Век XVI. Преподобные: Иннокентий Комельский, Игнатий Прилуцкий и брат его князь Димитрий Угличский, преп. Корнилий Комельский и ученики его Кассиан и Лаврентий Комельские, препод. Стефан Комельский (Озерский), Арсений Комельский, Логгин Коряжемский, Симон Сойгинский, Христофор Коряжемский, Антоний епископ Вологодский и Великопермский, пр. Феодосий Тотемский, Агапит Маркушевский, правед. Прокопий Устьянский, преподобные Cepгей Малонинежеский и Онуфрий Катромский.

Какое чудное, истинно благословенное Богом, место был Комельский лес, простиравшийся во всю южную полосу страны вологодской и рассекаемый пустынным течением Нурмы, Комелы и множеством других, впадающих в них, безвестных речек и ручьев! Эта сплошная масса вековых дерев, тянувшаяся во все стороны на несколько десятков верст, со своими непроходимыми чащами и болотами, по=видимому, была удобна только для жительства диких зверей, но в нее издалека стремились ангелоподобные люди кто с Москвы, кто из Переяславля и Ростова, а иные даже из отдаленного Афона, – чтобы найти в ней путь к небу. В пустынной тишине Комельского леса, под сенью столетних елей и сосен они ставили свои кущи и кельи, сделавшими потом духовными твердынями, или же подобно птицам небесным витали в дуплах дерев, день и ночь воссылая хвалу Богу. Подвижники сначала селились только по окраинам леса, но потом проникли и в самую дикую глушь пустыни, наполнив ее, подобно пустыням Египта и Палестины, иноческими обителями. Первый проложил дорогу в Комельский лес пр. Димитрий Прилуцкий, поселившийся было с учеником своим Пахомием на реке Леже (1370 г.), но вскоре изгнанный оттуда грубыми авнежцами¹⁵⁸. Потом, в начале ХV века, на южной окраине леса на берегу реки Нурмы являются обители учеников Сергия Радонежского – Сергия Нуромского и Павла Обнорского, – южнее их и немного ранее обитель пр. Сильвестра Обнорского, тоже ученика Сергиева (ныне в ярославской епархии). Несколько позднее их в самой средине Комельского леса заводит общежитие друг и собеседник Нила Сорского пр. Иннокентий Комельский, – а Авраамий и Коприй на Печенге; пр. Корнилий поселяется в разбойничьем вертепе (1497 г.) и обращает его в рассадник святых пустынножителей и основателей монастырей; старцы Онуфрий и Авксентий устрояют пустыню в Перцеве, наконец пр. Стефан Озерский и Арсений Комельский заключают собою многочисленный лик подвижников, просиявших в комельском лесу. А сколько в нем было еще таких, которые известны одному только Богу! Так процвела и украсилась святыми обителями дикая пустыня комельская! К сожалению многих из них не пощадил роковой для монастырей 1764 год, а в тяжелое время татарских нападений жития святых по большей части утратились, так что о пр. Иннокентии – ближайшем ученике и спутнике Нила Сорского¹⁵⁹ мы можем сказать весьма немногое, а других известны одни только имена.

Пр. Иннокентий был сын боярина Охлебинина и родственник князей Хворостининых. Он принял монашество в монастыре пр. Кирилла Белозерского, но где и когда родился, каких лет был пострижен и что побудило его принять иночество – неизвестно. Хотя в то время в монастырях мало обращали внимания на мирское звание и происхождение постригаемых и часто люди низкого, безвестного рода начальствовали над бывшими князьями и боярами, но на этот раз случилось так, что новопострижениый боярский сын был поручен руководству и наставлению инока так же благородного происхождения – Нилу Майкову–образованнейшему человеку своего времени и самому строгому подвижнику, желавшему довести современное ему иночество до высоты жизни и совершенства древних подвижников Египта и Палестины. Под руководством такого наставника ученик скоро приобрел навык в иноческой жизни, а своим старанием во всем подражать пр. Нилу он снискал себе его любовь и доверенность и сам столько привязался к своему наставнику, что не захотел расстаться с ним даже тогда, когда пр. Нил оставил монастырь и отправился в далекое и трудное странствование на восток для практического изучения тамошней иноческой жизни. После нескольких лет пребывания на Афоне, в странах цареградских и в других местах – проведенных в изучении отеческих писаний и жизни тамошних подвижников, учитель и ученик, обогащенные духовною мудростию, возвратились на Белоозеро. Нил, – ревнитель подвижнической жизни, скучая многолюдством Кирилловой обители и видя нарушение порядка, заведенного в ней пр. Кириллом, не долго здесь оставался и поселился с своим спутником в уединенной келье за монастырскою оградою. Тут близ прославленная гроба пр. Кирилла и под покровом его обители они думали проводить жизнь подобно афонским келлиотам, но любовь к пустынножительству слишком глубоко запала в душу пр. Нила, он скоро оставил монастырскую келью и ушел с своим учеником в непроходимый лес на речку Сорку за 15 верст от монастыря. Он водрузил здесь крест, поставил ceбе малую келью и выкопал близ нее колодец; невдалеке от него, так чтобы можно было подавать друг другу голос (по обычаю скитов палестинских) поставил себе келью и спутник его Иннокентий, а впоследствии и другие отшельники. Дико, мрачно и пустынно было место, избранное пр. Нилом для своего скита: течение речки Сорки, более похожей на болото, чем на реку, едва заметно, вся местность скита – низменная и болотистая, так что когда впоследствии стали строить церковь, то надобно было под основание ее сделать насыпь и трудники наносили земли целый холм. Отшельники трудились и молились каждый в своей келье и только по субботам, воскресеньям и праздникам собирались в храм. Всенощное бдение продолжалось у них в полном смысле слова всю ночь, за каждою кафизмою предлагалось по три и по четыре чтения из отцов. Во время литургии пели только трисвятую песть, аллиллуя, херувимскую и достойно, все прочее читалось протяжно, на распев. В субботу ходили в братскую усыпальницу совершать паннихиду по усопшим. Таков был церковный устав Нила! Чтобы дать братии руководство в келейной жизни и в борьбе с помыслами, мудрый наставник написал 11 глав или наставлений, показывающих его опытность в духовной жизни и – знание человеческого сердца.

Пр. Иннокентий много лет подвизался в Сорском скиту, строго следовал наставлениям и примеру своего учителя и восходил от силы в силу в жизни духовной, так что сам служил примером для немногочисленного скитскаго братства¹⁶⁰, он никогда не оставил бы своей уединенной кельи, если бы сам пр. Нил не распорядился судьбою его иначе. Видя, что ученик его созрел для того, чтобы быть наставником других, хотя и не в отшельнической жизни, какую избрал сам, прозорливый старец сказал Иннокентию: «иди на Нурму: Бог тя имать прославити тамо и твоя обитель будет обща, а моя пустыня будет как при животе моем, такожде и по смерти моей и братия по единому имут жити в кельях своих». Сколь ни прискорбно и ни тяжело было для любящего сердца ученика – неожиданное приказание старца, но как сын послушания пр. Иннокентий не решился ничего сказать ему вопреки, почитая слова старца за указание Промысла. Обливаясь слезами, Иннокентий в последний раз пал к ногам своего отца и наставника, прося его молитв и благословения, потом простившись со всею братией вышел из скита и направил свой путь к пределам вологодским. Достигши комельского лeсa, он проник в самую глушь его и поставил себе келью на речке Еде, верстах в 10 от Нурмы. Это было в 1491 году, когда на южной оконечности леса находились уже три иноческие обители. Не долго пр. Иннокентию привелось жить в пустынном уединении, мало по-малу один за другим стали приходить к нему лица, желавшие разделять с ним пустынные труды. Преподобный принимал их с любовью, как отец своих детей, – сначала они подвизались каждый в своей келье, по подобию Нилова скита, но когда число приходящих стало умножаться, пр. Иннокентий построил церковь во имя ангела пустыни св. Иоанна Крестителя и завел самое строгое общежитие. Преданный созерцательной жизни и заботившийся только о делании умном и о достижении благ духовных – Иннокентий мало обращал внимания на мирские блага и на потребности тела, всегда довольный тем, что имел, он ни у кого не выпрашивал ни сел, ни вкладов, даже и на устройство храма. Он собственною жизнью подавал пример братии и как знаток отеческих писаний, подобно учителю своему Нилу, любил назидать братию преимущественно их богомудрыми изречениями. «Если пожелаете научиться евангельскому житию, говорил он, не доверяйтесь учителю не искусному и особенно страстному, чтобы он, вместо евангельского, не научил вас дьявольскому житию. Молитесь слезно, чтобы Бог послал вам наставника бесстрастного и святого. Вникайте и сами в божественные Писания и писания св. отец. Это должно служить вам всегда поверкою наставлений учителя и – собственной вашей жизни. Согласующееся с Писанием усвояйте себе и содержите в уме, а ложное и чуждое ему старайтесь отгонять от себя, чтобы не прельститься. (Симеон – новый Богослов). Когда случится вам встретиться с человеком, который, желая поспорить, вступить с вами в борьбу против истины и очевидности, не спорьте с ним и уклонитесь от него, как от окаменевшего умом; ибо как дрянная вода делает негодными самые лучшие вина, так и злые беседы растлевают людей добродетельных и в нравах и в жизни (Антоний великий). «Много образцов молитвы, отличных одни от другого, но ни один из них не вреден, кроме такого, который не есть молитва, а делание сатанинское. Несовершенна молитва без мысленного призывания. Безмолвно же вопиющую мысль услышит Господь (Марк подвижник). Как дерево крепкое, глубоко впустившее корни в землю и обхватившее недра ее, противостоит всякому порыву ветра, – так точно и молитва, исходящая из недр души и имеющая корень в глубине ее, остается крепкою и неослабною и не колеблется, хотя бы приступили бесчисленные помыслы и все полчище дьявола. А молитва, исходящая только из уст и с языка, но не из глубины души, не может даже взойти к Богу по беспечности молящегося: усты его издают звук, но сердце пусто и ум не занят (И. Златоуст). Душа сама по себе нежна и восприимчива, но как вода замерзает от холода, так и она от греха и беспечности отвердевает и делается камнем. Потому-то нужно много тепла, чтобы размягчить затверделость ее, – а это преимущественно делает молитва. «И так, когда приступаете к молитве,то заботьтесь не о том только, чтобы получить просимое, но чтобы во время самой молитвы сделать душу более мягкою и лучшею, так как молитва и это производит.

Тридцать лет пр. Иннокентий подвизался в устроении общежития на Еде. Как светильник горя и светя (Иоан. V, 35), он и учением и собственным примером направлял братию к борьбе с помыслами, к умному деланию и к жизни духовной. Достигнув маститой старости и предчувствуя близость своей кончины, преподобный, недовольствуясь личными наставлениями, оставил в своем духовном завещании письменное наставление братии, чтобы оно могло служить им руководством и после его смерти. «Се яз убогий инок Иннокентий написал есмя сий завет, аще кому повелит Бог жити в пустыни нашей. Прежде всех о сем молю вас, Господа ради, поминайте мене грешного во святых молитвах своих. Аз вам отцом и братиям нашим зельце челом бию. Сие же завещеваю, еже бы промежду вами брани некоторые не было, но любовь, яже о Христе, и мир духовный посреде вас. А юных и безбрадых иноков не принимайте и не постригати зде таковых. А мирских юнотков безбрадных на служение не держати. А женска полу всяческих в нашу пустыню не входио, ниже бессловесных скотов коих женска пола не быти у них. Пиянственного пития отнюд не подобает держати нам. А еже како пребывати в пустыни нашей молитве во веки и како питатися и когда подобает исходити потребы ради в благословенно время на рукоделие и о прочем, сия вся вчинена суть в писании господина и учителя моего отца Нила, и яже написана в сей книзе. Сего ради аз вскоре претекох и вкратце написах, понеже тамо обрящеши вся, яке благоугодна суть «Богови». Блаженная кончина пр. Иннокентия последовала 19 марта 1521 года.¹⁶¹ В 1538 году казанские татары нечаянно напали на Иннокентиеву пустынь, сожгли церковь и кельи, – трех старцев – учеников преподобного и многих пустынников убили, других взяли в плен, только некоторые спаслись бегством. Но вскоре монастырь был возобновлен и существовал до 1764 года, имея в последнее время до 428 душ крестьян.

Мощи пр. Иннокентия почивают под спудом в каменной приходской Благовещенской церкви, заменившей монастырь. – По наружному виду пр. Иннокентий был среднего роста и имел не раздвоившуюся с легкою сединою бороду.

Много веков в России, по смерти великого князя, княжение его переходило к старшему в роде: наследовал брат после брата и племянник после дяди. Такой порядок престолонасдия был причиною частых смут и кровопролитий между удельными князьями, домогавшимися великокняжеского престола, а смуты и кровопролития изнурили и ослабили Россию и предали ее во власть татар. Видя это умные князья московские старались переменить древний обычай и, овладении великокняжеским престолом, стали вводить новый порядок престолонаследия по прямой нисходящей линии от отца к сыну, а чтобы удобнее установить единодержавие, стали с одной стороны ограничивать власть удельных князей, с другой сокращать число самих уделов, присоединяя их под тем или другим предлогом к великому княжению. Все видели благодетельные последствия этой мудрой политики: Россия сплачивалась и укреплялась с каждым годом, Москва росла и делалась истинно Царствующим градом, самые татары становились менее страшны; но удельные князья, привыкшие считать себя самовластными и равными великому князю, неохотно мирились с новым порядком вещей и всячески старались отстоять прежние свои права, для чего нередко затевали ссоры и междуусобия с великим князем и входили в сношения с его врагами. Более всех привелось потерпеть от них великому князю Василию Васильевичу Темному, которого удельные князья, близкие к нему по крови, лишили было не только престола, но даже и зрения. Но такова была сила многовекового обычая, что и сам Темный, благословив великим княжением старшего сына своего Иоанна III, не смотря на собственный горький опыт, четырем братьям его в своей духовной назначил по прежнему уделы.

Третий из сыновей Темного Андрей Васильевич большой, удельный князь Угличский, был любимцем своей матери инокини Марфы. Достигши совершенного возраста, он в 1470 году вступил в брак с Еленою, дочерью мезецкого князя Романа¹⁶² и в 13 лет супружества с нею прижил двух сыновей и двух дочерей¹⁶³. Старший сын его Иоанн, родившийся и крещенный в Великих Луках около 147,7 года, с самаго младенчества своего выказывал необыкновенную сдержанность, несвойственную детям его возраста. «Бяше бо обычаем кроток и смирен сердцем и молчалив в разуме, а не гневлив отнюдь; ни игры ни царского потешения не внимаше», говорит о нем списатель его жития старец Логгин, «и егда прииде в разум, повелеша его учити божественному писанию и вскоре того извыче». Мать его княгиня Елена Романовна скончалась 2 апреля 6991 (1483) года,¹⁶⁴ а через год после нее и бабка его, мать великого князя инокиня Марфа (6993 – 1485 г. 4 июля), особенно покровительствовавшая его родителю и удерживавшая великого князя от строгих мер против братьев. Великий князь был весьма недоволен своими братьями по следующей причине. Андрей большой и Борис обиженные с одной стороны тем, что Иоанн III присоединил к своему великому княжению уделы двух братьев Юрия и Андрея меньшего, умерших бездетными, и не дал им части из этих уделов, – с другой тем, что новый порядок престолонаследия навсегда лишал их надежды получить когда-либо великое княжение, – по внушению своих приближенных, нередко входили в сношения с врагами великого князя, держали их стороиу и принимали к себе недовольных великим князем или провинившихся пред ним.

Пораженный потерею любимой матери и как бы предчувствуя свою горькую участь, юный князь Иоанн еще более предался чтением божественных книг, непрестанно имел в уме своем память смертную, днем присутствовал при всех церковных службах, а ночи проводил в молитве. Высшим наслаждением для него были беседы с людьми благочестивыми, любимым занятием – благотворение и милостыня. В столь юном возрасте, окруженный толпою царедворцев, посреди шума и молвы житейской, он более похож был на инока, нежели на наследника богатого княжения. На дела и почести княжеского звания он не обращал никакого вниманя, вообще все, что не относилось к просвещению разума и спасению души, было для него совершенно чуждо и как бы не существовало. Воздержный в пище и питии, он и одеваться любил скромно и просто – насколько дозволяло ему эту простоту его высокое звание, и более старался украшать себя благими нравами, нежели богатством и пышностью одежд.

Когда нестало покровительницы – матери, князь Андрей Васильевич по прежнему не старался ближе сойтись с великим князем и приобресть его любовь и доверенность, вследствие чего старший брат продолжал оставаться им недовольным, хотя явного разрыва между ними еще не было и младший брат нередко бывал в гостях у старшего. Так Андрей Васильевич не мало времени гостил в Москве, в 1490 году, чрез год после этого, приехавши из Углича, 19 сентября был принят великим князем весьма ласково, они казались совершенными друзьями, беседовали искренно и весело и князь Андрей целый вечер провел во дворце. На другой день великий князь, чрез дворецкого князя Петра Шастунова, звал брата к себе на обед, и когда тот прибыл, встретил его ласково, провел в комнату, называвшуюся западнею, где посидел с ним и немного поговоривши вышел в другую комнату; брату он велел подождать его в западне, а боярам Андрея – идти в столовую гридню, где всех их немедленно взяли под стражу. В то же время к князю Андрею вошел князь Семен Ряполовский со многими князьями и боярами, обливаясь слезами, он едва мог промолвить Андрею: «государь, князь Андрей Васильевич! пойман ты Богом, да государем великим князем Иваном Васильевичем всея Руси, братом твоим старшим». Андрей встал и сказал: волен Бог, да государь, брат мой старший, князь великий Иван Васильевич; а суд мне с ним пред Богом, что берет меня неповинно».¹⁶⁵ Хотя Андрей сидел во дворце с первого часу дня до вечерен, но братья уже не виделись более; после вечерен Андрея свели на казенный двор, оковали цепями и приставили стражу из многих князей и бояр. В то же время послали в Углич схватить сыновей Андреевых Иоанна и Димитрия, которых также заковали в цепи, свезли в Переяславль 22 сентября и посадили в темницу. Иоанну было тогда 13 лет от роду, а Димитрию 12. Дочерей князя Андрея нетронули и оставили в Угличе на свободе, хотя удел и присоединили к великому кияжению. Это показывает, что не вражда и злоба против Аидрея заставили Иоанна III принять такие крутые меры и так жестоко поступить со своими родными, – а необходимость и польза государственная, – нужно было раз навсегда порешить с крамолами и междуусобиями удельных князей, сдедать их своими подручниками и утвердить единодержавие в государстве. Мера жестокая, но необходимая и оправдываемая обычаями того грубого и жестокого века; сам Иоанн III так объяснял свой поступок митрополиту, когда тот пришел к нему ходатайствовать за князя Андрея. «Жаль мне брата и очень и я не хочу погубить его и на себя положить упрек; но освободить его не могу, потому что не раз он замышлял на меия зло, потом каялся, а теперь опять иачал замышлять и моих людей к себе притягивать. Да это бы еще ничего; но когда я умру, то он будет искать великого княжения под внуком¹⁶⁶ моим и если сам не добудет, то смутить детей моих и станут они воевать друг с другом, а татары будут русскую землю губить, жечь и пленить и дань опять наложат и кровь христианская опять литься будет, как прежде, и все труды мои останутся напрасны и вы будете рабы татар».

Так как Переяславль находился недалеко от Москвы и на самой дороге из нея к Угличу – месту княжения Андрея, а все это могло напомииать народу об узниках и возбуждать в нем сожаление к ним, чего великий князь конечно не желал, то детей князяАндрея своро перевезли на Белоозеро также в темницу, а сам Андрей скончался в Москве 6 ноября 7002 (1493) года.¹⁶⁷ По смерти родителя юных внязей перевезли в Вологду. Неизвестно, была ли на то воля великого князя, или начальствующие и темничные стражи хотели выслужиться пред государем, только и здесь их держали в тяжких оковах и в самом тесном заключении. Все их имущество состояло из одной иконы Божией Матери всех сворбящих радости – наследства и благословения их от родителя.

Чтобы понять всю тягость темничного заключения для юных князей угличских, воспитанных в неге и довольстве, надобно помнить, что такое была тюрьма (темница) у нас в России в ХV веке, особенно в таких заглушных и отдаленных местах, какими были тогда Белоозеро и Вологда, куда никогда не проникал человеколюбивый и сострадательный взор Государя, откуда не слышны были высшему начальству стоны и вопли узников и где произвол тюремщика мог безнаказанно заменять закон и справедливость. О вологодской тюрьме известно, что даже в конце ХVII века (1694 г.) при Петре Великом многие умирали в ней от голода, тесноты и духоты. Каково же было в ней за 200 лет ранее?

В столь юном возрасте исторгнутые из миpa и потому не имевшие даже времени и случая испытать его радости, пристраститься к нему и поддаться его увлечениям, лишенные родных и друзей и видевшие около себя только суровые лица своих стражей, – в чем ином могли находить себе отраду и утешение царственные узники, как не в одной только молитве к Богу и к усердной заступнице всех несчастных и страждущих – Матери Божией, святая икона которой всегда находилась пред их глазами? Только сознание своей невинности, вера в Бога и надежда на Его Промысл, всегда премудро и отечески устрояющий пути человека, могли поддержать их, спасти от уныния и отчаяния и даровать им то великодушное терпение, с каким они переносили свое долговременное и тяжкое заключение. Особенно благоверный князь Иоанн, проводивший дни и ночи в молитве, как бы не чувствовал тяготы уз и темничного заключения; он совершенно отрешился от мира и постоянно имея в уме своем память смертную, достиг такого духовного совершенства и стяжал такое смирение и умиление, что непрестанно проливал слезы. Когда брат его Димитрий начинал изнемогать, предаваться печали и уныния, он старался утешать его, напоминал ему о Боге, о терпении святых, о будущем воздаянии страждущим невинно и не отступал от него дотоле, пока тот не ободрялся и не переставал жаловаться на свое положение. «Не скорби, любезный брат мой, о своих узах и темнице, говорил он. Бог внушил дяде нашему, государю великому князю Иоанну Васильевичу позаботиться о пользе душ наших, отлучить нас от сего суетного света, чтобы отнять от нас заботу о нем. Недостойны мы того, чтобы жить нам на сем свете по воле своей, на свободе; будем же молиться о том, чтобы неволя эта послужила нам в пользу, чтобы дал Бог силу с радостью до конца претерпеть ее во имя Господа нашего Иисуса Христа, чтобы избавиться нам чрез то муки вечные. Должны мы молиться и о государе дяде нашем и о детях его, потому что они сделались ходатаями и виновниками нашего спасения и пекутся о душах и телах наших, приготовив нам это покойное место, чтобы внимать нам себе во псалмах и пении и чтении книг, как отцы святые жили «Не все ли они шествовали путем скорбным, перенося голод и жажду, стужу и наготу, в темницах и ранах и во всяком лишении, и однако не унывали о том, а еще радовались? Так и нам подобает, уничижая самих себя, поревновать им благою ревностью, чтобы безропотно подражать их злостраданиям, болезням и терпению. Святых Апостолов побивали камнями, так же и святые мученики потерпели различный муки, а преподобные отцы сами себя мучили, оставляя отца, мать, жену и детей и весь мир, терпели для Бога и голод и жажду; а мы грешные не сделали ничего доброго на свете, не поревновали житию и страдание святых и потому по истине достойны всякого осуждения и ран и мучения». Так блаженный страдалец смотрел на свою земную участь, как на строение благой премудрости Божией, обращающей и ошибочные дела людские в средства во спасению; так в чистой душе его за скорбью следовала терпеливость, за терпеливости духовная опытность, за опытностью – надежда, а надежда не оставляет в стыде. Одушевляемый ею старший брат утешал младшего и слова его казались целебным бальзамом для души последнего. Но кто может передать все трогательные, утешительные его беседы, исчислить молитвенные воздыхания и слезы, постичь его истинно ангельское терпение и самоотвержение? Подобно брату своему находясь в узах и темнице, перенося с ним одинаковый лишения и скорби и сам нуждаясь в утешении и помощи, он часто должен был забывать о самом себе, чтобы помочь изнемогающему брату и спасти его от отчаяния; когда он успевал в этом, то духовно радовался и это была единственная его радость в течении долговременной, страдальческой его жизни. Других радостей они не имели и не могли иметь.

Прошло более тридцати лет, как братья оставили свой красивый и богатый Углич и, вместо обширных и светлых родительских палат, томились в тесной, мрачной и душной темнице, вместо золотых цепей и других княжеских украшений, носили тяжелые оковы и железные цепи. Не мало перемен произошло на свете в это время, не стало и невольного виновника их заключения. Великий собиратель русской земли уже окончил славный свой подвиг для блага отечества и давно занял место подле своего отца под сводами Архангельского собора, – в Poccии царствовал двоюродный брат их великий князь Василий Иванович; сами братья, некогда малолетние дети, не только достигли зрелого возраста, но уже близились к старости. Только в их несчастном положении не было никакой перемены: все та же тесная и мрачная тюрьма, те же тяжелые цепи и оковы, те же суровые лица тюремщиков; и не было никакой надежды освободиться от всего этого, подышать вольным воздухом и насладиться свободою. Об них никто не думал, не вспоминал, тюрьма должна была сделаться для них могилою.

Наступала тридцать вторая весна их заключения, природа видимо пробуждалась и оживала, воздух становился теплее, солнечные лучи сильнее пробивались сквозь узкие окна темницы, долее и ярче освещали мрачную ее внутренность, по временам слышалось в воздухе пение птиц, земля с каждым днем более и более покрывалась свежей зеленью и цветами. Но и это – лучшее и внятнейшее время года, радостное даже для узников, не радовало ныне князя Димитрия, потому что старший брат его Иоанн, единственный друг и утешитель, был нездоров, с каждым днем становился слабее и слабее и уже несколько дней не мог встать с постели. Напрасно князь Димитрий старался утешить его надеждою на выздоровление; Иоанн не только не верил его словам, но и не желал выздоровления: смерть была для него радостью, окончанием всех его страданий и давножеланною гостьею, которая соединит его со Христом, к Которому постоянно стремилось его сердце, и откроет ему новый мир, где нет ни болезни, ни страдания, ни печали и воздыхания, – оттого он и ожидал ее с нетерпением. Одного только сильно желал страдалец – быть постриженным, видеть себя причтенным к лику иноков, по примеру многих из своих державных предков; если что несколько смущало и огорчало его – то это любовь и сострадание к брату, для которого узы и темница без него, в полном одиночестве, как он предвидел, будут казаться еще более тяжкими. Поэтому, забывая собственные страдания, он старался уже слабым и прерывающимся от болезни голосом – утешать и ободрять его. По неотступным просьбам Иоанна призвали в темницу к болезненному одру его Спасоприлуцкого игумена Мисаила, который зная, что блаженный страдалец всю жизнь свою провел в постничестве и воздержании, в терпении и злострадании, и видя его пламенное желание, веру и крайнее изнеможение, не только не отказал ему в пострижении, но и облек его в схиму, нарекши его Игнатием. Новый схимник несказанно обрадовался своему ангельскому образу, пролил благодарственные к Богу слезы и после причащения святых Таин осенив себя крестным знамением со словами: «Господи, в руце Твои предаю дух мой», предал страдальчески дух свой Богу. Он скончался тихо и мирно 45 лет от роду, из них 32 года провел в темнице. Это было 19 мая 1522 года.

Видя кончину брата, князь Димитрий, пораженный тяжкою скорбью, пал на бездыханное тнло его и громко зарыдал, целуя и обливая почившего своими слезами, он жалобно говорил ему как живому: «о любезный и дорогой брат и господин мой! Нынешнее мое расставанье с тобою тяжелее и горче для меня всех моих несчастий. Когда я лишился родителя, в тебе имел отца, друга и утешителя и нечувствовал горести сиротства и тягости тюрьмы. А теперь кто утешит меня в горести моего заключения, кто ободрить и развеет скорбь мою? Не зваю, что мне делать, как будет и жить без тебя? Горе мне ныне, отец преподобный! Одного ты меня бедного оставил в этой темнице оплакивать грехи мои!». Но в то же время взирая на спокойное и светлое лице усопшего брата, который казался не умершим, а как бы уснувшим и – обоняя исходившее от тела благоухание, которым наполнилась не только темница, вн и прилежащие к ней места – Димитрий переставал плавать и радовался блаженной кончине брата, видя в ней конец его страданиям и ни мало не сомневаясь в ожидающем его блаженстве.

Как не может укрытися град, стоя на верху горы, так от жителей города Вологды не утаилась святая и подвижническая жизнь, истинно ангельское терпение и незлобие царственного узника, несмотря на то, что по причине строгого заключения его никто почти не знал и не видал. Кроме его высокого происхождения, уже одно то, что он так долго находился в узах и темнице, не зная за собою никакой вины, невольно внушало каждому уважение к нему и заставляло смотреть на него как на мученика, – оттого, лишь только разнеслась весть о блаженной его кончине, все жители города, от мала до велика, собрались к дверям темницы, желая видеть, целовать тело страдальца и отдать ему последний долг проводить до могилы. Не было позволено этого одному тому, кто был любим и сам любил покойного более всех, брату его князю Димитрию, не смотря на его вопли и рыдания, ему не позволили проводить брата далее порога тюрьмы. При звоне колоколов ближайших к темнице церквей и при необычайном множестве народа, игумен Мисаил со всею монастырскою братией и с градским духовенством, с великою честью изнесли из тюрьмы тело князя – схимника и направились с ним к соборной церкви Воскресения Христова, где должно было совершиться его отпевание. Как бы в замен того, что вся жизнь угодника Божия сокрыта была во мраке темницы, Господь поспешил прославить его, прежде нежели сокрыто будет в земле его тело. Еще во время медленного шествия¹⁶⁸ к соборной церкви святые мощи Игнатия начали изливать исцеления. Одна расслабленная женщина, по имени Александра, жившая в посаде в приходе св. Георгия, не владела ни руками, ни ногами; услышавши о кончине благоверного князя, она стала призывать его в молитве и просить исцеления от болезни и тотчас же получила от нее исцеление. На другой день, когда выносили из темницы тело святого в собор, она велела вести себя за гробом его и как только прикоснулась к нему, почувствовала себя совершенно здоровою.

По совершении в соборе божественной литургии и после отпевания игумен Мисаил, в сопровождении всего народа, перенес тело князя-схимника в свою обитель и положил его в ногах чудотворца Димитрия под церковным алтарем. Здесь, прежде нежели успели предать тело земле, новое чудо засвидительствовало святость усопшего. Некто Михаил из Прилуцкого села был одержим смертною болезнью и уже отчаялся в выздоровлении; услышав о погребении в монастыре благоверного князя, он велел нести себя в монастырь; в это время пели уже последнюю панихиду над усопшим и лишь только больной прикоснулся в его гробу, тотчас же стал здоров, как будто не был болен. Эти и многие другие чудеса и исцеления, полученный людьми после молитвенного призывания имени благоверного кпязя Иоанна (Игнатия), убедили всех в его святости, вследствие чего игумен Мисаил, призвавши из того же Прилуцкого села каменщика Давида, велел ему сделать над могилою князя каменную гробницу, по подобию гробницы над чудотворцем Димитрием. Но когда Давид по невежеству своему во время работы сел без всякого уважения на гробницу князя, – в ту же минуту почувствовал нестерпимую боль, та часть тела, которою он так неуважительно прикасался к гробнице, страшно распухла, так что он не мог ни ходить, ни сидеть.Три дня продолжались его страдания, пока он, сознавши свою вину, не пришел ко гробу святого и многими слезами не испросил у него прощения себе; он так же скоро получил исцеление, как и заболел и, докончивши свою работу, с радостью возвратился в свой дом, прославляя угодника Божия Игнтия.

В том же Прилуцком селе жила женщина Соломония, которая не слышала ушами и не видела одним глазом в продолжении 20 лет; узнавши о чудесных исцелениях, получаемых при гробе пр. князя Игнатия, она пришла в монастырь, помолилась святому и как скоро приложилась к его гробу, тотчас почувствовала себя совершенно здоровою, стала слышать и видеть обоими глазами.

Некто Борис Соловцев, услышавши о погребении в Прилуцком монастыре благоверного князя Игнатия и о чудесах, бывающих у гроба его, привел в монастырь своего человека Иродиона, который уже год был нездоров глазами и болезнь, несмотря ни на какие лекарства, все более и более усиливалась, так что нужно было опасаться, что он скоро совсем ослепнет. По совершении молебствия, когда Иродион со слезами и с верою приложился в гробам пр. Димитрия и князя Игнат, он тотчас же исцелел и не мог удержаться, чтобы от радости не вскричать о том, что он все ясно видит по прежнему.

При игумене Афанасии – преемнике Мисаила, скончавшегося в 1538 году, была приведена в Прилуцкий монастырь с Масляной из деревни Павшино женщина Дарья, имевшая скорченную руку, которую пригнуло у нее к персям под пазуху, так что никак невозможно было ее разогнуть. Издержавши не мало денег на врачей и лекарства и не получивши от них никакой пользы, она просила игумена и братию испросить ей у святых угодников исцеление от болезни и дала в монастырь немалую милостыню. Видя ее усердие и веру, игумен Афанасий приказал ударить в било для собрания в церковь всей братии, братия собрались и совершив соборное молебствие к преподобным об исцелении болящей, разошлись по своим кельям. Большую плачущую и рыдающую отвели из церкви в гостинную келью, где она тотчас жe забылась и в тонком сне вдруг услышала голос: «Чудотворцы идут». Ей показалось, что в келье стало необыкновенно светло, двери растворились и преподобные-сперва Игнатий в одежде схимника, а за ним чудотворец Димитрий вошли в келью. Пр. Димитрий явился в священном облачении и обращаясь к Игнатию сказал: «отче, прости сию женщину от ее болезни». Преподобный Игнатий подошел в Соломонии и, взявши ее за больную руку, сказал ей: «встань»! Женщина от страха пробудилась и хотя никого не увидела в келье, но тотчас же почувствовала себя исцеленною и совершенно здоровою. Когда она объявила игумену о случившемся с нею, он вторично собрал всю братию для совершения благодарственного молебствия преподобным за такое дивное чудо.

Монах Прилуцкого монастыря Гурий, исправлявший пономарскую должность, долгое время страдал столь тяжкою зубною болезнью, что не мог ни есть, ни пить и совершенно лишился сна. От долговременной бессонницы и болезни он стал как бы вне ума и ходил как помешанный. Однажды ночью очувствовавшись, он пришел ео гробу пр. Игнатия и со слезами молился о своем исцеления; когда он после молитвы приложился к гробнице его и потер свои десны находившимся на ней покровом, тотчас же сделался здоров и не чувствовал уже никакой боли.

Житие и чудеса пр. Игнатия написаны были вскоре после его кончины, в первой половине XVI века современником его монахом Лонгином, который в заключении своего сказания пишет, что он от многаого собрал в нем малое, что от гроба пр. Игнат, как из неисчерпаемого источника, все приходящее к нему с верою получают исцеления, так что всего не мощно и писано предати. – Мощи пр. Игнатия почивают под спудом среди нижней церкви Прилуцкого монастыря в ногах чудотворца Димитрия, с левой стороны столба, поддерживающего своды. – Церковная служба князю страдальцу известна по рукописям XVI века.

После блаженной кончины пр. Игнатия судьба брата его благоверного князя Димитрия, ни в чем не изменяясь в сущности, должна была сделаться для него еще более горькою и невыносимою, так как теперь к тягости тюремного заключения присоединялась еще и скорбь одиночества: не было уже друга и утешителя, всегда старавшегося предохранить его от уныния и своими благоразумными увещаниями вливавшего мужество и терпение в его сердце. Ожидать сострадания и утшения со стороны было напрасно; если и живы были еще его сестры и другие родственники, то что они могли сделать в пользу узника против воли великого князя? Да неизвестно еще, знали ли они о месте его заключения. Со смертью любимого брата лишившийся последнего утешения в жизни, князь Димитрий не мог без ужаса представить своего положения и свыкнуться с мыслью о своем одиночестве, – падая пред иконою Божией Матери, он со слезами просил ее послать ему смерть для соединения с братом, но еще долго страдальцу пришлось ожидать ее! Чрез пять лет по кончине пр. Игната, когда уже гроб его сделался источником исцелений и широко распространилась слава о его святости и чудесах, сам великий князь прихал в Вологду. Приезд его случился к празднику Рождества Христова, когда было в обычае подавать милостыню и делать некое облегчение ворам и разбойникам, находящимся в заключении, а Василий Иванович для того именно и приезжал, чтобы оказать милости. «Лета 7037 (1528) князь великий Василий Иванович и с великой княгинею был на Вологде и в монастырях у чудотворцев: в Кириллове, на Каменном, в Глушицах, на Прилуке у Спаса, в Корнилиеве и в Павлове пустыни и милостыню великую давал и потешение по монастырем и в граде попом, а велел молитися о чадородии, чтобы дал Бог отрод у него был, говорит летописец. Бывший на Прилуках у мощей пр. Димитрия, Василий Иванович не мог не видеть гроба нового чудотворца, своего двоюродного брата, не мог при этом не вспомнить и о князе Димитрие, томившемся в узах. Казалось, что ищущий себе милости и сам будет милостив, что наступил час освобождения царственного узника, тем более, что само Небо свидетельствовало о его невинности и как бы ходатайствовало за него, прославляя пр. Игната. Естественно мог ожидать этого и сам Димитрий, но к сожалению ему горько пришлось обмануться в своих надеждах. Великий князь, объехав все монастыри, побывав везде и всех одарив, не посетил только узника в его темнице, не только не облегчил его участи, но даже и не полюбопытствовал его видеть, таким образом оказал близкому родственнику своему явное бессердечие и жестокость. История не ставить в вину Иоанну III заключения брата его Андрея Васильевича, князя доброго и набожного, но нетвердого характером и легко поддававшегося советам других, а потому ненадежного и опасного для великого князя. Это было делом политической необходимости и государственной пользы. Но для Василия Ивановича какая была необходимость в заключении князя Димитрия, ничего не имевшего, всеми забытого и оставленного? Чем он мог быть опасен Василию Бесцельное, невызываемое никакими побуждениями содержание князя Димитрия в темнице и узах не должно ли лечь неизгладимым, черным пятном на царствование Василия?

Приезд великого князя в Вологду, возбудивший в князе Димитрие столько не сбывшихся надежд, был для него хорошим уроком забыть о мире, как мир забыл о нем, и всем сердцем прилепиться к единому Господу, терпеливо перенося возложенный на него крест и от Него единого ожидая себе помощи и спасения. Урок этот не остался бесплодным для узника. Уже по смерти Василия, в малолетство сына его Иоанна IV, боярская дума, по настоянию тогдашнего правителя государства, доброго и просвещенного князя Ивана Федоровича Бельского, в 1540 году сняла с узника (ему было тогда более 60 лет) оковы и велела пустить в его тюрьму более света и воздуха, но и тогда не отворила ему темницы и не возвратила свободы. Пробыв в заключении целый 50 лет и как бы заживо погребенный, он был забыт всеми, так что и время кончины его осталось неизвестным. «А брат его (Игнатия) благоверный князь Димитрий Андреевич, после его поживе лета довольна добрым и богоугодным житием, преставися ко Господу и погребен бысть в том же монастыре при ногах брата», говорит летописец, не упоминая ни о годе, ни о месяце и дне его кончины. Кончина благоверннго князя последовала около половины XVI века, а так как в начале XVII века Прилуцкий монастырь подвергался неоднократным грабежам и раззорениям, во время которых все архивы и записи были сожжены и уничтожены, то и неизвестно, были ли какие чудеса и исцеления от его гроба. Однако он вместе с братом своим Игнатием был помещен митрополитом Евгением в списке угодников Божиих, почивающих в Вологодской епархии, а так же и в историческом словаре святых, прославленных в российской церкви (Спбург. 1836 г.) Вериги его доныне хранятся вместе с веригами преподобных Димитрия и Игнатия, а над могилою его устроена была гробница, подобная гробницам преподобных¹⁶⁹. Так как она находилась на востоке, очень близко к алтарю и при устроении церкви во имя пр. Димитрия препятствовала постановке иконостаса, то вероятно в это время (1641 г .) и была снята.

Среди многочисленного сонма святых подвижников Вологодской страны, пр. Корнилий Комельский занимает одно из первых и самых видных мест, как по строгости жизни, по трудности и высоте своих подвигов, так и потому огромному влиянию, которое он имел на современников, особенно на иноков: он воспитал множество святых учеников, бывших впоследствии основателями монастырей и распространивших в них его устав – единственный письменный памятник, дошедший до нас из трудов Вологодских чудотворцев. Разбойнический притон в Комельском лесу, обращенный Корнилием в иноческую обитель, долго служил колыбелью и рассадником иночества и много способствовал утверждению веры и гражданственности в окрестности.

Житие пр. Корнилия написано вскоре после его кончины одним из его пострижеников, хорошо знавшим великого старца и бывшим очевидным свидетелем многих его подвигов. Впрочем, не смотря на это, оно не отличается обилием фактов продолжительной и чудной жизни подвижника и весьма кратко упоминает о том, что было до его пострижения

Пр. Корнилий происходил из знатного рода Крюковых. Во время княжения Василия Васильевича Темного род Крюковых был одним из первых в Ростове по своему богатству и знатности, так что известен и близок был к самому великому князю, а один из Крюковых по имени Лукиан служил при дворе, исправляя должность дьяка при великой княгине Марии Ярославовне, за которою последовал из Ярославля в Москву, когда великий князь, победивша Шемяку, снова утвердился в Москве. У Лукиана оставался в Ростове брат Федор с супругою Варварою и с малолетними детьми, но так как родной их город еще со времен Донского начал приходить в упадок, а Москва, несмотря на все тревоги княжения Темного, все более и более усиливалась и для дворян и богатых людей жизнь в ней становилась привольнее и безопаснее, то Лукиан не только вызвал к себе брата, но по ходатайству дяди четвертый сын Феодора Корнилий взят был ко двору и зачислен в службу при великой княгине. Оставался ли сам Феодор в Москве до своей кончины или возвратился в Ростове – неизвестно; известно только, что младший (пятый) сын его Акинфий впоследствии жил в Ростове, в дому отчем, а Корнилий воспитывался под руководством дяди своего в Москве. Для воспитания отрока нельзя было найти лучшего места, как тогдашний великокняжеский двор, не уступавший в самом строгом исполнении всех правил церковного устава ни одной иноческой обители. Здесь Корнилий мог видеть и изучать одно только доброе. Современный списатель его жизни называет великую княгиню Mapию, скончавшуюся инокинею-именитою благочестием и милостью паче всех прежде бывших; действительно, испытанная несчастиями и всецело преданная воспитанию детей своих – сверстников Корнилия, она могла служить для юного царедворца самым лучшим живым примером для подражания. Молодой человк как нельзя более воспользовался счастливо сложившимися обстоятельствами своей юности: приобрел познания в науках, получив самое лучшее по тогдашнему времени образование, а вместе с этим сохранил чистоту сердца и неповрежденность нравов, так что не достигши еще совершенных лет он казался уже мужем совершенным. С раннего возраста начало в нем развиваться влечение к жизни созерцательной, отшельнической, которое под влиянием бесед дяди и великой княгини, стремившихся к иночеству, усилилось в нем еще более и дошло до того, что когда престарелый Лукиан оставил придворную службу и постригся в Кириллове, за ним последовал туда же и двадцатилетий Корнилий¹⁷⁰, хотя служба при дворе великого князя могла доставить ему честь, богатство и другие житейские выгоды.

Принявши иночество, Корнилий отказался от своей воли и всецело предал себя руководству своего наставника Геннадия¹⁷¹, старца прозорливого и поседевшего в духовных подвигах, повинуясь ему с любовью как отцу и не делая ничего без его воли и благословения. Молодому царедворцу, воспитанному среди шума столицы, в богатстве и роскоши, столько понравилась суровая жизнь смиренного послушника в тиши монастырской кельи, что он захотел сделать участником ее и младшего брата своего Акинфия. С этою целью он, после семи лет, проведенных им неисходно в обители, просил позволения у своего наставника сходить на родину, чтобы склонить брата к принятию монашества и привести с собою в монастырь. Желание Корнилий исполнилось: Акинфий иъзявил согласие и при пострижении был наречен Анфимом. Корнилий плакал от радости, видя любимого брата своего в ангельском чине, и сам предался еще большим подвигам. «Кто не знает Кирилловских хлебней?» говорит его жизнеописатель, желая тем выразить тяжесть трудов, на которые обрек себя Корнилий. Точно, в хлебнее многолюдного тогда Кириллова монастыря не мало стоило труда и пота каждому исполнить одно только свое дело, а Корнилий охотно принимал на себя труд и за других, исполнял урочное дело слабых и менее усердных и боков и в то же время носил тяжелые, железные вериги. Проводя дни в хлебне в тяжких трудах, он и ночью мало предавался покою, занимаясь списыванием книг, из которых некоторые хранятся в Кирилловом монастыре и до ныне, или стоя на молитве совершал свое правило и клал многочисленные земные поклоны. Таков был сей великий труженик, таким и остался до конечного – уже в глубокой старости – изнеможения своих сил!

В то время в Кирилловом монастыре довольно часто переменялись настоятели, так что со времени игумена Геннадия, при котором постригся Корнилий, в течении только ста лет их было до 16-ти, что конечно не могло много способствовать строгому исполнению устава пр. Кирилла и нравственному усовершенствованию братии. Кроме того многочисленные толпы мирских людей обоего пола постоянно наполняли монастырь и искали в нем не столько наставлений и пищи духовной, сколько дарового хлеба и пристанища, наконец многолюдство самой братии и монастырских служителей – не могло не тяготить людей, всецело преданных богомыслию и стремившихся к безмолвию. Вследствие этого Корнилий, прошедши уже все более тяжелые послушания и ревнуя о высшем совершенстве, вышел из монастыря, чтобы в других обителях¹⁷² видеть труды и подвиги мужей, опытных в духовной жизни, и пользоваться их наставлениями; подобно птице он искал себе гнезда и как пчела извлекает мед с различных цветов, так и он везде старался приобретать себе духовную пользу из всего, что видел и слышал. Побывав во всех, ближайших к Кириллову монастырях и пустынях, пр. Корнилий направился к Новгороду, славившемуся тогда множеством иноческих обителей; он был радушно принять и обласкан архиепископом Геннадием, в доме которого и остановился. Ревнитель просвещения, так горячо жаловавшийся на безграмотность ставленников и невежество духовенства, рад был встретить в страннике редкое по тогдашнему времени книжное образование; короче познакомившись с пр. Корнилием, он от души полюбил богобоязненного и опытного в духовной жизни инока, часто и подолгу беседовал с ним и, чтобы навсегда удержать его при себе, хотел рукоположить его в сан священства; но смиренный Корнилий уклонился от такой почести, считая себя недостойным ее, из опасения же быть вынужденным к принятию священного сана, оставил архиерейский дом и удалился в пустыню недалеко от города. Удивился владыка смирению преподобного и не докучая ему более принятием сана, посылал ему все необходимое для жизни, часто призывал к ceбе для духовных советов и однажды сам пришел посетить его в пустыне. Тяжела показалась отшельнику такая честь: «кто я недостойный, чтобы ты владыко принял на себя такой труд и пришел ко мне в келью», говорил он Геннадию. В самом деле когда посещение архиепископа обратило на старца внимание народа и указало дорогу к его пустынной келье, когда отовсюду во множестве стали приходить к нему посетители для духовных советов и наставлений, любитель безмолвия ужаснулся и бежал в тверские пределы, надеясь там найти себе такое место, где бы он мог неведомо для людей посвятить себя на служение Богу. В 12 верстах от Твери в дремучих лесах, которые еще недавно были не везде проходимые на левом берегу реки Орши, впадающей в Волгу, находилась Савватиева пустыня (ныне село Савватиево), стоявшая на зимней кашинской дороге в Тверь. Близ этой пустыни пр. Корнилий обрел место, удобное для безмолвного пребывания¹⁷³, но не долго пробыл на нем, потому что и здесь он не нашел вожделенной тишины и безмолвия. Братия Савватиевой пустыни и приходившие в нее странники и богомольцы стали посещать уединенную келью Корнилия, прося его советов и наставлений, вследствие чего преподобный снова решился бежать и искать себе другого места. Такое странствование, перехождение с места на место не было однако же праздным: он собирал опыты духовной жизни, терпел для Господа голод и жажду, зной и холод, хотя по мере того, как он удалялся людей и бегал славы человеческой, возрастало к нему уважение людей и слава всюду следовала за ним как тень. Оставивши уединенную келью близ Савватиевой пустыни, пр.Корнилий жил в лесах и безлюдных пустынях, вынужденный переходить с одного места на другое то по той, то по другой причине. Переходя из леса в лес, из дебри в дебрь и ища глубочайшего уединения, он пришел наконец в вологодские пределы и остановился в комельском лесу на высоком берегу реки Нурмы; там, где с правой стороны впадает в нее речка Талица, он нашел на возвышенной покатости в густом лесу малую хижину, построенную разбойниками, и помолившись Богу, поселился в ней. Хотя преподобный видел, что он зашел в опасное место и догадывался о нравах и занятиях обитателей хижины, но надеясь на помощь Божию, решился не оставлять ее. «Не убоюся, что сотворит мне человек?» говорил он сам с собою, повторяя слова Псалмопевца, и начал рубить лес и очищать место около хижины, трудясь с утра до вечера, а ночи проводя в псалмопении и молитве. Это было уже при державе великого князя Иоанна III в 7005 (1497) году. Изумились разбойники, когда нашли, что их притом занят старцем, а лес около него вырублен; чтобы заставить Коршин удалиться, они стали всячески его притеснять и угрожать ему смертью. «Уйди от нас, говорили они, если не хочешь быть убитым,» но преподобный, противопоставляя их злобе и дерзости – кротость и терпение, пребывал непоколебимым в своем намерении. Вскоре атаман разбойников был убит и шайка его рассеялась, оставив старца спокойно владеть хижиною. Но едва он успел освободиться от одной опасности, как настала другая. Раз, когда он молился и пел псалмы в хижине, на него напала новая толпа разбойников, надеясь найти у него имение и деньги. Грабители были столь злы и завидливы, что, когда ничего не могли найти в хижине старца, унесли у него книги, по которым он молился, хотя для разбойников они были совершенно не нужны. Блуждая с ними всю ночь по лесу и думая, что уже далеко ушли от кельи старца, разбойники утомленные легли спать, но вставши по утру к изумлению своему увидели, что они всю ночь трудились напрасно и снова находятся близ хижины старца. Это так их поразило, что они сознали свой грех, возвратили старцу книги и испросив у него прощение в нанесенном ему оскорблении, мирно удалились, обещаясь исправиться.

По удалении разбойников пр. Корнилий несколько времени прожил в совершенном одиночестве и безмолвии, пребывая в труде и молитве, рубил ли преподобный лес, копал ли землю или делал что другое, молитва не сходила с его уст. Мало по-малу один за другим стали приходить к нему люди, желавшие разделять с ним пустынные труды; старец принимал их и с этого времени еще более стал трудиться, чтобы шире разчистить место и завести пашню для пропитания своего и живших с ним. Он хотел питаться трудами рук своих и за грех считал ходить в мир и собирать подаяния. Пустынники молились сперва каждый в своей келье, так как определенного места для общей молитвы еще не было, но когда число их умножилось, они стали просить Корнилия устроить церковь, считая великим ущербом и вредом для души лишение Божественной службы. Корнилий, услышав о благочестивом желании своих сподвижников, был весьма рад и со слезами благодарил Бога, потому что и сам сердечно желал того же, и только любовь к безмолвию заставляла его проживать без храма в пустынных местах. Теперь же он ясно видел, что пора уединения и безмолвия для него уже прошла, что настало время жить не для себя только, но потрудиться и для пользы братии и страшный разбойнический притон обратил в святую обитель для иночествующих. Он одобрил желание братии и первый устремился на дело, начал рубить лес для построения церкви, а так как церковь требовалась для них небольшая и пустынники немного заботились о ее красоте и великолепии, то общими силами она вскоре и была построена. В 1501 году, на четвертый год по прибытии пр. Корнилия на это место, церковь освятили г. честь Введения во храм Богоматери и сам старец Корнилий был рукоположен митрополитом Симоном (1 февраля) во священника и определен настоятелем возникающей обители к великой радости всего пустынного братства. Решась жить в обществе братии, блаженеый Корнилий не щадил себя для их пользы, на ряду с другими трудился в лесу и в обители и вообще для устройства обители он перенес столько трудов и усилий, что невозможно и выразить всего того, что ему привелось претерпеть. Один раз разбойники, досадуя на него, как на помеху их ремеслу, избили его так, что он прибрел в свою келью едва дыша; в другой раз когда шел по лесу на него обрушилось дерево, мимо которого он шел, несмотря на то, что ветру не было и что мимо того же дерева благополучно прошли перед ним братия; удар был так тяжел, что его замертво унесли в келью и преподобный целые три месяца не вставал с постели и братия уже отчаялись в его выздоровлении. Немного поправившись он вышел однажды посмотреть на плотничную работу, сел на краю сруба и упавши с него, разбился пуще прежнего и едва не лишился жизни. Потом еще раз в лесу свалилось на него дерево и его привели в келью с разбитою головою – и все это он терпеливо переносил, не позволяя ceбе ни жалобы, ни ропота. Не мало пришлось ему перенести неприятностей и огорчений и за самое место, где основалась его пустынная обитель. На него жаловались даже великому князю между прочим за то, будто он отнимает чужую собственность, тогда как он заселял непроходимый лес, никому не принадлежавший и служивший до него только притоном разбойников. Всем таким напастям блаженный старец противопоставлял одно оружие – терпение. Впрочем, по мере того, как злые люди старались чернить Корнилия, люди добрые, короче знавшие старца, удивлялись его кротостью и терпению и смотрели на него, как на истниного раба Божия, как на одного из древних великих отцев, слава о нем возрастала и распространялась все более и более, так что сам великий князь Василий Иванович, наслушавшись о трудах комельского подвижника, стал питать к нему глубокое уважение.

Пустынная обитель Корнилиева была не богата, не имела ни сел, ни угодий, ни других каких-либо удобств и выгод, по своим постройкам она далеко уступала другим монастырям, иноки собственным трудом должны были снискивать себе пропитание, – рубить лес и заводить пашню. Не смотря на все это – отовсюду стремились сюда люди, искавшие иноческой жизни, число братии увеличивалось с каждым годом, так что церковь, первоначально построенная Корнилием, уже не могла вмещать всех и необходимо было озаботиться построением более обширной и поместительной. Так как у Корнилия не было ни денег, ни других каких-либо средств – нанять мастеров для строения, то он, собравши всю братию на совет, предложил им самим потрудиться в создании храма, на что те с радостью и согласились. Взялись работать кто что умел: одни рубили стены и плотничали, другие резали иконостас и писали иконы, иные писали книги, а сам блаженный старец, поощряя братию к трудам, постоянно со слезами молился Богу об успешном окончании начатого дела и по его молитвам, при единодушном старании всей братии, церковь вскоре была построена. Новая церковь, по благословению митрополита Варлаама, освящена была как и прежняя в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. Освящение произошло в 7023 (1515) году, в 19 лето по прибытии пр. Корнилия на берег Нурмы. По освящении новой церкви пр. Корнилий назначил чреды служения в ней священникам, диаконам, чтецам и певцам, определил еклесиарха и ввел весь порядок и чин священнослужения, какой обыкновенно держится в благоустроенных и многолюдных общежительных монастырях. Потом при братской трапезе он построил еще храм во имя начальника пустынной жизни пр. Антония великого, чтобы братия, молясь во храме, посвященном его имени, чаще приводили себе на память этот первообраз иночества и легче могли усвоить себе дух истинного пустынножительства. Кельи для братии были построены с четырех сторон одна возле другой, так что заменяли собою ограду и давали монастырю вид четвероугольника, в средине которого находились церкви. Как заботливый хозяин построив в монастыре больницу, поварню, пекарню и прочие необходимые для братии службы, блаженный старец не забыл нищих и странных, а как сердобольный отец выстроил для них вне монастыря богадельню и странно-приимиицу. Ведение хозяйства он поручил келарю и дал ему в помощь нарядчиков, требуя от них, чтобы каждый делал свое дело и во всем соблюдался строгий порядок, а для этого кроме устных наставлений, всем членам духовного братства дал еще и письменный устав и сам строго следил за его исполнением. «Сам же старец вельми подвизашеся день и нощь и во вся службы призирашс и всех обхождаше видети труждающихся и в монастыре и на нивах и всех посещаше и утешение подаваше противу труду «коегождо их», говорить о нем очевидец, списатель его жития. Зная по собственному опыту, сколь необходимо и полезно иноку уединение и безмолвие и как много вредит душе невоздержание языка, пр. Корнилий учил братию и среди многолюдного общежития вести жизнь молчаливую и удерживаться от бесполезных разговоров друг с другом. Попечительный отец и бдительный страж братии преподобный имел обыкновение обходить поздним вечером братские кельи и слушать, кто чем занимается. Если примечал, что кто-нибудь упражняется в молитве и псалмопении, или в ином полезном деле, то радуясь и благодаря Бога тихо отходил прочь; если же слышал где бесполезные разговоры или смех, то слегка ударив пальцами в оконницу, давал знать о своем приходе и тем останавливал и приводил в стыд празднословящих. После в общих собраниях, преподавая наставление братии, преподобный упоминал об этих случаях и не указывая на лица, говорил против греха и делал вразумления, если же в ком встречал упорство и неповиновение, то виновного подвергал епитимию. Чтобы утвердить братию в строгом исполнении данного им устава, главное правило которого состояло в том, чтобы ничего не начинать без благословения настоятеля, он дал братии самый разительный урок. Однажды старший над пекарями испек хлебы, не приняв на то, как требовалось по уставу, благословения старца. Узнавши о том, пр. Корнелий приказал все испеченные хлебы скласть в сани, вывезти на большую дорогу и бросить, чтобы, как он говорил, и собаки монастырские не ели этого неблагословенного хлеба, а хлебов было испечено целых два воза.

Преподобный жил упованием на Господа и Господь охранял его своею защитою, не попуская злым людям наносить ему вреда. Вскоре по прибыли своем на Нурму, за версту от того места, где жил сам, преподобный выкопал на большой Московской дороге колодезь и поставил при нем крест с тем, чтобы проходящие могли утолять свою жажду и оставлять тут свою милостыню, не заходя к нему в пустыню, ибо не хотел, чтобы мирские люди тревожились для обители и своим посещением нарушали безмолвие иноков. Впоследствии тут была поставлена небольшая часовня и одному из братии, по имени Анании, было поручено принимать подаяния и приносить в монастырь. По молитве святого старца подаяния были щедрые, но Анания прельстился ими и стал употреблять их в свою пользу, в чем и был чудесным образом обличен. В обители было обыкновение пред принятием антидора подходить братии и иконе Богоматери и положив поклон целовать ее; когда Анания подошел к иконе и хотел приложиться, икона поднялась вверху, он покушался приложиться к ней в другой и третий раз, но икона (опускавшаяся когда прикладывались к ней другие) всякий раз поднималась на воздух, лишь только подходил к ней Анания, так что он не хотя вынужден был исповедать свой грех.

Хотя блаженный старец, как сердобольный отец, со всеми был кроток и милостив, всех принимал с искренним радушием и любовью и старался утешить и успокоить каждого, – нашлись однако в среде многолюдного его братства двое таких недоброжелателей, которые решились даже убить его. Будучи нарядчиками рабочих и зная, что преподобный и сам пойдет в поле, они, чтобы исполнить свой злой умысел, засели под мостом чрез реку Нурму и ожидали прихода старца. По обывновении своему рано утром старец вышел один, поспешая до обедни сходить в поле, проходя по мосту, он тихо сотворил молитву и спокойно продолжал свой путь, неподозревая о злом умысле нарядчиков. Между тем нарядчикам, сидевшни под мостом, показалось, что множество людей провожает игумена, почему они и не смели показаться из-под моста, отложив свое намерение до другого времени. Но когда тоже самое повторилось в другой и в третий раз, то подрядчики зная, что провожать Корнилия было не кому и видя его у рабочих в поле одного, объяты были ужасом и со слезами раскаяния пали к ногам игумена, испрашивая прощения в страшном своем грехе. Незлобивый старец великодушно простил им все и ни в чем не отличил их от прочей братии. Так сам Господь хранил своего угодника и достояние его обители.

Преподобный Корнилий всегда был сострадателен и милостив к нищим, но особенно любил раздавать им милостыню в храмовые праздники обители: в день Введения во храм Пресвятой Богородицы и преподобного Антония великого, оделяя в эти дни каждого нищего хлебом, просфорою и деньгою. Случилось однажды, что в навечерие праздника Антония великого собралось в монастырь множество нищих, знавших обыкновение старца, а подавать было нечего. Блаженный припал с молитвою к Богу, прося ходатайства Божьей Матери и пр. Антония, и на рассвете следующего дня пришел посланный от великого князя Василия Ивановичи и принес от него преподобному 21 рубль. Возблагодарив Бога, что Он не презрел его молитвы, блаженный старец с особенною любовью раздал нищим щедрую милостыню, ради их ему посланную. В другой раз в тот же праздник пр. Антония, когда Корнилий по своему обыкновению оделял каждого нищего хлебом, калачем, просфорою и деньгами, многие подходили для принятия милостыни по два, по три и даже до пяти раз, тогда приставники, заметивши злоупотребление и бесстыдство нищих, донесли о том старцу, но он отвечал им: «не трогайте их, они затем пришли» и велел подавать без разбора каждому просящему и за этот подвиг милосердия и любви в тот же день утешен был чудесным видением. Вечером, после соборной молитвы и обычного правила, когда преподобный присел отдохнуть в своей келье и задремал, ему явился в тонком сне великий отшельник египетский в том виде, как изображен был в церкви на иконе, взял его за руку и велел следовать за собою. Он вывел Корнилия на широкое место, на котором лежали грудами на одной стороне просфоры, а на другой калачи и сказал ему: «вот твое подаяние нищим, собери его к себе в полы одежды», – Корнилий набрал столько, что милостыни стали сыпаться вон из полы. Пробудившись пр. Корнилий подивился видению, со слезами радости рассказал о нем братии и заповедал не только при себе, но и по кончине своей щедро подавать милостыню нищим. Так блаженный нищелюбец хотел благотворить и по смерти!

В самом блистательном виде милосердие и вера пр. Корнилия открылись во время голода, постигшего Вологодскую страну, когда четверть ржи продавалась по рублю и более, да и за эту цену трудно было достать хлеба. Голод усилился до того, что родители бросали своих детей пред воротами монастыри и множество народа со всех сторон устремилось к преподобному, прося хлеба. Блаженный старец устроил для детей богадельню на монастырском дворе и велел их пропитывать, а голодным отворил монастырские житницы и ежедневно выдавал хлеб всем нуждающимся¹⁷⁴ и не смотря на это, по молитвам преподобного обитель не только не оскудевала, но еще более стала во всем изобиловать к величайшему удивлению братии, опасавшейся от чрезмерной щедрости Корнилия голода для самих себя.

Не за одною только телесною пищею собирался народ в пустынную Комельскую обитель, многие приходили для того, чтобы получить благословение духовного старца, послушать его наставлений, посоветоваться с ним о спасении души и получить от него разрешение своих недоумений. Блаженный Корнилий принимал каждого с отеческою любовью и слово его было елеем утешения для страждущих и удрученных какою-либо скорбью сердец. «Корнилий же, дарованием Божиим приходящим к нему с верою вся разрешание, вся сказоваше и всех благословляше и утешание и ни единого скорбна отпущаше». Прозорливый старец проникал в сердце человека, открывал намерения и предсказывал будущую его судьбу. Так однажды, когда пришли к нему два юноши, совершенно ему неизвестные, он спросил их: «зачем вы пришли сюда в эту бедную пустынь?» «Желаем, отче, отвечали оба, монашеского жития» и стали просить его о принятии их в монастырь, но Корнилий отвечал: «ты, чадо Григорий, войди в эту убогую келью, а ты, Феодор, будешь иметь жену и детей» – сказанное им исполнилось: Григорий был пострижен в монашество под именем Геннадия и сделался любимым учеником преподобного, а Феодор стал семьянином.

Как мудрый духовный наставник и распорядительный хозяин пр. Корнилий, применяясь к древним отеческим правилам, подробно распределил все церковные службы и монастырские работы, чтобы никто не оставался праздным, и внушал всем при всяком рукоделии постоянно иметь в устах молитву Иисусову. Всех и своих и приходящих он учил жить по правилам св.отцов, во всем покоряться воле настоятеля и молитвенно совершать подвиг послушания во все течение жизни; сам преподобный, не смотря на свою старость, усугублял труды, бдение и пост по мере того, как умножалось число братии, как бы желая восполнить их недостатки своими подвигами. Постоянно стремясь к горнему наследию, блаженный Корнилий мало заботился о приобретении вотчин и земных стяжаний, хотя, по расположению к нему великого князя, и мог бы получить многое, он даже продал землю, находившуюся в Пошехонском уезде (подарок князя Семена Андреевича Шилешпанского) – чтобы она не могла служить братии поводом к отлучкам из монастыря. «Инок вне ограды монастырской, что рыба без воды», говорил он братии и как сам постоянно стремился к уединению и безмолвии, так и братию всегда убеждал к тому же. Как пострижение Кириллова монастыря и современник пр. Нила Сорского, блаженный Корнилий не чужд был его духа и во многом усвоил себе его взгляды на монашество. Это сколько радовало одних, лучших из братии, столько же исправилось другим. Ибо и в среде Комельского братства были люди, которые пришли в монастырь не столько для поста и молитвы, сколько для довольства и покоя; таким инокам, при всей своей кротости и снисходительности, пр. Корнилий не мог не высказывать иногда истины и не делать справедливых замечаний и внушений, они-то и распространяли ропот и неудовольствие на блаженного Корнилия. Как основатель монастыря и игумен, он имел полное право удалить их из своей обители, а как старец уважаемый великим князем весьма легко мог сделать это, по незлобивый старец, давая место гневу, не хотел их беспокоить и решился сам удалиться в вожделенное ему уединение. Напрасно лучшие из братии уговаривали его не оставлять своей обители, старец остался непреклонным и сказав им, что если и расстанется с ними телесно, душею всегда с ними будет, приказал собрать всю братию, избрал 12 старших учеников и заповедав им строго держаться данного им устава, поручил их управление обитель. Устроивши таким образом дела в Гомельской обители, пр. Корнилий с одним только учеником своим Геннадием, вышел из монастыря и отправился искать себе уединенного места для подвигов. Когда они пришли в костромские леса, то старцу понравилось место на берегу Сурского озера близ реки Костромы верст за 70 от Комельского монастыря, они построили здесь себе келью и стали жить отшельнически в непрестанных трудах, посте и молитве. Корнилий, не смотря на свои преклонные лета, сам рубил лес и копал землю для посева хлеба.

Узнавши место его жительства, братия посылали просить преподобного, чтобы возвратился в обитель и продолжал руководить их ко спасению, но блаженный старец и первоначально принявший начальство неохотно, только по усильной просьбе братии, теперь как птица, вырвавшаяся из сетей, рад был тому, что освободился от тяжелой заботы о других, и в тишине пустынной кельи может посвятить себя заботам о собственном спасении, поэтому, не смотря на просьбы и слезы посланных, не захотел возвратиться. Вскоре по удалении пр. Корнилия в пустыню, великий князь Василий Иванович по пути в Кириллов монастырь на богомолье для испрошения чадородия, посетил (зимою 1529 года) Комельский монастырь и весьма удивился, не на шедши в нем Корнилия. Государь спросил братию, – по какой причине удалился от них Корнилий по благословной ли вине или вследствие какого-нибудь неустройства и неприятности? Братия отвечали, что он ушел от них любве ради Христовой, и со слезами просили великого князя, чтобы он понудил старца возвратиться в свою обитель. Тронутый их просьбами и слезами, государь тогда же послал к Корнилию нарочного с повелением, чтобы он возвратился в свой монастырь и ожидал его возвращения из Кириллова. Пр. Корнилий, возвратившись в обитель, взял с собою трех учеников и отправился с ними в Вологду на встречу великому князю. Василий Иванович рад был свиданию с великим старцем, долго беседовал с ним и просил его молить Господа и Матерь Божию, дабы даровано было ему чадородие, и потом с честью отпустил его в монастырь. На обратном пути великий князь в другой раз постил Комельскую обитель и долго убеждал преподобного не оставлять своего монастыря. Но пр. Корнилий кротко объяснил великому князю, что его дряхлость требует покоя и безмолвия, и просил отпустить его в пустыню. Государь, опасаясь огорчить старца, оставил на его волю – оставаться в монастыре или удалиться в пустыню, а для облегчения его трудов в Сурской пустыне, назначил ей оброчное содержание, в монастырь же дал от себя вкладу 50 рублей и приказал теплую церковь пр. Антония великого вместе с трапезою обить досками. По возвращении в Москву великий князь тотчас же послал в монастырь на имя Корнилия жалованную грамоту, которою предоставлялось получать от вологодских таможенников ежегодно на крещение Христово по пяти рублей на рыбу. По отъезде великого князя из монастыря скоро и старец Корнилий снова удалился в свою пустыню и предался обычным трудам и молитве. Однако ни дремучие леса, ни топкие сурские болота не доставили ему вожделенного безмолвия и уединения. И сюда один за другим стали приходить к нему люди, желавшие с ним сожительствовать, они построили себе кельи близ жилища старца и стали помогать ему в пустынных трудах. Когда собралось таким образом до шести иноков, пр. Корнилий вознамерился и здесь построить церковь и с этою целью отправился с одним учеником в Москву (в 1531 г.) просить государя и митрополита о дозволении построить храм. Не задолго пред тем временем у великого князя родился сын Иван, – государь, обрадованный рождением наследника, находился в то время в Сергиевом монастыре, куда отправился для принесения благодарственной Богу молитвы. Здесь Корнилий встретил великого князя, который принял его с великою честью как ангела Божия, благодарил за принесенное им поздравление и, намереваясь пробыть в обители еще несколько времени, послал старца вперед себя в Москву, чтобы он благословил великую княгиню и новорожденного так как его молитвам приписывал исполнение своего желания. Возвратясь в Москву Василий Иванонович осыпал Корнилия своими щедротами, ежедневно призывал к себе на трапезу, сверх того посылал ему и на дом все необходимое для пищи – что старец тайно раздавал нищим и маломощным. Но когда Корнилий стал просить дозволения построить в Сурской пустыне церковь, великий князь, вспомнил слезное моление комельской братии и данное им слово возвратить старца в обитель – решительно отказал Корнилию в его просьбе н объявил, что он должен возвратиться в свой монастырь и по прежнену управлять братиею. Такое приказание великого князя показалось тяжким для любителя безмолвия; Корнилий вполне надеялся на благосклонность и согласие государя, неожиданный отказ поверг его в великую скорбь, так что желая избавиться от управления обителью и уклониться от житейской молвы – решился скрыться в самой Москве в доме одного христолюбца. Великий князь, не видя у себя старца, приказал его искать по всему городу, Корнилий у знал об этом и, чтобы не навлечь неприятности на хозяина дома, в котором жил, тайно вышел из Москвы и удалился в Троицкий Сергиев монастырь. Здесь с любовью был принят настоятелем и братиею и стал жить в совершенном безмолвии, когда же весть о нем дошла до великого князя, он приказал прекратить поиски и не велел тревожить старца, однако по случаю праздника Богоявления прибыв сам в Троицкий монастырь, великий князь опять начал сильно убеждать Корнилия непременно возвратиться в свой монастырь. Старец не смел более противиться воле великого князя и принял сильное желание и настойчивость государя за указание воли Божией. Великий князь весьма рад был согласию старца и тотчас же послал в Комельский монастырь нарочного с приказанием старцам придти и самим упросить своего авву, склонившегося на волю великого князя. Старцы скоро пришли, своими слезами и молениями тронули Корнилия, который окончательно согласился возвратиться в свою обитель и вместе с ними предстал пред лицо государя, прося себе отпущения. Довольный его согласием великий князь сам вызвался наделить Комельский монастырь землями и вотчинами. «Слышал я, сказал он Корнилию, что монастырь твой не имеет ни сел, ни деревень, проси, что тебе нужно – дам все, – но преподобный отказался и просил только чтобы приписали к монастырю несколько земли с лесом, находившейся в окрестностях монастыря и уже в поте лица возделанной руками преподобного, просил для того, чтобы братия могли спокойно доставать себе хлеб трудами рук своих, так как это был единственный источник содержания обители. Подивился государь нестяжательности старца и приказал отвести монастырю землю с починками, лесом и со всякими угодьями, дал Корнилию все необходимое на дорогу и отпустил с миром, прося себе его молитв и благословения. Велика была радость в Комельском монастыре при возвращении Корнилия. Вся братия вышла из монастыря на встречу преподобному и приняла его как ангела Божия, каждый искал припасть к ногам его или хотя прикоснуться к его одежде. Рад был и сам старец, видя такое усердие и единодушие братии, он всех обнимал и целовал с отеческою любовью и всем преподавал благословение. Достойный ученик его игумен Кассиан, по избранию самого старца управлявший монастырем во время двухлетнего его отсутствия, тотчас же сложил с себя начальство, желая по прежнему быть в послушании своего учителя. Принявши снова управление монастырем, пр. Корнилий, не смотря на свои преклонные лета, предался обычным трудам, рубил лес и возделывал землю для хлебопашества. Однажды братия, поваливши лес, пошли отдохнуть, а старец остался собирать хворост, чтобы сжечь его и очистить место, но когда он зажег хворост, пламя и дым окружили его со всех сторон и огонь столько усилился, что не было возможности выйти из него, тем более, что от дыму невидно было куда надобно бежать. Предстояла неминуемая опасность быть сожженным за живо, старец, видя это, призвал Бога на помощь и в ту же минуту с запада подул столь сильный ветер, что дым и пламя мгновенно рассеялись и он как по улице невредимо вышел из среды огня. Чудо было столь очевидно, что сам старец почёл нужным рассказать о нем братии и, благодаря Бога за свое избавление от огня временного, напоминал братии об огне геенском. Так при каждом удобном случай старец, как мудрый и опытный наставник, старался назидать братию, особенно внушая им ни в чем не иметь своей воли, во всем хранить смиренномудрие, пребывать в непрестанных трудах и в совершенном отчуждении от всего мирского, молитвенно ожидая часа смертного. «Ибо, говорил он, нынешняя временные страдания, лишения и труды ничего не стоят в сравнении с наградами и славою, которые уготованы нам в будущем. Никто не должен считать за великое и хвалиться тем, если оставил какие-либо блага в мире, богатство, славу, честь и тому подобное. Ибо, если бы он не оставил их сам, так они и против его воли оставили бы его при смерти». Побуждая всех к трудам и подвигам, особенно юным советовал всячески избегать праздности, обуздывать свои страсти телесными трудами и беречься всего, что может возмущать покой души.

Не позволяя себе ни малейшего послабления против прочей братии, но являясь еще везде первым, как в церкви, так и в поле, пр. Корнилий не отличался от них и в одежде и часто носил еще худшую, именно ту, которая другим казалась уже негодною. Так когда инок Закхей пришел к нему в манты, зашитой лыком, и стал просить лучшей мантии, пр. Корнилий отдал ему свою, а его мантию надел на себя и долго еще ходил в ней, поучая братию стыдиться не одежды худой, а дел темных.

Достигнув глубокой старости, будучи отягчен недугами и чувствуя приближение смерти, пр. Корнилий хотел остаток дней своих провести в затворе, так как ему тяжело уже было управлять умножившеюся братиею и он не мог по прежнему быть везде первым и во всем подавать пример другим, а управлять монастырем как нибудь и только числиться игуменом он не хотел и считал за грех. Поэтому, собравши всю братию и в продолжительном поучении изобразив обязанности иноков, он велел им строго соблюдать монастырский устав, а сам удалился в Кириллов монастырь, где принял иноческое пострижение и затворился в келье, чтобы в безмолвии окончить многотрудный подвиг иноческого жития и лучше приготовиться к смерти. Братия оставленноаго им монастыря послали к нему пять старших и уважаемых старцев просить его возвратиться в обитель, а если не хочет управлять ею, то по крайней мере для утешения братии, тяготившейся разлукою с ним, возвратился бы безмолвствовать в свою обитель, – но старец не хотел и слышать об этом. Тогда посланные обратились с просьбою к игумену и старейшей братии Кириллова монастыря, чтобы они помогли им убедить преподобного. Корнилий послушался советов игумена (Досифея) и Кирилловской братии и согласился возвратиться в Комельский монастырь, но с тем, чтобы братия, прежде его возвращения, избрала себе другого игумена. Посланные спросили его: кого он хочет назначить себе преемником? Лаврентия, отвечал старец. После сего посланные поспешили возвратиться в свой монастырь и едва могли всем братством убедить Лаврентий принять игуменство. Согласившись наконец на просьбу братии, Лаврентий сам отправился в Кириллов умолять старца возвратиться в свою обитель и не оставлять сирым собранного им стада. Усердие и любовь учеников победили учителя: умилившись слезами и прошениями братии, особенно игумена Лаврентия, пр. Корнилий простился с Кирилловскими старцами, и сопутствуемый своими учениками, направился в свой монастырь, полагая, что совершает уже последнее свое земное странствование. Но Бог судил иначе. По прибытии в Комельский монастырь, пр. Корнилий утвердил выбор нового игумена, сдал ему управление братиею и потом затворился в келье, не помышляя более ни очем земном и ожидая только часа смертного, но вскоре еще раз он должен был оставить монастырь и уже не один, а вместе со всею братиею.

В 1538 году казанские татары вторглись в пределы России и достигли окрестностей Вологды, все предавая огню и мечу. Слух о приближении врагов встревожил учеников Кopнилия, они поспешили уведомить его о приближающейся опасности и о том, что многие и мирские люди и иноки спасаются от татар бегством, и получили от него такой совет: «сотворим человеческое, бежим и мы, да не вменится нам в гордость. Если мы уцелеем, оставшись здесь, то не избежим от беca тщеславия. Не добро самим вдаваться в беду, Христос всемогущий сам бежал от Ирода в Египет, да научатся и другие не вдаваться в напасти». Рассудив таким образом, он вместе с братиею вышел из монастыря и уклонился в белозерские пределы на Ухтому и там молился Богу о сохранении своей обители. Между тем татары, опустошив многие села, деревни и соседние – Иннокентиеву пустынь и Павлообнорский монастырь, устремились, по указанию вожатых, к Корнилиеву монастырю. Но когда они подошли к нему ближе, то он показался им большим, укрепленным городом, окруженным множеством войска, готового к сражению. Считая себя обманутыми, татары избили своих проводников и сами в страхе бежали. Пр. Корнилий, услышав об этом, вместе с братиею возвратился с Ухтомы в свою обитель, радуясь и благодаря Бога за чудесное ее избавление, – он снова затворился в келье, день и ночь проводя в молитве и готовясь к конечному исходу. Но и в это время, угнетаемый старостью и недугами и уже отказавшийся от всего, он, как чадолюбивый отец, не отказывался благодетельствовать и помогать страждущим. Еще при жизни он обладал даром исцелений и хотя сам страдал от недугов, но исцелял болезни других, самым делом показывая, что сила Божия в немощах совершается. У инока Иова был укушен палец, от чего вся рука разболелась, когда же он, во время вечернего правила, подошел к пр. Корнилию и показал ему свою больную руку, то старец только взглянул на нее и сотворил молитву и – болезнь тотчас же прошла.

Монастырский служитель Василий был послан Корнилием на какое-то дело вне монастыря и там был ранен ножем столь сильно, что его еле живого принесли в монастырь. Когда сказали о том Корнилию, то он велел позвать к больному духовника, а потом и сам пришел посетить его; подойдя к больному, он ткнул пальцем в его рану, отчего больной вздрогнул и вскричал, но в ту же минуту почувствовал себя совершенно здоровым. Священник, причащавший больного, видя, что он уже умирает, зашел к нему на другой раз в уверенности, что он не доживет и до утра, – каково же было его удивление, когда он нашел его совершенно здоровым, как будто он и ранен не был. На другой день Василий вместе с прочими пошел опять на работу.

В числе ближайших и любимых учеников Корнилия был юноша Геннадий, с детских лет посвятивший себя иноческой жизни и старавшийся во всем подражать своему учителю. Когда пр. Корнилий удалился в Сурскую пустыню, он из всей братии только его одного взял с собою, по возвращении же в монастырь сделавшись болен, приказал ему жить в своей келье, чтобы пользоваться его услугами. Подобно своему учителю Геннадий тяготился многолюдством общежития и стремился к безмолвию, поэтому теперь видя учителя своею день от дня изнемогающим более и более, и выбрав время стал просить его благословения по кончине его жить в безмолвии в Сурской пустыне. «Не можешь места того строити, будучи безграмотен» – сказал ему старец; но Геннадий, припавши к его ногам, со слезами продолжал просить его; «отче честный, я не строить желаю, а плакать о грехах моих; благослови меня отче». Тогда Корнилий видя, что ученик его просит с верою, благословил его и сказал: «Господь Бог наш Иисус Христос с тобою и пречистая Богородица да будет тебе помощница; место то воздвигнется и ты от многих познан будеши», что все и исполнилось.

Вся жизнь Корнилия была одним непрерывным служением Богу и ближним, как светильник, поставленный на свещнице, он светил современникам своими добродетелями. Ему было уже более 80 лет от роду; от старости и трудов, от различных скорбей и лишений здоровье его расстроилось, силы ослабели, жизнь видимо в нем догорала, но и теперь он не хотел изменять и ослаблять своего правила, а когда ему бывало легче, по прежнему приходил в церковь. Весною (1538 года) ему стало тяжелее и наконец горячка совершенно изнурила его и уложила в постель. Чувствуя приближение кончины, блаженный старец велел созвать к себе игумена и всю братию, которой было тогда 90 человек кроме послушников, и преподал им последнее наставление, заповедуя и после своей смерти строго исполнять данный им устав, для этого чаще прочитывать его на братской трапезе, совершать церковную службу со вниманием и благоговением и жить друг с другом в мире и согласии. «Когда будете совершать о мне поминовение, присовокупил старец, остатки братской трапезы раздавайте нищим». В пятницу четвертой недели по Пасхе блаженный старец велел вести себя в церковь к Божественной литургии, в последний раз причастился святых Таин и в субботу совершенно ослабел и начал крайне изнемогать. Братия со слезами и плачем окружили его одр и видя его предсмертные страдания, столько скорбели и плакали о нем, что многие из них не хотели пережить его и желали умереть вместе с ним, чтобы только не разлучаться со своим наставником и отцом. Некоторые из них, не имея возможности сдерживать своих рыданий, сказали ему: «без тебя, отче, опустеет и монастырь наш, потому что когда тебя не будет, многие из нас оставят это святое место и разойдутся в разные стороны». Тогда старец, видимо перемогая себя, уже слабым и прерывающимся от болезни голосом, ответил им: «братия и чада мои! не скорбите о том, что уже приспело время почить мне и разлучиться с вами: не сиротами оставляю вас, но предаю вас Богу и Его пречистой Матери. Он да сохранит вас от всех козней лукавого! Ученик мой игумен Лаврентий заменит вам меня и восполнит недостатки ваши. Почитайте его, как меня самого». Преподобный занончил свою беседу увещанием, чтобы не было между ними никаких ссор и вражды, но чтобы все жили друг с другом в братской любви и согласии. Тогда все стали подходить к нему, со слезами прося последнего его благословения; умирающий старец, как чадолюбивый отец, с любовью всех целовал и благословлял и сам у каждого просил себе прощения и молитв, приказавши в то же время читать часы, канон Иисусу Христу, акафист Богородице и канон великомученице Екатерине¹⁷⁵. По прочтении канонов старец сам поднялся со своего ложа, взял кадильницу и скадив фимиамом св. иконы и предстоявших, снова распростерся на одре и с молитвою на устах тихо предал душу Богу, так что и предстоящие не заметили его кончины, ибо лице его было светло и весело и казалось, что старец не умер, а только уснул. Блаженная кончина его последовала в пятую неделю по Пасхе 19 мая 7046 (1538) года.¹⁷⁶

Ударили в колокол к утрени и игумен Лаврентий с братиею с великою честью на головах понесли тело отца своего в церковь, где немного успокоившись от слез и рыданий, совершили воскресную службу. В тот же день весть о кончине пр. Корнилия разнеслась по окрестности; в понедельник по утру собрались игумены ближайших монастырей и по совершении Божественной литургии при чрезвычайном стечении народа, при всеобщем плаче и рыдании, многотрудное тело преподобного было погребено близ церкви Введения во храм Богородицы, – в 41 год по пришествии Корнилия на это место и на 82 году от рождения его.

Великий подвижник своим примером и наставлениями воспитал много мужей высокой духовной жизни, бывших впоследствии основателями других обителей, так его обитель сделалась рассадником иночества. Преподобные Кассиан и Лаврентий – игумены Комельские, Кирилл Новоезерский, Иродион Илоезерский, Симон Сойгинский, Геннадий Любимский, Филипп Иранский, Адриан Пошехонский, Даниил Шужгорский были его пострижениками и учениками.

Вскоре Бог прославил своего угодника. Многие из его учеников и посторонние люди, знавшие преподобного лично и бывшие свидетелями его подвигов и чудес, совершенных им еще при жизни, начали призывать его и по смерти, посещать могилу старца и по вере своей получали просимое. Поэтому уже на четвертый год по преставлении старца, как в его монастырь, так и в вологодском Софийским соборе и во всей вологодской стране стали ублажать его, как угодника Божия, и совершать память его по особо сочиненной службе. Были ли в это время записываемы в Корнилиеве монастыре чудеса, совершавшися при гробе преподобного, неизвестно, так как в 1552 году случился в монастыре пожар, во время которого сгорели даже некоторые жалованные монастырю грамоты. В древнем рукописном житии преподобного значится только 10 чудес и сам жизнеописатель говорит, что он написал из многого малое, только то, что было пред ним незадолго¹⁷⁷. Вот некоторые из чудес преподобного.

Комельский помещик князь Семен Иванович Гагарин, сделавшись нездоров, приказал везти себя в монастырь пр. Корнилия, приложился с молитвою ко гробу его и тотчас получил исцеление. В благодарность за это князь возложил на гробницу пр. Корнилия камчатный покров и поставил пред нею местную свечу¹⁷⁸, которую игумен приказал зажигать на все воскресные и праздничные дни, что и продолжалось во все последующее время, пока не случился в монастыре недостаток воску. Прошло много времени, как свечу совершенно перестали зажигать и совсем о ней забыли, но вот однажды (8 сентября) в воскресный день в первом часу дня казначей Иов, проходя мимо гроба преподобного, увидел, что свеча зажжена, и донес о том игумену. Но когда казначей, келарь и некоторые из братии пришли ко гробу преподобного и стали молиться со слезами, то по окончании их молитвы во втором часу дня, свеча, доселе ясно горевшая, вдруг угасла сама собою. Это случилось в 18 год но преставлении преподобного. В том же году в 9 пятницу по Пасхе во время вечерни (5 июня) таже свеча зажглась в другой раз сама собою и с того времени снова стали зажигать свечу на все праздники.

Пришел в Комельский монастырь инок Корнилий из Владмира, он два года страдал зубною болезнью и был принят в число братии. По прибытии его в монастырь болезнь усилилась до того, что в течении многих дней он не мог ни есть, ни пить, ни спать, – лицо и вся голова затекли у него так, что страшно было и взглянуть на него. К кому ни обращался он за советами, чем ни лечился – пользы не было. Тогда больной, услышав, что многие получали исцеление при гробе пр. Корнилия, один раз поздно вечером после мефимонов тайно пришел к его гробу и припадши к нему долго и усердно молился, призывая на помощь преподобнаго. После молитвы возвратившись в свою келью, он сел на лавку, думая о том, чем бы ему облегчить свою нестерпимую боль. Вдруг келья его осветилась необыкновенным светом, ему явился пр. Корнилий с жезлом в руках и сказал: «ложись на твою постелю, помилует тебя Бог». Больной стал отрицаться, говоря, что болезнь не позволяет ему прилечь, но преподобный во второй раз сказал ему: «ложись и отдохни немного, помилует тебя Бог». «Отче! возразил больной, видишь лицо и голову мою как отекли, как же мне прилечь на постели?» Тогда пр. Корнилий в третий раз сказал ему: «помилует тебя Бог, ложись» и указал перстом своим место, куда лечь. Инок, чувствуя нестерпимую боль, едва согласился послушаться старца и с великим трудом приклонил голову свою к постели и тотчас же крепко уснул. Заблаговестили к утрени и живший с ним другой инок пришел будить его; «всю ночь не дал ты мне спать, а ныне, когда надобно идти к утрени – спишь» – сказал он ему с упреком. Корнилий пробудившись не чувствовал уже никакой боли и ощупав лицо и голову нашел, что и опухоли не стало.

Некто Мокий, живший неподалеку от монастыря, сделался нездоров: у него отнялась нога и он не только долгое время не мог встать с постели, но и уснуть ночью. Когда однажды ночью он обратился с молитвою к пр. Корнилию и положил обещание идти в монастырь и поклониться его гробу, то в ту же ночь почувствовал себя совершенно здоровым и на другой день придя в монастырь, исполнил свой обет.

Монастырский крестьянин Прокопий Шестак был мучим нечистым духом, хлеба не ел. Богу не молился, ни с кем ничего не говорил, страшно терзал себя и нападал даже на других людей, так что соседи вынуждены были вязать его. Когда его привели в монастырь и сам игумен с диаконом пел о нем молебен при гробе пр. Корнилия – сродники заставляли его молиться Богу и принуждали к этому побоями, но он не слушал их и только грыз пальцы своих рук. Из церкви его отвели в келью, где ночью явился ему пр. Корнилий с крестом в руках и осенив его им сказал: «Прокопий! молись Господу Богу и не будет тебе зла от неприязненного духа и я не велю бить тебя». Прокопий тотчас же пришел в себя, от радости вскочил и разбудив бывших с ним, рассказал им о явлении ему преподобного. На другой день игумен зашел в келью посетить его, потому что от бесовского томления, неядения и побоев он был очень худ и едва мог сидеть, но Прокопий вскочивши начал просить игумена: «Отче, прошу тебя, не вели бить меня, ибо я уже молюсь Богу, да и Корнилий не велел бить меня», и подробно рассказал о бывшем явлении ему преподобного.

Монастырские работники, жившие вне ограды в кельях, ночью на 1 августа 7159 (1651) года, были разбужены криком: «Корнилий, Корнилий!» Вставши они увидели совершенно нагого человека, лишившегося рассудка, который ходил около монастыря и бил руками в монастырские ворота, крича: Корнилий, Корнилий. На все их расспросы он отвечал только то, что Корнилий привел его к монастырю, сам прошел в ворота, а его не пустил, потому он и стучится. По утру, когда с благовестом к утрени отворены были малые монастырские ворота и сторожа хотели ими провести безумного в монастырь, он не пошел, а вырвавшись от них и толкая в святые ворота, кричал: «сюда, в эти ворота прошел Корнилий». По приказанию игумена его привели в церковь, где он увидевши раку и на ней образ преподобного, говорил со смехом: «вот этот Корнилий привел меня к воротам, когда же ему показали на иконостасе изображения других угодников и спросили: не этот ли, или не тот ли привел тебя сюда, то безумный в ответ обращался к раке преподобного и указывая на нее кланялся ей. Тогда игумен со священниками начал петь молебен преподобному и когда по окончании молебна подвели безумного к раке и заставили поцеловать образ преподобного, то он тотчас же пришел в рассудок и со слезами рассказал о себе, что он Сергей – крестьянин деревни Кибаш обнорской волости, от чего лишился рассудка – не знает, не помнит когда и кто снял с него одежду и где он ходил по лесам, полям и деревням. В этом жалком положении ему явился светлообразный старец, назвавший себя Корнилием, он взял его за руку и сказал: «иди за мной в дом пречистой Богородицы, в наш монастырь, будет тебе милость Божия, да и я помогу тебе» и когда довел его до святых ворот монастыря, то вдруг стал невидим, потому он и стучал в ворота и просился в монастырь. Сергей хорошо запомнил вид старца и говорил, что он был сед, светел лицом, взгляд имел кроткий и умиленный, в руках у него был посох, или клюка искусной работы и что каким он изображен иа иконе, таким точно явился и ему. Сергей пробыл после исцеления три дня в монастыре, радуясь и благодаря Бога за свое чудесное исцеление.

В 1600 году 21 февраля патриарх Иов соборне установил память пр. Корнилия праздновать повсеместно.

Мощи пр. Корнилия ныне почивают у северной стороны церкви, посвященной его имени, под балдахином и ракою, обложенною медными посеребренными досками; на раке находится образ преподобного во весь рост, украшенный серебряною ризою. По наружному виду пр. Корнилий сед, кудревата, брада низкая. Из вещей ему принадлежащих, доселе сохранились следующие: священническая его грамота¹⁷⁹, часть власяницы и белая шелковая с красным камчатным оплечьем фелонь, весьма ветхая и ушитая заплатами.

Корнилиев монастырь с самого своего основания до 1693 года управлялся игуменами, а в сем году, по прошению вологодских граждан, для большей чести и прославления преподобного, патриарх Андриан установил в нем архимандрию с среброкованною шапкою. Крестьянин считалось за ним 3088 душ. По штатам 1764 года монастырь поставлен в III класс с игуменским настоятельством.

Свое письменное наставление братии пр. Корнилий озаглавил так: устав или правило о жительстве, от святых Божественных писаний избранно, о устроении преданных нами образ от святых отец во спасение душам и писанием вдана сущим о Христе братиям моим, во обители пресвятой Богородицы, честного Ея Введения, в ней же жительствуем – и разделил на XV глав. В нем после трогательного предисловия, в некоторых местах сходного с предисловием к уставу пр. Нила Сорского, в I главе говорится о церковном благочинии во II, о благочинни трапезы, в III, о пище и питии, в IV, о том, чтобы не есть и не пить нигде, как только в трапезе, в V, о одежде. Каждый брат пусть имеет две одежды, одну ветхую с заплатами, другую крепкую, прочее – дело тщеславия и соблазн для братии; в VI, о том, что не следует ничего просить себе у сторонних; в VII, о том, что не следует иметь никакой собственности. «Инок, имеющий в общежитии что либо свoe, малое или великое, чужд любви Божией;» в VIII, о том, что не следует брать ничего без благословения настоятеля; в IX, о том, что недолжно ходить безвременно в трапезу; в X, о том, что на общей работе следует быть с молчанием и молитвою; в XI, без особенной нужды не посещать ни родных, ни чужих; в XII, не принимать подаяний для себя. «Если бы кто из великих людей или кто бы ни был, захотел раздавать милостыню по рукам: пусть лучше не будет такой милостыни, нежели принимать ее на раззорение общежития». В XIII, не терпеть в обители хмельных напитков; в XIV о том, как принимать приходящих в монастырь с имением и в XV, о том, как поступать с вышедшими из монастыря, когда они снова придут в него. – Все это написал я недостойный и грешный инок Корнилий моею рукою и предал брани моей, говорится в заключении. Желаю, чтобы как при жизни моей, так и по смерти, соблюдаемо было сие предание и часто прочитываемо для напоминания к пользе душевной, да будут словеса сии в осуждение в день суда. И о мне грешнем, господие мои, молите Бога, яко да вашими молитвами получу от Христа Бога милость в день славного Его пришествия.

Чтобы более и ближе познакомиться с духом и характером пр. Корнилия, мы приводим здесь вполне предисловие его к уставу. Кроме того, что оно исполнено смиренномудрия, дышет простотою первых времен христианства и живо представляет читателям самого писателя, устав Корнилия есть единственный памятник, дошедший до нас от трудов Вологодских чудотворцев.

Благословением Господа и Спаса нашего Иисуса Христа и споспешением Его пречистой Матери, написал я для себя душеполезное cиe писание и для присных моих братий о Господе, которые мне единоравны. Я вас называю братиею, а не учениками, ибо один у нас есть учитель Господь Иисус Христос, Сын Божий, давший нам божественное писание и по Нем святые Апостолы и преподобные отцы, научавшие и доселе поучающие человеческий род. Все они сами прежде делали благое и потом уже иных поучали, а так как я не был доселе делателем ни единого блага, то, по крайней мере, изложу божественное писание для тех, которые хотят спастись.

Писание говорит, что мы здесь пришельцы и пресельники (Евр. XI, 13), после же смерти ожидает нас вечная жизнь, или в радости, или в муке обретаться будем судя по тому, как воздаст Господь каждому по его делам. Посему подобает наипаче заботиться о той жизни, что после нашей смерти и я доколе еще жив, предаю писание сие братии моей о Господе для моего и их спасения, возбуждая совесть их к лучшему, дабы сохранили себя от нерадения и дурной жизни и от людей мудрствующих одно плотское, которые по лености впали в сети общего нашего врага.

Много мирских людей приходит к нам, желая пострижения; я же, хотя и грешен и неразумен и немощен душею, однако приемлю и постригаю приходящих ко мне. Стекаются также и некоторые братия из других монастырей, желая с нами жительствовать, я принимаю и их, хотя вовсе не желаю начальствовать, лишь бы всем нам, малым и великим, сохранить заповеди Божии и предания св. отец и жить в совершенном согласии, не извиняясь тем, что будто бы невозможно ныне следовать по стопам святых отец. Если мы и немощны, довольно уже и того, что хотим последовать, хотя и не можем с ними сравниться. Не желающице соблюдать сего устава, пусть перестанут докучать моему окаянству, ибо не я прихожу к ним, чтобы у них начальствовать. Если и у нас живущие не стараются все сие соблюсти и не слушают наших слов, не дам я за них ответа Богу и невинен буду в их самочинии; если же хотят они жить по сему уставу, тем охотнее приемлю их, возвещая им слово Божие, хотя и сам не исполняю его. Но быть может, ради их послушания и молитв, сподоблюся и я спасения.

Много нас глаголющих и мало творящих, говорит св. Максим: слово Божие никто не должен таить своим нерадением, но исповедать свою немощь и не скрывать Божией истины, да не будешь повинны в преступлении заповедей. Трепещу пророческого писания, возвещающего, что настоятель будет истязан за всех под ним сущих. Если может отсечь их от зла и не отсекает, то Бог взыщет от руки его кровь их, и сам он вместе с ними погибнет за нерадение; если же обличить их, но невозможен удалить от зла, по крайней мере избавить тем собственную душу, они же умрут в грехе своем. Посему умоляю вас отцы и братия, и чада мои возлюбленные, ради любви Христовой и спасении моего же и вашего, попечемся о душах наших, поскорбим о мимошедшем времени жития нашего и подвигнемся для будущих благ, дабы, проводя в нерадении здешнее житие, не быть нам осужденными в страшное пришествие Господне. Каким образом узрнм мы своими очами, в день Господень великий, страшное лпцо Христа, сияющее паче солнца, когда будет определять праведным неизреченное благо, грешным же томление и муки?

Что может быть тяжелее и горче той скорби и печали и для нас постыднее того, как говорить св. Ефрем, когда увидишь, что мирские люди жившие с женами и детьми и заботившиеся о мирском, удостоены дарения небеснего, а мы, которые все оставили, отца и мать, жену и детей и присных и весь мир и все, что в нем есть сладкого, мы, постоянно пребывающие в скорбях и бедах, борясь с телесными страстями нашими, как бы со львом и змием, мы осуждены будем с мытарями и грешниками, ради малого небрежения и преслушания? Каким образом, оставив большее, неразумно прельщаемся ничтожным и ради того отпадаем от любви Христа Бога и в страшный час смерти люто истязаны будем! Если, по словам Василия великого, сами духовные отцы наши великие светильники и св. мученики не без истязания проходили мытарства воздушный в час разлучения души от тела, то мы окаянные как избежим их? И какое помилование получим ежечасно прогневляя Господа, живя беззаботно во всяком довольстве, имея готовыми пищу и одежду и все, что потребно для тела, если о единой душе нашей не хотим позаботиться? Мы не только не имеем в памяти нашей того, что совершенно отреклись от мира и обещались Христу терпеть всякую скорбь и тесноту иноческого жития, в постоянном послушании и нищете; но даже и о малом своем правиле не хотим иметь заботы, – о том, как подобает нам быть в церкви и в келье и таким образом без всякой заботы о нашем спасении живем в обители просто, как миряне.

Нам кажется уже весьма важным то, что мы отреклись от миpa словом, хотя на деле нисколько и не хочем подумать о том, что вскоре должны умереть, как отцы наши и братия предстать нелицемерному судилищу Христову, чтобы воздать Ему ответ за все наши дела, слова и помышления. По истине страшен и немилостив суд сей нерадивым. Аще бо праведник едва спасется, нечестивый же и грешник где явится? (I Петр. IV, 18). Потому, хотя отныне попечемся о заповедях Господних, о отеческих преданиях, написанных нам в уставе на основании священного Писания и по завещанию великого Василия, который говорит, что прежде всего подобает инокам, находящимся в общежитии, не иметь ни в чем своей воли, но во всем повиноваться настоятелю и держаться послушания со смирением и трудиться телесно сколько есть сил и быть готовым на всякое послушание, особенно же молодым, чтобы все исполнять в обители со тщанием и благообразно по установленному порядку.

В списке св. угодников Вологодских, составленном Киевским митрополитом Евгением¹⁸⁰, находятся между прочими Кассиан и Лаврентий – игумены Комельского монастыря; но кроме некоторых сведений, находящихся в житии самого пр. Корнилия, до нас не дошло никаких известий об этих учениках и преемниках пр. Корнилия. Вероятно это произошло от того, что современники преподобного, пораженные величием его подвигов, как бы не замечали и не обращали должного внимания на труды и подвиги его учеников, как при ярком свете луны не заметно бывает блистание звезд; оттого и то, что во всякое другое время показалось бы удивительным и достойным памяти, – они считали делом обыкновенным тем более, что тогдашнее братство Корнилиева монастыря изобиловало подвижниками, старавшимися во всем подражать своему учителю и превзойти друг друга в добродетели. Однако все это не только не служит к унижению пр. Кассиана и Лаврентия, а еще более их возвышает. Уже одно то, что они самим Корнилием признаны были достойными быть его приемниками, когда в числе братии монастыря находились: Кирилл Новоезерский, Симон Сойгинский, Филиип Иранский, Иродион Илоезерский, Даниил Шушгорский и Геннадий Любимский – показывает, каковы были пр. Кассиан и Лаврентий. Выходя из монастыря в пустыню, пр. Корнилий сказал плачущей братии, что где он ни будет, сердце его всегда будет с ними; мог ли же он отдать свою братию руководству этих лиц, если бы не был вполне уверен, что они могут заменить его? Из 90 человек монастырской братии пр. Корнилий мог выбрать себе преемников способных и достойных и если его выбор пал па Кассиана и Лаврентия, то мы можем заключать отсюда, что это были лучшие и первые из его учеников; единодушное согласие братии на их избрание в игумены показывает, что и братия ценила их высошя добродетели. Таковы были эти св. старцы, о жизни которых нам почти ничего неизвестно.

Когда пр. Корнилий, тяготясь управлением многолюдной обители, удалился (в 1529 году) в Костромские леса, на Сурское озеро, то управление братией поручил 12 старшим ученикам своим. Нашли ли они это неудобным или по другой какой причине, только во время отсутствия пр. Корнилия, более двух лет монастырем управлял игумен Кассиан, избранный братиею с благословения и согласия старца. Игумен Кассиан старался во всем подражать пр. Корнилий и строго исполнял его устав; памятником его забот о благоустройстве обители служит доселе сохранившаяся грамота в. князя Василия Ивановича, данная при нем монастырю на лес и землю. Когда по воле в. князя, пр. Корнилий возвратился в обитель, Кассиан встретил его с радостными слезами и тотчас же отказался от игуменства, желая по прежнему оставаться в послушаши святому старцу. Когда скончался пр. Кассиан – неизвестно, но надобно полагать, что он упредил своего учителя и ранее его кончил свой подвиг, так как когда Корнилий за год до своей кончины требовал у братии избрания вместо себя игумена, то уже не упомянул о Кассиане и прямо указал на Лаврентия. Иначе блаженный старец не обошел бы того, кто уже испытан и немалое время управлял обителью с честью для себя и с пользою для братии. Имя пр. Кассиана находится в рукописных святцах или описании российских святых библиотек Киево-софийского собора и Погодинской и в полном месяцеслове архимандрита Сергия.

Преподобный Лаврентий также ученик Корнилия, проводил жизнь свою в трудах, посте и молитве, стараясь подражать в них своему наставнику и все более и более усовершаясь в иноческих подвигах. Когда пр. Корнилий, чувствуя приближение своей вотчины, удалился на место своего пострижения в Кириллов монастырь и когда братия стала просить его о возвращении в свою обитель, то старец потребовал избрания вместо себя нового игумена и при этом указал на Лаврентия, как на достойного себе преемника: «ежели Лаврентий не будет у вас игуменом, то и я не возвращусь к вам». Услышав от посланных желание старца, вся братия единогласно стала просить Лаврентия, чтобы он принял на себя управление обителью и был для них игуменом вместо пр. Корнилия, но он, почитая себя недостойным такой великой чести и неспособным заменить для них своего учителя – не хотел и слышать об этом. Долго Лавревнтий не соглашался на самые усердные просьбы и только угроза брани, что без того старец не возвратится в монастырь и он будет виновником лишения их отца и наставника, едва могла побудить его принять игуменство. Согласившись на просьбу братии, Лаврентий сам поспешил в Кириллов просить пр. Корнилия не оставлять своей братии и старец, умилившись просьбами братии, особенно же слезами и молением Лаврентия, возвратился в свою обитель. Около года Лаврентий пользовался в управлении монастыря советами и наставлениями старца, затем услышав о приближении в монастырю татар, он, по совету Корнилия, вывел всю братию на время в безопасные места, а по возвращении в обитель, был ближайшим свидетелем предсмертной болезни и кончины своего св. наставника. Умирая пр. Корнилий в утешение плакавшей братии говорил: «ученик мой игумен Лаврентий заменит вам меня и восполнит недостатки ваши». С великой честью и со слезами Лаврентий предал земле тело своего учителя и после кончины преподобного еще десять лет служил братии примером для подражания, «яко же заповеда ему Корнилие, еще жив сый и вся, елика виде отца своего и той делы исправити тщашеся и поживе во всяком благочинии и смирении соблюдая любомудрие, довольну преподавая зрящим пользу и велико опасение и тщание имеяше, яко да ничтоже раззорится от законоположения и предания отча; к сим же и многи книги написа своею рукою и врученное ему о Христе стадо добре упасе, к вышним подвизатися сотворив и бяше видети жития его образ доволен ко извещению того добродетели, понеже смиренная гоняше во всем»¹⁸¹. Неусыпные труды и заботы Лаврентия о благоустроении монастыря, кроткий, смиренный нрав и радушие расположили к нему старца Алимия – постриженника Корнилиева монастыря и единственного монаха Коптевой пустыни – передавшего в 1547 году свою пустынь со всеми грамотами, документами, землею, лесом и строением в пользу Комельского монастыря. Приобретение этой пустыни много способствовало обеспечению и устройству монастыря.

Блаженный труженик почил 16 мая 1548 года и погребен близ своего наставника.

Преподобный Стефан родился во второй половине XV века в стране Вологодской от благочестивых родителей. Отец его служил при дворе князей Бородатых – одной из многочисленных отраслей квязей Ярославских, потомков св. Феодора Черного – и занимая сам значительное место среди служителей княгини Софии, постарался и сыну своему дать, сколько возможно было тогда, лучшее воспитание и образование. Он готовил в нем преемника себе и доброго слугу князьям своим, но завидная и желательная для других придворная жизнь – была не по душе юнону избраннику Божию; от довольства и роскоши, от многолюдных собратий и веселых пиров княжеских – его сердце стремилось к пустынным трудам, к тишине и уединению иноческой кельи. Мысль искать себе единого на потребу глубоко запала в его душу и ни советы родных и близких лиц, ни просьбы и убеждения друзей и сверстников, не желавших расстаться с ним, не могли поколебать его намерения оставить мир и посвятить себя иноческой жизни. В мнении народа высоко стояла тогда пустынная лавра Дионисиева, прославленная святою жизнью и трудами своего основателя и первых его преемников не один впрочем народ, но и сам Грозный – строгий ценитель иноческой жизни свидетельствовал, что она процветала тогда постническими подвигами. Строгий, общежительный устав обители, не позволявший монахам не только иметь какую-либо собственность, но и делать что нибудь без повеления и благословения настоятеля, удаленное от мирских селений положение ее в глухом лесу, как нельзя более соответствовало желанию Стефана, искавшего безмолвия, и вот он, оставив княжеский двор, родных и друзей, ушел на Глушицы и смиренно просил настоятеля и братию принять его в их монастырь. Тронутый неотступными просьбами и слезами Стефана, настоятель принял его сперва в число послушников, потом, видя его усердие и труды, постриг в монашество под именем Стефана, и поручило его одному опытному старцу для руководства в духовной жизни. Новый инок всецело предал себя воле своего руководителя и старался подражать ему во всем, проводя дни в монастырских трудах, а ночи в бдении и молитве. Чем более однако он укреплялся в трудах и возрастал в духовной жизни, тем более она казалась ему слабою и несовершенною, тем более он смирялся и зазирал себе. По прошествии нескольких лет жизни на Глушицах, Стефан для большего усовершенствования своего в духовной жизни с благословения настоятеля и старца руководителя отправился странствовать по северным пустыням и монастырям. Ему хотелось воспользоваться мудрыми советами духовных старцев, присмотреться к их подвигам и трудам и приобрести себе таким образом навык и опытность в духовном делании. Действительно, куда он ни приходил везде просил у старцев молитв и наставлений, подобно пчеле извлекая пользу для своей души из всего виденного и слышанного. Странствуя таким образом он дошел до Тихвины и остановился здесь на жительство, радуясь тому, что ежедневно может покланяться чудотворной иконе Божией Матери и надеясь, что среди многочисленного братства он, никому незнаемый странник и пришлец не обратит на себя ничьего внимания, так как он боялся славы человеческой как огня и старался всячески избегать ее. Однако он не долго оставался здесь: многочисленные толпы мужчин и женщин, ежедневно приходивших в монастырь для поклонения св. иконе, их шумные разговоры, дававшие монастырю вид мирского селения и торжища – не мало нарушали тишину в обители и смущали покой его души. Поэтому, проживши в Тихвине несколько времени, Стефан, увлекаемый любовью в безмолвии и уединению, возвратился в родные Вологодские пределы и переходя с места на место, из лесу в лес достиг пустынного озера Комельского, окруженного со всех сторон мхами и болотами. Ему понравилось это место, никем необитаемое и удаленное от мирских селений и он решился остаться тут навсегда. Поставив себе келью на восточном берегу озера при истоке реки Комелы и соорудив небольшую часовню для двух икон, принесенных им из Тихвинсваго монастыря – Божией Матери и Николая Чудотворца, он стал подвизаться в посте и молитве незнаемый людьми и ведомый только единому Богу. Невозможно высказать всего того, что должен был вытерпеть пр. Стефан в первые годы своей жизни в пустыне, каким подвергнуться искушениям и какие перенести труды и огорчения. Кроме того, что враг наш диавол старался изгнать его из пустыни различными страхованиями и нападением диких зверей, грубый рыболов, опасаясь, что пришелец овладеет рыбною ловлею на озере, то осыпал его жестокою бранью и ругательствами, то возмущал его покой неприличными и соблазнительными песнями, надеясь чрез то удалить его от озера. Хлеба у преподобного было столько, сколько он мог принести его на себе и как ни старался он его беречь, летом почти вовсе его неупотребляя и питаясь ягодами и другими плодами и произрастениями земли, а иногда рыбою, но за всем тем хлеба оставалось у него весьма мало и ему угрожала на зимнее время голодная смерть, которая могла случиться с ним тем легче, что он не знал выхода к селениям из своей пустыни. Несмотря на такие лишения Стефан не хотел оставлять избранного им места. Спустя более двух лет по прибытии его к озеру, когда у преподобного давно уже не было хлеба, так что во время приближавшейся зимы ему совершенно нечем было питаться, осенью нечаянно набрели на его хижину два зверолова и разделили с ним дорожный свой запас. От них он узнал тропу, ведущую к государевым деревням на белозерской дороге, иначе он и в случае крайности не мог бы добраться до жила. После этого время от времени звероловы стали его посещать и приносить ему пищу, от них узнали о пустыннике и другие жители и опасность голодной смерти для Стефана миновалась.

Среди таких трудов и искушений благодать Божия не оставляла преподобного своим утешением и помощью. Однажды в летнюю ночь, когда пр. Стефан с великим усердием и слезами молился в своей часовне пред иконами Божией Матери и святителя Николая, внезапно явились ему в чудном свете пресвятая Дева и Николай чудотворец. Стефан, объятый священным ужасом, пал пред ними на земло и слышал как святитель Николай умолял пречистую Деву благословить место жительства Стефанова для обители иноческой. На моление святителя Матерь Божия повелела отшельнику соорудить в пустыне храм во имя угодника Божия Николая и самому быть начальником новой обители. С этими словами дивные посетители стали невидимы, исполнив сердце Стефана несказанною радостью.

После трех лет, проведенных Стефаном одиноко в пустыне, пришли к нему два брата, изъявившие желание разделять с ним пустынные труды, потом явилось еще несколько любителей безмолвия; все они, построив себе кельи близ хижины Стефана, стали собираться на молитву в его часовню. Но так как часовня не могла удовлетворять вполне духовные потребностям братии, то последние пожелали иметь церковь, чтобы живя на месте, столь удаленном от селений, не быть лишенными божественной службы. Преподобный рад был желанию своих сподвижников и созвал их всех в часовню для совещания о таком важном деле. На совещании все единодушно избрали его своим наставником и единодушно просили, чтобы он принял на себя заботу об устроении храма и для этого отправился бы в Москву к митрополиту за благословением на сие дело. Хотя пр. Стефан по своему смирению и не считал себя достойным быть начальником братии, но не отказался от избрания и охотно принял на себя попечение об устроении храма, так как уже был о том ранее предъизвещен видением; с одним из братии он пошел в дальний путь и по прибытии в Москву просил у митрополита Даниила благословения на построение храма и обители. Митрополит давно наслышанный о высокой и подвижнической жизни подвижника, принял его с особенным, благоволением и любовью, поместил в своих кельях и представил его в. князю Василию Ивановичу, расположенному к монашеству вообще и особенно уважавшему иноков обителей Вологодских, которые он почти все посетил лично в 1528 году, испрашивая себе у Бога наследника. После многих духовных бесед с князем и митрополитом смиренный пустынник Стефан рукоположен был в сан священства и поставлен пгуисиом повой обители,– от митрополита вместе с грамотою на устроение храма и обители, он получил и всю необходимую для того церковную утварь, а в. князь дал ему свою грамоту на земли и угодья для содержания братии Таким образом с полным – духовным и вещественным утешением преподобный возвратился в дремучие леса своей пустыни к нетерпеливо ожидавшей его братии.

Прибывши на озеро он прежде всего направил свой путь к часовне и сам отслужил первый благодарственный молебен Богоматери и святителю Николаю, за несколько лет предвозвестившим ему основание храма и обители на том месте. Братия с радостью приветствовали своего игумена, припадая к ногам Стефана просили его благословения и благоговейно целовали принесенное им из Москвы св. Евангелие, а он всех молитвенно осенял животворящим крестом и сан просил их молиться за него. Чрез несколько дней после сего приступили они к построению храма, который скоро и создали, тем более, что храм требовался небольших размеров, лес для его постройки находился очень близко и – в числе немноголюдного братства не только нашлись все необходимые для того мастера и плотники, по даже и иконописец Гурий, украсивший церковь святыми иконами. В 1534 году к великой радости пустынников церковь была освящена во имя святителя Николая и хотя в малом виде, по числу немноголюдной братии, устроено было все необходимое для общежития.

После освящения церкви пр. Стефан еще восемь лет подвизался в устроении своей юной обители, подавая собою во всем пример братии, умножавшейся с каждым годом. Как отец чадолюбивый – блаженный старец кроткий и милостивый ко всем, был строг только к самому себе, изнуряя плоть свою непрестанными трудами, постом и бдением. Не смотря на преклонные свои лета, он казался в своей пустынной обители более послушником, нежели игуменом, всегда первый являлся на монастырские труды, старался услужить каждому, всех успокоить и утешить. За то и братия любили его, как отца, смотрели на него, как на ангела Божия и старались во всем подражать ему. Достигши глубокой старости, преподобный за неделю до преставления почувствовал изнеможение сил своих и предъузнал приближение кончины. Накануне ее он оделся, с помощью своих учеников, в погребальные ризы, которые давно приготовил для себя, затем приведенный ими в церковь, приобщился святых таин от руки литургисавшего иеромонаха и простился со всею братией. Ученики привели его обратно в келью, где он лег на свой болезненный одр и уже не вставал с него, предавши на другой день во время утрени душу свою Богу. Когда по окончании службы братия пришли к нему в келью, чтобы посетить его, они нашли ее наполненною благоуханием, а старца своего тихо и мирно скончавшимся. Это было 12 июня 1542 года, спустя восемь лет после освящения церкви. В тот же день после литургии братия с великою честью и слезами предали тело его земле близ алтаря построенной им церкви, и над его могилою устроили потом часовню. По подлиннику «Стефан святый, иже на озере строитель Николы чудотворца надсед, брада с малою сединою».

В том же 1542 году, когда скончался пр. Стефан, обитель его была раззорена татарами. Когда, при возобновлен ее, стали строить новую церковь вместо сожженной грабителями, то поставили ее уже не на прежнем месте, а над могилою преподобного, так как многие из благочестивых людей стали видеть над ней свет, как бы гopели свечи. Тогда же, по свежей памяти, на гробнице преподобного написано было его изображение, а другой образ его был поставлен в новоустроенном храме. После была написана ему и особая служба. В 1753 году обветшавшая деревянная церковь была заменена двух-этажною каменною, – в верхнем этаже ее находятся престолы святителя Николая и Тихвинские иконы Божией Матери, напоминающие собою те св. иконы, которые преподобный принес с собою в пустыню, а нижний этаж посвящен имени самого преподобного основателя обители, здесь почивают и мощи его под спудом, доныне привлекая к его гробнице множество богомольцев из окрестных жителей, особенно в день его преставления. Монастырь пр. Стефана, имея достаточное количество земли и 1264 души крестьян, не был скудным, управлялся он всегда игуменами, а в последнее время своего существования имел настоятелем своим уже архимандрита. По штатам 1764 года он был упразднен и церковь обращена в бесприходную с причтом белого духовенства. Однако место, освященное иноческими подвигами преподобного и самою Царицею небесною предназначенное быть иноческой обителью, чрез 96 лет опять возвратилось к своему первоначальному назначению, с тем только различием, что населяют его ныне не иноки, а инокини. Указом Святейшего Синода 30 апреля 1860 года Озерская Николаевская бесприходная церковь была приписана к Вологодскому Успенскому девичьему монастырю.

Святость угодника Божия пр. Стефана, вскоре по его преставлении, была засвидетельствована многими исцелениями и чудесами, – но по причине пожаров, разорения и других неблагоприятных обстоятельств и перемен, которым подверглась его обитель, до нас не дошло почти никаких сведений о них, кроме одного только следующего чуда. Один из Вологодских купцев по имени Гавриил, человек богобоязненный, много раз посещавший обитель еще при жизни преподобного и пользовавшийся его любовью, – плыл однажды по озеру по своим торговым делам, как вдруг поднялась страшная буря и волны грозили потопить утлую ладью его. Находясь в крайности и каждую минуту ожидая себе смерти, Гавриил стал призывать на помощь угодников Божиих и в числе их преподобного Стефана, тогда уже скончавшегося. Едва только он произнес молитву и призвал преподобного на помощь, как тотчас же увидел на корме своей лодки святолепного старца, который сказал ему: «не бойся сын смирения, внял Господь твоей молитве и послал меня избавить тебя от потопления». – Кто ты? спросил Гавриил, пришедший в ужас от предстоящей ему неминуемой смерти и от внезапного видения старца. «Разве ты забыл, сколько милостыни подавал в обитель святителя Николая, что на озере Комельском и мне смиренному строителю ее Стефану»? отвечал явившийся и стал невидим. Буря тотчас же утихла и Гавриил, благополучно достигши берега, поспешил в пустынную обитель отправить панихиду над гробницею преподобного, которую он в благодарность за свое избавление, покрыл богатою пеленою.

Комельский лес, простиравшийся по южной окраине Вологодской страны на сотни верст и служивший жилищем диких зверей и притопом разбойников, – издавна казался какою то обетованною землею любителям безмолвия, стремившимся сюда со всех сторон. С легкой руки афонского пришельца Сергия, променявшего голубое небо и благорастворенный климат своей прекрасной родины на болота и дебри сурового и сумрачного севера и прежде всех водрузившего в нем свою кущу, монашеская секира в продолжении двух веков то там, то инде почти не переставала рубить вековые сосны и ели, пролагая новые пути и обращая в иноческие обители берлоги медведей и становища разбойников. По течении одной только незначительной речки Нурмы было несколько инческих обителей, а сколько было разсеяно пустынь и уединенных келий по громадному пространству леса? Там, в непроходимых чащах леса, за мхами и болотами жили люди, проникнутые древним христианским духом и составлявшие свой особый мир, не похожий ни на какие другие миры. Это не был мир ангельский, потому что подвижники были люди, но это не был и мир человеческий, потому что в подвижниках почти ничего не оставалось человеческого. Распять плоть со страстьми и похотьми, стать выше самих себя, выше своей чувственности – было их единственною целью, и которой они стремились и для достижения которой они не щадили никаких усилий. Их снедало желание Божества, стремление к вечной красоте, пламенная любовь к вечному свету и жизни, чего мы, огрубвшие от земных помыслов, не понимаем и по пять не можем и чего они ничем не могли насытить Высокая и святая любовь к Божественному раскрывала им в труженической их жизни такой источник блаженства, что они желали бы до безконечности увеличивать свои труды и подвиги, если бы то было возможшь Отшельники на самом деле показали, какую чудную силу имеет природа наша, какая власть и могущество заключены в душе и теле человека, когда он весь проникается силою благодати – И как благотворно было для Вологодской страны влияние на нее этого чудного мира, как много комельскиее пустынножители способствовали утверждению в ней веры и благочестия! Комельский лес был светом для окрестных жителей, колыбелью и рассадником иночества, воспитавшим в себе целый сонм великих сподвижников и основателей монастырей.

Среди этого светлого сонма святых мужей, подвизавшихся в Комельском лесу, их же телеса в мире погребены Быша, а имена живут в роды, премудрость коих поведят людие и похвалу исповесть церковь (Сир. XLIV, 13–14), пр. Apceний был уже последним по времени, осиовавшим в лесу новые обители. Замечательно то, что колонизация комельского леса как началась, так и окончилась выходцами из Сергиевой лавры, принесшими на место своих подвигов благословение великого Аввы.

Преподобный Арсений родился в Москве, в последней половине XV века, но в котором именно году – неизвестно, – по происхождению был из рода бояр Сахарусовых. Он рано начал тяготиться шумом столицы и почувствовал отвращение к мирской жизни, хотя по правам рождения мог надеяться иметь в ней большие успехи, приобрести честь и богатство. Его юное сердце, еще не связанное никакими житейскими узами, свободное от всех мирских пристрастий, горело любовью к одному Богу, стремилось всецело посвятить себя на служение Ему и так как обитель св. Троицы, прославленная подвигами своего основателя Сергия, уже причисленного тогда к лику святых, представлялась ему лучшим для того местом, то юный боярин и принял в ней иноческое пострижение. Не легка была жизнь для молодых и новоначальных иноков в многолюдной обители Сергиевой! Кроме строгого исполнения, обязательного для всех повседневного монашеского правила, каждый инок должен был пройти длинный ряд различных послушаний, начиная с самых низших и трудных – службы на скотном дворе, в монастырских огородах и полях, привратником, в поварне и хлебне, в братской трапезе и церкви; при этом инок совершенно отрекался от своей воли и подчинял себя воле старца-наставника, пока наконец достигал права пользоваться услугами других в тишине своей кельи. Молодой инок Арсений совершенно предал себя иноческим трудам, со всем усердием и с юношеским жаром ов начал проходить монастырские послушания, в числе первых приходил, в церковь и всегда первым являлся на послушаниях, охотно исполняя и то, чего не успевали или ие хотели сделать другие и по своему смирению считая себя последним в обители и слугою всех. Трудами и постом изнуряя тело и умервщляя страсти, он в тоже время старался укреплять душу свою молитвою, чтением душеполезных книг и переписыванием их, то для своего монастыря, то для других церквей. Как драгоценный памятник его трудов – доныне сохранилось в его обители Евенгелие, написанное им в Сергиеве монастыре в 1506 году¹⁸² Такая примерная, труженическая жизнь и высокие добродетели не могли не обратить на него внимания братии и не могли не снискать ему всеобщей любви и уважения, потому, когда в 1525 году в сентябре месяце игумен Порфирий отказался от управления монастырем, вся братия единогласно избрала Арсения на его место, как самого достойного. Но это избрание, лестное для других, показалось смиренному подвижнику тяжелым бременем, которое он согласился принять на себя только из послушания, ради моления и слез братии. В сане игумена богатого монастыря Арсений не изменил своей любви к нищете и посту и честь игуменства своего поставлял в том только, чтобы служить всем и трудиться более других Отечески заботясь о довольстве и успокоении братии, Арсений забывал о самом себе, в качестве игумена встречая п принимая приходивших в монастырь князей и бояр, незамечал того, что одежда его покрыта заплатами и хуже всех. «Что это значит, что игумен ваш ходит в такой худой одежде?» спрашивал братию в. князь Василий Иванович, увидевший Арсения во время посещения обители едва не в рубище. «Наставник наш истинный раб Божий и живет в Боге; он думает только о том, как бы оставить нас и удалиться в пустыню на безмолвие», сказали в ответ братия и просили в. князя, чтобы убедил Apсения остаться с ними. Василий Ивановичу и самому жаль было, если обитель лишится такого настоятеля, поэтому он стал просить игумена остаться в обители, на что тот и согласился, постыдившись огорчить отказом высокого просителя, хотя и сильно желал удалиться в пустыню.

В то время многие окрестные монастыри и пустыни были подчинены Троицкому монастырю и игумен Троицкий наблюдал в них за хозяйством и образом жизни брали. Пр. Арсений и эту обязанность старался исполнить в точности; несмотря на то, что многолюдство его собственного монастыря требовало неусыпных трудов и надзора со стороны игумена, он находил еще время посещать и эти монастыри, чтобы лично наблюдать за ними и собственным примером руководить братию. Особенно он любил посещать обитель современника Сергиева пр. Стефана Махрищкого – находившуюся только в 35 верстах от Троицкой – чтобы в ее пустынном безмолвии хотя несколько успокоиться и приобрести новые силы к прохождению своей многотрудной должности. Там однажды махршцский игумен Иона объявил ему, что благоговейный инок Герман – уже столетний старец вышедши ночью из своей кельи, увидел огонь, горящий под древесными ветвями над местом погребения пр. Стефана и когда ужаснувшись необычайности видения, поспешил сказать ему о том, то и он сам из окна своей кельи увидел тот огонь, как бы луч света, сиявший от могилы Стефана. Арсений, приняв это за знамение благодати Божией, дарованной Стефану, приказал поставить над могилою его гробницу, осенить ее покровом и возжечь пред нею большую свечу, затем совершив соборне божественную литургию, установил, чтобы с тех пор ежегодно праздновалась в обители память преподобного.

Если бы пр. Арсений не был возведен на высокую стенень игумена и оставался по прежнему в числе братства, не обращая на себя особенного внимания других, то может быть он и не подумал бы никогда оставить Троицкую обитель, в которой принял иноческое пострижение, дал обещание пребывать до смерти и – провел уже столько лет, – но начальство над братиею, неизбежные сношения с богатыми и сильными мира всеобщий почет и уважение, оказываемое ему, как наемнику Сергиеву – лежало тяжелым бременем на смиренной душе подвижника. Часто вспоминал он о своей прежней жизни, когда ничем не развлекаемый и заботясь только о самом себе, он мог всецело предаваться богомыслию, любовь к пустыне и безмолвию начала возгараться в его сердце все более и более, пока наконец преподобный не в силах будучи противиться влечению своего сердца и зная, что в. князь и вся братия не согласятся отпустить его, – он решился тайно оставить и удалиться в незнаемые места, чтобы в уединении всецело посвятить себя на служение единому Богу.

Наслышавшись о неизмеримых лесах севера и зная, что еще при пр. Сергии и с его благословения из Троицкого монастыря ушли туда некоторые и основали там собственные монастыри и пустыни – пр. Арсений в 1529 году вышел из монастыря и направил свой путь в эту страну для него совершенно неизвестную. Оп обошел много лесов и пустынных дебрей, ища для себя удобного места и наконец, руководимый Промыслом, достиг вологодской страны. Здесь, не задолго пред тем временем (около 1525 года), в расстоянии 40 верст к северо-западу от г. Вологды, в верховьях малой речки Бабайки¹⁸³ явилась чудотворная икона Божией Матери Одигитрии. Услышав об этом новом знамении милосердия Божия пр. Арсений пошел в то пустынное место, где явилась икона и соорудив себе малую келью, стал подвизаться в ней в посте и молитве. Но со времени явления св. иконы пустынное место перестало быть безмолвным от множества приходивших туда богомольцев – мужчин и женщин и несоответствовало видам Арсения, поэтому, пробыв здесь несколько времени, он оставил свою келью в основание будущей Мяслянской пустыни и снова пошел странствовать по болотам и дебрям комельского леса, усердно прося Господа, чтобы Он Сам указал ему место для жительства. Направившись с Масляной к юго-востоку, он пришел на нынешнее место Арсениево-Комельского монастыря, в так называвншийся Олонов конец комельского лeсa, где сливаются речки Лежа и Кохтыш – в сорока верстах от г. Вологды. Место это еще и доныне окружено болотами и трясинами, а тогда тут была такая глушь и непроходимая чаща, что с плеч путника сорвало тяжелую ношу, которую он нес на себе. Когда ноша упала с плеч Арсений, то он, утомленный продолжительной ходьбой, решился тут отдохнуть¹⁸⁴, сел на землю и стал думать о том, как бы найти место, удобное для жительства, как вдруг не подалеку от него близ речки Кохтыша блеснул солнечный луч и необыкновенный свет озарил окрестность. Приняв это явление за тайное указание Промысла Божия, преподобный исполнился радости и вставши долго и пламенно молился, прося себе покрова и благословения на поселение в том месте. На месте явления света пр. Арсения построил себе небольшую келью и начал подвизаться в ней в посте и молитве, дни проводя в труде, а ночи в бдении. Он думал, что зашел в такую лесную глушь, в которой никто уже его не потревожит и не нарушить его безмолвия, но видно нет на земле такого места, где бы искушение не могло постигнуть человека. «Видевше себе беси поругани бываемы от блаженного Арсения и изгонимы от места того святого, воздвигоша брань на него и многа искушения и досаждения святой претерпе от них» – говорит списатель его жития. Не могши победить подвижника сами, невидимые враги насылали на него видимых в лице окрестных жителей, возбуждая в них зависть и гнев против святого. Крестьяне, ходившие сюда то для рубки леса, то для звериной и рыбной ловли, сочли себе помехою уединенную келью пустынника, опасаясь, чтобы со временем она не разрослась в монастырское общежетие и не овладела окрестными землями. Чтобы изгнать его из пустыни и удержать за собою землю, они стали наносить преподобному различные обиды и притеснения. Смиренный старец противопоставлял им сначала христианское терпение и кротость, стараясь победить их злобу своею любовью, – потом, когда притеснения сделались слишком часты и невыносимы, так что однажды злые люди, пришедши в келью и не заставши в ней самого Арсения, убили жившего с ним келейного его старца, – тогда он, по слову апостола дал место гневу (Рим. XII, 19) и оставивши комельскую пустыню, удалился оттуда верст за 30 в дикий шилегодский лес на речку Шингор. Здесь он стал подвизаться в посте и молитве, в совершенном безмолвии и уединении. Прилагая труды к трудам и подвиги к подвигам, блаженный подвижник как огнем горел любовью к Богу, вверив к небу свой ум, – но сколько ни нравилась ему эта уединенная жизнь и как он ни рад был своему безмолвию, – оно скоро должно было прекратиться. Ибо Господь не хотел долее оставлять светильника своего, как бы под спудом, но восхотел, чтобы это духовное сокровище обогатило и других и чтобы подвиги его послужили примером и назиданием для многих. Крестьянин Алексей Охотин один раз пришел в шилегодский лес с собаками ловить зверей, собаки отбежали от него и он, отъискивая их, нечаянно набрел на келью отшельника. Старец принял его с отеческою любовью и стал спрашивать у него, как он нашел его келью, так как преподобный до него не видал в лесу ни одного человека и не знал, далеко ли находятся селения. Когда охотник рассказал ему подробно обо всем, то преподобный, видя в нем человека простого и доброго, долго беседовал с ним, поучая его страху Божию; отпуская он велел ему искать собак по речке Шингор на мысу Кривике и при этом сказал: «там найдешь их с большею добычею». Удивился охотник прозорливости старца, когда в самом деле нашел своих собак с добычею именно на том месте, где сказал ему преподобный. Добычею, пойманною собаками была, дорогой цены лисица, с которою охотник тотчас же возвратился к келье старца и просил его принять ее в дар, но старец отказался от подарка и посоветовал жертвователю употребить цену ее на милостыню. Чрез этого охотника келья Арсений сделалась известною и один за другим стали приходить к нему из окрестности для духовных бесед монахи и миряне. Старец всех принимал с отеческою любовью, поучал всем сердцем любить Господа, пролившего за нас кровь свою на кресте, и ближних, как самих себя; когда некоторые из посетителей, желая постоянно иметь его своим наставником и руководителем в духовной жизни, стали принимать от него пострижение и селиться близ его кельи, Арсений водрузил крест и построил часовню для общей молитвы; таким образом в дремучем Шилегодском лесу составилось братство любителей безмолвия и основалась пустыня, известная впоследствии под именем Александро-Коровиной, что ныне приходская Троицкая пустынская церковь грязовецкого уезда.

Уже около семи лет пр. Арсений подвизался в шилегодском лесу, довольный его безмолвием, как в 1538 году казанские татары неожиданно вторглись в вологодские пределы, сожигая селения, а беззащитных жителей частью грабя и убивая, частно уводя с собою в неволю. Ужас распространился в стране и жители, чтобы спастись от смерти, толпами бежали из селений в шилегодский лес, где находилась пустыня преподобного, думая найти себе защиту в неприступности места, удаленного от дорог. Варвары хотели было проникнуть и туда вслед за бежавшими жителями, но были удержаны Промыслом по молитвам человека Божия, так что все те, которые искали себе убежища в его пустыне, остались невредимы. Многие из жителей и поминовании опасности не захотели более возвратиться на пепелища своих жилищ и поселились со своими семействами близ келий отшельников, вследствие чего любимое преподобным безмолвие было нарушено близостью мирского шумного селения. Тогда Арсению пришла мысль опять идти в Комельский лес на прежнее свое место и терпением одолеть препятствия; когда он объявил о своем намерении жившим с ним пустынникам, то нашелся между ними и товарищ ему инок Герасим, не захотевший разлучиться с своим наставником.

Еще в 1530 году в. князем выдана была пр. Арсению жалованная грамота, которою строго запрещалось всем около пустыни его в комельском лесу на речке Кохтыше во все стороны на две версты рубить лес, становить новые поселения, заниматься звероловством и обращать в свое владение землю или лес, – но испытавши после того столько притеснений и обид, Арсений решился снова идти в Москву искать защиты от своеволия грубых людей и в 1539 году получил новую грамоту с большими правами и наделом земли уже на 5 верст. Тогда, поручивши управление Шилегодскою пустынею одному из своих учеников, пр. Арсений с Герасимом отправился в Комельский лес, водворился на прежнем своем месте и стал рубить лес, расчищать и приготовлять землю под поля и огороды для будущей обители. Труд шел успешно, ибо препятствий со стороны жителей теперь уже не было; но когда пустынники завели несколько рогатого скота, то стали обижать его медведи и тем причинять подвижникам постоянный труд и беспокойство. Однажды, когда медведь напал на корову, прозорливый старец молитвою остановил и связал зверя, приказавши своему ученику идти и наказать звря, чтобы он более не тревожил их. Герасим пошел и начал сечь зверя лозою и медведь не только не рассвирепел и ие бросился на него, но как бы сознавая свою вину, поклонился ему до земли и ушел на свое место. С того времени звери перестали нападать на монастырский скот¹⁸⁵. Такова была вера и сила молитвы старца и истинно детская простота и послушание ученика! Когда и сюда собралось несколько братии, пр. Арсений в том же 1539 году в основание общежития испросил у преосвященного епископа вологодского и великопермского Алексия (1525–542) благословение и св. антимиис на построение церкви, чтобы иметь утешение постоянно совершать в ней божественную службу и причащаться Тела и Крови Христовой, долговременное лишение которых не смотря на свою святость и подвижническую жизнь, он считал величайшею и незаменимою потерею для души. Так как лес для построения церкви находился близко, то при неусыпных трудах его и при усердном содействии всей братии, церковь вскоре была построена и 2 июля 1541 года освящена преподобным во имя Положения честной ризы Божией Матери во Влахерне. По освящении церкви пр.Арсений приступил к прочим постройкам, необходимым для общежития, и обнес монастырь оградою. Трудясь и заботясь так об устроении Комельской обители, он незабывал и Шилегодской пустыни, посещая ее когда только позволяло ему время. На пути из одной пустыни в другую, он любил останавливаться с встречавшимися и работавшими поселянами, отечески беседовал об их делах и нуждах, входил в их дома и учил жить по заповедям Божиим и уставам церковным. Если замечал, что кто-нибудь работает в праздники или в день воскресный, то строго обличал такого и убеждал эти дни всецело посвящать Богу, ходить в церковь и дома заниматься молитвою. Пастырские беседы и наставления преподобного должны были иметь сильное влияние на слушателей, потому что старец сам исполнял на деле то, чему учил других, а иногда слова его подтверждало и самое Небо. Так, когда одна женщина, любившая слушать наставления преподобного, в праздничный день – вопреки его запрещению – пошла в поле жать, то на другой день внезапно поднявшийся сильный ветер разметал все снопы, сжатые ею в праздник, так что не осталось и следа их, – все тогда поняли, что это было наказание за преслушание наставлений св. старца. Останавливаясь иногда на несколько дней в домах убогих крестьян для их назидания, пр. Арсений всячески старался не стеснять их и не дозволял, чтобы для него готовили особую пищу, довольствуясь тем, что ели сами хозяева. Так когда преподобный зашел раз в дом крестьянина Ильи – авнежской волости деревни Губино и занявшись беседою с ним, провел у него не мало времени, Илья же, обрадованный посщением старца и увлекшись разговорами, забыл утружденному путнику предложить трапезу, тогда ученик преподобного тайно от него напомянул о том хозяину и дал совет что предложить старцу, и когда хозяин подал то кушанье как бы по собственному своему выбору, прозорливый старец узнал о поступке ученика и сделал ему замечание за неуместное усердие и привязанность к изысканным кушаньям. Было много и других опытов прозорливости старца. Однажды некоторые из ближайишх к монастырю жителей пришли к нему просить дозволения на ловлю рыбы на монастырской земле в реке Леже. Преподобный благословил их и сказал, чтобы в случае хорошего улова они удалили некоторую часть рыбы и на его братию. Те обещались и по молитве старца лов был весьма обильный. Но когда надобно было исполнить данное преподобному слово, ловцы скрыли одну самую большую и лучшую рыбу, опасаясь, чтобы Арсений не взял ее, а остальную принесли к нему и просили взять сколько будет угодно. Пересмотрев рыбу, преподобный спросил: «зачем вы скрыли лучшую, зачем украли благословенное?» Виновные, видя себя обличенными, принесли утаенную рыбу и стали просить прощения; преподобный, преподав им наставление от божественного Писания, отечески простил их.

Пр. Арсений – постриженник и бывший игумен Лавры Сергия, – хотя и удалился из его обители, но не переставал гореть к нему любовью и чтобы иметь его своим руководителем, заступником и покровителем для пустынной обители, он, по своему обещанию посвятил его имени трапезную церковь. Но сам только благословил и положил начало ее построению, окончания же постройки недождался. Достигши маститой старости и 45 лет проведши в иноческих подвигах, он почувствовал упадок телесных сил и ожидая близкой кончины, отказался от управления монастырем. Ученика своего Герасима он благословил быть его строителем, а сам затворился в келье и начал готовиться к смерти; когда болезнь усилилась до того, что он не мог уже выходить из кельи, то приказал собрать к себе всю братию и со смертного одра преподал им последнее наставление, со слезами просил и молил их и по смерти его соблюдать любовь друг к другу, исполнять весь церковный и монастырский устав по отеческому преданию и неуклоняться ни на десно, ни на шуее. «Предаю вас, братие, в руце Божии и пречистым Богородицы, заступницы рода христианского», сказал умиравший плачущей братии в заключение своей беседы и с теплою молитвою приобщившись св. Таин тихо и мирно предал дух свой Богу 24 августа 1550 года¹⁸⁶. С великой честью, плачем и слезами братия погребла блаженного отца своего близ алтаря, построенного им храма, на правой стороне. Спустя сто лет после его кончины, игуменом Иоасафом была построена каменная церковь Положении ризы Богородицы с двумя приделами: на левой стороне во имя пр. Сергия, а на правой во имя пр. Арсения над местом его погребения, в котором и доныне мощи его почивают под спудом в сквозной арке стены, отделяющей этот придел от ризположенской церкви. В недавние годы над мощами преподобного устроена медная чеканная, посеребреная и местами позолоченная рака. – Из предметов, принадлежавших пр. Арсению, сохранились и доныне находятся при его гробнице: 1) собственноручно написанное им Евангелие, 2) деревянный осмиконечный крест длиною в ³/₄ аршина, обложенный по лицевой стороне тонким чеканным серебром и 3) образ Божией Матери – складни не большого размера, принесенные им из Лавры.

Вскоре по преставлении и его Господь Бог прославил своего угодника и гроб его сделался источником исцелений. К сожалению первоначальное, подробное описание жизни и чудес его для нас навсегда утрачено в пожаре 1596 года, когда трапезная Сергиевская церковь совсем находившимся в ней имуществом сделалась добычею пламени. Трогательно повествование современника-списателя нынешнего краткого жития и чудес преподобного об этом событии «По преставлении пр. Арсения, говорит он, Быша от честного гроба его чудеса различные, яко от источника непрестанно текущи: слепым прозрение, глухим слышание, немым глаголание, бесным очищение и всяким недугом исцеление. И в лето 7104 (1596) бысть за умножение грех наших и за неправды, во обители святого погоре церковь с трапезою теплая во имя пр. Сергия. Церкви же той погоревшей со всем украшением, с книгами и со всею утварью, тогда сгорело ту и написание о житии святого и чудесех его. Игумену же и братии тогда в недоумении велицем и в размышлении бывшим, и глаголющим: како блаженный отец наш Арсений от времени его без написании будет? Быша же тогда еще свидетели святому житию его и чудесам и преставлению; еще же обыскавши в дохее (кладовой) монастырской написания, обретоша в ней малу хартию, в ней же писано согласно тем свидетелем Игумен же и братия мене убогого раба Божия Иоанна попудиша житие святого преписати. Аз же о преподобнем житии распросив и хартию преписав, а иные многие чудеса своима очима видех истинно, толико мало потщахся написати житие и чудеса святого вкратце». В рукописной книге: «служба и чудеса пр. Арсения», пожертвованной в монастырь в 1660 году, начиная с 7110 (1602) по 7165 (1657) год записано 17 чудес. Приводим здесь некоторые из них.

Крестьянин комельской волости Трофим Васильев по прозванию Зуб был приведен 24 июня 1602 года в монастырь связанный и находившийся вне ума. Он лишился рассудка по следующему довольно редкому случаю. Наслушавшись рассказов суеверных людей, что на Иванов день ночью можно найти волшебную траву невидимку для отыскания кладов, отпирания замков, приобртения себе любви и расположения нужных лиц и т. под., Трофим ночью на этот день ходил куда-то в пустое место для отыскания травы-невидимки и там от бесовских привидений внезапно лишился рассудка и стал бесноваться так, что родные вынуждены были связать его. Родственники Трофима, совершивши о нем молебное пение при гробе преподобного, оставили его в обители до праздника и когда, придя в праздник Богородицы (2 июля) приложили его к раке пр. Арсения, больной пришел в себя и сделался совершенно здоров. Все множество богомольцев, собравшихся в монастырь на праздник, прославило Бога и Его угодника.

Боярский сын Василий Максимов Скорпиев, имевший поместья на Комеле, неподалеку от обители пр. Арсения, взят был в плен и уведен в Литву. Находясь долгое время в неволе, он призывал на помощь пр. Арсения и обещался постричься в его обители, ежели Бог молитвами его даст ему возможность возвратиться в отечество. Постоянно тоскуя о домашних и родине, он наконец впал в тяжкую болезнь, но и тогда не пераставал просить и надеяться на помощь преподобного. Упование не посрамило его. Пр. Арсений однажды ночью явился ему во сне и указал ему путь для бегства, сказал ему: «встань Василий и поди в путь свой радостно». Тотчас же пробудившись от сна Василий почувствовал себя совершенно здоровым и немедленно отправился в указанный ему путь чрез сырое болото. Во время пути, когда литовцам случалось догонять беглеца или встречаться с ним, он начинал призывать пр. Арсения и проходил незамеченный ими. Достигши благополучно своей родины, он пришел в монастырь и припадая ко гробу преподобного, объявил игумену и братии о своем чудесном избавлении от болезни и от плена молитвами Арсения.

В праздник Божией Матери (2 июля 7146–1639 года) приведен был в монастырь отрок Иоанн Михайлов Синборовский, одержимый лютою болезнью, – когда его приложили ко гробу преподобного, он тотчас же сделался здоров. – В 1646 году 4 декабря привезли из Авнеги расслабленного по имени Елевферия. Болезнь его была столь тяжка и мучительна, что руки и ноги больного скорчило и заворотило, уста извело и заворотило наонако¹⁸⁷ так, что страшно было и смотреть на страдальца. По совершении о нем молебного пения Божией Матери и пр. Арсению при его гробе, больной чрез несколько дней получил исцеление и сделался здоров на столько, что уже мог идти домой. Один крестьянин принес ко гробу пр. Арсения своего сына – двухлетнего младенца Гавриила, еле живого от болезни, и младенец тотчас же выздоровел.

Комельский помещик – боярский сын Порфирий Васильев Скорпиев полтора месяца был нездоров правою рукою так, что не только что-нибудь взять ею не мог, но даже и перекреститься. Обратившись за помощью ко врачам и не получив от них никакой пользы, он вспомнил о чудесах, совершавшихся при гробе пр. Арсения, а особенно благодяние и милость его, оказанные им его отцу Василию, и придя в монастырь принял к его гробу и по совершении о нем молебного пения рука его сделалась здорова, как и другая.

Приведена была в монастырь одна бесноватая женщина по имени Мариамна, которая немедленно пришла в себя и сделалась совершенно здоровою когда совершили о ней молебное пение и приложили ее к раке преподобного.

Когда в соборной монастырской церкви Положения ризы Богородицы, шнуры, опоясывающие св. престол от сырости и времени сгнили, вологодский архиепископ Маркелл приказал освятить церковь снова, что и было исполнено накануне праздника Богородицы (1 июля 7162–1654 года). На освящении храма был из Вологды диакон Предтеченской церкви Иосиф, который когда по окончании священнодействия и трапезы прилег, отдохнуть и заснул – внезапно почувововал себя весьма нездоровым, так что думал, что уже умирает. С плачем и слезами призывая на помощь Матерь Божию и пр. Арсения, он обещался написать икону Положения ризы Богородицы, потом придя в церковь припал к раке преподобного и стал читать ему канон. Во время чтения седмой песни ему стало легче, а когда он испил и умылся освященной водой, смешанной с перстью от гроба преподобного, то лютая его болезнь совершенно прошла, так что уже мог участвовать в вечерней службе.

Арсениев монастырь имел 237 душ крестьян, по штатам 1764 года он оставлен в III классе с игуменским настоятельством.

В первой половине XVI века, в среде многочисленного братства Павло-обнорского монастыря, спасался инок Логгин. Он прибыл в моиастырь в молодых годах, прошел длинный ряд различных послушаний, дожил до старческих седин и приобрел немалую опытность в иночесной жизни, так что все стали смотреть на него, как на старца испытанного, духовного и относиться к нему с особенным уважением. Был у него друг и собеседник в Корнилиеве монастыре инок Симон, урожденец Сольвычегодский, подобно ему старавшийся угодить Богу. Беседуя с Логгином Симон часто вспоминал свою родину, где, по его словам, было много мест весьма удобных для отшельнической, безмолвной жизни. Стремление к отшельнической жизни усиливалось более и более в душе обоих друзей, уже начавших тяготиться многолюдством общежития и возрастающим к себе от иноков почетом и уважением; оттого их мысли чаще и чаще останавливались на жизни уединенной. Хотя для новоначальных иноков монастырское общежитие есть самое лучшее средство к тому, чтобы послушанием братии смирить мирскую гордость, отречением от собственности вырвать из сердца любостяжание, а строгим исполнением монастырских правил отстать от мирских привычек и обыкновений, – но когда человек пройдет период воспитания иноческого, укрепится в своем подвиге и достигнет духовной зрелости, – тогда общежитие для многих становится уже менее пригодным и полезным, как нарушающее тишину уединения и миоголюдством своим могущее подавать поводы к различным соблазнам и искушениям. Да не увесть шуйца твоя, что творит десница (Mф. VI, 3). Бегать людей советовал монахам Арсений великий и почти все великие подвижники стремились всегда в пустыню и уединение, боясь как огня мирской славы. «И ты господине князь Юрий не подиви на нас о сем, понеже, господине и сам выдаешь каков нам вред приходит от похвалы человчесие, наипаче же нам страстным. Аще кто, господине, воистину свят и чист сердцем, ино и тем повреждение бывает от тоя тяготы; а нам, господине, еще всякой страсти повинным, велика спона души от того» писал пр. Кирилл белозерский к галичскому князю, желавшему посетить отшельника. Потому два друга, несмотря на то, что один из них находился уже в таком возрасте, когда люди обыкновенно ищут покоя и не любят перемен в жизни, оставили свои монастыри и пошли искать себе для жительства такого места, где бы, не развлекаясь ничем, неведомо для людей всецело посвятить себя на служение Богу. Всего имения и богатства было с собою у Логгииа одно только деревянное распятие, которое дали ему в благословение от монастыря¹⁸⁸. Спустившись водою от Вологды до Устюга, странники скоро достигли Сольвычегодска и на некоторое время остановились в тамошнем Борисоглбском монастыре; но жажда пустыни стала здесь томить их еще сильнее и заставила снова отправиться в путь. Вышедши из города, странники пошли вверх по левому берегу реки Вычегды и дойдя до устья речки Коряжемы, остановились на берегу ее, в глухом лесу, в 15 верстах от Сольвычегодска. Логгину понравилось это пустынное место и он решился навсегда тут остаться. Не противорчил тому и спутник его Симон. Помолившись Богу оба друга начали рубить лес и расчищать место, на котором общими силами построили сперва келью, а потом и часовню. Плакал от радости старец Логгин, будучи весьма доволен своею пустынькою и не находил слов, чтобы возблагодарить своего спутника за то, что указал такое прекрасное и уединенное место. Сей покой мой во век века, здесь веселюся, яко изволих и (псал. CXXXI, 14), се удалихся бегая и водворихся в пустыни (псал. LIX, 8), говорил он входя в келью после целодневных, тяжелых трудов, то по устройству себе помещения, то по очищению и приготовлению земли для посева хлеба, – ибо, не смотря на свою старость, он хотел питаться плодами рук своих.

Блаженный Симон не долго пробыл вместе с Логгином на устье Коряжемы; пособив старцу устроиться он оставил его и пошел далее вверх по Вычегде, на речку Сойгу, за 60 верст от Коряжемы. Логгин остался один и весь предался богомыслию, дни и ночи проводя в непрестанных молитвах и псалмопении. Скоро весть о нем разнеслась по окрестности и к нему стали приходить люди, желавшие разделять с ним пустынные труды. Напрасно старец сперва старался всем отказывать, представляя трудность жизни в пустом месте, совершенное неимение средств к пропитанию и – свое желание жить одному в уединении и безмолвии. Слова старца еще более привлекали к нему приходящих, так что первоначально построенная им часовня уже не могла вмещать в себе всех поселившихся с ним пустынников и надобно было озаботиться построением молитвенного храма более просторного. Братия стали просить старца построить вместо часовни церковь и учредить при ней правильное общежитие. Не так думал, не того желал пр. Логгин, неприятны и совершенно не по сердцу были для него слова братии; но приняв желание братии за указание воли Божией, не смел преподобный, давно отрекшийся своей воли, противиться указанию свыше. Он построил храм во имя святителя Николая, трапезу и прочие необходимые для общежития службы, – таким образом составилась обитель Коряжемская и сам блаженный старец был первым ее игуменом¹⁸⁹.

Принявши старейшинство над братиею, пр. Логгин старался превзойти всех подвижническими подвигами и, не смотря на преклонные лета свои, всегда первый выходил на монастырские труды и более других работал для своей пустынной общины. Еще до ныне цели выкопанный им колодезь, находившийся в его время в самой братской трапезе, а ныне вблизи храма, уже на отрытом воздухе; цела жесткая и колючая власяница, которою он постоянно изнурял постническое свое тело; сохранилась и священническая фелонь, в которой он воздевал преподобные свои руки, принося Богу бескровную жертву. Пришедши на Коряжему в преклонных летах, уже украшенный сединою, пр. Логгин недолго пожил в своей новой обители. После многолетних трудов и подвигов в Павлове монастыре, блаженный старец, как будто для того именно и вызван был Промыслом на пустынные берега Вычегды, чтобы устроить здесь иноческую обитель и, по устроения ее, переселиться в обитель вечную. Блаженная кончина его последовала 10 февраля 7048 (1540) года при архиепископе ростовском Досифее. Умирая старец заповедал ученикам своим похоронить его при входе в храм у самого церковного крыльца, чтобы все идущие в церковь и из церкви попирали его могилу. Так смиренная душа, бегавшая славы человеческой при жизни, не хотела ее и по смерти! Как нн тяжело было для братии исполнение этого завещания, однако они не смели преступить его и погребли своего отца «у лестницы папертные», там, где он сам приказал. Но Бог смиряющий гордых и возносящий смиренных, недопустил чтобы многотрудное и святое тело Его угодника навсегда оставалось в небрежении и было попираемо, и еще при жизни и в виду тех, которые погребали, прославил его нетлением и чудесами.

В 7065 (1557) г., 15 лет спустя по преставлении пр. Логгина, устюжский воевода князь Владимир находился в столь сильном расслаблении что не мог двинуть ни рукою, ни ногою, болезнь была так тяжела и упорна, что никакие лекарства не приносили больному ни малейшей пользы. Находясь в столь безнадежном положении, всевода увидел однажды во сне старца, который сказал ему: «князь Владимир, если хочешь быть здоровым, молись Богу и обещайся вскоре побывать в Коряжемском монастыре и прикажи тамошнему игумену и братии перенести на иное место тело начальника того монастыря, игумена Логгина, и будешь здоров. Ибо неприлично телу Логгина почивать на том месте, где оно ныне находится». Явившийся старец подробно рассказал, где находится тело и куда перевести его. Пробудившись от сна, князь Владимир весьма дивился необычайности и ясности своего сновидения и, не надеясь получить облегчение от лекарств решился немедленно отправиться на Коряжему. По прибытии в монастырь он сам указал место, где был погребен преподобный и куда надлежало перенести его, – хотя до того времени не только никогда не бывал в монастыре, но даже и не слыхал о нем. Когда по его приказанию, гроб пр. Логгина был вынут из могилы и перенесен в новую, близ северной стены церкви, князь тотчас же сделался совершенно здоров, как будто не подвергался болезни. Радуясь и благодаря Бога и Его угодника за свое чудесное исцеление, князь рассказал игумену и братии о бывшем ему сновидении и приказал над гробом преподобного устроить палатку или часовню. Когда слух об исцелении князя разнесся в народе, многие стали приходить в монастырь и совершать над гробом преподобного панихиды; все приходившие с верою получали исцеление от своих болезней.

Пр. Логгин, подавая при гробе своем исцеления невидимо, являлся иногда и видимо, когда того требовало душевное состояние некоторых из братии, для большего укрепления их в иноческих подвигах. Так 11 февраля 7126 (1618) г. на другой день его памяти, когда игумен Феодосий с иеромонахом Дионисием, священником Гавриилом и диаконом Филиппом совершали соборную панихиду в гробовой палатке, один из предстоявших тут братий инок Иродион внезапно увидел среди служащих старца сияющим постническим лицом и круглою седою бородою, в светлых и драгоценных священнических ризах. Во все время совершения панихиды Иродион пристально смотрел на него, удивляясь внезапному его появлению между служащими и думая, кто бы это такой был, ему неизвестный? Еще более удивился он, когда при окончании панихиды старец стал невидим. Когда Иродион тут же пред всеми с клятвою объявил о своем чудном видении, то все признали, что это был сам пр. Логгин, и стали усерднее отправлять по нем панихиды.

Много и других дивных чудес совершалось при гробе пр. Логгина. Так Агриппина, жена сольвычегодского кузнеца Василия Худоногова, страдала столь тяжкою и страшною болезнью, что во время припадков теряла всякое сознание, падала на землю как мертвая, глаза ее делались косыми и выходили из своих орбит, изо рта шла пена и все лицо ее до того искажалось от конвульсий, что страшно было и взглянуть на нее. Не получая ни от чего помощи, страдалица дает обещание сходить в Коряжемский монастырь и поклониться гробу пр. Логгина. Обещание исполнено, Агриппина приходит в монастырь, припадает ко гробу пр. Логгина, со слезами прося себе исцеления, и затем в течении нескольких дней своего пребывания в монастыре, она все время проводит на молитве в гробовой палатке. Однажды, когда страдалица с особенным усердием и многими слезами просила преподобного о своем исцелении, внезапно ее ударило о землю столь сильно, что не слышно стало в ней дыхания и она казалась умершею. Мало по-малу, как бы пробуждаясь от тяжелого сна, она начала двигаться, приходить в сознание и наконец села, чувствуя себя совершсппо свободною от своего страшного недуга. Она тотчас же заявила о своем исцелении игумену и братии и, проникнутая благодарностью к преподобному, дала обещание три раза в год приходить на поклонение ко гробу пр. Логгина.

Анна, жена крестьянина Пачеозерской волости Антипы Надозерского, «бе добротна телом и лицем красна. И позавиде ей супостат наш диавол, устрели некоих юнош нечистою к ней любовью, кои всякими сатанинскими мечтаньми и словесы льстивыми покушахуся привлещи ю на свое лукавое хотение; она же, целомудренна сущи, никакоже того восхоте и все их ласкаше попра и отрину». Чтобы достигнуть своей цели, юноши прибегли сперва к колдовству, а когда и то неподействовало, они, ослепленные страстью и озлобленные не успехом, решились отравить ее. «И даша ей отраву смертную, да Быша не зрели доброты ее». Как скоро совершилось это беззаконное дело, несчастная страдалица начала чувствовать в своем животе такую боль, как бы змея терзала ее внутренности, так что приходила от того в исступление ума, подвергалась икоте и начинала кричать разными неестественными голосами. Невозможно и высказать всего того, что вытерпела страдалица от злых людей за свое целомудрие. Находись в столь бедственном положении и ни от чего не получая себе ни малейшего облегчения, Анна обратилась с молитвою к Богу и стала призывать себе на помощь пр. Логгина, а мужа своего просила свезти ее в Коряжемский монастырь. Лишь только она высказала свое желание, как внезапно лишилась рассудка и подверглась такому тяжкому припадку, что едва осталась жива, во всем теле ее не было члена, которым бы она не билась и не страдала. В то же время явился ей старец и сказал: исполни скорее то, что задумала, иди в Коряжемский монастырь, поклонись гробу Логгина и Господь избавить тебя от болезни». Очувствовавшись больная рассказала о своем видении и муж поспешил свезти ее на Коряжему. Здесь в цервви, во время литургии, сделался с нею снова припадок умоисступления; когда ее вывели из церкви в гробовую палатку, Анну ударило о землю столь сильно, что долго она лежала при гробе преподобного как мертвая. Потом как бы пробудившись от сна, скоро встала и чувствуя себя свободною от своей страшной болезни, со слезами, во всеуслышание стала благодарить Бога и угодника его пр. Логгина.

Священник Гавриил из Устюга, церкви великомученицы Варвары, долгое время был нездоров ногами, так что не мог перейти с места на место. После долгого лечения у многих врачей, невидя пользы от лекарств и чувствуя, что болезнь еще более усиливается, он велел везти себя в Коряжемский монастырь для поклонения гробу пр. Логгина. Родственники исполнили его желание и оставили на некоторое время в монастыре, поместив его в келье, находившейся против дверей часовни, в которой почивал преподобный. Однажды днем Гавриил, выползши из кельи в сени и отворив немного наружную дверь, читал канон преподобному, со слезами прося себе исцеления. Во время молитвы он вдруг слышит голос, назвавший его по имени: «Гавриил, Гавриил!». Взглянувши на часовню, он увидел в дверях ее преподобного, стоявшего в блестящих, священнических ризах и призывавшего его к себе. Гавриил напрягает все свои силы, с великим трудом и с нестерпимою болью в ногах ползет к часовне, стараясь скорее достичь до преподобного, но когда он добрался до часовни, в ней уже никого не было. Припадая к гробу, Гавриил со слезами стал призывать преподобного на помощь, во время своей молитвы он ощутил необыкновенное благоухание от гроба преподобного и тотчас же почувствовал себя совершенно здоровым.

Крестьянин Лупп Опухляпов, из деревни Емышева, принадлежавшей Коряжемскому монастырю, работая в своем доме, посек себе топором руку. В досаде и ярости на это, он вышел из себя, бросил топор и начал сквернословить, проклинать тот день и богохульствовать; не успокоившись еще совершенно от своего безумного гнева, он пошел в лес за каким-то крестьянским делом и там мало по-малу начал ослабевать телом и приходить как бы в исступление ума. Почувствовав в себе болезнь, он поспешил возвратиться и едва добрался до дому, болезнь быстро развивалась, не уступая никаким лекарствам, и вскоре усилилась до того, что он не мог двинуть ни рукою ни ногою, непрестанно кричал от боли и ежечасно ожидал себе смерти. Страдая так долгое время и уже напутствованный св. тайнами, он лежал однажды в своей постели, закрывши глаза и как бы погрузившись в сон, – вдруг ему показалось, что двери его комнаты отворились и в нее вошел светлообразный старец, подошел к его постели и начал веять над ним своею одеждою. «Не хули Бога творца своего, говорил старец, чтобы не было тебе еще хуже, иди своро в Коряжемский монастырь, отправь молебен Спасителю и Божией Матери, поклонись гробу Логгина ибудешь здоров». Лупн, открывши глаза никого уже не увидел в комнате, кроме своих родственников печальных и плачущих, которые думали, что он уже умер. Он рассказал им свое видение и, чувствуя облегчение болезни, встал с постели и начал ходить, сперва поддерживаемый домашними, а потом вскоре пришел в монастырь уже совершенно здоровым. Видение было ему 2 мая 1646 года.

В 1678 (7186) году 10 июля один из иноков Коряжемского монастыря, пришед в свою келью после утреннего пения, прилег отдохнуть. В тонком сне ему показалось, будто он стоит в церкви, близ гробницы пр. Логгина, а против царских врат лежит на одре блаженный старец с седою бородою, длины и ширины умеренной, вокруг одра стоят священники и множество других людей, которые, указывая на одр, говорили между собою: «вот пр. Логгин начальник». Хотя инок видел со своего места, что старец жив, и слышал его голос, но подойти к нему не смел, – тогда старец, обратившись к нему лицоем, сказал: «подойди ко мне». Инок подошел и получив благословение старца, решился спросить его: «знаешь ли меня, отче святый?». «Без меня пострижен»,отвечал старец. Пробудившись от сна инок весь день чувствовал в своем сердце необыкновенную радость, вспоминая видение, которое было так живо и ясно, как бы случилось на самом деле. С того времени инок тот стал иметь живую веру к пр. Логгину.

В 7173 (1665) г. 9 мая вместо деревянной Никольской церкви, построенной пр. Логгином, по приказанию и на иждивение преосв. Александра, епископа Вятского и Великопермского, заложена была каменная во имя Благовещения Пресвятой Богородицы с приделом во имя святителя Николая, которая и освящена была лично преосвященным 9 февраля 1671 г., накануне памяти пр. Логгина. Место погребения пр. Логгина пришлось теперь внутри церкви, при северной стене и над ним устроена была гробница, украшенная позолоченною резьбою, покрытая пеленою с вышитым на ней изображением преподобного и сказанием о перенесснии мощей его¹⁹⁰. В 1871 г. 18 июня, в 10 часов вечера, две из пяти глав Благовещенской церкви с немалою частью свода провалились, причем кирпичем и мусором гробницу преподобного завалило на три аршина с половиною. К счастью не только гробница и находившаяся на ней пелена с изображением преподобного, крест черного дерева, принесенный им из Павлова монастыря и евангелие в 4°, употреблявшееся при совершении молебнов преподобному, нисколько не повредились; – но даже остался целым стоявший на гробнице стеклянный футляр, покрывавший резное изображение главы св. Иоанна крестителя, между тем как все прочее, находившееся в церкви и алтаре, было разбито в мелкие щепы. Какой урок, какое сильное обличение современному неверию, отвергающему чудесное и старающемуся объяснить все силами природы! Событие случилось так недавно и так много имеет еще живых свидетелей, что и самый упорный скептпк не осмелится назвать его легендою и невольно должен признать в нем перст Божий (Исх. VIII, 19).

По случаю разобрания ветхой Благовещенской церкви рака пр Логгина 18 марта 1872 г. была перенесена в теплую Спасскую церковь и поставлена близ северной стены ее, за левым клиросом. Служба пр. Логгину составлена в половине XVII в. Александром. Епископом вятским и великопермским. По штатам 1764 г. Николаевский Коряжемский монастырь поставлен в третьем классе, но в 1863 году приписан к Сольвычегодскому Введенскому монастырю.

Преподобный Симон, сын Никиты Тентюкова, одного из жителей Сольвычегодска, рано почувствовал в себе отвращение от мирской жизни и в молодых годах оставив дом родителей, пришел в монастырь к пр. Корнилию Комельскому, усердно прося себе пострижения. Прозорливый старец,. склонясь на неотступные просьбы и слезы юноши и провидя в нем истинного подвижника Божия, принял Симона, и после пострижения в мантию, поручил его одному опытному старцу. Преподобным Корнилием дан был своей обители особый устав, строго определявший обязанности каждого инока. Симон всего себя посвятил тщательному исполнению его и подвигам поста и молитвы, стараясь во всем подражать своему великому наставнику. Проходя различные монастырские послушания в среде таких подвижников, каковы были ученики пр. Корнилия: Геннадий Любимский, Кирилл Новоезерский, Иродион Илоезерский, Адриан Пошехонский и Лаврентий Комельский, новый инок скоро и сам приобрел навык в иноческой жизни и в течении многих лет, до самой кончины пр. Корнилия, неисходно подвизался в его обители. Более и более возрастая и укрепляясь в жизни духовной, Симон сделался примером для многих из братии и от всех заслужил себе уважение. За долго до кончины пр. Корнилия Симон случайно познакомился с единоправным себе иноком соседнего Павлова монастыря Логгином и стал питать к нему братскую любовь, так как оба они стремились к одной цели. Начиная тяготиться многолюдством своих обителей и частым присутствием в них мирских людей, Логгин и Симон во взаимных беседах часто выражали друг другу желание жизни пустынной, отшельнической, оба находили уединенную жизнь более для себя полезною и спасительною. Логгин давно уже намеревался выйти из монастыря, но любовь к престарелому отцу и наставнику Корнилию удерживала Симона в обители; он просил своего друга отложить исполнение общего их желания до кончины пр. Корнилия, обещаясь быть тогда его спутником и указать места, весьма удобный для пустынножительства. Весною 1537 года пр. Корнилий скончался и хотя еще за год до кончины своей передал управление монастырем вполне достойному преемнику, ученику своему блаженному Лавревтию, – но пр. Симон, подобно многим другим своим сподвижникам, уже не захотел оставаться в осиротелой обители и, после погребения старца, вскоре вышел из нее. Вместе с Логгином он направился к своей родине Сольвычегодску, надеясь там, среди неизмеримых и девственных лесов найти себе удобное для жительства место. Достигши Сольвычегодска, странники остановились в Борисоглебском монастыре, где и пробыли несколько времени, но любовь к пустыне и уединению влекла их далее. Преподобный Симон еще и потому не хотел оставаться в этом монастыре, что здесь у него было много родных и знакомых, а он стремился в уединении, неведомо для людей, служить единому Богу и как огня боялся мирской славы. Вышедши из Борисоглебского монастыря, странники остановились в 15 верстах от города при устье речки Коряжемы. Преподобный Логгин решился поселиться на этом, действительно прекрасном и удобном месте, а так как он был уже в летах преклонных и изнурен иноческими подвигами, то остался с ним и Симон и помог ему устроить келью и часовню. Поживши с Логгииом несколько времени, пр. Симон, вследствие близкого расстояния от города, не нашел этого места достаточно для себя удобным и пошел далее вверх по Вычегде искать себе нового места для подвигов. В 60 верстах от Коряжемы, на высоком и крутом берегу Вычегды, при устье речки Сойги, в дикой тогда пустыне, под сенью вековых дерев, он поставилсебе малую келью и стал подвизаться в ней в совершенном уединении и безмолвии. «Лета 7047 (1539) сентября в 16 день, на память святой великомученицы Евфимии всехвальные, пришел на устье реки Сойги, на плесо Вычегодское, на дикий лес игумен Симон, постриженник и ученик Корнилиев, что на Комеле, и поставил церковь Преображения Спасова в лето 7048 (1540) мая в 8 день, а священа та церковь в лето 7049 (1541), мая в 17 день, при архиепископе ростовском Досифее, а преставися игумен Симон в лето 7070 (1562), ноября в 24 день, на память великомученицы Екатерины, при архиепископе ростовском Никаноре и положен бысть в своем строении, идеже обитель созда Преображения Господня», говорит древняя летопись. Как ни глухо и ни пустынно было место, избранное Симоном для своего уединения, скоро однако узнали о нем окрестные жители и к нему стали собираться любители пустынного безмолвия, так что преподобный вынужден был переменить первоначальное свое намерение касательно уединенной жизни и, построивши храм, принять начальство над образовавшеюся обителью. Строгий постник и усердный молитвенник вел своих учеников к блаженной вечности примером собственной святой жизни, он в том только и поставлял честь своего игуменства, чтобы трудиться и молиться всех более. Двадцать лет пр. Симон подвизался в своей обители, под конец жизни имел утешение слышать о чудесах и прославлении друга своего пр. Логгина и сам, достигши маститой старости, тихо и мирно скончался, оплаканный своими учениками. Мощи его почивают под спудом в церкви св. великомученицы Екатерины, построенной в память его преставления. Это одна из трех каменных церквей, оставшихся от его обители, упраздненной в 1791 году. В древних рукописных святцах XVII века пр. Симон Сойгинский именуется новым чудотворцем. Память его совершается в день его преставления 24 ноября.

В 1537 году, когда пр. Логгин поселился при устье речки Коряжемы и стал принимать к себе учеников, желавших разделять с ним пустынные труды, блаженный Христофор был одним из первых его постриженников и сподвижников. Не дошло до нас никаких сведений о том, откуда он был родом, какого звания и в каком возрасте пришел в пустыню; но, принимая во внимание то, что он пришел к пр. Логгину вскоре после его прибытия на Коряжему, о чем не могли знать жители дальних мест, надобно полагать, что он родом был или из Сольвычегодска или из ближайших его окрестностей. То обстоятельство, что не смотря на существование монастыря в городе, где можно было и принять монашество и проводить жизнь в довольстве и спокойствии, – Христофор пришел в пустыню в Логгину, показывает, что это был человек с глубоким религиозным чувством, с высокими стремлениями и с сильным духом. Он ищет в монашестве не покоя и довольства, а лишений, трудов и подвигов; он идет к Логгину, у которого ничего но было, который сам не знал, чем будет питаться и как будет переносить пустынные труды и лишения, идет следовательно с зрелым убеждением в суетности всего земного и с твердою решимости посвятить себя на служение единому Богу, Ему одному посвятить все свои мысли, чувства, желания и стремления, ради неземного, а небесного переносить все невзгоды, трудности и лишения пустынной жизни, вести постоянную борьбу с плотью и с искушениями духа. Преподобный Логгин понял и оценил эту твердую решимость, он постриг и приблизил в себе новоначального инока, стараясь передать ему все опыты и наблюдения своей долголетней, подвижнической жизни. Преподобный желал, чтобы его ученик не по имени только был Христофором, но, по правилу иноческому, постоянно имея на устах спасительное имя Иисуса, соделал и сердце свое жилищем Христа Спасителя. Не напрасны были старания старца. Наставления преподобного падали на добрую землю, учение старался во всем подражать своему учителю, возрастая и укрепляясь в духовной жизни. В первые годы, по устроении монастыря, подвижники во всем ощущали недостаток и часто не имели самого необходимого. Когда в таких случаях Преподобный замечал, что Христофор начинает смущаться и сетовать, то утешая его говорил, что иноку не сетовать, а радоваться тому надобно, как дару небесному и знамению любви Божией, что благодушное терпение скорбей и лишений делает инока общником страстей Христовых, уподобляет святым угодникам и отличает любимцев Божиих от людей, преданных миpy, что первые живут в скорбях и нужде, а последние наслаждаются довольством и счастьем. «И сего ради с радостью подобает нам шествовати путем сим. Прежде скорби, якоже кто странен человек молится Богу; внегда же внидет во искушение любви Его ради, тогда якоже кто должника имеяй Бога, яко искренний друг вменяется от Бога».

Недолго суждено было Христофору пользоваться наставлениями своего учителя. Преподобный Логгин, пришедши на Коряжему уже в преклонных годах, скоро преставился. Видя ученика своего еще не достигшим совершенства иноческого и по собственному опыту зная, сколь необходимо и полезно для новоначальных иноков общежитие, он советовал своему ученику и по кончине своей оставаться в обители и быть в таком же послушании игумену, как и ему самому. Христофор исполнил заповедь учителя и еще десять лет подвизался в Коряженской обители. Каждый день по нескольку раз он приходил к его могиле, вспоминал наставления старца и спрашивал сам себя, так ли он живет и подвизается, как тот учил его? По мере усовершенствования в иноческих подвигах, в нем сильнее и сильнее стало развиваться стремление к уединению; долго он боролся с этим желанием, глубоко запавшим в его душу, но не мог его преодолеть и наконец вышел из монастыря и поселился в лесу, в вершине речки малой Коряжемки, в 20 верстах к югу от монастыря. Здесь он стал подвизаться в совершенном безмолвии и уединении, часто целые дни и ночи проводил в молитве пред иконою Божией Матери Одигитрии, которою его благословили при выходе из монастыря и для которой он устроил близ своей кельи часовню. Когда узнали о пустыннике окрестные жители, то стали приходить к нему один за другим и ставить себе кельи близ его хижины и просить от него пострижения. Многие из молившихся в его часовне пред иконою Богоматери получали исцеление от своих болезней; это еще более стало привлекать к пустыннику как богомольцев, так и желавших с ним сожительствовать, так что пр. Христофор, против воли своей, должен был построить храм и принять начальство над составившеюся обителью. Около 7063 (1555) г. церковь была освящена во имя иконы Божией Матери Одигитрии, исцеления от которой, по освящении церкви, стали получаться еще чаще. Кроме этой чудотворной иконы в 150 саженях от церкви открылся целебный источник из камня, что еще более прославило новую обитель, молва о которой достигла до самой Москвы. Царица Анастасия Романовна, услышав о чудесах от иконы Пресвятой Богородицы и о цлебном источнике, пожелала пользоваться его водою и по приказании царя Иоанна Васильевича пр. Христофор должен был лично доставить се ко двору. Велика была радость царя, когда царица получила облегчение от своей болезни, испив целебной воды, и по царски наградил он старца, давши достаточную сумму денег на устройство обители. Но чрез это его обитель еще более сделалась известною и теряла характер пустыни, а блаженный Христофор только и думал о безмолвии и уединении. Поэтому возвратившись в монастырь, чтобы не показаться ослушником воли царской, преподобный вскоре приступил к устройству обители и храма Пречистой Богородицы, по окончании же постройки, скрылся из обители. Тому, кто всецело предан был Богу и горел к Нему пламенною любовью, кто постоянно в сердце своем носил Христа, тяжело было оставаться в обители, заниматься и думать о чем-либо кроме Его одного (Матф. XII, 30). Пр. Христофор вышел из обители в 7080 (1572) году, но куда скрылся, когда и как скончался, осталось никому неизвестным. В 1764 году пустыня его была закрыта и церковь обращена в приходскую. Истор. иepapx.: 4. VI, стр. 606. Словарь историч. о святых стр. 240. Полный месяцеслов арх. Cepгея, июля 25 дня.

Когда пр. Герасим основал (в 1528 г.) Свято-троицкий Болдинский монастырь в 15 верстах от Дорогобужа, то слава о его подвигах и духовной опытности вскоре привлекла к нему множество учеников, желавших под его руководством проводить иноческую жизнь и достигать спасения своей души. Под конец жизни пр. Герасима у него было до 140 человк братии, не смотри на бедность монастыря и строгость его устава. Приходили к преподобному и миряне, желавшие иночества, и иноки других монастырей, искавшие более строгой жизни и желавшие пользоваться его наставлениями и примером. При отеческой заботливости преподобного о спасении собранного им братства казалось, что все оно имеет одну душу, одно желание, так что и после блаженной кончины пр.Герасима основанный им Болдинский монастырь долго еще славился строгостью жизни своих иноков, между которыми не мало было подвижников добродетели, истинных рабов Божиих. Таков был блаженный , Аркадий, скончавшийся в затворе, и многие другие, основавшие впоследствии свои монастыри¹⁹¹, но всех ближе по духу к пр. Герасиму был инок Антоний. Откуда он был родом и какого происхождения – неизвестно¹⁹². Известно только то, что Антоний был постриженник и любимейший ученик пр. Герасима, он написал житие своего наставника, удостоен был сана священства еще при его жизни и впоследствии достойно заменил его для братии в сане игумена. Ученик во всем старался подражать своему учителю и по смерти Иосафата, преемника св. Герасима, всею братиею единогласно избран был в игумена на его место. Своею отеческою заботливостью о благоустроении вверенного ему стада, кротостью и любовью ко всем, незлобием и детскою простотою сердца он не только привлек к себе сердца братии и служил для нее примером; но и вне монастыря широко распространилась слава о его подвигах и достигла царствующего града. Поэтому, когда вологодская архиерейская кафедра, после епископа Варлаама 1, сделалась праздною, Антоний собором иерархов признан был достойным занять ее многого ради добродетельного жития своего.¹⁹³ Игумен Болдинский, избранный на вологодскую кафедру помимо всех других архимандритов, игуменов и настоятелей монастырей более славных и близких к Москве, был рукоположен в епископа митрополитом Дионисием 11 октября 1586 года и вскоре затем прибыл в Вологду и вступил в управление паствою. С апостольскою ревностью принялся он за управление обширнейшей епархией не жалея ни трудов своих, ни здоровья, стараясь всем быть вся (1Кор. IX, 22) и всех привлевая к себе любовью. Не долго впрочем привелось ему с высоты архипастырской кафедры светить пастве светом своих добродетелей и назидать пасомых словом и житием. От юности пребывая в бдениях и в пощениях,¹⁹⁴ он как зрелая пшеница, давно готов был в небесную житницу и горел желанием разрешитися и со Христом быти (Фил. 1, 23). Только два года и две недели продолжалось его управление вологодскою епархией. Но и в это непродолжительное время своими отеческими заботами о благе пасомых, тихостью нрава и кротостью обращения, нелицеприятным правосудием, радушием и милосердием к бедным, он снискал у всех такую любовь и уважение, что кончина его для всех была величайшей потерей и несчатием. На погребение его собрался весь град от мала до велика, мужеска полу и женска¹⁹⁵ и из такого множества народа не было ни одного человека, который бы не плакал о нем и не обливался слезами от горести.

Как истинный преемник служения апостольского, всю жизнь свою заботившийся только о славе Божией и о пользе ближних, св. Антоний в последний год своей жизни обрадован был чудесным явлением иконы Божией Матери¹⁹⁶ не подалеку от Вологды и последовавшим затем множеством чудес и исцелений. Лишь только дошел до него слух об этом, он немедленно послал на место явления соборного ключаря священника Иоанна Васильева Емельянова для удостоверения в истине. Со слезами сердечной благодарности приемля явление св. иконы как знак особенного благоволения и милости Божией к пастве и пастырю, он приказал на месте явления св.иконы воздвигнуть храм и устроить монастырь во славу и честь Богоматери.

Уже близок был день блаженной кончины святителя Антония, скоро надлежало ему начать служение в невещественной, небесной скинии, – но Господь восхотел даровать ему еще радость и утешение видеть освящение храма Своего на земле и тем пополнить последнее земное его желание. Так как во время прибытия его в Вологду древний деревянный кафедральный собор Воскресения Христова был уже весьма ветх и клонился к разрушению, а новый каменный Софийский собор, при котором находился уже и дом архиерейский, хотя построен был вчерне еще при Епископе Макарии в 1570 году, но оставался как бы забытым, без всякого внутреннего устройства, – то вблизи архиерейского дома и не было храма. Новый каменный Софийский собор, построенный царскими щедротами Иоанна IV, для внутреннего устройства, по размерам своим, требовал и совровищ царских, и, особенно, продолжительного времени. Неизвестно, имела ли вологодская архиерейская кафедра, при святителе Антоние, средства для этого, но сам святитель, предвидя близость своей кончины, уже не надеялся дождаться окончания устройства всего храма, – мешду тем отдаленность храма Божия тяготила его душу. В течении столь многих лет привыкши не опускать ни одной церковной службы, теперь, приближаясь в кончине, святитель особенно желал как можно чаще быть при богослужении и укреплять тем свою душу. Поэтому, не приступая к устройству всего храма, он поспешил устроить придельный храм св. Иоанна Крестителя, который к великой своей радости и освятил 1 октября 1588 года¹⁹⁷. Тогда же. по всей вероятности, перенесен им, из ветхого деревянного собора в Софийский, гроб епископа Киприана, единственного его предшественника, скончавшегося и погребенного в Вологде, так как гроб епископа Киприана находится от северных дверей храма на первом месте, а самого Антония уже на втором.

Еще при жизни своего учителя, пр. Герасима († 1554 г. 1 мая) св. Антоний был уже в летах совершенных и удостоен священного сана (что в тогдашнее время не могло быть ранее тридцатилетнего возраста), – следовательно в год освящения храма И. Крестителя ему было уже более 60 лет от роду. Но в заботах о скорейшем устроении храма Господня, он не обращал внимания на свое телесное здоровье, забывал свою старость и неразлучные с нею немощи, казался бодрым и деятельным, подавая собою пример другим. Вскоре после освящения храма святитель почувствовал в себе упадок сил, с каждым днем становился слабее и слабее и начал готовиться к смерти. Каждодневно он ходил в новоосвященный храм ко всем церковным службам и дома большую часть дня и ночи проводил в молитвах. По прошествии недели, когда здоровье его еще более расстроилось и он сильно изнемог, «в субботу на божественной литургии во свою подобную одежду оболкся, говорит современный списатель его жизни, и всему священному собору мир и благословение подав и сам взя у них прощение и молитвы и тако на своих святительских ногах у икон знаменався и целовав святые иконы и пред престолом Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, во храме св. Иоанна Предтечи своима рукама причастися святых Таин Божественных Тела и Крови Господня и последнюю печать и дар св. Духа приим, ко исходу души своея. Святитель был уже настолько слаб, что по окончании службы едва мог дойти до своей кельи; но и в это время и даже до последних минут своей жизни, перемогая себя, по прежнему с радушием и любовью принимал всех приходивших к нему, со всеми прощался и благословлял всех, так что и по преставлении его охладевшая рука святителя осталась благословляющею. Тихая, мирная, истинно блаженная кончина его последовала в 26 день октября, со среды на четверток в 5 часу ночи, по тогдашнему счислению времени.

Более трех недель тело святителя не было предано земле, пока для погребения его, по распоряжении Московского митрополита Иова, не прибыл пз Ростова архиепископ Варлаам, – но и в столь продолжительное время нисколько не изменилось и не предалось тлению, а было как бы у спящего. Архиепископ ростовский и ярославский Варлаам с настоятелями ближайших к Вологде монастырей и со всем городским духовенством, при бесчисленном множестве плачущего народа, с величайшей честью предал земле тело святителя в Софийском соборе, возле северной стены его, на втором месте от дверей, 18 числа ноября». По преставлении его от честного гроба его вернии исцеление приемлют и доныне, всякими недуги и болезнми одержимые молитвами его», говорит современник, оканчивая житие св. Антония. В доказательство истинности своих слов он приводит следующие два чуда.

В лето 7104 (1596) 23 февраля, в понедельник первой недели великого поста, в 8 й год по преставлении святителя Антония, привезли в Софийский собор Богдана Москвитянина жену Дарью Степанову, урожденку тотемскую, находившуюся в исступлении, «связану сущу, нелепая глаголющу и песни бесовские поющу». Поставивши ее близ гроба святителя, велели ей молиться Богу пред св. иконами, стоявшими на его гробнице. Когда же она, не слушаясь приказаний, не переставала петь песни и произносить безумные и неприличные слова, тогда державшие ее родственники стали бить ее по лицу и по глазам, чтобы удержать ее от неистовства. Весь народ, находившийся в церкви, видел ее бедственное положение и с сожалением смотрел на страдания несчастной. В том же состоянии умопомешательства она была приведена и в другой раз в собор, в среду, во время чтения часов. Но когда начали совершать литургию преждеосвященных даров, страждущая внезапно очувствовалась, пришла в здравый рамсудок, со вниманием слушала пение и молилась Богу. Поэтому, по окончании литургии, тут же в соборе, у гроба святителя, была развязана и с тех пор уже не подвергалась более своему страшному недугу. О своем исцелении, со слезами благодарности святителю Антонию, она сама заявила настоятелю собора протоиерею Иоанну.

В тот же великий пост, в неделю Православия, 29 февраля, женщина по именн Фекла принесла в собор ко гробу святителя Антония дочь свою младенца Матрону, совершенно ослепшую от болезни, так что и зрачков в глазах не было видно, и просила чередного священника Феодота отпеть панихиду по епископе Антоние. Она сказывала, что дочь ее сделалась слепою еще о Покрове и что все испробованные ею лекарства не принесли младенцу никакой пользы. По совершении панихиды, когда женщина приложила младенца к гробнице святителя, младенец в виду всех тотчас прозрел, а когда на другой день еще раз младенца приложили к гробнице, то не осталось даже и призааков бывшей болезни. Обрадованная мать тогда же объявила об исцелении своей дочери настоятелю собора протоиерею Иоанну, лично знавшему святителя и участвовавшему в его погребении. Без всякого сомнения чудеса эти не были первыми и единственными при гробе святителя Антония, – так как если бы нс было ранее чудес, а вследствие этого и уверенности в народе в благодатную помощь от гроба святителя, – то и родственники умоисступлепной Дарьи и мать слепой Матроны не пришли бы ко гробу со своими больными.

В Болдине монастыре, где св Антоний принял пострижение в монашество и долгое время был игуменом, его ученик инок Дионисий долго вел строгую жизнь по уставу и преданию пр. Герасима. Но потом напали на него хульные помыслы и довели его до безумия и бешенства. Братия совершили за него молебствие при гробе пр.Герасима и он тотчас же сделался здоров. Меня немилосердо мучили духи, рассказывал он братии, но теперь пришел ко мне пр. Герасим с вологодским епископом Антонием и прогнали от меня темеых духов. Так ученик и учитель, близкие друг к другу на земле, неразлучны стали и за гробом.

Многа же и ина чудеса содеяшася различными недуги одержимым и даже до днесь совершаются с верою приходящим, говорит современный списатсль жизни святителя Антония, хотя они и не дошли до нас или по небрежению лиц, бывших при том, или по причине вскоре случившегося (1612 г.) на Вологду нападения поляков и раззорения города, во время которого погибли многие исторические памятники нашей письменности.

Святитель Антоний изображается на древних иконах с лицом продолговатым, с черными и длинными волосами и бородою.

Соль земли тотемской, украшение и похвала церкви, пр.Феодосий, любимый и почитаемый при жизни и еще более прославившийся по смерти, родился в г. Вологде в первой половине XVI века при в. князе Василие Ивановиче (1505–1533 г.). Родители его были люди благочестивые по фамилии Суморины¹⁹⁸, но какого звания и состояния – неизвестно, так как фамилия Сумориных нигде более не встречается в древних актах. Отец его Юлиан старался воспитать сына в страхе Божием и – дать ему – редкое по тогдашнему времени, – образование посредством научения грамоте, т. е. чтения церковных и душеполезных книг, потому что книг другого содержания в то время еще не было в России. Тогдашняя грамотность если не давала человеку тех познаний и понятий об окружающем нас миpe, какими мы обладаем ныне, за то ясно и определенно показывала обязанности его к Богу и не могла развращающим образом влиять на его ум и сердце. Такое воспитание при личном надзоре и попечении благочестивых родителей и при отличных природных способностях и прилежании отрока – не замедлило привести свои плоды. Отрок по летам, Феодосий казался мудрым и сдержанным подобно старцу, не выходя из повиновения воле своих родителей, он стал думать только об угождении Богу и с каждым днем все более и более возгарался любовию к Нему. Шумных собраний и веселых бесед, даже невинных игр и удовольствий, свойственных и позволительных его возрасту, он всегда удалялся, проводя все время или в трудах и занятиях по дому, или в чтении святых книг, так что не было в городе юноши скромнее и воздержнее его.

В XVI столетии окрестности г. Вологды наполнены были иноческими обителями, прославленными их святыми основателями, и многие из вологжан, привлекаемые к монашеству не одним только стремлением угодить Богу и спасти свою душу, но нередко желанием избежать гражданских повинностей, тягостей и забот житейских и проводить дни свои в покое и довольстве¹⁹⁹, уходили в монастыри и постригались там. Юноша Феодосий, хотя и склонен был к монашеству по своему природному характеру и воспитанию, не последовал однако примеру таких людей и, достигши совершенных лет, по воле и убеждению родителей, вступил в брак, справедливо почитая повиновение родителям более приятным Богу, нежели необдуманные, юношеские обеты иночества. Бог благословил его супружество и вскоре он стал отцем дочери Марины, бывшей впоследствии в замужестве за одним из вологодских граждан. Однако любовь к супруге и дочери не охладила в нем любви к Богу и супружество, соединенное с заботами како угодити жене, не было для него препятствием угождать Богу. Усердно посещая храм Божий, Феодосий старался всем сердцем погружаться в молитву, а чтобы в это время ничем не развлекаться и ни с кем не говорить, он избирал для этого в храме уединенное место где-либо в углу или за столбом и стоял всегда поодаль от людей. Привязанный узами брака в жизни семейной, мирской, он тем не менее постоянно стремился душею в высшему духовному совершенству. Однажды стоя таким образом в церкви и слушая чтение св. Евангелия, он был поражен словами Спасителя: иже любить отца или мать паче Мене, несть Мене достоин; и иже любит сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин. И иже не приимет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин. (Mф. X, 37–38). Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе (XVI, 24). Феодосий затрепетал от страха и залился слезами. Он полагал, что повинуясь воле родителей и живя в супружестве и среди мира, можно достигнуть высоты нравственного совершенства, но вдруг слышит, что любовь к миpy есть вражда на Бога (Иак. IV, 4), что даже врожденная привязанность к самым близким лицам, каковы родители и дети не всегда совмещается с истинною любовью к Богу. Глубоко потрясли и запали в его душу слова Евангелия, тяжелая борьба началась в его сердце и кончилась тем, что он принял твердое намерение оставить миp и посвятить себя иноческой жизни, как только представится к тому удобный случай. Случай этот не замедлил представиться: родители его вскоре скончались и отдавши им последний долг, он стал свободен. Правда, и теперь еще оставались узы, привязывавшие его к мирy ,– в лице малолетней дочери, нуждавшейся в его отеческом попечении²⁰⁰, но усильными своими просьбами он успел склонить родственников взять ее на свое попечение, что впрочем и не было для них обременительно, так как Феодосий, оставляя мир, оставлял и все, что имел в нем, и не брал с собою ничего из своего имения. Устроив таким образом судьбу дочери²⁰¹ и устранив последнее препятствие к иноческой жизни, он тотчас же решился оставить мир и придя в Прилуцкий монастырь стал усердно просить у настоятела иноческого пострижения Прилуцкий игумен по близости обители к городу лично знавший Феодосия, как человева самого честного и благонадежного, еще в миpe уподоблявшегося инокам, согласился исполнить его просьбу, не подвергая его обычному продолжительному искусу, он постриг его в мантию и поручил опытному старцу для усовершенствования в иноческих подвигах. Новый инок, видя исполнение своего сердечного желания, плакал от радости, благодарил Бога и всего себя предал воле наставника. По его приказанию он прошел все тяжелые монастырские послушания: рубил дрова, носил воду, молол муку, пек хлебы, трудился в поварне и все делал с усердием и любовью, стараясь услужить каждому из братии и в тоже время успевал первым придти в церковь в богослужению и не опускал ни одной службы. Стараясь во всем подражать основателю обители пр. Димитрию, он часто приходил к его гробу и припадая со слезами просил себе его молитв и помощи; подобно Димитрию он употреблял в пищу только хлеб и воду и то в малом количестве, так что все удивлялись его воздержанию и посту. Такая строгая, подвижническая жизнь и усердные труды не могли не обратить на него внимания и не снискать Феодосию всеобщей любви и уважения. Вследствие этого как самый верный и надежный из всей братии, он был послан игуменом в Тотьму на соляной завод для присмотра за монастырскими варницами.

Это послушание – вдали от обители и от надзора монастырских властей – могло быть для других камнем преткновения и подать повод к искушению, – Феодосию же дало случай испытать себя, насколько он нуждается еще в руководстве других, насколько успел в духовной жизни и способен ли управлять другими. После продолжительной, усердной молитвы при гробе пр. Димитрия, принявши благословение игумена, пр. Феодосий отправился в путь, благополучно достиг Тотьмы и с великим усердием и старанием принялся за исполнение порученного ему дела. Управление его было таково, что Прилуцкий монастырь никогда не получал от варниц столько выгоды, как при нем, и ни при одном из его предшественников в управлении, солевары и другие рабочие не были всем так обеспечены и довольны, как при нем. Все рабочие с первого же раза встретили себе в новом надсмотрщике отца и благодетеля, готового всегда им помочь, и стали смотреть на него как на Ангела Божия. Пребывание на варницах не было бесполезно и для самого Феодосия. Часто он подолгу стоял в варницах и смотря на пылающий огонь, на кипящий и клокочущий рассол, представлял себе огнь вечный и муки уготовавные грешникам, и слезы умиления текли по постническому его лицу. «Феодосий терпи этот жар и огонь, чтобы избежать огня геенского, трудись в поте лица над солью вещественною, чтобы иметь в себе соль духовную и сохраниться от тления греховного», говорил он сам с собою, возбуждая себя к подвигам. Сколь ни свята и ни богоугодна была его жизнь на заводе, как все ни хвалили и ни ублажали его, он сам не был доволен собою и предпочитал такой жизни монастырское безмолвие и уединение. «Монах вне ограды монастыря все равно что рыба вне воды», говорил он и потому чаще и чаще ему стало приходить на мысль или возвратиться в обитель или тут близ завода построить монастырь. В то время жители старого посада переселялись от варниц на берег реки Сухоны, где ныне находится г. Тотьма, с удалением их менее стало на варницах шуму и молвы житейской. Сам промысл как бы указывал этим место для обители и способствовал осуществлению его желания, с кем Феодосий ни говорил о своем желании устроить монастырь, все находили его мысль прекрасною и полезною и просили привести ее в исполнение. Странствуя по окрестным местам чтобы избрать место для построения обители, пр Феодосий пришел наконец на мыс, образуемый слиянием двух речек Ковды и Песьей-деньги, ему полюбилось это прекрасное и возвышенное место, с двух сторон омываемое водою и огражденное высокими горами, покрытыми лесом. Место это принадлежало одной крестьянской вдове Марии Григорьевне Истоминской, которая, узнавши о намерении старца построить на нем монастырь, охотно согласилась уступить его и дала ему дарственную запись²⁰². Обрадованный такою уступкою Феодосий поспешил в Прилуцкий монастырь просить игумена о сложении с него смотрительской должности на соляном заводе и об увольнении из обители, вместе с этим он просил себе благословения на построение монастыря на избранном им месте. Игумен Арсений, старец опытный, управлявший Прилуцким монастырем около 20 лет, хотя и сожалел, что лишается в Феодосии самого верного надсмотрщика и усердного служителя своей обители, однако не захотел препятствовать благочестивому стремлении его души и, преподавши ему наставление, с молитвою и благословением отпустил его из своей обители.

Достигши Тотьмы утомленный путник прилег отдохнуть на берегу Ковды, потом перейдя в брод реку взошел на гору и поставил крест на том месте, где ныне стоит монастырь. Здесь, воздевши руки к небу, он со слезами долго и пламенно молился Богу, прося Его благословения вселиться тут и основать иноческую обитель. Молитвою и водружением креста освятивши избранное место, пр. Феодосии устроил себе для жительства сперва небольшую кущу из древесных ветвей, для зимнего же времени выкопал пещеру в земле, а вскоре за тем построил келью, так что все время у него проходило или в трудах или в молитве. Жители Тотьмы и окрестных селений, знавшие и любившие Феодосия еще во время пребывания его на варницах, как скоро услышали о поселении его между речками Ковдою и Песьею-деньгою и о намерении построить монастырь, стали часто приходить к нему для посещения и приносит все необходимое для жизни. Усердие их к старцу-подвижнику и желание иметь близ своего города иноческую обитель были так велики, что она отдавали ему свои паи в варницах, другие-поля, пожни и разные угодья. Видя такое усердие жителей пр. Феодсий посоветовал им написать челобитную к царю о дозволении построить монастырь, на что те охотно согласились и в челобитной своей просили сделать Феодосия начальником обители. «На Тотьме и во всем Тотемском уезде монастыря нет и кто де их при старости и при смерти захощет пострищись, ино де ему пострищись негде; и в том де им бывает нужда великая, а хощет де у них на Тотьме церковь воздвигнути и монастырь строити собою, в том монастыре строительствовати старец Феодосий Суморин» – писали тотемцы в челобитной и просили государя исполнить их общее желание. Пр. Феодосий в 1554 году отправился с этою челобитною в Москву к царю и митрополиту и 20 февраля получил несудимую грамоту, которою царь дозволил ему строить храм и обитель на избранном им месте и освободил новый монастырь от суда тотемского наместника. Митрополит Макарий приказал ростовсвому архиепископу Никандру²⁰³ – в ведении которого находилась тогда Тотьма – выдать Феодосию грамоту на построение храма и обители и снабдить его всем необходимым для освящения церкви. На обратном пути из Ростова пр. Феодосий зашел в Прилуцкий монастырь в последний раз поклониться раке пр. Димитрия и испросить его молитв и благословения на свое предприятие, от игумена монастыря он получил в благословение икону Божией Матери, известную ныне в обители под именем Суморинской-чудотворной²⁰⁴.

По возвращении в Тотьму пр. Феодосий немедленно приступили к построению обители, при содействии и помощи граждан он в один год поставил деревянную церковь во имя Преображения Господня, трапезу, кельи для братии и другие необходимые для общежития службы и постройки. Вскоре его обитель наполнилась братиею и хотя не имела еще земель и угодий, однако от расположения к ней окрестных жителей, в ней во всем был достаток и изобилие. Чтобы обеспечить свой монастырь и на будущее время пр. Феодосий как попечительный хозяин купил мельницу на Песьей-деньге и лежавший против нее по берегу реки сенной покос, овин и гумно, а в 1555 году выпросил у царя другую грамоту, которою ему дозволялось иметь на тотемских солеварнях свои трубы и добываемую соль продавать без пошлины²⁰⁵. По этой грамоте еще при жизни пр. Феодосий у монастыря было уже 6 труб, 4 варницы и 2 лавки в Тотьме для продажи соли. Пр. Феодосий приобрел то куплею, то вкладами много и других угодий для своей обители и на всегда обеспечил братию содержанием, так что видя его распорядительность и неутомимое трудолюбие ростовский владыка поручил ему возобновление запустевшей Ефремовой пустыни, находившейся в том же Тотемском уезде, в займище Левонидовом на реке Реже. Феодосий возобновил ее и собрал братию.

Устрояя и обогащая обители земные, временные, пр.Феодосий еще более заботился об уготовлении себе и другим обители вечной на небесах, – по мере умножения числа своей бpaтии, он увеличивал и заботы о них, непрестанно поучал и назидал их словом, а особенно собственным своим примером, отказывая себе во всем и проводя жизнь самую строгую и подвижническую: тело свое изнурял трудами, постом и всенощными стояниями, душу же укреплял молитвою и не давал себе ослабы и не изменял своего правила до самой блаженной своей кончины. Впрочем мы напрасно бы стали трудиться описывать его келейные подвиги, которые он старался скрывать от всех и которые ведомы единому Богу. Его подвигов не знали даже близкие к нему люди, подвизавшиеся вместе с ним, и только смерть преподобного приподняла несколько завесу тайны и открыла, что этот самопроизвольный мученик носил на себе тяжелые железные вериги, которые от времени врезались в его тело, и под обыкновенною одеждою имел жестокую власяницу, до крови терзавшую его тело. Между тем преподобный никогда не показывал и виду страданий, всегда был во всем одинаково радушен и приветлив. Получив сам достаточное образование, он старался просветить и свою братию, для чего кроме богослужебных книг приобретал недешевые в то время учительные книги Ефрем, Златоуст и другие сборники отеческих писаний. По своему смирению он не хотел принять на себя священного сана и будучи начальником и строителем двух монастырей, навсегда остался простым монахом-схимником.

Проживши в Тотемской обители 15 лет и предвидя близость своей кончины, пр. Феодосий созвал свою братию и приказал написать духовное завещание о том, как управлять монастырем после его смерти. Этот важный исторический документ, ясно представляющий тогдашнее состояние монастыря, сохранился доселе. В нем особенное внимание обращает на себя распоряжение преподобного о своем поминовении. «Пишу сею духовную грамоту при своем животе в своем целом уме и разуме кому ми что дати, или у кого что взяти. Дати ми на Прилук к Спасу десять рублев, да на Тотьме в городе дати ми по престолом по всем сорокоуста по полтине.... В сенодике записан мой род и вы б поминали, а не выписали мой род и меня; а будет выпишете мой род и меня, ино Всемилостивый Спас над вами; а чтобы есте пожаловали, Бога ради, учинили без измены, как и в памяти написано, всякую расправу правили по памяти, себе б есте на душу не имали, а моей бы есте души не грузили, а меня грешного Бога ради бы есте простили и помянули во святых своих молитвах и вас Бог простить». Так пр. Феодосий не думал, что поминовение усопших – бесполезное cyeвеpиe, как думали современные ему проповедники реформы. Он лучше их понимал и человеческое сердце и учение откровенное; он видел, что ни то, ни другое не ставит у могилы предела христианской любви, не пресекает у гроба силы и действия молитв за умерших пред распятым Спасителем миpa (Иак. V, 16). Проведши столько лет в подвигах поста и молитвы, пр. Феодосий смиренно просит молитв и поминовения о себе, считая нехристианским делом надеяться на свою правду и не чувствовать нужды в помощи других. Духовная была написана 19 декабря, когда старец был еще на ногах, после праздника ему стало тяжелее, так что он уже не мог выходить из кельи. Тогда он снова собрал к себе всю братию и, возвестив им о скором разлучении с ними, преподал последнее наставление, благословил и простился со всеми, как чадолюбивый отец, обнимая и целуя каждого и у всех прося себе прощения и молитв. Хотя старец не жаловался на тяжесть своей болезни и не показывал и вида страданий, во уже видно было, что он доживает последние свои дви. Наступило 28 явваря, старец в полном сознании приобщился св. Таин и творя молитву начал тихо кончаться, как бы погружаясь в сон. Когда братия, по монашескому чину, приступили к омовению тела усопшего, тогда только с изумлением увидали, что на голом теле его под одеждою надета власяница и тяжелые желзные вериги, уже врезавшиеся в его тело, о чем никто из них прежде не знал. Блаженная кончина пр. Феодосия последовала в 1568 (7076) году, 28 января, при ростовском архиепископе Корнилии. Святое и трудолюбивое тело его с великою честью и со многими слезами было погребено в созданном им монастыре. Над могилою его была положена каменная плита с следующею высеченною на ней надписью: «лета 7076 месяца Ианнуария 28 дня, преставися раб Божий строитель и начальник сей пустыни Феодосий Ульянов Суморин». Плита эта от бывших в монастыре пожаров разбилась на части. Надобно полагать, что уничтожение надгробной плиты и частые пожары в монастыре были причиною того, что впоследствии место погребения преподобного было забыто. Ибо хотя Бог вскоре прославил своего угодника множеством благодатных чудес и исцелений, так что образ его был написан еще в 1626 году, а потом устроена и рака, осененная балдахином, но она находилась в цервви, а в 1796 году мощи его обретены вне церкви.

Так как пр. Феодосий еще при своей жизни лично просил и в своей духоввой завещевал братии поминать его в молитвах, то по кончине его сперва одни братия и некоторые из его почитателей и знакомых начали совершать по нем панихиды, потом примеру их последовали приходившие в монастырь странники и богомольцы, и этот обычай с каждым годом все более и более стал укореняться и распространяться. Видя всеобщее уважение к памяти пр. Феодосия и наслышавшись о его богоугодной жизни и трудах, иноки стали просить его молитвенной помощи и предательства пред Богом и по вере своей начали получать различные исцеления, что еще более возбудило в народе благоговение и веру в него, как в угодника Божия. Так в 7114 (1606) году, только чрез 38 лет после его преставления, когда еще живы были и в монастыре и в городе многие, знавшие его лично, девица Ирина, дочь тотемского гражданина, полтора года лежавшая в расслаблении, увидела однажды во сне монаха с иконою Богоматери в руках, приказывавшего ей идти в монастырь и отправить молебен Спасителю и Божией Матери и обещавшего ей исцеление от болезни. Когда это было исполнено, больная тотчас же сделалась здорова, как бы никогда и больна не была. По ее рассказам о наружности явившегося ей инока, все узнали в нем начальника Феодосия. Когда слух о чудесном исцелени расслабленной распространился в окрестности, одна женщина из деревни Фетино привела в монастырь дочь свою Юстину, много лет уже ничего не видевшую, и просила совершить о ней молебное пение Спасителю и Божией Матери. По совершении молебна слепая Юстина приложилась к гробнице преподобного и мать с дочерью испросили у настоятеля позволение остаться на ночь в церкви для молитвы. Под утро, когда они обе со слезами молились при гробе преподобного, им послышался необыкновенный шум, так что они обе пали от страха на землю и лежали безгласны как мертвые. Мать Юстины пришедши в себя услышала, что кто-то разговаривает за стеною в церкви, вставши она подошла к окну и увидела двух иноков, идущих к церкви и разговаривающих между собою. «Ты брат куда идешь и что несешь?» спрашивал один другого. – Иду в церковь и несу освященную воду, чтобы умыть глаза слепой Юстине – отвечал ему товарищ. «Хорошее это дело» – сказал спрашивавший. Тогда обе женщины припали к раке преподобного и еще прилежнее стали молиться. Юстине послышалось пение ликов, она почувствовала, что ее кропят водою и отирают глаза ее губкою и покровом с гробницы, – слышала она и то, как ходили около нее, но никого не видела. Когда пения невидимых певцов стало не слышно, слепая прозрела. Утром, когда церковь была отперта, женщины рассказали игумену и братии о случившемся с ними и все прославили Бога и угодника Его чудотворца Феодосия. Вскоре после сего был приведен в монастырь крестьянин Корнилий, три года страдавшей от нападения духов нечистых. Страдания его были столь ужасны и невыносимы, что несчастный часто, вырвавшись из рук своих домашних, убегал в пустые места, бросался в воду, бился головою о стены, или его замертво, с течением пены из рта ударяло о землю. Когда по просьбе вожаков совершено было молебствие Спасителю, Божией Матери и пр. Феодосию и бесноватого приложили к раке преподобного, нечистый дух вышел из него и Корнилий тотчас же пришел в сознание и стал здоров. – Некто Евтихий, долгое время страдавший лихорадкою, по совершении молебствия у гроба преподобного тотчас же получил исцеление, а слепой Петр, родом из Важеского уезда и женщина Марина – стали видеть. – Женщина Татиана была в таком расслаблении, что не владела ни одним членом своего тела и лежала как бревно. Едва живую привезли ее в монастырь, принесли на постели в церковь и положили при гробе преподобного. С великнм усердием и слезами она стала молиться пр.Феодосию и вдруг почувствовала себя совершенно здоровою. – Монах Уар из Тотемского монастыря долгое время не мог встать с постели от болезни и не получая ни от чего пользы, просил братию снести его и гробу пр. Феодосия. Братия исполнили его желание и Уар, лежа на постели, начал со слезами молиться преподобному, во время молитвы он вдруг почувствовал себя совершенно здоровым и от радости вскочив на ноги начал славить и благодарить Бога и Его угодника. Услышавши его голос, игумен и братия пришли в церковь и с изумлением увидели Уара – которого за час перед тем принесли на одре едва живого – здоровым так, как будто он и не был болен. – Боярин Головачев (меньший) послан был из Москвы воеводою в Тотьму. Жена его Ирина впала в столь тяжелую болезнь, что лишилась рассудка, начала рвать на себе волосы, дико озираться по сторонам и говорить без ума. Воевода, слышав о чудесах пр. Феодосия, приказал снести ее в монастырь и положить при гробе, а о больной просил отслужить молебен с водосвятием. Как только по окончании молебна игумен осенил ее крестом и покропил водою, больная очувствовалась, встала сама с одра, приложилась ко гробу преподобного и ушла совершенно здоровою. Григорий Болонин, писец тотемской приказной избы, находясь в Москве, сделался так нездоров, что уже отчаялся в жизни, потому что день и ночь непрестанно шла у него кровь из носа. Готовясь умереть он исповедался и причастился св. Таин. Это было 2 февраля. В ту же ночь ему является во сне пр. Феодосий с иконою в руках, трижды помахав ему рукою, он как бы песком крестообразно посыпал на него и сказал: «восстань»! Григорий пробудившись почувствовал себя совершенно здоровым. – Григорий Евтихиев Фирсов – тотемский дьяк, – будучи в Москве по делу о писцевых книгах, так тяжко заболел, что все его лицо покрылось струпами, из которых непрестанно истекал смрадный гной. Безуспешно перепробовав различные лекарства, он вспомнил наконец о чудесах пр. Феодосия и пожелал поклониться его гробу, но не надеялся исполнить этого как по своей болезни, так и потому, что книги были еще не кончены. Тогда пр. Феодосий является ему во сне, берет его на руки и несет в Тотьму в дом его матери и говорит ей: возми сына твоего, исцеленного от тяжкой болезни. В ужасе проснулся дьяк, непонимая значения сна, но когда он осязал свое лицо, на котором не нашел ни одного струпа, и когда во всем теле своем почувствовал силу и здоровье – тогда сердце его исполнилось радости.

Много было и других чудесных исцелений при гробе пр. Феодосия. Видя все это игумен Спасо-суморина монастыря Галактион (1626–1633) просил одного тотемского иконописца Якова Попова написать образ преподобного, что тот и исполнил в 1626 году, изобразив лик пр. Феодосия по рассказам столетнего старца Космы Любевцова, который весьма хорошо помнил его в живых. В 1635 году написан был другой образ преподобного в большем виде против первого и положен на раке, над которою устроена была и сень. В 7163 (1655) году, в самый праздник Богоявления, когда все священники и братия – после всенощного бдения – вышли из церкви на реку для освящения воды, а множество свеч, горевших у раки преподобного, остались не потушенными, одна из них нечаянно упала на пол и зажгла его. Возвращаясь с Иордана, народ с ужасом увидел дым и пламя, поднимавшиеся над церковью, и с великим трудом едва мог погасить пожар. Все думали, что гробница преподобного с сенью, образами и со множеством дорогих пелен и покровов (бывших на ней) сделалась жертвою пламени, но когда вошли в церковь, то с изумлением увидали, что сгорел только пол и окружавшая гробницу решетка, да растопилась местная свеча, стоявшая в головах раки, гробница же преподобного со всем ее украшением осталась целою и неприкосновенною. Это был новый голос и указание свыше, что пр. Феодосии угоден Богу. Так как от гроба преподобного, как из неисчерпаемого источника, непереставали получаться исцеления все приходившие к нему с верою получали просимое, то чрез угодника прославился и самый монастырь и число братии умножилось в нем так, что одиих иеромонахов бывало но 9 и настоятели монастыря были уже архимандриты. Император Петр I, во время путешествия своего в Архангельск, посетил (17 июля 1693 года) обитель Феодосиеву и возложил на изображение преподобного, находившееся на гробнице, янтарный образ распятия Христова с серебряною, позолоченою цепочкою. В 1729 году составлена была уже и служба пр. Феодосию на память его преставления, и отправлялась по чиноположению не только в обители, но и в Тотьме и во всей тамошней окрестности, хотя пр. Феодосий и не был причислен к лику святых церковною властью до самого обретения мощей его.

Тяжелый для монастырей 1764 год поколебал благосостояние Феодосиевой обители. Оставленная за штатом, она с каждым годом стала более и более клониться к упадку, так что в 1796 году всей братии в ней был только однн 75-летний старец строитель и 2 послушника, казны монастырской не было нисколько, не на что было купить кипарисных досок на новый гроб для мощей пр. Феодосия, – монастырские доходы были так малы, что в самый торжественный день открытия мощей преподобного (30 окт. 1798 г.) за всенощным бдением собрано было на блюдо 24 копейки, а за литургией 1 рубль 93 копейки, – как доносил о том вологодскому епископу Арсению строитель Израиль. Церкви в монастыре хотя были и каменные и не очень давно построены, но одна из них – холодная Вознесенская, в которой находилась рака пр. Феодосия, до того осела и растрескалась, что уже угрожала падением и еще в 1795 году было предположено ее разобрать. Но бодрствовал над обителью первый ее начальник и строитель Феодосий, и место, освященное 15– летними его трудами и подвигами, после временного упадка и обнищания, Господь снова обогатил и прославил, открыв в нем сокровище нетленных мощей его. – Это было необходимо для благосостояния обнищавшей обители, но едва ли не более было нужно и полезно и для всей русской церкви. В последней половине минувшего столетия, когда неверие быстро стало распространяться в Европе и авторитет Вольтера и энциклопедистов стал выше авторитета богодухновенных писателей, когда и на святой Руси между православными появилось не мало людей, смеявшихся и кощунствовавших над тем, чему веровали и пред чем благоговели их отцы и деды, нужно было отрезвить умы, тронуть сердца и открыть глаза тем, которые могли видеть и не видели, ободрить твердо стоявших в вере, поддержать колеблющихся, поднять и обратить павших. Нужно было чем-нибудь осязательным и понятным для всякого заградить уста неверии и посрамить всяко возношение, вземлющееся на разум Божий (2Кор. X, 5). И вот тело подвижника, 228 лет лежавшее в незнаемой и забытой могиле, случайно найденное, является нетленным и делается источником исцелений и в то время, когда церковная власть, по благоразумной осторожности, медлит открытием, скрывает его под замками и печатями то в земле, то в стенах церкви, – благодатный дар чудотворений проявляется с большею силою, возвещается громче прежнего, так что наконец имя пр. Феодосия проносится по всему необъятному пространству России и делается истинно Божиим даянием²⁰⁶ для каждого верующего сына православной церкви.

Так как каменная Вознесенская церковь, в которой находилась надгробная рака пр. Феодосия, не смотря на то, что была построена только в 1757 году, весьма осела, растрескалась и угрожала падением, то в 1795 году она была разобрана, а 16 августа 1796 года начали копать рвы под фундамент для постройки новой церкви по другому плану. При этом то место, где в прежней церкви находилась рака пр. Феодосия, на несколько аршин со всех сторон оставлено было нетронутым, чтобы не потревожить гроба преподобного, но по слабости грунта земля с одной стороны того места обрушилась в выкопанный для фундамента ров и к удивлению всех тут ничего не оказалось, ни костей, ни гроба. Когда же стали копать ров с западной стороны прежней церкви, в самом близком от нее расстоянии, то 2 сентября нашли гроб, лежащий поперек рва, и так как он препятствовал дальнейшей работе, то и хотели перенести его на другое место подобно многим иным гробам, найденным при копании рва. Стали поднимать гроб веревками и нечаянно задели за крышку его, которая упала на землю, при чем значительная часть ее отломилась, в гробе же увидели покрытое схимою тело, у которого голова, руки, весь состав и одежды были целы; по вышитым на схиме словам открылось, что это тело пр. Феодосия Суморина, бывшего начальника и основателя монастыря, которого признавали святым и богоугодным почти с самого его преставления. От тела, одежды и гроба по всей обители стало разноситься необыкновенное благоухание. Удивленный событием, строитель монастыря Израиль на другой же день приказал найденный гроб с телом заделать со всех сторон досками, закрыть тесом на подобие часовни, вход в которую заперт, замком и, донося духовной консистории об обретении тела²⁰⁷, уведомил о том же письмом генерал-губернатора Лопухина, правившего должность ярославского и вологодского генерал-губернатора. «Спешу убогий старец о столь благознаменитом деле возвестить яко хозяина нашего места и ревнителя Христовой церкви; и со свою сторону не оставте куда надлежит отнестись, а народ угнетает и милость Божия является, а мощи весьма пречудны» – писал строитель генерал-губернатору, который и довел о том до сведения св. Синода. По распоряжению консистории ночью на 30 сентября гроб с телом был тайно зарыт в землю внутри строившейся церкви на глубине печатной сажени, а место заравнено так, чтобы невозможно было найти его. Св. Синод, получив донесение генерал губернатора, приказал найденное нетленное тело освидетельствовать и преосвященным Арсением немедленно были посланы для этого два члена духовной консистории: спасоприлуцкий архимандрит Иннокентий и никольский протоиерей Андрей Шешадамов. По прибытии их в монастырь с членами тотемского духовного правления, гроб с нетленным телом был вынуть (12 числа) из земли и внесен в холодную Преображенскую церковь. Самое свидетельствование тела было произведено 14 и 15 ноября, 14 числа при многих посторонних лицах из чиновников и лучших горожан осмотрена только наружность и одежды, а 15 числа при одних только священниках и весь состав тела. Подробное описание свидетельствования, произведенного 15 числа, было представлено св. Синоду, а гроб с телом вложен в ящик, заперт двумя замками, запечатан в двух местах печатью бывшей устюжской консистории и поставлен в нишу стены Преображенской церкви, сделанную на подобие шкафа, двери которого были утверждены железной полосой, заперты замком и запечатаны. Между тем в это время многие, благоговейно притекавшее ко гробу пр. Феодосия, объявляли о бывших им сновидинеях и о полученных от разных болезней исцелениях; таких объявлений подано было тогда на имя одного строителя до 8 и одно самой следственной коммиссии. Объявления были подтверждены присягою. Вскоре затем подано было еще 10 подобных же объявлений.

Вероятно это обилие чудесных исцелений, происходивших от пр. Феодосия, побудило епископа Арсения 24 июля 1797 года лично осмотреть мощи пр. Феодосия, который за малыми изменениями оказались в том же самом виде, в каком их нашли и члены консистории.

Пока дело об освидетельствовании мощей пр. Феодосия тянулось таким образом, проходя различные инстанции, и не приходило еще ни к какому определенному результату, жители Тотьмы, издавна привыкшие почитать пр.Феодосия и в простоте сердца глубоко верившие в святость своего угодника и в нетление его св. мощей – естественно недоумевали и недовольны были медленным течением дела. Как велико было их нетерпение поскорее видеть мощи своего глубоко чтимого угодника, видно из того, что они решились сами просить св. Синод о скорейшем открытии мощей пр. Феодосия, и из самого тона их прошения. В августе градской голова Иван Андреев Кузнецов доносил св. Синоду, что с самого обретения до того времени подаются народу очевидные исцления и что народ из самых дальних губерний стекается в монастырь многими тысячами, и просил от лица всего градского общества об утверждении обретенного тела мощами пр. Феодосия. Вследствие этого прошения св. Синод предписал apxиепископу ростовскому и ярославскому Арсению и вологодскому тоже Арсению снова освидетельствовать тело. Оба Арсения прибыли в Тотьму 5 декабря, а 8 числа того же месяца осмотрели тело и допрашивали под присягою лиц, подававших объявления и получивших чудесные исцления по молитвам пр. Феодосия. К сожалению и этот новый осмотр мощей пр. Феодосия не подвинул дела вперед. В своем репорте св. Синоду они подали свое мнение не в пользу признания тела мощами пр. Феодосия²⁰⁸.

«Чтож касается до положения мнения о упоминаемом яко бы пр. Феодосия теле и о происходимых от оного чудесах, то мнения своего заключить нам, что оное есть тело точно пр. Феодосия и о чудесах его, оказываемых в сновидениях наводят сумнительство нижеследующие обстоятельства: 1) значащиеся на кромках маленького и «большого покровов литтеры на подобие ^ѲЕ/_ІО, из коих две строгание ѲЕ вовсе уже истлели, положение свое имеют в разных местах, и примечтельно, что оные шиты были между прочими многими словами, следующими по своему порядку. 2) Что оное тело найдено не в том месте, где по постановлении гробницы в прежней церкви погребенным признаваемо было, а вне церкви при копании рва под фундамент новостроящийся хотя и на том же месте, но по другому плану церкви. 3) Гроб по опыту чрез строгание не примечается быть таковой древности, каковая чрез 228 лет быть должна. 4) Спрашиванные того Спасо-Суморина монастыря строитель Израиль с братиею, при коих оное тело из земли вынято и молебствие по просьбам приходящих из разных мест людей отправляемо было, показали, что они, во время отправляемых ими молебствий чтобы кто из приходящих людей получил от каковой-либо болезни исцеление, не видали и незнают, так же и чудотворениев никаких от гроба они не видали. 5) Тело в виде своем против свидетельства, чиненного 1796 года, ноября 14 и 15 числ ныне во всем перемену восприяло, и покровы и одежды истлевать начали. 6) Из подаваемых от разных людей в полученных от болезней исцелениях объявлениев, чтоб кому какое отличное оказано было чудо не значится, при том же из подававших объявления две крестьянские женки Мавра Брагина и Евфимия Павлова, по учинении им увещания в клятвенных извещениях некоторые слова, прописанные в тех объявлениях отменили, а у мещанина Григория Гурылева сын Петр по выздоровлении (как сам на допросе показал) спустя недели сдве помре. 7) Во время чинимого оному телу нами свидетельства к приносимым во гробу одержимым болезньми одному расслабления, а другому слепоты от оспы никакого чудесе и явления не открылось и исцеления не последовало.

Св. Синод, разсматривая сии обстоятельства, мнение положил: 1) как пр. Феодосия тотемского тамошние обыватели издавна почитают за святого, почему и служба ему в давних же годах сочинена и по ней отправляются ему молебствия, то все сие оставить так точно, как прежде происходило. 2) Что же принадлежит до вышеупомянутого обретенного яко бы нетленного тела, то поскольку оное ныне начало уже в виде своем против прежнего переменяться, да и другие выше прописанные причины признать его точно телом пр. Феодосия наводят сумнение; для того, согласно мнению преосвященных, свидетельствовавших тело, предать провидению Божию, доколе откроются вящие к познанию истины случаи, а теперь оное тело запечатав архиерейскою и консисторскою печатьми, оставить в том же месте, где оное и ныне находится, с тем, чтобы входу туда никто не имел Император Павел I на докладе Синода по сему делу написал: «предать провидению Божию». В следствие этого епископ Арсений и послал в Суморин монастырь соборного ключаря Янковского, чтобы он при членах духовного правления, осмотрев прежние печати, снова запечатал ящик с телом архиерейскою и консисторскою печатями по тем же местам и поставил его на прежнем месте в стену, которую забрали досками, оклеили холстом и выкрасили одинаковою с другими стенами краскою²⁰⁹. Строителя и братию обязали подписками, чтобы они не делали никаких разглашений о том, где оно находится.

Но еже Господь совеща, кто раззорит? Когда мощи пр. Феодосия сокрыты были под замками и печатями и дело об их открытии предано было провидению Божию, то оно и не замедлило открыть и выразить волю Свою рядом новых чудесных исцлений. Получившие исцления стали подавать свои объявления уже прямо в Св. Синод. Синод поручил проверить их епископу Арсению с представлением его мнения. Поэтому он, прибывши в монастырь, снова освидетельствовал мощи 21 августа 1798 года вместе с вологодским гражданским губернатором Шетневым и при этом свидетельствовании оказалось как самое тело по прежнему нетленным, так и объявления о полученных от него исцелениях (которых записано и засвидетельствовано было уже до 54 случаев) – верными. Медлить долее и сомневаться в том, что обретенное нетленное и чудотворное тело есть мощи пр. Феодосия – значило противиться и отвращать глаза от очевидной и осязательной истины и возбуждать ропот и неудовольствие в тотемских гражданах и богомольцах, отовсюду приходивших тысячами. По сему новгородский и санктпетербургский митрополит Гавриил, как прежде, при начале дела, писал епископу Арсению поступить в сем случае так, чтобы не дать места суеверию и просил представить самую истину, не опасаясь ни каких последствий²¹⁰, так и ныне²¹¹ советовал отпечатать приватно мощи и осмотреть сохраняется ли их нетленность, сделать рассмотрение о чудесах и если нетленность хранится по прежнему и чудеса не сумнительны, наклонить к открытию мощей. Епископ Арсений в репорте своем от 7 сентября между прочим писал св. Синоду: «сохраняющееся того тела уже по вынутии из земли чрез два года и то в запертом и сыром воздухе хотя с последовавшими в рассуждении цвета изменениями – нетление, чему без особенного Божия провидения, хранящего кости праведных столько продолжиться никак невероятно. Возрастающее от времени до времени к тому телу под именем мощей пр. Феодосия, как тамошних граждан и окрестных обывателей, так и жительствующих в отдаленных губерниях не точию простого народа, но и благородного дворянства и именитого купечества частократно в тот Суморин монастырь приезжающих и приходящих для моления к признанию того тела за истинные угодника Божия пр. Феодосия мощи, и к открытию их для почитания препятствия не предвидится».

Св. Синод, приняв в уважение троекратное свидетельство мощей, многочисленные чудесные исцеления от различных болезней, последовавшие от них, всеобщее возрастающее к ним усердие народа, а более всего святое и богоугодное сего преподобного житие, определил: оное, обретенное в 1796 году в тотемском Спасо-Суморине монастыре нетленное тело огласить за совершенные пр. Феодосия тотемского чудотворца св. мощи, с празднованием ему по прежнему тамошнему установлению. Император Павел I на донесении Синода 28 сентября написал: «утверждаясь на рапорте, полученном Нами от Св. Синода о явлении чудотворных мощей вологодской епархии, в тотемском Спасо-Суморинском монастыре, пр. Феодосия тотемского, ознаменовавшихся благодатью в исцелении недуг с твердым усердием к ним прибегающих, приемлем Мы явление сих св. мощей знаком отличного благословения Господня на царство Наше и воссылая за то Наше теплое моление и благодарение Благодетелю в вышних, препоручаем св. Синоду учинить о сем знаменнтом явлении оглашение повсеместное в государстве Нашем по обрядам и преданиям церкви и св. отец». Это Высочайшее повеление Св. Синод того же сентября 30 дня публиковал печатными указами по всей Империи.

По получении сего указа в тотемском Спасо-Суморине монастыре заделанное в стене место, где тайно за замками и печатями хранились св. мощи, было разобрано, ящик, в котором находился гроб с мощами, не отпирая и не распечатывая его, покрыли лучшим покровом, а на верх его возложили образ преподобного. Граждане были извещены чрез полицию об имеющем быть открытии мощей. Вечером 29 октября было совершено всенощное бдение, а на другой день пред литургиею был прочитан указ Синода и отправлен благодарственный молебен, а после литургии молебен пр. Феодосии. Не того ждали тотемские граждане, в течении двух лет хлопотавшие об открытии мощей, не того ожидали тысячи богомольцев, собравшихся отвсюду! Так как сокровище мощей пр. Феодосия и по прочтении Синодского указа по прежнему оставалось за замками и печатями, то это скромное торжество ни кого не удовлетворило. Снова начались ходатайства о настоящем открытии мощей преподобного. Было подано об этом прошение самому Государю, вследствие которого митрополит Гавриил писал (6 дек. 1798 г.) епископу Арсению: «Тотемский градской голова купец Кузнецов просит Государя Императора об открытии мощей пр. Феодосия тотемского и что мощи его доныне находятся за замками и печатями. Советую вашему преосвященству в открытии сих мощей поступить таким образом: 1) приехать по получении сего в Тотьму по долгу посещения епархии 2) осмотреть приватно его мощи. Если нет важных перемен в теле его, приказать приуготовить раку для вложения гроба его; 3) Отправить всенощное бдение и вложить гроб в раку. Лице его по обыкновению закрыть схимою и для прикладывания открыть руку или чело. 4) Если ж окажутся какие к сему препоны, мне отрепортуйте. 5) О праздновании обртения его мощей я особливо вам напишу. Советую сие сделать немедленно». Получив письмо митрополита епископ Арсений прибыл в монастырь с вологодским губернатором Шетневым 28 декабря и того же дня к вечеру осмотрел св. мощи, которые оказались в прежнем положении, кроме того только, что власы на браде отстали и спустились на перси». Затем по приуготовлении кипарисной раки, обитой бархатом и обложенной газами и позументами, в вечер на 31 число гроб (по обложении бархатом же) с мощами переложен в оную, лице покрыто схимою и для прикладывания оставлено отверстие над правою рукою. В семь часов по полудни начато всенощное бдение, а на другой день по утру, по предварительной повестке совершено из собора в монастырь крестное хождение. Литургию совершал сам епископ Арсений, по окончании же ее совершен был молебен преподобному пред его ракою со всем градским духовенством и монашествующими при многочисленном собрании народа всех возрастов и состояний, собравшегося со всех сторон. Колокольный звон во весь день не переставал возвещать радость церкви. Таким образом духовное сокровище, по обретении его бывшее в течении двух лет неприступным для народа, наконец было открыто и явлено и как горящий светильник поставлено не под спудом, но на свещнице, да светить всем, с верою к нему притекающим, прогоняя бесов и исцеляя различные недуги.

Движимый чувством усердия к новоявленному чудотворцу Феодосию Государь Император Павел I, еще во время производства исследования о св. мощах Высочайше повелел Израиля, строителя Спасо-Суморина монастыря, (подпавшего по сему делу под суд и назначенного епархиальным начальством к удалению от должности) возвести в сан игумена, а вслед за открытием при собственноручном письме²¹² пожаловал монастырю для соборного священнослужения полную бархатную ризницу, a супруга Его Императрица Мария Феодоровна пожертвовала монастырю 500 рублей. Император Александр I также при собственнаручном письме прислал (5 сент. 1801 г.) пятичную икону св. князя Александра Невского в золотом окладе, украшенную алмазами и бриллиантами, потом (21 декабря того же года) покров на раку преподобного малинового бархата с золотым шитьем и кистями, а игумену Израилю алмазный наперсный крест на золотой цепи (20 мая 1801 г.)²¹³. В следующем 1802 году Государь пожертвовал монастырю серебряные позолоченые сосуды (6 фун. 40 зол.) евангелие в серебряных досках, крест и кадило; в 1803 г. серебряный золоченый ковчег для св. Даров, сосуд для благословения хлебов и лампадку пред образ Александра Невского (во всех весу 9 ф. 83 зол.) – и многие другие церковные утвари. Соревнуя Августейшей фамилии многие из частных лиц также делали немалые пожертвования в пользу обители пр. Феодосия как вещами, так и деньгами, так что вскоре по обретении мощей обитель пришла в цветущее состояние, каковою пребывает и доныне.

Ныне мощи пр. Феодосия почивают в каменном главном Вознесенском храме, под аркою между ним и северным приделом во имя самого угодника, в богатой серебряной раке под балдахином. Рака весом 6 пуд. 7 фун. 42 зол. серебра 84 пробы. На ней по сторонам 4 клейма с изображениями окрестных угодников Божиих: Максима и Андрея тотемских, Вассиана Тиксненского и Прокопия Усьянского. Пред ракою в киоте за стеклом стоит икона Божией Матери, именуемая Суморинскою и принесенная пр. Феодосием из Прилуцкого монастыря в 1553 году. В нижнем этаже храма, в том месте, где были обретены мощи, также устроена церковь во имя всех вологодских чудотворцев.

В 1844 году для большей чести и прославления пр.Феодосия в монастыре его учреждена архимандрия.

Чудесные исцеления, начавшиеся совершаться при гробе пр. Феодосия чрез 38 лет после его кончины и особенно во множестве происходившие при обретении его мощей, продолжаются и ныне. Угодник Божий, любвеобильный и сострадательный ко всем при жизни, никому не отказывает в молитвенном предстательстве и в благодатной помощи и по своей кончине, когда обретает у прибегающих к нему веру и сердечную восприемлемость и когда просимое истинно полезно. «Человече, даждь хвалу Богу в страдании твоем, вся бо нам на пользу содеваются: единии бо греси наши суть нам пагуба. Они убивают душу: моли прежде о исцелеши души твоея и здраво тело обрящеши» – сказал он явившись Иоанну, диакону тотемского собора, более полу года страдавшему тяжкою внутреннею и ножною болезнью. Он был уже при смерти и пять дней и ночей находился в исступлении ума Хотя он, припадая к ногам преподобного, со слезами просил об избавлении от лютой болезни, но получил тогда только малое от нее облегчение, между тем как другие тотчас же делались совершенно здоровыми. Так житель г. Вологды по имени Сергий, семь лет ничего не слышавший, как только помолился преподобному и приложился к его раке, тотчас же начал слышать обоими ушами, как бы и не бывал глухим.

Некто Прокопий с женою своею принес в монастырь трехлетнее свое дитя, бывшее слепым, и просил священника отправить молебен при гробе преподобного, – во время молебна, когда родители со слезами просили исцеления своему дитяти, младенец прозрел.

Часто пр. Феодосий, как сердобольный отец, являлся на помощь страждущим и тогда, когда они не призывали его. Так случилось с девицей Екатериною, дочерью Устюжского мещанина Михаила Шелкова. Она полтора года была в расслаблении, а с октября 1798 года сделалась еще нездорова глазами, так что ничего уже не могла видеть. В марте 1799 года ей представилось во сне, будто она находится в Спасо-Суморином монастыре, в церкви Введения Пресвятой Богородицы, и прикладывается к мощам пр. Феодосия, а из Преображенской церкви к ней подходит монах высокого роста, украшенный сединами и небольшою круглою бородою с чистым лицом – и указав ей на покрытый сосуд, стоявший в головах раки, велел умыться и испить из него. Екатерина проснувшись стала видеть и почувствовала себя совершенно здоровою. – Но так как все чудесные исцеления, происходившие при гробе пр. Феодосия, по множеству их, здесь приводить неудобно, да немалая часть их (числом 34) была уже напечатана при службе ему (изд. син. типогр. Москва 1823 г.), то в заключение нашего повествования приведем объявление о чуде, совершившемся при гробе пр. Феодосия уже по обретении и открытии его мощей. Объявление было подано игумену Израилю гороховецкой купеческой женой Марьей Андреевой Лодушкиной и замечательно по своей безискуственности и простоте.

«Сего 799 года марта 9 дня приехала я в сей Тотемский Спаоосуморин монастырь для моления и при мне сын Андрей 12 лет и две дочери, первая Елена на 14 году, вторая Матрона на 6 году, все одержимы тяжким недугом от нечистых духов, Андрей более году, дочь Елена более 3 лет, Матрона так же более года. Когда они введены были в церковь Преображения Господня, где мощи пр. отца Феодосия тотемского новоявленного чудотворца почивают, вдруг Андрей закричал необычным и страшным голосом и начал пружаться (т. е. напрягаться) в нем нечистый дух, а наипаче когда возложены были на него вериги, четки и пояс желзные преподобного и более вопить начал, что сковали оковом тяжким. Потом вериги надеты были на Елену с великою силою и едва могли многими людьми принесть их ко гробу преподобного. А было сие происшествие после утрени в среду 2 седмицы поста в 7 часу по полуночи, при великом множестве народа разного звания, как благородного из разных губерний, так и купеческого и земледельцев, случившихся для моления. И начали оные дети мои страшным голосом возвещать о жизни преподобного, о пришествии его во град Тотьму, о обретении места и начале строения обители, о собрании братства и о трудах и образе его жизни, о том, как и каким образом обретены его мощи. Когда возложен был гробным иеромонахом Нифонтом парама в преподобного, в то время необычно пружаясь Андрей кричал: нас сей гонить вон, в бездну и темные леса, который лежит во гробе и копием колет и иные проречения страшные и ужасные прорекали и как Андрей, так и сестры его пружались, бились, необычно корчились, терзали, рвали и кусали на себе платье, на меня мать свою и прочих предстоящих плевали и таковым страшным неистовством весь народ привели в трепет, и ужас, движимы были не но возрасту, но по крепкой силе демонской и продолжалось сие более 3 часов. Когда в церковь пришел настоятель, они называли его именем: игумен Израиль, которого они прежде никогда не видали. Игумен оградил их крестом Господним и дал воды пить, обретенной во гробе и в тот час отрок и девица пришли в разум и все прославили Бога и угодника Его пр. Феодосия. Отрок поведал, что в то время видел он самого пр. Феодосия, прогоняющего бесов и крепко борющегося с ними и силою Божиею всех их поражающего. По исповедании гробным монахом Нифонтом, который и литургию отправлял, на 2 неделе поста в субботу сын мой Андрей необычно пружаясь и страх наводя предстоящим, почувствовал и очевидно усмотрел, что дух изгнан был из него в виде страшного чудовища, бегал по полу в церкви, но во св. алтарь войти не мог и дух сказал ему: Андрюшка прощай, я вон вышел из тебя чрез этого, лежащего во гробе и есть мне уготовано место. В тот час сын мой Андрей совершенное исцеление получил за молитвами пр. Феодосия и теперь здрав, которого сына моего Андрея, по искреннему его желанию и оставляю в монастыре для моления».

Всех чудес пр. Феодосия в монастырской книге записано 146, и записывать их уже давно перестали.

Не много дошло до нас сведений об этом святом подвижнике и стрададьце, и теми обязаны мы довольно странному и редкому случаю. В 1712 году, новопосвященный холмогорский епископ Варнава, отправившись из Москвы в свою епархию, от Вологды плыл в лодке по реке Сухоне, и когда достиг Березовой слободки, принужден был остановиться; так как это было уже около половины октября и река начала замерзать и покрываться льдом. Чтобы дождаться зимнего санного иути, переехал он со всею своею свитою из слободки в Маркушевский Никольский монастырь, находившийся в 15 верстах от Сухоны, и пробыл в нем три недели. Расспрашивая о начале монастыря и достопамятных происшествиях в нем бывших, он узнал, что нет о том в монастыре никакого описания,и потому лицам способным из своей свиты приказал пересмотреть монастырский архив, и сколько возможно было на основании найденных грамот и разных записей монастырских, составить описание жизни основателя монастыря и чудес, происходивших от принесенной им иконы святителя Николая. Когда это было исполнено, преосвященный Варнава, рассмотревши рукопись, засвидетсльствовал ее своим подписом²¹⁴.

Из этого описания видно, что преподобный Агапит несколько лет подвизался в Сольвычегодском Борисоглебском монастыре. Но откуда был родом, когда и где пострижен в монашество, и долго ли жил в Сольвычегодске, достоверно неизвестно, хотя и есть предание, что пострижен он был и полагал начало иноческих подвигов в Соловецком монастыре²¹⁵. Вероятно он был постриженником святого Филиппа, и вышел из Соловецкого монастыря после 1568 года, при недостойном преемнике его Паисии. Находясь в Борисоглебском монастыре, преподобный Агапит, в 1576 году, в марте месяце, сделался тяжко болен и не вставал с постели почти целый месяц В 27 день болезни, когда она усилилась уже до того, что Агапит потерял надежду на выздоровление, вдруг явилась ему икона святителя Николая, и услышал он голос, приказывающий ему перенести ее в пустое место, на речки Маркушу и Тарнагу, и построить там церковь и обитель иноческую. Мне ли строить церковь и монастырь, когда я не могу встать с постели? подумал было Агапит, и тотчас же почувствовал себя совершенно здоровым. Изумленный и обрадованный он пал на колени пред явившейся иконой, и обливаясь слезами, долго и пламенно молился и благодарил Бога и угодника Его святителя Николая за свое чудесное исцеление от болезни²¹⁶. Когда Агапит, или за приготовлением необходимого для пути, или за чем-то другим несколько замедлил в монастыре, то снова услышал тот же голос, повелевающий перенести икону в назначенное ей место, и поспешил отправиться с ней в путь. Во время неблизкого путешествия из Сольвычегодска до Маркуши, когда Агапиту, не имевшему там ни друзей ни знакомых, ни денег ни имения на строение церкви, приходила на мысль трудность его предприятия, и начинал он сомневаться в успехе, два раза еще слышал тот же голос. Невидимый спутник как бы хотел показать тем свое присутствие и близость к Агапиту, рассеять его сомнения, ободрить и уверить в своей помощи, и смиренный путник всецело предал себя водительству Промысла Божия. Достигши назначенного места усталый путник остановился на пустынном берегу речки Маркуши, неподалеку от впадения ее в речку Тарнагу, и первым делом его было, избрать место для святой иконы. Три раза устраивал он для нее помещение в разных мстах, по ту и другую сторону р. Маркуши, и на другой день находил ее на одном месте, на берегу Маркуши²¹⁷. Тут он построил сперва небольшую часовню для иконы, и потом келью для себя, и стал подвизаться в ней в непрестанных трудах, посте и молитвах. Как место избранное самим святителем и драгоценный памятник древности, часовня эта сохраняется доныне, поддерживаемая в том самом вид, как устроил ее преподобный Агапит.

Глухо и пустынно было тогда место указанное для жительства Агапиту, непроходимые леса и болота отделяли его от селений, не было ни дорог, ни мостов и переходов чрез речки и ручьи, и не смотря на то не долго труженнику привелось жить в уединении. Лишь только узнали окрестные жители о пришествии и поселении его в их пустыне, как начали толпами приходить к нему, одни из любопытства, другие для поклонения принесенной им иконе святителя, иные для того, чтобы получить благословение старца пустынника и посоветоваться с ним о спасении души. «И начаша мнози в пустыню сию приходити, приводяще недужные своя, и Быша многа исцеления, о чесом преподобный радовашеся духом». Явились и желающие с ним сожительствовать и разделять труды пустынные, и доброхотные датели на сооружение церкви и обители, и при содействии их преподобный Агапит того же лета 20 июля заложил холодную деревянную церковь во имя святителя Николая, а потом и другую теплую в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, с приделом во имя праведного Прокопия Устюжского, и с келарскою и трапезою. В 1578 году об церкви были уше достроены и приготовлены к освящению, и преподобный Агапит отправился в Москву, чтобы получить от митрополита Антония²¹⁸ благословение на их освящение, и выпросить от царя Иоанна Васильевича землю на содержание обители и дозволение выстроить на реке Лохте мельницу. Получив просимое и от царя и от митрополита, преподобный Агапит поспешил возвратиться в свою обитель, и 7 сентября 1579 года освятил холодную Никольскую церковь, и перенес в нее из часовни чудотворную икону святителя, к великому утешению братии плакавшей от радости. Вскоре затем освящена была и теплая Благовещенская церковь, и приготовлены все службы необходимые для общежития, и для лучшего обеспечения братии в содержании, за сорок верст от монастыря, на реке Лохте устроена мельница.

Таким образом Агапитова пустынь, среди дремучих лесов возникшая из ничего, неусыпными трудами и распорядительностью своего строителя в течение трех лет устроилась так, как бы существовала целое столетие. Но не возгордился таким успехом, не предался покою и не уменьшил своей деятельности блаженный труженник и после сего, и обеспечив обитель свою со стороны материальной, тем с большим удобством и рвением принялся за насаждение и водворение в ней духа истинного пустынножительства и подвигов духовных, каждодневно поучая братию словом и сам служа ей к тому живым примером. «Бе бо житием благ, всевременному прилежай воздержанию, бдению, посту и молитве, и толикому вдаде плоти умерщвлению, яко выну венцами железными рамена и чресла своя связав хождаше даже до кончины своея». Блаженный Агапит живя на земле старался жить по ангельски.

Но не дремал и исконный враг рода человеческого – диавол, раздражаемый подвигами старца, и видя безуспешными собственные козни и нападения, так как старец постоянно разрушал их своими молитвами, старался противодействовать и вредить ему чрез других, подобных себе злых людей, возбуждая в них злобу и зависть к преподобному. Потому сколько братия и мпогие из окрестных жителей любили и почитали его, столько же другие ненавидели и злобствовали, на него. Завидно им было благосостояние и отличное хозяйство обители, неусыпными трудами старца в короткое время в цветущее состояние приведенное и с каждым годом все более и более улучшающееся; и опасались они того, что со временем все угодья и пустоши их отойдут к монастырю. Особенно недовольны были и злобствовали на преподобного жители деревни Камкина: они выжидали только случая, чтобы напасть на него, думая, что со смертью настоятеля разрушится и ненавистная им обитель; но случая этого долго им не представлялось потому, что братия, зная их злобу, старались охранять старца и везде, куда бы он ни пошел, сопровождали его.

В 1585 году, уже в 8 лето пребывания преподобного Агапита на Маркуше, в мaе месяце отправился он на лошади на мельницу, находившуюся на реке Лохте, для исправления некоторых повреждений, причиненных весенним разливом, в сопровождении только двоих монастырских послушников Феодора и Андрея. Узнавши о том жители деревни Камкина стали подстерегать его, и когда старец, 21 числа мая, возвращался в обитель, они, под предводительством Богдашки Ляхова, напали на него и убили вместе с обоими его спутниками, и тела их бросили в реку Уфтюгу, полагая, что быстриною ее унесет тела, и не падет на них подозрение в этом страшном злодянии. С этою конечно целью убийцы сняли с тела преподобного и тяжелыя его вериги и особо бросили в реку, чтобы тяжесть их не погрузила и не задержала тела. Предание говорит, что лошадь, на которой уехал преподобный, вырвавшись из рук убийц, неоднократно прибегала к монастырю, ржанием указывала на случившееся несчастие и убегала обратно к месту убийства²¹⁹.

Когда братия увидели лошадь без седоков, чем-то встревоженную, ржущую и обратно куда-то убегающую, тотчас же подумали, что случилось со старцем какое-либо несчастье, и пошли по дороге, ведущей к мельнице. Долго искали они старца и его спутников и в оврагах, и в лесу около дороги, но нигде не могли найти, пока не пришли на берег реки Уфтюги, и не увидали железных вериг преподобного Агапита, плавающих на одном месте на поверхности воды, подобно легкому дереву. Под ними нашли и все три тела убитых, хотя вода в Уфтюге в то время была еще велика и быстра. С горькими слезами и рыданием братья перенесли тела убиенных в обитель, и с великою честью погребли преподобного Агапита посреди монастыря, между созданными им церквами, и поставили над могилою его часовню, а вериги положили на его гробницу. Во все время существования Маркушевского монастыря²²⁰ мощи преподобного почивали в этой часовне до построения нынешней каменной приходской церкви, в которой он находятся на южной стороне холодного храма, в склепе.

В числе святых угодников Божиих, подвизавшихся в пределах страны Вологодской, много таких, место погребения коих неизвестно. Даже о некоторых из тех святых, которые более других известны и которым устроены гробницы, нельзя сказать наверное, тут-ли они поставлены, и действительно ли под ними, а не где-нибудь в другом месте почивают их святые мощи, и еще менее о том, в каком виде и состоянии они находятся, так как, по большей части, они не были никогда открываемы и свидетельствуемы. До обретения мощей преподобного Феодосия все думали, что они почивают в церкви, под ракою, между тем как они оказались вне церкви. Иных святых мощи сгорели во время пожаров. Но есть один угодник Божий, нетленные мощи которого уже более 200 лет открыто почивают в церкви, источают чудеса и подают исцеления всем, с верою к нему прибегающим, и о месте рождения которого, образе жизни и времени кончины мы решительно ничего не знаем; это праведный Прокопий Устьянский, почивающий в приходской Верюжской Введенской церкви Вельского уезда. «Сего блаженного и приснопамятного Прокопия отечество дольно и племя земнородно, град или весь, в ней же святый родися, нам манием Божиим весьма утаися; да известнее вемы, яко святии Божии не земного, но небесного отечества ищут, не человеческим, но ангельским сродством хвалятся, и не дольнего, но горнего Иерусалима гражданами быти тщатся», говорит древняя запись о явлении мощей и чудесах его.

Редко можно встретить на севере такую прекрасную и очаровательную местность, как «у Праведного». Тут природа постаралась превзойти самую себя и на небольшом пространстве раскинула все свои красы, как бы для того, чтобы и самое место вечного покоя праведника соответствовало красоте души его. Невозможно представить себе эту местность, не видавши ее своими глазами, тут есть все так, что не знаешь с чего начать. Большая река Усья, с красивым островком и стаями плещущихся на поверхности ее речных птиц, тихо катит свои воды с востока на запад. На левом берегу, в полуверсте от реки, несколько вековых сосен, как гиганты какие возвышаются над молодым лесом. С правой стороны две речки, в полуверсте одна от другой впадающие в Усью, образуют между собою ровный, испещренный цветами, луг. Две церкви, высокая шатровая деревянная, уже почерневшая от времени, и белеющаяся каменная красивой архитектуры, с массивной и высокой колокольней, стоят на уступе высокой горы, к лугу круто в виде отвесной стены обрывающейся. Высоко над церквами, на самой вершине горы, виднеется небольшая деревня, огни коей в ночное время издалека кажутся звездами. Внизу под горою, по берегу извилистой речки, стоят домы церковнослужителей, утопающие в густой листве рябин и черемух. Дорога проходит по самому берегу Усьи, и далеко, за несколько верст не доходя до села, видны с нее сияющие главы и кресты церквей. Окружающие село деревни, то стоящие на возвышенностях, то спускающиеся на самые берега реки, с их полями и лугами, опушенными кустарником, еще более разнообразят картину и дают ей самый красивый и оживленный вид, не уступающий видам Швейцарии.

До 1682 года местность эта принадлежала к Новгородской, а с этого года причислена к открывшейся тогда Холмогорской, потом перешла к Великоустюжской и наконец к Вологодской епархии. В то время, когда она была еще в ведении Новгорода, но в котором именно году неизвестно, близ приходской церкви Введения во храм Божией Матери, на восточной стороне ее, явились (по древней рукописи, «земля издаде») мощи во гробе сплетенном из лоз, или ивовых прутьев, и весьма обветшавшем²²¹. В то время мощи были целы, как бы в тот самый день погребены, и издавали из себя приятный запах, только от ветхости гроба несколько засыпаны были землею. Никто не знал чье это было тело, и не помнил такого человека, но чудесное его явление нетленным, происходящее от него благоухание и последовавшие затем исцеления многих одержимых различными недугами тотчас же убедили всех в святости явившегося. Окрестные жители весьма обрадовались явлению мощей, и воздав хвалу и благодарение Богу за дарование им своего источника исцелений и врача безмездного, построили над ними часовню. Вскоре после того святый явился одному земледельцу, по имени Савелию Онтропову, и велел сделать себе новый гроб. На вопрос Савелия, кто он? – явившийся назвал себя Прокопием и объяснил, что он тот, тело которого недавно явилось при церкви. Савелий сделал гроб, и когда хотел уже везти его к церкви, святый снова явился ему и приказал несколько его сверху убавить. Савелий, исполнивши повеленное, объявил народу о бывших ему явлениях святого, чрез что все узнали его имя и с великим благоговением переложили святые мощи его в новый гроб, который оказался таким, как бы делан был по мерке, а ветхий гроб по пруткам разнес народ на память себе и в благословение. Много лет святые мощи почивали в часовне, привлекая себе поклонников из всех окрестных мест, так как слух о происходящих от них чудесах и исцелениях распространялся все более и более. Хотя, по простоте времени, совершавшиеся тогда чудеса не были никем записываемы и с годами приходили в забвение; не смотря на то вера в святого Прокопия, как несомненного угодника Божия, и почитание мощей его постоянно возрастали и дошли наконец до того, что когда вместо обветшавшей Введенской церкви построена была новая деревянная церковь гораздо больших размеров против прежней, тогда и святые мощи перенесены были в нее из часовни и поставлены подле южной стены. Надобно полагать, что с этого времени стали совершать ему и службу церковную по особливой письменной книжице. Впрочем она не есть произведение новое, и не содержит в себе ничего особенного относящегося к одному только праведному Прокопию, но составлена из разных церковных Служб другим святым: на Господи возвах стихиры взяты из службы преподобным и Христа ради юродивым, тропарь н кондак из службы Иакову Боровицкому, (23 октября) а канон заимствован из службы праведному Евдокиму (31 июля). Сольвычегодский купец Иоанн Ермолаев, часто бывая по делам торговли в Усьянских волостях и особенно в Верюжской, и видя множество чудес от мощей праведного Прокопия, возимел усердие написать его образ, почему и стал молиться угоднику, чтобы позволил изобразить себя на иконе. Прокопий праведный явился ему и дал дозволение, и Ермолаев в 1652 году (7160) призвав иконописца Онисима Карамзина, поручил ему написать образ святого²²².

По перенесении мощей в церковь представилось более удобства и возможности священноцерковнослужителям замечать и записывать происходящие от них исцеления, и с 1641 (7149) года по 1750 записано их 20 случаев. Все они записаны были с объявлений самих получивших исцелений, когда они, исполняя свои обеты, приходили в церковь для благодарения Богу и поклонения мощам святого угодника.

Когда Верюжская Введенская церковь из Новгородской епархии отошла к Холмогорской, то первый же Холмогорский архиепископ приказал мощи праведного Прокопия освидетельствовать, и «7204 (1695) года, августа в 11 день, при державе великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Poccии самодержца, и при святейшем Кир Адриане патриархе Московском и всея Poccии, по благословению и по указу преосвященного Афанасия, первого архиепископа Холмогорского и Важеского, сей почивающей праведный Прокопий свидетельствован Важеского Благовещенского собора священником ключарем Иовом со священниками и монахами, и тело его в 7205 (1696) году, марта 21 дня, по благословению того же преосвященного и тем же ключарем Иовом, с прилучившимися тут священниками и монахами переложено из ветхого в новый гроб. А в 1739 году, октября 28 дня, но указу Ее Императорского Величества Анны Иоанновны, самодержицы Всероссийской, и святейшего Правительствующего Синода, и по грамате преосвященного Саввы епископа Архангелогородского и Холмогорского сей праведный Прокопий вторично свидтельствован Важеского Благовщенского собора протопопом Михаилом и Кодемской пустыни строителеы иеромонахом Григорием, со священниками дестью человеками, и при сем свидетельстве замечено было следующее: на главе и на лице до очей и носа надлежащее тело есть, токмо к кости присохло, а очей и носа и власов на главе и уха десного невидимо; однако же на главе под тем ухом кость видима малые части, точью тела нет же, а левое ухо есть, только сухо и сверху не много его нет же, а на устех верхние губы, а нижние малые части, а зубы все целы, а глава приклонилась на левую сторону, а лицом прямо к верху, шея и плечи целы. Десная рука его вся цела и пригбена к персям подле самую выю, персты той руки простерты, а на мышце малыя части тела нет же. А левая рука его простерта под левый бок, и персты тоя руки палец и другой подле того согбены в место, a прочие три персты пригбены к ладони, и у тоя руки на лакте малые части тела нет же, а в составе цела, перси и все тело до ногу цело токмо сухо и к костям присохло, и близ персей в левом боку язва или нет, мало знать, и мнится, что от сухости тела, а на десной ноге его стегна близ колена тела нет, а кость цела, а пониже бердца над глезном и над пятою тела петь же, и тело видом вмале почернело, а признано, что от частого призшающим для молебствования людям скрывания, а у десные его руки персты белы, а возрасту был среднего, а во одежде положен в срачице и в штаниках холщевых, и те побиты, а видом с желта черны, сухи и еще крепки, а длиною срачица по левой ноге до колена, а по десной ноге до стегна, и штаники длиною до тех же мест, с концов гораздо побились, а рукав срачицы на десной руке длиною близ до самых перстов, цел, а на левой руке точью до мышц, побился, и то свидетельство с вышеприведенным, бывшим в 7204 году свидетельством весьма сходственно и никаких частей не умалилось, и тления одеждам никакого не учинилось».

Неизвестно что было постановлено Архангельским епархиальным начальством вследствие двукратного свидетельствования мощей праведного Прокопия, но несомненно, что оно вполне было убеждено в его святости. Ибо оно не только не запрещало совершать ему службу, как несомненному угоднику Божию, но и дозволяло устроять и освящать храмы в его имя²²³. По причислении Верюжской Введенской церкви к Вологодской епархии, епископ Вологодский Ириней в 1788 году, марта 22 дня, также дал грамоту на построение при Верюжской Введенской церкви каменного двух-этажного храма, внизу во имя святителя Николая, а в верхнем этаже во имя св. праведного Прокопия Усьянского чудотворца. Но когда священнослужители и прихожане стали просить у епархиального начальства книги для записи прихода и расхода денег при постройке церкви, преемник Иринея епископ Арсений отобрал у них храмозданную грамоту, и приказал строить храм во имя Введения во храм Богородицы, а не во имя пр Прокопия Усьянского, так как имени его не было в святцах. По его приказанию вытребовано было от Верюжской церкви древнее рукописное сказание о явлении мощей и чудесах праведного Прокопия, при чем бывшие тогда при ней священноцерковнослужители показали, что прежде было при церкви и житие святого, но вместе с указом и грамотою об освидетельствовании мощей взято в Архангельскую Консистории, и там в 1793 году во время пожара в Консистории сгорело, что и подтверждено сею последнею на отношение Вологодской Консистории²²⁴.

В 1800 году статский советник Березников доносил Государю Императору, что во время бытности своей, по делам службы, в уздах Яренском, Устьсысольском и Сольвычегодском, подвергся он тяжкой болезни, и призвав в помощь праведного Прокопия Усьянского вскоре получил от нее исцеление, и просил Государя о повсемстность оглашении о мощах угодника Божия. Вследствие его прошения Святейшим Синодом в 180 1 году, декабря 16 дня, было постановлено, что «как по свидетельству сим мощам 1696 и 1739 года не оказалось многих на теле сего почитаемого за святого частей, и притом с которого времени оное открыто и кем? кто он и откуда верного сведения не найдено; описание же о происходивших якобы от оного чудесах к совершенному признанию его за святого и оглашению мощей весьма недостаточно, да и после того от епархиальных архиереев никакого об оных мощах в Святейший Синод донесения не было; то и оставить их в таком положении, в каком ныне состоять, не делая об оных повсеместного оглашения; о чем и Государю Императору донести». Но такое решение Святейшего Синода не удовлетворило усердных почитателей святого угодника; крестьянин Федор Кузнецов, по случаю исцеления своего от продолжительной и тяжкой болезни, полученного им от праведного Прокопия, положил обещание стараться об оглашении святых мощей его, и заручившись доверенностью четырех тысяч лиц, в 1809 году подал прошение Государю Императору, подобно Березникову, прося нетленные и уже дважды свидетельствованные мощи угодника огласить всенародно, а Государыню Императрицу Марию Феодоровну просил о пожертвовании на построение храма и дарование нового покрова на раку угодника взамен уже обветшавшего от временн покрова, данного Императрицей Елисаветой Петровной. Вследствие этого прошения Санктпетербургский митрополит Амвросий и князь Голицын в 1811 году обращались к Вологодскому епископу Евгению, требуя его мнения о сем деле. Епископ Евгений в ответ на это писал князю Голицыну, «что сам он не имел случая видеть, но что ему известно, что мощи сии лежат на поверхности, в гробнице открывающейся для зрителей и видимы, по наружности большею частью целы. Окрестный народ соседственных уездов губерний Вологодской и Архангельской издавна признает их святыми и притекает к ним с усердием. Просвещенеейшие люди никакого сомнения о них не изъявляют. Однакож не слышно, что бы для оных туда предпринимали они путешествие, особливо других губерний, как в Тотемский монастырь²²⁵. В описании чудес сих мощей записано 20 чудес с 1641 года по 1750 год, о новейших никакого известия до него не доходило²²⁶. Посему, если угодно будет основаться на свидетельстве о прежних, то, по мнению его, повсеместное оглашение сих мощей ничего другого не произведет, кроме распространения в народе благочестия и приверженности к отечеству, возбуждаемой особенно святынями отечественными. А притечение иностороннего народа к сему краю, небогатому природою, может возродить промышленность окрестных поселян. Если же заблагорассуждено будет просителям отказать, то достаточным сему основанием могут быть причины изъясненные в протоколе Святейшего Синода 1801 года, декабря 16, и поскольку сим протоколом не запрещено местное почитание сих мощей, то окрестный народ должен будет оставаться доволен таковым решением, как и многим угодникам Божиим в Российской церкви предоставлено издревле местное их почитание, без внесения их в общие церковные месяцесловы²²⁷. Но когда в Верюжском Введенском приходе в 1818 году постройка каменной церкви была окончена, крестьянин Кузнецов снова подал Государю прошение об оглашении мощей, перенесении их в каменную церковь и освящении ее во имя праведного Прокопия. Такая настойчивость просителя, несмотря на сделанные ему епархиальным начальством внушения и запрещения, побудила князя Голицына просить епископа Вологодского Онисифора лично, на месте, исследовать дело и представить с своим заключением. Преосвященный Онисифор поспешил отправиться к Верюжской церкви и 1 августа того же 1818 года, с протоиереем Вельского собора Алексеем Осокиным и местным благочиным, священником Иоанном Заостровским, освидетельствовав святые мощи, открыл присутствие, чтобы вызвать людей, которые могли бы засвидетельствовать о каких-либо исцелениях от праведного Прокопия, случившихся в новейшее время. На спрос его местные священники Иаков Первушин и Георгий Свистунов недавно определенные к той церкви²²⁸, показали, что кроме исцеления одной только г. Колтынянской, они никаких других чудес не видали и не слыхали. До них бывшие более тридцати лет при церкви священниками Первушин и Ядовинов, удаленные за пьянство и драки между собою, не были опрошены по своей неблагонадежности. Из случившихся тогда в церкви крестьян Александр Илатовский заявил преосвященному, что в 1809 году, имел он тягчайшую болезнь в голове в продолжении 6 недель так, что был вне себя и ничего не чувствовал (не сознавал). Во время болезни той увидел он во сне, что будто стоять на коленях и молится праведному Прокорию о своем выздоровлении, и пробудившись почувствовал облегчение от болезни и здоров и доныне. Подававший прошение Государю крестьянин Федор Кузнецов показал, что два года был болен животом и ногами так, что с великою нуждой мог двинуться с места. В 1805 году видел он во сне пришедшего человека в белой одежде, который сказал ему: обещайся ты каждогодно молебствовать Прокопию Усьянскому, и будешь здоров. Пробудившись от сна, Кузнецов почувствовал себя совершенно здоровым, и в благодарность за исцеление положил обет стараться об оглашении мощей своего целителя. Кроме сего никто более ни о каких исцелениях и чудесах не заявил преосвященному Онисифору. Но это могло быть и потому, что по случаю рабочего, страдного времени и неожиданности приезда apxиeрейского, и народу при церкви было не много, а другие могли не объявлять о себе и по своей крайней неразвитости и опасению присяг, спросов и допросов. По возвращении преосвященного в Вологду, спрашивана была им под присягою вологодская помещица, коллежская ассесорша Надежда Тройницкая, о исцелении Колтынянской, и показала, что в 1817 году, в первых числах декабря, взята была ею из г. Вельска к мощам праведного Прокопия, четырнадцатилетняя дочь дворянского заседателя Ивана Болтыненского Александра, по ее желанию и просьбе ее матери. Она была столько нездорова глазами, что «ниже зреть могла на свет, беспрестанное имела течение слез и ходила всегда с завязанными глазами, претерпевая несносную боль. В пути же к мощам почувствовала толикое облегчение, что хотела вовсе отложить завязку; но что она Тройницкая ей того не позволила в рассуждении зимнего времени. А по прибытии в Верюжскую Введенскую церковь и по отправлении молебствия, когда приложилась к мощам, то получила полное исцеление, и вышла из церкви совершенно здоровою».

По свидетельству мощей 1818 года, 1 августа оказалось:

1) Гробница, в которой почивают мощи Прокопия Усьянского, деревянная, обита внутри трипом голубого цвета.

2) Росту Прокопий Устьянский 2 аршина и 2 вершка.

3) На голове волосов, а на правом виске тела на вершок в длину и ширину нет. Правого уха половинная часть имеется, а левое почти все цело, поверхности носа, то есть хряща, не оказалось. В правом глазе к носу скважина и нижней половины губы нет.

4) В правой руке от плеча к локтю сзади тела нет, а прочее и пальцы целы, также и на левой руке от локтя к кисти в длину три вершка, и в ширину один тела не оказалось, до самой кости, в прочем же вся цела.

5) От плеча на всей спине тела не имеется и видны ребра и становая кость, а спереди грудь и весь живот целы, исключая пуп, вместо которого имеется небольшое отверстие.

6) На правой ноге лядвеи, и от оной до самой пяты сзади, а спереди вершка на три к стопе тела и первых составов у пальцев не имеется, а на левой ноге, на левой стороне колена кожи в вершек вокруг и на половине подошвы к пальцам тела и первых у оной составов, как и у правой, не оказалось.

7) Рубашки холщевой, в коей мощи обретены, только верхняя, да сзади на шее малая часть к плечам, да и та местами подрана, а местами приметно стрижена, однако довольно крепка. Также и тело в некоторых местах весьма приметно, что отрезывано.

Представляя это свидетельство свое, преосвященный Онисифор писал Святейшему Синоду: я и сам убеждаюсь совестью и внушением Божественной благодати признаю мощи сии святыми, и что мощи праведного Прокопия Усьянского огласить за святые не только можно, но и должно. Но так как в Святейшем Синоде еше в 1801 году, декабря 16 дня составлен был уже протокол о мощах праведного Прокопия, то на представление преосвященного Онисифора и не последовало никакого распоряжения. В упомянутом выше древнем сказании о явлении мощей праведного Прокопия и происходивших от них чудесах, с 1641 по 1750 год, записаны следующие 20 чудес:

1) В лето 7149 (1641) в феврале месяце Сольвычегодский купец Никифор, находясь по делам торговли в Усьянских волостях и не дошед еще до села Верюжского, внезапно подвергся столь тяжкому нападению нечистого духа, что его то ударяло о землю, то поворачивало лицо его назад, и был он уже при смерти. Бывшие с ним люди, видя его страдания, повели его в церковь, к мощам праведного Прокопия; но больной сильно противился и не хотел идти, и когда принудили к тому силою и заставили поклониться гробу праведного Прокопия, Никифор пал на землю и долго лежал, как мертвый. Видя то и думая, что Никифор действительно помер, люди, приведшие его в церковь, пришли в ужас, и в страхе начали взывать со слезами: Господи помилуй сего страждущего. Но Никифор как бы от сна пробудившись, встал на ноги и пришел в сознание и почувствовал себя совершенно здоровым. Молясь Богу и благодаря угодника за исцеление, Никифор хотел открыть гроб и целовать святые мощи, но священник Никон Александров не позволил ему, сказав, что не должно целовать ему святые мощи без благословения святительского, чем тот остался весьма недоволен.

2–3) Важеского (Шенкурского) уезда, Уздринской пустыни послушник Варлаам, еще бывши в мире, в 1644 году, в пустых сибирских местах, для ловли зверей, два раза с семью своими товарищами подвергался нечаянному нападению Тунгусов, которые, окружив стан их, в первый раз в продолжении 4 недель, а во второй две недели нападали на них и пускали стрелы, от чего Варлаам и товарищи его столько ослабели и изнемогли, что не могли уже защищаться и противиться. Находясь в столь бедственном положении все они обратились с молитвою к Богу и стали призывать себе на помощь праведного Прокопия. При последнем нападении Тунгусов Варлаам дал обет сходить на поклонение к святым мощам его, ежели Господь выведет их живыми и здоровыми на родину. В оба раза, как только они начинали призывать святого, Тунгусы приходили в смятение и поспешно обращались в бегство, как будто бы кто гнал их. Когда Варлаам, возвратившись домой, рассказал об этом своей матери, тогда она сказаза ему, что в то самое время была она нездорова глазами и ничего не видела, и также обещалась поклониться мощам праведного Прокопия, и вскоре затем получила от него исцление. На поклонение святым мощам приходили они оба вместе.

4) В 1661 году, Усьянской волости, деревни Дубровы крестьянская жена Евдокия в продолжении 16 недель была в столь сильном расслаблении, что не могла двинуться с места и находилась уже при смерти. Но начавши молиться Богу и призывать на помощь праведного Прокопия, вскоре получила совершенное выздоровление.

5) Дочь той женщины Евдокии по имени Феодора была нездорова глазами так, что не могла ничего видеть. Страдая так около года и совершенно ослабевши и изнемогши, стала она молиться праведному Прокопию, и после того, как положила обещание сходить на поклонение святым мощам его, тотчас же почувствовала облегчение и вскоре совершенно выздоровела.

6) Устюжского (ныне Сольвычегодского) уезда, Черевковской волости крестьянин Феодор Согрин, будучи весьма болен, не мог ни перейти с места на место, ни взять что либо руками. Родные братья его советовали ему обещаться праведному Прокопию, от которого многие получают исцеление, и когда Федор, последуя их совету, помолился ему, вскоре получил исцеление.

7) В 1729 году случилось Чадромской волости, деревни Исаковы крестьянину Федору Силуянову плыть на лодке по реке Волге. Ночью лодку разбило и многие товарищи его потонули, а он Силуянов и с ним еще один человек, призывая на помощь праведного Прокопия и обещаясь отправить молебное пение при его гробе, принесены были на одной доске к острову, и таким образом спасены от потопления.

8) Тотемского посадского человека Василия Кузнецова дочь девица Феодора, два года будучи так больна, что не могла ни ходить, ни даже двинуться с места, видела во сне человека старого образом и с ним другого молодого, стоявшего на воздухе. Человек стоявший на воздухе приказал ей взять рукою персты правой ноги его и потереть ими по своей ноге правой, а перстами левой ноги его потереть левую свою ногу для того, чтобы быть ей здоровой, и когда она исполнила это, он сказал ей: обещайся праведному Прокопию Усьянскому чудотворцу, который почивает поверх земли, что она тотчас же и сделала в сновидении. Пробудившись от сна, Феодора нашла себя совершенно здоровою.

9) Той же Верюжской волости крестьянина Агапита Кашина жена Анна Прокопьева в 1707 г. страдала зубною болью, от которой щеки ее распухли, и не могла она даже говорить три недели. В одно время явился ей во сне человек бел и млад лицом и сказал ей: Утрись моею одеждою, и обещайся праведному Прокопию, и будешь здорова. Пробудившись от сна, Анна стала молиться и обещаться и болезнь мгновенно прошла.

10) Чадромской волости, деревни Бобинской у крестьянина Гавриила Матвеева Бобина в 1737 году случилась боль рожа, и лицо и вся голова у него опухли. В этой болезни, продолжавшейся 4 недели, 12 суток не мог он ни есть ни пить, и ждал уже себе смерти. В одну ночь явился ему человек во сне и сказал: молись св. праведному Прокопию Усьянскому чудотворцу, обещайся петь ему молебен, и даст тебе Господь Бог здоровье. Гавриил, пробудившись от сна, начал в уме своем (говорить он не мог от болезни) молиться пр. Прокопию, и обещаться поклониться его мощам, и болезнь начала проходить и Гавриил вскоре совершенно выздоровел.

11) Той же Чадромской волости, деревни Пакшенской житель Трофим Иванов Кашин, бывши в г. Риге, в военной службе, молился Богу о том, чтобы сподобил его Господь получить отставку от службы и быть на родине, в доме родительском, так как уже 26 лет находился он в службе, вдали от родных, и все еще не было для него надежды к возвращению домой, и он начинал уже отчаяваться в том. В 1786 году, после ночного караула, уснувши в сторожке, видел он во сне старого человека, который подошедши к нему сказал: что печалишься и тоскуешь? Не тужи, молись Богу и обещайся пр. Прокопию Усьянскому чудотворцу молебствовать при его мощах и даст тебе Господь свободу от службы, и будешь в доме родительском. Сновидение было так живо и явственно, что Трофим принял его за действительность, и выговаривал своему капралу, зачем пустил старика прерывать сон его. Капрал, выслушав рассказ его, советовал поступить так, как велел явившийся во сне старец. Трофим положил обещание поклониться гробу праведного Прокопия, и сменившись с караула вдруг сделался так нездоров, что признан был неспособным к продолжению службы. Но как только получил отставку, болезнь скоро прошла и он благополучно возвратился на родину.

12) Важеского уезда, Кулойской волости, крестьянин Иосиф Григорьев Машов в 1720 и 21 годах был болен ногам и не мог ходить. Услышав от Усьянских жителей о чудесах пр. Прокопия, начал он призывать его в молитвах, обещаясь сходить на поклонение к его гробу, и вскоре получил совершенное выздоровление, на что перестал было уже и надеяться.

13) Вологодского уезда, Сямженской волости, села Мелентиевского, г. Юрия Батюшкова крепостная Евдокия Еремиева два года была столько больна, что не могла двинуться с места. Однажды видела она во сне человека, который сказал ей: есть Усьянской сохи, там в церкви Введения Пресвятой Богородицы открыто почивает праведный Прокопий Устьянский. Обещайся ты ему молебствовать и даст тебе Бог здоровье. Пробудившись от сна стала она сему праведному молиться и вскоре сделалась здорова. Шесть лет жила она после того, но по дальности ли расстояния, или по другим каким причинам исполнить обещания своего поклониться мощам угодника не могла. По смерти ее, по ее завещанию, в 1730 году приходил сын ее, который и заявил об этом.

14) Верюжской волости, крестьянина Венедикта жена Дарья в 1735 году девять недель страдала сильною зубною болезнью; но как скоро положила обещание отнять молебен св. угоднику, болезнь тотчас же прошла, и Дарья стала совершенно здорова.

15. Важеского уезда, Слободского стану, Верхонаденской волости, крестьянина Вавилы Григорьева Хламова жена Ирина Несторова в 1738 году, в Филиппов пост, имела женскую болезнь, и все тело ее, и руки, и ноги, и живот опухли так, что она не могла уже видеть ног своих. В одну ночь видела она во сне женщину, которая сказала ей: молись ты святому пр. Прокопию Усьянскому чудотворцу, и Бог простить тебя, хотя тяжело и трудно тебе будет, и родишь одного мертвого. Ирина стала молиться и положила обещаниe поклониться мощам праведного Прокопия, и родила благополучно близнецов, одного живого, а другого мертвого, и вскоре после сего оправилась от болезни, хотя, по тяжести родов, не надеялась и живой остаться.

16. Житель Усьянской Никольской волости Введенского прихода Потапий Федоров Пушкин в 1739 году плыл с товарищами на вешнем плоте к городу Архангельску, и когда уже был на р. Двине, внезапно поднялся сильный ветер, и начал разбивать и заливать волнами плоть его. В страхе и ужасе, ежеминутно ожидая себе смерти, Потапий со слезами начал призывать себе на помощь праведного Прокопия, обещаясь ему молебствовать, и не успел он еще кончить молитвы, как буря затихла и около плота его сделалось тихо, между тем в то самое время, и выше и ниже по реке, бурею разбило множество плотов с хлебом и лесом.

17. Усьянской Ростовской волости, у диаконского сына Ильи Леонтьева полтора года болела рука так, что он не мог даже и перекреститься ею. В 1745 году видел он во сне, что будто бы Прокопий праведный, в белой одежде, подошел к нему и севши возле него рядом сказал: что ты, окаянный, давно обещался идти к Прокопию Усьянскому и с отцем своим, и доныне не бывал? Иди немедленно и помолись, и сказавши это стал невидим. Пробудившись от сна, Илия почувствовал облегчение болезни, и затем вскоре совершенно выздоровел.

18) В г. Ваге (Шепкурске) в бытность воеводы Александра Васильевича Перелешина, случилось рабе его девице Mapиe, 20 лет, быть очень больной так, что и руки и ноги у нее сволокло, и близ года нисколько не могла она ими действовать. Находясь в столь бедственном положении, обещалась она, если даст Бог ей здоровья, сходить помолиться к мощам праведного Прокопия, и вскоре затем выздоровела. Но как выздоровевши начала откладывать со дня на день исполнение своего обещания, а потом и вовсе оставила и забыла о нем, то сделалась больна глазами и наконец вовсе ослепла. В это время явился ей во сне старый человек и сказал: что ты обещания своего не исполнила, и для поклонения праведному Прокопию Усьянскому не сходила? Когда этот сон привел на память слепой ее обещание, она почувствовала свою неправоту и стала со слезами молиться Богу и просить прощения у праведного Прокопия в своей неблагодарности к нему и забвении данного ею обещания, но исцеления не было. Тогда она стала просить своих ближних, чтобы свели ее к мощам угодника, и когда в 1750 году была приведена туда и начали петь о ней молебен праведному Прокопию, то вдруг увидела в церкви свет, но неясно, а как бы в густом тумане или дыму, потом усмотрела и гробницу угодника и людей бывших в церкви, и в скором времени после сего стала видеть по прежнему ясно, и возвратилась домой, не нуждаясь в вожатых.

19) Белозерская уезда, вотчины Кириллова монастыря Покровского-прихода крестьянин Михаил Иванов Медведев, бывши для собирания милостыни в Важеском уезде, в деревне Бегунихе, в доме крестьянина Исидора Михайлова, заболел так, что десять недель находился без памяти. В это время привиделось ему во сне, что будто бы к его постели подошел старичек, сел подле него и сказал: встань ты и пойдем со мною на Усью реку, к праведному Прокопию молиться, и на вопрос больного: откуда ты, старичек? явившийся отвечал, что он Прокопий Устьянский. Узнавши от хозяина дома, где почивает пр. Прокопий, Михаил стал призывать его на помощь и положил обещание поклониться мощам его, и на другой день после того стал сидеть и вскоре совершенно выздоровел.

20) Важеского (ныне Тотемского) уезда Кокшенской четверти, Ромашевской волости, деревни Александровской крестьянин Иван Семенов Силинский, находясь в г. Вологде, сделался нездоров горячкою и сильно изнемог. Но когда, не получая пользы от лекарств, стал призывать на помощь праведного Прокопия, болезнь тотчас же прошла и он стал здоров и поспешил исправить обет свой поклониться мощам своего исцелителя.

Кроме сих чудес праведного Прокопия, находящихся в древней рукописи, и записанных в церкви с объявлений самих получивших исцеления, когда они, исполняя свои обеты, приходили на поклонение к святым мощам, были чудесные исцеления от угодника Божия и в новейшее время. Так в 1821 году у гроба его получила исцеление от продолжительного и опасного умопомешательства мать одного диакона из г. Устюга, Вельского уезда, Ракульской Михайло-архангельской церкви благочинный священник Иоанн Филикисимов Мальцев, будучи трех лет от роду, был столь сильно нездоров, что родители его уже отчаялись в его жизни, положили под святые иконы²²⁹ и мать его приготовила ему рубашку для погребения. Но когда стали молиться праведному Прокопию, и положили обет, как только дитя выздоровеет, немедленно ехать с ним на поклонение к мощам угодника, то болезнь скоро прошла, и его едва только оправившегося, в зимнее время возили к угоднику. Мать Мальцева, благодарная праведному Прокопию за исцеление «сына, не довольствуясь точным исполнением своего обещания, посылала его еще и в другой раз благодарить угодника Божия, когда Мальцев был уже учеником семинарии. Так самая доверенность от 4000 человек, данная Кузнецову на подачу прошения Государю Императору о повсеместном оглашении мощей праведного Прокопия, одним лицом подписана: «по бытности моей у сих нетленных мощей, и получил исцеление будучи болен головой, в чем и утверждаю Верховажский мещанин Василий Савинский». Это, между прочим, доказывается еще и усердием и верою к праведному Прокопию окрестных жителей и множеством издалека приходящих богомольцев. Пишущий в детстве, еще до поступления в училище, был свидетелем того, как одного бесноватого купца, связанного, едва несколько человек насильно могли привести в церковь, как он страшно кричал различными голосами зверей и птиц, и лежа на полу близ раки угодника, бился руками, ногами и головою, изрыгал хулы на праведного Прокопия и священника и диакона служивших молебен, похваляясь своею крепостью и силою. Но когда возложили на него небольшой атласный покров, с вышитым на нем изображением пр. Прокопия, и обыкновенно всегда находящийся на мощах его, то уже не мог двинуть ни одним членом, и только глухо кричал: ой, задавили, задавили, выйду, выйду. Купец этот несколько раз приводим был в церковь и уехал домой здоровым. Но откуда он был и как его звали, пишущий по давности времени не помнит. Ныне мощи пр. Прокопия, по случаю поправки деревянной церкви перенесены в каменную, и почивают в старинной деревянной раке, украшенной резьбою под таковым же балдахином. Мощи покрыты по атласу шитым шелками, серебром и золотом изображением святого. Память совершается 8-го июля, и многие из тамошних жителей постятся пред нею целую неделю.

Преподобный Сергий, до монашества Симеон, родился в 1493 году, в княжение Иоанна III Васильевича. Отец его Маркиан Стефанов Неклюд, из роду митрополичьих и десятильничьих новгородских боярских детей, во время уничтожения великим князем новгородской вольности и сопровождавших его смут, со многими из своих сограждан, оставил родину и удалился на север России «в страну студеного моря» на реку Пинегу, в волость малую Пинежку. Здесь молодой боярский сын вступил в брак с одною девицею, по имени Аполлинариею, и так как «был навычен книжному учению и грамоте», то и сделан был сперва клириком, а потом и пресвитером в веси Сурской²³⁰ того же Малопинежского уезда. В старости благочестивые супруги, по взаимному согласию вступили в монашество: Маркиан, под именем Матфея, кончил жизнь игуменом Воскресенской обители в г. Кевроле²³¹, а Аполлинария скончалась схимницею под именем Пелагии.

Сын Маркиана и Аполлинарии, Симеон, воспитан был родителями в строгом благочестии, с самых юных лет оказывал расположение ко всему божественному, и, подобно своему родителю, был весьма сведущ в книжном учении. Но о том, чем занимался он до тридцати лет, когда и с кем вступил в брак, имел ли детей и о других подробностях его жизни не дошло до нас никаких известий. Будучи уже тридцати лет от роду, он поставлен был пресвитером к новоустроенным в Малопинежской волости церквам – Преображения Господня и св. Великомученика Георгия, где проходил пастырское служение и назидал прихожан и словом и делом 62 года. Это редкое, по своей долговременности, служение, кроме ревностного исполнения обычных обязанностей приходоского священника, ознаменовано было и апостольским подвигом обращения ко Христу «некрещеной чуди», т. е. многих, остававшихся еще язычников из этого народа. Успех в этом подвиге, при содействии благодати Божией, без сомнения весьма много зависел и от личных достоинств и добродетелей самого пресвитера Симеона, его ласкового и радушного со всеми обращения, неустанной настойчивости, терпения и любви. Ибо он, по свидетельству летописного сказания, «имел душу милостиву и чист помысл, сердце бодро, смирение и крепость молчаливую и любовь воистинну нелицемерную, и был милостив к нищим до самоотвержения. Столь редким и прекрасным душевным качествам соответствовала и благолепая его наружность; так как он был «возрастом средний, лицом круглый, брада круглая, велика, бела, взором кроток, тих хождением, умилен видением; седины его Быша белы, постом украшены, воздержанием сияя». Продолжительная и святая жизнь достойного служителя Божия не могла не сопровождаться всеобщею известностью в окрестности и приобресть ему истинной любви и уважения прихожан, которые едва не все при нем и родились и состарились; и потому еще при жизни его «бе слава многа о нем ради добродетельного жития его». В последний год своей жизни, чувствуя приближение смерти, он принял пострижение монашеское и облечен был в схиму от прибывшая тогда в тот край из г. Кевролы, для сбора церковной дани, Воскресенского игумена Иринарха, и с новым именем Сергия, преставился 16 ноября 1585 года. По завещанию самого преподобного Сергия, тело его положено было подле алтаря Преображенской церкви, «и домашнии ему людии устроиша над ним голбчик деревянный, еже есть сенцу малу, памяти ради где погребен бысть». Чудотворения незамедлили ознаменовать святость почившего пресвитера. На другой год по преставлении преподобного Сергия, клирик Преображенской церкви, одержимый тяжкою «щепотною» (головною) болезнью, наставлен был голосом в сонном видения идти на могилу преподобного, взять с нее персти, и отереть ею голову, и лишь только он исполнил это, как болезнь прошла и он почувствовал себя совершенно здоровым.

Слух об этом исцелении и давняя, всеобщая известность о святой и богоугодной жизни усопшего пресвитера тотчас же стали привлекать к могиле его множество больных, которые брали с нее перст, и по вере своей, получали исцеления от различных недугов. Частые опыты таких благодатных исцелений побудили и священника той церкви Елисея, жившая спустя 60 лет после преподобного, каждогодно 16 ноября совершать его память, за каковое благоговейное уважение к угоднику он награжден был однажды следующим видением. В один год в 16 день ноября, когда священник Елисей, совершив дома обычное пред служением правило, отправился в церковь чтобы служить утреню, то, подходя к ней, с удивлением увидел, что храм освящен по праздничному, полон молящимися, и что какой-то незнакомый ему священник уже служит в нем. Елисей подумал сначала, что прибыл к ним десятильник для сбору патриаршей дани, и недождавшись его, сам начал священнослужение. Опасаясь ответственности за свою неисправность,робко и со страхом вступил он в трапезу; но взглянув отсюда окном в церковь, не увидел в ней ничего, только ощутил, что вся церковь и трапеза наполнены чудным благоуханием.

Сын Елисея Киприан, служивший священником при тех же церквах 28 лет, продолжал благоговейное чествование памяти преподобного Сергия в день его преставления и был очевидным свидетелем новых чудес от угодника Божия. Одно из таких чудес в собственном его семействе побудило Киприана построить часовню над гробом преподобного. Давно имея намерение, и даже сделав обет построить часовню, он день ото дня отлагал исполнение обещания и наконец почти забыл о нем. Вдруг все его сыновья были поражены какою-то лютою болезнью, неподдававшеюся никаким врачевствам. В великой горести о них, родители молились усердно Богу, возлагали на себя разные обеты, делали пожертвования в церкви; но болезнь детей не только не проходила, а еще с каждым днем делалась тяжелее и опаснее. Наконец младшему из больных, Нифонту, является во сне преподобный Сергий, указывает причину болезни их в том, что родители их забыли обещание свое построить над могилою его часовню, и обещает выздоровление ему и всем его братьям, когда родители их исполнять свое обещание. Отрок, дотоле уже не могший говорит от болезни, поспешил рассказать родителям о своем сновидении, – часовня немедленно была построена и все больные скоро выздоровели. Это было в 1648 году.

Спустя три года после сего, вследетвие нового явления преподобного Сергия некоторой жене Феодосии, (пришедшей в Малопинежскую волость с Двины, и ничего не слыхавшей об угоднике Сергии) установлено было (1651 г.) каждонедельное по воскресным дням молебное пение над гробом преподобного. Он явился этой женщине в сонном видении во время ее болезни и, обещая скорое исцеление, велел ей идти в часовню к его гробннце и сказать священникам и клирикам, чтобы они «отселе по вся воскресные дни пели Всемилостивому Спасу молебное пение по обычаю в часовне над его гробом, и память его творили бы, докамсть Бог восхощет, неотложно». После сего сновидения больная тотчас выздоровела, отправилась ко гробу преподобного, поведала священникам о своем видении и чудесном исцелении от болезни, – и молебное пение в часовне было установлено и начато. В том же году, когда в один воскресный день это молебное пение по какой то причине не было отправлено, преподобный Сергий в следующую за тем ночь явился во сне одному из тамошпих жителей и строго подтвердил соблюдать его повеление «неотложно и непременно».

В древнем рукописном сказании о жизни и чудесах преподобного Сергия, под 1653 годом записаны еще четыре чуда, которые еще более прославили чудотворца, окончательно убедили Пинежан в его святости, и в 1655 году побудили установить: «память преподобного Сергия праздновати месяца ноября в 16 день и образ подобия его написати»²³².

Мощи преподобного Сергия почивают под спудом, в деревянной часовне. Кроме списка святых Вологодской епархии, составлением киевским митрополитом Евгением²³³, полного месяцеслова святых востока архимандрита Сергия, краткое житие преподобного Сергия есть и в «Русских святых» Архиепископа Филарета Черниговского.

В истории Российской иерархии (ч. IV стр. 352), списка Вологодских святых митрополита Евгения (Вологод. Епар. Вед. 1864 г. № 1) и описании Семигородной пустыни и упраздненного Катромского монастыря, Савваитова, сказано, что монастырь этот основан преподобным Онуфрием, коего и мощи там почивают под спудом, некогда преподобный жил и скончался, неизвестно. Из дошедших до нас письменных памятников видно, что Катромский монастырь существовал уже в начале XVI столетия, и что в 1532 году, когда князем Иваном Даниловичем Пенновым дано было монастырю 19 деревень и починков, преподобного основателя уже не было в живых²³⁴. Кроме этого о преподобном Онуфрии не сохранилось никаких других известий, хотя место погребения его, гробовая плита, всегда было известно, память его благоговейно почиталась в обители и имя его внесено было в святцы²³⁵. Причиною того, без всякого сомнения, были пожары в монастырь, от которых не уцелели даже несудимые и жалованные на земли граматы так, что в 1569 году игумен Варлаам вынужден был у царя Иоанна Васильевича испросить новые Так как Каменный монастырь, стоявший в XV веке на высоте совершенства иноческой жизни, был как бы колыбелью подвижников и рассадников основателей монастырей, да других монастырей еще и не было тогда вблизи, то вероятно, что и преподобный Онуфрий, подобно многим другим святым, был его постриженником и впоследствии вышел из него в непроходимую пустыню, на берега Катромского озера, избегая многолюдства своей обители теснившейся на малом острове. В 1764 году монастырь был закрыт и церкви обращены в бесприходные с белым священником и причетниками; но когда он в 1803 году апреля 23 числа сгорали, то уже и не были возобновлены, и место бывшего монастыря совершенно запустило. Прошло около 30 лет, когда память не только о монастыре давно уже закрытом, но и о сгоревших церквах готова была изгладиться между окрестными жителями, как вдруг забытая всеми уединенная могила преподобного основателя обители начала отовсюду привлевать к себе поклонников целыми тысячами, имя преподобного Онуфрия стало переходить из уст в уста и надгробная плита его сделалась источником исцелений. «С самой весны сего 1834 года на место Катромского монастыря народ во множестве собирается, не проходить ни одних суток, в которые бы не было там богомольцев, а в праздничные дни число приходящих на поклонение почивающему здесь угоднику простирается до тысячи и более человек, которые обнаруживают свое усердие посильными пожертвованиями, без всякого на то вызова. А что касается до того, что подало случай собираться на означенное место для богомоления; то носятся слухи, будто причиной тому суть: некоторым достойным людям сновидения, явления и верующим исцеления», писал в августе месяце в рапорте своем Вологодскому епископу Стефану благочинный священник Иоанн Ржаницын, (отец Тверскаго архиепископа Алексея) и в октябре того же года представил ему репорт священноцерковнослужителей Карачуновской Спасопреображенской церкви, в приходе коих находилось место Катромского монастыря, с приложением записки или сказания о чудесных исцелениях при гробе преподобного Онуфрия, происходивших в июле, августе и сентябре месяцах. Всех исцелений записано было в ней 26, и записка о них закончена так: Сверх сего хотя и другие многие болящие получили здравие, но по редкому пребыванию на том месте служащих в запись не поступили. Казалось бы, что, по получении этих донесений от благочинного, первым делом епархиального начальства будет дознание и поверка их справедливости. Но епископ Стефан посмотрел на это иначе. Два раза он отказывал в позволении на месте сгоревших церквей построить часовню, когда, с согласия приходского духовенства, в 1832 и 1884 году просил о том крестьянин Иван Никитин, и старосты разных вотчин и все окрестные жители подпискою обязывались жертвовать на построение, на месте бывшего монастыря, каменной церкви с колокольнею, и как скоро получил репорт от благочинного, вызвал Карачуновских священноцерковнослужителей в консистории и обязал подпискою никаких молебных пений, ни панихид по Онуфрии ни по чьей просьбе не совершать при упраздненном Катромском монастыре, а благочинного Ржаницына отрешил от должности с запрещением священнослужения и отдал под суд. А так как крестьянин Никитин не смотря на то, что не получил дозволения, все таки на месте сгоревших церквей часовню поставил, (маленькую с тремя стопками) то и началась переписка о ней с губернатором. Епархиальное начальство требовало, чтобы не только часовня была уничтожена, но и место то было зарыто так, чтобы и знаку никакого не было. Но часовня осталась неприкосновенною и в следующем 1835 году народ стал собираться ко гробу преподобного еще в большем количестве. Новый благочинный священник Клеоник Яблоков от 2 июля 1835 года доносил преосвященному: «Оная часовня и по сие время не снята, и народ в бесчисленном количестве повседневно стекается на оное место для богомоления так, что в 12 число истекшего июня, на память преподобного Онуфрия великого, народу было около 4000, и что хотя и снята будет часовня в оном монастыре, но сия мера не будет достаточна к прекращению стечения народа на то место; да едва ли кто и будет послушен самому начальству в снятии часовеньки и зарытии места. Ибо народ столько привержен к оному месту, и столько благоговест пред ним, что непрестанно толпами стекается на оное, с коленопреклонением и слезами покланяется тут лежащим четырем камням, лобызает их, трет об них члены свои, особенно немощные, мажется песком из под оных и уносить оный с собой в надежде исцеления недугов своих». Епархиальное начальство требовало еще снесения жилой избы, построенной Никитиным на месте бывшего монастыря для приюта и ночлега богомольцев, полагая, что когда не будет народу места для пристанища, то он перестанет и сбираться на пустое место; но и это требование его осталось также без исполнения. Крестьянин Никитин вытребованный чрез гражданское начальство объявил преосвященному лично и консистории, что часовня поставлена им по повелению святителя Николая и преподобного Онуфрия, являвшихся ему в сновидении, и представил еще два реэстра лиц, получивших исцеления от преподобного Онуфрия, из коих в одном записано было 12 исцелений, а в другом 18, и что он сам был очевидным свидетелем 12 случаев, и в истине своего показания сослался на самих получивших исцеления, указав, кто именно они были и откуда. Реэстры или записки писаны были с объявления получивших исцеления и засвидетельствованы подписью лиц при том бывших. Но и на этот раз они не были проверены, и тем лишены качества несомненности, и тысячи народу, приходившие из за сотен верст, и получившие исцеление от болезней, оставлены без утешения отпет молебен святителю Николаю и панихиду по преподобном Онуфрии на месте древней обители, пока Святейший Синод, указом от 25 сентября 1835 года, не повелел: если построенная над местом могилы в виде часовни палатка еще не уничтожена, то о сем не настоять, отправления для желающих святителю Николаю молебных пений, а по преподобном Онуфрии панихид не возбранят и предоставить то монашествующим Семигородной пустыни, коей принадлежат ныне угодья бывшего Катромского монастыря, со священника Ржаницына снять запрещение и допустить к приходской должности. Это распоряжение Святейшего Синода как нельзя более обрадовало как не перестававших приходить богомольцев, так и всех окрестных жителей, благоговевших п памяти преподобного Онуфрия.

Когда место Катромского монастыря перешло в ведение Семигородной пустыни, тут, где стояла сгоревшая Никольская церковь, вскоре построена была немалая деревянная часовня, в 1867 году обращенная в церковь во имя святителя. Таким образом место освященное трудами и подвигами преподобного Онуфрия вышло из своего почти семидесятилетиям плена и запустения и на нем снова явился Божий храм. В 1868 году, усердием настоятеля Семигогородной пустыни, архимандрита Нектария, близ этой деревянной церкви построена каменная пятиглавая двух-этажная церковь, крытая железом, и в следующем 1869 году сентября 28 дня перенесен в нее престол и антиминс из часовенной церкви уже по смерти ее строителя, нашедшего себе могилу под ее сводами. Мощи преподобного Онуфрия почивают под спудом в деревянной часовне, находящейся по правую сторону церкви, над ними поставлена рака покрытая пеленою. Так как ныне на Катроме постоянно живут монашествующие, отправляется богослужение, и желающие во всякое время могут исполнять свои обеты – отправить молебен святителю и поклониться гробу преподобного; то и не бывает ныне такого необычайного и многолюдного собрания народа, как в 1834 и следующие за тем годы. Но и ныне почти все приходящие в Семигородную пустынь для поклонения чудотворной иконе Божией Матери посещают и Катромский монастырь (в 30 верстах от Семигородной), отправляют панихиды над гробом преподобного, и недужные, по вере своей, получают исцеления. В монастырской книге после многих чудесных исцелений, происшедших по молитвам преподобного в 1834, 35 и 36 годах, последним значится бывшее в 1873 году и записанное самим получившим исцеление. Приведем некоторые из них.

Кадниковского уезда, Ильинской волости деревни Большой крестьянина Тимофея Иванова сын Александр, 11 лет от роду, был нездоров ногами и два года не ходил. Видел он однажды во сне, что будто вместе с родителями молится Богу в Катромском монастыре, и как вследствие этого сновидения, 20 июля 1834 года, действительно привезен был в монастырь и отправлено о нем молебствие святителю Николаю и панихида по преподобном Онуфрии, по прошествии трех дней стал ходить так, как будто никогда и не был нездоров ногами.

Тогож уезда, Петряевской волости, деревни Сокырина крестьянина Ивана Прокопьева одиннадцатилетняя дочь Параскева три года была больна сердцем и утробой и не имела покою ни днем ни ночью. Родители ее обещались отпеть панихиду по преподобном Онуфрии, и когда мать ее отправилась в Катромский монастырь и 12 июля 1834 года отпела панихиду над гробом преподобного, Параскева, остававшаяся дома, почувствовала себя в это самое время совершенно здоровою, и ныне сама, говорится в записи, почасту приходить для поклонения гробу своего исцелителя.

Кирилловского уезда, Пунемской волости, деревни Строковина крестьянин Тимофей Иванов полтора года был нездоров ногою так, что едва мог ходить, и болезнь постепенно усиливаясь дошла наконец до того, что две недели он не мог уже встать с места и даже двинуть ногою. Услышавши о множестве чудес, совершившихся при гробе преподобного Онуфрия, мать его вознамерилась сходить в Катромский монастырь, и когда она собралась в дорогу, изъявил желание идти с нею и больной, и тотчас же почувствовал облегчение и получил возможность ходить. Стоверстное расстояние от места жительства своего до монастыря прошел он без большего труда и возвратился домой совершенно здоровым.

Петряевской волости, деревни Афонинской крестьянин Василий Космин Дубан в сентябре месяце 1834 года видел во сне, что будто бы он находится в Батромском монастыре и молится при гробе преподобного Онуфрия. Когда Василий рассказал свой сон брату своему родному, тот советовал ему сходить на Катрому и отпеть панихиду по преподобном; но он не дал веры своему сновидении, и не послушавшись совета братнего поехал торговать верст за сто. Отъехавши верст десять от своего дому, Василий вдруг почувствовал себя тяжко нездоровым так, что принужден был возвратиться и трои сутки дежал в постеле. Но когда положил обещание идти в Катромский монастырь, тотчас же почувствовал себя совершенно здоровым, и не откладывая исполнения обещания 14 числа сентября приходил ко гробу преподобного и отправил панихиду.

Грязовецкого уезда, вотчины г. Свиньиной, села Елькина скотница Ксения Андреева долгое время была нездорова и находилась в столь сильном расслаблении, что нисколько не владела ни руками, ни ногами, и сколько ни лечилась, пользы ни от чего не было. Однажды днем, немного призаснув, увидела она старца сидевшего у ее постели и приказывавшего ей идти в Катромский монастырь и отправить панихиду над гробом преподобного Онуфрия. Прежде она не слыхала ни об этом угоднике, ни о монастыре, но пробудившись от сна стала призывать его на помощь и обещаться идти к нему на поклонение и с того времени с каждым днем становилось ей легче и легче так, что чрез две недели могла отправиться в монастырь для исполнения своего обещания, и по исполнении его почувствовала себя совершенно здоровою.

Троицкой Енальской волости, деревни Фоминской крестьянин Кондратий Иванов пять недель находился в столь сильном расслаблении, что не мог вставать с постели. Чтобы избавиться от своей тяжкой болезни, решился он искать помощи свыше, и для того вздумал сделать три жеребья, чтобы куда жеребий выпадет, туда из трех месть и отправиться на богомолье, т. е. в Тотемский монастырь, Семигородную пустынь, или в Катромский монастырь. Когда жребий выпал на последний, Кондратий с женою своей поспешил отправиться туда в путь, и еще дорогою, недоехав до монастыря, почувствовал себя совершенно здоровым.

Кадниковского уезда, Лысогорского прихода, деревни Невежина крестьянка Евфросинья Николаева была пять лет нездорова, а шестой год лежала в постеле. Тяжелая болезнь, нестерпимое колотье во все члены тела, недавала ей покою ни днем ни ночью, почему она уже и отчаялась в своем выздоровлении, с часу на час ожидая себе смерти. Когда она уже напутствованная Святыми Тайнами, особорованная, и уже оплаканная родными, ночью немного заснула, то увидела во сне старца, повелевающего ей идти в Катромский монастырь и отправить молебен святителю Николаю и по преподобном Онуфрии панихиду. Пробудившись от сна, она стала призывать на помощь сих святых, обещаясь идти в Катромский монастырь немедленно по своем выздоровлении, и с того времени стало ей легче и вскоре совершенно выздоровела.

Кадниковский мещанин Яков Иванов Обрамов трои сутки был в столь сильном расслаблении, что не мог поворотиться с боку на бок и голова не держалась на плечах. Видя его страдания домашние стали советовать ему, чтобы положил какое-либо обещание, чтобы тем умилостивить Бога и получить исцеление; и когда он только помыслил, что ежели бы Господь Бог дал полегче, то пошел бы в Катромский монастырь к святителю Николаю чудотворцу и по преподобном Онуфрии отслужил бы панихиду, как той же ночи сделался совершенно здоров, и 7 сентября 1873 года прибывши в монастырь объявил о своем чудесном исцелении иеромонаху Нафанаилу и собственноручно записал о нем в монастырскую шнуровую книгу.