Кня́зев

Кня́зев Алексей Петрович, протопресвитер (1913–1991), русский православный специалист по истории и экзегетике Ветхого Завета. Родился в г.Баку в семье горного инженера. В 1923 Князев с родителями переехал в Ниццу, а в 1927 – в Париж. Там он окончил юридический факультет университета (1935) со званием кандидата права. В 1936 Князев окончил Высшую коммерческую школу, а в 1938 поступил в Православный богословский институт в Париже, который окончил во время Второй мировой войны (1942).

Первоначально Князев занимался догматическим богословием под руководством протоиерея С.*Булгакова и читал лекции в Православном богословском институте. Рукоположен в иереи в 1947; пастырскую работу совмещал с преподаванием и руководством православными молодежными организациями. В 1955 Князев защитил магистерскую диссертацию о *Послании Аристея, важнейшем источнике по истории *Септуагинты.

К библейской тематике Князев обратился под влиянием *Карташева, идеи которого продолжал развивать в своих лекциях и трудах. Кроме лекций по Ветхому Завету, читал курсы церк. права, гомилетики и агиологии. После защиты диссертации Князев стал и.о. профессора, а затем профессором кафедры Священного Писания Ветхого Завета. С 1962 декан Богословского института, а с 1965 ректор вместо почившего еп.*Кассиана (Безобразова). В 1965 назначен настоятелем Сергиевского подворья (юрисдикция Вселенского Патриархата). С 1976 протопресвитер. Был Председателем Епархиального совета, почетным членом Св.-Владимирской Духовной семинарии (Американская Православная Церковь). К 70-летию Князева патриарх Антиохийский Игнатий наградил его орденом св. апостолов Петра и Павла.

Курс лекций по Ветхому Завету до сих пор полностью не опубликован, но основные его принципы достаточно развиты в других работах. Князев – один из ведущих православных библеистов-ветхозаветников. Его концепции развивались на фоне ясного осознания недостатков, которыми страдает западная экзегетика. «Современная библейская наука, – пишет он, – бессознательно повинуясь ложным предпосылкам либеральных критиков, прежде всего пребывает слепой в отношении к творчеству, проявленному авторами или редакторами священных книг. Она – единственная из всех наук о духе, которая исходит из неправильного представления о человеческом духе и забывает, что каждая из этих наук, даже история, в конечном счете старается показать, в чем сказался в ее области великий человеческий синтез... Священный автор может, следуя методам семитской историографии, компилировать источники или даже просто их переписывать; но так как целью его всегда остается постигнуть и поведать религиозную истину, дух его пребывает предельно активным и он продолжает творить, даже прибегая к кажущимся нетворческим способам составления книг. Церковь, со своей стороны, рано отказалась от древнего представления о боговдохновенности как о диктовке свыше: тем самым она признала наличие человеческого творчества даже у боговдохновенных авторов» (ПМ, 1948, №6, с.142–43).

Однако, указывая на слабости западной экзегезы и *герменевтики, которые, механически дробя Писания, недооценивают духовный, богословский смысл Слова Божьего, Князев, как и Карташев, целиком принимает выводы *новой исагогики. Для него они вполне совместимы с православным подходом к Библии. «Открытия, сделанные библейской наукой, – пишет Князев, – так закрепили позиции критики, что спор о ее выводах ныне перешел в область отдельных построений по поводу отдельных подробностей; что же касается прежнего, докритического подхода к Библии, то таковой уже немыслим» (там же, с.140). Поэтому Князев соглашается с основными положениями *документарной теории и других исагогических концепций. Оправдание для такой рецепции методов *историко-литературной критики Князев усматривает в двойственной, богочеловеческой природе Писания. Библия есть Слово Божье, переданное через людей, и в отношении истин религиозных свидетельство священных авторов всегда является истинным. «Что же касается областей, не требующих для своего познания откровения свыше, то в отношении их священный автор остается человеком своей эпохи, со всеми ее представлениями, которые могут быть даже ошибочными» (ПМ, 1951, №8, с.126).

Задачу православной библеистики Князев видит в уяснении того центрального провозвестия, которое заключено в исторически обусловленные формы Писания. Двуединое Писание требует и двуединой герменевтической методологии в экзегезе. Иными словами, концепция Князева может быть названа теорией синтеза, в котором сочетается исторический анализ и догматическое, богословское осмысление Библии.

♦ Иуда и Фамарь, ПМ, 1948, №6; Господь, Муж брани (К уяснению религиозного значения книги Исход), там же, 1949, №7; О боговдохновенности Священного Писания, там же, 1951, №8; Откровение о Матери Мессии, там же, 1953, №9; Что такое Священное Писание, в книге: Православие в жизни, Нью-Йорк, 1953; Понятие и образ Божественной Премудрости в Ветхом Завете, ПМ, 1955, №10; Историческое и богословское значение «Письма Аристея к Филократу», там же, 1957, №11; Великое знамение Царства Небесного и его пришествие в силе, там же, 1971, №14; Пророки, «Вестник РСХД», 1972, №103–106, 1976, №118,119.