Азбука веры Православная библиотека профессор Николай Иванович Субботин Нечто о притязаниях раскольнического духовенства на полноправность

Нечто о притязаниях раскольнического духовенства на полноправность

Источник

Предлагаемая в этой книжке статья первоначально была напечатана в Московских Ведомостях 1880 года (№№ 245 и 246) по поводу распространившихся в начале этого года слухов о предстоявшем будто бы признании правительством раскольнических архиереев и попов в звании действительных архиереев и попов, о предоставлении раскольническому духовенству полной свободы – совершать открыто все принадлежащие законному, правильному священству служения и действия. К утешению православных тогда слухи эти не оправдались. Но затем они возникли снова, когда сделалось известным из газет, что раскольники подали опять, уже на имя графа Лорис-Меликова, нынешнего Министра Внутренних Дел, прошение с теми же притязаниями на полноправность их духовенства. В газете Новое Бремя явился даже подлинный текст этого прошения раскольников, где сущность их желаний и искательств выражена в следующих словах: «да будут освобождены наши святыни (?) от наложенных на них печатей, да раскроются врата (?) наших храмов и даруется нам, старообрядцам приемлющим священство, святое право с чистым и сокрушенным сердцем возносить ко Всевышнему наши горячие молитвы» и т. д. Просители, очевидно, говорят неправду, утверждая, что будто они даже не имеют святого права возносить молитвы к Богу «с чистым и сокрушенным сердцем»; но то справедливо, что их самозваным попам и архиереям не дозволяется открыто, публичным образом, совершать священнослужения, которые, однако же, надобно заметить, отправляют они совершенно свободно по разным домам, в своих подвижных и даже постоянных домовых церквах. Просьба в том и состоит, чтобы им дано было законное право отправлять эти служения именно публично и открыто в храмах, какие у них имеются и какие они построят потом вновь, особенно же в великолепных храмах Рогожского кладбища, которые собственно и разумеют просители под общим и неопределенным названием «святынь, находящихся под печатями» (хотя под печатями находятся не самые эти храмы, а двери их алтарей). Итак, раскольники просят именно о том, чтобы их духовенству было законом предоставлено право публично отправлять богослужение, или, что одно и тоже, чтобы их попы и архиереи были признаны правительством за действительных, законных попов и архиереев, или, наконец, что опять одно и тоже, чтобы расколу была предоставлена законом полная религиозная свобода. В виду этих новых исканий со стороны раскольников и возбужденных ими толков и недоумений неизлишним представляется возобновить в памяти читателей содержание упомянутой статьи Московских Ведомостей, излагающей незаконность и неудобоисполнимость притязаний раскольников на полноправность их духовенства. Статья печатается теперь с весьма небольшими изменениями и дополнениями.

Н. Субботин

15-го февраля 1881 г.

Православные русские люди, именно те, которые искренно и горячо преданы своей церкви, опять смущаются слухами, что гражданское правительство готово уступить настойчивым исканиям раскольников о даровании расколу полной религиозной свободы, готово дозволить раскольническим попам и архиереям публичное, открытое совершение их незаконных священнодействий, признать этих самозваных попов и архиереев действительными, законными архиереями и попами.

Основательны ли такие опасения? Можно ли допустить, чтобы правительство решилось исполнить незаконные притязания раскольников?

Смотря на дело с православно-церковной точки зрения, нельзя не усомниться в том, чтобы представители высшей гражданской или вообще светской власти даже почли себя компетентными для решения вопроса: могут ли быть признаны в епископском сане лица, которых они, по своим административным сведениям и справкам, могут знать только как мещан, цеховых, крестьян, или солдат, но которые сами себя выдают за епископов, законно и правильно поставленных? Это было бы делом столько же ненормальным, как если бы Святейший Синод призван был решить: может ли быть признан действительным губернатором, или генералом какой-нибудь проходимец, выдающий себя за лицо такого чина, нарядившийся в соответственный мундир, да еще требующий, чтоб его считали законнее и действительнее всех законных и действительных губернаторов и генералов, и проповедующий неповиновение им? Таких субъектов (за исключением сумасшедших) конечно не встречается; но если б явились им подобные, то разумеется не Святейшему Синоду предоставлено было бы иметь об них суждение, а именно те власти, которым действительно принадлежит здесь суд, рассмотрели бы их дело и указали бы им надлежащее место. Но вот такие самозванцы, к несчастию, явились в сфере церковной, – и решение вопроса: действительно ли принадлежит им священный сан, который они самопроизвольно приняли? – решение это подлежит будто бы суду не духовной или церковной власти, а гражданской!... Светские власти властны предоставить раскольникам всякие права: государственные, гражданские, общественные и т. д., права хотя бы даже большие, нежели те, что предоставлены православным, если раскольников считают в этом отношении достойнее православных,– властны смотреть сквозь пальцы на то, как некоторые из раскольников, пользуясь всеми правами мещан, крестьян, цеховых (в каковом звании именно и состоят), наряжаются еще в архиерейские и священнические ризы, отправляют разные службы в раскольнических домах даже при большом стечении народа; но дать им законное право носить эти облачения и отправлять эти службы, или, что тоже, признать этих мещан, крестьян и цеховых в действительном сане архиереев и священников, это едва ли в пределах власти светских властей.

Скажут: духовные лица иноверных исповеданий состоят же, однако, по закону в ведении известного светского правительственного учреждения? на ряду с ними и духовенство раскольников, как инославное же, не должно ли подлежать ведению той же самой власти? Но мы полагаем, что упомянутое правительственное учреждение, принимая в свое ведение католических епископов, супер-интендентов, пасторов, даже раввинов и мулл, не входит само в рассмотрение, действительно ли все эти лица имеют то звание, в каком являются, а довольствуется свидетельством или удостоверением их же собственной центральной духовной власти. Любопытно знать: от какой центральной духовной власти, признаваемой им в этом качестве, оно стало бы получать удостоверения о действительном поставлении на архиерейство разных цеховых и мещан, выдающих себя за старообрядческих архиепископов и епископов? От Антония, называющегося архиепископом Московским, но известного правительству только за цехового Андрея Ларивонова Шутова? От Духовного Совета, состоящего под председательством того же Андрея Ларивонова? От Белокриницкой митрополии, основанной беглым греческим митрополитом ? Но в том то и дело, что подлежит решению именно вопрос: может ли быть признан архиепископом Антонием этот самый Андрей Ларивонов Шутов, которому обязаны своим поставлением почти все раскольнические архиереи? имеет ли значение духовного учреждения этот Духовный Совет, составленный из купцов и мещан под председательством того же цехового Андрея Шутова, и вся эта новоизмышленная Белокриницкая митрополия? Вопросов подобного рода, конечно, не решает известное правительственное учреждение, заведуя делами инославных исповеданий, и едва ли считает себя призванным решать.

Сравнивать раскольников с иноверцами и их духовенство с духовенством инославных религий вошло в обычай, особенно у самих раскольников и их радетелей: «католикам, лютеранам, даже евреям и магометанам дозволено в России иметь свое духовенство; а нас, коренных русских, верноподданных, принесших такие-то и такие-то жертвы отечеству, лишают этого права! Какая несправедливость!» Вот что и печатно и письменно и словесно вопиют наши именуемые старообрядцы; то же читаем о них в российских «либеральных» журналах и газетах.

В основании этих толков лежит недоразумение.

Во-первых, поставляя на вид свое русское происхождение и свое верноподданство, раскольники должны сравнивать себя не с иностранцами, но со всеми вообще русскими верноподданными и требовать, совершенно основательно, равных с ними прав гражданских, общественных и всяких иных, за исключением религиозных, ибо о религии тут не может быть речи. Они и сами очевидно понимают, что коль скоро они будут поставлять на вид именно религию, то, как русские раскольники, т. е. люди, не признающие русской православной церкви и враждебные ей, они уже никак не могут приравнивать себя к русским православным людям и требовать одинаковых с ними религиозных прав. Поэтому-то они сами и хотят себя поставить в один разряд, по крайней мере, с живущими в России иноверцами. Итак, требуя религиозного равноправия с этими последними, они должны указывать вовсе не на то, что они русские верноподданные, а на то, что наравне с другими иноверцами они исповедуют иную, нежели все прочие русские верноподданные, веру.

Однако же, наши раскольники представляют ли в действительности явление, вполне аналогическое существующим в России иноверцам, чтобы могли требовать своему духовенству признания наравне с католическим, лютеранским, еврейским, магометанским? Может ли быть приравнена наша раскольническая иерархия к иерархии католиков, лютеран и прочих?

Все инославные иерархии суть иерархии религий, ведущих свое начало из времен более или менее глубокой древности, когда и сами получили свое начало, – все имеют, и именно за границей России, свои определенные центры, где составляют духовенство господствующей религии, – имеют правильно организованное устройство и управление, в богослужении употребляют свои отличные от других обряды и чины, так что русское правительство дозволяет в пределах России их существование, как иерархий именно инославных и иностранных.

Ни одного из этих признаков наша раскольническая иерархия не имеет.

Явившись с небольшим тридцать лет тому назад и в течение этого кратковременного существования успевшая разбиться на несколько кусков, на несколько отдельных иерархий, она не имеет нигде заграницей такого центра, где бы существовала, как иерархия господствующей религии. Ибо нельзя же признать таким центром Белую Криницу, – это ничтожное буковинское селение, где австрийское правительство только дозволило ее существование, и притом как иерархии иноверной, для незначительного количества живущих под австрийским правлением русских раскольников поповского толка, а главным образом для раскольников, живущих в России, что было совершенно незаконно и за что Император Николай потребовал ее уничтожения. Притом же и сами русские раскольники в настоящее время не считают уже Белую Криницу центром своего иерархического управления, и пред правительством хлопочут о признании не австрийской или белокриницкой, а русской старообрядческой иерархии. Итак, наша раскольническая иерархия не может быть отнесена к разряду иностранных; напротив, это есть собственно в России существующая иерархия, считающая себя коренною, истою русско-церковною иерархией.

Нельзя приравнять ее к иерархиям инославным и потому, что она не имеет тех вполне определенных внешних и внутренних особенностей, какими те отличаются ото всех других и преимущественно от православной. Встречая католического епископа, или аббата, суперинтендента, или пастора, не говорим уже о раввинах и муллах, каждый русский с первого взгляда узнает в них духовное лицо известной инославной религии; внешнее и внутреннее устройство их костелов и кирок, не говорим уже о синагогах и мечетях, порядок и чин отправляемых ими богослужений, их одежды и пр., все это с первого же взгляда каждый русский признает, как принадлежность той или другой инославной религии. Напротив раскольнические архиереи и священники по своему наружному виду, в своих храмах, в своем богослужении, облачениях и проч., не представляют ли совершенного подобия православным архиереям и священникам? Нужно особенное внимание и некоторое знание, не встречаемое у большинства русских людей, чтобы приметить те немногие и ничтожные разности, которыми в этом отношении отличаются первые от последних.

Итак, наша раскольническая иерархия никак не может быть приравнена к иерархиям инославных религий; это есть, напротив, иерархия имеющая претензию считать и называть себя древне – русскою церковною иерархией и притом, что всего важнее, единственно правильною и законною русскою церковною иерархией в прямое отрицание правильности и законности действительной иерархии церкви российской, так что признание русским правительством раскольнической иерархии, под каким бы то ни было названием, во всех правах действительной иерархии было бы в сущности отрицанием с его стороны законности и правильности иерархии православной. Иерархии инославных исповеданий можно сравнить с иностранною монетой, имеющей свою законную ценность и определенную в каждом государстве особую чеканку, особые внешние знаки; а наша раскольническая иерархия имеет совершенное сходство с русскою фальшивою монетой, по внешности искусно подделанною под настоящую, но, разумеется, не имеющею никакой ценности. Русское правительство безо всякого ущерба для интересов государства может дозволить в известных случаях употребление в России иностранной монеты по действительной ее стоимости; но возможно ли, чтоб оно в явный ущерб своим собственным интересам равнодушно смотрело на употребление и распространение русской фальшивой монеты, мало того, даже дозволило и узаконило ее употребление? Возможно ли также, чтоб оно дозволило и узаконило нечто подобное в сфере церковной, взяв на себя решение одного из вопросов именно церковных,– дозволило и узаконило существование и распространение фальшивого русского духовенства в ущерб законным интересам православной церкви и православного духовенства? Когда фальшивые раскольнические архиереи и попы стали бы смело являться повсюду, как законные, признанные правительством: тогда те из русских людей, которые по невежеству, или просто по привычке и примеру предков обращались к ним за духовною помощью с некоторым, однако же, сомнением относительно их законности, уже не стали бы питать насчет их никаких сомнений; мало этого, – тогда и все недостаточно просвещенные русские люди (каково большинство нашего народа), доселе принимающие действительно законное духовенство, легко и удобно стали бы заменять его раскольническим, законно же дозволенным: ибо где же им, темным людям, пускаться в рассмотрение действительных достоинств того и другого, – решать, которое из них действительно правильно и законно по самому существу своему, когда само правительство, указаниям которого они привыкли верить и беспрекословно следовать, не полагает в этом отношении различия между православным и раскольническим духовенством?..

Впрочем, излишне и говорить о том, какой вред принесло бы православной церкви признание правительством раскольнических архиереев и попов во всех архиерейских и священнических правах: дело, очевидно, само собою. Но, по крайней мере, не должны ли желать этого признания в своих интересах само гражданское правительство, и именно то ведомство, ведению которого стало бы подлежать (если бы только согласилось) признанное раскольническое духовенство? Напротив, – и это ведомство получило бы отсюда не пользу, а вред. Если оно и теперь затрудняется делами раскольников, которых совершенно несправедливо считает, главным образом со слов самих же раскольников, и их радетелей, более десятка миллионов, если ему надоели просьбы и ходатайства по этим делам раскольнических безотвязных и назойливых ходатаев, то с признанием раскольнического духовенства эти дела и эти просьбы только еще увеличились бы и сделались бы гораздо запутаннее и неудоборазрешимее.

Начать с того: у каких собственно раскольников было бы признано их духовенство, – у поповцев только, или вместе и у беспоповцев всевозможных толков, потому что и у беспоповцев имеются старики, или так называемые отцы», отправляющие у них службу и некоторые требы, т. е. именно духовенство своего рода? И если только у одних поповцев, то какое собственно духовенство: беглопоповское, или белокриницкое, и здесь – окружническое, или противоокружническое, или еще какое? Делая исключение для которого-нибудь одного изо всех, как имеющего право на признание его законности, светское правительство именно приняло бы на себя решение совсем неподлежащего ему догматико-канонического вопроса о правильной, или законной иерархии в церкви Христовой, который притом никак не может быть решен в пользу какой бы то ни было раскольнической иерархии. Со всякой же иной точки зрения, например, руководясь началом равноправности всех религий, правительство не может иметь никакого основания к тому, чтобы цехового Андрея Ларивонова, самовольно служащего по-архиерейски, признать имеющим на то законное право, а такого же точно цехового, безо всяких священнических облачений (что даже извинительнее) отправляющего службы и требы у беспоповцев, не признать имеющим на то права, или Антония 1-го предпочесть поставленному Антонием 2-м противоокружнику Иосифу и всем подобным лже-епископам, какие явились уже и будут являться постоянно у поповцев, начиная каждый свою особую иерархию1.

И так правительство должно было бы признать законным духовенство у всех вообще раскольников, не давая предпочтения ни одному. Что же вышло бы? Какой тяжелый для него труд предстоял бы уже в том, чтобы только разобраться в этой путанице разнокалиберного раскольнического духовенства! Какие пререкания о взаимных правах и преимуществах возникли бы в самом этом духовенстве, и сколько жалоб и дел по этому поводу поступило бы на рассмотрение правительства! У одних поповцев-окружников, которые собственно и хлопочут пред правительством о признании своего духовенства (исключительно своего) и, конечно, были бы не довольны дарованием равноправности духовенству всех вообще раскольников, – у них одних сколько возникло бы пререканий и споров с противо-окружниками и прочими раскольниками, имеющими своих особых архиереев, хотя бы, например, по вопросу о том, чьи собственно архиереи имели бы право служить на Рогожском кладбище, прихожанами коего одинаково состоят окружники и противоокружники! Все эти пререкания и споры восходили бы на решение правительства, и всем известный московский ходатай по раскольническим делам, обивший пороги в Петербурге у разных высокопоставленных лиц, стал бы надоедать им еще более своими ходатайствами и назойливостью, так как мог бы уже опираться в некотором роде на законные основания. А разные злоупотребления и противозаконности самой раскольнической иерархии, появлению которых открыло бы еще больше свободы признание этой иерархии правительством и которые правительство не могло же бы оставлять безнаказанными?...

Что разные противозаконные действия раскольнических архиереев и попов, по признании их правительством, умножились бы в сильной степени, это показывают достаточно подвиги первого «признанного» раскольнического епископа, Виссариона измаильского.

Известно, что в октябре 1879 года Виссарион приезжал в Москву, по приглашению Антония, на раскольнический собор и потом отправился вниз по Волге ставить архиереев для приволжских раскольников, в Казань и Самару, на что не имел никакого права, так как в силу правительственного дозволения мог отправлять свои действия только в пределах новоприсоединенного измаильского округа и только для раскольников этого округа, а не во всех местах России и не для всех российских старообрядцев2. С Волги он заезжал опять в Москву и здесь поставил новоизбранного епископа для калужских раскольников, в Боровск, некоего Феодосия. Тогда, в ожидании скорого признания правительством всех раскольнических архиереев и попов, раскольники спешили набирать и ставить их как можно больше, и для удобнейшего предъявления их правительству считали самым лучшим, чтобы всех новых архиереев ставил Виссарион, уже дозволенный правительством и, по их мнению, уже имеющий право засвидетельствовать пред правительством, когда потребуется, действительность их поставления. Вот почему даже в Москве, в своей собственной домовой церкви, Антоний предоставил Виссариону совершить рукоположение Феодосия и сам, как слышно, был только сослужащим при нем. Еще ранее этого, с Волги, Виссарион ездил на берега Дона. О пребывании его в Новочеркасске здешние старообрядцы сообщили даже телеграмму в Русские Ведомости: в телеграмме этой они извещали, что по случаю события 19-го ноября у них был отслужен 25-го числа после литургии благодарственный молебен и что «литургию и молебен соборно служил, совместно с их старообрядческим духовенством, его высокопреосвященство Виссарион архиепископ (?) измаильский, бывший в Новочеркасске проездом». Что Русские Ведомости не затруднились напечатать телеграмму о торжественном служении литургии «его высокопреосвященством архиепископом Виссарионом», это нисколько неудивительно и не стоило бы упоминания; но достойно замечания то обстоятельство, что в телеграмме, возвещавшей всему российскому миру об одном из противозаконных действий Виссариона не было упомянуто о другом, более важном, даже для прикрытия его допущена ложь. Дело в том, что Виссарион был в Новочеркасске вовсе не «проездом», а приезжал сюда нарочно затем же, зачем ездил и на Волгу, именно для поставления же архиерея для донских старообрядцев, что и совершил действительно. 30-го ноября, по предварительном сношении с Антонием и московским Духовным Советом, он поставил во епископа на Дон своего спутника, кагарлуйского архимандрита Силуана. Монастырь в Кагарлуе находится близ города Измаила. Теперь он в русских границах, и настоятель кагарлуйский вместе с прочим раскольническим духовенством измаильского округа считается «признанным» в своем сане. Само собою разумеется, что правами «признанного» архимандрита и он может пользоваться только в своем месте; но раскольники рассудили, что лицо, раз уже признанное в сане архимандрита, всего легче переделать в признанного епископа какой угодно епархии. В этих то соображениях и найдено самым лучшим поставить Силуана во епископа на Дон.

Подвиги этого нового раскольнического епископа служат также ясным указанием того, что будут дозволять себе архиереи раскольников, когда будут считать себя дозволенными.

Начал он тем, что, согласно указанным выше соображениям, смело объявил себя признанным епископом донских старообрядцев и стал открыто действовать в этом звании. Как же, однако, могло это случиться? Очень просто. Силуан отправляется в Измаил, является там в полицейское управление, которому известен как дозволенный, или признанный старообрядческий архимандрит, объявляет здесь, что он уже более не архимандрит, а епископ, поставленный известным тому же управлению признанным епископом Виссарионом, – и безо всякого затруднения получает от состоящего в должности измаильского полицеймейстера, за собственноручным его подписом, с приложением печати и за № 1913, следующее свидетельство, приводимое с буквальною точностию: «Предъявитель сего, епископ новочеркасской старообрядческой епархии Силуан, отправляется к месту своего назначения в город Новочеркасск. Почему благоволят начальствующие лица чинить ему свободный пропуск. В удостоверение чего и дано сие свидетельство от измаильского городского полицейского управления. Мая 28-го дня 1880 года». Поверят ли читатели, чтобы какой-нибудь чиновник мог выдать такого содержания официальную бумагу, – мог официально называть кого бы то ни было епископом какой-то старообрядческой епархии, когда Россия, слава Богу, не разделена еще на такие епархии,– официально объявлять, что этот епископ следует к месту своего назначения (что это за назначение и кто его дал?), мало этого, – даже предписывать начальствующим лицам, чтобы давали этому епископу свободный пропуск к месту его назначения? К чему же и собираться высшим представителям государственной власти для рассуждения о правах раскольнического духовенства, когда всякий полицеймейстер может выдавать раскольническим архиереям свидетельства, удостоверяющие действительность их архиерейства и ограждающие их в свободном отправлении архиерейских действий? Трудно поверить и в самом деле, чтоб официальный документ, подобный вышеприведенному, мог быть выдан из какого-нибудь правительственного учреждения Российской Империи, – и, однако же, этот именно документ, несомненно, выдан Силуану из полицейского управления города Измаила, и снабженный им «епископ новочеркасской старообрядческой епархии» смело явился «к месту своего назначения», а потом отправился путешествовать по Донским станицам, где и приняли его, как будто бы «признанного» правительством епископа, с должным почтением не только старообрядцы, но даже и правительственные лица из православных. Вот что сообщает нам об этом один из местных ревнителей православия: «Всем у нас на диво, что какая-то темная личность, называющая себя Силуаном, старообрядческим епископом кавказским, донским и екатеринославским, открыто и свободно разъезжает везде по Дону, предъявляя какой-то вид от властей города Измаила в доказательство своего звания и пользуясь полным вниманием ваших властей. Так в бытность свою 28-го и 29-го июня в Нижне-Чирской станице Силуан торжественно совершал архиерейскую службу, разумеется, при огромном стечении народа, не только старообрядцев, но и православных, – в том числе находились атаман отдела (генерал), полицейские чиновники и др. Атаман даже делал визит раскольническому владыке, а сам он с целою свитой из четырех попов разъезжал торжественно на лучших парамоновских рысаках по домам богатых старообрядцев. В Пятиизбянской станице он формально приглашал станичного атамана, тоже православного, на хутор Ляпичев к богослужению, которое имел там совершать», и т. д.

Если и теперь, еще до признания правительством раскольнических архиереев, так дерзко поступают некоторые из них, пользуясь благо-снисходительностью разных полицеймейстеров и атаманов, то что же было бы, если бы раскольнические архиереи и в самом деле получили от правительства признание во всех архиерейских правах?...

Между тем недолго суждено было раскольникам иметь и одного действительно дозволенного правительством епископа: в январе настоящего 1881 года Виссарион измаильский умер. Раскольники озаботились скорейшим назначением ему преемника: избрали именно некоего Анастасия, который на место Силуана поставлен был Виссарионом в архимандриты Кагарлуйского монастыря. Они, очевидно, рассчитывают, что и новый измаильский епископ будет признан правительством; но правительству, напротив, представляется удобный случай исправить, если можно так выразиться, допущенную прежде ошибку. Согласившись на просьбу переходивших в русское подданство раскольников – признать имевшегося у них епископа, правительство не обязывалось, конечно, признавать потом и новых архиереев, каких они пожелают иметь даже из числа коренных русских раскольников, каков именно Анастасий – гусляк по происхождению, любимец и креатура Антония. Во всяком случае, то, что по особым обстоятельствам, в виде исключения, допущено для раскольников измаильских, никак не может быть признано общим правилом и распространено на раскольников всероссийских, в таких исключительных обстоятельствах вовсе не находящихся.

* * *

1

Что родоначальники новых иерархий постоянно являются у раскольников и теперь, а с признанием законности раскольнического духовенства стали бы являться еще чаще, вот доказательство. С недавнего времени у них существует некий Аркадий, подписывающийся «архиепископом всея России и Сибири старообряцкой церкви» и утверждающий, что «священную хиротонию имеет на себя; от Славяно-Беловодского, Ост-Индийского, Японского и Англо-Индийских островов патриарха». Об этом говорит сам он в письме к г. Масленикову (в Режице), который знает его и имел случай оказать ему благотворение, встретив его между арестантами в Режицкой тюрьме (письмо Аркадия напечатало в 69 кн. Истины). Очевидно, этот Аркадий не признает Белокриницкой иерархии и, в свою очередь, не признается представителями этой последней, но никак не менее чем они имел бы право на признание от правительства, если бы правительством были признаны белокрипицкие лже- иерархи. Потом явились бы новые Аркадии, поставленные какими-нибудь патриархами Славяно-Черноводскими, Славяпо-Красноводскими и т. д. с такими же точно правами на признание от правительства.

2

Подробности об этом см. в Летописи раскола за 1876–1879 г. стр. 125–151.


Источник: Нечто о притязаниях раскольнического духовенства на полноправность / [Н. Субботин]. - Москва : тип. Э. Лисснер и Ю. Роман, 1881. - 32 с. (Авт. указан в конце предисл.)

Комментарии для сайта Cackle