблюдается такое дробление. Оно не искусственное.

Лихачев был разносторонним человеком, но он все-таки был основоположником прежде всего отечественной сфрагистики. И основные его труды, большие работы о дьяках, о филигранях, материалы к истории русской византийской сфрагистики – это колоссальный труд. До сих пор все западноевропейские исследователи, которые имеют возможность ездить и смотреть в хранилищах эти многочисленные византийские печати, все равно обращаются к Лихачеву.

Свои исследования он в основном основывал на той коллекции, которая у него была. Он описал ее. Если только кто-то будет заниматься печатями так, как я это делала, ему не обойтись без таких важнейших постулатов его рукописи, которая очень долго хранилась в Петербурге и в архиве Института археологии. Эта рукопись опубликована, но мало известен второй том материалов по истории русской византийской сфрагистики.

Мне хочется немного остановиться на том, какой был Николай Петрович человек. Он был образцом ученого для всех нас. Он не был подвержен конъюнктуре. Какой факт говорит об этом прежде всего? В 1915 г. в “Биржевых ведомостях” он опубликовал статью об истории российской государственной печати. Там он говорит, что эта печать Ивана III была введена в 1489 г. и что этому послужили контакты с венгерским домом Габсбургов. Когда шла первая мировая война, написать такую вещь в “Биржевых ведомостях”, которые все читали, было небезопасно. Ни в одной его работе нет ни малейшей фальши, ни малейшей натяжки.

И второй момент. Когда он был в Астрахани, он все время в письмах спрашивал о том, как печатается его работа по сфрагистике. Первый том этой работы был посвящен истории русской византийской сфрагистики. Это – основополагающий труд, он содержит атрибуции, фон, распределение типов. А второй том не вышел. И он из Астрахани едва ли не в каждом письме писал: “Ну как там моя работа, идет?” Спрашивал: “Идет? Идет?” А она была разобрана. И ему писали, и жена в том числе: “Да, да, не беспокойся, она идет”. Но в результате, когда он вернулся, этой работы не было. Это была интереснейшая работа по знакам. А потом 50 экземпляров ее нашли в хранилище Казанского собора.

Р.А. Киреева. Одна сторона деятельности Н.П. Лихачева оказалась неосвещенной. Речь идет об Институте книги, документа и письма. Это музей, о котором было упомянуто в докладе (Музей палеографии). Дело в том, что Николай Петрович вообще много сделал и для того, что сейчас называется пропагандой исторических знаний. Это был музей, куда приводили, например, работников типографий, которые имели дело с изданием книг. Там были развернуты экспозиции от создания книг до всяких технических усовершенствований. Потом у них случилось несчастье: все их рукописи были залиты водой. Они их спасали, выносили их на солнце, чтобы высушить, и т.д. В общем, у музея была очень драматическая судьба, и эти сотрудники, конечно, проявляли и энтузиазм, и любовь, и сами были вообще знатоками.

Я хочу сказать только о двух людях, которые были сотрудниками этого музея. Ученым секретарем была Зинаида Шамунина – жена С.Ф. Платонова, который, может быть, помог ей работать в этом учреждении. Среди сотрудников этого музея начинал работу и приобретал свои первые навыки Сигизмунд Натанович Валк. Он тоже вышел из этого института и был учеником Лихачева.

Ю.А. Тихонов. Этот музей возник до революции или после?

Р.А. Киреева. После революции, для того чтобы спасти его коллекцию, был построен музей. Потом коллекция разрасталась, и он вынужден был часть ее передать в другие музеи, в другие учреждения, Несколько этапов истории. Это было уже в первые советские годы, и он таким образом спасал свои коллекции. Есть много воспоминаний о том, как и матросы, и рабочие приходили, как на этих экспонатах их знакомили с историей и т.д. В общем, там занимались пропагандой исторических знаний и тем самым спасали свои драгоценные коллекции, которые им удалось сохранить.

Н.В. Синицына. Раиса Александровна напомнила об Институте книги, который в комплексе занимался всеми теми проблемами, которые мы, в частности, определяем как вспомогательные исторические дисциплины. И я всячески хочу поддержать предложение о том, что нам нужно этими так называемыми вспомогательными историческими дисциплинами заниматься. Хотя они уже давно перестали быть вспомогательными и даже специальными, а просто являются органической составной частью нашей науки, необходимой частью. И нам, конечно, нужно активизировать все эти работы.

Я хотела сказать в связи с деятельностью Н.П. Лихачева об одном из направлений его работы и, главное, о развитии его методики и о том, как она актуальна в настоящее время. Он не называл это филиграноведением. Его альбом называется “Палеографическое значение бумажных водяных знаков”. Это действительно фундаментальная работа, которая актуальна и современна вот уже вторую сотню лет. Она оказала значительное влияние и на развитие западной науки о водяных знаках. Фундаментальный труд Брике, которым мы пользуемся, тоже в значительной степени построен с учетом данных Лихачева. Брике просматривал все, что было сделано Лихачевым, и постоянно дает на него ссылки, сопоставления и аналогии. Конечно, он сделал шаг вперед (я имею в виду Брике) по сравнению с Лихачевым, но ведь до Лихачева ничего подобного в нашей науке не было. Во всяком случае мы знаем два альбома того времени – Лихачева и Брике. И о том, насколько важен альбом Лихачева, свидетельствует работа, которая примерно два десятилетия тому назад была проведена в отделе рукописей Публичной библиотеки в Петербурге одним из сотрудников, В. Загребиным, который сейчас заведует отделом рукописей.

В альбоме Лихачева знаки были расположены не по алфавиту (например, агнец”, “бык”, “ворота”), как у Брике, а по рукописям. Правда, в отдельном томе были специальные указатели, но все-таки ими было трудно пользоваться.

Так вот в настоящее время в Петербурге подготовлены пять томов, где все знаки альбома Лихачева перефотографированы, перераспределены по алфавиту. Если бы эти работы по вспомогательным дисциплинам были активизированы, то переиздать эту работу было бы очень важно и полезно.

И конечно, имя Лихачева стало уже нарицательным. В наших археографических обзорах мы пишем: “Лихачев, номер такой-то и такой-то”. Лихачев заложил очень прочные традиции. Я считаю, что работы Т.А. Диановой – это тоже продолжение школы Лихачева. Ее работы, то, что она делала в самые застойные времена – это тоже традиция Лихачева, тоже его методика, получившая международное признание. Сейчас издаются альбомы Пикара, их уже около двух десятков, может быть, даже больше. Эти альбомы или, по крайней мере, первокласснейшие фотокопии с них издатели презентовали ГИМу в знак признания заслуг российской науки в изучении филиграни. Точно так же и в БАН имеются эти альбомы, причем даже те тома, которых нет у нас. Однако в этой сфере благодаря трудам Н.П. Лихачева наша наука была если не впереди, то, во всяком случае, вполне на мировом уровне.

В.А. Кучкин. Я, конечно, понимаю, что такое Николай Петрович Лихачев не только в истории русской науки, но и вообще мировой науки, потому что это был человек, который широко интересовался историей, собирал документы.

Конечно, вклад Николая Петровича в разные области науки велик – и в филиграноведение, и в дипломатику, и в открытие новых источников. Необходимо выделить хотя бы “Рогожский летописец”. Там есть статья, которая относится по хронологии уже ко времени после кончины Ивана Калиты, но совершенно определенно можно сказать, что так его называли его младшие современники. Это бесспорно. Это не прозвище XVI в.

Что касается прозвища Ивана III – “Грозный судья” или “Правдосудец”, то надо иметь в виду, что при Иване III составлен Судебник, а затем все спорные дела, которые поднимались на высоком уровне, должны были решаться в Москве, и решал их сам Иван III. Никаких судов на местах, например, в Новгороде, где какие-то споры решались, не было. Если споры переносились в более высокие инстанции, вершителем был Иван III. Поэтому можно связывать его прозвище с его функциями.

Помимо Николая Петровича Лихачева существовали такие видные представители нашей науки, как А.С. Лаппо-Данилев- ский, и в изучении дипломатики, по-моему, очень серьезные исследования были предприняты им. Что касается Сигизмунда Натановича Валка, то он являлся выходцем из сотрудников музея, который был организован на основе коллекции Н.П. Лихачева, кружка, в который входил Лаппо-Данилевский. Затем чрезвычайно серьезно изучалась генеалогия. Николай Петрович Лихачев действительно один из столпов этой науки, но в конце XIX – начале XX в. в Москве действовал С.Н. Булгаков, который потом издал (правда уже в Риме) свои обобщающие труды.

Мне немножко непонятно, почему же наша наука 1920–1930-х годов и даже более позднего времени якобы забыла о Лихачеве. Вспомните о трудах С.Б. Веселовского.

Это очень тщательное исследование по генеалогии, в известной степени дополнение, продолжение и новые разработки, которые он предлагал, это все имело место. Также имело место, например, издание актов, которое началось с 1950 г. Там генеалогия тоже очень тщательно представлена, и в этом тоже большая заслуга Веселовского. Дипломатика нашла очень хорошее отражение в книге Сергея Михайловича Каштанова, в трехтомной работе B.Л. Янина “Актовые печати Древней Руси”.

Это подчеркивает то, что работы Николая Петровича Лихачева дали толчок таким исследованиям.

М.Е. Бычкова. Оценить труд Н.П. Лихачева окончательно может в настоящее время только коллектив ученых.

Мне очень приятно это услышать, потому что я тоже была поражена, слушая лекции по историографии, где говорилось, что это буржуазная история с мелкотемьем и что это не создало никакого направления и вообще работы Н.П. Лихачева теряют свою ценность и т.д., хотя он писал, что со временем его материалы не теряют значения, а отлеживаются и приобретают новое значение.

Когда я познакомилась с архивом Лихачева, то была очень рада, что нигде никогда не употребляла определения о мелкотемье. Написав свою первую книгу, которая тоже является продолжением трудов Николая Петровича Лихачева, потому что она посвящена родословным книгам, в 1975 г. я посвятила свою работу его памяти, чем вызвала большой отзвук в семье Николая Петровича: тогда были еще живы его дочери. Для меня было самой большой наградой отношение семьи именно к тому, что имя Лихачева не забыто, что он нужен, что историки его знают.

И поскольку я генеалог, то мне приятно сказать, что внучка Николая Петровича Лихачева – Ольга Петровна – последняя представительница этой известной семьи в России (есть только его потомки за рубежом) – историк, она византинолог, кандидат наук, работала в Национальной библиотеке Петербурга, там, где когда-то работал ее дедушка. Я многим обязана ей в том, что я знаю об этой семье, о ее традициях и о ее истории.

Мне хочется сказать о Музее книги. В последнее время, в 90-е годы, вышло много работ о Лихачеве, причем в самых разных аспектах. Мне об истории Музея палеографии очень много рассказывал С.Н. Валк, когда он редактировал мою статью о генеалогии и вспомогательных исторических дисциплинах.

В 1920-е люди хранили историческое наследие. У Лихачева был Музей палеографии. Он сразу понял, что его надо передать какой-то общественной научной структуре, потому что он сам как частное лица и владелец коллекции не сможет ее удержать, и она будет уничтожена. И он создал Музей палеографии. Примерно то же самое делал В.К. Лукомский. Он возглавлял фонд Герольдии в петербургских архивах. До 1930-х годов, пока не пришла та архивная система, которая создала нынешнюю схему архивов, он не передавал материалы Герольдии в состав государственного фонда. До 1926 г. он вообще не выпускал их из своих рук, а потом создал Палеографический кабинет, где хранил документы Герольдии. С одной стороны, это было вроде бы при общественных организациях, а с другой – это была самостоятельная структура, где люди, понимающие значение документов, связанных с дворянством, великолепно их обработали: в 1920-е годы это делали те, кто работал в Герольдии до 1917 г. Я убеждена, что если бы этого не было, мы бы сейчас просто не имели собрания Герольдии, как мы не имеем губернских дворянских собраний в областных архивах, где чистка персональных дел была потрясающая. Там все уничтожали. Так что мы действительно должны быть благодарны людям, которые сохранили для нас источники.

Что касается Музея палеографии, то, по рассказам петербургских исследователей о наследии Лихачева, по современным работам, он был Музеем палеографии при Лихачеве. Когда Лихачева арестовали, он принадлежал Академии наук. Но было уже Академическое дело, Лихачев был арестован по этому делу, и вот тогда его музей стал преобразовываться в Музей книги. Возглавил его А.С. Орлов – известный специалист по эпиграфике, ученик Лихачева, и существуют воспоминания о том, как он разваливал это учреждение, как он сужал его задачи, сужал и названия и, так сказать, излишки все уходили. Практически это был последний шаг в развале наследия Лихачева, кроме тех вещественных коллекций, которые перешли в состав крупнейших музеев Петербурга и, соответственно, там сохранились. Вот об этом тоже не надо забывать.

Что касается возрождения вспомогательных дисциплин, то, готовясь к докладу, я пересмотрела кое-какие даты. Великолепное издание ЛОИИ “Вспомогательные исторические дисциплины”, в котором печатались прекрасные статьи, начало выходить в 1968 г. Это сделал Сигизмунд Натанович Валк.

Н.В. Синицына. А когда оно кончилось?

М.Е. Бычкова. Не кончилось. Они сейчас меньше издают, но издают.

Это издание началось с круга теоретических работ о важности вспомогательных дисциплин. Не надо забывать, что люди, которые писали для него статьи, до того работали на кафедре вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института, где практически уже в годы войны стало восстанавливаться изучение вспомогательных исторических дисциплин, но теоретическая основа стала возрождаться с 60-х годов XX в.

Ю.А. Тихонов. Благодаря докладу Маргариты Евгеньевны и очень содержательным выступлениям в прениях нам удалось воссоздать облик большого ученого-универсала, Николая Петровича Лихачева, и наметить его роль и значение в исторической науке, в ее развитии.

* * *

1

Янин В.Л. К столетию со дня рождения Н.П. Лихачева // Советская археология. 1962. № 1; ПростоволосоваЛ.Н. Н.П. Лихачев: судьба и книги: Библиографический указатель. М., 1992.

2

Лихачев Н.П. Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки. СПб., 1913. С. 8–9.

3

Там же. С. 9–10.

4

Там же. С. 11,18–19,22.

5

Простоволосова Л.Н. Указ. соч. С. 4–12.

6

Бычкова М.Е. Родословные книги XVI-XVII вв. как исторический источник. М., 1975. С. 69.

7

Бычкова М.Е. Родословие Глинских из Румянцевского собрания // Записки Отдела рукописей. М., 1977. Вып. 38. С. 111–112.

8

Лихачев Н.П. Дипломатика: Лекции. СПб., 1899.

9

Лихачев Н.П. Генеалогия рода Корсаковых // Сборник статей в честь Д.Ф. Кобеко. СПб., 1913.

10

Большаков А.М. Вспомогательные исторические дисциплины. Пг., 1924.

11

Лихачев Н.П. Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки.

12

Из коллекций Н.П. Лихачева: Каталог выставки. СПб., 1993.

13

Простоволосова Л.Н. Указ. соч. С. 4–12.


Источник: Бычкова М.Е. Николай Петрович Лихачев (12(24).04.1862-14.04.1936.) // Труды Института российской истории. 2006. Вып. 6. С. 18-33.

Комментарии для сайта Cackle