Песнь о северной ссылки²⁰²

Девять месяцев в больнице

Провела я хорошо

И в Бутырскую темницу

Перселилась²⁰³ на житье!

Не успела и привыкнуть

К новому свому житью,

Как внезапно услыхала,

Чтоб с вещами собралась.

«На свободу!», «На свободу!» –

Слышу возгласы кругом.

Собралася... и с конвоем

Отправляюсь из тюрьмы.

Но куда ведут? Не знаю,

На свободу не похоже.

Кругом множество народу,

Всех куда-то отправляют,

Одних гонят еще дальше,

А другим велят остаться.

Мне сказали: «Подождите», –

И я села в стороне.

Вижу, партия сгрудилась,

Началася перекличка,

Всех куда-то отправляют,

Слышу и свою фамилью,

Подхожу: «Куда же ехать?

И надолго ль высылают?»

Ничего не отвечают,

Говорят: «На месте скажут».

Подкатил тут «черный ворон»

И забрал, как сельдей в бочку.

Жара, давка, темнота!

Довезли нас до вокзала,

Оказалось, Ярославский.

Направляют нас в Архангельск,

Это стало уж всем ясно!

Посадили нас в вагоны,

Я едва тащила ноги,

И спасибо конвоирам,

Дали мне лежать в дороге.

Третьи сутки на исходе,

И в Архангельск мы прибыли,

Перекличку совершили,

Но на волю не пустили!

Первезли нас через Двину

И погнали в г.п.у.

Там все полно! – нас не нужно,

И в тюрьму нас не пустили.

Разместились во дворе,

Посидели, полежали,

И опять сказали «стройся»,

И обратно нас погнали

К той же пристани на Двину.

Снова всех нас погрузили

В темноту и духоту.

Но куда везут, не знаем.

Каждый сам догадки строит,

Только видим, не далёко,

Скоро к берегу пристали,

И нас скоро всех погнали

По аллеям: словно дачи,

Кругом домики стоят.

Но шагаем мы все дальше.

Силы падают опять!

Наконец во двор куда-то,

За забор нас привели.

Комендант навстречу вышел,

Стал по списку принимать.

Все с вещами подходили,

Чтобы вещи проверять.

Нас не много было женщин,

В клубе дали нам ночлег.

Мы измучились ужасно,

Ведь уж это был рассвет!

Спать легли, а сердце ноет.

Где мы? Что такое здесь?

Оказалося... концлагерь,

Лесобиржа – Усевслон²⁰⁴!

Сердце у всех защемило

И пропал последний сон!

День мы целый отдыхали,

А потом пошло все то ж.

Снова всех нас перписали

И послали в карантин.

На чердак нас всех загнали,

Среди стружек и досок,

Но спокойно мы там спали,

Не кусал нас там никто!

Но не долго продолжалось

Наше славное житье!

Первели нас по баракам,

В тесноту и духоту,

И шпана противным матом

Кроет всех и день и ночь.

Теснота, пахучий запах,

Вши уж сыплются со всех,

Силы нет! Дышать уж нечем,

От воды ли, от жары ли

Дизентерия у всех.

Все слабеют и худеют,

А работать надо всем.

Лишь забудешься немного,

А тебя уж будят............

То на кухню, то на.......

То на прачечну зовут.

Доктора освобожденья

Лишь одним больным дают,

А на старость не взирают,

Все равно везде иди!

Море слез там проливалось,

Сколько горя было там!

Мать о дочери рыдала,

Дочь скорбела об отце,

Вся семья была в разброде

И не знали, кто и где?!

Так прошел уж целый месяц.

Все мы жили как в аду.

Только теплилась надежда,

Что мы временно ведь здесь.

Наконец нам объявили,

Чтоб сбирались на этап:

Нас в Архангельск отправляют,

Чтоб на волю отпустить.

Долго, долго мы сидели,

Дожидаясь парохода.

Т ут нас хлебом наделили,

Не в подъем буханки дали.

«Но Архангельск не далёко?» –

Мы друг другу тут сказали.

Так зачем же столько хлеба?

Ничего-то мы не знали!

Приезжаем мы в Архангельск,

И опять нас всех погнали,

Но больные Усевслона

Все от партии отстали.

Силы нет идти нисколько,

Конвоиры нас ругают,

Все уж вещи мои взяли

И за нами их несли.

На панель ложилась трижды,

Сил нет, ноги не шагают.

К счастью, встретился начальник

И лошадку дать велел.

Снова нас в тюрьму не взяли,

Разместили во дворе нас,

Под открытым ясным небом,

И живем мы все надеждой,

Что вот-вот нас всех отпустят.

День проходит, два проходит,

Наконец уже пять суток.

День нас солнце страшно жарит,

Ночь холодная, морозит!

На земле мы все валялись,

Ночью все в росе купались.

Хлеба здесь нам не давали,

Вот буханки пригодились!

Тут-то поняли мы всё!

И глаза наши открылись,

Не свобода здесь нас ждет!

* * *

В день Успения Пречистой

Объявили нам поход,

Что назавтра рано утром

Повезет нас пароход.

На Печору, тут узнали,

Нам дорога надлежит.

Сердце у многих защемило.

Как проехать дальний путь?

Но себя мы утешали,

Проживем уж как-нибудь!

В сердце теплилась надежда,

Не оставит Бог Своих!

И далекая чужбина

Будет родиной второй.

Бог везде, а с Ним и радость,

Был бы Он в душе твоей,

Не оставит Он пришельца

В чужой дальней стороне.

Так с надеждою на Бога

И отправились мы в путь.

Скоро пристань, но морская.

Пароход для нас готов,

Нас «Архангельск» поджидает,

Только нас стоит и ждет!

Как товар нас погрузили

В темный трюм и на мешки,

Еще партию к нам влили,

Из Пинеги те пришли.

Тесно, тесно разместились,

Каждый вещи бережет,

Но шпана искусно рыщет,

Где добычу обретет.

Нас, больных, поближе к двери,

Где немножко воздух есть,

А то ехать две недели.

Нас таких и не довезть!

Тихо пароход отчалил,

Покатили мы Двиной.

Тут нам выдали и хлеба

И селедок с кипятком.

День прошел, настал и вечер,

Ночь спустилась к нам и в трюм,

Все усталые заснули,

Не спала одна шпана

И наутро с пробужденьем

Многим горя принесла!

Тот хватился, нету денег,

Этот – нету сухарей,

У кого вещей не стало.

Стали требовать конвой,

Походили, поискали,

Ничего уж не нашли,

И отцы печальны стали,

Как поедем дальше мы?

Но теперь уж спать не стали,

Зорко вещи стерегли,

Шпану голую одели,

Поделились, кто чем мог.

Тихо двинулись Двиною,

Вышли в море наконец.

Едем сутки, на другие

Буря в море поднялась.

Небо грозно потемнело,

Пена гребнем на волнах.

Быстро снасти все убрали,

Ветер зло канаты рвет

И как щепку нас бросает

С боку на бок по волнам.

Мы лежим, нет сил подняться,

Голова идет кругом,

Здесь тошнит, там рвет, тут стонет,

Изменился вмиг народ!

Нету шуму, нет и брани,

Слышим вздохи да мольбы,

Очи все возводят к небу,

Смерти каждый ждет себе.

И разгульные шпанята

Перестали хохотать,

И не слышно больше мата,

Тихо все они сидят.

Так качало больше суток,

Ветер начал затихать,

Каждый начал ободряться

И с молитвою вставать.

Тихо едем, да и встанем,

Долго на море стоим.

Почему? Сами не знаем,

Нам никто не говорит!

То туман, то без тумана

Всё стоим чего-то ждем.

Вот Когуй уже проплыли

И вступили в океан.

Наконец его проплыли,

Пароход опять наш стал.

Стали вещи собирать мы,

Перселяться на баржу.

Ох! Как трудно это было,

Не забыть того никак!

Силы вовсе изменили,

Не держалась на ногах.

Надо было вверх подняться,

А потом спуститься вниз.

И когда в баржу ввалились,

Помрачился свет в глазах.

Как упала я на лавку,

Не могу теперь сказать!

Только слышу, кто-то в спину

Колет острым, как штыком.

«Эй, вставай, что разлеглася!» –

Резкий окрик раздался,

И конвойный снова с саблей

Очутился близ меня.

«Не могу, – едва сказала, –

Дайте силы мне собрать».

«Иль вот это захотела?» –

И схватился за наган.

Вижу, дуло заблестело,

Может, будет и стрелять?

На душе спокойно было,

Перекрестилась не спеша...

«Господи, приими дух мой с миром!» –

Прошептала про себя.

Тут вступилися другие:

«Разве можно так с больной?»

И начальника просили,

Сколько можно, дать покой.

Здесь и дождик помочил нас,

Кипятку не стали греть,

Хлеба долго не давали,

Начала шпана шуметь,

Но крупой раздобылася,

Варкой каши занялась.

Здесь больных немало было,

Всех в каюту к нам свели,

А шпану всю отделили,

Рады были мы тому.

* * *

Долго ждали мы «Республику»,

Наконец, она пришла,

Забрала всю нашу публику,

По Печоре повезла.

Долго ль ехать по Печоре нам?

Ничего никто не знал,

Где нас ссадят? Всех ли вместе

Иль разбросят где кого?

Каждый строил лишь догадки

И молился про себя.

И стоим опять, и едем.

Уж семнадцать суток вышло

В путешествии все мы!

Наконец настал желанный,

Долго жданный нами день.

Мы приехали в Усть-Цильму,

Говорят, нас ссадят здесь.

Была пятница, тридцатый август,

Уже вечер наступил.

Нам приказано собраться,

Тут не будем ночевать.

Потащилися с вещами

И на берег уж сошли.

Тут начальник нас уж встретил,

В Г.П.У. нас повели.

Завтра велено явиться,

«А теперь идите все

И квартир себе ищите

На свободе по селу».

Правда ль это? Нам не верилось,

Что конвоя нет круг нас,

Перекрестились с благодарностью,

Много в Божий храм зашли

И пустилися на поиски,

Где бы дали ночевать?

Здесь народ суровый, строгий,

Старообрядцы большинство.

Но и добрые есть души,

Приютили все же нас.

Напоили, накормили,

И полегче стало нам.

Ночью снег глубокий выпал,

Север нас им угостил.

Не теплом он нас здесь встретил,

Сразу холодом одел!

Впереди нам рисовались

Холод, голод и пурга,

Но надежда не терялась,

Во всем воля ведь Творца!

Тело сильно изнемогло,

Дух же радостно горел,

Не такое ведь страданье

За грехи должны мы несть,

А такое испытанье

Надо с радостью терпеть!

Не разлучит ссылка с Богом

Ему верные сердца.

Дух же больше укрепится

Благодатию Христа!

Не преступники, не воры,

Мы собрались на Печору,

Совесть каждого чиста!

Мы гражданские законы

Не нарушили ни в чем...

Но закон духовный – Божий

Нарушали день и ночь,

Правда Божия терпела...

Покаянья ждал Господь.

Совесть наша все черствела,

Спали мы греховным сном.

Вот пришло и пробужденье,

Каждый вспомнил, кто он есть,

И несет с благодареньем

Возложенный Богом крест.

Мало падающих духом,

Больше с радостью несут,

И трудяся до упаду,

Бодро в Божий храм идут.

* * *

Храм уютный, деревянный,

Сребром и златом не блестит,

Но дар небесный, благодатный

Его собою богатит.

Стоит в нем чудная икона,

Явилась с древних лет она.

С тех пор сияет чудесами

Тому, кто верует в нее.

Угодник, милостью известный,

Святитель Божий Николай,

Явил здесь лик свой людям грешным

Во утешение в скорбях.

Как сладко в храме том молиться,

Слезами душу облегчать,

Надеждой дух тогда живится,

Любить всех хочется... прощать.

Какое счастье здесь молиться

Средь исповедников Христа.

Все иереи здесь собрались,

Священнодействуют умом

Иль в пеньи душу изливают,

Молясь за ближних и родных.

Посмотришь, лица всех какие?!

Бледны и худы стали все,

Седины ранние пробились

У молодых еще лицом.

Трудом измучены сверх силы

И холод, голод терпят. Здесь

Глубокий старец, изможденный

Болезнью старческой, стоит.

Здесь – инокиня, углубилась,

Молитву тайную творит...

Старушка взор свой устремила,

На Лик Божественный глядит

И просит помощи у Бога

Обитель милую забыть!

Собор священный весь собрался,

Все исповедники Христа

……………………………

……………………………

Один Христос в душе остался

Помощник в скорби и труде.

Балганы, база истомили

Вконец здоровье у отцов

И инокинь не пощадили,

В работе силы все кладут.

Паек так мал, а помощь с воли

Не все имеют от родных,

И все работают невольно,

Сверх силы труд такой несут.

Одна отрада пенье в храме,

Да разве вести от родных,

Письмо получат, иль посылку

С далекой родины пришлют.

Немногим счастье, есть такие,

Кому уж некому прислать.

Собратья только выручают,

Делясь последним сухарем.

Есть добровольно разделяют

Изгнанье, ссылку и труды.

То – жены, дочери и сестры

Самоотверженно пришли

Помочь, чем могут, беспомочным

И горесть жизни усладить

И, если смерть придет внезапно,

Рукой родной глаза закрыть!

* * *

Вот год прошел, пройдут и годы

Вернемся ль мы когда домой?

И где наш дом? Иль есть ли место,

Где б дали нам перночевать?

Родных почти всех растеряли,

Где их найти? Не знаем мы,

А многие сошли в могилу,

И нас туда уж ждут они.

Куда ж стремиться нам отсюда?

Дороги нет уже назад,

Пойдем вперед в обитель Бога,

К Нему направим ум и взгляд,

Чтоб не изринул из чертога,

Куда зовет Своих рабов.

Хоть сотни лет еще изгнанья,

Страданья, горечи и бед,

Все перживем с благодареньем,

Господь поможет пертерпеть.

Роптать не будем, но молитвой

Всю горечь жизни усладим.

Надеждой, верой и любовью

Унылый дух свой оживим.

Всем все простим, и нам простятся

Ошибки наши и грехи,

И в покаянии глубоком

Спокойно будем смерти ждать.

Когда придет? И где? Не знаем,

Но надо ждать ее всегда,

А вместе с нею избавленья

И всем страданиям конца.

Кто молод, тот живет надеждой,

Его семья родная ждет,

И, может быть, еще увидит

Всех милых сердцу, дорогих.

А мне одна дорога – в землю,

Не все ль равно, когда и где?

Земля повсюду ведь Господня,

Везде владычество Его!

Но есть одно мое желанье,

Моя всегдашняя мольба –

Спастись всем тем, кто меня помнит,

Кто Богом даден мне в удел,

Стяжать прощенье прегрешеньям

И муки вечной избавленье,

Не быть отринутой Творцом!

И там в обители Небесной

Узреть всех милых и родных,

Чтоб вместе быть, не разлучаясь,

И вместе Господа хвалить!!!

Во веки веков! Слава Богу за все! И всегда!

Аминь.

1931 год, Усть-Цильма

Опять настал тридцатый август²⁰⁵,

Опять наш праздник наступил,

И снова я на новосельи,

Наверно, Бог уж так судил!

Год ровно жили мы в Усть-Цильме,

Ходили часто в Божий храм,

Молитвой душу обновляли

И приобщались часто там.

Всего дороже было это

Общенье в храме со Христом.

Встречались люди – как родные,

Нам с ними хорошо жилось!

Скорбями, радостью делились

И время незаметно шло.

Но вот опять всего лишились,

Опять сплошные будни нам.

Опять нам надо перселяться,

Еще подальше гонят нас.

Собрали нас, убогих, старых,

Как бесполезный элемент.

В селе уж жить мы недостойны,

Работать сил уж нет у нас!

Собрали снова все пожитки.

Без них нельзя и с ними горе!

Уж не под силу их таскать!

Мы с места лошадь подрядили,

Идти не в силах мы пешком.

Все уложили, сели сами,

Нас до Печоры довезли,

Хотели в лодки погрузиться,

Нам надо реку переплыть,

А там одна дорога лесом,

До самой Нерицы реки.

Но что случилось? Нас Печора

Не пропустила в этот раз.

Пришлось опять назад вернуться,

Погоды тихой ожидать.

На горе водку продавали,

Возницы наши перепились.

Рискнуть поехать с ними – страшно

На пароход все собрались.

Дождь льет, и холод, все измокли,

Посадки долго ждать пришлось.

Уж полночь – «Сталинец» отчалил,

Катим в неведомы края!

Чуть-чуть забрезжил свет, пристали,

Нам говорят: «Сходите здесь».

Какой-то остров незнакомый,

Один песок, унылый вид!

Сошли на остров и не знаем,

Что будет дальше с нами здесь.

Песок сыпучий под ногами,

И волны плещут на него.

Вверху какие-то палатки,

Кой-где деревьеца торчат.

Живой души нигде не видно,

Кого спросить, куда идти?

Одни из нас пошли искать дорогу,

Другие кверху побрели,

А кто измученный, усталый,

В песок на берегу легли.

Дождь льет, бушует ветер сильный,

Все измочились, передрогли.

Волнами берег подмывает,

Вот-вот всех смоет, унесет!

Один мешок уже свалился,

Все стали вещи относить.

Пошли искать, погреться где бы.

Палатки видим – ну, зашли.

Народ приветливый нас встретил,

С сочувствием к нам подошли.

Нам кипяточку предложили,

Спросили, есть ли хлеб у нас?

Паек последний свой отдали,

Готовы всем бы поделиться,

Но греться к ним пустить нельзя.

Скорей велят нам удалиться,

Пока начальник не видал.

Здесь концлагерь заключенных,

На Ухту гонят бедных их.

Почти что все с образованьем,

Интеллигентный всё народ,

Профессора, академисты,

И дамы вместе с ними есть.

Легко одеты, как на юге,

Но бодры духом, не скорбят,

Надеются на помощь Бога,

Унылых лиц не видно там.

Опять пошли на берег зябнуть.

Наверно, здесь нам погибать.

Найти нигде не можем лодку,

Никто не хочет перевезть.

Опять уж вечер наступает,

Никто не пил, не ел из нас.

Пошли опять песком сыпучим.

Не попадутся ль рыбаки?

Что скажем им – не понимают,

Наречья их не знаем мы.

Хоть со слезами умоляем,

Едва-едва могли понять,

Что мы сидим и погибаем,

Что надо помощь нам подать.

Вот видим, лодка подъезжает.

Какая радость нам была!

Берите, сколько уж хотите,

Не дайте нам погибнуть здесь.

Насилу взять нас согласились,

За платой мы уж не стоим,

Спешим скорее погрузиться,

Пока ночь не застала здесь.

Плывем Печорой, ветер крепнет.

И Пижмой плыли, ничего,

Но буря в Буе разыгралась,

И будто ветер заиграл.

По волнам лодка так и скачет,

Чуть-чуть не захлестнет волной.

Гребцы с усильем правят лодкой.

Едва ли быть нам всем живым!

Другая лодка с старичками

Носилась тоже по волнам.

Они себя уж отпевали,

И смерть глядела в очи им.

Всем было жутко, все молились,

У Бога помощи прося,

С родными мысленно простились,

На волю Бога отдались.

Но не судил Господь погибнуть,

Стал ветер медленно стихать.

Все с облегчением вздохнули,

На берег стали направлять.

Уж темно было, нас ссадили,

Опять далеко от жилья.

В глухом лесу, под стогом сена

Мы сладко спали в эту ночь!

Наутро с солнцем уже встали,

Деревню надо нам искать.

В шести верстах стоит деревня,

Где жить назначено нам всем.

Когда-то здесь богато жили,

Скота и рыбы вдоволь было,

И храм на горке красовался,

Приятно украшая вид.

Теперь не то! Развал повсюду,

Скота и рыбы нету здесь.

На храме флаг, побиты окна,

Престол поверженный лежит!

Бедна глухая деревенька,

Квартиры трудно нам найти.

Здесь ссыльных не видали раньше,

Боятся нас к себе пускать.

Стоят под окнами толпами,

Как на зверей пришли смотреть.

Сыро, холодно, тоскливо,

Дождик льет как из ведра.

Ночи белые минули,

Темнота опять пришла.

Свету нам не разрешают,

Керосину не дают,

И сидим во тьме глубокой,

Ждем, когда придет рассвет!

Но не скучно и в потемках,

Наш Свет светит в сердце нам,

Светит, греет, утешает,

Падать духом не дает...

Тьма душевная – вот страшно,

А вещественная – нет!

Свет Христов и во тьме светит,

Просвещая души всех!

Трудно, нудно, сиротливо,

Все чужое нам кругом.

Здесь мы странники, пришельцы,

Как Апостол говорит.

Так и надо нам скитаться

Нынче здесь, а завтра там,

Может быть, нам завтра скажут,

Чтоб сбиралися опять,

Снова в путь тащиться надо –

Мы не можем это знать.

Так и будем до могилы

Всё скитаться по земле,

А когда не будет силы,

Бог возьмет тогда к себе!

Во всем Его святая воля,

И слава Господу за все!

Нерица, 1932 год. Январь

Больше полгода прожили

Мы на Нерице реке.

Одного там схоронили.

Мирно спит в сырой земле!

Тяжело нам там жилося,

Все враждебное кругом,

Но смирились и спокойно

Стали смерти ожидать.

Мы не ждали, чтоб оттуда

Нас куда бы могли взять.

Вдруг приказ, чтобы явиться

Инвалидам, кто там есть,

На Усть-Цильму в Г.П.У.

Сколько горя мы хватили,

Чтобы выехать оттуда,

Как из плена, мы бежали

С этой Нерицы реки!

С нетерпеньем ожидали

Окончания пути.

Прикатили мы в Усть-Цильму

Прямо к бабушке своей,

Сколько радости тут было,

С нетерпеньем нас ждала.

Вот явились, кто где были,

Отовсюду нас собрали,

Все с вещами, с багажами,

Ждали, что-то здесь нам будет?

Говорили, что отпустят,

Все надеялись на это,

Сроки многие отбыли,

Так чего же их держать?

Но напрасно ожидали!

Путь другой нам предстоял.

Кто на Цильму, кто на Пижму

Отправляются опять!

Потянулися подводы,

Грустно было старичкам.

Но кто требует леченья,

Оставалися и там.

По болезни я просила,

Чтоб остаться мне в У.-Ц.,

Чтоб немножно подлечиться.

«Там, куда вас отправляют,

Есть больница и врачи, –

Комендант мне отвечает. –

Лучше ты и не проси!»

Подчинилася покорно,

Собралася уже в путь,

Только нужен был документ.

Получать его пошла –

Всем дают, и всех на Цильму,

Мне сказали: «Подождите».

Сердце замерло невольно.

Что-то будет? Подожду!

«Вы останетесь в Усть-Цильме», –

Комендант мне так сказал.

«Как устроитесь с квартирой,

Сообщите адрес нам!»

Позавидали собратья,

Что не ехать никуда,

А мне жалко их так стало.

Лучше б участь всем одна!

Так осталась я в Усть-Цильме,

За работу принялась,

Сети плесть я научилась,

Безработной не была.

Но напрасно я трудилась,

Ничего не помогло.

Скоро день мне был назначен,

Чтоб с вещами приходить.

Ну, явилися с вещами,

Разместились во дворе

И хромые, и слепые,

И безрукие сидят,

Так до вечера сидели,

Наконец, черед дошел.

«Вы на Пижму отправляйтесь,

На курорт вас повезем!» –

Комендант над нами шутит,

Приуныли все уж мы!

Пижмой раньше нас пугали,

Очень голодно уж там.

«Все на берег вы идите,

Скоро лодки будут вам».

Собралися все на берег,

Как цыгане все сидим,

Ветер воет, дождик хлещет,

Все продрогли и дрожим.

Лодок нет и ехать не в чем.

Целый день уж так прошел,

Ночь настала, холод страшный,

Развели себе костры.

Но и снова день проходит,

Мы в отчаянье пришли:

«Дайте лодки нам скорее

Иль пустите по домам!»

Комендант к нам сам приехал,

Лодки две для нас достал.

Проводник теперь нам нужен,

Без него не едем мы!

Но никто не хочет браться,

Слишком уж опасен путь.

Как на смерть нас обреченных

Все оплакивали тут.

Двое суток мы сидели

На печорском берегу.

Наконец-то погрузились

И отправилися в путь.

Поначалу та дорога

Так приятна нам была,

Любовались берегами,

Тихо плыли по реке!

На ночлег к деревне стали,

Разбрелися кто куда.

Кто на травке поместился,

Кто на берегу уснул.

Мы на лодке ночевали,

Удовольствие одно!

Утром рано с солнцем встали,

За молитву принялись.

На душе отрадно было,

Так покойно, хорошо.

Сердобольные старушки

Принесли нам молоко,

Кто лепешек, кто картошки,

Все жалеют стариков.

На лужке обед сварили,

Подкрепилися слегка.

Снова в лодки все посели

И опять пустились в путь.

Теперь ветер перменился

И теченье по реке.

Одних весел было мало,

Бечевой пришлось тянуть.

А кому тянуть? Убоги

И стары все седоки.

Так пришлось нанять в колхозе,

Чтобы лошадью тянуть.

Пижма речка небольшая,

Но капризна чересчур,

Не глубока, но пороги,

Камни всюду под водой.

Надо знать по ней дорогу,

А не то пойдешь ко дну!

Есть порог ужасно быстрый,

Что «разбойником» зовут.

Мы на нем чуть не погибли,

Только выручил колхоз.

Завертело нашу лодку,

Вот сейчас перкувырнет!

Все дрожали, побледнели,

Смерти ждали уж себе.

Ловко с лошадью колхозник

Подскочил к нам по воде,

Сильной смелою рукою

Бросил якорь на корме

И сдержал тем нашу лодку

И направил нас на путь.

То на мель мы наскочили,

Лодка стала на камнях,

На себе ее тащили,

Пришлось в воду вылезать.

В довершенье к испытаньям

Дождик начал поливать.

Двое суток так мы плыли,

Промочились все < насквозь >.

На четвертые уж сутки

Наша «база», говорят.

Здесь ссадить нас обещают,

Уж окончился наш путь,

Мы к Замежному пристали,

Сельсовет наш будет тут.

И пошли искать квартиры,

Кто пустил бы ночевать.

Все насквозь мы промочили,

Нитки нет на нас сухой.

Льют с вещей воды потоки,

Просушиться надо нам.

Нас пустил единоличник,

Очень добрая семья,

И квартирку нам сыскали,

Если здесь оставят жить.

Две квартиры тут нам были,

Мы надеялись и жить,

Но как вышло? И не знаю,

Снова путь нам надлежит.

В Вознесенье рано утром

Лодки двинулись назад.

У Загривочной деревни

Нас ссадили пятерых.

Праздник был, народ нарядный,

И гуляют у реки.

Все сочувственно нас встрели,

Но квартир-то нет у них!

Всю деревню обходили,

Ничего мы не нашли.

Опять сердце заболело,

Что-то будет впереди?

Так сидели без квартиры

Суток трое во дворе,

А потом Господь утешил,

Нам пристанище послал!

Люди добрые пустили,

Как родные были нам.

Поначалу было трудно,

Не давали хлеба нам.

Но Господь послал работу,

И кормились без нужды.

Как курорт, прекрасна местность,

Чудный вид лежит кругом,

Горы, холмы и долины,

Зеленеются поля,

Лес стоит стеной дремучей,

Речка плещется внизу.

Год мы жили здесь спокойно,

Отдыхали мы душой,

И народ такой хороший,

Не обидел нас никто.

Через год нас вызывают

На Усть-Цильму, но не всех,

Постепенно отпускают

Инвалидов по домам.

Скоро очередь за нами!

Как уехать? Вот вопрос!

Лодок нет, не обещают,

Надо в Замеге просить

……………………

……………………

Обещают, что захватят,

Караулить надо их.

Как поедут они мимо,

Тут уж надо не зевать!

Две недели так мы ждали,

Сторожили день и ночь.

Вот и едет мимо лодка,

А нас все же не берет!

Перегрузка все большая,

Груз казенный повезет.

Так мы ждем, сидим, страдаем,

Время все идет, идет...

А река как обмелеет,

Ну, тогда уж не пройдешь!

«Не надейтеся на лодку, –

Это все нам говорят. –

Поищите сами лодку

И возьмите ямщика».

Так и вышло, что же делать.

Лодку старую нашли,

Починили, подлечили,

Ссыльный взялся нас везти.

Нам одним трудненько было,

В пай вошел к нам старичок.

Так втроем мы и отплыли

Ночью белой на заре.

Нас слезами провожали,

Ну, поплакали и мы.

Здесь троих мы схоронили,

Уложили под сосной,

Грустно с ними мы простились,

Расставаясь навсегда!

В путь пустилися опасный,

Лодка наша все течет,

Отливать не успевают,

Как-то Бог нас донесет?

Много видели мы страха,

Не надеялись доплыть,

И под грозу мы попали,

Страшно было на реке!

Снова катим мы в Усть-Цильму,

Это будет в третий раз!

Что-то будет нам, не знаем,

Чем порадуют тут нас?

Снова к бабушке Парасве,

Приютила опять нас,

Как родных, нас полюбила,

Дай ей Бог благую часть!

Как приехали в Усть-Цильму,

Так пошла я в Г.П.У.

Надо было показаться

И про отпуски спросить.

«А тебе не будет отпуск», –

Говорит мне комендант.

«Почему? – заныло сердце. –

Разве я виновней всех?»

«Потому, что ты монашка,

Погости-ка еще здесь!»

Я подумала, он шутит,

Надо что-нибудь сказать!

Но назад не отсылает

И домой не отпускают,

Время все идет, идет...

Нет да нет, кого отпустят,

Все надеждою живут,

Собираясь понемножку,

Чтоб скорее укатить.

Но прошло уже все лето,

Осень темная идет.

Скоро холод скует воды,

Пароходы не пойдут,

А народ не отпускают.

Все волнуются ужасно,

Сроки все давно отбыли,

Износились, истрепались.

Хлеба нет, – ужасно дорог,

И работа прекратилась.

Жутко было оставаться,

Смерти надо ждать голодной.

Старики спокойней были,

Молодежь же волновалась.

Пред последним пароходом

Вдруг всех сразу отпустили.

Сколько радости, восторга!

Все на пристань заспешили.

Лето всё и я ходила,

Всё документ ожидала.

Срок я свой совсем не знала,

Всё считала – отбыла!

Каково ж разчарованье,

Стыд, и горько было мне,

Как сказали, что пятьлетку

Мне назначено отбыть!

Не к свободе я стремилась,

Нет! То чуждо было мне,

Но мне стыдно за то было,

Что не знала сроку я.

Как бы всех я обманула,

Говоря, что «отбыла».

Все собратья пожалели,

Что осталась здесь одна.

Не одна хотя была я,

Был и верный человек,

Разделял со мной невзгоды

И неся со мной мой крест.

Ободрила сестра словом,

Что не надо унывать.

Проживем еще два года,

Не увидим, как пройдут!

И остались мы в У.-Ц.

Проводили всех своих.

Пусто, холодно и скучно,

Точно место уж не то!

Но не долго мы скучали,

Скоро отпуски пошли.

Комендант сказал: «Пишите,

У кого родные есть.

Пусть берут на иждивенье,

Всех мы будем отпускать».

Полетели телеграммы,

Письма в разные концы.

Всем хотелось на свободу

И родимых повидать.

Если можно, и с последним

Пароходом убежать!

Меня скоро отпустили,

Комендант не задержал.

«Твой документ уж написан,

Надо только подписать.

Приходи, ужо получишь».

Ну, пришла, и не готов,

Приди нынче, приди завтра,

Утром, вечером приди.

Так ходила всю неделю,

Получить все не могу!

Прямо вышла из терпенья,

Даже бросила ходить,

Все равно уж не уедешь,

Надо зиму зимовать!

Только после поняла я,

Что Бог к лучшему все вел –

Кто поехал, все вернулись,

Растеряв последний хлам.

Только сели в пароходы,

А река покрылась льдом.

Прокатили их немножко

И вернули всех назад.

Так остались мы в Усть-Цильме,

Бог работу нам послал:

Пояса мы обе ткали

И сдавали их в сельпо.

Мы паек там получали

Да и деньги за тканье.

Одеяла мы стегали,

Время праздно не прошло,

Зиму прожили мы сносно,

А Постом постигла скорбь:

Заболел у сестры палец,

Привязался костоед!

Грустно Пасху мы встречали,

Храма нет, и мы одни!

Потихонечку попели,

Со слезами спать легли.

После Пасхи снова скорби:

Не дают в Усть-Цильме жить.

«Кто отпущенный на волю,

Тот не может проживать.

Выезжайте из Усть-Цильмы,

И не ближе шести верст.

Там квартиры и ищите,

А не то наложим штраф».

Ну, пришлося переехать

Ближе к пристани теперь,

Но и там нас ждали скорби,

Бог испытывал везде!

Зажила рука у Тани,

Разболелася нога!

Надо ехать! Мы ни с места,

Что ты будешь делать тут?!

Не в дорогу я сбиралась,

А скорее хоронить!

Постаралась приготовить,

Ее ночью приобщить.

Это было прямо чудо:

Сон послал на всех Господь,

Как пришел, ушел священник

Не слыхал в избе никто!

Причастилися мы обе,

Легче стало на душе.

Ну, твори Бог Свою волю,

Мы вверяемся Тебе!

Все же надо было ехать,

Хоть в дороге помирать.

Кость ей вынули из пальца

И велели промывать:

«Берегися зараженья,

Всего можно ожидать».

Довели до парохода,

Посадили кое-как.

Довезли до Нарьян-Мара,

Там морская пристань есть.

Парохода ждать неделю,

Надо здесь и проживать.

Холод, голод, и воришки

Так и рыщут по мешкам.

Загрустились мы, не знали,

Что и делать будет нам?

Вдруг торговый пароходик

Неожиданно пристал!

Нет кают, и нет плацкарта,

Только палуба одна,

Но мы рады очень были,

Что всех нас он захватил.

Разместились на корзинах,

Кое-где и как-нибудь.

Только несколько отплыли,

Как приходит капитан.

Всех на палубу отправил,

Стал билеты проверять.

Только нас, больных и старых,

Не прогнали никуда.

День прошел благополучно,

Ночью буря поднялась.

Закачало нас ужасно,

Сил нет голову поднять!

Рвет, тошнит, понос у многих.

Встать нет сил, лежат все тут.

И еще одни бы сутки –

Не смогли б и пережить.

Наконец затихла буря,

Солнце стало пригревать,

Ободрилися немножко,

Стали на ноги вставать.

Дальше плыли мы спокойно,

И чудовищев морских

Повидали мы довольно,

Интересно было нам.

В Двину Северну вступили

И к Архангельску пришли

И с морского парохода

На речной мы перешли.

У вокзала нас ссадили

И на землю вышли мы.

Отощала ли я очень

Или чем больна была?

Только как сошли на землю,

В обморок упала я.

Долго я без чувств лежала,

Напугались за меня.

Но спасибо, поспешили

Поскорей билеты взять

И в вагон нас усадили.

Тут расстались мы со всеми,

Кто сопутствал нам в пути.

И не верилось нам в счастье,

Что вернулись мы домой.

Где ж наш дом? Куда же ехать?

Мы смущалися душой.

Но спасибо, нас родные

Приютили у себя.

Здесь мы телом отдохнули

И душою хорошо,

И забылися все скорби,

Точно сон, все то прошло.

* * *

Так отбывши пятилетку,

Что назначена была,

И назад я возвратилась

(Вот чего и не ждала!).

Благодарна я тем людям,

Кто такой мне опыт дал.

Все на пользу мне большую,

И здоровью помогло!

Как приятно повидаться,

С кем в разлуке долго был,

Пережитым поделиться

И тем душу облегчить.

Всем спасибо, кто утешил,

Словом, делом ободрил

И нас, странников, приветил

После дальнего пути.

Всем Господь воздаст за это,

Не останутся без мзды.

Всех, за все земным поклоном

От души благодарю!

И мой долг за всех молиться,

Пока в теле есть душа,

Быть всегда на все готовой

И покоя здесь не ждать,

Чтобы помнить, что не землю,

Небо надо нам стяжать!!!

Мне на родине нет места,

Не дают на ней пожить.

На сто верст куда угодно

Отправляйся теперь жить!

Это все опять наука,

Надо помнить, кто мы есть.

Наша родина на небе

У Небесного Отца,

Вот ее лишиться страшно,

Там уж вечность без конца!

Уж недолго мне осталось,

Скоро кончу путь земной.

Годы мне напоминают,

Что пора, пора домой!

Вот и жду я повсечасно,

Как потребуют туда!

Лишь бы с миром в покаяньи

Дух свой Господу предать.

В жизни вечной, бесконечной

Милость Божию стяжать!!!

Москва, 1934 год

Холодный Север, но прекрасный,

Хочу воспеть твои красы,

Прощальный гимн тебе составить

И память в сердце унести.

Придется ль мне к своим вернуться

Иль здесь до смерти доживать?

То знает лишь один Создатель,

Моя судьба в Его руках!

Когда Бог в сердце, все прекрасно,

Как будто всюду край родной,

И залюбуешься невольно

На ту красу, что создал Бог.

Как часто я о том скорбела,

Что нет таланта у меня,

Зарисовать я не умею

Картины дивные твои!

Как величаво и прекрасно

В реке закат отображен,

То ярким золотом блистает,

То отливает серебром!

То облака с лазурью неба

Так ясно видятся в воде,

То потемнеет; грозно воют,

Бушуют волны на реке!

То небо пурпуром задернет,

Как кровь, краснеют облака,

И эта чудная картина

Вся отражается в воде.

Зимой сияньем небо блещет,

«Всполох играет!» – говорят.

То там, то тут сверкнет на небе

Полоска света в облаках.

И так глядел бы на все небо,

Очей не можно оторвать!

А ночи белые? Как дивно!

Читай, работай без огня

И спать не хочется, и стыдно

Во сне терять такую ночь.

Прощай же, Север мой прекрасный,

Тебя я буду вспоминать

И тех людей, что мне встречались

В холодной северной стране,

Своей любовью согревали,

Заботой, лаской дни мои.

Да наградит их всех Создатель,

Всегда молю о том Его.

Придется ль встретиться нам снова

Иль не увидимся уж здесь?

Но буду вечно благодарна

За все, за все Творцу Небес!

1934 год, Усть-Цильма

Посвящается Акатову

Прощай, дорогая обитель,

Прощай, наша мать, навсегда.

Тебя мне уж больше не видеть,

В стенах не бывать у тебя.

Стоишь ты печальна, угрюма,

И звон колокольный затих,

Погасли лампады во храме,

И свечи не теплятся в нем!

Затихло и пение в храме,

И сестры в него не спешат,

Чтоб славить Владычицу мира

И «радуйся» Ей возглашать.

И нивы стоят сиротливо,

Не трудятся сестры на них,

И зданья стоят в запустеньи,

Повсюду разрухи печать.

Скажи же, святая обитель,

Скажи же, где сестры твои?

Где те, что тебя созидали

И отдали силы свои?

Зачем не спешат, как бывало,

В глубокое утро во храм,

И в полночь не слышится пенья,

Никто уж не молится там?

Зачем ты стоишь одиноко,

Не смея принять нас к себе?

Чужие тебя наполняют,

И доступа нет нам к тебе!

Горька же нам участь досталась

Скитаться вдали от тебя.

Как тяжко для нас испытанье,

То ведает только Господь!

И вот мы томимся в изгнанье,

По тюрьмам скитаемся мы

И в ссылке далекой страдаем,

И пастырь томится вдали!

А многие кости сложили

В далекой чужбине глухой,

Навеки бедняжки уснули,

Не вынесли тяжесть пути.

Чужая рука уложила

В дощатый некрашеный гроб,

Молитвы никто не свершили,

Зарыли... а где? Не найдешь!

Никто не придет на могилу,

Слезы не уронит на ней,

Никто не споет панихиду

В отраду почившей душе.

Прощай же, святая обитель,

Прощай, может быть, навсегда.

Не примешь ты нашего праха,

Мы ляжем вдали от тебя!

О, Господи! Дай нам терпенье

И вспомни, Владыко, о нас.

Дай силы нести крест изгнанья

И в нем нам Тебя прославлять!

1934 год, Усть-Цильма

Я помню тот миг незабвенный,

Когда в первый раз я вошла

В Акатовский храм благодатный

И в нем свое счастье нашла!

То счастье, что мир не заменит

Со всем обольщеньем своим.

Понять его тоже не сможет,

Скорей посмеется над ним!

Давно я душой тосковала,

Все было противно в миру.

Бежать из него мне хотелось,

Но только не знала куда!

Усердно я Бога просила:

«Скажи мне, Господи, путь,

Куда мне идти для спасенья,

Чтоб душу свою не сгубить?»

Семейный мне крест не по силам,

Его не хотела избрать,

Стремилась служить только Богу,

Ему одному угождать.

Господь указал мне обитель.

В пустыне глухой создана,

Едва зачиналась для жизни,

Юна и бедна так была!

Но дар благодатный, небесный

Собою ее украшал,

И храм деревянный убогий

Сокровище это вмещал.

Икона Владычицы мира

С Афона в Акатов пришла

Совместно с врачом благодатным

Недуги болящих целить.

С тех пор благодать осенила

Пустынное место сие,

Кругом все собой просветила

И всех привлекала к себе.

Мне сердце мое подсказало,

Что здесь я нашла, что ищу.

Душа моя вся ликовала,

Блаженством полна неземным.

Как будто живая, Владычица

С любовию смотрит на всех,

И дивно как лик Ее светится,

И кротость какая в очах!

Как сладко пред Нею молиться

И все на Нее бы глядеть,

Ото всего бы земного забыться,

Лишь к Ней любовью гореть!

Все Она видит, Владычица, знает,

Скоро услышит Она,

Лишь бы с любовию, с верой

К Ней прибегали всегда!

Какое же было мне счастье

Служить пред иконой святой.

Могло ли что с этим сравняться,

Могла ли я мыслить о сем?

Восстанут ли страсти какие,

Иль люди своей клеветой

Нарушат спокойствие сердца,

Бегу поскорее я к Ней!

В слезах изолью свое горе,

Все Ей, как живой, расскажу,

Грехи и паденья, ошибки,

Все-все перед Ней изолью!

Наплачешься вдоволь пред Нею,

И скоро услышит Она,

И бурю утишит на сердце,

И мирная станет душа.

Простишь всех врагов и забудешь

Все горькое в жизни своей.

Могу ль я забыть то мгновенье,

Что было однажды со мной?

Обман ли очей это было

Иль милость Царицы моей?

То было за службой под праздник

Обительский наш храмовой²⁰⁶.

Вот помню, начали кафизмы.

Мне не было время сидеть,

Стою пред иконой святою,

За свечками строго слежу.

Нечайно взглянула на образ –

Готова была закричать.

Я вижу, Младенец трепещет,

Как будто живой, на руках,

И ручки вперед простирает,

Смеется, трепещется весь!

И Матерь Пречистая Дева

Так ласково, добро глядит,

Улыбкой лицо озарено,

Румянец играет в щеках,

Как будто живые! Живые!

Нет сил оторвать от Них глаз.

Я всё тут на свете забыла,

Где я? Что со мною, не знать!

Вдруг кто-то ко мне прикоснулся,

О деле каком-то спросил.

Невольно пришлось как очнуться

От чудных видений своих.

Когда же взглянула я снова,

То было опять, как всегда.

Икона стоит как икона,

И жизни в ней нет и следа.

Но то, что я чувствала в сердце,

Забыть я никак не могла!

И годы прошли уж большие,

И много за них пережилось,

Но это так ясно все помню,

Как будто вот вижу сейчас!

Да! Долгие годы тянулись,

И много воды утекло,

И старость пришла незаметно,

Здоровье куда-то ушло!

Но все это так уж обычно,

Тому подобает и быть.

Но вот что в такие-то годы

Приходится нам пережить.

Того уж никак мы не ждали,

Умом постигать не могли.

Мы шли в монастырь как в могилу,

Чтоб кости свои здесь сложить.

Могли ли мы думать, что старость

Средь мира мы будем влачить?

Достойно своему нераденью

Мы казнь получили за то,

Лишились земного мы рая

И изгнаны вон из него!

Как плен, переносим изгнанье,

За все мы Творца благодарим,

Что здесь как Отец наказует,

Как дщерей помилует там.

На все Его воля святая

Да будет над нами всегда!

Но вот что душе моей горько,

Так больно для сердца моего –

Утратили мы безвозвратно,

Что было дороже всего.

Тот образ Владычицы чудный

Навеки утрачен для нас.

Я здесь на земле потеряла

Сокровище сердца своего.

О, если бы там обрела я,

О чем так тоскую теперь.

О, если б хоть раз повидать мне

Божественный лик Пресвятой

И выплакать все, что на сердце,

Пока еще здесь на земле.

Я верю, хотя и не вижу

Божественный лик пред собой,

Что все Она видит, Владычица, знает,

И смотрит со скорбью на нас.

О, дай мне, Владычица, силы

С терпением крест свой нести,

Чтоб был бы он мне во спасенье,

И милость Твою обрести!

1937 год

* * *

Ах ты доля моя, доля, доля чудная моя!

Как я рада и счастлива, что в обители жила!

Рай земной была обитель, там мы славили Творца,

Воспевали Богоматерь, воспевали всех святых.

Труд с молитвою менялся, праздно не жили мы там.

Все трудились в послушаньи, всё с терпением несли.

Нам отрада была в храме, все стремилися в него.

Хоть устанем на работе, но бежим, заслышав звон!

Утром «радуйся» вещали Богоматери Благой,

День в трудах весь проводили, незаметно, как пройдет,

Вечер к чтению спешили, на беседу о душе,

Как спастися, поучались, как бороться со страстьми,

Псальмы пели, утешались, забывали про труды.

В полночь в храм опять спешили...

Жениха встречать с небес, подражая чудным девам,

Сон отряхивать с очес, чтоб светильники не гасли,

Не остаться вне дверей! Так мы время проводили,

Жизнь как райская была! Но змий древний, змий лукавый

Позавидовал и нам, и своим дыханьем тленным

Разорил всю нашу жизнь! Нерадение ли наше, или воля так Творца,

Только рай свой потеряли, нас изгнали из него.

И теперь мы все страдаем, все скитаемся кто где,

И по тюрьмам, и на ссылке, побывали уж везде!

И скитаемся средь мира, от которого ушли.

Где Господь пошлет кончину, ничего не знаем мы.

Но за все благодаренье воссылаем мы Творцу,

Он ведет нас ко спасенью, это знаем твердо мы.

Шли в обитель мы спасаться, чтобы Богу угодить,

Но неопытны мы были, часто падали в грехи,

Нераденьем побеждались... ошибалися в себе,

Вот Господь и попустил нам, чтоб познали мы себя.

Лучше здесь на этом свете все невзгоды потерпеть,

За грехи свои смириться, как евангельский мытарь.

Как блудница, прольем слезы у подножия Креста

И получим отпущенье от Всещедрого Творца.

За гоненье, за изгнанье Он нам Царство обещал.

Так отринем скорбь и страхи – Он нам радость завещал.

Мзда от Господа дается за терпенье здесь скорбей.

Так претерпим без роптанья и претерпим до конца,

И душа наша спасется благодатию Христа.

Все пройдет! И все минует, все непрочно на земле.

Будем к вечности стремиться, помнить суд, и рай и ад,

Будем Господу молиться, да причтет к Своим овцам,

Вечной муки нас избавит и с Собой не разлучит!

1941 год

* * *

Кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси

Бог, творяй чудеса!

(Пс. 76:14–15)

И откуду мне сие, да прииде Мати

Господа моего ко мне?

(Лк. 1:43)

Буди благословен и преблагословен

двенадцатый день марта месяца:

Суббота, 1944 год

Как Божий Сын не возгнушался,

Блудницы грешной не отринул,

Слез покаянных не презрел,

Сына блудного приветил

И мытаря Он оправдал, –

Так Богоматерь Пресвятая

Узрела скорбь рабы Своей,

Хотя и грешной, недостойной,

Грешней блудниц и мытарей.

Но благость Божья все презрела.

Сама Владычица пришла,

Пришла на Волгу так смиренно,

Никто не знал, не ожидал!

Такого счастья, милосердья,

За что же Бог нам так послал?

За скорбь и слезы несомненно,

Господь ведь видел скорбь мою!

Он знал, что мне всего дороже

И чем полна моя душа,

И вот двенадцатого марта

Сама Пречистая пришла!

День незабвенный, день святой!

Пришла Владычица благая

В убогий, скромный домик мой.

Не я, конечно, заслужила

Такую милость от Нее:

Моя хозяйка, как вдовица,

Ту благодать приобрела!

Как Илия к сарептской послан,

Так и об этой рабе Божьей

Бдит Божий промысел благой.

Она мне милость оказала,

И ей Господь за то воздаст.

Такое счастье посетило,

Сама Владычица пришла,

Неся с Собой благословенье

И радость чистую небес!

Теперь одно мое желанье,

Чтоб не прогневать чем Ее,

Свои исправить недостатки,

Дух покаяния стяжать

И пред Владычицей Пречистой

Окончить жизни путь земной,

И там за гробом в жизни вечной

Узреть Ее пречистый лик,

И Ее Сыну поклониться,

За все, за все благодарить!

Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!

Всегда, ныне и присно и во веки. Аминь!

1944 год. Август 30.

* * *

О человек! Безумец гордый,

Признай, что Бог Творец всего.

Зачем бунтуешь, непокорный,

Против Создателя миров?

Ты вновь творить ничто не можешь,

Чего не создал раньше Бог.

Но если дал Он ум познанья,

То это все Его дары!

Ты дождь искусственный устроил,

Частичку земли оросил,

Но дождь с небес не остановишь

И небо ты не заключишь!

А град посыплет? Удержи-ка!

Попробуй снегу запретить,

Чтоб он не сыпал беспрерывно,

Жилищ твоих не засыпал!

Распорядись над громом, молньей,

Повелевай, как Илия!

Ах, как ничтожны все попытки

Тебе природу покорить!

Смирись уж, гордое созданье,

Сознай бессилие свое

И дух смиренный покаянья

Да осенит твое чело!

Признай, что Бог – Создатель мира

Атомы кончи признавать

Началом бытия Вселенной

И тем простых умом смущать.