Верующие и атеисты: на ком лежит бремя доказательства?
Содержание
Ловушка иллюзорной очевидности Бремя доказательства Бог и боги Какие доказательства мы готовы принять? Порочный круг сциентизма Материализм есть вера без доказательств
Недавно на одном из форумов его участник объяснил, почему он является атеистом:
«Почему я атеист. Если говорить кратко, то это потому, что ни один из заявленных мне богов не удовлетворил бремени доказательства.
Проще говоря, ни один из них не доказан. И до тех пор, пока существование бога не доказано, я имею полное право не верить в него. Ровно так же, как я не верю в снежного человека, единорогов или зубную фею. И до тех пор, пока это не изменится, позиция по умолчанию – это не верить в существование бога.
И это относится не только к богам или другим загадочным заявлениям. Это относится вообще ко всему. До тех пор, пока не доказано существование чего-либо, не является разумным считать, что оно существует. И это нормальный подход человека, который хочет верить в как можно больше истинных и как можно меньше ложных вещей».
Эта довольно короткая формулировка хорошо обозначает типичные для атеистов тезисы:
1. Бремя доказательства лежит на теистах, и, пока бытие Бога не доказано, следует оставаться атеистом.
2. Бытие Бога аналогично бытию «снежного человека, единорогов или зубной феи».
3. Доказательств бытия Бога не существует.
Эти тезисы – как и стоящий за ними подход к реальности – стоит рассмотреть подробно.
Ловушка иллюзорной очевидности
Одна из ментальных ловушек, в которые попадают люди со своими убеждениями – мировоззренческими или даже политическими, – это ловушка иллюзорной очевидности. Человек полагает, что дорогие ему убеждения настолько несомненно и очевидно истинны, что всякий, кто не разделяет их, либо туп как дерево, либо одержим болезненными фобиями, либо на самом деле понимает их истинность, но лжёт из-за страха или за деньги.
Это бывает с воодушевленными политическими активистами, которые глубоко уверены, что все честные и справедливые люди поддерживают их дело, а против могут быть только трусы, дураки или мерзавцы. Это бывает с теми, кто пережил религиозное обращение и испытывает горестное непонимание, как все остальные не видят столь несомненно открывшейся ему истины. Это бывает и с атеистами, которые – с пронзительной фундаменталистской ясностью – узрели истину о мире, и дивятся жалкой глупости человеческого рода, который продолжает пребывать в нелепых суевериях.
Я бы даже заметил, что в случае с атеистами это особенно бросается в глаза – когда, например, знаменитый Ричард Докинз в ответ на упреки (в том числе, со стороны собратьев – атеистов), что он не разбирается в предмете, который критикует, отвечает: «Разве необходимо изучить лепреконологию, чтобы перестать верить в лепреконов?»
Докинз призывает «высмеивать и презирать» верующих людей и их убеждения. Это не просто грубость – это та самая вера в очевидность своих воззрений, которая побуждает считать всех, кто этой очевидности не принимает, либо беспросветными тупицами, либо бессовестными мошенниками. У этих приверженцев «религиозного идиотизма» (выражение Докинза) нет и не может быть никаких достойных рассмотрения аргументов, потому что не может быть никогда.
Более того, как это бывает с другими случаями иллюзорной очевидности, само вступление в диалог, само признание того, что у оппонентов могут быть заслуживающие рассмотрения аргументы, оказывается чем-то близким к предательству, к отречению от святой уверенности в истине.
Конечно, мы все терпеть не можем оказываться неправыми, даже если речь идет не об опровержении дорогих нам убеждений в целом, а об отказе хотя бы от некоторых полюбившихся нам аргументов. Против признания за оппонентами каких-либо содержательных доводов восстает как личная гордыня (как я могу оказаться хоть в чем-то неправым?), так и лояльность своему идеологическому племени (разве можно признавать хоть что-то доброе во врагах?).
Эта тенденция усиливается влиятельными в наши дни на Западе прогрессивными движениями, выступающими, по их убеждению, за права угнетенных меньшинств. Их метод убеждения – это не доводы, а бурное возмущение. Взгляды их оппонентов настолько возмутительны и бесчеловечны, что спорить с ними – значит придавать им незаслуженную легитимность. Вы же не вступаете в серьезные дискуссии с нацистами? А если бы вступали, то бросили бы на себя тень как на человека сомнительных нравственных убеждений. Не аргументация, принимающая во внимание доводы противника, а праведный гнев и язвительная ирония должны отличать истинного воина добра и справедливости.
Освободиться от этой иллюзии ясности полностью невозможно, но возможно отдавать себе в ней отчет. Человек, который не согласен со мной, не обязательно идиот или мошенник. Возможно, у него есть основания думать так, как он думает. Возможно, мне стоит выслушать его доводы и ответить по существу. Возможно даже, он поможет мне сформулировать мои собственные убеждения.
Содержательная дискуссия начинается с готовности несколько вникнуть в «лепреконологию», рассмотреть взгляды оппонента.
Есть такой термин – «техническая эмпатия». Это способность понять убеждения и мотивы другого человека, не солидаризируясь с ними. Я узнал его из книги полицейского переговорщика, работой которого было проведение переговоров с различными злодеями, захватившими заложников.
Некоторые из них были обычными бандитами, которых интересовали только деньги. Некоторые – идейными террористами, считавшими, что борются за «правое дело».
Полицейский переговорщик должен был тщательно вникнуть в их взгляды и мотивы – не для того, конечно, чтобы согласиться с ними, а чтобы «разрулить» ситуацию с наименьшим числом трупов.
Выслушать оппонента и постараться понять его логику – это не значит встать на его сторону. Это даже не значит придать легитимность его позиции. Это значит – приобрести познания, необходимые для эффективной защиты своей.
Все это следует отметить, потому что, как я успел убедиться, за утверждением «нет никаких доказательств бытия Бога» стоит именно позиция, которую обозначил Докинз, – не буду я изучать эту вашу лепреконологию.
Однако эта позиция противоречит той добродетели, которую справедливо восхваляет тот же Докинз и единомысленные ему, – интеллектуальной честности.
Это честность требует признать, что люди других убеждений – не обязательно идиоты или мошенники, а некоторые доводы в пользу нашей позиции могут быть ошибочны. Чтобы услышать доводы в пользу противной позиции, вы должны согласиться их услышать. Сказав это, перейдем к существу вопроса.
Бремя доказательства
Атеисты говорят, что на верующих – как на тех, кто верит в Бога вообще, так и на приверженцах конкретной религиозной традиции – лежит бремя доказательства. Это не работа атеистов опровергать бытие Божие. Это верующие должны представить убедительные причины считать их веру истинной.
Это требование вполне обосновано. Как говорит святой Апостол Петр, «[будьте] всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1Пет.3:15) Христианство не призывает к «слепой вере» – «слепо» можно поверить и кому-то совсем не тому. Две тысячи лет христианской традиции – это две тысячи лет интеллектуальной полемики, участники которой прилагали огромные усилия, чтобы обосновать свои взгляды.
Ошибочно не это требование – а то, что атеисты считают, что их собственное мировоззрение не несет бремени доказательства. Как будто мы должны оставаться атеистами, пока обратное не доказано за пределами всяких сомнений. Но у нас нет оснований принимать позицию атеистов «по умолчанию». Она тоже нуждается в обосновании.
Конечно, в обоснованиях могут нуждаться только положительные утверждения. Если я высказываю утверждение «единороги существуют», это моя обязанность – доказывать существование единорогов, а не обязанность скептиков его опровергать. Пока я не предъявил убедительных свидетельств их существования, вполне разумно исходить из того, что их нет.
Кажется, «Бог есть» – это положительное утверждение, которое нуждается в обоснованиях, а «Бога нет» – отрицательное, и его можно принять по умолчанию. Но это ошибка по двум причинам.
Во-первых, Бог – это не один из объектов внутри нашего мира, теистическое мировоззрение – это не атеизм, к которому сверху добавлен еще один элемент, Бог. Вернемся к нашей аналогии с единорогами (атеисты также любят поминать фей и лепреконов). Единороги есть в некоторых компьютерных играх, хотя не во всех. Допустим, у нас возник спор – есть ли в этой игре единороги? Если я говорю, что есть, бремя доказательства лежит на мне – я должен продемонстрировать, где именно, в какой игровой локации.
Но если мы спорим о другом вопросе – есть ли у этой игры создатель? – доказывать нашу позицию должны мы оба. Если вы полагаете, что игру никто не создавал, у нее нет никакого автора (или коллектива авторов) на вас лежит обязанность представить свое объяснение ее происхождения.
Мы – верующие и атеисты – согласны в том, что мироздание существует и обладает рядом примечательных свойств. В нём существует жизнь, в чрезвычайном многообразии видов, и необходимая для этой жизни «тонкая настройка». Что самое интересное – в этом мироздании существуют люди, то есть существа, обладающие сознанием, свободной волей, нравственным и эстетическим опытом.
Всё это нуждается в объяснении. Теизм и атеизм предлагают альтернативные объяснения – каждое из которых нуждается в обосновании.
Сам Ричард Докинз прилагает значительные усилия к тому, чтобы объяснить, что, хотя Вселенная и жизнь выглядят так, как будто они специально сконструированы, это следует считать иллюзией – но он, очевидно, не сомневается, что сам феномен, нуждающийся в объяснениях, налицо. Атеизм вовсе не говорит: «не моя забота объяснять». Он предлагает свои объяснения – и бремя обоснования этих объяснений лежит именно на атеистах.
Атеист (как и теист), таким образом, стоит перед задачей обоснования своего собственного мировоззрения. Какие у нас причины принимать материализм в качестве исчерпывающего объяснения реальности? Это вопрос, который неизбежно встает перед атеистами.
Бог и боги
Разнообразие религий часто упоминается атеистами: «В какое из множества божеств, которым люди поклонялись на протяжении истории, вы предлагаете нам поверить?» В самом деле, мир религий – тех, которые люди практикуют сейчас, а тем более тех, которые уже вымерли, – выглядит чрезвычайно разнообразным.
Но мы можем отзеркалить вопрос – какую именно версию атеизма нам следует принять? Атеизм существует в массе вариантов. Взгляды Ленина отличаются от взглядов Мао, и взгляды их обоих разойдутся с позицией Ницше или Жан-Поля Сартра.
Нам, вероятно, ответят, что, при всех различиях между атеистическими мыслителями, мы можем признать атеизм как вполне определенную мировоззренческую позицию, предполагающую ряд вполне очевидных тезисов: Вселенная не создана неким Разумом – напротив, разум появляется на мировой сцене поздно, как результат длительного эволюционного процесса. Все явления в мироздании могут и должны быть объяснены в рамках чисто естественных причин. Нравственность имеет чисто человеческое происхождение. Бытие человека как личности необратимо завершается в момент физической смерти.
Этой позиции противостоит, прежде всего, теизм – вера в то, что мир намеренно и осмысленно создан личностным, всемогущим и нравственно благим Богом, Который является источником нравственного закона. Реальность не сводится к материи, человек продолжает свое бытие после физической смерти и несёт ответственность перед Богом.
Выбор между атеизмом и теизмом, таким образом, не предполагает перебора огромного числа различных альтернатив. Вопрос о том, какая именно версия теизма истинна, возникает у нас не раньше, чем мы определимся с самим теизмом – точно так же, как вопрос о том, какую именно атеистическую философию следует принять, может возникнуть только у человека, уже определившегося с принятием атеизма как такового.
Более того, картина с многообразием религий очень сильно прояснится, если мы применим к этому многообразию тот же метод, который наука применяет к многообразию явлений вообще – классификацию. Теизм, который мы уже коротко описали, очевидно отличается от поклонения Зевсу, или Афродите, или Одину, или Осирису. Бог теизма, если Вы считаете Его просто умозрительным концептом, – это принципиально иной «концепт», чем боги языческих религий.
Поэтому вопрос: «В какого Бога мне предлагают уверовать?» – имеет вполне определенный ответ – в Бога теизма.
А потом мы сможем перейти к рассмотрению другого вопроса – как именно этот Бог открыл Себя людям.
Какие доказательства мы готовы принять?
Как мы уже заметили, требование доказательств само по себе вполне обосновано. Но когда мы говорим о доказательствах, нам сначала надо определиться с тем, что именно мы готовы принять в качестве таковых.
Мы не можем уйти от эпистемологии – той области философии, которая отвечает на вопрос: «Откуда мы знаем то, что, как мы думаем, мы знаем?»
Однако проблема, обычно возникающая при разговоре теиста с материалистом, состоит в разных рамках, в которых они интерпретируют данные. И теист, и материалист согласны, что материя существует, и что в ее поведении можно выделить регулярности, которые мы называем «законами природы». Действие гравитации или электромагнетизма можно описать математическими формулами, а зная, что природа ведет себя предсказуемо, мы можем создать технологии.
В мироздании – как мы все согласимся – действует природная, естественная причинность, в которой события определяются предыдущими состояниями системы и неизменными законами природы. В простых случаях – таких, как, например, солнечные затмения – люди уже давно научились точно предсказывать природные события.
И теист, и материалист признают реальность природы как системы причинно-следственных связей, которые описываются безличными и неизменными законами.
Но для материалиста вся реальность вообще сводится к этой системе – и любое событие должно определяться чисто естественной причинностью.
Для теиста это не так – наряду с природной существует и сверхприродная причинность, связанная с действиями свободных личностных агентов: Бога, ангелов и людей.
Материализм сталкивается с непреодолимыми трудностями при объяснении такого непосредственно переживаемого нами феномена, как сознание. Как пишет философ-атеист Томас Нагель, «Сознание является наиболее заметным препятствием для всеобъемлющего натурализма, который опирается только на ресурсы физической науки. Существование сознания, по-видимому, подразумевает, что физическое описание Вселенной, несмотря на его богатство и объяснительную силу, является лишь частью истины, и что естественный порядок гораздо менее скуден, чем был бы, если бы физика и химия объясняли всё. Если мы отнесемся к этой проблеме серьезно и проследим за ее последствиями, это грозит разрушить всю натуралистическую картину мира» (см. Mind and Cosmos: Why the Materialist Neo – Darwinian Conception of Nature Is Almost Certainly False is a 2012 book by the philosopher Thomas Nagel).
Материалист (чтобы оставаться в рамках своего мировоззрения) вынужден полагать сознание и свободную волю чем-то порожденным и детерминированным очень сложными, но чисто природными процессами в нашем головном мозге. Как писал нейрофизиолог (и атеист) Френсис Крик, «Вы, Ваши радости и скорби, Ваши воспоминания и устремления, Ваше чувство личной идентичности и свободной воли, на самом деле не более, чем определённое поведение огромного скопления нервных клеток и связанных с ними молекул. Вы – не более чем набор нейронов… хотя и кажется, что мы обладаем свободной волей, наши решения уже предопределены для нас и мы не можем этого изменить».
Это является предметом веры – мы никак не можем это продемонстрировать – и веры абсурдной. Чтобы развивать аргументацию, мы должны исходить из того, что наш собеседник – личность, обладающая свободной волей, а не природный процесс.
Но именно эта вера определяет подход материалиста к любым данным; материализм не строится на каких-либо данных; он является заранее принятым фильтром, через который рассматриваются любые данные.
Приведу пример. Лично я считаю Туринскую Плащаницу – полотно, в которое было завернуто тело Господа Иисуса при погребении, – подлинной. Но это не является обязательным требованием моего мировоззрения. Есть христиане, не признающие её подлинности. Если люди, полагающие, что Плащаница была создана в средние века, представят убедительную технологию, по которой ее можно было бы изготовить, я буду готов признать, что это – поразительное произведение средневекового искусства, но не подлинное погребальное полотно Господа. Это никак не разрушит мою веру в Его Воскресение. В этом отношении я свободен рассматривать сами по себе данные.
У материалиста такой свободы нет – абсолютно никакие данные не заставят его отказаться от убеждения, что Плащаница – подделка. Иначе он тут же перестанет быть материалистом и станет христианином.
Как христианин, я свободен рассматривать сообщения о сверхъестественном по существу – как и любые другие сообщения, они могут оказаться истинными или ложными.
Материалиста его мировоззрение обязывает заранее (и до рассмотрения каких бы то ни было данных) считать, что все сообщения о сверхъестественном являются ложными.
В этой ситуации предъявление каких бы то ни было данных будет бессмысленным, пока мы не определимся, в рамках какого мировоззрения мы их рассматриваем, и, главное, на каком основании мы принимаем то или иное мировоззрение.
Если вы полагаете, что материализм истинен, а теизм ложен – то как именно вы пришли к такому заключению?
Порочный круг сциентизма
Хотя обычно люди затрудняются с ответом на этот вопрос, мы можем определенно сказать, что на эмоциональном уровне материализм обязан своей привлекательностью успехам естественных наук. Эти несомненные успехи побуждают людей воспринимать науку как «ключ от всех дверей», метод познания, отвечающий на все вопросы, единственный источник истины.
«Научное» воспринимается как синоним «истинного», «ненаучное» – ложного. Доказательства Бога, которые люди требуют, предполагаются именно естественнонаучными доказательствами. Такой взгляд на вещи называется «сциентизмом», и, хотя многие люди не знают самого слова, они склонны по умолчанию исходить именно из сциентистских предпосылок.
Естественные науки изучают материю – и их методы построены на повторяющихся наблюдениях и воспроизводимых экспериментах. Поэтому выводы, к которым они приходят, касаются только материального мира. Ученый может быть как теистом, так и материалистом, но его научный метод имеет дело именно с материей.
Люди, горячо и эмоционально верящие во всесилие науки, будут склонны к материализму – чтобы наука была ключом от всех дверей, необходимо, чтобы мир сводился к материи.
Бог, Который не является природным объектом или процессом, не находится в поле зрения научного метода, и, таким образом, «научные» доказательства бытия Божия доказывали бы что-то другое: нечто в материальном мире.
Возвращаясь к аналогии с компьютерной игрой, любой объект или процесс, которые бы мы в ней обнаружили, не был бы ее создателем. Создатель трансцендентен по отношению к игре, находится за ее пределами, как и Бог находится за пределами созданного Им мироздания.
Требование научных доказательств бытия Божия, таким образом, образует порочный круг – люди хотят, чтобы Бог был обнаружен методом, который в принципе рассматривает только материю.
Мы можем сказать, однако, что наука указывает на бытие Бога косвенно – как, находясь внутри компьютерной игры, мы могли бы обоснованно предполагать, что у нее есть автор.
Так и наука указывает на то, что мир, в котором мы живем, ограничен во времени, обладает характеризуемой математически структурой и высоко упорядочен, причем упорядочен именно таким образом, чтобы поддерживать жизнь (так называемая «тонкая настройка» Вселенной).
Но мы не можем продемонстрировать Бога в пробирке, а если бы могли, это был бы не Бог.
Материализм есть вера без доказательств
Парадокс атеизма в том, что мировоззрение, которое он предлагает, – материализм – требует именно того, что в атеизме объявляется главным грехом религии: веры без доказательств. У нас есть доказательства реальности Бога (некоторые из них изложены, например, в статье «Почему мы убеждены в существовании Бога»), но нет доказательств истинности материализма, а главный довод в его пользу – что его следует принимать «по умолчанию», пока не доказано обратное – при ближайшем рассмотрении оказываться явно неосновательным.