Черты церковно-приходского и монастырского быта в писцовой книге водской пятины 1500 года (в связи с общими условиями жизни)

Содержание

Предисловие

Предисловие

Дремучие новгородские леса... Чем то таинственным дышат они... И кажется, что шумом своих ветвей они всем хотят сказать о былом земли родной... Вот среди леса параллельными линиями залегли борозды... Невольно останавливаешься над ними. И как хотелось бы допросить этих далеких по времени, безмолвных свидетелей, чья рука правила сохой, проводившей эти борозды… Вот, где нибудь на опушке леса давно забытый колодец, с старинным срубом. Около этого колодчика сгруппировались народные сказания о кладах небывалых, оставленных бывшими обитателями существовавшей некогда здесь деревни...

Такие и подобные явления невольно зажигают в местном жителе желание как-нибудь, где-нибудь узнать, да что же в самом деле было на том месте, где ты ходишь, где ты сам видишь следы бывшей когда-то жизни, где и сама природа, и люди полны темных, непроверенных преданий.

Где же прежде всего искать ответа себе на вопросы о прошлом своей родины, особенно если это прошлое так отдаленно? Летописи, – вот источник, из которого так обильно черпали свои сведения многие историки. К летописям Новгородским естественно было обратиться и нам. Быть может они скажут, как жили люди на нашей родине, какие селения они занимали, какие церкви у них были, в каких отношениях они находились к окружающим их лицам. К сожалению, Летописи совершенно не оправдали наших ожиданий, они вовсе не ответили на те именно вопросы, получить ответ на которые так хотелось. Что мы в них нашли? Необыкновенное обилие сведений о закладке и создании новых церквей, но в самом Новгороде и только ближайших его окрестностях, о ремонте этих церквей и монастырей; об их украшении живописью; о пожарах в них. Все Летописи переполнены данными о пожарах города, о морах в городе и области, о знамениях на солнце, луне и звездах, о внутренних мятежах. Но и эти сведения касаются почти исключительно самого Новгорода и редко выходят за пределы его. И по прочтении Новгородских летописей мы по-прежнему в полном недоумении стоим пред теми же вопросами: но что же делалось на земле то новгородской? Кто населял землю новгородскую? Каково было устройство на ней гражданской и церковной жизни? Были ли на ее территории церкви, при них духовенство? Чем последнее содержалось? и т. п.

Мы сказали, что Летописи совершенно не оправдали наших ожиданий. И это с нашей стороны не преувеличение. Правда, под 1417 годом, напр., упоминается мор «по волостям и погостам». Но из этого упоминания делается ли для нас ясным, что такое волости и погосты»? Подо 988–989 годами упоминается «Пидблянин». Чувствуется, что р. Пидба дала уже известной местности название… Но совершенно неизвестно, имеет ли это название какое-либо отношение к «Пидебскому погосту». Упоминается под 1153 годом о построении церкви в Ладоге (Св. Климента), под 1398 годом – о построении монастыря на Коневом острове, под 1418 годом о построении деревянной церкви Св. Николая на Пидбе. Но кто же эти скудные к разрозненные сведения назовет источниками для истории церкви не в городе Новгороде, а в Новгородской области? Не дают нам точного представления о городах новгородской области случайные упоминания о них (напр.: Ладога под 1105, 1194, 1331, 1417 годами; Копорье под 1297, 1331, 1350, 1352; Корельский город под 1293, 1370; Орехов под 1331, 1347, 1352). Упоминаемые в Летописях «Чудь» и «Чудская земля», «Корельская земля», «Ижора», «Вожане» – «Водьская земля» что то смутно нам говорят; но полного света на историю местности и ее обитателей не проливают. Все сказанное сейчас касается так названных Новгородских 2-й и 3-й Летописей (изд. Археограф. Комиссией в 1879 году). Но и Летопись, изданная той же Комиссией в 1888 году, не дает нам сколько-нибудь более подробных сведений о внутренней жизни области, а не города; и даже еще более сокращает эти сведения, занимаясь вопросами вообще русской, а не только новгородской жизни.

Каким же, при скудости летописных данных, «откровением» по местной истории края должна была явиться для нас «Писцовая Книга»! Открывается лист за листом в книге, и с каждым новым листом вписывается, правда малое, но новое, совершенно доселе неизвестное слово в местную историю края. Вот, – здесь, где народ называет бывшую когда-то деревню, действительно в Писцовой Книге и показана деревня... Не велика она... Но я знаю, что эти борозды проводили когда-то хрестиане-крестьяне «Куземка до Прошка, Сидорко до Палка». И оживают все народные предания; и смутный язык лесов и урочищ начинает говорить совершенно внятно. Малые в отдельности сведения, научные песчинки, дают однако солидную сумму сведений. – И вся область при свете П. Книги нам представляется не такой, какой мы ее видим даже и теперь, а населенной, вспаханной даже в далеких своих уголках. Население для нас делается известным под видом крестьян с известным кругом отношений… Здесь – обильный источник сведений о церквах, из которых некоторые и ныне существуют, но некоторых уже нет даже и в преданиях. А какой богатый источник сведений о «монастырьках», без Писцовой Книги для нас совершенно бывших неизвестными!..

Познакомившись с Писцовой Книгой родного края (бывшая Водская пятина), мы ее и взяли для специального обследования со всех сторон, стараясь по возможности извлечь из нее все, что сколько-нибудь интересно в научном отношении. Предшественников в своей работе мы не имели, хотя в отдельных ее пунктах мы и соприкасались с разными исследованиями. Об отношении нашем к этим исследованиям и о влиянии этих последних на наш труд мы и считаем нужным сказать несколько слов, в порядке глав нашего исследования.

При написании 1-й и 2-й главы I-й части нашего труда мы были совершенно самостоятельны.

Главы 3-я и 4-я I-й части построены нами опять самостоятельно. Но мы не могли в данном случае не считаться с капитальным трудом почтенного профессора В. И. Сергеевича «Древности Русского Права. Том третий. Землевладение. Тягло. Порядок обложения С.-Петербург. 1903».

Труд профессора В. И. Сергеевича имел для нас весьма важное значение уже по одному тому, что вопросы, решенные им в его исследовании, невольно напрашивались и нам для решения по поводу некоторых данных Писцовой Книги. Не подлежит сомнению, что большая часть вопросов решена у проф. Сергеевича в таком виде, что нам оставалось с признательностью воспользоваться его выводами. Но, к сожалению по некоторым вопросам нам приходилось говорить почти в полную противоположность названному исследованию. Причина этого, нам кажется, в том, что в то время, как проф. Сергеевич, исследуя известный вопрос, брал данные для него на пространстве нескольких столетий, и по понятному стремлению ограничивался не всеми данными по вопросу, а только некоторыми на выдержку; мы брали этот же вопрос только в один момент истории, и освещали его, для этого момента, решительно всеми данными из нашего источника – Писцовой Книги. По этой причине нам не удалось говорить в полном согласии с проф. Сергеевичем по вопросам о том, что такое деревня, село, погост; каковы размеры деревень; кто составлял население деревень. Несомненно, несколько столбцов из нескольких Писцовых Книг не могли дать проф. Сергеевичу того материала, который нам дала исследованная в деталях одна Книга (это особенно ясно в речи о погостских старостах). То обстоятельство, что нам удалось пользоваться не только печатным изданием Писцовой Книги, но и рукописью ее, дало нам основание не во всем согласиться с проф. Сергеевичем и в его суждениях о своеземцах. Не можем не отметить и того, что некоторые выводы проф. Сергеевича из материала, который был под его руками, и которым ровно в такой же мере пользовались и мы, не показались нам совершенно объективными: вопрос о погостах по материалу Писц. Книги Деревской пятины.

К сожалению отмеченные стороны труда проф. В. И. Сергеевича придают нашему труду по данным вопросам несколько полемический характер.

При написании главы 5-й I-й части нашего труда нам приходилось принимать в соображение труд Н. Л. Чечулина «Города Московского государства в XVI веке». Сбп. 1889.

В названном исследовании на стр. 33–55 описываются пригороды Новгородской области Корела, Орешок, Копорье, Яма, Ладога и Иван. Кроме последнего пригорода все города описываются и в исследуемой нами Писцовой Книге, которую в своем труде имеет в виду и. г. Чечулин. По этим причинам вполне понятно, что нам приходилось на основании одного материала говорить об одних и тех же предметах. Некоторая разность между нами в вычислении населения могла произойти потому, что мы брали цифру, не писцом в итоге показанную, а действительно найденную нами, и поэтому, если текст П. Книги оказывался исправным и с рукописью согласный, и если поэтому итоги с действительностью сходились, – сходились и наши цифры с цифрами, предложенными г. Чечулиным.

Имея в виду только ту страничку Писцовой Книги, на которой описан собственно известный город (а известно, что при описании города церкви не описывались), г. Чечулин случайно лишь знает в городах некоторые церкви, на этих страничках упоминаемые. И мы его в этом пункте дополняем точными сведениями о церквах в городах, которые упоминаются при описании и погостов. В общих выводах о городах, мы однако примыкаем скорее к проф. С. Ф. Платонову (Статьи по Русской Истории 1883–1902 г. Спб. 1903. Стр. 104–126).

Несколько полемический характер главы 6-й I-й части нашего труда объясняется опять тем, что нам приходилось иметь дело с названным уже трудом профессора В. И. Сергеевича.

Совершенно самостоятельно составлена нами 7 глава. Самостоятельна и 8-я глава I-й части труда, хотя нам в последнем случае имел значение образца труд покойного проф. А. И. Никитского «История экономического быта Великого Новгорода». Москва. 1893.

Труд проф. А. И. Никитского рассматривает экономическую жизнь В. Новгорода до падения его самостоятельности. Понятно, что в своих суждениях о новгородской жизни в конце 15 столетия проф. Никитский не мог не обосновываться и на Писцовых Книгах; поэтому по вопросам чисто экономическим в нашем труде естественно соприкосновение с выводами Никитского. Однако, мы сначала собрали весь пригодный из Писцовой Книги материал, и сделав из него выводы, сравнили с выводами Никитского. Здесь с одной стороны вполне сохранилась возможная самостоятельность наша; с другой в высокой степени стала очевидной та точность, с которой проф. Никитский воспользовался бывшим в его распоряжении материалом. Однако, отмечая это исследование, как бывшее у нас под руками, мы не можем не сказать, что существенного значения оно для нас не имело, являясь для нас скорее указателем, в какой мере и с какой стороны можно использовать бывший пред нами материал из Писцовой Книги.

Все главы 2-й части нашего труда, построенные нами на основании нами добытого из Писцовой Книги точного цифрового материала, совершенно самостоятельны. Но мы конечно не могли не считаться с теми выводами, которые по разным вопросам, в этой части нами решаемым, уже сделаны были проф. В. И. Сергеевичем и проф. А. И. Никитским в названных уже трудах. Сверх сего, здесь же мы имели в виду статью И. Д. Беляева: О поземельном владении в Московском государстве (Врем. Импер. Общества Истор. и Древн. Росс. 1851. кн. XI) и труд Н. Рожкова «Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке». Что касается этого последнего труда, то наше к нему отношение отмечено в подстрочных в соответствующих местах примечаниях. О труде же Беляева мы должны отметить, что прекрасная его статья, служащая введением к напечатанной в XI и XII книжках Временника И. М. Общ. Ист. и Др. Рос. второй половине Новгородской Писцовой Книги Водской пятины не потеряла своего значения и в настоящее Время несмотря на то, что прошло уже полстолетия с ее появления на свет. По разным вопросам исторической жизни в XV и XVI ст., поскольку выдвигается на первый план экономическая и бытовая сторона, могут высказываться многочисленные взгляды, часто друг другу противоречащие, как ясно можно усмотреть хотя бы из сделанного проф. Сергеевичем обзора литературы некоторых, решенных им вопросов, в конце его исследования «Древности русского Права, т. III»... И все эти суждения не в силах, нам кажется, ниспровергнуть те положения, которые спокойно и твердо предложил в своей статье И. Д. Беляев. И мы весьма имели его в виду, когда высказывались по тем вопросам, которые решались в его статье.

Что касается 3-й части нашего труда, трактующей о церквах и монастырях на пространстве Водской пятины, – то в силу того, что уезды Ладожский, Шлиссельбургский, Петербургский, Царскосельский, Петергофский, Ямбургский, Лужский, или полностью, или частями лежат на пространстве бывшей Водской пятины, мы не могли прежде всего не обратиться к труду по местной истории края под названием: Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии. Издание С.-Петербургского Епархиального Историко-Статистического Комитета. Томы 1–10. 1871–1885. Быть может материал для нашей Писцовой Книги исчерпан здесь настолько, что на нашу долю осталось бы лишь повторение его. Однако, сказать этого мы не можем после тщательного знакомства с томами, имеющими соприкосновение с исследуемой нами территорией. Наше мнение об указанном источнике не в его пользу.

Труд, нами названный, прежде всего коллективный: описание отдельных приходов производилось отдельными лицами, по большей части местными священниками. Это обстоятельство сильно отразилось на характере труда и послужило причиной всех его и достоинств, и недостатков. К достоинствам труда можно бы отнести его большую подробность в тех сведениях о приходах, которые касаются настоящего их положения, и недалекого прошлого. В этом отношении видимо и источник сведений у всех авторов был более или менее один: церковные книги, церковные вещи, местные старожилы. Но, с другой стороны, в названном труде нельзя не отметить весьма крупного общего недостатка, зависящего от коллективного способа его составления: в то время, как один автор имел под руками, кроме местных преданий и известные исторические документы, – другой пробавляется исключительно лишь преданиями. Что же касается Комитета и, конечно, какого-нибудь редактора среди него, то направляющей руки мы, к сожалению, в этих томах не заметили.

Что касается нашей Писцовой Книги, и того богатого материала для истории церквей и приходов, какой в ней находится, то вот отношение названного труда к ней: в томе 9-м при описании погостов- приходов Ильинского, Михайловского, села Белого, с. Верхутна, села Передольского, Передчиц авторы описаний, видимо даже и не подозревают о существовании Писцовой Книги, которая дала бы им возможность начать истории их сел и приходов уже с 1500 года. Вместо этого они довольствуются церковными актами, надписями на антиминсах, народными преданиями; по этим причинам и историю своих приходов им никак не удастся возвести далее 18 столетия. Да и в предположениях о прошлом приходов проскакивает немало весьма несерьезных вещей. В то же время при описании погостов Песоцкого, Теребужского, Никольского с Городища, Гостинопольского, Солетцкого, Будковского и отчасти Дм. Городенского Писцовая Книга хорошо известна, как источник для истории прихода; и приходится лишь пожалеть, что авторы исторических описаний приходов не пошли в пользовании источником далее сухих выписок о церкви в приходе в 1500 г.

Что же касается тома 10, то здесь мы не нашли ни одного случая, когда бы история прихода начиналась с 1500 года, по данным нашей Писцовой Книги; и это тем печальнее, что этот том издан в 1884 году, когда Писцовая Книга справляла пятнадцатилетие своего печатного издания.

То же должен сказать и о прочих томах, имевших соприкосновение с нашим трудом.

Принимая во внимание все названные сейчас особенности «Историко-Статистических Сведений о церквах С.-Петербургской Епархии», мы позволили бы выразить надежду, что наш труд, в сравнении с названными томами даст следующее новое: а) для всех церквей Новгородского уезда (не имеющих еще описания), в нем найдутся указания на первый исторически известный момент их существования; б) для весьма многих церквей уездов Лужского, Ямбургского, Петергофского, Царскосельского, Шлиссельбургского, Ново-Ладожского и Петербургского уездов в нашем труде найдутся не только указания на первый, исторически известный момент их существования, но даже и описание погоста в этот момент, т. е. в 1500 г.; в) в нашем же труде могут найти указание не на церкви, которых в 1500 году не было, а на деревни, входившие в состав какого-нибудь погоста и те о. о. иереи, которые священствуют в приходах, выделившихся из прежних погостов... И эти сведения по прилагаемому нами алфавитному перечню всех селений найти будет весьма легко; д) наконец, нам кажется, что пользование добытым нами материалом даст местным историкам сведения и о таких церквах и монастырях, о которых говорит более или менее ясно народное предание, но о которых помимо Писцовой Книги сведений найти нигде нельзя.

Мы не говорим уже о том, что твердая историческая основа положит конец тем догадкам и предположениям, которым в серьезном научном труде не место (в с. Передчицах, напр., церковь во имя Георгия Влкм. потому, что ее построил помещик, но имени Георгий; тогда как Георгиевская церковь там существовала до 1789 года задолго, – в 1500 г. Или еще: с. Смешино названо так будто бы потому, что церковная земля представляет собой смесь участков, нарезанных от разных лиц, – тогда как сельцо Смешино с этим названием существовало и до церкви в 1500 году).

Вообще, названные тома мы не могли не иметь в виду при своем исследовании. Но воспользоваться чем-нибудь из этого труда в качестве руководства для себя мы не смогли.

При описании монастырей, бывших на пространстве Водской пятины, мы не могли не иметь в виду капитального труда В. В. Зверинского: Материал для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской Империи. Т. 1 – СПБ. 1890. Т. 2 – СПБ. 1892. Т. 3 – СПБ. 1897.

В первом томе Зверинским даны материалы для и истории монастырей старых преобразованных и вновь учрежденных; во втором – для истории монастырей по штатам; в третьем для истории монастырей закрытых. Дав возможно точное топографическое определение монастыря, Зверинский коротко излагает его исторические судьбы и затем приводит все источники для истории монастыря и всю, если существует, литературу по истории известного монастыря. Нас, конечно, интересовали монастыри Новгородской, Петербургской и Выборгской (?) Епархий, находившиеся на территории исследуемой нами Водской пятины. И что же оказалось? Монастыри Пречистые из Копорья – Звер. № 1950, Спасский из Ямы № 2085, Симеона Святого из Ладоги № 2096, Пречистые из Ладоги № 1328, Рождества Христова из Ладоги № 1563, Пречистые из Орешка № 1989, Никольский из Орешка № 1723, Воскресенский из Корельского города № 1539, Юрьевский оттуда же № 2239, Никольский оттуда же № 1807, Ивана Святого оттуда же № 1618, Антоньев с Боженки № 1376, Богословский с Черменца № 838, Елисеева пустынь № 1601, Никольский с Клинска № 1804, Никольский с Полисти № 998, Никольский Суйдовский № 1825, Покровский Городенский № 1902, Спасский с Чащи № 2082, Троицкий с Верхутна № 2126 и Успенский Тесовский № 2194, – все эти монастыри стали известны истории лишь с напечатанием нашей Писцовой Книги; все они приводятся и в «Истории Русской Церкви» Макария, в VII томе, на стр. 33–34 и один на 31 (за исключением, правда, Антоньева с Боженки и Спасского с Чащи); на все эти монастыри оказались и у Зверинского исторические заметки, начатые с XV в., с упоминания о них нашей Писцовой Книги. Отсюда ясно видно, насколько важна для истории церквей и монастырей в пятине наша Писцовая Книга! Но мы должны сказать, что и в труд Зверинского, и в историю Макария некоторые из упомянутых в Писцовой Книге монастырей все-таки еще не вошли! Так, в Писцовой Книге мы нашли указания на монастыри Спасский из Копорья, Рождественский из Копорья, Пречистые из Ямы, Климента Святого из Ладоги, Воскресенский из Словенского конца, не упомянутые ни у того, ни у другого из названных историков, и монастырь Вознесенский из Загородцкого конца, известный Макарию, но просмотренный Зверинским.

Что касается в частности труда г. Зверинского, то уже одна цифра монастырей (1245), для которых он дал и топографическое определение, и материал для истории их, – красноречиво говорит о том количестве труда, который вложен в это дело. Но конечно, – именно масса материала, который (особенно топографический) трудно было автору проверять на месте, был причиной некоторых в его работе неточностей (напр. в определении нахождения монастырей Никольского с Клинска и Успенского Тесовского), в иных случаях, впрочем, даже довольно больших (напр. в определении нахождения Троицкого монастыря с Верхутна, где автор приводит в свое подтверждение даже прямо противоречащие ему выдержки из Писцовой Книги). По самому свойству нашей работы труд г. Зверинского не мог иметь для нас большого значения, являясь в некоторых случаях справочником, в других же источником кратких исторических сведений, которыми мы воспользовались с доверием к его исторической состоятельности. И сказанное о недостатках работы относится только до монастырей, нами перечисленных. Что же касается других монастырей, – то автор мог быть там и более удачным…

Здесь же мы должны упомянуть труд Д. Прозоровского: «Новгород и Псков по летописям, с дополнениями по другим источникам». Спб. 1887.

Он служил для нас исключительно в том случае, когда нам хотелось найти в летописях подтверждение каких-нибудь данных из Писцовой Книги. В этом случае иногда оказывалось, что в труде Прозоровского есть такие сведения, которые пропущены составителями указателей Новгородских летописей. И монастырь, по указателям Новгородских летописей не находившийся, иногда у Прозоровского был указан. Другого значения этот труд, как не отвечающей по своей задаче той цели, которую пришлось нам преследовать, нам полезен не был.

Глава 4-я 3 части нашего труда своим предметом нас отослала к сочинению А. Павлова «Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. Часть I. Попытки к обращению в государственную собственность поземельных владений в Русской церкви в XVI веке (1503–1580)». Одесса, 1871.

Означенный труд нас интересовал второй главой своей, в которой автор говорит о секуляризации земель новгородских церквей и монастырей после покорения Новгорода в 1478 году. Тот материал из Писцовой Книги, который был у нас, не только дал нам возможность принять основные выводы Павлова, приведенные в этой главе, но и иметь по вопросу о секуляризации земель собственно новгородских церквей и монастырей свое предположение.

При описании погостов Водской пятины (V глава 3-й части) мы познакомились с сочинением г. Г. А. Немирова «Петербург до его основания. Очерк истории р. Невы и местности нынешнего Петербурга до 1703 года».

Означенный труд, изданный к юбилею Петербурга, был полезен нам только в некоторых своих частях. Нас в этом труде интересовали не суждения автора о происхождении Невы, Невской дельты; не генеалогические изыскания автора относительно тех или иных новгородцев, тех или иных московских помещиков. При полном почти отсутствии сохранившихся от 1500 года до нашего времени деревень в бывших погостах Келтушском, Городенском, Корбосельском, Ижорском, Дудоровском и Ярвосольском (на пространстве их расположились Петербург, Гатчина отчасти, Красное село, Царское село, Павловск, Колпино и многочисленные заводы и фабрики по Шлиссельбургскому тракту) нас весьма занимал вопрос о приурочении той или иной деревни к известному пункту. Вооруженный картами, ознакомившийся с литературой вопроса, г. Немиров в общем прекрасно справляется с этим трудным вопросом и нам по его указаниям удалось не только провести границы для названных погостов, но даже дать по его изысканиям карты погостов Городенского и Ижорского в 1500 году. Однако, не можем не отметить, что в некоторых случаях сближение деревни 1500 г. с какой-нибудь деревней XVII ст., или современной слишком натянуты и произвольны: напр. трудно отожествлять Мандорово с Монделевым, Месники с Местелевым, Новое Сельцо с д. Новой, Петчелу с Купчино и т. п. Часто, основанием для отождествлений служит единственно авторское «по-видимому» и «вероятно» (стр. 166 о Межне, стр. 169 о Словенке. стр. 200 о Коируеве, стр. 212 Помаке, и др.). Нам не представляется вполне научным, когда автор поправляет географическое название только потому, что ему так «сдается» (стр. 184 о Коле – Колене). Не входило в задачу автора, кажется нам, и отожествлять деревни только для того, чтобы было что отожествить (Печелу с Купсилля). В то же самое время серьезные вопросы автор оставляет иногда открытыми (стр. 225 – о Галтееве Острове). Не кажутся нам удобными в научном труде и те случаи, когда одна и та же деревня напр. XVII ст. у автора соответствует нескольким деревням 1500 г.: деревне Кариля, упоминаемой в 1676 г., соответствуют у автора и д. Корелкино (на стр. 162) и д. Карино (на стр. 167). В общем однако труд Немирова оказал нам при исследовании значительную услугу.

Имели мы намерение хотя посильно разобраться и в некоторых географических названиях, хотя бы напр. только в названиях погостов Водской пятины. С этой целью познакомились с трудом Ю. Ю. Трусмана «Чудско-литовские элементы в Новгородских пятинах. Часть первая. Пятины Водьская, Деревская и Шелопская. Ревель. 1898».

Однако мы не воспользовались им, так как выбирать из массы предлагаемых для одного и того же названия корней наиболее подходящий для известного случая, – считаем работой невыполнимой не только для себя, но даже и для г. Трусмана. В противоположность этому, – некоторые названия, чистейшего русского происхождения, казалось бы, и не требовали для себя корней в языках Литовском, Чудском и мн. др. (напр., под названием Катеринина в Пидебск. пог. читаем «бр. катринка, кацеринка-шарманка; орудие истязания в виде колеса для вытягивания кишек-сев. катара, катра-лапы морского зверя, с помощью которых он гребет в воде и ползает на льдинах (katkoa, эст. katkuma разрывать, ломать; ф. katkera – горький, едкий, острый, противный)». Вот сколько сказано по поводу названия «Катеринина»! Забыто только русское имя «Катерина».

Наконец, мы не могли не иметь постоянно пред собой классического труда К. А. Неволина «О Пятинах и Погостах Новгородских в XVI в.» в Зап. Импер. Русск. Географ. Общества, кн. VIII. Хотя мы употребили все усилия не быть в рабском подчинении означенному труду.

Мы не перечитываем всех исследований, которые так или иначе нам приходилось принимать в соображение (напр. проф. прот. М. И. Горчакова, Милютина, С. В. Рождественского и др.). Не называем и тех журнальных статей, какие перечитывали или самостоятельно, или по указаниям руководителя нашей работы.

Выпуская в настоящее время в свет свое исследование мы с одной стороны сознаем все возможные его недочеты; но с другой не отрицаем и той массы труда, какую мы вложили в наше исследование. Желая снисходительного приема нашей работы просвещенными специалистами, мы, однако, будем считать для себя наградой каждую к нашему труду поправку, каждую к нему рецензию. Пусть бы только наш труд не был мертворожденным, а возбудил живой интерес к прошлым судьбам любимой родины.