Вопрос 16. Об истине

Поскольку знание имеет дело с истинными вещами, после того, как рассмотрен [вопрос о] знании Бога, нам надлежит произвести изыскание относительно истины. В связи с этим будет исследовано восемь пунктов: 1) существует ли истина в вещах, или же только в уме; 2) находится ли она исключительно в составляющем и разделяющем уме; 3) о сравнении истины и бытия; 4) о сравнении истины и блага 5) является ли Бог истиной; 6) истинно ли все благодаря одной единственной истине, или же многим; 7) о вечности истины; 8) о неизменности истины.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что истина пребывает не столько в уме, сколько в вещах. Так, Августин осуждает следующее определение истины: «Истинно то, что существует так, как кажется», поскольку из этого бы следовало, что камни, скрытые в лоне земли и [потому] недоступные зрению, не были бы истинными камнями. Он также осуждает и такое [определение]: «Истинно то, что существует так, как кажется [незнающему], если он хочет и может познавать», поскольку из этого бы следовало, что ничто не будет истинным до тех пор, пока кто-либо этого не познает. Поэтому он определяет истину так: «Истинно то, что существует»²⁷⁵. [Таким образом] похоже, что истина пребывает в вещах, а не в уме.

Возражение 2. Далее, все истинное истинно благодаря истине. Если, таким образом, истина находится только в уме, все будет истинно в той мере, в какой оно будет познано. Но в этом-то и состояла ошибка древних философов, которые говорили, что истинным называется то, что кажется истинным. Отсюда следовало, что и противоположности [вполне] могли бы быть одновременно истинными, коль скоро одним казалось бы, что истинна первая [противоположность], а другим – что вторая.

Возражение 3. Далее, Философом недвусмысленно сказано, что «то, благодаря чему вещь такова, само по себе таково еще в большей степени»²⁷⁶. Значит, [именно] бытие или небытие вещи и является критерием истинности нашей о ней мысли или высказывания, о чем [кстати] учил и Философ²⁷⁷. Следовательно, истина скорее пребывает в вещах, нежели в уме

Этому противоречит следующее: Философ говорит, что «истина и ложь не находятся в вещах, но – в уме»²⁷⁸.

Отвечаю: как благом мы называем то, к чему устремлено наше желание, так и истиной – то, к чему устремлен наш ум. Но между желанием и умом, или знанием чего бы то ни было, есть [существенное] различие: знание обусловливается тем, что познанная вещь находится в знающем, тогда как желание обусловливается тем, что желающий стремится к желаемому. Поэтому цель желания, а именно благо, находится в объекте желания, цель же ума, а именно истина, находится в самом уме. Затем, как благо существует в вещи постольку, поскольку вещь связана с желанием, так что аспект благости передается от желаемого к желанию, почему и желание называется благим по мере благости [своего] объекта; так и истина: поскольку она находится в уме в той мере, в какой он согласуется с познанным объектом, постольку аспект истины необходимо должен передаваться от ума к познанному объекту, почему также и познанную вещь называют истинной в связи с наличием некоторого ее отношения к уму.

Далее, познанная вещь может относиться к уму или сущностно, или акцидентно. Она сущностно связана с умом, от которого зависит то, что касается ее сущности, акцидентно же – с умом, которым она познается; так, можно сказать, что дом в некотором смысле сущностно связан с умом архитектора и акцидентно – с умом, от которого он [никак] не зависит.

Затем, мы выносим суждения о вещи исходя не из ее акциденций, а на основании того, что принадлежит ей по сущности. Следовательно, что-либо можно полагать безусловно истинным [лишь] постольку, поскольку оно связано с умом, от которого зависит; [например] предметы, сделанные искусством, полагаются истинными через их отношение к нашему уму Ведь дом называют истинным постольку, поскольку он точно выражает подобие формы, находящейся в уме архитектора; и слова называют истинными постольку, поскольку они суть знаки истины в уме. Таким же образом и природные вещи полагаются истинными настолько, насколько они выражают подобие образа, находящегося в божественном уме. Ибо камень называется истинным, когда обладает надлежащей камню природой, каковой ей предписано быть в божественном разуме. Таким образом, первично истина пребывает в уме, и [только] вторично – в вещах, [причем] постольку, поскольку они связаны с умом как со своим началом. В результате мы имеем различные определения истины. Августин [например] говорит: «Истина показывает то, что есть»²⁷⁹; а Иларий говорит, что «истина делает сущее ясным и очевидным»²⁸⁰; и все это относится к истине согласно ее [модусу пребывания] в уме. Относительно истины вещей в той мере, в какой они связаны с умом, мы имеем [следующее] определение Августина: «Истина есть высшее подобие [(тождество) единому] началу без какого-либо несходства[с Ним]»²⁸¹; а также и определение Ансельма: «Истина – это справедливость, которая воспринимается одним лишь умом»²⁸² (ибо правильно то, что находится в соответствии с началом); и еще определение Авиценны: «Истина каждой вещи – это непреложно присущее ей свойство»²⁸³. А [что касается] определения: «Истина есть совпадение вещи и мысли [о ней]», то оно приемлемо с любой точки зрения.

Ответ на возражение 1. Августин говорит относительно истинности вещей, исключая при этом из определения истины [ее] отношение к нашему уму, поскольку из [правильных] определений надлежит исключать всяческие акциденции.

Ответ на возражение 2. Древние философы утверждали, что виды природных вещей возникли случайно и не являются следствиями какого-либо ума. Но так как они не могли не заметить, что истина подразумевает соотнесенность с умом, то были вынуждены основывать истинность вещей на их отношении к нашему уму. Из этого получались невозможные выводы, которые [впоследствии и] опроверг Философ²⁸⁴. Но [таковые выводы] никак не следуют из того, что утверждаем мы, [а именно] что истина вещей состоит в их отношении к божественному уму.

Ответ на возражение 3. Хотя истина в нашем уме и обусловливается вещью, тем не менее отнюдь не необходимо, чтобы истина пребывала там [т. е. в вещи] первичным образом; это необходимо не более, чем чтобы здоровье пребывало первичнее в медицине, нежели в животном: ведь достоинство медицины, а не ее здоровье, является причиной здоровья, поскольку в данном случае действователи не одноименны. И точно также: не истинность вещи, а ее бытие обусловливает истину в уме. Поэтому Философ и говорит, что мысль или суждение истинны «постольку поскольку вещь существует, а не поскольку вещь истинна».

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что истина присутствует не только в составляющем и разделяющем уме. Ведь сказал же Философ, что как чувства истинны в отношении воспринимаемых ими чувственных объектов, так и ум – в отношении того, «какова вещь суть»²⁸⁵. Но составленность и разделенность не наличествуют ни в чувствах, ни в уме, знающем «какова вещь суть». Следовательно, истина находится не только в составляющем и разделяющем уме.

Возражение 2. Далее, Исаак в своей книге «Об определениях» говорит, что истина есть соответствие мысли и вещи. Но ум может в равной степени соответствовать как вещам сложным, так и простым, и это также истинно и относительно чувства, воспринимающего вещь в меру ее доступности [восприятию]. Следовательно, истина находится не только в составляющем и разделяющем уме.

Этому противоречит следующее: Философ говорит, что в отношении к простым вещам и «какова вещь суть» истина «не находится ни в уме, ни в вещах»²⁸⁶.

Отвечаю: истина, как было установлено ранее, в своем первичном аспекте находится в уме. В самом деле, поскольку все истинно настолько, насколько обладает подобающей природе формой, из этого необходимо следует, что ум, насколько он суть познающий ум, истинен в той мере, в какой обладает подобием познанного предмета, каковое и есть его, [т. е.] познающего [ума], форма. По этой причине истина определяется как согласованность ума и вещи, и познать эту согласованность означает познать истину. Но чувство не может познать ее [(т. е. согласованность)] ни при каких обстоятельствах. Ведь хотя зрение и обладает подобием видимой вещи, однако оно не постигает соответствия между видимой вещью и тем, что оно в связи с нею восприняло. Ум же в состоянии постигнуть собственную согласованность с познанной вещью; однако, [при этом] он не воспринимает ее в смысле знания «какова вещь суть». Ибо [лишь] когда он высказывает суждение о вещи, что она такова, какова воспринятая им от нее форма, тогда он и познает и высказывает истину А делает он это составляя и разделяя, поскольку во всяком суждении он либо прилагает, либо отнимает от некоторой вещи, обозначенной через субъект, некоторую форму, обозначенную через предикат, из чего со всей очевидностью следует, что чувство истинно относительно всякой вещи, равно как и ум, когда познает «какова вещь суть», но из этого никак не следует, что он [(т. е. ум)] знает или выражает истину Нечто подобное [мы можем наблюдать] в случае составных и простых высказываний. Итак, истина может присутствовать или в чувствах, или в уме, знающем «какова вещь суть», как в чем-то истинном самом по себе, но не как знание в познающем, каковое [знание] и обозначается словом «истина», поскольку совершенство ума есть истина как нечто познанное. Таким образом, в собственном смысле слова истина находится в составляющем и разделяющем уме, а не в чувствах и не в уме, знающем «какова вещь суть».

Таким образом, [все] приведенные затруднения разрешены.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что истина и бытие – не синонимы. Ведь истине, как было установлено выше (1), подобает находиться в уме, бытию же – в вещах. Следовательно, они не синонимы.

Возражение 2. Далее, не может быть синонимом бытия то, что относится как к бытию, так и к небытию. Но истина простирается как на бытие, так и на небытие; ибо [в равной мере] истинно и то, что существующее существует, и то, что не существующее не существует. Следовательно, истина и бытие – не синонимы.

Возражение 3. Далее, вещи, которые относятся друг к другу как предшествующее и последующее, пожалуй, не синонимичны. Но истина, похоже, предшествует бытию: ведь бытие не познается иначе, как только в смысле его истинности. Таким образом, похоже на то, что они не синонимы.

Этому противоречит следующее: Философ говорит, что в какой мере вещь причастна бытию, в такой и истине²⁸⁷.

Отвечаю: как благо имеет природу желаемого, так же точно и истина относится к познанию. Но все настолько доступно познанию, насколько оно обладает бытием. Ведь сказано же в [книге] «О душе» III, что благодаря чувствам и уму «душа некоторым образом есть все сущее». Следовательно, как благо – синоним бытия, так же точно и истина. Но как благо добавляет к бытию момент желательности, так и истина добавляет [момент] соотнесенности с умом.

Ответ на возражение 1. Как было установлено выше (1), истина пребывает как в вещах, так и в уме. Но истина, находящаяся в вещах, является синонимом бытия в смысле субстанции, в то время как истина, находящаяся в уме, является синонимом бытия в том же смысле, что и явление и явленное; ведь то и другое присуще природе истины, о чем уже было сказано (1 ). Можно, однако, сказать, что бытие, как и истина, находится равно в вещах и в уме; истина, впрочем, пребывает в вещах первичным образом, что возможно благодаря тому, что истина по идее отличается от бытия.

Ответ на возражение 2. У небытия нет ничего, посредством чего оно могло бы быть познано; тем не менее, оно известно в той мере, в какой ум имеет представление о нем. Следовательно, истина основывается на бытии, ибо небытие – это своего рода логическое бытие, постигаемое в результате умозаключений.

Ответ на возражение 3. Когда говорят, что бытие нельзя постигнуть иначе, как только через представление об истине, это можно понимать двояко. Во-первых, в том смысле, что бытие не постигается, если постижению бытия не сопутствует идея истинности; и это действительно так. Во-вторых, в том смысле, что бы? тие непостижимо, если одновременно не постигается и идея истинности; и это – ложное [мнение]. Но истину нельзя постигнуть, пока не постигнута идея бытия, поскольку бытие входит в идею истины. Нечто подобное происходит тогда, когда мы сравниваем умопостигаемый объект и бытие. Ибо пока бытие умопостигаемо, оно непостижимо. Однако же бытие может быть постигнуто и без постижения его умопостигаемости. И точно также: постигнутое бытие постигнуто по истине, тогда как истина не постигается посредством постижения бытия.

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что благо логически предшествует истине. Ведь более всеобщее логически и более первое, что очевидно из [сказанного в] «Физике» I. Но благо более всеобще, нежели истина, ибо истина – это своего рода благо, а именно [благо] ума. Следовательно, благо логически предшествует истине.

Возражение 2. Далее, благо находится в вещах, истина же, как было показано выше (2), в составляющем и разделяющем уме. Но находящееся в вещах предшествует находящемуся в уме. Следовательно, благо логически предшествует истине.

Возражение 3. Далее, истина – это вид добродетели, как это явствует из «Этики» IV. Но [понятие] добродетели входит в [понятие] блага, ибо, как сказал Августин, она [(т. е. добродетель)] – это благое свойство ума²⁸⁸. Следовательно, благо предшествует истине.

Этому противоречит следующее: что находится в большем количестве вещей, то и предшествует логически. Но истина есть и в таких вещах, в коих нет блага, например в математике. Таким образом, истина предшествует благу.

Отвечаю: хотя и предполагается, что благо и истина суть синонимы бытия, тем не менее, они отличаются [друг от друга] логически. И в этом смысле, строго говоря, истина предшествует благу, что вытекает из двух [нижеприведенных] соображений. [Это так] во-первых, потому, что истина более тесно связана с бытием, нежели благо. Ведь истина связана с бытием просто и непосредственно, тогда как природа блага последует бытию в той мере, в какой последнее совершенно, а потому и желанно. Во-вторых, это очевидно из того, что знание по природе предшествует желанию.

Поэтому коль скоро истина относится к знанию, а благо – к желанию, истина в идее предшествует благу

Ответ на возражение 1. Желание и ум дополняют друг друга: ведь ум разумеет желание, а желание понуждает ум разуметь. Поэтому как среди вещей, определенных к объекту желания, есть такие, которые принадлежат уму, так и наоборот. Отсюда: в порядке желанных вещей благо выступает как всеобщее, истина же – как частное, тогда как в порядке вещей умопостигаемых – наоборот. Из того обстоятельства, что истина – это своего рода благо, следует, что благо предшествует [именно] в порядке желанных вещей, но [отнюдь] не [то, что оно] предшествует во всем.

Ответ на возражение 2. Вещь предшествует логически в той мере, в какой она предшествует в уме. Но в первую очередь ум постигает само бытие; во вторую – постигает, что постигает бытие; и в третью – он постигает, что желает бытие. Следовательно, первой является идея бытия, второй – истины и [только] третьей – блага, хотя [конечно] благо и находится в вещах.

Ответ на возражение 3. Добродетель, носящая имя «истины», это не истина как таковая, но [лишь] один из видов истины, согласно которой человек являет себя, каков он есть, через посредство высказываний и дел. Что касается истины, относящейся к «жизни», то и она имеет частный смысл и связана с исполнением человеком в [процессе] его жизни того, к чему он определен божественным умом, и в данном случае речь идет об истине, существующей в другом. В то время как истину «правосудия» надлежит искать в самом человеке – в той мере, в какой он исполняет свой долг по отношению к ближнему в соответствии с положениями, определенными законом. Следовательно, все эти частные истины не могут свидетельствовать об истине как таковой.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что Бог – не истина. Ведь истина находится в составляющем и разделяющем уме. Но в Боге нет ни составленности, ни разделенности. Следовательно, в Нем нет и истины.

Возражение 2. Далее, истина, согласно Августину, есть «подобие началу»²⁸⁹. Но в Боге нет никакого подобия началу. Следовательно, в Боге нет истины.

Возражение 3. Далее, все, что говорится о Боге, говорится о Нем как о первой причине всего; так, бытие Бога – причина всяческого бытия; Его благость – причина всяческого блага. Если, таким образом, в Боге есть истина, то всякая истина будет от Него. Но грехи наши – это [ведь] тоже истина. Выходит, и они от Бога, что, конечно же, ложь.

Этому противоречит сказанное Господом: «Я есмь Путь, и Истина, и Жизнь» (Ин. 14, 6).

Отвечаю: как было сказано выше (1 ), истина находится в уме согласно его постижению вещи таковою, каковою она есть, а в вещах согласно тому, насколько их бытие согласуется с умом. И все это в наивысочайшей степени присутствует в Боге. Ведь Его бытие не просто согласуется с Его умом, оно – самая деятельность Его ума; и Его мышление суть мера и причина всякого бытия и всякого ума; и сам Он – Свое же собственное мышление и бытие. Отсюда следует не только то, что в Нем находится истина, но и то, что Он сам является истиной, [причем] истиной наивысшей и первой.

Ответ на возражение 1. Хотя в божественном уме нет ни составленности, ни разделенности, тем не менее Своим простым умным актом Он знает и выносит суждение обо всем; и таким-то образом в Его уме и находится истина.

Ответ на возражение 2. Истина нашего ума обусловливается его согласованностью с началом, точнее, с вещами, от которых он обретает знание. Также и истина вещей обусловливается их согласованностью с их началом, а именно с божественным умом. Но, строго говоря, этого никак нельзя сказать о божественной истине, разве что об истине, подобающей Сыну, у Которого есть начало. Но если мы говорим о самоей сущности божественной истины, мы не уразумеем ее, покуда не разрешим утверждение через отрицание, как [например] когда говорим: «Отец существует через самого Себя, поскольку Он не существует ни через что иное». По аналогии с этим, коль скоро Его бытие не неподобно Его уму, божественную истину можно назвать «подобием начала».

Ответ на возражение 3. Истина небытия и лишенности существует только в представлении ума. Но все представления ума исходят от Бога. Следовательно, та истина, что содержится в утверждении: «Истинно, что этот вот человек склонен к блуду», – исходит от Бога. Но пустословить, что [дескать] «выходит, прелюбодейство этого человека – от Бога», – значит делать ложный вывод по совпадению.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что есть только одна истина, посредством которой истинно все. Ведь, согласно Августину, «ничто не превосходит разумение человеческое, один только Бог»²⁹⁰. Но истина превосходит человеческое разумение, в противном случае разум сам был бы мерилом истины, тогда как в действительности он судит обо всем согласно истине, а не согласно с собственною мерой. Поэтому один только Бог и есть истина. Следовательно, нет никакой другой истины помимо Бога.

Возражение 2. Далее, Ансельм говорит: «В каком смысле говорится о времени той или этой временной вещи, в таком же – и об истине той или этой истинной вещи»²⁹¹. Но у всего временного есть только одно время. Следовательно, есть только одна истина, посредством которой истинно все.

Этому противоречит следующее. Сказано [в Писании]: «Истины распадаются меж сынами человеческими» (Пс. 11,2)²⁹².

Отвечаю: в одном смысле истина, посредством которой истинно все, одна, а в другом – нет. В целях доказательства этого нам надлежит принять во внимание, что когда что-либо сказывается о многом одноименно, оно находится в каждом [субъекте оказывания] согласно его природе; так, животное есть в каждом виде животных. Но когда что-либо сказывается о многом по аналогии, оно только в одном из них находится по природе, а прочие через это [только] обозначаются. Так, «здоровое» сказывается о животном, моче и медицине, хотя само здоровье находится только в животном; и [именно] от здоровья животного называется здоровой и медицина (коль скоро она является причиной здоровья), и моча (коль скоро она указывает на здоровье). И хотя здоровье не пребывает ни в медицине, ни в моче, тем не менее в них есть нечто, благодаря чему одна обусловливает, а другая указывает на здоровье. Затем, уже было сказано (1), что истина пребывает прежде всего в уме, и уже во вторую очередь – в вещах согласно их соотнесенности с божественным умом. Если, таким образом, мы говорим об истине постольку, поскольку она существует в уме согласно его собственной природе, то в этом случае речь идет о многих истинах – как во многих сотворенных умах, так даже и в одном и том же уме – по числу познанных [им] вещей. Поэтому в глоссе на Псалом 11,2: «Истины распадаются меж сынами человеческими», говорится: «Как одно и то же лицо многократно отражается в зеркале, так и множество истин суть отражения одной и той же божественной истины». Но если мы говорим об истине постольку, поскольку она находится в вещах, то [конечно же] все вещи истинны посредством одной первичной истины, которой каждый уподобляется сообразно своей собственной сущности. Итак, хотя сущности, или формы, вещей множественны, тем не менее, истина божественного ума одна, и все вещи полагаются [в той или иной степени] истинными по мере их согласованности с нею.

Ответ на возражение 1. Душа выносит суждение о вещах не согласно какому бы то ни было виду истины, но – согласно первичной истине, отражающейся в душе, как в зеркале, через посредство первых начал познания. Из этого, понятно, следует, что первичная истина превосходит душу. Более того, даже сотворенная истина, пребывающая в нашем уме, превосходит душу, но не вообще, а в том смысле, что она является [ее] совершенством; так, даже о науке можно сказать, что она [в этом смысле] превосходит душу. И тем не менее из всего сущего разумную душу поистине превосходит один только Бог.

Ответ на возражение 2. Сказанное Ансельмом справедливо в том смысле, в каком о вещах говорят как об истинных согласно их соотнесенности с божественным умом.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что сотворенные истины вечны. Ведь сказал же Августин, что «нет ничего более вечного, чем природа круга, или что два плюс три – пять»²⁹³. Но истины, относящиеся к подобным [вещам] суть истины сотворенные. Следовательно, сотворенные истины вечны.

Возражение 2. Далее, что есть всегда – вечно. Но универсалии есть всегда и везде; следовательно, они вечны. Такова, значит, и истина – наиболее всеобщая из всех [универсалий].

Возражение 3. Далее, всегда было истинным то, что истинное сейчас в прошлом имело будущность быть. Но поскольку истина суждения о настоящем – это сотворенная истина, то такова же и [истина] относящаяся к суждению о будущем. Следовательно, [по крайней мере] некоторые сотворенные истины вечны.

Возражение 4. Кроме того, все, что не имеет начала и конца, вечно. Но истина словесных заключений не имеет начала и конца; ведь если бы их истина начала быть после того, как ее не было, было бы истинным, что истины не существовало, и истинно, конечно, по причине истинности [такого заключения]; таким образом, истина существовала бы прежде, чем она начала быть. И подобным же образом: если бы кто стал утверждать, что истина имеет конец, из этого бы следовало, что после прекращения ее бытия все еще будет истинно, что истины не существует Следовательно, истина вечна.

Этому противоречит следующее: как было установлено выше (10, 3), вечен один только Бог.

Отвечаю: истина словесных заключений есть не что иное, как истина ума. Ведь словесные заключения пребывают в уме да в речи. И поскольку они содержатся в уме, постольку содержат истину о самих себе, поскольку же – в речи, постольку называются изреченной истиной, выражая некую истину ума, а не ту, что содержалась бы в самом речении как в своем субъекте. Так, мочу называют здоровой не вследствие ее собственного здоровья, но – здоровья животного, на которое она указывает И в подобном же смысле мы говорим, что вещи называются истинными от истины ума. Значит, если бы не было ни одного вечного ума, не было бы и никакой вечной истины. А так как вечен один лишь божественный ум, то вечна и одна только истина. И из этого отнюдь не следует, что есть что-либо вечное помимо Бога, поскольку истина божественного ума – это сам Бог, о чем уже было говорено выше (5).

Ответ на возражение 1. Природа круга и то, что два плюс три равно пяти, вечны в разуме Бога.

Ответ на возражение 2. То, что нечто есть везде и всюду, можно понимать двояко. С одной стороны, [это может означать] обладание [указанным «нечто» некоторою] силой, позволяющей ему простираться на все времена и пространства, и именно так всегда и везде пребывает Бог. С другой стороны, [это может означать] полную неопределенность [этого «нечто"] по отношению к какому бы то ни было месту и времени; так, о первичной материи говорят как об одной не потому, что она обладает [какою-то] одною формой, но вследствие [полного] отсутствия [в ней] каких-либо отличительных форм. Это как раз и имеют в виду, когда говорят, что универсалии пребывают всегда и везде – ведь универсалии никак не зависят от места и времени. Из этого, однако, никак не следует, что они существуют вечно (разве что только в вечном уме).

Ответ на возражение 3. То, что есть сейчас, стало будущим прежде, чем обрело свое [актуальное] бытие, поскольку будущность его бытия содержалась в его причине. Таким образом, с устранением причины приход вещи к бытию утратил бы [свое] будущее. Но вечна одна только первая причина. Поэтому не должно полагать, что всегда было истиной то, что существующее сейчас [непременно] и будет [сейчас], за исключением тех случаев, когда его будущее бытие содержалось в вечной причине, а единственная такая причина – Бог.

Ответ на возражение 4. Как ум наш не вечен, так и истины высказываемых нами суждений не вечны, но имеют начало во времени. Поэтому и нельзя говорить, что истина была прежде, чем она стала быть, за исключением только того случая, когда речь идет о божественном уме, в коем одном истина вечна. Скорее будет истинным сказать, что данная истина не существовала, [хотя] это [высказывание] истинно только с точки зрения истины, существующей в нашем уме и сейчас, а не с точки зрения какой бы то ни было истины в вещах. Ведь эта истина относится к небытию, небытие же не обладает никакою истиною само по себе, но – лишь постольку, поскольку о нем имеется представление в нашем уме. Следовательно, коль скоро мы можем представить себе небытие истины как [нечто] предшествующее ее бытию, истинным будет сказать, что истина не существовала.

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что истина неизменна. Так, Августин говорит, что «истину и ум не следует полагать равными [по достоинству], иначе истина была бы столь же изменчива, сколь [изменчив] и ум»²⁹⁴.

Возражение 2. Далее, все, что сохраняется при любом изменении, неизменно; так, поскольку первичная материя не возникает и не уничтожается, она сохраняется после любого возникновения и уничтожения. Но истина сохраняется при любом изменении; ведь после каждого изменения можно истинно сказать о вещи, есть она или нет Следовательно, истина неизменна.

Возражение 3. Далее, если изменяется истина суждения [о некоторой вещи], она, пожалуй, изменяется вместе с изменением [самой] вещи. Но подобным образом она [как раз и] не изменяется. Ведь истина, согласно Ансельму, «есть некоторая правильность» в смысле соответствия вещи тому, что она [т. е. вещь] суть в божественном уме²⁹⁵. Но суждение о том, что «Сократ сидит», свое значение, [т. е.] что Сократ сидит, получает от божественного ума; и [потому] оно сохраняет то же самое значение даже и тогда, когда он не сидит. Следовательно, истина суждения никоим образом не изменяется.

Возражение 4. Кроме того, когда сохраняется причина, сохраняется и [ее] следствие. Но одна и та же вещь обусловливает истину [сразу] трех суждений: «Сократ сидит, сидел, будет сидеть». Следовательно, истинность каждого [из них по отдельности] суть одна и та же истина. Но одно из них необходимо истинно само по себе. Следовательно, истина этих суждений остается неизменной, и подобного рода умозаключения справедливы и для всего прочего.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Истины распадаются меж сынами человеческими» (Пс. 11,2).

Отвечаю: истина, строго говоря, обитает только в уме, о чем было сказано выше (1); вещи же называются истинными через посредство добродетели истины, обитающей в уме. Следовательно, изменчивость истины следует рассматривать с точки зрения ума, истина которого состоит в [его] согласованности с разумеемой [им] вещью. Затем, эта согласованность, равно как и любое другое уподобление, может изменяться двояко – через изменение одного из крайних членов. Итак, с одной стороны, истина претерпевает изменение со стороны ума, когда изменяется мнение о вещи, которая сама по себе не изменилась, с другой – когда изменилась вещь, но не мнение [о ней]; и в обоих случаях возможно изменение истины в [свою противоположность, а именно] ложь. Если, таким образом, есть ум, в коем невозможно никакое изменение мнений и знанию коего неведомы утраты, в нем истина неизменна. А именно таков божественный ум, что очевидно из сказанного прежде (14, 15). Следовательно, истина божественного ума неизменна. Но истина нашего ума изменчива, [хотя и] не потому, что она сама по себе является субъектом перемен; но коль скоро [сам] наш ум может изменяться от истины ко лжи, то и подобные формы могут называться изменчивыми. В то же время истина божественного ума – это то, в соответствии с чем о природных вещах говорят как об истинных, и она-то [как раз] всецело неизменна.

Ответ на возражение 1. Сказанное Августином относится к божественной истине.

Ответ на возражение 2. Истина и бытие суть синонимы. Следовательно, коль скоро бытие возникает и уничтожается не само по себе, но только лишь акцидентно (ибо, как сказано в «Физике» I, возникает и уничтожается только вот это или только вот то бытие), то подобным же образом и истина изменяется не так, чтобы в результате не осталось никакой истины, но так, что не остается только истины прежней.

Ответ на возражение 3. Истины суждений, помимо того, что у них обще с истинами других вещей, а именно [необходимость] соответствия вещи идее о ней в божественном уме, имеет, говорят, еще и особую истинность, указующую на истину ума, которая заключается в согласованности ума и вещи. Когда же она [(т. е. согласованность)] исчезает, изменяется истина мнения, а значит, и истина суждения. Таким образом, суждение «Сократ сидит» является истинным, пока он сидит, ибо оно истинно как с точки зрения вещи, обозначаемой выражением, так и с точки зрения истинности выраженного мнения. Когда же Сократ встает, первая истина сохраняется, вторая же претерпевает изменение.

Ответ на возражение 4. Сидение Сократа, которое является причиной истинности суждения «Сократ сидит», имеет разный смысл в зависимости от того, сидит ли Сократ, сидел ли прежде или только собирается сесть. Таким образом, выступающая в качестве следствия истина претерпевает изменение и [потому] по-разному выражается суждениями, относящимися [соответственно] к настоящему, прошедшему или будущему. Поэтому нельзя делать вывод, что если хотя бы одно из трех суждений истинно, одна и та же истина остается неизменной.