№ 8. Февраля 23-го

Иди́те от Мене́, прокля́тии, во о́гнь ве́чный, угото́ванный диа́волу и а́нгелом его́ (Мф.25:41).

На кого прогневался так Царь Небесный? Кого это проклинает Он и посылает на вечные мучения? Нас грешных, нас – нарушителей Его заповедей!

Грозный приговор праведного Судии, ад, огонь вечный, непрестанный плач и скрежет зубов наводят ужас одним напоминанием; но каково нам будет тогда, когда всё это совершится с нами в действительности!

Братие, – рано или поздно, настанет это страшное время, когда все умершие от начала мира воскреснут и вместе с оставшимися в живых явятся на суд. Тогда приидет Иисус Христос в Своей божественной славе, воссядет на престоле Своём, разделит праведных от грешных, – и скажет первым: прииди́те благослове́ннии Отца́ Моего́, насле́дуйте угото́ванное вам Ца́рствие от сложе́ния ми́ра. Я был голоден, вы Меня напитали; Я жаждал, вы Меня напоили; странного вы ввели Меня к себе в дом; в наготе Меня одели; в болезни и в темнице вы Меня посетили. Тогда праведники спросят Его: Господи, когда мы видели Тебя в таких несчастиях и послужили Тебе? На это ответит им Царь небесный: ами́нь глаго́лю вам, поне́же сотвори́сте еди́ному сих бра́тий Мои́х ме́ньших, Мне сотвори́сте. После того Он обратится к грешникам и скажет им: иди́те от Мене́, прокля́тии, во о́гнь ве́чный, угото́ванный диа́волу и а́нгелом его́. Вы в голоде Меня не напитали, в жажде не напоили, в странствии не дали приюта, в наготе не одели, в болезни и в темнице Меня не посетили. Тогда спросят Его и те: Господи, когда же мы видели Тебя в таких несчастиях и не послужили Тебе? И им ответит Царь: ами́нь глаго́лю ва́м, поне́же не сотвори́сте еди́ному си́х ме́нших, ни Мне сотвори́сте. – Таким образом грешники пойдут в муку вечную, а праведники в Царство Небесное (Мф.25:31–46).

Вот, братия, изображение страшного суда, представленное Самим Иисусом Христом! Но сколь ни страшна будет участь грешников в будущем веке, грешники вполне её заслужили. Мы знали, что нас постигнет такая участь, и, однако же, не позаботились отклонить её от себя; нас приглашали к покаянию и исправлению греховной жизни, и, однако же, мы не позаботились вовремя покаяться и исправиться. Можно сказать, мы сами стремимся на свою погибель. И мы не смеем жаловаться на жестокость воздаяния; потому что в будущем веке будет поступлено с нами так же, как мы на сем свете поступаем с другими. Ведь мы никого не милуем: за что же миловать нас? Царь Небесный спросит тогда каждого из нас: сделал ли ты в жизни что-либо доброе? – и мы будем безответны. И что будет отвечать нам, когда мы всю жизнь свою, от начала до конца, провели в одних грехах. На одном суде с нами будут стоять страшные уличители наших злодеяний, – это те самые, которых мы обижали, ненавидели, клеветали, с которыми обращались немилосердо и бесчеловечно. Всевышний Судия приведёт нам тогда на память каждое дело, каждое слово, каждую мысль нашу, каждое движение в нас плоти и духа, и напрасно будем искать в них себе оправдания; каждая минута, каждое мгновение бытия нашего на земле будет обвинять нас. Все тайны наши откроются пред всеми; мы будем стоять в стыде и позоре. Тогда-то каждый осужденный из нас скажет сам себе в отчаянии: ах, зачем я грешил на земле? зачем не жил иначе?

Но между тем – как Церковь напоминает нам о Страшном суде, представляет нам нераскаянным ужасные казни, приготовляющиеся грешникам, – у нас начинается Масленица со всеми её беспорядками и беззаконием. Эту неделю, служащую преддверием Великого поста, мы проводим хуже неверных; потому что и у неверных едва ли есть такой беспорядочный праздник, как у нас христиан Масленица. Если бы даже неверный и без привычки посмотрел на нас, каковы мы в Масленицу, он, наверное, сказал бы о нас так: «это народ нечестивый, отверженный, не знающий Бога, не признающий никакого закона, ни во что не верующий». И точно, смотря на наши масленичные веселья, невольно составляешь в воображении безобразную картину демонского ликования при грехопадениях людей: так сходна наша Масленица с праздником адским. Крик и гам пьяных, оглушительное пение, раздающееся в разных местах, шум катающихся, вид бойцов, дерущихся с остервенением, повсеместная суета – раздирают сердце благочестивого зрителя. И всё это делается, как нарочно, в такое время, которое назначила Церковь для приготовления к посту и молитве, и в которое мы должны привыкать к спасительному воспоминанию Христовых страданий.

Одной неделей хотим мы насытиться на семь недель; скверним себя, чтобы потом войти в чистое место: может ли быть что безумнее этого? Ужели души наши столь дёшевы, столь ничтожны, чтобы губить их и предавать аду и вечным мукам из-за сладкого яства, из-за ничтожного удовольствия? Ведь Суд страшный час от часу к нам ближе и ближе, и, быть может, скоро надобно будет нам туда явиться: как же мы не думаем и не заботимся о таком страшном дне, в который навеки решится наша участь? Ужели из-за одной недели должна погибнуть вся наша вечность? Ужели минута веселья для нас важнее бесконечного блаженства?

Братия! чем заводить пиры и веселья, тратиться на вина и сладкую пищу; чем кататься по улицам и терять целую неделю без занятия, без работы, – лучше подумаем, как нам явиться на Страшный суд, как нам отвечать пред Богом и что нам будет там: это было бы для души гораздо приятнее катанья и гулянья, полезнее безделья и лучше всяких пиршеств. Чтобы Бог не был для нас страшен в будущем веке, мы должны бояться Его в веке настоящем. Св. Григорий Двоеслов говорит: «бойтесь Его (Бога) грядущего, дабы не со страхом, а с безопасностию видеть Его, когда приидет. Итак, Он должен быть страшен, дабы не страшиться... Поверьте мне, братие, что тем безопаснее мы будем тогда в Его присутствии, чем более ныне боимся быть обличёнными в виновности» (Бесед. на Еванг. XXVI, 10). – Все наши веселья должны же кончиться с неделей, а мысли о будущем, забота о спасении души не кончатся никогда: милосердый Бог запишет их в книге живота в число наших добрых дел. Аминь.

Священник Пётр Красовский

Храм Божий, в который мы собираемся для слушания богослужений церковных, есть место особенного присутствия Божия на земле. Помня всегда, что Господь пребывает во храме святем Своем, и мы, служащие олтарю, и вы, приходящие молиться у олтаря Господня, должны вести себя так, как прилично вести себя человеку в присутствии Самого Бога. Со своей стороны, не обинуясь можем сказать, что мы не безчинствовахом у вас (2Сол.3:7); приступая к совершению службы Божией, мы всегда проникаемся тою мыслию, что приступаем к служению Богу и пред лицем Самого Бога, и по тому, сколько возможно, заботимся о том, чтобы наше служение Господу было благоприлично и благоговейно. И имеем право желать, чтобы и вы, при посещении храмов Божиих, соблюдали должное благочиние. И так как, к сожалению, некоторые из вас, быть может по неведению, иногда нарушают церковное благочиние; то я считаю уместным предложить любви вашей наставление о том, как должен христианин вести себя во святом храме.

Каждое богослужение Православной церкви начинается за благословением Божиим; поэтому если всякое доброе дело прилично начинать призыванием имени Божия, то ещё приличнее приступать к молитве тогда, когда для этого доброго дела священник призывает благословение Божие. Каждое богослужение имеет свой определённый состав, связный и неразрывный строй, свою целость и полноту, – и кто хочет быть полным участником в церковных молитвах, тот, для душевной пользы своей, должен выслушивать всё известное богослужение – от начала до конца. Поэтому первое, что требуется от приходящих в церковь для слушания богослужений – это благовременный приход в церковь. Пред каждым главнейшим богослужением у нас, по древнему обычаю, христиане призываются в церковь колокольным звоном; самое начало богослужения возвещается звоном во все колокола. Итак, услышав церковный благовест к заутрене или к обедне, тотчас отправляйтесь из дому в церковь, чтобы поспеть туда к началу богослужения. Это необходимо даже и в том отношении, что если вы все придёте своевременно в церковь, то никто из вас не будет нарушать общего спокойствия в храме и развлекать молящихся, и если неизбежен некоторый шум при входе вашем в церковь и занятии в ней обычных мест, то пусть это будет, по крайней мере, до начала богослужения, – пусть потом никто не нарушает благоговейного внимания молящихся поздним приходом в церковь. А кто, по уважительным причинам, не мог поспеть в церковь к началу службы Божией, тот, пришедши позже других, пусть не теснится вперёд: пред очами Божиими не тот любезнее, кто стоит впереди, а тот, кто усерднее молится. Мытарь, упоминаемый в Евангелии, издалеча во храме стоя – с сокрушением сердечным молился, и вышел из храма оправдан в дом свой паче онаго фарисея, который, стоя впереди, хвалился своими добродетелями (Лк.18:10–14).

Во время самого совершения божественной службы требуется от вас внимание к ней и благоговение. Бесчинно поступает тот, кто во время богослужения вступает с кем-либо в беседу, особенно о предметах житейских. В храме уместна и прилична беседа с одним только Богом, и святыми Его. И так как мы часто не умеем и помолиться как следует, то святая церковь в богослужениях и руководствует нас к надлежащей молитве. Она чрез своих священнослужителей возвещает вам, когда до́лжно молитвенно взывать ко Господу о помиловании, о чём до́лжно просить Его, за что благодарить и какими словами и песнопениями славословить Его. Она возвещает вам, когда до́лжно преклонять главу или колена со умилением сердца. Будьте же внимательны к указаниям и словам святой церкви. Вместо того, чтобы читать каждому из вас вслух молитвы, какие вы должны были прочитать ещё дома, внимайте молитвам и песнопениям церковным, повторяйте их мысленно и сопровождайте поклонением Богу и крестным знамением – в означение того, что каждое молитвенное слово и действие ваше произносится и производится во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Каждому понятно, что во храме неприлично без нужды переходить с места на место, и тем производить шум и беспорядок; но есть случаи, когда это бывает позволительно и необходимо. Иной хочет отменить свечу и поставить её сам пред образом. Пусть делает это и сам, если в церкви не тесно; в противном же случае можно сделать это чрез других, стоящих впереди, чтобы, протесняясь к олтарю, не произвести беспорядка между предстоящими. Всеведущий Господь знает, чьё приношение и – было бы оно только усердно – примет его от тебя и из чужих рук. Иной желает получить часть антидора или приложиться к кресту. Пусть же он подходит к ним, не толкая и не тесня других, а по очереди за другими идущими туда же. Настоит ли кому надобность приступить к олтарю для принятия Святых Таин, – пусть приступает со страхом Божиим и сознанием своего недостоинства, а не с дерзновением и поспешностью. И первый, и последний из приобщающихся равно приобщаются пречистого Тела и животворящей Крови Христовой, – и тот, кто не спешит прежде других приступить к ним, обнаруживает своё смирение, необходимое особенно при этом случае и всегда приятное Богу. Желает ли кто почерпнуть воды, по освящении её, – пусть не спешит почерпать её прежде других. Как первая, так и последняя капля её равно освящены, и потому напрасная забота предвосхищать воду, как будто она лучше или священнее от того, что будет прежде почерпнута. При всех этих и подобных случаях соблюдайте, братия мои, порядок и благоприличие, чтобы не нарушить церковного благочиния.

Дослушав внимательно и благоговейно богослужение до конца, вы, после отпуста, можете за благословением Божиим с миром выходить из церкви. Но всегда ли с миром вы исходите из неё? В церковь собираетесь один по одному, а из церкви хотели бы все разом выйти. От того у вас нередко теснота и давка у дверей храма, при выходе из него. Если бы кто-нибудь из неверующих увидел ваш торопливый выход из храма, то мог бы подумать, что в нём случился пожар или другое какое-либо несчастие, от которого вы спешите уйти. Правда, что не все из вас теснятся при выходе из храма, – это делают больше дети и молодые люди; но кто же должен учить их благоприличию, как не родители. Да не будет же вперёд торопливого выхода из церкви ни между вами, ни между детьми вашими.

Помните же, братие, сказанное вам сегодня. Приходите в церковь своевременно, т. е. к началу богослужения, слушайте службу Божию внимательно и благоговейно. Стоите ли на месте, подходите ли к олтарю, – и в том, и в другом случае соблюдайте такое благочиние, какое подобает дому Божию, а при выходе из храма не будьте нетерпеливы и поспешны, да не похулится неблагочинием вашим имя Христово. Вообще ведите себя в церкви так, как следует вести себя пред лицем Самого Бога; тогда Господь благословит вхождение ваше во храм и исхождение из него.

Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли.

Т. е. почитай отца своего и мать свою, чтобы тебе было хорошо, и чтобы долго жил ты на земле. Вот пятая заповедь Господня и первая на второй скрижали десятословия! Она поставлена первою на этой скрижали, без сомнения для того, чтобы показать, что из всех обязанностей наших по отношению к ближним, мы должны помнить и соблюдать прежде всего обязанности к своим отцу и матери. Из всех ближних наших кто ближе всего к нам, как не наши родители? А потом и то ещё нужно заметить, что исполнение обязанностей к родителям ручается за исполнение обязанностей и ко всем вообще ближним нашим. Посмотри, в самом деле: кто, как следует, живёт со своими родителями, тот всегда почти хорошо живёт и со всеми другими людьми, а кто живёт дурно со своим отцом и матерью, тот редко – редко хорошо ведёт себя и с прочими своими ближними. Это уж искони так. Добрый сын бывает добрым человеком и на миру, а дурной сын выходит дурным и в обществе. Вот потому-то Господь Бог и начинает вторую скрижаль свою не другою – какою, а именно этою заповедью о почитании родителей: чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли.

Но одних ли плотских родителей наших нужно разуметь под словами – отца и матерь? Нет; есть и посторонние люди, которых мы должны также почитать, как своих родителей. Положим ты – круглый сирота; с измалолетства нет у тебя ни отца родного, ни матери, но тебя пригрели чужие добрые люди; они поят тебя, кормят, одевают и обувают, – словом, заботятся о тебе, как о своём родном сыне, или дочери. Что же? Разве ты не должен считать этих людей за своих родителей? Разве ты не должен почитать их, как родных – отца и мать? – Или положим, ты уже человек взрослый и живёшь своим домом и умом, но живёшь ты бедно, как нищий: тебя беспрестанно постигают беды да напасти, и сил твоих не достаёт поправиться и выбиться из нищеты; нужда довела тебя до того, что и жизнь стала тебе не мила; ты готов был или зачахнуть с тоски, или решиться на страшный грех – прямо броситься в петлю. Но вот добрый человек помогает тебе, выводит тебя из нищеты, принимает к сердцу всякую скорбь твою, хлопочет о твоих нуждах, как о своих собственных, – и ты поправляешься, начинаешь жить как следует, как живут другие люди. Или ещё: ты человек семейный, – у тебя куча детей, но все они сидят ещё на одних твоих плечах – все они – мал-мала меньше – и живут ещё одной только твоей работой; – и вот вдруг ты захворал; работа твоя остановилась – и семья твоя без куска хлеба. Что делать? Ты томишься от хворости, а твои дети томятся от голода – и всем бы вам пришлось сойти в могилу. Но вот опять Господь Бог посылает тебе милостивого человека, который кормит и поит твоих детей, ухаживает за самим тобою и благодетельствует тебе до тех пор, пока ты не станешь опять на ноги, пока не в силах будешь ты снова приняться за работу и пропитывать своё семейство. Что же? Разве опять и ты и дети твои не должны считать своих благодетелей за истых своих родителей? Ведь они, эти добрые-то люди, как бы во второй раз дали вам жизнь; ведь они почти так же родили вас, как и ваши родные – отец и мать; ведь без них вы принуждены бы были лишиться жизни, умереть. Стало быть, на всякого благодетеля своего, на всякого человека, который заступает или когда-нибудь заступал для нас место родителей, мы должны смотреть не иначе, как на второго отца и на свою вторую мать. – Это раз. Потом мы живём на миру, в обществе – и с этой стороны все мы имеем постоянных благодетелей, которых мы должны почитать, как своих родителей. Первый из этих благодетелей есть Царь-Государь наш, который любит нас, как отец родной, заботится о нас, как о своих родных детях, – затем разные начальники, которые исполняют волю царскую и также стараются о нашем счастии и благоденствии. Не будь у нас Царя-батюшки, не будь никакого начальства, – у нас не было бы и никакого порядка, и жизнь нам была бы не в жизнь. Наконец у нас есть и могут быть ещё отцы и матери духовные, которые рождают нас для жизни христианской, для Царствия Небесного. Это те люди, которые научают нас православной вере Христовой, указывают нам путь добродетели и стараются о нашем спасении. Это особенно пастыри церкви, которые встречают человека тотчас по выходе на свет Божий, совершают над ним все Св. Таинства, учат его закону Божию и потом с молитвами, по-христиански провожают его в другую жизнь – жизнь загробную. Итак, не одних только плотских родителей своих должны мы разуметь под отцом и матерью в пятой заповеди Господней; но и тех, кто так или иначе благодетельствует нам, кто в том, или другом случае заботится о нас, как отец и мать. Отдавая первое место в пятой заповеди своим родным – отцу и матери, мы должны причислить сюда ещё, во-первых, своих отцов духовных, – во-вторых – отца Государя своего и всё начальство наше, – и наконец в-третьих – всех вообще своих благодетелей.

Чти отца твоего и матерь твою. Как не почитать детям своих отца и мать? Подумай-ка каждый сын и каждая дочь, что сделали, а может быть ещё и делают для тебя твои родители? Подумай-ка, чего стоишь ты своему отцу и матери? Спроси у отца своего, сколько тяжёлых, потовых трудов положил он для того, чтобы как следует вспоить, вскормить тебя! Спроси у него, сколько бессонных ночей провёл он, сколько крови испортил он из-за тебя! От чего у отца твоего – ломота в руках, ломота в ногах, ломота в спине – от чего, как не от забот о тебе? Посмотри: вот лето, рабочая деловая пора. Ещё не потухли звёзды на небе, ещё не забрезжилась заря на восходе солнечном, а отец твой встал уже с постели и едет в поле. Ты думаешь, что он уже выспался, что ему надоело лежать без дела, что ему захотелось работать. Нет, совсем нет. Он слишком мало спал для того, чтобы выспаться как следует; он слишком редко остаётся без дела, чтоб отдых надоел ему. Вот он работает: горячие лучи летнего солнца жгут его со всех сторон – он весь загорел, лицо его во многих местах истрескалось, а он только жмурится и работает; пот градом льёт с него, рубашка его сделалась мокрою, а он всё работает и работает. Вот день уж прошёл, вот смерклось, вот темнеет... ночь, а отец твой всё ещё в поле, он ещё не бросил работы, он торопится сделать ещё немножко, спешит прибавить ещё к тому, что сделал он в продолжение дня. Что же заставляет твоего отца работать так усильно? Что заставляет его работать до упаду? А то, что у него куча детей, – что ему хочется, чтобы было и тебе что поесть, пока ещё не в силах ты работать. Или опять, от чего горюет отец твой, когда не предвидится хорошего урожая? Да опять от того, что он не один, что у него ты, сын или дочь, твои братья и сёстры... И мало ли ещё других тяжёлых дум, забот и хлопот переживает он из-за того, что у него есть дети, есть семья? – А мать? Можно ли пересказать словами всё, чего стоишь ты своей матери? Подумай, сколько беспокойства перенесла она, когда ещё носила тебя в своём чреве? А всё от того, что она заботилась о тебе, всё от того, что ей хотелось, чтобы дитя её родилось человеком, как быть, а не каким-нибудь уродом. Потом, какие мучения перенесла мать твоя, когда она тебя родила? А сколько хлопот положила она для тебя во время твоего младенчества? Она носила тебя на руках своих, она кормила тебя своею грудью, она заботилась о тебе со всею нежностью матери, она убаюкивала тебя всеми ласками, какие может придумать только материнская любовь. И при какой жизни всё это она делала? Посмотри, сколько дела у ней и кроме тебя? На ней лежит всё домашнее хозяйство. Она и пищу готовит для семьи, она и шьёт, и моет на свою семью, она и за скотом-то почти за всем присматривает, – и это всегда и во всякое время. А что сказать о рабочей поре? – Вы хорошо знаете, чего она стоит вашей матери. Подумай-ка обо всём этом хорошенько, и ты поймёшь, что мать твоя имеет столько же права на твоё почтение, как и отец. – Да, дети! И отец, и мать одинаково стоят вашего почтения. Они трудятся, работают для вас, не жалея себя, – они поят, кормят вас, они заботятся о вашем счастье и довольстве, перенося из-за этого многое множество хлопот и беспокойств всякого рода, – ужели же всё это не стоит вашей благодарности? – Да если бы ничего этого и не было, если бы родители не переносили никаких хлопот и беспокойств из-за детей своих, – разве и тогда не за что было бы детям почитать их? Нет, ещё было бы за что. Посмотри каждый на себя: вот ты живёшь и жить тебе хочется; любишь жизнь и тебе хотелось бы жить вечно, если бы это было возможно. Кто же дал тебе эту жизнь, которую ты так любишь? От кого получил ты её, – эту дорогую жизнь? Ведь тебе дали её отец и мать твои, – ведь им ты обязан тем, что живёшь на земле, что видишь этот Божий мир со всею его красотою! Разве одного этого мало для того, чтобы заставить тебя почитать своих родителей? Недаром говорится в слове Божием: всем сердцем твоим прославляй отца твоею и матерних болезней не забудь; вспомни, что ты рожден ими и чем ты воздашь им за то, что они дали тебе (Сир.7:29–30). Да, подумай-ка, в самом деле, – чем заплатишь ты своему отцу и матери за то, что они дали тебе жизнь? Чем ты можешь отблагодарить их за это? Ничем иным, как именно тем почтением, какое заповедует нам пятая заповедь Господня.

(Продолжение следует).

Наряду с действиями Высочайше утверждённого присутствия, комитетов духовенства и губернских присутствий по вопросу об улучшении быта православного духовенства, русская журналистика (почти исключительно духовная) разрабатывала тот же предмет. Мы посмотрим здесь, какие предположения высказала и каких результатов достигла она в настоящее время, по этому вопросу.

На первых порах, как только пронёсся слух об открытии особого присутствия по делу духовенства, когда некоторые органы печати («День», «Прав. Обозрение» другие) заявили, что для основательного и справедливого решения вопроса нужно выслушать голос самого духовенства, – со всех сторон в духовенстве послышался говор: «жалованья, жалованья»! Действительно в то время, кажется, большинство священников было того убеждения, что единственное средство улучшить их быт – увеличение и распространение на все приходы жалованья от правительства. Статья г. Уманца, напечатанная в «Отечественных записках» в 1862 году и назначившая священникам 700–1200 р. жалованья, была для многих как бы путеводною звездою: все священники, читавшие её или только слышавшие об ней, превозносили Уманцѻ«Прав. Обозр.». Апрель 1863 г. и на статью его указывали как на верный и беспристрастный приговор, тем более, что писатель её не принадлежал к духовному сословию. Но прошло немного времени, – жар немного остыл и взгляд на дело значительно изменился. Частию разработка вопроса духовною журналистикой, а частию гласные действия Высочайше утверждённого присутствия заставили лиц, заинтересованных в этом деле и дали им возможность ближе и глубже всмотреться в предмет и во многом отступить от прежних своих воззрений. И в настоящее время духовная журналистка в разработке данного вопроса пришла к тем же результатам, как и Высочайше утверждённое присутствие, идущее правительственным путём – свыше.

Трудно следить за постепенным развитием вопроса в нашей духовной и, отчасти, светской журналистике. Мнения, высказанные в ней большею частию составляют голос самого духовенства, выразившийся в корреспонденциях разных журналов, и только изредка – взгляды самих редакций или их постоянных сотрудников. Между тем авторы этих корреспонденций не всегда следили, да и не имели возможности строго следить за постепенною разработкою вопроса в журналистике. Поэтому в их мнениях нельзя найти какой-нибудь постепенности и порядка, нельзя в них замечать той борьбы, в которой одни мнения служат к развитию или опровержению других, и в которой заметно было бы совокупное стремление к одной цели при общей, согласной работе. Вследствие этого мы намерены здесь рассмотреть эти мнения не в хронологическом их порядке, а по их содержанию, разделивши главным образом на две группы. К первой отнесём все предположения, касающиеся материального быта, а ко второй – касающиеся прав и привилегий белого духовенства.

Из предположений имеющих в виду улучшение материального быта духовенства, которых, скажем мимоходом, духовная журналистика представила очень много, некоторые прямо отвечают на вопрос – указывают средства, источники и самые размеры предполагаемого улучшения, другие не дают таких прямых ответов, но предлагают меры косвенные, которые однакож, по мнению их авторов, могут капитально улучшить материальный быт духовенства. Мы начнём обозрение с последних, как более возбуждающих сомнение и требующих обсуждения.

К таким предположениям мы отнесём проекты о некоторых сокращениях и переменах в устройстве церковного клира, о сокращении всего сословия духовного и, наконец, об уничтожении отдельности духовного сословия.

Некоторые, находя, что приходы наши очень бедны и при настоящем своём положении не могут достаточно обеспечить своих причтов, предлагали число приходов и причтов сократить так, чтобы из двух приходов образовать один или, по крайней мере, из десяти – семһ«Духов. Вестник». Май. Заметки об улучшении быта. Свящ. Федоровского.. Тогда, говорят, причты будут иметь более средств от своих приходов, да и жалованьем легче будет обеспечить их, когда число их сократится почти вдвое. Эта неосновательная мысль имела очень мало сторонников. В духовной журналистике она вовсе не принялась. Г. Королев, опровергая эту неосновательную мысль (в L’Union Chrétienne), приводит такие соображения: Паства у нас страдает не столько от многочисленности, сколько от недостаточности причтов. Во Франции, где народонаселение вдвое менее России, считается до 40,000 викарных священников, а у нас, где прихожане гораздо чаще прибегают к священникам со своими религиозными нуждами, число их не достигает и 37,000. К этому нужно прибавить, что у нас в России нет орденов и конгрегаций, столь многочисленных в католических странах, где духовенство монашествующее по числу равняется приходскому и где оно с такою же свободою удовлетворяет духовные нужды прихожан, как и духовенство приходское. Далее г. Королев указывает на наши расстояния, на которых разбросаны приходы, на климат и пути сообщения, и заключает так: «можно ли забывать эти факты и, имея в виду одни экономические расчёты, думать о сокращении числа священников?». «Киевские Еп. Ведомости», на основании статистических данных, доказывают нужду не уменьшить, а увеличить число приходских священников. По их расчёту, в России приходится один священник на 1365 душ, а в 30 губерниях наиболее населённых – один на 1588 душ. «Можно ли после этого сказать, что у нас слишком много духовенства и что нужно уменьшить число его? Для блага народа нельзя не пожелать умножения числа духовенстваû«Киев. Епар. Вед.» № 10-й за 1863 г.. – Таким образом, повторим, мысль о сокращении причтов не принялась в духовенстве, мало ходу имела в обществе, и в духовной журналистике, кажется, не повторялась.

Такой же неуспех имело и другое предположение, имевшее в виду ту же цель – сокращение причта, – мы разумеем предположение о выделении из духовного звания низших клириков причётников и о заменении их вольнонаёмными. Мысль об ограничении и без того ничтожных прав наших причётников в русской церкви возникала несколько раз. В последнее время стали поговаривать об устранении причётников совсем из духовного звания и заменении их вольнонаёмными. Эту меру предложил тот же корреспондент «Духовного Вестника», которому принадлежит и мысль о сокращении причтов и приходов. Но и эта мера, как противная каноническим правилам, ни самим духовенством, ни высшими представителями его не была принята. В прекрасном письме аббата ГётѻПеревод этого письма напечатан в «Р. д. с. п.» в прошлом году. выразительно высказана несообразность и непригодность этой меры. Он показал, к каким неутешительным последствиям привело французскую церковь это отступление от канонических правил – замещение низших клириков вольнонаёмными людьми. И в заключение умоляет Русскую церковь держаться своих причётников, от которых, при некоторых преобразованиях, можно ожидать благих плодов для церкви и для общества.

После этого в духовной журналистике явился проект, клонящийся к некоторым изменениям в организации нашего клира, – это уменьшение числа диаконов и заменение настоящих причётников молодыми людьми, окончившими полный курс семинарского образованиһМысль эта была высказана в «Киевск. Епар. Ведом»., в «Правосл. Обозрении» – в нескольких корреспонденциях: Апрель, Май, Июль в «Духов. Вестнике» – Май и в некоторых других журналах..

Что касается мысли о сокращении числа диаконов, для сбережения средств в пользу остающегося клира, то мысль эта, благовидная в своём предлоге, ничтожна в приложении к действительному состоянию церкви. У нас и теперь в большинстве сёл, или даже почти везде в сёлах нет штатных диаконов. И если, где встречаются, то почти всегда на дьячковских вакансиях, и в этом усматривается нечто и хорошее. Именно: диакон, занимающий причётническое место, всё же лучше дьячка во многих отношениях, как помощник священника. От замещения же причётнических мест окончившими курс воспитанниками семинарии, по мнению предлагающих эту меру, можно ожидать двоякой пользы – поднятия нравственного уровня и улучшения материального быта духовенства. Действительно, в настоящее время, большинство наших причётников, своею необразованностью и иногда своею жизнью, бросают некоторую невыгодную тень на всё духовное сословие. Между тем при определении на места причётников людей, получивших полное семинарское образование, это неприятное обстоятельство совсем было бы устранено. Только для того, чтобы расположить молодых людей, по своему воспитанию, могущих прямо быть священниками, к решимости поступать на причётнические места, необходимо, чтобы они «находили поддержку не в одном общественном мнении, не в одном собственном сознании, но и в прямых, в пользу их, постановлениях закона». С расширением прав причётников, служба их получила бы более почётное значение, и так как она составляла бы необходимую ступень для занятия священнических мест, – то не было бы резонного основания молодым людям окончившим курс семинарии уклоняться от причётнических мест, особенно если бы при этом и материальное содержание их изменилось к лучшему.

От этого преобразования в низших степенях клира ожидают очень важных выгод для общества и для церкви. Кроме того, что из них образуются дельные учители народных школ, нравственный уровень духовенства значительно поднимется; в нём не будет уже той «черни, которой недоступно никакое повышение, кроме разве перемены службы», и большинство которой «привыкает смотреть на себя, как на что-то низменное, заброшенное, а при этом естественно перестаёт нравственно дорожить своим положением». Далее, в образованных причётниках священник будет иметь хороших сотрудников, и сами молодые люди, сознательно исполняя обязанности своего служения, при руководстве опытного священника, основательно приготовятся к своему будущему пастырскому служению. Кроме того, присматриваясь к пастырскому служению и испытывая свои силы, они или утвердятся в своей решимости посвятить свою жизнь священству, или, если заметят в себе недостаток сил или призвания к нему, вовремя могут оставить это служение и избрать себе другой род жизни, по своему расположению. От этого безмерная выгода была бы для церкви: «в священники поступали бы люди не первой молодости, не по теории судящие о высоте и трудностях священнического служения, но знакомые с самым делом и уже вследствие горячей любви к нему и христианской ревности решающиеся посвятить себя на всю жизнь такому служению».

Допустим, что осуществление этого предположения было бы чрезвычайно полезно для всего духовного сословия. Но для приведения в исполнение этого проекта надобно выгнать из духовного звания всех настоящих причётников с их многочисленными семействами, надобно, т. е. почти на половину сократить всё духовное сословие. Выгода в экономическом отношении, конечно, предвидится от этого, но зачем же сокращать духовенство, если оно, как указано выше, и так не только не многочисленно, но даже недостаточно для наших приходов? И что останется делать с этою значительною массою теперешних причётников? Куда девать столько лиц; устраняемых от должностей и лишаемых куска хлеба? Если даже лица, которые в настоящее время состоят на действительной службе причётнической, могут оставаться на ней до смерти, то надобно решить ещё один, очень затруднительный вопрос: куда девать это немалое число причётнических детей, не состоящих на действительной службе? Их и теперь есть довольно, но будет ещё больше, когда причётнические места начнут занимать окончившие курс семинарии и когда исключённые из училищ в семинарий, на всегда лишатся этих мест, которые, по их взглядам, были для них единственным прибежищем. И не будет ли человеколюбивее и целесообразнее, если бы поискать средств к улучшению и возвышению настоящих причётников и сделать их же достойными служителями церкви? Правда, во многих епархиях исполняются довольно давние распоряжения Св. Синода об определении окончивших курс на причётнические места. Но основанием к тому служит крайняя необходимость – недостаток священнических мест, и потому мера эта не с охотою принималась молодыми людьми, поставленными в необходимость подчиниться ей. Мысль о замещении причётнических должностей окончившими курс семинарии, в применении её к делу кроме указанных выше препятствий, в настоящее время встретила бы ещё много и других затруднений. Где взять столько окончивших семинарский курс, чтобы заместить ими все причётнические должности, или если допустить при этом и необразованных причётников, то как разграничить их права и установить их отношения? Всё это вопросы, которые требуют ещё решения.

Ещё один проект об изменении организации клира касается сословности духовенства. Многие видят один из главнейших источников бедности духовенства в его сословности, замкнутости, или как выражаются некоторые светские журналы, в его кастичности. Поэтому, проектируя будущее положение духовенства в улучшенном состоянии, некоторые подают мысль об уничтожении особого сословия духовенства, предлагая допустить свободное вступление в него лицам всех других сословий и свободный выход из него в другие звания и сословиһКиевск. Епар. Вед. № 19, 20; Дух. Вести. Май; Прав. Обозр. Апр.; Русск. Вестн. Октябр. и друг.. Для чего же это нужно? – На этот вопрос подробнее других журналов отвечает «Русский Вестник» (окт. 1863). Автор статьи «Русск. Вестника», трактующий об этом предмете, считает отдельность духовного сословия главною и существенною причиною общей бедности, в которой находится русское духовенство. «С установлением потомственного духовного сословия, – говорит он, – материальное положение клириков немедленно (?) и совершенно изменилось и все они впали в общую, безвыходную бедность». (Как будто прежде, до выделения сословия, они бог знает как богаты были). Причины этого автор видит в том, что при скудных доходах, при бездомном положении, священники все свои наличные средства употребляют на содержание и воспитание своего семейства и, умирая, ничего не оставляют своему потомству, так что новое поколение тогда также начинает жизнь свою ни с чем, как начинали его отцы, «с одним упованием на сострадание людей и милосердие Отца Небесного». Но существование сословного бездомного духовенства тяжело не для него только самого, но и для государства, и для народа. «Материальный вред, происходящий от этого учреждения для государства очевиден: до настоящего времени, русская земля не несла на своих плечах 600 тысяч людей, не имеющих ничего ни впереди, ни позади себя, но которые хотят жить и просят насущного хлеба». Для народа особая сословность духовенства тяжела потому, «что ему часто приходится слишком много жертвовать на содержание своих приходских клириков; если бы на эти должности поступали люди из всех сословий, то между ними не было бы общей, безусловной бедности, и в таком случае на их содержание потребовалось бы меньше пособия от прихожан». Продолжая ту же мысль о бездомности и бедности духовенства, автор называет его единственным сословием пролетариев в русской земле. Приговор слишком резкий в неосновательный! Духовенство пользуется таким же правом собственности и также приобретает её, как и все другие сословия. И если бы сосчитать всю собственность, принадлежащую духовным лицам, то итог её оказался бы не меньшим, как и у некоторых других небогатых сословий,

По всем этим соображениям, для основательного улучшения быта духовенства, автор находит необходимым уничтожить отдельность духовного сословия. Чтобы дать бо́льшую силу своим мнениям, он говорит, что «существование особого сословия потомственного духовенства не согласно с учением Св. Писания и с соборными постановлениями». И затем приводит некоторые тексты: что благодать Святаго Духа уделяется каждому особо.., как Духу Святому угодно (1Кор.12:5–11), и что признание к служению олтарю есть жребий, который указывает Господь Сердцеведец, всех (Деян.1:24); и ссылается на 33-е правило 6-го Вселенского собора. Не думаем, чтобы приведённые основания оправдывали мысль автора.

Какие же средства предлагаются к осуществлению этой реформы в духовном сословии? Самым лучшим средством к выходу духовенства из своей сословности и замкнутости находят: воспитание детей духовенства в общих народных и государственных школах, причём необходимо закрываются все наши духовные училища, а из семинарий образуются специальные богословские классы, в которые был бы открыт свободный доступ всем молодым людям – детям духовенства и всех других сословий, получившим достаточное образование в общих школах. Чрез это откроется свободный частый выход детям духовенства во вовсе другие звания, а лицам всех других сословий предложен будет доступ в духовное звание. В специальные богословские классы будут, в таком случае, поступать не по праву рождения, а по действительному призванию и расположению к духовному званию и низшим служениям в церкви, доколе удостоены будут священнического сана епархиальным начальством, вследствие выбора и ходатайства со стороны прихожан.

В «Русском Вестнике» прибавляется ещё, что когда в клир будут поступать лица всех сословий, общество будет более расположено к пожертвованиям в пользу духовенства, видя в нём не особенный какой-то класс людей, накинутых ему помимо его согласия, а своих братьев, своих знакомых, соседей и проч. (!) Кроме того, от этой реформы в воспитании выиграет и самое духовенство и духовное правительство. Для первого облегчатся воспитание детей, потому что общенародные училища, так как их гораздо больше, нежели сословных, могут быть ближе к месту жительства каждого священника; а последнее, с закрытием всех духовных училищ и с сокращением классов в семинариях, будет иметь в остатке значительные капиталы, расходившиеся прежде на эти заведения и может употребить их по своему усмотрению, частию на улучшение содержания оставшихся семинарий, частию на нужды наличного духовенства.

Предположения эти сулят хорошие последствия; но осуществления их в настоящее время нельзя желать. Пока организация общественных воспитательных заведений не изменится, не будет основываться на других началах, до тех пор, для блага церкви и религии, для блага народа и духовенства, лучше нам оставаться при своих семинариях, а семинариям ненарушимо сохранять своё право заведений, приготовляющих своих воспитанников к священству помимо предварительного дьячества. Общеобразовательный курс можно бы предоставить детям проходить и в светских общественных школах, если бы не предвиделась некоторая опасность или по крайней мере невыгода для церкви от этого образования. Опасность эту редакция «Русского Вестника» – в примечании к рассматриваемой нами статье, – выражает так: «мы считаем делом неоценённой важности, чтобы в России продолжали существовать и получили возможность развиваться и совершенствоваться общеобразовательные заведения, не находящиеся в руках государственной власти – Передать духовные уездные училища в ведение министерства народного просвещения, или просто уничтожить эти училища и тем поставить церковь в совершенную невозможность охранять умы и сердца будущих священнослужителей от влияния изменчивых направлений центральной и местной бюрократии, значило бы решиться на меру, последствия которой могут быть неисчислимыûРедактор лучше соглашается, давши лучшее устройство духовным заведениям, дозволить свободно обучаться в них лицам всех сословий, в низших классах бесплатно, а потом постепенно вводить и мало-помалу увеличивать сбор с учащихся.. И сам автор статьи, к которой сделано это замечание, говорит, что образование в уездных народных училищах должно получить более религиозное направление. В программу их должны войти: славянское чтение, учение о догматах веры и Св. Таинствах, толкование духовных служб и обрядов, краткое понятие о истории Церкви и, наконец, церковное пение». Всё это и теперь есть (за исключением церковного пения) в программах училищ; но этого мало. Нам хотелось бы, чтобы воспитание и воспитатели не развращали чистых религиозных убеждений наших детей, – это для нас дороже всего».

Автор в своём проекте приводит ещё одну оригинальную меру: завести особые церковные школы (епархии на три – одну), в которых могли бы получать богословское образование благочестивые пожилые лица всех сословий, почувствовавшие призвание к духовному служению. От них нельзя требовать обширных познаний, да они и не так нужны при хорошем нравственном настроении ищущих священства. «Кто полезнее церкви, – спрашивает автор, – священник многоучёный, но не имеющий призвания и усердия к своей должности... или священник умеренноучёный, но проникнутый истинным чувством любви к своим обязанностям?..». Ответ не труден; но поставьте вопрос иначе и ответ будет другой. Продолжая свою мысль, автор говорит, что в течение последнего полстолетия мы достигли наконец того, «что имеем ныне почти всех священников из воспитанников, окончивших семинарский курс; спрашивается: какими фактами можно доказать, что служение этих учёных священников принесло более пользы церкви, чем служение их малоучёных предместников?..». Странный вопрос и излишен был бы ответ на него. Это всё равно, что спрашивать: свет лучше, или тьма; просвещение, или невежество?

Другое средство для большего общения и для слития духовенства со всеми другими сословиями состоит в определении священнослужителей на приходы по выбору и с согласия прихожан. От этой меры ожидают значительных выгод. Общество, избирая само себе духовных пастырей, естественно, вместе с тем обязывалось бы и содержать их. В защиту этой меры ссылаются на канонические постановления и на исторические предания. Не отвергая справедливости этой меры в идее, осуществление её в Русской церкви в настоящее время и даже в близкое будущее мы находим, однако же, совершенно невозможным. Действительно, в древней христианской церкви, при определении на места пастырей церкви, голос паствы имел важное значение; действительно, и в древней русской церкви пастыри иногда избирались прихожанами. Но нужно заметить, что в древнегреческой церкви и избираемые и избиратели были люди образованные, и как те, так и другие были заинтересованы церковными делами, а в церкви русской в древние времена прихожане избирали себе пастыря из среды себя – такого ж грамотея, как и сами. Не таково отношение пастырей и пасомых в настоящее время. Вековым старанием правительства духовенство наше достигло значительной степени образования, между тем народ и особенно сельские простолюдины остаются почти в таком же невежестве, как и в древние времена. Поэтому было бы несправедливо предоставить их оценке достоинства и недостатки образованных пастырей. Ещё свежи примеры того, как некоторые приходы старались об определении к ним своих наблюдающих приход священников (за малолетством сирот или по другим причинам), которые за своё неодобрительное поведение лишены епархиальным начальством своих действительных приходов, и даже, к сожалению, бывало, что прихожане подписывают одобрение претенденту на их приход, которого не только умственных и нравственных качеств они не знают, но которого даже в глаза никогда не видели. Вообще консистории и епархиальные начальства знают, сколько возникает кляузных дел (особенно в Юго-Западном крае) от вмешательства невежественных прихожан в определение на места священников. Грустно читать исторические памятники того времени, когда земство распоряжалось выбором клириков, когда духовенство было в порабощении у земства. Не говоря о торговле земства поставлением священников, диаконов и причётников, довольно указать на безжалостное и безосновательное постановление псковского веча, в 1563 г., по которому, без спроса и согласия митрополита, все вдовые священники и диаконы, на всей псковской волости, были отлучены от службы. О правах прихожан на выбор и поставление членов причта церковного можно толковать безобидно и без унижения для духовенства только тогда, когда земство выяснит себе надлежащее своё право.

Свод журнальных мнений об изменениях в организации нашего клира будет не полон, если мы не упомянем ещё о некоторых мерах, указываемых в журналистике, в видах улучшения быта духовенства. Сюда мы относим предложения: об уничтожении духовных правлений, отмене духовных депутатов, уменьшении числа благочинных (по одному с двумя помощниками на уезд¹² и о дозволении, желающим, поступать во священники безбрачнымѻРусск. Вестн. Октябрь.. Приложимость первых трёх мер может быть испытана на практике. Впрочем, и в настоящее время в некоторых епархиях закрыты или вполне, или только в некоторых уездах, духовные правления, не знаем, с пользою ли. – Одного благочинного на уезд с двумя помощниками, кажется, мало, особенно если уничтожатся духовные правления. Что касается безбрачной жизни священников, то, хотя она не противоречит каноническим правилам, не принята, однако же, в церковной практике, и в применении к делу встретила бы немало затруднений, и, может быть, повела бы и к соблазнаѻУказанное выше постановление псковского веча относительно вдовых священников и диаконов наводит на мысль, как и в настоящее время земство могло бы посмотреть на безбрачие духовенства. Цивилизация – слабая опора в этой деле.. Во всяком случае от этой меры не предвидится особенных выгод ни для паствы, ни для самых пастырей.

Печатать дозволяется. Киев. 1864. Февраля 17 дня.

Цензор священник Алексей Колосов