Из академической жизни. О монашестве

Человеческая жизнь переполнена контрастами; мы так к ним привыкли, что очень часто равнодушно проходим мимо, нимало не задумываясь над их иногда глубоким и назидательным смыслом. А всмотреться поглубже и поразмыслить подчас было бы не лишним, ибо великое множество печальных недоразумений и роковых последствий происходит от того, что и деятели, и наблюдатели житейских событий не считают нужным раздумывать долго над тем, что совершают или что совершается у них на глазах.

Был вечер субботы 8-го февраля. Звон колоколов призывал население Сергиевского посада на всенощное бдение, но к посещению Божьего храма не было что-то заметно в народе особенного усердия. На тихих в обычное время улицах города повсюду замечались признаки какого-то особенного, возбужденного, праздничного настроения. Сильнее блистали огни в бойко работавших трактирах; чаще обыкновенного попадались веселые, подгулявшие фигуры; груды и ящики вновь доставленных, по преимуществу съестных товаров виднелись в магазинах и лавках; на стенах и столбах даже скромного посада бросались в глаза расклеенные объявления о предстоящих увеселениях; извозчики уже начинали мечтать о будущей богатой выручке, когда им придется в праздничных разукрашенных экипажах и кафтанах, с лентами и гирляндами цветов в хвостах и гривах лошадей, с гиком и свистом ухарски носить по ухабам катающуюся публику. Чуялось, одним словом, приближение широкой масленицы, – того часто необузданного разгула, который, по стародавнему нашему несчастному обычаю, составляет столь недостойное преддверие к великим дням покаяния и поста.

В это самое время, когда мирская суета со всеми ее соблазнами готовилась шумно праздновать свой обычный карнавал, в академической церкви совершалось не многим ведомое, не громкое и не бьющее в глаза, но глубокое по своему смыслу, торжество победы над миром. При грустно-торжественных звуках тропаря: «…объятия отча отверзти ми потщися», исполнявшегося студенческим хором, из притвора храма медленно, с троекратным коленопреклонением, подвигался к алтарю молодой человек, в одной сорочке и с босыми ногами, окруженный толпою монахов, прикрывавших его своими распростертыми мантиями. Шел он к алтарю для того, чтобы торжественно, пред престолом Божиим и вслух всех, отречься от шума и суеты грешного мира, посвятив себя всецело на служение Богу в чине монашеском. Как блудный сын, возвращавшийся «во объятия отча», взывал он словами церковной песни: «блудно мое иждих житие», «согреших, Отче, на небо и пред тобою»... Совершавший обряд пострижения ректор академии архимандрит Антоний, изшед из царских врат навстречу пришедшему и став у аналоя с положенными на нем св. крестом и Евангелием, обратился к нему, по чиноположению, со словами ободрения, напоминая священное изречение Спасителя: «приидите ко мне вси труждающиися и обремененнии грехами, и Аз упокою вы». На установленные вопросы о. ректора, начинающиеся словами: «что пришел еси, брате?», постригаемый поведал всем, что пришел он, «желая жития постнического», «приступает ко Господу вольною своею мыслию», «не от некия нужды, или насилия». Академический храм на этот раз, как и всегда, был наполнен студентами. При взгляде на их бодрую юность невольно думалось о тех мечтах и надеждах, какими бьются их сердца. Не многие годы, а иногда даже только месяцы, отделяли их от того порога, переступив который, они должны будут вступить в жизнь самостоятельными членами общества, полными сил и готовности на подвиги жизненной борьбы. Мечтали они, конечно, о своей будущей деятельности, о тех трудах, которым хотели посвятить свои силы на пользу возрастивших и воспитавших их Церкви и Отечества. Мечтали о тех радостях, какие сулит им жизнь не в деятельности только, но и в пользовании ее доступными им благами. Мечтали и о мирном счастье скромного семейного уголка, где можно будет отдохнуть и успокоиться от волнений и бурь трудов общественных. И мало ли, о чем еще мечтает жизнерадостное сердце юноши накануне вступления на широкий жизненный путь! А вот у них на глазах, пред святым алтарем, стоит их юный сотоварищ и на предлагаемые ему вопросы громко и твердо заявляет о своей готовности «пребывать в монашестве и в постничестве даже до последнего своего издыхания», «хранить себя в девстве и целомудрии», «быть послушным» своим пастырям «даже до смерти», «терпеть всякую скорбь и тесноту монашеского жития». Смертный приговор произносит он над естественными в юности мечтами и желаниями, говорит лишь о высоких подвигах самоуничижения, молитвы и поста, отрекается от всего житейского, даже от родных и друзей; всецело приносит себя Богу, как «жертву живу благоугодну». Знаменательно, по чиноположению, предупреждает о. ректор юношу о высокой важности предпринимаемого им рокового, бесповоротного шага. «Се Христос невидимо зде предстоит», говорит он ему, «виждь, яко никто же тя принуждает приити к сему образу»; три раза велит он ему подать себе ножницы и дважды возвращает их назад, как бы приглашая его еще и еще раз подумать о том, на что он решается; но решение юноши оказывается непреклонным и он, принявший пострижение и облаченный в иноческие одеяния, становится монахом. Кто же этот новый монах и какие душевные состояния, какие цели и стремления прикрыла теперь его монашеская мантия?

Сын крестьянина села Глухие Поляны, Тульской губернии и уезда, Конон Васильевич Рахманов получил образование в Тульской классической гимназии, по окончании курса которой с аттестатом зрелости в 1887 году поступил в число студентов Московской духовной академии. В настоящее время, имея 24 года отроду, он состоит уже на последнем академическом курсе и в текущем учебном году оканчивает свое высшее образование. Отличаясь с детства любовью к монашеству и церковной службе, он и в Академии подружился со студентами подобного же направления, из коих некоторые уже раньше его постриглись в монашество. Духовное родство между ними ознаменовано наречением им имен трех вселенских учителей¹ и юноша Рахманов назван в память святителя Иоанна Златоустого, тогда как прежде постригшиеся его сотоварищи носят имена в память святителей Василия Великого и Григория Богослова. Сила ли религиозного возбуждения, жажда ли высоких подвигов личного усовершенствования, или стремление к многоплодному служению Церкви на поприще учительства и пастырства, или, наконец, какие-либо особые обстоятельства его личной душевной жизни привели юношу к монашеству, – то знает, кроме Сердцеведца-Бога, только сам он да его духовные руководители.

Благословляя юного монаха на предлежащий ему трудный подвиг, о. ректор Академии обратился к нему, по окончании всенощного бдения, со словом назидания. «Возлюбленный брат, новоначальный инок!» говорил он ему. «В сей блаженный час своего посвящения Господу потщися окинуть мысленным взором предстоящий тебе путь духовной жизни и воспользуйся нынешним духовным просветлением, дабы заранее запастись мужеством, покорностью и упованием на Господа в трудные дни предстоящего подвига».

«Немного времени покоя и невозмущаемой молитвы дано тебе будет, любезный брат. He успеешь ты насладиться вкушением блаженного общения с Богом чрез молитву, уединенное чтение слова Его и мирный труд ученического послушания; не успеешь излить пред Ним своей благодарственно-хвалебной песни за то, что Он изъял тебя из мира греха и скорби; не успеешь опознать и исторгнуть плевелы укоренившихся от юности греховных помышлений; как на твои, еще слабые, непривычные плечи возложат тяжкое бремя учительства и пастырства над другими. Поручат твоему наставническому руководству целое юное общество и притом не простых словесных овец, но таких, коим в свою очередь суждено быть пастырями Церкви, коим следовательно нужно раскрыть самое существо духовной жизни христианской. Конечно, немалое облегчение дано тебе будет от Господа для такого служения в юные годы твоей жизни. Если возьмешься за него с бескорыстной любовью, то, по уверению блаженного Августина, с малым запасом твоих духовных сил будет то же, что было с пятью хлебами, которые при раздаче алчущим по благословению Господню умножились настолько, что, насытив пять тысяч человек, наполнили собою еще двенадцать кошниц. Но все же и при таком умножении дарований, как тяжка тебе покажется неизбежная неуверенность в целесообразности всех слов и поступков при мысли о том, что ошибка руководителя пастырей пагубно отразится на многих и надолго! Как скорбно колебание между снисхождением и строгостью! Как мучительно сознание своей духовной скудости для вразумления одного, для ободрения другого, для пристыждения третьего! При неудачах – уныние и страдание, переходящее в отчаяние; при духовных успехах тщеславие и гордыня. Не говорю о постоянной скорби наставника о грехах или равнодушии питомцев, об уязвлении его сердца неблагодарностью одних, недоверием других, вероломством друзей, недружелюбием или неразумием сотоварищей. И пока ты будешь искать себе облегчения в области естественной, то не найдешь правильного исхода, ибо добро и зло так тесно сплелись между собою и в общественной, и в личной внутренней жизни нашей, что, при всем старании все творить к созиданию, не избегнешь греха и соблазна. Нужно искать пути через благодатную помощь; но как получить ее среди суеты и волнений? Когда истомленная душевными муками и целодневными трудами и заботами изнемогающая плоть с приближением полуночи будет требовать сна и покоя, легко ли тебе будет исполнять свою иноческую обязанность молитвы, испытания помыслов или духовного чтения? Тогда-то, брат мой, вспомни свои обеты, вспомни притчу о рабе, возвратившемся с полевых работ, которого господин не отпустил на отдых, но сказал: »препоясався служи Ми» (Лк. 17:8).

Вспомни это и не пренебреги иноческим правилом, но собери остаток сил на славословие Бога и в своем духовном и телесном изнеможении познай, что не своими силами и достоинствами оправдываемся мы пред Богом, но тем, что Он Сам дает нам по Своей благодати. Когда опытом жизни дознаешь ты это, то сразу получишь облегчение душевной туги, ибо смиренным подается благодать (1Пет. 5:5), так что, вручая себя Господу, уже не один ты будешь действовать, но в сопровождении Его благодатного благословения, в привлечении и охранении которого ты и будешь тогда полагать свое старание и в этом именно видеть условие успешного руководства духовной жизнью других. Сознавая трудность монашества, соединенного с общественной деятельностью, ты тогда увидишь, какое благо для общества заключается в том, чтобы деятель общественный был монахом, – чтобы он, несмотря на множество забот и трудов, своим нарочитым долгом почитал очищение сердца чрез молитву и обличение помыслов и понуждался бы к тому и другому памятью данных обетов для привлечения благодати Божией, «всегда немощная врачующей» . Но, для того чтобы память эта сохраняла животворную силу, не порывай никогда связи с лучшими представителями иноческой жизни. Борясь с мирским грехом в себе самом и в учениках твоих, всегда помни, что там, вдали от шума и славы мира, в далеких лесах и пещерах, на горах и островах, за белыми стенами живут люди жизнью иною. Нет там того смешения злобы, лжи, коварной лести и безумного потока страстей, в котором утопает мир. Все это умирает пред теми стенами: нет там продолжения для этих свойств жизни мирской. «Там беззаконные перестают наводить страх и там отдыхают истощившиеся в силах. Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат крика приставников. Малый и великий там равны и раб свободен от господина своего» (Иов. 3:17–19). Люди там живут как бестелесные, в молитвах и труде, забывая о сне и пище.

Начальники там преимуществуют пред другими в подвигах и лишениях, и глубокое познание тайн Божиих соединяется с детскою простотою души. Туда спеши любезный брат во дни служебного досуга и там почитай свою земную родину».

«Быть может, впрочем, долг послушания не попустит тебе подолгу жить там. Но приноровив свой дух к пустынной обители, каким твердым, неустрашимым борцом Церкви будешь ты являться на поприще наставника и руководителя духовного! Мысля себя лишь гостем мира, будешь ли ты подавляться кажущимся торжеством зла? Будешь ли ослабевать в молитве? Решишься ли пренебрегать освящающею силой Св. Таинств? Усомнишься ли в мудрости Божественного Промысла? Презришь ли попечения хотя об одном из порученных тебе, об одном из тех, »за кого Христос умер?« (Рим. 14:15). Нет, уже »не на мудрости человеческой, а на силе Божией« будет тогда утверждаться твоя вера (1Кор. II, 5), и усматривая во всех обстоятельствах своей и общей жизни руководящий перст Божий, ты научишься за все благодарить Всевышнего, »разумети же преспеющую разум любовь Христову« (Еф. 3:18), усматривая ее следы и в чести, и в бесчестии, и в обидах, и в похвалах, и в скорби, и в радости. Тогда мир Божий водворится в сердце твоем (Кол. 3:15) и ты будешь повторять слова Апостола: »не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человека, что приготовил Бог любящим Его. А нам Бог открыл это Духом Своим« (1Кор. 2: 9, 10). Аминь.

После речи все лица академической и лаврской братии, принимавшие участие в совершении обряда пострижения, имея во главе своей о. ректора арх. Антония, инспектора арх. Петра и настоятеля единоверческого Спасо-Преображенского монастыря архим. Тихона, в мантиях, отправились в квартиру о. ректора, который здесь вручил новопостриженному в благословение икону Приснодобного Сергия Радонежского от лица всего академического духовенства. На следующий день, в воскресенье 9-го февраля, инок Иоанн, причастившись Св. Таин в академической церкви, удалился в лаврский Гефсиманский скит, чтобы провести там некоторое время в уединенных подвигах поста и молитвы. Да подкрепит его Господь на избранном им высоком и многотрудном пути!

В текущем учебном году лица и учреждения, близко принимающие к сердцу интересы Православной Церкви и духовного просвещения, с отрадным чувством были свидетелями юбилейного торжества двух выдающихся и заслуженнейших Российских иерархов: Высокопреосвященнейшего Никандра, Архиепископа Тульского и Белевского, и Высокопреосвященнейшего Саввы, Архиепископа Тверского и Кашинского, праздновавших пятидесятилетие своего священного служения. Московская академия сочла для себя приятным долгом воспользоваться юбилейными днями, чтобы выразить архипастырям чувства своего глубокого уважения к их долголетней и многоплодной святительской деятельности. Высокопр. Никандра Академия избрала своим почетным членом, в ответ на каковое избрание академический совет в своем январском заседании имел удовольствие выслушать следующее письмо Его Высокопреосвященства. «Диплом на звание почетного члена Московской духовной академии мною получен. Приношу Совету Академии мою искреннюю и глубочайшую благодарность за честь, которою ему благоугодно было почтить мое пятидесятилетнее посильное служение Церкви. Желая выразить это чувство благодарности самым делом и принимая близко к сердцу интересы учащегося в академии юношества, покорнейше прошу Совет Академии принять прилагаемые при сем две тысячи рублей кредитными билетами и, обратив сии деньги в основной капитал существующего при Академии братства Преподобного Сергия, ежегодные проценты с сего капитала употреблять для вспомоществования нуждающимся студентам Московской Академии».

Высокопр. Савва, воспитанник Московской Академии и около двух лет (в 1861 и 1862 гг.) стоявший во главе ее в должности ректора, уже с 1883-го года состоит ее почетным членом. Ко дню юбилейного празднества Его Высокопреосвященства родная ему Академия принесла ему свое почтительное приветствие в форме особого адреса. Благодарственно обозревая заслуги архипастыря на пользу Церкви и просвещения, Академия в этом адресе с признательностью воспоминала и все то, что было им сделано на ее благо. На это приветствие академический Совет в февральском своем заседании удостоился получить от Его Высокопреосвященства следующий ответ, присланный на имя о. ректора: «Приношу Вам и в лице Вашем всем достоуважаемым сотрудникам Вашим на поприще высокого служения духовной науке, почтившим меня в день исполнившегося полувекового служения моего в священном сане, благожелательным приветствием, глубокую, искреннейшую благодарность. Желая ознаменовать чем-либо для сугубо родной мне Академии этот великий для меня юбилейный день, препровождаю при сем пятьсот (500) рублей для присоединения к сумме, назначенной для вспомоществования недостаточным студентам Академии».

Благосклонное внимание уважаемых архипастырей к нуждам учащегося академического юношества оказало таким образом Братству Преподобного Сергия весьма существенную помощь. Да воздаст им Господь за святое дело и да послужит оно добрым примером для других!

В сентябре текущего года православная Русь готовится, как известно, быть свидетельницею великого церковного торжества: Троицкая Сергиева Лавра будет праздновать пятисотлетие со дня блаженной кончины своего святого основателя и покровителя, Преподобного Сергия. Московская духовная академия, издавна приютившаяся в священных стенах Сергиевой обители, так тесно срослась с нею, что не может, конечно, быть лишь безмолвной и безучастной свидетельницей предполагаемого празднества. Кроме посильного, непосредственного участия в самих торжествах, она желала бы заранее приложить свой научный труд к какому-либо делу, которое могло бы достойным образом ознаменовать великий праздник Всероссийского Святителя. По мысли и желанию Высокопреосвященнейшего митрополита Леонтия, Академии предоставлено было взять на себя исполнение каких-либо религиозно-нравственных изданий, которые были бы приготовлены и обнародованы ко времени торжества и должным образом соответствовали его характеру и содержанию. Для осуществления мысли Высокопреосвящ. Владыки, по предложению о. ректора Академии архим. Антония и ординарного профессора по кафедре Русской церковной истории Е. Е. Голубинского, Совет Академии предположил составить и издать подробное жизнеописание Преп. Сергия в размере от 12 до 15 листов, с приложенными к нему видами, рисунками и планами. Наряду с этим крупным изданием, имеющим в виду образованных читателей, предположено еще составить небольшую книжку, листа в 2 или 3, под заглавием «Преподобный Сергий Радонежский; его ученики и собеседники», которая предназначалась бы для народа. Наконец, признано нужным сделать выбор из переведенных уже творений св. отцев и некоторые особо назидательные произведения или части их издать отдельными брошюрами и листками для народного распространения. Утвердившись на таких предположениях, Академия, не имея в своем распоряжении материальных средств для их осуществления, обратилась через о. ректора с ходатайством к Его Высокопреосвященству, который, одобрив предположения Совета, милостиво распорядился отпустить для означенной цели в ведение Академического совета три тысячи рублей из сумм Московской кафедры. После такого решения владыки Совет просил профессора Е. Е. Голубинского взять на себя составление предположенных жизнеописаний Преподобного Сергия, исходатайствовав ему разрешение свободно заниматься в ризнице Лавры, а также в ее библиотеке и архиве. Для издания же отдельных брошюр из творений отеческих Совет избрал комиссию, в состав которой вошли и. д. орд. пр. П. И. Казанский, экстр. пр. В. Ф. Кипарисов и доцент A. В. Мартынов. Что касается участия Академии в сентябрьских торжествах, то есть предположение устроить в один из ближайших к празднику дней публичное ученое собрание с произнесением приличествующих случаю речей. Главными ораторами этого собрания явятся профессоры Е. Е. Голубинский и В. О. Ключевский, как представители академических кафедр церковной и гражданской Русской истории.

В. Соколов