Письмо № 51. Н.С Фуделю и Л.И. Щербининой

26 VI [1951, с. Большой Улуй] ²³⁶

Дорогие мои Коля и Ляля.

Захотелось написать вам обоим, как бы забегая вперед, предваряя события и разговаривая с вами за столом и стаканом крепкого чая.

Я, кстати, разговаривать и раньше не умел, а теперь совсем разучился – предупреждаю вас. Я могу писать или разговаривать в письмах, а говорить не умею и часто глупо моргаю глазами на собеседника.

Я вчера перебирал старые письма и был охвачен благодарностью к вам, – эти годы ²³⁷ наполнены вашими письмами. Мне хочется сохранить их, как живые существа, как хрупкие следы пережитого и еще и сейчас живого, как «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» ²³⁸. Но в связи с этим как-то горько стало за вас, что все еще у вас не устроено, все еще вы в каком-то предисловии к книге, а не в первой главе. Конечно, отчасти эти мерила условны. У вас несомненно уже давно дружеское единство и, может быть, незаметно и «не оформлено» вы прошли уже большой кусок совместного пути. Но все же не надо искушать судьбу, надо поскорее заканчивать некоторую неопределенность. Помоги вам Бог во всем! Верьте мне, что Бог помогает не только в том, чтобы дать кусок очевидного и осязаемого черного хлеба голодающему, но и в самых сокровенных и «тончайших» состояниях, отношениях и нуждах человека, во всяком его голоде. Нашей порченой голове труднее всего принять и вжиться именно в это.

Мне бы очень хотелось вас увидеть, хотя я и боюсь при этом некоторых вещей. Во-первых, того, что, как это чаще всего бывает, личное свидание благодаря нашему неуменью быть совсем самим собой, быть искренним и простым, приводит к разочарованию (в самом себе), к досаде на то, что упущена возможность духовного общения. Ведь мы вообще все время теряем, упускаем какие-то, в чем-то, возможности, все время проходим мимо или даже топчем благоуханные цветы. Иногда охватывает такой страх за это, за себя, за других, когда вдруг остротою ножа войдет в сознание ощущение теряемых часов, дней, лет. Кажется, это хотел выразить Пушкин, когда писал:

«И, с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю» ²³⁹.

Ибо их уже и нельзя смыть, можно только одно: глотая слезы покаянья, снова вставать, снова идти вперед по пути своему, веря в то, что, пока мы еще живы, перед нами живы все возможности подлинной жизни и действительного счастья, как бы ни велики были прошлые преступления. Помоги вам Бог во всем!

Может быть, и придется увидеться, хоть и кратко, когда я буду проезжать мимо ²⁴⁰.

Я с благодарностью гляжу на свой Улуй, но с большой радостью начинаю новую жизнь ²⁴¹. Маше я писал подождать немного с решением вопроса о вузе ²⁴². Я очень против литературного пединститута, но еще не вижу, что бы ей определенно советовать.

Я послал тебе письма 12 VI и 23 VI заказные ²⁴³, в одном из них было письмо к Тамаре, получил ли? А Ляле я писал в мае, но тоже не знаю, дошло ли.

Целую вас. Искренно прошу простить меня за мое неуменье и беспомощность в такое ответственное ваше время.

Ваш п.