Открытое письмо к учащейся молодежи

Источник

Дорогие товарищи!

С вами говорит человек, называющий вас товарищами не потому, что состоит теперь гимназистом или студентом, не потому, что разделяет современные взгляды и симпатии большинства из вас. С вами говорит человек, приближающийся к могиле, имеющий право назвать вас товарищами потому, что пять лет был студентом петербургского университета и около трех лет вольнослушателем Петровской академии, человек, имеющий право искренно назвать вас дорогими потому, что искренно желает вам добра и болеет за вас сердцем. Прочтите терпеливо и без предубеждения обращенное к вам слово старого товарища, это – слово искреннего доброжелательства и жизненного опыта. Многое было мною не только пережито, но и выстрадано. Этим опытом пережитого и выстраданного я хочу с вами поделиться, чувствуя, что не исполнил бы нравственного долга пред вами, если бы этого не сделал. Мною много напечатано. Во всех моих сочинениях я говорю на языке веры. Знаю, что этот язык для большинства из вас чужой, непонятный язык, и потому буду говорить с вами на языке жизненного опыта, обращаясь к вашему человеческому уму и к вашему человеческому сердцу.

Желая предотвратить возможность недоразумений, спешу предупредить вас, что я «верующий», не в рутинном смысле этого слова, что вера моя для меня не успокоение совести и не побуждение к бездеятельности в этой жизни, в расчете на лучшую жизнь за гробом; вера моя – не только утешение в скорбях, а наибольшее и наилучшее удовлетворение всех высших потребностей ума и сердца моего, требует от меня разумной деятельности на благо общее и дает мне совершенно определенную программу упорядочения жизни на началах широкой свободы добра, справедливого равенства и реального честного братства жизни и труда: одним словом, дает мне совершенно определенную программу мирного прогресса человечества по пути к прочному мирному благоденствию народов.

Это ручается вам и за то, что я не консерватор, отстаивающий вековую рутину политического и социального строя, не оппортунист, приглашающий мириться со злом под предлогом несвоевременности добра, и не «буржуй», как вы выражаетесь, из своекорыстных расчетов, не желающий лучшего будущего для человечества и не сочувствующий «освободительным движениям», способным созидать это лучшее будущее.

Что это так, я доказал на деле, всею жизнью своею, каждым словом моих сочинений и всею моею деятельностью. Мой «демократизм» я доказал не на словах только, а тем, что слил мою жизнь с жизнью простого русского народа в той форме, в которой по совести считал это наиболее полезным для него: воспитывая детей народа, любя их, как собственных детей и предлагая желающим из них стать братьями моими на всю жизнь и в самом полном смысле этого слова, какой дала мне понять искренняя братская любовь к ним.

Мою преданность истинному «освободительному движению» я доказал тогда, когда еще эти слова никем не употреблялись, действовать в этом направлении не было модою, не могло быть увлечением общим течением или вынужденною уступкой общественному мнению. Вся моя деятельность, основанная на самостоятельном убеждении, сознательной вере и насущной потребности любящего сердца, имела несомненный характер освободительного движения, освобождая умы и сердца от рутинных предрассудков, призывая на путь широкой свободы добра и реального братства в жизни и труде по свободному изволению любви, без всякого принуждения и насилия над кем бы то ни было. Во всем, что я предлагал, я был неизменно верен идее свободы, и то освободительное движение, на которое я работал и на которое давно призывал, ни в чем не погрешало против права свободы и не посягало ни на чьи права.

Так называемый «аграрный вопрос» был давно решен мною тогда, когда этот вопрос в печати совсем не поднимался, и решен мною в такой мере, в какой не решаются его поставить в своих программах партии, наиболее желающие заручиться сочувствием народных масс: я просто отказался от личной семьи, отказался передать мои права крупного землевладельца прямым наследникам моего имени, моего имущества и моих исключительных прав. Крупных землевладельцев в лице моей личной семьи я заменил трудовою общиной, в лице Трудового Братства, не первыми встречными, не мелкими собственниками, отличающимися только количеством своего имущества от собственников крупных, что совсем не решает никакого вопроса, ни аграрного, ни социального, а только и может быть временным паллиативом, годным не для прочного устроения мирного благоденствия страны, а только для самообмана слабых умов и подкупа столь же слабоумного общественного мнения, – а трудовою общиною людей, одушевленных высоким идеалом самоотверженного, бескорыстного труда на пользу общую, дисциплинированных любовью, способных пользоваться братской свободой, не злоупотребляя ею, трудовою общиной, представляющею из себя здоровую, живую клетку общественного организма, ту живую, здоровую клетку, без которой никакой живой организм, ни быть здоровым, ни даже вообще жить не может, трудовою общиною, в которой по самой ее сути могут жить и действовать только здоровые общественные элементы, представители истинной свободы, способные на свободное созидание и неспособные покушаться на чью-либо чужую свободу и совершать какие-либо насилия над чужою личностью и чужим имуществом. Этому Трудовому Братству я передал при жизни моей в собственность все мое имущество без всякого выкупа, обеспечив возможность существования центрального Трудового Братства с двумя сельскохозяйственными школами, мужской и женской, и, после моей смерти, материальную возможность учреждать неограниченное число отделений Трудового Братства, имеющих стать самостоятельными трудовыми братствами, как в России, так и в других странах.

Вы видите, что вы не имеете основания смотреть на меня, как на суеверного мистика, утешающего себя и других в деле духовной проституции и покладистой уживчивости со злом земной жизни надеждами на добро жизни загробной, ни как консерватора, принципиально враждебного всякому освободительному движению и всякому прогрессу в направлении лучшего будущего для человечества, ни как на «буржуя», цепко держащегося за свое добро, не желающего ни с кем делиться своим достоянием и, напротив, желающего всех эксплуатировать в свою пользу и обирать ради собственного обогащения.

Все это дает мне право надеяться, что вы не отнесетесь ко мне с предвзятым недоброжелательством, согласитесь меня выслушать и выслушаете меня внимательно, честно, по совести проверив сказанное мною, приняв то, что будет в словах моих убедительно для ума и сердца вашего.

Рутине жизни, тому, что развращало умы и сердца, тому, что делало силу зла в жизни, я настолько не сочувствовал, что заслужил репутацию пессимиста, упорно призывая к лучшему и, следовательно, твердо веря в возможность этого лучшего будущего для человечества. В сочинениях моих я беспощадно клеймил зло рутины жизни, давно предсказывал неизбежность того озлобления, той грубой братоубийственной борьбы, в которые мы теперь погружены. Моих доводов не опровергали, а голословно говорили, что я преувеличиваю. Так и моей программы мирного прогресса не опровергали, не заменяли иной программой свободного созидания мирного благоденствия, а просто ее замалчивали, как нечто не стоящее внимания, одни мирясь с рутиною и желая бессрочного коснения в ней, другие веруя во всемогущество буквы законов и учреждений, стремясь добиться «либеральных законов» и «свободных учреждений» для людей, неспособных пользоваться свободой, не злоупотребляя ею, третьи, предпочитая, во имя свободы, призывать к насилию, отрицающему право свободы за другими, требуя ее лишь для себя. Все отвергали мою программу, не желая личного самоусовершенствования, без которого я не признаю возможным и никакого улучшения жизни. Все твердо решили, что человечество надо брать таким, каким оно есть, что оно может оставаться гордым, злым, корыстным, беспринципным и распущенным, что дело не в том, чтобы человечество стало лучшим, а только в том, чтобы оно, так или иначе, «устроилось». Одни понимают это «устроение» человечества в смысле «обуздания», внешнего порядка и «благочиния», внедряемых путём политических и социальных «намордников», другие – еще более наивно: в смысле широкой свободы проявления этих скотоподобных индивидуальностей! Все дружно решили, что все дело в формах политической и социальной жизни, а не в характере «свободно самоопределяющихся индивидуальностей». Именно с этой точки зрения все дружно, консерваторы, либералы и радикалы, отвергали или, вернее сказать, игнорировали мою программу и самую возможность самоусовершенствования совместно с соответствующим ему прогрессом жизни, признавали ненужной утопией. Так продолжают смотреть на мою программу упорядочения жизни и бесконечного мирного прогресса для человечества, даже и теперь, когда я не на словах, а на деле доказал возможность быстрого духовного перерождения для человечества и соответственно тому такого мирного благоденствия, на которое, очевидно неспособно громадное большинство наших современников. Факт духовного перерождения обыкновенных крестьянских детей, в культурных людей, сознательно и самоотверженно, разумно устрояющих свою жизнь на совершенно новых началах, облагораживающих всю их жизнь, все роды труда и все отношения, и это в результате всего пяти лет воспитания в нашей сельскохозяйственной школе, налицо, отрицать его невозможно. От него отделываются, давая этим облагороженным и возвышенным человеческим индивидуальностям насмешливое название «новой породы людей», или еще более бессмысленную кличку «неплюевцев». Факт существования Трудового Братства и недосягаемого для окружающего общества мирного благоденствия на лоне его, тоже налицо, как и то, что результаты эти достигнуты при самых неблагоприятных условиях тоже в очень короткий срок. И от этого факта, отрицать и игнорировать который нельзя, отделываются, называя наше Трудовое Братство «оазисом», совершенно нелепо утверждая, что то, что осуществлено у нас, не может быть осуществлено другими и в других местах, не может быть принято, как общая программа упорядочения жизни путем мирного прогресса в направлении мирного благоденствия народов.

Больно видеть так настойчиво отвергаемым, как нечто не заслуживающее внимания, то, что дороже жизни, чему отдана вся жизнь, что путём больших скорбей и трудов достигнуто, доказано, осуществлено. Много лет я переживал эту скорбь; ясно видел, что нужно для человечества, громко указывал на зло, предлагал определенную программу исправления зла, доказывал на деле, опытом жизни, возможность осуществления предлагаемой мною программы, наглядную благотворность практических результатов ее и имел скорбь видеть, что все мои слова остаются «гласом вопиющего в пустыне», что опыт жизни моей отвергается, как «несбыточная утопия»; имел скорбь присутствовать при явном для меня, легкомысленном стремлении человечества в пропасть анархии, в бессмысленный и жестокий хаос свободы разнузданности скотоподобных индивидуальностей. И больно, и страшно, и бесконечно жалко, стыдно было присутствовать при разыгрывании человечеством, с видом озабоченной деловитости самоуверенных и самодовольно практических дельцов, жалкой комедии музыкантов из басни Крылова, серьезно озабоченных тем, как по-новому рассесться, не умея додуматься до того, что надо перестать быть ослом, козлом и косолапым мишкой, называя «несбыточной утопией» всякую программу упорядочения жизни, требующую прежде всего перестать быть скотоподобными.

И вот громко заговорила сама жизнь, такими яркими и грозными фактами, что сами факты эти бесконечно красноречивее меня доказывают основательность моих взглядов и моей оценки той рутины, которая логично привела к ныне переживаемому. Эти факты жизни превзошли самую пессимистичную оценку людей и жизненных явлений, самые пессимистичные мои предсказания. Казалось бы, я имею основание радоваться, дожив до столь ярких доказательств правоты моих взглядов, даже злорадствовать, видя, в какое нелепое, комичное положение попали те, которые находили утопичной, недостаточно практичной, и потому не стоящей их внимания предлагаемую мною программу мирного созидания добра в жизни и презрительно игнорировали все мои предупреждения и предсказания! Но это не так. Происходящее не радует меня, и ничего доброго я не ожидаю от того «освободительного движения», которым так многие из вас увлекаются. Самый факт освободительного движения от рутины жизни я признаю вполне законным и желательным явлением, вполне совпадающим с моими личными убеждениями, с делом всей моей жизни. Факт – буква, характер факта – его животворящий дух. Характер современного освободительного движения и отношения к нему всех слоёв русского общества таков, что я жалею, что дожил до этого позорного времени, что самые слова «освободительное движение» стали отвратительными для меня, – синонимом глупости и подлости, клеймо которых горит на всей современной действительности жизни, что мне страшно, до смерти скорбно и стыдно за вас, представителей учащейся молодежи, надежду страны, за вас, дорогие товарищи, как и за все слои русского общества, без исключения, при виде того, какие чувства внушает к себе это освободительное движение, и как к нему относятся. Всегда я видел язвы русского общества, но, все же, питал бы к ним более любви и уважения, если бы не знал, каким освободительным движением могут увлечься мои соотечественники, и как могут отнестись к этому освободительному движению и друзья, и враги его.

Более того, сознательно и по совести я предпочитаю прежнюю рутину, со всеми ее ненавистными для меня пороками, современному освободительному движению, затмившему нравственной чудовищностью своей все, самые отвратительные пороки той вековой рутины, против которой оно ополчилось. Сознательно и по совести я предпочитаю моих упорных врагов, самых худших представителей той рутины, против которой я всю жизнь боролся, – тем главарям освободительного движения, которые выступили их обличителями, судьями и палачами. Все относительно в этом мире. Представители рутины жизни казались мне чудовищными врагами всякой разумности и всякого блага в жизни, теперь они кажутся мне разумными и добрыми, справедливыми и честными по сравнению с теми, кто выступил их обличителями, кто хочет их устранить, чтобы собою их заменить!

У меня в оценке людей и жизненных явлений иное мерило, чем у вас, – вера моя и идеал веры моей. Не будем ошибаться, разница между нами только в том, что для меня вера расширяет мои земные представления до полной гармонии мировой жизни, до стройного согласования правды и добра земной жизни с внеземным пониманием первопричины бытия и конечных целей мира, с вечной правдой и вечным добром. Правда и добро для меня, верующего, и для вас, неверующих, одни и те же, для меня они – мировая реальность, для вас они, беспочвенный мистицизм, а все же, никакой иной правды, кроме той же мистической правды вы не придумаете и никакого иного добра, кроме все того же мистического добра – вы не знаете.

Для вас, как и для меня добро – то, что ставит общее счастье выше своекорыстных расчетов, что объединяет в одну разумную мирную гармонию, что приводит к общему мирному благоденствию, что гарантирует свободу всех достигать этого добра, осуществлять это добро. Не верю, чтобы вы согласились не признать этой правды добра, если она не затемнена для вас партийными софизмами и слепой страстью низких инстинктов злобы, мстительности и желания, осилить во что бы то ни стало, политических врагов ваших, как не верю и тому, чтобы вы при тех же обстоятельствах могли бы хладнокровно принизить себя до признания правдою и добром – неразумного, лжи, несправедливости, клеветы, коварства, подлости, корыстного себялюбия, распыления злобы, грубой борьбы, хаотического беспорядка жизни и отношений, широкой свободы зла и беспорядка, при полном отсутствии свободы добра и порядка.

Отнесемся же трезво, с точки зрения этого общего для нас понимания правды и кривды, добра и зла, как к рутине жизни, подготовившей позорное настоящее, так и к современному освободительному движению, чтобы трезво ответить себе на вопрос о том, лучше ли оно прежней рутины и обещает ли для человечества лучшее, пока оно остается верным своему специфическому характеру. Отнесемся трезво и к тому: кто же лучше, представители прежней рутины, или представители ополчившегося против них освободительного движения? Отнесемся одинаково трезво критически к тем и другим, к тому и другому жизненному явлению, чтобы самостоятельно и сознательно избрать дорогу правды и добра, не оставаясь в яме рутины и не идя слепо вслед руководителей освободительного движения, может быть, в худшую яму широкой свободы зла, широкой свободы проявления злой индивидуальности необузданных скотоподобных существ, полагающих свою свободу в бесправии всех, в полном отсутствии свободы от них добра и добрых. Может быть, вы и согласитесь со мною, что единственная польза, какую можно ожидать от современного освободительного движения, – невозможность дальнейшего коснения в позоре вековой рутины, когда на опыте изведают и невозможность коснеть еще в большом позоре грубой оргии освободительного движения, как его теперь понимают.

Многое я находил неразумным в рутине жизни. Неразумно было в ней то, что не подготовляли миллионов русского народа к способности быть свободными, не злоупотребляя свободою, а предпочитали обуздывать злую волю, воображая, что могут бессрочно обуздывать ее, ничего не делая для того, чтобы и интеллигенция страны представляла из себя волю добрую по свободному изволению ума и сердца. Неразумно было то, что не подготовляли лучшего будущего для России разумным воспитанием воли к добру ни в каких школах, ни в низших, ни в средних, ни в высших, ни в «светских», ни в «духовных». Неразумно было стране, составленной из множества разнородных национальностей, поддерживать государственное единство исключительно мерами принудительными, не только не заботясь о том, чтобы внушить любовь к России всем ее составным частям, а напротив, все делая для того, чтобы внушить к ней ненависть. Неразумно было признавать устоями русской государственности православное христианство, ничего не делая для организации жизни на основах веры, для воспитания народа в сознательной вере, для выяснения определенной программы мирного прогресса в направлении созидания мирного благоденствия страны по логике веры; признавать основой государственной жизни самодержавие «Божией милостью» и не заботиться о том, чтобы сановники были людьми Божьими, признающими для себя обязательной конституцию правды Божьей, правды Высшей Любви и Высшего Разума Мира; признавать основою государственности «народность» и ничего не делать для того, чтобы все народы, населяющие Россию, могли объединиться в чувстве сознательной любви и сознательного уважения к русской господствующей и объединяющей народности. Неразумно было желать мира, порядка и благоденствия страны, во имя этих принципов предъявлять требования и в то же время мириться с религиозной, социальной и политической рутиной, основанной на хронической экономической борьбе, религиозном и политическом индифферентизме, от которого один шаг до вражды и борьбы по отношению к этой «чуждой» Церкви и «чуждому» Правительству.

Все это было глубоко и возмутительно неразумно в рутине жизни. Исправить это можно только задавшись более разумными целями и избрав для достижения этих целей более разумные пути.

В чем же проявляет себя разумнее рутины современное освободительное движение? Во всем оно еще менее разумно, и пути, им избранные, еще более нелепы. Оно призывает к свободе людей, совершенно не дисциплинированных ни любовью, ни свободными традициями, ни привычкой пользоваться свободой без злоупотребления ею, умея уважать и чужую свободу; они призывают к свободе не во имя возвышенных и благородных чувств, а возбуждая в массах низменные порочные инстинкты корысти, зависти, мстительности, зовут народ не на мирный праздник свободы добра, а на отвратительную, глупую и подлую оргию свободы зла, насилия и преступлений! Они требуют не более разумного воспитания грядущих поколений, для обеспечения лучшего будущего, а отрицают необходимость всякого воспитания и всякой дисциплины, систематично развращают детей и юношей, лишая их облика человеческого, призывая их к бездельничанью, к политической агитации, к грубым обструкциям, к нелепым забастовкам в деле образования, доводя их до позора беснующихся психопатов и психопаток! Они даже не понимают разумного блага объединения многих народов в одно мирное единство и жизненного значения объединяющих начал. Вместо того, чтобы механический аггломерат единой России разумно возвысить до органического единства сознательного братства народов, тесно сплоченных высокими и благородными чувствами любви и уважения друг к другу, высоко дорожа благами жизни в братском общежитии России, они легкомысленно поощряют эгоистичные стремления отдельных народностей к расчленению России, к уничтожению всего, связующего в одно целое, объединяющего. Легкомысленно и неразумно они толкают народы на путь национального эгоизма, на путь шовинизма и бесконечной национальной борьбы со всеми отъединившимися народами. На место прежних устоев государственной жизни они не предлагают никаких новых, на место религии – никаких идеальных основ, имеющих какую-либо разумную надежду быть общепринятыми, на место самодержавия Царя – самодержавие толпы, на место национальности – грубый эгоизм самоопределяющихся индивидуальностей, не сдерживаемых в своём безграничном своеволии ничем: ни любовью к Богу, ни любовью к родине, ни какими-либо нравственными понятиями. Все это, очевидно, еще менее разумно, чем прежняя рутина, и настолько менее разумно, что я сознательно, чтобы не поссориться окончательно с собственным разумом, из двух зол выбираю меньшее, выбираю сравнительно более разумное, если надо выбирать, то выбираю рутину, хотя предпочитаю и вам советую не выбирать ни того, ни другого, а встать на путь разумного созидания добра и мирного благоденствия, одинаково отвергнув как неразумную рутину, так и, еще менее ее разумное, «освободительное движение», с тем специфическим характером, какой оно теперь имеет.

Нужно ли перечислять другие причины, по которым я нахожу, что современное освободительное движение хуже вековой рутины и представляет еще худший путь для достижения правды, добра и мирного благоденствия в жизни? Для вас, поклонников разума, верующих именно в разум человеческий, всего более убедительным должно быть то, насколько разумно или неразумно то или другое жизненное явление. Перечислю кратко и другие пункты сравнения. Рутина не всегда была на стороне правды, подчас была и лицемерна, но признавала ложь за зло, а «освободительное движение» возводит ложь в принцип, говорит о нравственном праве «святой лжи», и потому для меня оно хуже рутины. Рутина не всегда была честна, бывали случаи злоупотреблений и казнокрадства, а освободительное движение возводит воровство и грабежи в официальный пункт своей программы, цинично призывает к грабежам и насилиям, цинично признает все средства дозволенными для того, чтобы разорить свое отечество, довести его до банкротства; для меня оно очевидно несравненно хуже рутины! Рутина часто действовала насилием и подвергала казням людей, желавших произвести насилие над «существующим строем», а освободительное движение, не разбирая правых и виноватых, производит грубое насилие над целой страной, под предлогом стачек, лишая всю страну свободы передвижения, свободы корреспонденции, свободы труда, свободы промышленности и торговли, подвергая казням лиц, ей неугодных без гласного суда, без всяких судебных гарантий справедливости своих тайных приговоров, побуждает ко всяким насилиям над личностью и имуществом безразлично, руководя этими насилиями или принимая за них полную нравственную ответственность, оправдывая и восхваляя их на страницах «освободительных органов». Для меня очевидно, что вековая рутина была менее представительницею насилия, менее принципиально и систематично действовала путём насилия, чем современное освободительное движение, которое в этом отношении хуже ее, представляет менее гарантий свободы личности и уважения к ее правам. Не всегда отличалась рутина благородством и возвышенностью целей и путей, избираемых ею для достижения этих целей. Только слепая вражда и грубая несправедливость могут утверждать, что цели эти не имели часто и благородного, и возвышенного характера, не имели часто мотивом искреннее желание общего блага. Отдельные представители власти сами часто погрешали против благородства и возвышенности, но никогда власть не доходила до циничного оправдания зла и подлости, до призыва народных масс к свободе зла и преступлений, к самодовольной подлости, как это делает современное «освободительное движение». Рутина слишком мало заботилась о разумном созидании мирными путями мирного благоденствия, слишком успокаивалась на призрачном единстве людей и народов, распыленных злобой и эгоизмом, отсутствием цемента любви, слишком успокаивалась на внешнем порядке и благочинии, никогда, однако, не призывая к злобе, вражде и борьбе, никогда не натравливая одних на других, одни слои населения и классы общества на другие. «Освободительное движение» принципиально враждебно мирному единению и мирным путям созидания мирного благоденствия, систематично призывает к вражде, мстительности и коварству, систематично натравливает одни слои населения на другие и уж очень умственно близоруко, если не понимает, что этими путями ведет Россию не к мирному единению и мирному благоденствию, а к хаосу хронической безысходной борьбы. Вот почему я сознательно предпочитаю этому «освободительному движению» вековую рутину, сознательно признаю даже худших представителей этой рутины людьми умными, благородными и честными, сравнительно с самодовольными ворами и разбойниками, убежденными проповедниками воровства, разбоев и насилий, какими себя выказали представители современного «освободительного движения», во всем позоре своей безыдейности, безидеальности и беспринципности. Думаю, дорогие товарищи, что и с вашей стороны было бы разумно и справедливо не закрывать глаза на все это и не делаться пособниками худшего зла из слепой ненависти не столько ко злу вековой рутины жизни (допросите о том честно совесть свою), как из ненависти к тем социальным формам, к той политической организации, которые стесняют свободу своеволия вашего, свободу широкого проявления вашей индивидуальности. Не ошибайтесь, не обманывайте себя! Побуждения ваши не так чисты и не так возвышенны, как вас уверяют, и как вы сами это думаете. Если бы вами руководило чистое и высокое желание общего блага, вы бы давно с отвращением и ужасом отвернулись от грязи и низости современного «освободительного движения», вы бы почуяли и умом, и сердцем, что оно хуже вековой рутины, подготовляет еще худшее будущее, и стали бы на честную дорогу разумного и мирного созидания благоденствия страны, отвергнув разом и неразумное коснение во зле рутины, и еще менее разумное беснование по программе злобы, разъединения и вражды современного «освободительного движения».

Перехожу теперь от того, что было критикой рутины и «освободительного движения», как бы сравнительной анатомией, физиологией и психологией их, к тому, что будет положительными результатами опыта жизни вашего старого товарища. Из уважения к человеческому разуму и человеческому сердцу, отнеситесь серьезно, вдумчиво, с доброжелательным вниманием к тому, чем делится с вами из передуманного и выстраданного им, ваш старый товарищ, много передумавший и выстрадавший за время жизни, к концу которой он приближается.

Вы горячо желаете свободы, но упускаете из виду, что свобода невозможна для людей, не дисциплинированных любовью, не умеющих пользоваться свободой, не злоупотребляя ею. Человек не любящий, эгоистичный, грубый, корыстный, человек с низкими наклонностями, неспособный и не желающий ограничивать себя во благо всем – дурной человек, скотоподобная личность; свобода для него – свобода зла, свобода преступлений. Он не потерпит свободы добра, свободы от своей злой и низкой индивидуальности представителей добра, и общество будет вынуждено, не теми так другими мерами, ограничивать его злую свободу, обуздывать его злую индивидуальность, если не хочет из организованного общества превратиться в шайку разбойников, если не хочет, давая широкую свободу злу и злым, уничтожить всякую свободу добра и добрых. Вот почему инстинкт свободы, там где свобода не новость, а народ имеет опыт жизни при свободном режиме, подсказывает убеждение в том, что, чем свободнее форма правления, тем более крупные меры репрессии неизбежны по отношению к людям злой воли, чтобы оградить общество от злоупотребления ими той большой свободой, какой оно пользуется. Там понимают, что это вопрос – быть или не быть свободе. Во всех республиках Старого и Нового Мира: и во Франции, и в Северо-Американских Соединенных Штатах существует смертная казнь за всякое убийство. В Америке и тем не довольствуются, а признают право суда Линча за всякое насилие, особенно в эпоху общественных смут и общественных бедствий. А вы, совместно с представителями «освободительного движения», как дети, не понимающие природы и свойств вещей, требуете свободы, нимало не заботясь о том, чтобы свобода эта была свободой добра, а не свободой зла. Более того, на самых первых шагах многомиллионного народа, совсем не привыкшего к свободе, вы требуете ослабления репрессий, сдерживающих своеволие, требуете уничтожения казни, как дети, играя с огнем, без заботы о том, что именно этим вы можете погубить свободу, доказать ее практическую невозможность в стране вашей, путём разнуздания зла и поучительного примера многомиллионного народа, обращённого в шайку разбойников дурно понятою свободою.

Христианство, от которого так многие из вас отворачиваются, хорошо понимает все это. Оно провозглашает широкую свободу добра и совершенно определенно говорит о разумных условиях этой свободы и об источнике духовной силы для устойчивой верности добру. «К свободе призваны вы, братья... не делайтесь рабами человеков», – «Где дух Господень – там свобода». – «Все дозволено христианину», а христианин тот, кто любит Бога – Живаго, – живую совокупность добра, «всем разумением», т. е. вполне сознательно, кто любит ближних своих при свете своей сознательной любви к идеалу, к живой совокупности добра – Богу Живому. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Вот непременное условие способности быть свободными, не злоупотребляя свободой, пользоваться широкою свободой добра, устойчиво оставаясь на высоте добра, никогда не ниспадая до свободоубийственной низости своеволия – свободы зла и преступлений. Это условие – разумная любовь, не только к друзьям, но и к врагам, не благодушная уживчивость со злом, не проституция пособничества злу, а искреннее желание добра для всех и понимание при свете любви разумных путей для достижения этого общего блага. Любовь по христианским понятиям есть высшая ценность мира «совокупность совершенства», высшая заповедь христианского Откровения и непременное условие единомыслия с Высшим Разумом Мира и единодушия с Высшею Любовью, цемент, связующий Творца и все творение в одну стройную гармонию, в одно святое единство. – Христианство определенно говорит, что зло ничто иное, как свобода от любви, т. е. свобода зла, без возможности которой не было бы и нравственного достоинства добра. Христианство определенно говорит и то, что любовь есть благодать Божия, т. е. сила, присущая Творцу и свободно подаваемая им тем, кто свободно «алчет и жаждет» восприять эту благодатную силу, связать себя этим цементом с Творцом и всеми верными Ему любовью, таким образом перестать быть пылью мира, неспособной войти в гармонию мирового единства, царства свободы добра.

Все это не только не осуществляется номинальными христианами, но и не понимается ими. Все это тем не менее разумная христианская истина, настолько удовлетворяющая наивысшие потребности ума и сердца моего, настолько соответствующая опыту жизни на этой земле, свободной от Бога, в чем и состоит проклятие ее «вне дома Отца Небесного», что я сознательно стал христианином, сознательно предпочёл веру всем философским мировоззрениям, не из доверия к каким-либо авторитетам, не из косности рутинных привычек, а потому, что для меня вера наиболее разумное и доброе из всего, что знаю, наиболее убедительное для ума и сердца моего и не ослабевает она, а укрепляется все более и более оразумливается по мере накопления опыта жизни.

Подумайте обо всем этом, и, может быть, некоторые из вас поймут вместе со мной неразрывную связь между истинной свободой и истинным христианством, поймут, что все дозволено христианину, и только христианину, сознательно желающему широкой свободы добра и из любви неспособного злоупотреблять свободой, неспособного даже помириться с свободой зла, для христианина, сознательного «алчущего и жаждущего» причастия благодати любви, черпающего эту благодатную силу из ее неиссякаемого источника живой совокупности добра, Бога Живаго.

Подробно остановившись на этом главном и высшем опыте жизни моей; изложив самую основу моего мировоззрения, я могу гораздо более кратко говорить о других результатах моего жизненного опыта, надеясь быть понятым вами.

Перехожу к вопросу о собственности, тесно связанному с вопросом о свободе. Христианство не говорит ни за, ни против собственности, потому что понимает, что разумно отказаться от собственности можно только по свободному изволению любви и в пользу Церкви, т. е. общины людей, тоже свободно отказывающихся от собственности по свободному изволению любви. Для этого нужно высокая степень любви и непременно взаимной, братской любви, нужно реальное братство жизни и труда на основах сознательной любви и сознательного уважения друг к другу. Без наличности высокой степени сознательной любви собственность есть непременное условие личной свободы, той степени личной свободы, которая возможна при отсутствии братства умов и сердец, единомыслия и единодушия, взаимных чувств любви и уважения. Всякое насилие в области права собственности является таким образом преступным покушением на свободу личности, на обращение в экономическое рабство. Отказ от права собственности обязательно должен быть сознательным делом свободного изволения любви, чтобы не быть благоглупостью со стороны отказывающегося и преступным насилием над свободой личности со стороны предъявляющих такие требования.

Вот чего не понимают слишком многие из вас, увлекаясь социалистическими учетами, избравшими не путь убеждения имущих, а путь насилия над имущими, ничего не делая для возвышения имущих и неимущих до той степени разумной любви, при которой возможно было бы отречение от собственности, не только со стороны имущих, но и со стороны неимущих, на пользу общую, на пользу братской общины людей сознательно любящих и уважающих друг друга, без чего оно не будет переходом к высшей форме экономической жизни, а только отнятием имущества у одних в пользу других, преступным разбоем и вопиющим насилием над личной свободой и приведет, даже и в случае осуществления идеала государственного социализма, только ко всеобщему рабству, а не к мирному благоденствию трудового братства людей, избравших эту форму жизни разумно и сознательно, по свободному изволению любви. Вот почему, воспитав многих в сознательной любви к Богу и в сознательном братолюбии, я признал разумным и справедливым отказаться от собственности в пользу Трудового Братства, в которое по свободному изволению любви вступают люди, тоже отказывающиеся от права собственности в пользу того же Трудового Братства, и в то же время совсем не сочувствую современным проектам аграрной реформы, не сочувствую никакому принудительному отчуждению земель, как бесполезному паллиативу и развращающей поблажке корысти одних и общественного каприза других, да еще на основе недомыслия и насилия. Пора вам, желающим свободы, понять всю преступность теории социального насилия и отвернуться от тех, которые призывают вас на путь экономических насилий над одними в пользу других или на путь рабства всех в форме государственного социализма в стране, не доросшей до дисциплины любви, распыленной гордостью, злобой и корыстью до неспособности жить высокими чувствами любви, уважения и братского доверия друг к другу.

Свободу слишком многие из вас понимают, как отсутствие всякой дисциплины, а без дисциплины не может быть никакой разумной организации, никакой разумной общественности, а только бесформенный хаос грубой одичалости скотоподобных существ, способных только быть стадом более или менее диких животных, а не обществом разумных и разумно устрояющих свою общинную жизнь, людей. Есть три основы дисциплины, соответствующие и трём основам общественного порядка. Дисциплина страха, когда не делают того, что делать слишком опасно, дисциплина корысти, когда не делают того, что слишком невыгодно делать. Обе эти дисциплины чисто внешние, требующие внешних воздействий, палок страха, тех репрессивных мер, которые вы так ненавидите, приманок корысти той личной собственности, которую вы хотели бы упразднить. Режим, основанный на этих двух дисциплинах поддерживает внешний порядок жизни, мирясь с анархией в умах и сердцах, только сдерживая слишком общественно зловредные проявления этой анархии, все теми же репрессивными мерами и приманками корысти. А вы, не стремясь и даже не считая нужным упорядочение умов и сердец, наивно требуете уничтожения мер репрессии и колебания принципа собственности, этих единственных мер внешнего воздействия, спасающих общество от широкого проявления анархии умов и сердец, спасающих общество от превращения его в шайку разбойников и стадо диких животных, руководимых исключительно злыми инстинктами своей злой индивидуальности! Третья основа дисциплины, единственная внутренняя, сознательная, не требующая никаких мер внешнего воздействия, дающая человечеству возможность пользоваться свободой, не злоупотребляя ей – разумная любовь, когда из любви к добру и правде, из любви к людям и целому обществу людей, не захотят делать зла. Только при наличности этой дисциплины возможен разумный порядок жизни без всяких принудительных мер, без всяких приманок корысти. Спросите себя, возможна ли эта дисциплина для людей, несогласных между собою в том, что есть добро и правда, полагающих свободу свою в полном отсутствии единомыслия и единодушия, в своем мнимом праве никого не любить и никого не уважать. Спросите себя по совести, можете ли вы признать самих себя и громадное большинство представителей окружающего вас общества, достигшими той степени разумной любви, при которой посильно добровольное самоограничение по свободному изволению любви. Не обманывайте же себя, воображая, что уменьшая меры репрессии, колебля принцип собственности, вы будто можете подготовить для человечества лучший порядок. Не обманывайте миллионы тёмного народа, заманивая его на этот путь, разжигая в нем грубый инстинкт корыстной зависти к имущим, не возвышая его до высоты свободного изволения любви, при которой он станет способен сам отказаться от принципа собственности и объединиться в этом деле с людьми единомысленными и единодушными в честное трудовое братство, а не будет посягать на личную свободу тех, которые так не думают, и проявлять полное отсутствие дисциплины любви, производя разбойничьи насилия над чужой собственностью, все равно, путем «аграрных» беспорядков и погромов или путем постановления большинства в Государственной Думе.

Современное человечество враждебно всякой организации, все по той же причине наивной погони за безграничной свободой личности, при наивном непонимании того, что свобода зла исключает всякую возможность свободы добра. Враждебно относятся ко всякой организации, как стесняющей свободу индивидуальностей, как требующей подчинения известным правилам, известной внешней обрядности и, особенно, как неизбежно приводящей к обособлению. Правила, внешняя форма, обособление – все это предается теперь анафеме, как пережитки старого времени, как ненужные предрассудки людей, старого поведения. И во всем этом современное человечество грубо ошибается, по своей неизменной привычке избирая не разумное и доброе, а бросаясь из одной крайности в другую: от боготворения буквы к отрицанию всякой буквы, от суеверия к неверию, от рабства к крамоле, от безволия к своеволию, от лицемерного соблюдения правил, не соответствующих правде ума и сердца – к полному отрицанию необходимости каких-либо правил, от лжи внешней формы, прикрывающей собой духовное содержание, ничего общего с этими формами не имеющее, – к отрицанию всякой внешней формы, ко лжи отсутствия внешнего проявления наличного духовного содержания, к бесформенности, правдивой только при полной бессодержательности. Так и в вопросе обособления и организации. Человечество от обособления на дурных основах гордости, корысти и эгоизма, перешло не к обособлению от зла, а к подозрительной и завистливой ненависти ко всякому обособленно, от вынужденного подчинения навязанной организации, не к разумной, сознательной, добровольной организации добра, а к слепой ненависти, во имя суеверного права на своеволие, ко всякой организации.

Именно это отрицание права на обособление и необходимости стройной организации со всеми ее логическими последствиями и есть самое зловредное из всех современных суеверий. Как и во всяком суеверии, как в неразумном, человечество не может быть последовательным в практике жизни, и получается из всего этого суеверного гонения на «обособление» и «организацию», только отсутствие всякого разумного обособления от зла и всякой разумной организации добра. Человечество заключает себя в заколдованный круг и делает себя совершенно неспособным к осуществлению идеалов в жизни. Не желая обособляться, оно обрекает себя на глупую роль проповедника, решившегося не двигаться с места и не приступать к осуществлению проповедуемой им правды, пока все человечество не будет убеждено его проповедью, что соответствует бесцельному верчению белки в колесе и является делом, достойным не разумного человека, а маньяка, страдающего манией величия, воображающего, что ему удастся в чем-либо убедить все человечество, или – шарлатана, рисующегося в красивых позах поборника добра, вполне понимающего что из всей его деятельности никакого добра не выйдет и не может выйти. Это и была роль – либералов, воспитавших современную анархию мысли, тех пустозвонных либералов, которые сокрушили все прежние устои, не создав на место их никакого прочного фундамента для построения нового здания. Есть при отрицании обособления и организации и другой выход, кажущийся менее глупым, но, несомненно, еще более гнусный – это путь насилия. Не обособляться, не ожидать, когда всех убедят, а совершить насилие над всеми неубежденными, заставить их против убеждения подчиниться проповедуемому в союзе с ножами, динамитными бомбами и разными видами «бойкота». Особенно гнусно все это со стороны тех, которые восстают против насилия, попрания прав личности и неуважения к свободе. Для таких людей это высшая степень подлости, глупости фарисейства, маниакального лицемерия! Только на первый взгляд это кажется менее нелепым, глупым, чем первый путь. Это несомненно люди старой рутины, люди старого поведения, и вся их деятельность «на вчерашнем основана духе». Для них, как и для худших представителей вековой рутины, – единственная панацея – насилие, только они глупее, подлее и лицемернее представителей вековой рутины. Те сознавали и признавали себя приверженцами насилия, а эти ратуют против насилия, проклинают насилие и всех призывают к насилию. Этот путь избран современным освободительным движением. До этого позора унижают себя слишком многие из вас. Опомнитесь, дорогие товарищи! Устыдитесь неразумия и подлости этого пути! Поймите, что правда и добро не в насилии, а именно в обособлении от зла и в разумной организации добра. Не требуйте ничего от других, не пытайтесь насильно отнимать у других, заставлять что-либо делать других, – все это недостойно, неразумно, глубоко подло, особенно для поборников свободы и уважения прав личности. Требуйте от себя честного согласования всего уклада вашей собственной жизни с идеалами правды и добра, объединяйтесь с людьми, в обществе которых вы можете делать это честное дело, обособляйтесь вместе с ними от тех, которые этого дела с вами делать не хотят, организуйте разумно собственную жизнь – вот разумное и честное дело, для людей, искренно желающих осуществления правды и добра, понимающих, что не в насилии правда и добро! Не обособляясь от тех, которые не желают приступить к осуществлению в жизни правды и добра в той степени, в какой мы того желаем, мы обрекаем себя на невозможность сделать малейший шаг на пути честного осуществления наших идеалов в жизни. Не организуя разумно нашей собственной жизни на началах, исповедуемых и проповедуемых нами идеалов, мы обрекаем себя на неразумное толчение воды в ступе. И не обманывайте себя тем, будто, не совершив насилия над существующим строем, вы не можете осуществлять в собственной жизни идеалы правды и добра. По собственному опыту говорю вам, что это не так, что это не правда. Мой идеал правды и добра, быль во многом совершенно противоположен рутинным понятиям и вековой рутине жизни, и, однако, я мог, не без труда (без труда ничего не дается), но мог действовать и достигнуть больших благоприятных результатов, именно потому, что к себе, а не к другим предъявлял требования, себя и свое отдавая, а не пытался чужое отнять и над кем-либо совершать какие-либо насилия. Именно потому, что обособлялся с теми, кто желал быть мне братьями по делу, от тех, которые этого не желали, и старался разумно организовать общее дело, совместно с теми, кто сознавал, что это дело разумно, и именно так разумно его созидать. Мне не сочувствовали, мне старались мешать и не помешали те представители рутины, которых вы так строго порицаете, в нравственном преимуществе над которыми вы так уверены, и которые однако не пошли на беззаконие помешать моей, очень несимпатичной для них деятельности, потому, что сам я не покушался на беззаконие насилия, ни над личностью других, ни над установившимся строем жизни государственной. Если это было возможно для меня при старом режиме, это тем более возможно для вас при новом, когда дано так много гарантий свободы, пока эту свободу не полагают в насилии над свободой других. Вы добросовестно не можете сомневаться в возможности для вас обособиться с людьми, вам единомысленными, на честное дело разумной организации собственной жизни на началах правды и добра. Послушайтесь доброжелательного совета вашего старого, опытного товарища. Станьте на этот честный путь! Отвернитесь от неразумного, нечестного, совершенно недостойного вас пути грабежа, разбоя и всякого насилия!

Отнеситесь сознательно и честно к вашей Родине, к русскому Царю и его правительству. Не закрывайте глаз на то, что каковы бы ни были недостатки вековой рутины, правительство в настоящее время является единственным залогом порядка и законности, единственным объединяющим и примиряющим звеном между всеми враждующими национальностями, общественными классами и париями в России. Поймите, что в интересах общего блага помочь правительству спокойно осуществить, провести в жизнь все те реформы, которые стали жизнедействительностью. Поймите, что неразумно и нечестно мешать правительству в этом деле, лишать его возможности мирно работать на созидание мирного благоденствия страны и предъявлять к нему нелепые требования отказаться от всех мер самообороны, вооружив своих врагов всякими гарантиями безопасности и безнаказанности самых преступных покушений против того же правительства.

Откажитесь и от суеверного культа большинства – этого нелепого и безнравственного культа, подменяющего идеал правды и добра глупым и жестоким арифметическим числом, случайным и капризным большинством той человеческой толпы, которая правды и добра не знает и знать не хочет, а руководствуется грубо-эгоистическими побуждениями, причем воля большинства есть только сумма эгоизмов, совсем не соответствующая и даже не родственная никаким идеалам, что и доказало человечество везде, где управляется этим большинством, и еще ярче докажет, если наступит кровавый потоп хаоса анархии, к которому в настоящее время бессознательно стремится громадное большинство современного человечества, в силу своего суеверного культа широкого проявления свободы скотоподобных индивидуальностей и непогрешимости воли их большинства.

Перестаньте наивно идеализировать человечество, закрывая глаза на то, что оно еще в большей степени скотоподобно, «греховно» и «грехолюбиво», по христианской терминологии. Не обманывайте себя тем, будто оно таково только вследствие бедности и умственной неразвитости. Вы сами опровергаете себя вашим основательно дурным мнением о «кулаках» и «мироедах». Вы отлично знаете, что богатство не делает людей возвышенными идеалистами ни на каких ступенях своих, от мелкой буржуазии до миллионеров. Вы недобросовестно слепы, если не видите, что никакая степень образования и даже учености не гарантируют ни возвышенной идеальности, ни неподкупной честности, ни даже разумного беспристрастия. Вы не можете даже по совести сказать, где больше возвышенной идеальности и честной добросовестности, между «безграмотными простецами», или представителями современной культуры, так очевидно мало их между теми и другими. В действительности, единственная гарантия возвышенной идеальности стремлений и неподкупной честности отношений к жизни и людям все та же разумная любовь к друзьям и врагам, эта реальная правда мировой жизни для верующего христианина и мистическая загадка для вас, неверующих.

Ради вашего собственного нравственного достоинства, во имя «разумного, доброго, вечного», во имя жизненной правды и жизненного добра, умоляю вас, дорогие товарищи, опомнитесь, отнеситесь трезво критически к самим себе, оставьте недостойный вас путь крамольных рабов, протестующих против угнетавшего их зла, оставаясь по духу представителями того же зла, той же неправды. Станьте твердо на честный путь свободных граждан, свободно созидающих и разумно организующих собственную жизнь по требованиям своей совести и своего понимания правды и добра, а не унижающих себя до покушения на чужую собственность и насилий над чужой свободой!

Только тогда вы и станете на разумный путь истинной свободы, истинного равенства, истинного братства, когда будете желать свободы добра, а не свободы зла, свободы для всех представителей добра, а не только для вас и вашей партии, когда равенство будете понимать, как равенство прав и обязанностей, а не как анархию безначалия и бесформенности, когда братство поймете не как проституцию беспринципной уживчивости, а как честное братское единство жизни и труда, по свободному изволению любви единомысленных и единодушных людей, обособившихся для честного осуществления правды и добра с теми, кто одинаково с ними понимает правду, добро и разумные пути к осуществлению этих идеальных начал в жизни.

Только тогда честным из вас не придется с горестью признаваться в том, в чем признался мне честный республиканец во Франции: «свобода, равенство и братство у нас только золотые буквы на каменных фронтонах наших публичных зданий, а в жизни так же мало осуществлены, как и в любой другой стране». Так будет и со всякими девизами, начертанными на ваших знаменах, пока честного осуществления их вы не потребуете от самих себя, а будете требовать от других, да еще путем насилия, навязывая эту ложь людям, для которых то, что вы навязываете не является убедительным ни для ума, ни для сердца, пока вы действуете, как крамольные рабы, а не как свободные граждане, мирно осуществляющие правду собственною жизнью.

Вот что сказать вам, дорогие товарищи, было потребностью разума и совести, любви к правде и добру, любви к вам, для меня. Сделайте из сказанного мною то, чего потребует от вас ваш разум и ваша совесть. Примите то, что из сказанного мною будет убедительно для ума и сердца вашего. Простите, если чем мимовольно оскорбил вас, и верьте в искреннее к вам доброжелательство того, для кого любовь – высшая святыня мира, его Живая Святыня, первопричина бытия и конечная цель творения, путь, истина и жизнь, единственная разумная программа упорядочения жизни и мирного прогресса на пути к мирному благоденствию человечества.

Ваш старый товарищ Н. Неплюев


Источник: Неплюев Н.Н. Открытое письмо к учащейся молодежи. – Санкт-Петербург : Синод. тип., 1906. – 25 с.

Комментарии для сайта Cackle