Глава X

В составе московской боярской думы XVI в. отразились довольно точно перемены в составе московского боярства с половины XV в.

Появление у московского правительственного механизма многочисленного класса с таким аристократическим складом было естественным последствием успешного собирания Руси московскими князьями. Однако явление это было довольно неожиданно: его едва ли предвидели и наверное не пожелали бы, если бы предвидели, сами собиратели Руси, когда сосредоточивали в своих руках разбитую на части Русскую землю с таким терпеливым усердием и с такою изобретательностью в способах действия.

Посмотрим, как отразился этот неожиданный факт на составе изучаемого правительственного учреждения. Для этого мы разберем погодный список думных московских сановников, которые с начала XVI и почти до конца XVII в. приходили одни за другими в переднюю государевых кремлевских хором, чтобы под председательством государя или без него «посидеть о делах»¹⁴⁰. Разбирая этот список мы пересчитаем особо людей каждого из трех чинов, составлявших иерархию думы, т. е. бояр, окольничих и думных дворян, пока не касаясь служилого значения этих чинов. Берем хронологическое пространство в 176 лет, с 1505 года, когда сел на великокняжеский стол Василий Иванович, и до смерти царя Феодора Алексеевича в 1682 году, то есть до эпохи, с которой пошла усиленная ломка вековых порядков и понятий в Московском государстве и обществе. Делим это пространство на две равные половины, по 88 лет в каждой, и фамилии людей, присутствовавших в думе в ту и другую половину, сортируем по их происхождению и отечеству.

С 1505 года до 1593 включительно насчитываем до 70 фамилий, члены которых перебывали в московской государевой думе в звании бояр. Из них слишком 40 носили княжеский титул; остальные были простые боярские фамилии. Пересчитывая бояр того и другого разряда поголовно, находим, что из двух сотен бояр, посидевших в думе в этот период времени, было почти 130 князей и только 70 лиц с чем-нибудь некняжеского происхождения. Пользуясь наиболее обычным способом обозначения количественных отношений, можно сказать, что княжеских фамилий, члены которых сидели в думе боярами, было около 61,5%, а некняжеских около 38,5%. Считая лица, а не фамилии, видим, что титулованная знать выслала в думу в звании бояр около 65%, а нетитулованная около 35%. Значит, княжье численно преобладало в составе думы великого князя Василия, его сына и внука. Это княжье почти все состояло из лиц, которые или отцы которых покинули свои княжеские столы для московской службы недавно, при Иване III или его сыне. Притом уже в XVI веке заметно действие привилегии, которая делила боярские фамилии на два разряда, высший и низший: члены одних достигали боярства, проходя предварительно звание окольничего, а члены других становились прямо боярами, минуя эту ступень. К привилегированному слою принадлежат все те же недавние московские слуги с громкими удельными титулами, князья Ростовские, Пенковы-Ярославские, Пронские, Микулинские, Шуйские, Воротынские, Мстиславские, Глинские, Щенятевы и их родичи Булгаковы с своими ветвями, Голицыными и Куракиными, Оболенские-Репнины и Оболенские-Серебряные. Из фамилий старого московского нетитулованного боярства этим служебным преимуществом пользуются лишь некоторые из Воронцовых, Бутурлиных и Челядниных, Яковлей и Юрьевых, двух ветвей фамилии Кошкиных, если только здесь не обманывает нас неполнота списка, не обозначившего, когда бояре этих фамилий были окольничими. С 1594 года до смерти царя Федора Алексеевича в 1682 году слишком 60 фамилий попали в список бояр думы; из них княжеских было до 40, около 62%. Но мы ошиблись бы, подумав на основании этого процента, что боярская дума и в XVII в. сохраняла свой прежний родовитый состав, даже стала немного аристократичнее сравнительно с думой предшествующего столетия. Напротив, с точки зрения родословной знати XVI в. можно сказать, что по прекращении старой династии московская боярская дума «захудала», стала наполняться «молодыми людьми», дворянскою демократией. Хотя процент княжеских фамилий в высшем думном чине теперь несколько поднялся, зато численное отношение бояр-князей ко всему количеству бояр думы значительно упало: теперь титулованные фамилии выставили в думу около 110 человек почти на 200 бояр, отмеченных в списке членов думы, т. е. около 56% вместо 65%, как приблизительно было в продолжение 88 лет до 1594 года. Следовательно нетитулованное боярство в думе выиграло у князей в ХVII в. до 9%. Притом княжеские фамилии, представители которых сидели боярами в думе с 1594 года, в значительном большинстве были уже далеко не те, какие то и дело мелькают в списке бояр прежде. До 20 княжеских фамилий XVI в. исчезли для думы ХVII века: ни одного члена их не встречаем в числе московских государевых советников, которым сказано боярство после 1593 года. На место этих выбывших фамилий появляется до 17 новых, из которых никто не бывал боярином до 1594 года. Справившись по родословным о происхождении этих новых думных фамилий, находим, что большею частью это были младшие отпрыски генеалогических стволов, старшие ветви которых наполняли своими именами списки думных людей XVI в. Не появляются более в думе боярами ни князья Пенковы, ни князья Курбские, ни князья Шастуновы, ни Кубенские, большие роды ярославской княжеской линии; на смену им приходят люди младших родов той же линии, князья Прозоровские, из которых было 6 бояр с 1613 года, князья Шаховские, князья Львовы. То же явление можно заметить и в других боярских фамилиях, не только княжеских, но и простых. В списках бояр нет более Поплевиных, старшей линии Морозовых; но вторая линия Салтыковых, появляющаяся в думе довольно поздно, уже во второй половине XVI века, в ХVII в. проводит туда более 10 бояр. Не встречаем в думе ХVII в. и людей четвертой линии того же старого боярского рода Москвы Тучковых, строптивых некогда свойственников князей Курбских; но пятая линия Шеиных, появившаяся в думе гораздо раньше Салтыковых, держится в ней и в XVII в. Точно так же исчезают старшие линии фамилии, шедшей от боярина XIV в. Акинфа Великого, Чоботовы и Давыдовы-Челяднины; но младшие Бутурлины остаются в думе, а совсем невидные до XVII в. родичи Акинфовичей Пушкины, которые прежде не бывали боярами, теперь проводят в думу троих из своей фамилии в звании бояр. Вообще до 15 простых боярских фамилий XVI века, большею частью старинных, выбыло из списка бояр в XVII веке; на их место явилось до дюжины таких неродословных сравнительно с Челядниными или Яковлями фамилий, как Стрешневы, Милославские, Нарышкины и др.

Особый служебный мир открывается перед нами, когда рассматриваем список окольничих. Окольничество для одних служилых лиц и целых фамилий было переходною ступенью к боярству, для других составляло вершину почестей, высший предел чиновной карьеры. Если список бояр наполнялся именами знатного княжья, которое здесь своей численностью давило нетитулованную знать, то окольничество служило приютом для этой последней. С 1505 по 1594 год насчитываем в составе боярской думы до 140 окольничих; из них князей было всего с небольшим 30, менее 23%. Следовательно нетитулованной знати в этом чине было гораздо больше, приблизительно на 12%, чем знати титулованной в чине бояр. Притом князья, появлявшиеся в звании окольничих, большею частью далеко не принадлежали к первостепенной знати: то были князья Ушатые, Сицкие, Ноздроватые-3венигородские, Великого-Гагины (ветвь Шастуновых-Ярославских), Хворостинины и т. п. Значительное большинство этих князей даже и не дослуживалось до боярства, оканчивая свое служебное поприще в чине окольничих, тогда как настояние титулованные бояре возводились в высший чин прямо, не бывав окольничими. Припоминая родословную нетитулованных окольничих XVI в., видим, что это почти все люди из фамилий старинного московского боярства: из них вышло в этот период времени не менее 85 окольничих, т. е. около 62%, так что на остальные некняжеские роды досталось только 14–15% всего количества окольничих. Всего чаще появляются в списке людей этого чина немногие коренные фамилии старого московского боярства с их ветвями, Морозовы с Тучковыми, Салтыковыми и Шеиными, Захарьины-Кошкины с Беззубцевыми, Яковлями и Шереметевыми, Акинфовичи-Давыдовы с Жулебиными, Бутурлиными и Чоботовыми, Сабуровы с Годуновыми, Колычевы, Плещеевы, Головины. Так в списке окольничих XVI в. вскрывается само собою коренное гнездо старого московского боярства, свившееся еще в XIV в., при первых московских князьях. Оно уцелело среди потока нахлынувшего в Москву знатного княжья; придавленное им на верху, вытесняемое с высшей служебной ступени, это боярство отстояло вторую ступень и господствовало на ней в XVI в., стараясь в свою очередь придавить и пришлое боярство из уделов, и второй слой бывшего у дальнего княжья, пробивавшийся на верх к своим старшим родичам. Но и это удавалось ему только до конца XVI в. С начала XVII в. в списке окольничих обнаруживаются явления параллельные тем, какие мы заметили при разборе списка бояр. Некоторое время с 1594 г. окольничие в значительном количестве выходят все из тех же коренных московских фамилий Бутурлиных, Годуновых, Головиных и др. При новой династии из этих фамилий в списке остаются только четыре: Салтыковы, Бутурлины, Головины и Колычовы, да и те дают всего 11 на 114 окольничих, занесенных в список с начала царствования Михаила Федоровича. Зато список окольничих с этого времени поражает множеством и разнообразием фамилий, которых на пространстве 70 лет с 1613 года обозначено больше, чем в продолжение 88 лет с 1505 года. Очень многих из этих фамилий нельзя даже найти в боярских родословных XVI в., и большинство их, все эти Чоглоковы, Соковнины, Нарбековы, Матюшкины, Чириковы, Чаадаевы, Хлоповы, теперь впервые появляются среди думных фамилий, чтобы занести в их список по одному, много по два окольничих. Видно, что прежнего окольнического класса уже не существует; плотный круг фамилий, представители которых прежде чаще других являлись в звании окольничих, разбился, и служебный или придворный случай вырывал теперь снизу одну за другой неизвестные фамилии, которые скоро исчезали опять, оставив по себе след в списках думных людей одним или двумя именами.

Так на обеих высших ступенях чиновной лестницы замечаем следы одной важной перемены, испытанной московским боярством. В XVII в. генеалогический состав этого боярства далеко не тот, какой был в XVI в.: «прежние большие роды многие, по выражению Котошихина, без остатку миновались». Трудно уловить все причины, которые произвели этот генеалогический переворот. Одни большие фамилии XV–XVI в., как например князья Щенятевы, Дорогобужские, Микулинские, Холмские, Пенковы, вымерли естественною смертью; другие извелись от казней и побегов в Литву во время страшной развязки, какою разрешилась во второй половине XVI в. размолвка московских государей с своим притязательным боярством. Но можно заметить и следы причин менее понятного свойства. Некоторые боярские фамилии исчезают из думы, не дают ей ни бояр, ни окольничих. Но они остаются живы: их членов иногда в значительном числе встречаем в чинах, следующих за думными, в стольниках и дворянах московских. Может быть, и их думные предки XVI в. начинали служебную карьеру в этих же чинах; но теперь прямые их потомки почему-то не поднимаются выше на думные места отцов или поднимаются очень редко. В неисчислимом роде князей Оболенских уже в XVI в. можно насчитать до 20 обособившихся фамилий. К концу этого столетия старшие линии одна за другой вымирают с быстротой, какая могла только радовать царя Ивана Грозного. В два-три поколения исчезают Курлятевы, Нагие, Телепневы, Ноготковы, Горенские. Уже при Грозном выбывает из думы только что поднявшаяся при отце его младшая линия кн. Димитрия Щепы, который успешнее других соперничал с Оболенскими обилием лиц и фамилий. Между тем уже Грозный писал кн. Курбскому, что у него и у его батюшки Прозоровских было «не одно сто»; следовательно они долго ждали, и когда не стало в думе старших фамилий линии, ни Пенковых, ни Курбских, ни Кубенских, они вместе с своими родичами князьями Львовыми пришли занять опустелые места. Иные знатные фамилии XVI века не выбывают из думы и в следующем столетии; однако и по их судьбе можно заметить, что служебное счастье не везет по-прежнему старым большим боярским родам. При царе Иване Грозном в московской служилой иерархии немного можно было найти фамилий выше князей Воротынских. Кн. И. М. Воротынскому, сыну одного из самых заслуженных и доблестных воевод времен Грозного, сказано было боярство по списку в 1592 году. До смерти своей в 1627 г. он оставался единственным представителем своей фамилии в думе. После него здесь не было никого из Воротынских до 1664 года, когда пожаловали в бояре его внука: ни брать, ни сын, ни правнук этого Ивана Михайловича не попали в бояре, тогда как отец его и двое дядей были ими и несколько лет сидели вместе в думе царя Ивана. Сабуровы не принадлежали к первостепенной московской знати ΧVΙ в. Однако, следя за ними по разрядным росписям до XVII в., легко заметить, что это были люди очень «великие»: немногие из старинного нетитулованного боярства Москвы становились выше их, и члены не всякой княжеской фамилии могли безнаказанно держать с ними счет. В XV и XVI в. этот старый боярский род выслал в думу длинный ряд представителей в звании бояр. Последним из них был Михаил Богданович, которому по списку сказано боярство в 1606 г. С тех пор никто более из Сабуровых не был пожалован в бояре до смерти царя Федора. Между тем родословная, составленная в конце XVII в., выписывает вереницу дальнейших поколений этой фамилии, а в боярских и разрядных книгах при царях Михаиле и Алексее находим много Сабуровых между стольниками, дворянами московскими и даже ниже¹⁴¹.

Итак рядом с боярскими фамилиями, вымиравшими естественною смертью, встречаем ряд других, которые подвергались, так сказать, политическому вымиранию. Одни, не успев разветвиться, исчезали без остатка; в других выбывали из служилых рядов старшие ветви, уступая свои места поднимавшимся младшим отросткам одних с ними родословных корней; наконец в третьих старшие линии менялись положением с младшими, падая сами, пускали их на верх, начинали «худать» прежде, чем изводились, передавая другим свое прежнее политическое дородство. Причины этой политической худобы остаются неясны, как неясен во многом весь этот процесс генеалогического обновления московского боярства. Полного разъяснения этого процесса едва ли не следует искать преимущественно в том социально-экономическом перевороте, который тихо совершился под шум политических событий XVI и XVII в., захватив весь служилый класс, а не одни его боярские вершины, подготовив тот склад нашего дворянства, в каком видим его в XVIII в. В дальнейшем изложении мы коснемся мимоходом некоторых явлений этого переворота.

Пересчитав фамилии московского боярства, члены которых с начала княжения Ивана III до конца царствования Ивана IV сидели в думе боярами или окольничими, найдем, что таких фамилий было около ста. Но в боярской родословной, составленной во второй половине XVI в., обозначено около 200 боярских фамилий, т. е. таких, члены которых служили некогда боярами в разных великих и удельных княжествах или сами сидели на великих и удельных княжеских столах. Следовательно в концу XVI века должно было оказаться, что целая половина московского боярства при его новом составе в продолжение ряда поколений не имела доступа в думу и была лишена политического признака, который преимущественно сообщал служилому роду характер боярской фамилии. В число таких родов, оставшихся за думным штатом, попадали и некоторые старые московские боярские фамилии; но чаще всего такая участь постигала нетитулованные боярские роды, пришедшие из других княжеств, и некоторые ветви княжеских родов. Так начал складываться особый слой в составе московского служилого класса, непосредственно следовавший за боярством: он был боярским по происхождению, по родословному отечеству, не переставал быть им по службе, по разрядам, и долго обозначался названием детей боярских¹⁴². Причиной появления этого слоя было то же обилие знатных титулованных фамилий, нахлынувших в Москву и затеснивших не только пришлое удельное, но и старое московское боярство. Московская судьба тверского боярского рода Бороздиных наглядно показывает ход этого служебного принижения простого боярства. При Иване III, вскоре по переходе на службу в Москву, когда служилое княжье не успело затопить простое боярство, Бороздины держатся еще в звании бояр. В княжение Иванова сына и внука они уже не поднимаются выше окольничества, а в первой половине XVII в. обеих ветвей этого рода, ни Борисовых, ни Житовых, нет в думе, а надобно их искать в самом конце длинного списка дворян московских. Но и этот захудалый слой не совсем пропал для боярской думы. Не говоря теперь о происхождении возникшего в XVI веке третьего разряда в чиновном составе думы, чина думного дворянства, укажем пока на ту черту его, что первые попавшие в думский список имена думных дворян принадлежат именно таким упавшим фамилиям, московским и пришлым. Олферьев и Безнин были представители двух ветвей старинного московского служилого рода Нащокиных, Зюзин и Нагой члены двух фамилий прежнего тверского боярства. Это думные дворяне времени Ивана Грозного, а в царствование его сына в этом чине являются два члена успевшей захудать титулованной фамилии князей Буйносовых-Ростовских.

Так в списке трех чинов московской боярской думы XVI в. открываются следы трех различных слоев московского боярства. Эти слои не отделяются один от другого глубокой политической межой. Звания бояр, окольничих и думных дворян не были замкнутыми, неподвижными политическими состояниями: члены одной и той же фамилии и в одно время служили в разных думных чинах; думный дворянин повышался в окольничие, окольничий дослуживался до боярства. Но думные чины еще не превратились в простые служебные ранги: между ними заметно в XVI в. некоторое социальное различие, уже начавшее исчезать в следующем столетии. За каждым из них стоял особый генеалогический круг. Бояре выходили преимущественно из знатнейших княжеских родов, к которым примыкали немногие нетитулованные фамилии старинного московского боярства. Окольничество принадлежало преимущественно тем фамилиям этого боярства, которые успели спасти свое положение при наплыве новых титулованных бояр; к ним примкнуло второстепенное княжье с немногими фамилиями удельного боярства. Наконец думное дворянство было убежищем выслужившихся лиц смешанного класса, который составлялся из упадавших старых московских фамилий, из массы пришлого удельного боярства, даже частью титулованного, и некоторых других элементов. Легко заметить, что эта чиновная иерархия думных людей была тесно связана с тою генеалогической иерархией, в какую, как мы видели, сложилось новое московское боярство в ХV и XVI в., и чиновный состав боярской думы был лишь отражением этого аристократического склада боярства.