Скопин-Шуйский, Михаил Васильевич

Скопин-Шуйский, князь Михаил Васильевич – род. в 1587 г. ум. в 1610 г., сын кн. Василия Феодоровича и жены его Елены Петровны, урожденной княжны Татевой. Кн. Михаилу Васильевичу было лет восемь, когда он лишился отца, а потому своим обучением и воспитанием он, по-видимому, обязан заботам матери. Современный ему биограф его (в «Хронографе» из рукописей Погодина, напеч. в «Изборнике» А. Н. Попова, М., 1869 г.) говорит, что он в молодости уже имел «многолетний» разум: не гордился, не возносился, своими родственными связями не тщеславился, не клеветал на близких людей, был тих и молчалив «и того ради в толикое страстивое и нужное время в тишине пребысть». Кн. С. еще в детстве, при царе Феодоре Иоанновиче, был записан в царские жильцы, а в 1604 г., в царствование Бориса Годунова, во время обеда в Грановитой палате кизильбашского посла, был стольником и «смотрел и сказывал в большой стол». Вскоре по прибытии в Москву первого Лжедимитрия, кн. С. был пожалован в «великие мечники» (новое придворное достоинство, учрежденное Лжедимитрием по образцу польскому), а вслед за тем послан в Выксинскую пустынь за царицей Марфой, которая должна была признать в Лжедимитрии своего сына, царевича Димитрия. В мае 1606 г., на свадьбе Лжедимитрия с Мариной Мнишек, кн. С. стоял с мечом, а мать его, кн. Елена Петр., была в сидячих боярынях за большим столом. Кн. С. был очевидно в милости у Лжедимитрия, так как он упомянут в числе лиц, которые должны были войти в состав Боярской Думы, имевшей быть преобразованной по образцу польского Сената; но близость к Лжедимитрию не повредила кн. С., когда на московский престол вступил кн. Вас. Ив. Шуйский, его правнучатый дядя.

С осени 1606 г. начинаются успехи кн. С. на ратном поле: он дважды одержал победу над мятежниками, предводимыми Болотниковым, и вынудил его бежать из-под Москвы к Серпухову. Вскоре после того, в 1607 г., кн. С. возведен в сан боярина и вместе с братом царя, кн. Дм. Ив. Шуйским, получил волости Чаронду и Вагу, бывшие прежде во владении Бориса Годунова. Это дает повод полагать, что кн. С. пользовался значением в глазах Вас. Ив. Шуйского уже при самом вступлении его на престол, так как волость Вага была очень доходна и жаловалась обыкновенно лицам, близким к царю. В данном случае играло большую роль его родство, хотя и дальнее, с царем, потому что в Московской Руси обыкновенно считались родством в очень отдаленных степенях, и современные Шуйскому бытописатели постоянно называют царя Василия дядей Скопина, а Мих. Вас. его племянником. Царь Василий Шуйский, верный древним семейно-родовым традициям, всегда поддерживал свою родню, а на кн. Мих. Вас. смотрел, как на «молодшого» и считал его безусловным исполнителем своих велений; его же действительных достоинств он не понял, а когда в скором времени они проявились уже очень ярко, в царе выразилась зависть к племяннику. 17 января 1608 г. царь Василий Иванович женился на княжне Марье Петр. Буйносовой-Ростовской; одним из дружек на этой свадьбе был кн. С., незадолго перед тем женившийся на Александре Вас. Головиной; мать кн. С. была в числе сидячих боярынь за большим столом, а жена свахой со стороны невесты. – В это самое время в Московском государстве усиливалась смута: второй самозванец утвердился в Тушине, а поляки, несмотря на мирный договор заключенный между царем Вас. Ив. и польским правительством, продолжали оставаться в пределах Московского государства. Не прошло и трех месяцев с женитьбы кн. С., как он был отправлен царем Вас. Ив. в Новгород для заключения союза с королем шведским Карлом IX, так как московское правительство видело, что не может обойтись без посторонней помощи. Кн. С. старался скрывать от шведского правительства настоящее положение дел в Московском государстве: уверял, что там происходит частная смута, в которой замешано каких-нибудь 10000 изменников и 6000 поляков, и убеждал шведского короля оказать помощь, так как в случае успеха самозванца поляки обратятся против Швеции, в видах распространения там католицизма. Кн. С. знал, что нельзя ожидать помощи от Пскова с пригородами, вследствие враждебного отношения их к царю Василию Ивановичу, но рассчитывал на содействие новгородцев, расположенных к дому Шуйских и не сочувствовавших самозванцу. Действительно, Новгород приглашал Псков соединиться с ним и со шведами, которые ожидались на помощь против поляков и самозванца; псковичи, опасаясь усиления власти воевод и «лучших людей», объявили новгородцам, что именно «для свейских немцев-то» (т. е. шведов) они соединяться с Новгородом и не хотят. Между тем, и в Новгороде началось волнение среди «молодших людей», а потому, по совету новгородского воеводы Мих. Игн. Татищева, кн. С. вышел из Новгорода и, предполагая возможность неудовольствия новгородцев против Татищева и московских дворян, и их взял с собою. Вскоре, вследствие убеждения новгородского митрополита Исидора, волнение утихло, и кн. С., вернувшись в Новгород, вступил в переговоры со шведами касательно вспомогательного войска. Он заключил с секретарем шведского короля Мартензоном условие, по которому Швеция должна была выставить пятитысячный отряд за вознаграждение со стороны Москвы по 100000 ефимков в месяц, а окончательное утверждение этого условия было отложено до съезда московских и шведских уполномоченных в Выборге. В это время произошло печальное недоразумение, жертвой которого пал новгородский воевода Мих. Игн. Татищев. Узнав, что из Тушина выслан отряд запорожцев под начальством Кернозицкого, кн. С. решил отправить против него в Бронницы отряд, начальником которого вызвался быть Татищев. Когда все было готово к выступлению, новгородцы донесли кн. С. о намерении Татищева изменить московскому правительству и сдать Новгород Кернозицкому. Кн. С., собрав ратных людей, призвал Татищева и объявил о доносе на него: толпа взволновалась и, без расследования дела, бросилась на Татищева и умертвила его. Так и осталось невыясненным, существовал ли действительно заговор или новгородцы, недовольные Татищевым за какие-либо поборы и притеснения, наклеветали на него. По распоряжению кн. С., Татищев был похоронен в Антониевом монастыре, а имуществу его составлена опись. После этого происшествия, кн. С. не послал уже отряда против Кернозицкого, а когда Кернозицкий подошел к Хутынскому монастырю и стал опустошать новгородский уезд, то многие дворяне из войск кн. С. изменили и отъехали к запорожцам. В декабре 1608 г. кн. С. уведомил северные города о скорой помощи из Швеции, но шведская рать, под главным начальством Делагарди, прибыла к Новгороду лишь в половине апреля 1609 г. В промежуток между этим был заключен со шведским правительством договор, на основании которого царь Вас. Ив. отказывался за себя и своих преемников от прав на Ливонию и уступал Швеции Корельский уезд. Союзники обязывались не заключать отдельного мира с Польшей, но если один из них помирится с Польшей, то немедленно должен помирить с нею и союзника своего, «а друг друга в мирном постановлении не выгораживать». Кн. С. выслал русский отряд навстречу Делагарди, при въезде же его в Новгород сам вышел к нему и поклонился до земли, прикоснувшись к ней рукой. Судя по отзыву шведского бытописателя-очевидца нашего смутного времени Видекинда, кн. С. произвел на шведов самое благоприятное впечатление. «Имея от роду всего 23 года – говорит Видекинд – он отличался статным видом, умом, зрелым не по летам, силою духа, приветливостью, воинским искусством и уменьем обходиться с иностранцами». Делагарди был немного старше кн. С. и тоже обладал замечательными воинскими способностями, вследствие чего на них обоих возлагались большие надежды.

С прибытием шведского войска кн. С. начал наступательные действия против тушинцев, а северные города, за исключением Пскова, стали один за другим отпадать от тушинского вора, благодаря удачным военным действиям русских и шведов. Уведомляя кн. С., что против него выслан из Тушина Зборовский и что Москва с нетерпением ожидает его прихода, царь Вас. Ив. писал ему: «И тебе бы, боярину нашему, никак своим походом не мешкать, нам и всему нашему государству помощь на воров подать вскоре. И только Божиею милостью и твоим промыслом и раденьем государство от воров и от литовских людей освободится, литовские люди твоего прихода ужаснутся и из нашей земли выйдут или, по Божией милости, победу над собою увидят: то ты великой милости от Бога, чести и похвалы от нас и от всех людей нашего государства сподобишься, всех людей великою радостию исполнишь, и слава дородства твоего в нашем и окрестных государствах будет памятна, а мы на тебя надежны, как на свою душу». Передовой отряд армии кн. С., под начальством Головина и Горна, встретился со Зборовским под Торжком и был им разбит. Узнав, однако, что вслед за этим отрядом идет сам кн. С. с большим войском, Зборовский отступил к Твери, где соединился с казаками Кернозицкого. Кн. С., между тем, соединился в Торжке со смоленским ополчением и вступил в новое сражение со Зборовским под Тверью: сначала битва была им проиграна, а после второй, окончившейся поражением поляков, кн. С. направился к Москве. В это время он получил известие, что иноземцы, собранные Делагарди, отказываются служить под предлогом, что задерживается выдача им жалованья и что Корелия не передана шведам, несмотря на то, что прошло уже одиннадцать условленных недель после вступления их в Московское государство. Делагарди направился было в обратный путь к Новгороду, но получив от кн. С. 5000 руб. деньгами и на 5000 руб. соболей, пошел к Калязину, где уже стояли кн. С. и шведский полководец Сомме. Опасаясь лишиться своих союзников, царь Вас. Ив. и кн. С. стали рассылать грамоты в северные города и в монастыри с просьбой о сборе денег на жалованье немецким людям. Наибольшее сочувствие оказали Соловецкий монастырь и П. С. Строгонов, а некоторые северные города не только плохо помогали деньгами, но не оказывали должной помощи даже соседним с ним городам. Кн. С. воспользовался присутствием в Калязине такого искусного полководца, каков был Сомме, занявшись под его руководством обучением своих северных новобранцев, и писал Делагарди, что без помощи Сомме не мог бы удержать в порядке и в повиновении множества ратников, собранных из Ярославля, Костромы и других городов.

Осенью 1609 г. польский король Сигизмунд выступил в поход к Смоленску: к этому побудил его с одной стороны вечный союз, заключенный между его личным врагом королем шведским Карлом IX и московским царем Вас. Ив. Шуйским, с другой стороны уверения возвратившихся из Москвы польских послов, что стоит только Сигизмунду показаться с войском в пределах московских, как бояре заставят Шуйского отказаться от престола и провозгласят царем королевича Владислава. Однако ни грамота Сигизмунда, посланная в Москву, ни универсал его, отправленный в Смоленск, не возымели желанного действия: добровольно Смоленск не сдавался, осада его шла неудачно, а в Тушине произошло между поляками сильное смятение, вследствие вступления Сигизмунда в пределы Московского государства. Гетман кн. Рожинский, бывший в Тушине полновластным хозяином, собрал совет, и поляки решили не покидать самозванца, а посадив его на престол Московский, требовать должного вознаграждения за все понесенные труды; кроме того они подписали конфедерационный акт и отправили к королю Сигизмунду под Смоленск послов с просьбою, чтобы он вышел из Московского государства и не мешал бы их предприятию. Послы Рожинского встретились в Дорогобуже с королевскими комиссарами, отправленными в Тушино, и, несмотря на расспросы, ничего не сказали им о цели своего посольства. Сигизмунд принял тушинцев весьма сурово, вследствие чего они поспешили уехать из-под Смоленска и прибыли в Тушино раньше королевских комиссаров. В Тушине возникло разногласие: нашлись противники ведения переговоров с королевскими комиссарами, но должны были, однако, уступить большинству, тем более, что Сапега грозил перейти на королевскую службу, если комиссары не будут допущены до переговоров. В это время бежал из Тушина в Калугу всеми покинутый самозванец, а русские и польские тушинцы 31 января 1610 г. отправили к королю послов, которые должны были объявить, что в Московском государстве желают иметь царем королевича Владислава, с условием сохранения ненарушимыми греческой веры и «древних прав и вольностей Московского народа». Вскоре после того, когда и Марина покинула Тушино, отношения в лагере еще более обострились: иные продолжали стоять за самозванца, другие были на стороне Сигизмунда, третьи готовы были вступить в переговоры с Шуйским. Рожинский письменно сообщил королю о мятеже войска, старался уговорить его к скорейшему походу в Тушино и советовал написать письмо к кн. С., который, по словам лазутчиков, будучи в ссоре с царем Вас. Ив., легко согласится перейти на польскую сторону. Тщетно прождав прихода короля или присылки комиссаров для переговоров с «рыцарством» (т. е. польскими конфедератами), Рожинский в первых числах марта 1610 г. зажег Тушинский табор и двинулся по направлению к Иосифову Волоколамскому монастырю, а русские тушинцы отправились с повинной кто в Москву, кто в Калугу. Так освободилась Москва от Тушина.

Вернемся теперь к кн. С., которого мы оставили в Калязине. В это время Переяславль Залесский был взят его шурином Сем. Вас. Головиным; последствием этого взятия было признание значительной частью северных московских городов власти царя Василия Шуйского; кн. С. послал собирать казну по этим городам, а сам пошел с войском в Переяславль. В Москве был тогда голод, народ волновался, кричал, что его обманывают, уверяя, будто скоро придет кн. Мих. Вас.; и многие стали опять помышлять о переходе на сторону самозванца. По счастью царь получил от кн. С. письмо, послал за патриархом Гермогеном, которому сообщил об этом, и в Москве, хотя и ненадолго, настала радость, зазвонили в колокола, начали петь молебны. «Что же были за причины славы и любви народной, приобретенных Скопиным?» спрашивает С. М. Соловьев и так разрешает этот вопрос: «Замутившееся, расшатавшееся в своих основах общество русское страдало от отсутствия точки опоры, от отсутствия человека, к которому можно было бы привязаться, около которого можно было бы сосредоточиться. Таким человеком явился наконец кн. С. Москва в осаде от вора, терпит голод, видит в стенах своих небывалые прежде смуты, кругом в областях свирепствуют Тушинцы: посреди этих бед произносится постоянно одно имя, которое оживляет всех надеждою: это имя – имя Скопина... Во дворце кремлевском невзрачный старик (царь Вас. Ив. Шуйский), нелюбимый, недеятельный уже потому, что нечего ему делать, сидя в осаде, и вся государственная деятельность перешла к Скопину, который один действует, один движется, от него одного зависит великое дело избавления. Не рассуждали, не догадывались, что сила кн. С. опиралась на искусных ратниках иноземных, что без них он ничего не мог сделать, останавливался, когда они уходили; не рассуждали, не догадывались, не знали подробно, какое действие имело вступление короля Сигизмунда в Московские пределы, как он прогнал Лжедимитрия и Рожинского из Тушина, заставил Сапегу снять осаду Троицкого монастыря: Сигизмунд был далеко под Смоленском, ближе видели, что Тушино опустело и Сапега ушел от Троицкого монастыря, когда кн. Скопин приблизился к Москве, и ему приписали весь успех дела, страх и бегство врагов. Справедливо сказано, что слава растет по мере удаления, уменьшает славу близость присутствия лица славного. Отдаленная деятельность Скопина, направленная к цели, желанной всеми людьми добрыми, доходившая до их сведения не в подробностях, но в главном, как нельзя больше содействовала его прославлению, усилению народной любви к нему; но должно прибавить, что и близость, присутствие знаменитого воеводы не могли нарушить того впечатления, какое он производил своею отдаленною деятельностью: по свидетельству современников, это был красивый молодой человек, обнаруживавший светлый ум, зрелость суждения не по летам, в деле ратном искусный, храбрый и осторожный вместе, ловкий в обхождении с иностранцами; кто знал его, все отзывались об нем как нельзя лучше».

Укрепив Переяславль, кн. С. пошел в Александровскую слободу, велел поставить там острог и тоже сделать укрепления. К слободе подступили поляки под предводительством Сапеги и разбили отряд, высланный против них кн. С. Когда же он сам сразился с поляками, то счастье им изменило и они, потерпев поражение, ушли от слободы опять к Троицкому монастырю, который Сапега безуспешно осаждал уже более года. Во время пребывания кн. С. в Александровской слободе, к нему явились посланные от Прокопия Ляпунова и от его имени предложили кн. С. Московский царский престол. Прочитав поданную при этом грамоту, наполненную оскорбительными выражениями против царя Вас. Ив., кн. С. разорвал ее, а посланных велел схватить и отправить в Москву, но потом, смилостивившись, отпустил в Рязань. Этот случай подал повод к сильному неудовольствию царя против кн. С.: царь Вас. Ив. и братья его с этого времени, как сказано в летописи, начали на Скопина «держать мнение». Когда Сапега удалился, наконец, из-под стен Троицкого монастыря, кн. С. перешел туда из Александровской слободы и стал рассылать воевод в разные города, которые, один за другим, признали власть Шуйского. Еще в бытность кн. С. в Александровской слободе составился план дальнейших действий против польского короля, и было решено, не откладывая, идти под Смоленск, чтобы очистить Московское государство от поляков; но искра подозрения и неприязни к кн. С. запала уже в сердце царя Вас. Ив., и он письмом вызвал кн. С. в Москву, под предлогом желания воздать ему почести, приличные победителю. Ослушаться было нельзя, и, по зову царя, 12 марта 1610 г. кн. С. и Делагарди торжественно вступили в Москву. Царь велел боярам встретить их с должною честью, но действительность превзошла вероятно его желания: народ высыпал за деревянный город, на Ярославскую дорогу, бил кн. С. челом, называя его своим отцом, а Делагарди освободителем, и поднес им хлеб-соль. Царь послал сказать кн. С., чтобы он заехал к нему в Кремль, раньше нежели домой, и встретил его радостными слезами: если он и завидовал племяннику, то старался скрывать чувство зависти. Иначе отнесся к кн. С. другой его дядя, брат царя, кн. Дмитрий Шуйский, считавший себя наследником Московского царского престола, вследствие бездетства Вас. Ив. Завидуя успехам кн. С. и видя в нем опасного соперника, так как в Москве ходили слухи, что его прочат в цари, он стал наговаривать на него царю и однажды так рассердил Вас. Ив. своими наветами, что царь прогнал его от себя палкою. Говорят, что между царем и кн. С. было искреннее объяснение, причем кн. С. доказал ему свою невинность и опасность вражды в такое смутное время. Слыша народные толки о вражде между дядями и племянником, Делагарди советовал кн. С. как можно скорее оставить Москву и выступить к Смоленску против Сигизмунда. Но кн. С. не мог исполнить этого совета, так как должен был дать отдых утомленному войску.

В апреле 1610 г. у кн. Ив. Мих. Воротынского был пир по случаю крестин его сына; крестным отцом был кн. С., а крестной матерью – жена князя Дм. Ив. Шуйского, кн. Екатерина, дочь известного Малюты Скуратова. После обеда княгиня Екатерина поднесла куму чару вина для «перепиванья»; кн. С. осушил чару до дна и вскоре почувствовал себя так дурно, что, недопировав, уехал к своей матери. Заметив сильно изменившееся лицо Мих. Вас., мать его излила свою глубокую скорбь в следующих выражениях, поэтически переданных в «Жизнеописании кн. М. В. Скопина»: «Чадо мое, сын князь Михайло Васильевич, – в горести воскликнула она, – для чего ты рано и борзо с честного пиру отъехал, либо тебе богоданный крестный сын принял крещение в нерадости, либо тебе в пиру место было не по отечеству, либо тебе кум и кума подарки дарили непочестные, а кто тебя на пиру честно упоил честныим питием и с того тебе пития на век будет не проспатися, и колко я тебе чадо во Александрови слободи приказывала не ездить во град Москву, что лихи в Москве звери лютые, а пышат ядом змииным». Кн. С. слег и, к великому огорчению матери, жены и дворни, стонал и кричал от нестерпимой боли, а иностранные доктора, присланные Делагарди, не могли оказать ему никакой помощи. Князь Мих. Вас. Скопин скончался 23 апреля 1610 г., на 23-м году от роду.

Нельзя в точности определить, сколько времени проболел кн. С.: если верить «Псковской летописи», то он лишь успел исповедаться и приобщиться Св. Таин и в тот же день умер. В «Рукописи Филарета» сказано: «И тако едва доиде до монастырню пазуху, потом пустися руда из носа и изо рта, и пребысть похищение смертное». Палицын говорит, что кн. С. умер, «мало поболев». В «Летописи о мятежах» читаем: «кн. Мих. Вас. впаде в тяжек недуг, и бысть болезнь его зла, беспрестани идеше бо кровь из носа». Изучив и сопоставив все современные сказания, профессор В. С. Иконников пришел к убеждению, что крестинный пир у кн. Воротынского был на пасхальной неделе (Пасха в 1610 г. была 8 апреля) и что, следовательно, кн. С. прохворал около двух недель. Неожиданная смерть такого цветущего юноши, каким был кн. С., заставила народ московский думать, что он из ненависти и зависти был отравлен женой кн. Дм. Ив. Шуйского, когда она поднесла ему на крестинном пиру вино. Это убеждение современников вложено в уста матери кн. С. его биографом. Вследствие этого, как только по Москве разнеслась весть о смерти кн. С., народ бросился к дому кн. Дм. Ив. Шуйского и, вероятно, растерзал бы его вместе с женой, если бы не был отстранен царским войском. Только Жолкевский в своих «Записках» выражает сомнение, что кн. С. был отравлен; «если начнешь расспрашивать – пишет он – то выходит, что он умер от лихорадки»; да Авраамий Палицын колеблется и, не называя имен, говорит: «но не вемы убо, како рещи, Божий ли суд нань постиже, или злых человек умышление совершися? Единый создавый нас се весть». В «Псковской Летописи», в «Рукописи Филарета», в «Летописи о мятежах» и в Московской летописи Бера с большей или меньшей уверенностью говорится об отраве.

Когда кн. С. умер, на поклонение ему стали приходить не только бояре, воеводы и рядовые воины, но и нищие, калеки и убогие. Пришел и Делагарди со шведскими генералами и офицерами. Бояре не хотели пустить их, как иноверцев, но Делагарди потребовал пропуска и, увидав мертвого кн. С., горько заплакал и сказал: «москвичи! Не только на Руси, но и в землях моего государя не видать мне такого человека». Явились и сам царь со своими братьями, патриарх Гермоген, Крутицкий митрополит, епископы, архимандриты, игумены, протопопы, монахи, монахини. Было такое множество желающих почтить память усопшего, что все не могли одновременно поместиться в хоромах кн. С. Когда настало время положить тело кн. С. в гроб – послали по всем торгам Москвы искать дубовую колоду, в которой, по старинному московскому обычаю, погребали умерших, но не нашли подходящей по длине, потому что кн. С. был очень высокого роста: пришлось надставить колоду. В этом деревянном гробу и перенесли тело в церковь. Родовая усыпальница кн. Скопиных-Шуйских была в Суздале, но туда невозможно было везти тело для погребения, потому что Суздаль осаждали поляки и русские «воры»; вследствие этого хотели временно положить тело в Чудовом монастыре. Народ взволновался, услыхав об этом решении, и требовал погребения кн. С. в Архангельском соборе, наряду с царями и великими князьями, в ознаменование его храбрости, а также и потому, что он принадлежал к одному роду с царями и великими князьями. Царь нашел это требование справедливым и гроб кн. С. на головах понесли в Архангельский собор. В перенесении тела участвовали: царь, патриарх, Крутицкий митрополит с духовенством, бояре и «всенародное множество». Народный плач и крик заглушал пение; сам царь обливался слезами, патриарх тоже. Гроб был поставлен среди Архангельского собора до следующего утра, потому что нужно было устроить каменный гроб и выкопать могилу. На следующий день, едва встало солнце, начал стекаться народ: мало кто знал лично кн. С., но все слышали о его храбрости и победах, все хотели отдать ему последний долг: в этот день торги и лавки опустели, и холопы вместе с господами ушли из домов. На отпевании, совершенном патриархом в сослужении со многим духовенством, присутствовали царь и все светские власти. После отпевания тело переложили в каменный гроб и опустили в могилу за алтарем, на южной стороне Архангельского собора, в приделе во имя Иоанна Предтечи. Мать и жена кн. С. были в таком отчаянии, что их верные слуги силой оттащили от могилы и увели домой, где они продолжали плакать, не принимали пищи и не ложились спать. В честь кн. М. В. Скопина слагались народные былины, которые распевались на пирах. Одну из таких былин записал оксфордский бакалавр Ричард Джемс, бывший в Москве при царе Михаиле Феодоровиче в 1619 г.; другая помещена в сборнике русской народной поэзии XVIII в., известном под именем сборника Кирши Данилова. Некоторые былины о кн. С. до сих пор живут в устах народа в северной Руси, в губерниях Олонецкой и Архангельской, и записаны в 1860 и 1870 годах П. И. Рыбниковым и А. Ф. Гильфердингом. Многими из этих былин воспользовался один из биографов кн. С. XVII в., переложив их в прозаическую речь (такая биография кн. С. найдена Костомаровым в одном хронографе XVII в. в Моск. Румянцевском Музее). Главное содержание былин о кн. С. составляет его преждевременная и трагическая кончина, но имеются былины, повествующие о его подвигах в Новгороде при заключении союза со шведами, причем подвиги кн. С. в памяти народной переносятся ко времени Иоанна Грозного, и кн. Мих. Вас. является другом и единомышленником тоже народного героя, Никиты Романовича Захарьина-Юрьева. Некоторые изводы былин излагают скорбь шведов по случаю смерти кн. С., другие объясняют этой смертью последующие враждебные отношения к Москве шведов, выразившиеся в занятии ими Новгорода.

«Др. Рос. Вивлиофика», XX. – «Летопись о мятежах». – «Сказания Авраамия Палицына». – С. Г. Г. и Д., II. – «Акты Исторические», т. II. – «Рукопись Филарета». – «Синбирский Сборник». – Попов А., «Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции», М., 1869 г. – «Записки гетмана Жолкевского о Московской войне», СПб., 1871 г. – «Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени», изд. под редакцией С. Ф. Платонова, Русская Истор. Библиотека, т. XIII, СПб., 1891 г. – Монография С. Ф. Платонова «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени», СПб., 1888 г., и «Очерки по истории Смуты», Карамзин, «История Гос. Российского», XI, XII. – Соловьев, «История России». – Монография Иконникова «Кн. Мих. Вас. Скопин-Шуйский», критико-биографический очерк, Древняя и Новая Россия, 1875 г., т. II. – «Песни, собранные П. Н. Рыбниковым», т. I, М., 1861 г. – «Онежские былины», записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1861 г., СПб., 1873 г. – «Памятники старинной русской литературы», издаваемые гр. Г. Кушелевым-Безбородко под редакцией Н. Костомарова, СПб., 1860 г., вып. II. – Разбор былин о Скопине, записанные Рич. Джемсом и помещенные в Сборнике Кирши Данилова, см. у Ф. И. Буслаева, «Исторические очерки русской народной словесности и искусства», СПб., 1861 г., т. I, с. 517–525 (в статье «Русская поэзия XVII в.»).