Приложение к статье «Таинство послушания»

Се, ныне благословите Господа, вси раби Господни… (1).

Ныне значит теперь, немедленно, не откладывая на будущее: каждый день может быть днем спасения, каждое мгновение – не только рубежом между прошлым и будущим, но и началом новой жизни.

Благословите. Совершенное благо – это Господь, а благое слово – имя Божие, имя Иисуса Христа. Ныне благословить Господа – значит начать творить Иисусову молитву, не давая обмануть себя лукавому помыслу, уверяющему тебя, что ты только лишь этот день или час отдашь мирским заботам, а затем, окончив свои дела, начнешь служить Богу. Дух Святый призывает нас ныне благословить Господа, а сатана говорит: «Не ныне, а потом, не сегодня, а завтра». Но земные дела не кончаются, и, как дым, проходят годы и десятилетия.

Раби Господни – это те, кто исполняет волю Божию, а не свои прихоти. В Библии написано: воля Божия – святость ваша ²⁴⁵.

…стоящии во храме Господни…

Ум от внешнего должен возвратиться к себе, тогда сам человек становится храмом.

…во дворех дому Бога нашего.

Дом Бога – это глубина человеческого сердца, то, что аскеты именовали «сердечным местом». Но в сердце много обителей, расположенных одна в другой. Они раскрываются постепенно, их псалмопевец назвал дворами, окружающими дом Божий, как дворы окружали Иерусалимский храм.

В нощех воздежите руки ваша… (2).

То есть по ночам воздевайте руки ваши. Ночь и мрак у мистиков²⁴⁶ часто служат символом души, очищенной от помыслов и внешних образов, состояния отрешенности от мира. Воздежите руки ваша – то есть усердно молитесь, не ослабевайте в молитве, не давайте душе погрузиться в дремоту, утруждайте в молитве тело.

…во святая…

Во святая – то есть ко святилищу, ко «святому святых» Иерусалимского храма. Здесь – обращенность ума к сердцу.

…и благословите Господа.

Благословляйте Господа, непрестанно повторяйте Его имя. Старайтесь сочетать с этим именем свое сердце.

Благословит тя Господь от Сиона… (3).

Сион – образ благодати Божией. На Сионской горе был построен храм Иеговы; в Сионской горнице Дух Святый сошел на апостолов. Благословит тя Господь от Сиона – значит пошлет благодать, единственное нетленное сокровище.

…сотворивый небо и землю.

То есть сотворивший твою душу и тело. Благодать открывает для молитвы внутреннюю обитель человеческого сердца. Благодать преображает душу и тело человека.

Все, о чем говорит в «Таинстве послушания» отец Рафаил, безусловно, верно, его высказывания аксиоматичны. Послушание превратилось в наши дни едва ли не в самую забытую и пренебрегаемую добродетель. И слова автора многих могут отрезвить, многим дадут возможность задуматься: имеют ли они послушание (или хотя бы стремление к нему), и если нет, то действительно ли оно «невозможно» или же это всего лишь ложь изворотливого самолюбия?

Но в то же время нельзя оставить без внимания один очень серьезный момент. Каждый человек пишет, говорит, учит из своего (именно из своего!) опыта. Суть учения может быть неоспоримой. Но существует такой важнейший фактор, как обстоятельства, которые, по выражению святителя Игнатия (Брянчанинова), не изменяя сущности, оказывают тем не менее «на сущность существенное влияние»²⁴⁷. Это в том числе и те обстоятельства, в которых сложился как духовная личность пишущий, и те, в которых находятся читающие.

О людях, с которыми поддерживал духовную связь отец Рафаил, в среде которых находился, чьими советами и чьим опытом пользовался, благодаря которым формировался как священник и монах, мы можем узнать из его уже известной и пользующейся большой популярностью книги «Тайна спасения». В их числе и замечательный святитель митрополит Зиновий (в схиме – Серафим; [Мажуга]), и знаменитый духовник Глинской пустыни схиархимандрит Серафим (Романцов), и почитаемый Псково-Печерский старец схиигумен Савва (Остапенко), и такие удивительные, хотя практически никому доселе в России не ведомые грузинские подвижники, как архимандриты Парфений (Апциаури) и Гавриил (Уркетадзе), схимонахи Авраам (Чхеидзе) и Гавриил (Булискерия), и многие другие. С этими старцами отец Рафаил общался, говорил, «дышал одним воздухом»; их жизнь во многом и его жизнь.

Абсолютное же большинство из нас – как людей, приходящих сегодня в Церковь, так и людей, избравших для себя иноческий путь (особенно людей молодых),– подобного общения совершенно лишено. Мы живем, мы сформировались или формируемся совершенно в иных условиях, иной среде. Трудно было тем, на кого давил пресс атеистического режима, но тем, кто живет сегодня, осмелимся сказать, еще труднее. Грех, как говорит сам отец Рафаил, существовал всегда, но была и добродетель, ее чистые и светлые образцы, была любовь, было, наконец, человеческое тепло. А мы живем в мире, где это тепло и любовь с умножением беззакония оскудели до чрезвычайности ²⁴⁸, так что от нас требуется в полном смысле этого слова подвиг, чтобы с помощью Божией самим сохранить их в своем сердце.

Слово о спасении, исходящее из реального, пусть даже и самого малого опыта, слышится нечасто. Путь духовной жизни точно скрыт в тумане, и стремящимся идти по нему приходится отыскивать его буквально наощупь, спотыкаясь и падая, терпя боль, переживая скорбь. И, что тяжелее всего, идти чаще приходится в одиночку. Нередко кто-то берется указывать путь, но выясняется, что он и сам не только не прошел по нему, но даже и не находил его.

Те немногие духовно преуспевшие старцы (действительно старцы, а не, как принято уже стало говорить, «старики»), которым Господь, как некий драгоценный дар для нас, еще продляет их земную жизнь, для большинства практически недоступны. В крайнем случае, очень редко, к ним могут обратиться для исповеди, за советом или просто за благословением.

Ситуация, в которой мы находимся, объективно очень сложна. Период гонений, господства воинствующего атеизма не прошел для Церкви в России бесследно. Если говорить о монашеской жизни, то она в ту пору в своем собственном, «природном» виде, можно сказать, прекратилась; она лишь едва теплилась в нескольких чудом не закрытых обителях да в небольших общинах, складывавшихся вокруг «монашеских» приходов.

Традиция оказалась практически прерванной, то, чем живо монашество,– передача опыта иноческого жития от старца к ученику – сделалось почти невозможным. Старцы, сами сложившиеся, сформировавшиеся в условиях жизни в благоустроенных обителях, своими учениками и духовными чадами имели в большинстве случаев монахов ученых или приходских или же просто благочестивых мирян.

Сама Церковь в нашей стране многие десятилетия напоминала небольшой островок посреди моря какого-то безумного безбожия, и без того малое стадо²⁴⁹ сократилось, казалось, до самого минимума. Но затем произошло настоящее чудо. Церковь вновь обрела свободу, в ее открывшиеся двери хлынул поток изголодавшихся по истинно духовной жизни, по Богу, измученных скитаниями по распутиям греха, изломанных, очень разных и очень сложных людей. За полтора десятилетия открылись сотни монастырей, тысячи храмов, слова «Бог», «Церковь», «Православие» перестали быть запретными. Но… Могло ли за этот столь короткий срок вырасти целое поколение новых пастырей – игуменов, настоятелей, духовников, чтобы принять всех, кто стремится сегодня найти свой путь к Богу?

Были совершены тысячи хиротоний, и у престолов в поруганных некогда алтарях встали новые иереи Божии, чтобы совершать Таинства и пасти вверенную им Самим Христом паству. Но… Опыт – это такая вещь, которая приобретается лишь со временем, долгими годами поисков, ошибок и, наконец, правильных решений и поступков. Именно этого опыта катастрофически не хватает.

И это тем ощутимее, что жизнь до крайности осложнилась. Общественные потрясения, следующие одно за другим, «новые учения», увлекающие массы духовно не просвещенных людей, жестокость современного мира с небывалым обогащением одних и полным обнищанием других, падение нравственных устоев, страшная разобщенность, отчужденность людей друг от друга – все это, как и многое другое, делает нашу жизнь сложной.

Эта реальная сложность, разумеется, не может служить оправданием для уныния или отчаяния. Нет, она есть просто очень серьезный повод для серьезных же и ответственных рассуждений. Мы спасаемся действительно не своими силами, но благодатью Божией, спасаемся в Церкви. Однако от нас как от христиан, как от по-настоящему ищущих спасения людей требуется, чтобы мы проходили свой путь в высшей степени сознательно и осмысленно, очень трезво и очень осторожно. Ведь от того, что удастся с Божией помощью понять и приобрести нам, зависит в значительной мере и судьба тех, кто придет позже. Если мы научимся жить в этих условиях и искренне, от всего сердца, от всего произволения служить Богу, то сможем впоследствии передать это умение другим, тем, кто, как и мы сегодня, будет нуждаться в этом завтра.

Почему мы находим нужным говорить об этом здесь? Тема, затронутая отцом Рафаилом в «Таинстве послушания», очень важна. Вопрос о послушании как принципе, как делании, как образе жизни является сегодня для Церкви одним из первостепенных. Поэтому говорить о его необходимости, говорить о нем как об основе всей жизни в Церкви в целом и духовной жизни каждого отдельного человека обязательно нужно. И можно лишь радоваться тому, что отец Рафаил об этом пишет, и пишет с такой силой и убедительностью. Но вместе с тем, как уже было сказано выше, есть реальное различие между опытом автора и опытом читателей. И это различие может помешать правильно понять те или иные его слова; есть риск, что, прочитав их, человек, не обладающий достаточной мерой рассудительности, сделает, к сожалению, наряду с верными, и совершенно ложные выводы, чреватые различными заблуждениями и ошибками.

Поэтому, полностью принимая все сказанное отцом Рафаилом, мы все же берем на себя смелость в какой-то очень небольшой мере дополнить его труд, высказать некоторые мысли, представляющиеся нам также весьма важными.

Прежде всего по прочтении настоящей статьи может сложиться впечатление, что для человека, истинно желающего угодить Богу и преуспеть в духовной жизни, единственный путь – это монастырь. Однако такое впечатление, безусловно, было бы ошибочным. К угождению Богу, к жизни духовной, к преуспеянию в ней призваны решительно все христиане без исключения, в то время как для монашества требуется особое призвание Божие. К нему непосредственно относятся слова Спасителя: Кто может вместить, да вместит ²⁵⁰. А кто не может, тот и не должен дерзать на превосходящее его силы.

Кроме того, сегодня для монашеской жизни, для монастыря человек должен духовно созреть. Монашество возрождается в условиях, крайне неблагоприятных для него. Оторванность от традиций, нарушение преемственности (о чем уже говорилось выше), отсутствие, как выражается известнейший в России духовник архимандрит Кирилл (Павлов), «кадров», то есть опытных в духовной жизни старцев и стариц, способных к руководству вверенными им душами²⁵¹, необходимость в постоянных и очень тесных сношениях с миром и людьми мирскими и, как следствие этого, подмена в самих обителях законов духовных законами чисто мирскими же – вот лишь некоторые факторы, эту «неблагоприятность» обуславливающие.

Если прежде, приходя в монастырь, человек воодушевлялся примером подвижнической жизни братии, назидался их истинно богоугодным житием и сам, взирая на окружающих его, исполнялся благоговения и страха Божия, то сегодня это, к сожалению, не так. Большинство обителей открывается вновь, и их насельниками становятся люди, о монашеской жизни знающие главным образом из книг (а порой нет и того). В монастырь они приносят с собой мирские взгляды, мирской опыт, мирской дух. К каким последствиям приводит это подчас? Святитель Игнатий в позапрошлом столетии по этому поводу писал: «О монашестве о. Никандр (монах Николо-Бабаевского монастыря, весьма почитавшийся святителем за свою высокую духовную жизнь.– Ред.) понимал так же, как понимаю и я. Называл он монастыри пристанями, по назначению, данному им от Бога; говорил, что эти пристани обратились в пучины, в которых вредятся и гибнут душами многие такие люди, которые посреди мира проводили весьма хорошую жизнь. Некоторым, вопрошавшим его, советовал остеречься от вступления в монастырь. Надо знать существенно нынешнее положение монастырей, которые могут еще показаться для верхоглядов местами спасения. По крайней мере, в избрании монастыря должно быть черезвычайно осторожным и осмотрительным»²⁵². Тем более уместны все эти предостережения в наши дни.

Нет, не должно быть и тени сомнения в том, что монашеская жизнь благословенна Богом; действительно, она – путь к Богу самый прямой, высший. Несомненно и то, что решающийся посвятить себя сей жизни заслуживает за одно лишь свое намерение всяческого уважения. Однако именно для того, чтобы решимость эта не оказалась напрасной, не обратилась человеку во вред, необходимо на самом деле увериться: есть ли воля Божия на то, чтобы он (и именно в настоящий момент) избрал для себя монашество? Затем так же необходимо понять, ч т о есть монашество в своей сущности, каков его идеал, осознать, как далека от этого идеала реальность (не охладевая вместе с тем в своем намерении к идеалу все же стремиться), и лишь после этого, по слову преподобного Иоанна Лествичника, «от хлеба жития иноческого, который с горьким зелием», есть и «от чаши сей, которая со слезами», пить, «да не в суд себе воинствует». Ибо, как говорит этот же преподобный, «если не всякий, кто крестился, спасется, то умолчу о последующем» ²⁵³.

Можно сказать, что данная статья написана в русле полемики с настроениями собственно антииерархическими, антимонашескими, в сущности своей – бунтарскими, анархическими. И, конечно же, направлена она не против тех, кто, видя всю сложность современной монашеской жизни, не решается, будучи не готов к ней, вступить в нее и избирает для себя какой-то иной, посильный и доступный ему путь, но против отрицающих сегодня возможность этой жизни в принципе, изобретающих некие особые и уродливые формы, долженствующие якобы заменить ее, против тех, в ком господствует дух гордыни и непослушания, кто отвергает систему иерархии как соподчинения (а следовательно, и монашество) в самой ее идее.

Хотелось бы коснуться также и проблемы взаимоотношений, складывающихся между наставниками и их духовными чадами, проблемы послушания – как в монастырской жизни, так и в жизни мирской.

В первую очередь, кажется, необходимо определить, какой смысл вкладываем мы в употребляющиеся здесь понятия: «наставник», «духовный отец», «духовное чадо». Наверное, если формальный подход вообще трудно назвать правильным, то тем более был бы он неуместен в настоящем случае. Поэтому выскажем такое мнение: наставником может быть в действительности лишь тот, кто на самом деле наставляет, имея целью помочь незаблудно шествовать наставляемому стезей, ведущей в Небесное Царствие. Духовным отцом может заслуженно именоваться тот священник, который реально (в той или иной мере – в зависимости от своей опытности, духовных и физических возможностей, обстоятельств) принимает на себя отцовскоепопечение о вверившейся ему о Христе душе. И чадом может называться только тот, кто действительно доверился своему духовнику, как ребенок отцу, кто решился на послушание ему о Христе (опять-таки – в той или иной мере, что зависит и от характера лиц, о которых идет здесь речь, и, снова, от конкретных обстоятельств).

Поясним, как мы понимаем эти взаимоотношения. Со стороны духовника, как нам кажется, необходима ответственность в отношении приходящего к нему человека, понимание того, что он ответствен за него, за его жизнь, за его вечное спасение и перед ним самим, и прежде всего перед Богом. Со стороны же чада необходимо доверие. При том можно сказать так: если нет ответственности, то не может быть и доверия. Если нет доверия, то невозможно по-настоящему за что-либо отвечать. И опять: со стороны духовника необходимо внимание, а со стороны чада – послушание. Здесь – прямая связь: чем, с одной стороны, больше ответственность и внимание, тем, с другой – больше доверие и послушание. И наоборот: чем больше доверие и послушание, тем больше ответственность и внимание²⁵⁴.

Если же все вышесказанное отсутствует, то ни истинное духовное руководство, ни истинное послушание невозможны. Напрасно будет мучиться духовник с «чадом», которое не доверяет ему, не слушает его, а поступает лишь по собственному смышлению и собственной воле. Также напрасно вверит себя человек «наставнику», не готовому отнестись к нему всерьез, с необходимым вниманием, тем более – взять на себя хотя бы и самую малую ответственность за него (мы уже не говорим – «наставнику», совершенно неопытному, не имеющему верных духовных ориентиров). Скажем даже более того: в таком случае человек совершит не только напрасный поступок, но, вполне вероятно, и трагическую ошибку.

Поэтому отношения «духовный отец – чадо» никак не могут быть установлены искусственно. Они могут лишь сложиться естественным путем и в той степени, в которой это возможно в данной ситауции. Если они не сложились, если их нет, то «выдумывать» их ни в коем случае нельзя. Однако что же тогда делать (ведь жизнь своевольная и самочинная, тем более если она носит характер «духовной», до добра довести не может)? Что делать мирянину и что – монаху, для которого вне зависимости от того, «сложились» или же «не сложились» отношения с игуменом или монастырским духовником, послушание является обетом?

Видимо, общий путь в этом отношении таков. Есть послушание Церкви – ее учению, уставам, канонам, оно обязательно для всех. Есть послушание священноначалию – в том, что касается частностей, связанных с устройством церковной жизни в определенном месте (будь то Поместная Церковь, епархия, монастырь или приход), оно также общеобязательно. Есть то послушание, наконец, которое необходимо со стороны человека, пришедшего на исповедь, в отношении принимающего эту исповедь конкретного священника (это касается разрешения или же, напротив, запрещения на Причастие, определения сроков: как часто может этот человек причащаться; это касается, конечно же, того элементарного уважения, почтения, которое у исповедника к священнику должно присутствовать обязательно; это, вообще говоря, касается признания той власти «вязать и решить», которая дана священнику Самим Христом).

Вместе с тем человеку необходимо, если можно так выразиться, иметь послушание «в духе». Прежде всего послушание Богу, доверие Богу, Его всеблагому и всепремудрому Промыслу, смирение перед этим Промыслом и перед людьми, которые всего лишь его орудия. Затем – послушание людям, в первую очередь священству, но и вообще всем людям – послушание и отсечение своей воли во всем, в чем это только возможно, в чем это не противоречит евангельским заповедям и, следовательно, не душевредно. Должно осознать необходимость, целительную силу, спасительность послушания и, напротив, пагубность, гибельность своеволия – в соответствии с тем, как учит об этом Священное Писание и как объясняют это учение святые отцы Церкви.

Сегодня люди, испорченные своей безбожной жизнью, жизнью по лукавым и жестоким законам мира, придя в Церковь, видят зачастую соблазн там, где его нет, искушаются и отпадают от Церкви, от ее добрых, истинных пастырей. Иные не останавливаются перед тем, чтобы восстать против нее, против ее действительных или – нередко – мнимых недостатков, восстать, вместо того чтобы, пребывая в смиренном и богоугодном послушании ей, вместе с нею эти недостатки исправлять. Кто-то же, напротив, по слову преподобного Иоанна Лествичника, обольщается, принимая за пастыря волка²⁵⁵, оказывая послушание в том, в чем оно прямо греховно. Да, об этом действительно необходимо в наше время говорить: «по послушанию» нельзя воспринимать то, что несовместимо с христианским учением. «По послушанию» нельзя грешить, нельзя быть жестоким, нельзя быть безразличным, лицемерным, коварным, подлым, нельзя предавать, вообще нельзя жить и поступать противно Евангелию.

Пусть никого не удивляет такой странный «ряд», следующий за словом «послушание»: мы говорим здесь о тех пороках, которые люди зачастую оправдывают «послушанием» или которых от них ради «послушания» требуют. Нельзя вверять свою жизнь тому, кто будет не вести человека к очищению от страстей, к познанию воли Божией, а навязывать свою волю, часто совершенно противоположную воле Божественной. Нельзя вверять свою жизнь и спасение тому, кто сам не находится в послушании Церкви и ее священноначалию, не идет ее путем, но избирает для себя и своих чад некий «особый» путь. Нельзя, наконец, всецело вверять свою участь и тому, кто с не принадлежащей ему властью повелевает людьми, ломает человеческие судьбы, требует послушания не Богу, а себе, чья жизнь отнюдь не свидетельствуется евангельскими добродетелями кротости и смирения.

Может быть, кому-то покажутся странными и эти слова. Но и об этом говорить надо. Обычно человеку в его падшем состоянии трудно бывает отсечь перед духовником, да и вообще перед кем бы то ни было свою волю, смириться, проявить истинное послушание хотя бы в самом малом. Для этого необходим подвиг самопонуждения. И часто люди не выдерживают даже самого разумного и основательного духовного руководства именно потому, что не хотят смиряться. Но в то же время, как это ни парадоксально, множество людей ищет того, что можно было бы назвать «готовым спасением», ищет того, кто мог бы сказать: «Я знаю, как надо» – и повести за собой так, чтобы думать больше не приходилось ни о чем, так, чтобы избавиться от постоянного мучительного выбора между добром и злом, добродетелью и пороком, предоставив право этого выбора за себя другому. Знает ли этот другой, куда действительно должно идти, или же он всего лишь «слепец, ведущий других слепцов, чтобы вместе с ними упать в яму»²⁵⁶,– оказывается не важным. Важнее другое – его сила, его уверенность, способность подчинять, действовать решительно, без колебаний. Чем можно объяснить подобное явление? Отец Рафаил говорит об этом в своей книге, хотя и несколько по другому поводу: воля сломленная ищет подчинения воле более сильной. Но каков будет результат этого подчинения?

Надо сказать, что эта проблема, условно говоря, «проблема духовной власти», на самом деле очень серьезна. Для отравленного грехом человеческого естества, более, нежели всеми иными страстями, зараженного гордостью, стремление к власти свойственно. Священнику «духовная власть» над людьми дается в самой хиротонии, а поскольку он и сам человек, то соблазн злоупотребления ею всегда присутствует и в его жизни. Однако пастырь неизменно обязан помнить, что власть эта собственно не его. В разрешительной молитве Таинства Исповеди священник произносит такие знаменательные слова: «…властию Его (Христа.– Ред.) мне данною, прощаю и разрешаю…»²⁵⁷. То есть власть вся принадлежит только Христу. Вообще любому священнику, духовнику необходимо ясно сознавать, что он не есть лицо самодействующее, что он лишь соработник у Бога ²⁵⁸, приставник, которому вверено временное попечение о человеческих душах. То попечение, которое опять-таки не собственно его дело, но Божие и за которое он обязан будет дать перед Богом отчет.

Главное содержание жизни священника не господствование над наследием Божиим ²⁵⁹, а служение Богу и сему самому наследию, то есть людям. Ведь не напрасно же говорит Господь Своим ученикам: А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы – братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на Небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник – Христос. Больший из вас да будет вам слуга: ибо кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится ²⁶⁰. Поэтому священник не господин, не властитель, но служитель – Бога и людей. И потому послушания он может требовать лишь до тех пор, пока остается верным в своем служении. Верность же заключается в том, чтобы искать только одного: исполнения воли Божией о себе и о своей пастве.

Это то, что касается пастырей. Ну а из тех, кто является «пасомым», избежать ошибки может, пожалуй, лишь тот, кто сам всем сердцем стремится жить по Евангелию, для кого оно стало в жизни единственным законом, кто осознал необходимость борьбы со страстями, кто ищет в своей духовной жизни истины, а не ложных «утешений» и «успокоения», достигающихся за счет многообразных компромиссов с собственной совестью. Его сердце всегда поможет ему познать пастыря доброго – не святого, не прозорливого, не безгрешного, но действительно ищущего спасения и себе, и своим духовным чадам.

Что до «руководства» посредством духовного чтения – еще одной проблемы, которой касается автор этой книги, то здесь мысль отца Рафаила тоже хотелось бы прояснить или, вернее, высказать наше отношение к этому вопросу. Если человек намеренно ограничивает круг своих духовных поисков лишь чтением, если он действительно решает, что «люди ему не нужны, ему довольно книг и он сам будет для себя наставником», если он оставляет духовника ни по какой иной причине, как по нежеланию отказываться от своей испорченной воли и своих ложных мнений, то он, без сомнения, на неверном, на очень опасном пути.

Но если человек искренне ищет и не может найти ответы на свои духовные вопросы, если они остаются без разрешения и он со скорбью, с глубоким сознанием своего «сиротства» и нищеты старается восполнить очевидный сегодня недостаток опыта и проистекающего от него живого слова посредством чтения, если при этом он не оставляет Церкви, ее таинственной жизни, если не допускает пренебрежения и превозношения в отношении священства, то этот путь чаще всего оказывается единственно верным. Этим путем шел в своей жизни святитель Игнатий (Брянчанинов), им следовал преподобный Паисий Величковский (которому фактически обязано своим возрождением российское монашество), и многие, многие другие, сердечной молитвой которых было прискорбное воззвание: Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный ²⁶¹.

Предлагая издательские комментарии к статье отца Рафаила, мы попытались сказать от многого лишь очень малое. Но надо всегда помнить, что, как пишет в одном из своих писем архимандрит Иоанн (Крестьянкин), «готовых рецептов на все случаи жизни нет. Жизни учит сама жизнь». Жизнь – реальная и живая. Бог больше сердца нашего и знает все ²⁶² и каждому дает по сердцу его²⁶³. И мы верим, что если человек действительно ищет единого на потребу²⁶⁴, ищет Царствия Божия и правды Его²⁶⁵, ищет смирения и послушания, а не исполнения своей воли и удовлетворения своих страстей, то Господь все-таки посылает ему наставника, духовника, способного удовлетворить его духовные нужды, или же Сам, Ему единому ведомым образом, ведет его ко спасению.