Мнимое открытие: [Pithecanthropus erectus]

Логика не любит противоречий, но жизнь часто и по-видимому легко мирится с ними. Логика говорит: если человек произошел естественным путем от животных предков, то, значит, несостоятельно учение о сверхъестественном происхождении человека, его падении и искуплении, т. е. несостоятельно христианское учение. Жизнь же показывает нам, что в то время, как в одной аудитории говорят о творении и грехе Адама, рядом в соседней говорят об общности нашей родословной с родословной гориллы, и эти аудитории не только не враждуют одна с другою, но даже и не спорят между собою, они как то умеют мирно ужиться друг с другом, игнорируя, что каждая из них безусловно отрицает у другой право на существование.

Так уживается теперь в России безусловное отрицание Дарвинизма с признанием его, как несомненной истины. Некоторая часть нашего общества твердо убеждена, что Дарвинизм опровергнут совершенно и окончательно и что оспаривать его более бесполезно, чем оспаривать теорию неподвижности земли. Но наши натуралисты по заявлению одного из самых компетентных между ними (Тимирязева) все дарвинисты, и если бы кто захотел изучать первоисторию человечества по сочинениям – все равно оригинальным или переводным – на русском языке, он должен бы был прийти к мысли, что происхождение человека от Животных предков общепризнанная и несомненная истина. Министерская программа для государственных экзаменов зоологии, составленная по Клаусу и рекомендующая учебник Клауса, предписывает студентам усваивать взгляд Дарвина на происхождение человека. Переводные сочинения Пешеля, Топинара, Тайлора, Леббока, Спенсера, Гексли, Геккеля, Фогта устанавливают тот же взгляд. Понятно потому, что когда в конце 1894 г. на западе разнесся слух, что найдено новое доказательство истинности теории Дарвина, найден Missing link – промежуточное звено между человеком и обезьяной, в России на это сообщение обратили мало внимания. Газеты сообщили об этом открытии, как не представляющем ничего неожиданного и не нуждающемся в проверке и расследованиях, некоторые органы напечатали в буквальном переводе сообщения заграничных изданий, забыв почему то их процитировать (так поступило «Научное обозрение» по отношению к парижскому Revue scientifiqne), в Москве был прочитан один реферат об этом открытии, и тем дело и кончилось. Это и понятно: к чему на самом деле новое доказательство, когда и старые так убедительны и их так много, что трудно даже запомнить?

Но если такое отношение к сообщениям об открытии очень понятно, то за всем тем оно очень легкомысленно. То или иное решение вопроса о происхождении человека есть вместе и решение вопроса о его назначении, оно есть ключ к решению важнейших философских вопросов, и если таким ключом в данном случае по заверению нескольких антропологов явилось несколько костей с острова Явы, то они заслуживают внимательного и тщательнейшего исследования. Пусть все русские натуралисты убеждены в том, что они произошли от животных, но они должны знать во 1) что в этом убеждены не все русские и во 2) что в этом убеждены не все натуралисты. На русских натуралистах лежит нравственная обязанность передать свою убежденность и этим русским и этим натуралистам. С другой стороны и те, которые считают дарвинистический взгляд неправильным, обязаны представить дарвинистам основания, почему их argumenta pro simia они считают несостоятельными.

Попытка представить эти основания была сделана пишущим эти строки в исследовании «О происхождении и первобытном состоянии рода человеческого», назад тому более двух лет, он подверг тогда посильному анализу все, что было представлено в защиту теории естественного происхождения человека до 1894 г. и попытался научно обосновать верование в истинность библейского учения о происхождении и судьбах человека. Теперь к старым основаниям теории животного происхождения человека, говорят, прибавилось одно новое. Как ни утомительно производить детальное исследование этих постоянно провозглашаемых новых открытий, в конце концов всегда оказывающихся по имеющими никакого значения, однако в виду того, что многие и очень громко па западе призывают, указывая на новое открытие: «прииди и виждь», посмотрим на него и мы для того, чтобы лишний раз убедиться, что призывающие страдают галлюцинациями духовного зрения.

Если человек произошел от животного путем медленного, неуловимого для наблюдения многовекового перерождения, то, значит, в прошедшем должны были существовать люди, стоявшие ниже всех ныне существующих племен, и существовали животные по своему внешнему виду и духовному развитию более приближавшиеся к человеку, чем все ныне известные. До последних лет палеонтология не знала ни таких людей, ни таких животных. Но вот, в конце 1894 года Дюбуа, врач голлапской службы, нашел на острове Яве несколько костей, которые по мнению его, а затем ц многих антропологов могли принадлежать только существу, которое по своим свойствам представляло нечто промежуточное между ныне существующими высшими обезьянами и низшими человеческими племенами, и которое нельзя назвать пи обезьяной, ни человеком. Дюбуа назвать его Pithecanthropus erectus – прямо ходящий обезьяна-человек. Обстоятельства нахождения были следующие. Уже давно уму ученых предносилась мысль, что прародину человечества разумнее всего искать в области тропической Азии, может быть па Зондских островах, в частности па Яве. Ява в этом отношении представляет и наибольший интерес и наибольший доступ для исследования¹. Здесь при раскопке третичных отложений близь Трипиля Дюбуа нашел обломок черепа, на расстоянии одного метра от него два коренных зуба и приблизительно через год на расстоянии еще пятнадцати метров кость бедра, кости более или менее обезьяньи или человеческие; они находились в весьма плотной землистой породе среди останков фауны плейстоценовой эпохи (этою эпохою начинается тот геологический период, в котором живем мы), представители которой теперь в значительной степени уже вымерли. Дюбуа заключил, что кости принадлежали одному индивидууму. Строение бедра дало основания Дюбуа заключить, как передвигался индивидуум, зубы показали ему, какова была его пища, и наконец, из устройства черепа открывалось строение и развитие его мозга, а в месте с тем и его духовное развитие. Дюбуа заключил, – что в плейстоценовую эпоху жил на земле род существ двуногий, представлявший нечто среднее между известными антропоморфными обезьянами и человеком и происшедший по всей вероятности путем эволюции от рода Ilylobates (гиббоны) и он окрестил новый род именем Pithecanthropus erectus. Свои соображения, снимки с костей и точное их описание и измерение оп сообщил в Европу, и здесь антропологи деятельно занялись обсуждением открытия².

Они разошлись между собою в его оценке Вполне согласился с Дюбуа Мануврьэ. По мнению Мануврьэ, бедро вполне человеческое и, судя по его размерам, должно было принадлежать индивидууму ростом около 1,657 метра (немного выше среднего человеческого). Зуб (3-й коренной верхний), исследованный Мануврьэ, очень велик и имеет чрезвычайно расходящиеся корпи. Мапуврьэ затрудняется признать его принадлежащим человеку. Вместимость тринильского черепа по вычислению Дюбуа, принимаемому Мануврьэ, можно положить приблизительно в 900–1000 кубических сантиметров. Вместимость черепа европейца равняется 1500 кубических сантиметров, вместимость черепа гориллы – 531 к. см. Таким образом емкость тринильского черепа есть как бы средняя арифметическая между емкостью черепов европейца и гориллы. Форма тринильского черепа также представляет собою много особенностей, отдаляющих его от нормальных человеческих черепов и приближающих к обезьяньим. Черепной свод его чрезвычайно низок, развитие надбровных дуг очень значительно, затылочное отверстие отодвинуто к заду и т. д. Совокупность всех этих черт даст основание Мануврьэ, как и Дюбуа, заключит, что индивидуум, кости которого исследуются, принадлежал к исчезнувшему ныне роду существ, представлявших промежуточное звено между обезьянами и человеком. Судя по тем условиям, при которых найдены кости, должно заключить, что pithecanthropus жил на земле до появления человека, следовательно, был предшественником человека, но Мануврьэ идет далее и допускает возможность того, что он был предком человека.

Прежде, чем перейти к критической оценке этих соображений, сделаем некоторые замечания относительно того, как они высказываются дарвинистами запада. Как Дюбуа, так и Мануврьэ, так и многие другие прежде всего стараются тщательно обосновать свои соображения, они вполне допускают возможность ошибок с своей стороны и детально разбирают реставрации останков загадочного тринильского существа совершенно несогласные с теми, которые они предлагают сами. Они идут далее и добросовестно сознаются, что в некоторых случаях и такой череп и такие зубы, как у тринильца, возможны у человека, как исключение, и следовательно признают возможность такого взгляда, по которому найденный pithecanthropus есть не представитель исчезнувшего рода, а выродок из существующих родов. Они не трубят о полном торжестве дарвинистической теории и не глумятся над противниками. Это показывает, что они хорошо понимают две истины: 1) что основания дарвинистической теории далеко неубедительны и 2) что принятие этой теории влечет за собою отрицание и разрушение очень многого и важного, вследствие чего благоразумные люди всегда будут требовать крепких и основательных доводов в её пользу и никогда не удовольствуются криками торжествующих дарвинистов: «победихом, препрехом».

Доводов?! Этих доводов дарвинисты искали с самого времени выхода книги «о происхождении видов» (1859 г.) и вот наконец они явились в виде нескольких жалких костей из Триниля. Почти сорок лет антропологи-дарвинисты рылись во всех частях света, с сыновнею любовью отыскивая останки своих предполагаемых отцов. Теперь они думают, что Дюбуа их нашел. С священными реликвиями своего предка Дюбуа прибыл в Европу и был на международном зоологическом конгрессе в Лейдене, оттуда он решил с своими костями посетить Брюссель, Париж, Дублин, Эдинбург, Лондон и Иену. Пусть жители великих городов Европы поклонятся праху их новооткрытого родоначальника!

Но жители или – вернее – ученые этих городов должны быть осторожны. Если в одном уездном русском городе назад тому несколько десятилетий пустого фата по его «петербургской физиономии приняли за генерал – губернатора», то должно помнить, что это случай – совсем неисключительный и неединичный и то, что происходило в уездном городе, может иметь место и в ученых собраниях: прошлогодний известковый осадок могут принять за первичный организм, существовавший много миллионов лет тому назад, и костям человека умершего десять лет назад могут приписать пятисот тысячелетнюю древность. По отношению к тринильским костям прежде всего должно обратить внимание па то, что в сущности неизвестно–принадлежали они одному индивидууму или, может быть, совершенно различным, относящимся к разным зоологическим отрядам и жившим в различные геологические эпохи. Бедро найдено в расстоянии 15 метров (22 аршина) от черепа. Далее, не оспаривая вообще того, что тринильский pithecanthropus может быть называем предшественником человека, если он не человек (так как имя предшественника можно усвоят всем животным, не исключая посла, ибо все они, как мы знаем из библии, в порядке творения предшествовали человеку), мы однако должны оговориться, что Дюбуа не представил достаточных доказательств того, что его pithecanthropus существовал ранее существования на земле человечества. Геология считает, что в истории земли прошло уже три периода: первичный, вторичный и третичный; но третичный период, в котором живем мы, начинается с плейстоценовой эпохи (или в ней можно видеть окончание третичного периода: резкого перехода между периодами нет), классификация эпох в этом периоде представляет большие затруднения, мощность пластов очень незначительна, и современное животное зарытое на некоторой глубине легко может оказаться в соседстве с останками давно исчезнувших животных. Так pithecanthropus Дюбуа мог существовать и давно и недавно и зарытый по смерти мог оказаться в таком обществе, о существовании которого и не подозревал при жизни.

Если геологическая классификация представляет иногда непреодолимые трудности, то нельзя также сказать, чтобы палеонтологическая реставрация, т. е. восстановление по нескольким костям образа исчезнувшего животного, была делом легким. Реставрация головы по обломку вообще очень ненадежна. Дюбуа мог весьма значительно ошибиться в определении объёма черепа, а сочинённые им челюсти, которые он присоединил к черепу, могут совсем не походить на те, которыми действительно владел pithecanthropus (Дюбуа в своей реставрации придал этим челюстям животный характер). Затем, зубы подобные найденным встречались у людей (в новокаледонском черепе) и значит, как новый missing link не имеют значения. Дюбуа находит ненормальной для человека емкость три нильского черепа. Положим, что она действительно равна 900–1000 кубическим сантиметрам. Для рослого человека такая емкость действительно ненормальна, но для крайне малорослых, для рас пигмеев она может считаться и нормальной. Рост тринильского субъекта был определен по бедру на основании известного отношения длины бедра ко всему росту, но на самом деле это отношение различно у различных людей, совершенно Различно у людей и антропоморфных обезьян (а кто – pithecanthropus?) и наконец еще остается открытым вопрос – принадлежало ли тринильское бедро тому же индивидууму, которому принадлежал и череп?

Дюбуа не только восстановил образ таинственного тринильского субъекта, но определил и ту эпоху, в которую он жил, и ту фауну, которая его окружала. Всматриваясь в те основания, па которых производились эти определения, мы видим, что они крайне паутинообразны. Все рассуждения о тринильце представляют собою собрание гипотез, эти гипотезы принимаются, как факт, и затем вывод, и при этом допущении следующий из них только с вероятностью, объявляется несомненною истиною. В основе рассуждения, если в него вникнуть, заключается логический круг: метод, которым восстановлялся pithecanthropus, уже сам в себе заключает признание истинности дарвинизма и потому неудивительно, что он приводит к выводу благоприятствующему дарвинизму. И однако выводу полученному таким сомнительным путем дарвинисты придают громадное значение; очевидно, их теория не имеет за собою крепких оснований, если так усердно старается утвердиться на слабых. Но на самом деле можно идти иным путем для определения значения тринильской находки и получить иные результаты. Прежде, чем прибегать к гипотезе существования на земле в прошедшем какого то особого вида существ, естественнее спросить: не встречались ли уже черепа подобные тринильскому между существами живущих ныне видов? Ответ, должен быть дан утвердительный. Да, такие черепа встречались у уродов, у микроцефалов (наприм., подобный череп был у Маргариты Мелер). Почему не допустить, что и тринильский череп есть тератологическое исключение. Взаимоотношение одних и тех же костей у люден и животных в различном возрасте различно. Тератология (наука об уродствах) учит нас, что многие аномалии происходят от остановки в развитии каких-либо органов, от переразвития или от того, что пропорции отношений остаются неизменными. В ранних стадиях развития человек более похож на животное, чем в позднейших, и если при развитии взаимоотношение органов остается неизменным, то он на всю жизнь получает животноподобные признаки. В развитии человека и обезьяны есть одна черта, дающая основания с точки зрения самого дарвинизма отрицать происхождение первого от последней. По теории Дарвина всякий организм при своем развитии воспроизводит в большей или меньшей мере черты своих предков – сначала отдаленных, а потом ближайших. Человек в известный период утробной жизни бывает похож на рыбу, затем на низших млекопитающих, на обезьяну и в позднейшем развитии принимает вполне человеческий образ, это – факт и для него можно найти разумное объяснение (дарвинизм не объясняет его, как не объясняет и ничего, а только пытается представить его, как довод в свою пользу). Но вот, что не согласуется с дарвинистической теорией: человекообразные обезьяны в раннем возрасте более похожи на человека, чем в зрелом и старческом. Логический вывод отсюда по теории Дарвина собственно тот, что они произошли от человека, а не человек от них. Тринильский череп, несомненно принадлежавший взрослому организму, имеет такую форму, какая бывает у черепа человекообразных обезьян в саном раннем возрасте. Принадлежал ли он уроду-обезьяне или уроду-человеку, решить мы не беремся, но во всяком случае гипотеза уродства представляется правдоподобной. Говорят, что противники животного происхождения человека злоупотребляют этой гипотезой, что, как только им показывают кость, принадлежащую человеку и имеющую животные признаки, они сейчас начинают говорить об уродстве. Рассуждающие так упускают из вида – какое количество найденных ими животноподобных костей у человека приходится на число найденных нормальных костей. Цифра, выражающая это отношение, будет значительно меньше той, которая показывает отношение числа уродов к числу нормальных людей в современном обществе. Следовательно, о злоупотреблении здесь не может быть речи. Напротив, если бы дарвинисты вдумались в эту цифру, они увидали бы что она гибельна для их теории. На самом деле, если бы люди произошли от обезьяноподобных предков, то в прошедшем должно бы было существовать много промежуточных форм между ныне существующими антропоморфными обезьянами и человеческими племенами, и кости этих промежуточных форм палеонтологи должны бы были находить чаще, чем кости обезьян и людей. Теория вероятностей говорит нам, что если в каком-нибудь ящике находится 100 белых, 100 черных шаров и 10000 шаров промежуточных цветов, то у вынимающего гораздо более шансов вытащить шар промежуточного цвета, чем белый или черный. При повторении вынимания, попятно, промежуточные шары будут встречаться гораздо чаще. Почему же палеонтологи с таким усердием отыскивающие промежуточные формы, так несчастливы в своих изысканиях. – Весьма правдоподобным предположением конечно является то, что эти формы не отыскиваются, потому что они никогда не существовали.

Они и не существовали. Человек явился на земле прямо человеком, не имея за собой длинной и печальной родословной. У него не было животных предков, единственным девизом которых была борьба за жизнь, за существование, struggle for life и которые передали бы ему в наследство дикость, зверство и кровожадность. Поэтому, когда в душе человека возникают тёмные чувства и нечистые инстинкты, он совершенно неправ, обвиняя за них своих никогда не существовавших родоначальников. Но человек для того, чтобы мог жить па земле, получил животное тело, и от него зависит – подчинить ли это тело своему духу или свой дух поработить телу. В последнем случае он в большей или меньшей мере ниспадает до животного. Мы не будем здесь приводить доводов, на основании которых должна быть отвергнута дарвинистическая генеалогия и должно быть признано, что все человечество произошло от одной пары, первоначально явившейся на земле безболезненною и безвинною. Это мы сделали в выше указанном исследовании «О происхождении и первобытном состоянии рода человеческого». Но мы считаем нужным отметить, что все новейшие этнографические исследования подтверждают уже ранее высказанную антидарвинистами мысль, что животноподобный человек везде, где его встречали, представляет собою явление вырождения, дегенерации и, где только можно было навести справки о его предках, оказывался ниже их. Эта истина вытекает даже из таких исследований, авторы которых в своей работе руководились дарвинистическою тенденцией. В не так давно вышедшем исследовании братьев Саразенов «Ведды с острова Цейлона» упорно проводится мысль, что ведды – небольшой остаток диких предков первочеловечества, и однако внимательный анализ фактов сообщаемых Саразенами решительно доказывает, что ведды – вырождающееся и вымирающее племя с пониженною духовною деятельностью вследствие угнетения и порабощения сингалезами, племя когда то видно жившее более культурною жизнью, потому что из обычаев и морали веддов видно, что они получили порядочное нравственное наследство, но только потеряли способность им распоряжаться. В небольшой работе французского антрополога Надаяка «о низших расах», появившейся почти одновременно с трудом Саразенов, доказывается, что тинеи (племена американских дикарей) и австралийцы происходят от предков, культура которых была значительно выше культуры потомков. Это открывается из обычаев, преданий и языка тинеев и австралийцев. Вообще относительно дикарей несомненно следующее: 1) Дикари, которых знает этнография, все характеризуются неспособностью при помощи одних своих сил подняться из своего состояния и развиваться и оказываются вполне способными – хотя на первых порах и медленно – развиваться при посторонней помощи. Значит, они – существа павшие так низко, что не могут подняться своими силами, а не существа, поднимающиеся над животным миром, благодаря своим силам. 2) Умственное развитие диких, раз оно началось, совершается затем очень быстро. Но если бы их духовные способности только возникали, когда их начали развивать (это предполагает теория дикости, как первоначального состояния человечества), то потребовались бы (по той же теории) целые тысячелетия только для того, чтобы они могли овладеть четырьмя правилами арифметики. Быстрое поднятие дикарей до высоких ступеней культуры доказывает, что они не суть люди, не имеющие человеческих способностей, но люди, у которых полученные ими способности находятся в дремлющем или, пожалуй, в значительной степени даже в спящем состоянии. Неудачная эмиграция и варварское порабощение, вот факторы, которые нередко губили культуру и принуждали людей забывать о духовных интересах и жить только плотью.

Но если люди с живоподобными признаками (микроцефалы, идиоты) представляют собою патологическое исключение (тринильское бедро носит на себе некоторые патологические следы), а дикари суть племена вырождающиеся, то где же тогда промежуточные звенья дарвинистов и где факты, утверждающие истинность дарвинизма? Теория естественного происхождения человека оказывается не естественнонаучною, а философскою, спекулятивною. Такою ее и считают компетентные антропологи. Содержа в себе опасные нравственные выводы, она является совершенно бесполезной в современной науке. У антропологии есть много нерешенных вопросов – прямых и ближайших, только после решения которых может быть поставлен научно вопрос о происхождении человека. Еще не разрешен вопрос о происхождении черной окраски кожи у негра, и однако люди, не умеющие разрешить этого вопроса, думают, что они своим умом разгадали тайну происхождения всего человечества. Так доселе еще не объяснено происхождение града, и предложено бесчисленное количество теорий происхождения вселенной. Рудольф Вирхов в речи при открытии антропологического конгресса в Иннсбруке (август 1894) вопрос о происхождении человека совсем исключил из задач современной антропологии³. К чему нам отыскивать прапрадедов, когда мы еще не знаем наших отцов, и зачем нам определять степень нашего родства с обезьянами, когда мы еще не знаем, насколько мы родственны туркам или французам? Попытки реставрировать наших воображаемых животных предков представляют собою такую же бесплодную работу, какою явилась бы, наприм., попытка описать государственное устройство у жителей Марса. Но будучи бесполезны и бесплодны в научном отношении, эти попытки реставрации вредны в нравственном, потому что они колеблют религиозно-нравственные устои современной жизни и умам подрастающего поколения подсказывают выводы, от которых становится страшно. Конечно, нельзя предписать ученым, чтобы они верили в Бога и в то, что человек создан по образу Божию, как нельзя удерживать их фантазию от полета в то отдаленное геологическое прошлое, когда гениальный потомок яванского оранга впервые залепетал па человеческом языке. Но только должно помнить, что это – полеты фантазии и результатам их не место в естественно-научных сборниках и на естественно-научных конгрессах. В интересах истины, какою бы она ни была, было бы весьма полезно, чтобы антропологи не ставили задач и вопросов так шумно и эффектно, как они делают это теперь, производя сенсацию своими заявлениями, что найден предок человечества, найдены останки первобытного человечества и тому подобное. Такие заявления производят смуту в умах, порождают долгие и бесплодные споры и вызывают законное негодование у многих. Великая задача найти родоначальников рода человеческого есть конечная цель антропологии и к ней можно приближаться лишь постепенно и последовательно путем изучения свойств и особенностей современных рас, их родства и их ближайшего происхождения. Это уже и поняли многие антропологи запада. Там издаются журналы (наприм., Archiv zur Antropopologie) и исследования (наприм., Der Mensch профессора Ранке), где свободно обсуждаются все вопросы антропологии, но где совершенно устранен догмат об обезьяне. На западе можно указать много антропологов, считающих дарвинистическую гипотезу или бесполезною (Вирхов, Ранке) или прямо вредною (Надаяк, Сапорта, Арслен, Лаппаран). Эти антропологи оказывают существенные услуги науке о человеке, не затрагивая вопроса о происхождении последнего, и прогресс антропологии только выигрывает от того, что антропологи не занимаются решением неразрешимых вопросов. Было бы желательно, чтобы такое направление приняла эта наука и в России. Но ссорясь с религиозными убеждениями большинства, пусть антропологи производят свои изыскания, измерения и исследования, пусть они подготовляют материал и обобщения для решения великого вопроса о том, что такое человек, откуда, куда он идет; может быть рано или поздно все люди и придут к общему и согласному решению этого вопроса, решению, которое уже давно известно из Библии и в истинности которого, думаем, каждый из нас скоро убедится за гробом⁴.

С. Глоголев