Вопрос 85. О ПОКАЯНИИ КАК ДОБРОДЕТЕЛИ

Здесь мы исследуем покаяние как добродетель, под каковым заглавием наличествует шесть пунктов: 1) является ли покаяние добродетелью; 2) является ли оно особой добродетелью; 3) к какому виду добродетели оно относится; 4) о его субъекте; 5) о его причине; 6) о его отношении к другим добродетелям.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что покаяние – не добродетель. В самом деле, мы уже показали (65, 1; 84, 1), что покаяние – это таинство, числящееся среди других таинств. Но ни одно из других таинств не является добродетелью. Следовательно, и покаяние – не добродетель.

Возражение 2. Далее, как говорит Философ, «о стыде не приличествует говорить как о добродетели»²³⁷ – как потому, что он является страстью, сопровождаемой телесными изменениями, так и потому, что он не является расположенностью чего-то совершенного, поскольку связан с дурным деянием, которого добродетельный совершать не должен. Но и покаяние точно так же является страстью, сопровождаемой телесными изменениями, а именно слезами, поскольку, по словам Григория, «каяться – значит оплакивать содеянные грехи»²³⁸. Кроме того, оно связано с дурными деяниями, а именно грехами, которые добродетельный совершать не должен. Следовательно, покаяние – не добродетель.

Возражение 3. Далее, согласно Философу, «добродетельный не предстанет посмешищем»²³⁹. Но разве не смешно сожалеть о том, что содеяно в прошлом, которое изменить нельзя? Однако именно в этом и состоит покаяние. Следовательно, покаяние – не добродетель.

Этому противоречит следующее: предписания Закона относятся к актам добродетели, поскольку «законодатель желает сделать граждан добродетельными»²⁴⁰. Но в божественном Законе есть предписание о покаянии, а именно: «Покайтесь...» и так далее (Мф. 4, 17). Следовательно, покаяние – добродетель.

Отвечаю: как уже было сказано (84, 10), каяться – значит сожалеть о содеянном. Затем, выше мы показали (84, 9), что печаль, или страдание, бывает двоякой. Во-первых, она означает страсть чувственного пожелания, и в этом смысле покаяние является не добродетелью, а страстью. Во-вторых, она означает акт воли и тем самым подразумевает выбор, и если выбор правильный, то этот акт необходимо является актом добродетели. В самом деле, как сказано во второй [книге] «Этики», добродетель является навыком к выбору сообразно правому разуму²⁴¹. Но правому разуму приличествует печалиться об объекте, присущем печали, печалиться так, как должно печалиться, и ради того, ради чего должно печалиться. И все это имеет место в том покаянии, о котором мы ведем речь, поскольку кающийся выражает умеренную печаль о своих прошлых грехах с намерением их устранить. Отсюда понятно, что покаяние, о котором мы ведем речь, является или добродетелью, или актом добродетели.

Ответ на возражение 1. Как уже было сказано (84, 1; 2), в таинстве покаяния, в отличие от крещения и конфирмации, место материи занимают человеческие акты. Поэтому, коль скоро добродетель является началом действия, покаяние в гораздо большей степени, чем крещение или конфирмация, является или добродетелью, или тем, что сопутствует добродетели.

Ответ на возражение 2. Как уже было замечено, покаяние как страсть не является добродетелью, и именно оно сопровождается телесными изменениями. С другой стороны, оно является добродетелью постольку, поскольку является правильным выбором воли, каковой выбор связан с покаянием, но не со стыдом. В самом деле, стыд относится к дурному деянию как имеющему место в настоящем, тогда как покаяние относится к дурному деянию как имевшему место в прошлом. Но совершенству добродетели противна необходимость иметь дело с актуально существующим дурным деянием, которого нужно стыдиться, тогда как прежде совершенное дурное деяние, в котором нам приличествует раскаиваться, не противно совершенству добродетели, поскольку человек из порочного становится добродетельным.

Ответ на возражение 3. Печалиться о том, что сделано, с намерением сделать это несделанным было бы, действительно, смехотворно. Но намерение кающегося совсем иное, поскольку его печаль является неприятием и осуждением своего прошлого дела и желанием устранить последствия, а именно гнев Божий и долг наказания, и в этом нет ничего смешного.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что покаяние не является особой добродетелью. В самом деле, похоже, что радость от того, что сделано что-то доброе, и печаль от того, что сделано что-то дурное, являются актами одной и той же природы. Но радость от того, что сделано что-то доброе, является не особой добродетелью, а, как доказывает Августин, заслуживающим похвалы чувством, проистекающим из любви²⁴². Поэтому апостол говорит, что любовь «не радуется неправде (а сорадуется истине)» (1Кор. 13, 6). Следовательно, точно так же и покаяние, каковое суть печаль о прошлых грехах, является не особой добродетелью, а проистекающим из любви чувством.

Возражение 2. Далее, у каждой особой добродетели есть своя особая материя, поскольку навыки различаются посредством своих актов, а акты – своих объектов. Но у покаяния нет никакой особой материи, так как его предмет – прошлые грехи – может находиться в любой материи. Следовательно, покаяние не является особой добродетелью.

Возражение 3. Далее, что-либо может быть устранено только своей противоположностью. Но покаяние устраняет все грехи. Следовательно, оно противостоит всем грехам и потому особой добродетелью быть не может.

Этому противоречит следующее: в Законе, как мы уже показали (84, 5), наличествует особое предписание о покаянии.

Отвечаю: как было показано во второй части (ИИ-И, 54, 2), по виду навыки различаются согласно виду их актов, и потому всякий раз, когда у акта наличествует особая причина для того, чтобы быть достойным похвалы, необходимо должен наличествовать и особый навык. Но очевидно, что у акта покаяния есть особая причина для похвалы, поскольку он стремится к уничтожению прошлого греха, рассматриваемого как преступление против Бога, каковая [причина] неприложима ни к какой иной добродетели. Из этого следует, что покаяние – это особая добродетель.

Ответ на возражение 1. Акт может проистекать из любви двояко. Во-первых, как выявление любви, например: любить добро, радоваться ему и печалиться тому, что ему противоположно, и такой добродетельный акт не нуждается ни в какой иной добродетели, кроме любви. Во-вторых, акт может проистекать из любви как, так сказать, предписанный любовью. И поскольку любовь предписывает все добродетели, определяя их к собственной цели, проистекающий из любви акт может принадлежать какой-то другой особой добродетели. Поэтому если в акте покаяния мы усматриваем просто печаль в связи с прошлым грехом, то он, как и радость в связи с прошлым добрым деянием, непосредственно принадлежит любви, тогда как намерение стремиться уничтожить прошлый грех нуждается в особой добродетели, подчиненной любви.

Ответ на возражение 2. В самом деле, покаяние обладает некоторой общей материей, поскольку касается всех грехов, однако связано оно с особым аспектом, поскольку их исцеление возможно посредством акта человека, содействующего Богу в своем оправдании.

Ответ на возражение 3. Любая особая добродетель устраняет навык к противоположному пороку формально, что подобно тому, как в одном и том же субъекте белизна устраняет черноту. Однако покаяние устраняет каждый грех действенно, приводя к уничтожению грехов в той мере, в какой они при содействии человека могут быть прощены посредством благодати Бога, и потому оно не является общей добродетелью.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что добродетель покаяния не является видом правосудности. Ведь правосудность, как было показано во второй части (ИИ-И, 61, 2), является не теологической, а нравственной добродетелью. Но дело представляется так, что покаяние – это теологическая добродетель, поскольку его объектом является Бог (ведь оно суть воздаяние Богу, с Которым оно примиряет грешника). Следовательно, похоже, что покаяние не является видом правосудности.

Возражение 2. Далее, правосудность, будучи нравственной добродетелью, блюдет середину. Но покаяние не блюдет середины, а, скорее, стремится к пределу, согласно сказанному [в Писании]: «Сокрушайся, как бы о смерти единственного сына, горько плачь» (Иер. 6, 26). Следовательно, покаяние не является видом правосудности.

Возражение 3. Далее, как сказано в пятой [книге] «Этики», существует два вида права, а именно распределительное и направительное [или заместительное]²⁴³. Но дело представляется так, что покаяние не относится ни к одному из них. Следовательно, похоже, что покаяние не является видом правосудности.

Возражение 4. Кроме того, глосса на слова [Писания]: «Блаженны плачущие ныне» (Лк. 6, 21), говорит: «Рассудительность учит нас скорбеть о земных вещах и радоваться вещам небесным». Но плач является актом покаяния. Следовательно, покаяние является видом рассудительности, а не правосудности.

Этому противоречит следующее: Августин в своей книге, посвященной покаянию, говорит: «Покаяние есть воздаяние скорбящих, карающих себя своим сожалением о содеянном». Но воздаяние является актом правосудности, в связи с чем Туллий говорит, что один из видов правосудности называется карательным. Следовательно, похоже, что покаяние является видом правосудности.

Отвечаю: как уже было сказано (2), покаяние является особой добродетелью не просто потому, что оно скорбит о содеянном зле (для этого было бы достаточно и любви), но и потому, что кающийся скорбит о совершенном им грехе как о преступлении против Бога и ради его исправления. Затем, для того, чтобы исправить совершенное против кого-либо преступление, недостаточно просто прекратить его совершать, но необходимо каким-либо образом возместить другому причиненный ущерб, что подобно возмездию с той только разницей, что возмещает искупающий вину обидчик, а мстит – обиженный. То и другое относится к материи правосудности, поскольку то и другое суть своего рода замещение. Отсюда понятно, что покаяние как добродетель является частью правосудности.

Однако нужно иметь в виду, что, согласно Философу, что-либо может быть правосудным двояко, просто и относительно²⁴⁴. Простая правосудность имеет место между равными – ведь правосудность есть своего рода равенство. Он называет ее политическим, или гражданским, правом, поскольку все граждане как непосредственно подчиненные охраняющему их свободу правителю между собою равны. Относительная же правосудность имеет место тогда, когда одна из сторон подчинена другой, как раб подчинен господину, сын – отцу, а жена – мужу. В случае покаяния речь идет именно об этом виде правосудности. Поэтому ради исправления кающийся обращается за помощью к Богу как раб – к своему господину согласно сказанному [в Писании]: «Вот, как очи рабов обращены на руку господ их... так очи наши – к Господу, Богу нашему, доколе Он помилует нас» (Пс. 122, 2); как сын – к своему отцу, согласно сказанному [в Писании]: «Отче! Я согрешил против неба и пред тобою» (Лк. 15, 21); и как жена – к своему мужу, согласно сказанному [в Писании]: «Ты со многими любовниками блудодействовала – и, однако же, возвратись ко Мне», говорит Господь» (Иер. 3, 1).

Ответ на возражение 1. Как сказано в пятой [книге] «Этики», правосудность является добродетелью в отношении другого, а материя правосудности – это не столько тот, кому приличествует правосудность, сколько та вещь, которая является субъектом распределения или замещения²⁴⁵. Следовательно, материей покаяния является не Бог, а человеческие акты, которые либо оскорбляют Бога, либо примиряют с Ним, в то время как Бог суть Тот, Кому приличествует правосудность. Отсюда понятно, что покаяние – это не теологическая добродетель – ведь Бог не является ни его материей, ни объектом.

Ответ на возражение 2. Как сказано в пятой [книга], – «Этики», серединой правосудности является равенство, которое устанавливается между участвующими в правосудности сторонами²⁴⁶. Но, как замечает Философ, иногда, когда налицо превосходство одной из сторон, например, отца над сыном или Бога над человеком, установить совершенное равенство невозможно²⁴⁷, и потому в таких случаях тот, кто не может установить [равенство] в отношении другого, должен [стараться] делать все, что в его силах. Это, конечно, будет достаточным не просто, а лишь настолько, насколько признается таковым высшей [стороной]. Поэтому середина усваивается избыточности покаяния.

Ответ на возражение 3. Как есть своего рода замещение в случае благодеяния, когда, так сказать, человек благодарит за полученные им блага, точно так же есть и замещение в случае проступка, когда за причиненную другому обиду человек или наказывается против своей воли, что свойственно карательной правосудности, или добровольно воздает, что свойственно покаянию, которое соотносится с личностью грешника так, как карательная правосудность – с личностью судьи. Из этого следует, что то и другое связано с направительной [или заместительной] правосудностью.

Ответ на возражение 4. Хотя само по себе покаяние является видом правосудности, тем не менее, оно некоторым образом включает в себя и то, что касается всех добродетелей. Так, коль скоро речь идет о правосудности человека в отношении Бога, оно должно быть причастным тому, что связано с теологическими добродетелями, объектом которых является Бог. Поэтому покаяние содержит в себе веру в страсти Христа, посредством которых мы очищаемся от наших грехов, надежду на прощение и относящуюся к горней любви ненависть к пороку. Коль скоро же оно является нравственной добродетелью, то причастно направляющей все нравственные добродетели рассудительности, а в силу самой природы правосудности обладает не только тем, что принадлежит правосудности, но еще и кое-чем из того, что принадлежит благоразумию и мужеству, поскольку объектами направительной правосудности являются и те, которые обусловливают удовольствие и связаны с благоразумием, и те, которые обусловливают страх, который умеряется мужеством. Поэтому правосудности надлежит и воздерживаться от удовольствий, что принадлежит благоразумию, и переносить трудности, что принадлежит мужеству.

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что воля не является надлежащим субъектом покаяния. Ведь покаяние – это вид печали. Но печаль, как и радость, находится в вожделеющей части. Следовательно, покаяние находится в вожделеющей способности.

Возражение 2. Далее, как говорит Августин в своей книге, посвященной покаянию, покаяние является своего рода карой. Но дело представляется так, что кара, похоже, относится к раздражительной способности, поскольку желанием возмездия является гнев. Следовательно, похоже, что покаяние находится в раздражительной части.

Возражение 3. Далее, согласно Философу, надлежащим объектом памяти является прошлое²⁴⁸. Но покаяние, как мы уже показали (1), связано с прошлым. Следовательно, субъектом покаяния является память.

Возражение 4. Кроме того, отсутствующее не подвержено воздействию. Но покаяние устраняет грех из всех способностей души. Следовательно, покаяние находится не только в воле, но и в каждой душевной силе.

Этому противоречит следующее: покаяние есть своего рода жертва, согласно сказанному [в Писании]: «Жертва Богу – дух сокрушенный» (Пс. 50, 19). Но предложение жертвы является актом воли, согласно сказанному [в Писании]: «Я свободно принесу Тебе жертву»²⁴⁹ (Пс. 53, 8). Следовательно, покаяние находится в воле.

Отвечаю: о покаянии можно говорить двояко: во-первых, как о страсти, и в этом смысле оно, будучи своего рода печалью, находится как в своем субъекте в вожделеющей части; во-вторых, как о добродетели, в каковом смысле оно, как показано выше (3), является видом правосудности. Но правосудность, как уже было сказано во второй части (ИИ-И, 56, 6), находится как в своем субъекте в разумном желании, каковым является воля. Отсюда очевидно, что покаяние в той мере, в какой оно суть добродетель, находится как в своем субъекте в воле, а присущим ему актом является намерение исправить то, что было совершено против Бога.

Ответ на возражение 1. В этом аргументе покаяние рассматривается как страсть.

Ответ на возражение 2. Страстное желание покарать другого связано с раздражительностью, а разумное желание покарать себя или другого связано с волей.

Ответ на возражение 3. Память – это способность, которая схватывает прошлое. Но покаяние относится не к схватывающей, а к желающей способности, которая предполагает акт схватывания. Поэтому покаяние, предполагая наличие памяти, находится все же не в ней.

Ответ на возражение 4. Воля, как было показано выше (I, 82, 4; ИИ-И, 9, 1), движет все остальные душевные силы, и потому нет ничего несообразного в том, что покаяние, находясь как в своем субъекте в воле, производит следствие в каждой способности души.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что покаяние рождается не из страха. В самом деле, покаяние рождается из неприятия греха. Но мы уже показали (3), что это – свойство любви. Следовательно, покаяние порождает любовь, а не страх.

Возражение 2. Далее, люди побуждаются к покаянию ожиданием царства небесного, согласно сказанному [в Писании]: «Покайтесь, ибо приблизилось царство небесное!» (Мф. 3, 2; 4, 17). Но царство небесное является объектом надежды. Следовательно, покаяние проистекает из надежды, а не из страха.

Возражение 3. Далее, страх – это внутренний человеческий акт. Но возникновение в нас раскаяния, похоже, связано не с человеческими делами, а с деятельностью Бога, согласно сказанному [в Писании]: «Когда Ты обратил меня – я каялся»²⁵⁰ (Иер. 31, 19). Следовательно, покаяние не проистекает из страха.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Как беременная женщина при наступлении родов мучится, вопит от болей своих, так были мы» (Ис. 26, 17), так сказать, в покаянии; а согласно другой версии²⁵¹ далее сказано: «От страха Господа мы были беременны, мучились – и рождали дух спасения», то есть, как явствует из предшествующих слов, спасительное покаяние. Следовательно, покаяние проистекает из страха.

Отвечаю: о покаянии можно говорить двояко: во-первых, как о навыке, и в таком случае оно непосредственно всевается Богом без нашей деятельности как основных действователей, хотя и не без нашего соучастия посредством некоторых действий. Во-вторых, можно говорить о покаянии в связи с теми актами, посредством которых мы соучаствуем в деятельности Бога. Первым началом этих актов является деятельность Бога, обращающая сердца, согласно сказанному [в Писании]: «Обрати нас к Тебе, Господи, – и мы обратимся»; вторым – акт веры; третьим – движение рабского страха, которым человек удаляется от греха из-за страха перед наказанием; четвертым – движение надежды, которым человек устремляется к исправлению в надежде на прощение; пятым – движение любви, посредством которого грех становится человеку противен уже не в связи с наказанием, а как таковой; шестым – движение сыновнего страха, посредством которого человек по собственной воле воздает Богу из страха пред Ним.

Отсюда очевидно, что акт покаяния проистекает из рабского страха как из первого движения желания к нему и из сыновнего страха как из своего ближайшего и подобающего начала.

Ответ на возражение 1. Сперва человеку, и в первую очередь – грешнику, грех противен в связи с наказанием, что свойственно рабскому страху, и только потом он становится противен ему потому, что является преступлением против Бога, а также из-за его порочности, что свойственно любви.

Ответ на возражение 2. Когда говорят, что приблизилось царство небесное, то сказанное должно понимать так, что приблизился Царь, Который будет не только вознаграждать, но и наказывать. Поэтому Иоанн Креститель сказал [пожелавшим креститься фарисеям и саддукеям]: «Порождения ехиднины! Кто внушил вам бежать от будущего гнева?» (Мф. 3, 7).

Ответ на возражение 3. Движение страха проистекает из акта Бога, обращающего сердца, в связи с чем читаем: «О, если бы сердце их было у них таково, чтобы бояться Меня» (Вт. 5, 29). Поэтому то, что покаяние проистекает из страха, нисколько не противоречит тому, что оно проистекает из акта Бога, обращающего сердца.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что покаяние является первой добродетелью. Так, глосса на слова [Писания]: «Покайтесь...» и так далее (Мф. 3, 2), говорит: «Первая добродетель есть упразднение ветхого человека и ненависть к греху посредством покаяния».

Возражение 2. Далее, удаление от одного предела, похоже, предшествует приближению к другому. Но все остальные добродетели представляются приближающими к пределу, поскольку все они направляют человека к добрым делам, в то время как покаяние, пожалуй, направляет его к удалению от зла. Следовательно, похоже, что покаяние предшествует всем остальным добродетелям.

Возражение 3. Далее, до покаяния в душе присутствует грех. Но добродетель несовместима с грехом в душе. Следовательно, никакая добродетель не может предшествовать покаянию, которое, будучи первым и устраняя грех, открывает дорогу другим.

Этому противоречит следующее: как мы уже показали (5), покаяние проистекает из веры, надежды и любви. Следовательно, покаяние не является первой добродетелью.

Отвечаю: говоря о добродетелях, мы не рассматриваем временную упорядоченность в отношении навыков. Ведь коль скоро добродетели, как было показано во второй части (П-1, 65, 1), взаимосвязаны, все они начинают присутствовать в душе одновременно. Поэтому под предшествованием одних добродетелей другим понимается [предшествование] в порядке природы, каковой порядок зависит от порядка их актов в том смысле, что акт одной добродетели предполагает наличие акта другой. Так, следует утверждать, что даже в порядке времени некоторые заслуживающие похвалы действия, например акты мертвых надежды и веры, а еще акт рабского страха, могут предшествовать акту и навыку к покаянию, тогда как акт и навык к любви совпадает по времени с актом и навыком к покаянию, а также с навыками к другим добродетелям. В самом деле, во второй части мы уже говорили (ИИ-И, 113, 8) о том, что при оправдании нечестивых движение свободной воли в отношении Бога, каковое суть акт оживляемой любовью веры, и движение свободной воли в отношении греха, каковое суть акт покаяния, происходят одновременно. Однако из этих двух актов первый по природе предшествует второму, поскольку акт добродетели покаяния направлен против греха из любви к Богу, и потому первый из упомянутых актов является основанием и причиной второго.

Таким образом, покаяние не является первой добродетелью просто ни в порядке времени, ни в порядке природы, поскольку в порядке природы ей просто предшествуют теологические добродетели. Но все же в некотором отношении оно является первой добродетелью в порядке времени со стороны своего акта, поскольку этот акт является первым при оправдании нечестивых, тогда как в порядке природы другие добродетели, похоже, предшествуют, поскольку то, что естественно, предшествует тому, что акцидентно. В самом деле, другие добродетели представляются необходимыми для человеческого блага по самой своей природе, в то время как покаяние необходимо только при наличии чего-то еще, а именно греха, о чем уже было сказано нами выше (84, 6) при рассмотрении отношения таинства покаяния к другим таинствам.

Ответ на возражение 1. Эту глоссу надлежит понимать в том смысле, что акт покаяния по времени предшествует актам других добродетелей.

Ответ на возражение 2. В последовательных движениях удаление от одного предела предшествует приближению к другому по времени, а также в порядке природы в том случае, когда мы рассматриваем субъект, то есть порядок материальной причины. Но если мы рассматриваем порядок действенных и конечных причин, то первым является приближение к цели, поскольку действенная причина в первую очередь склоняется к ней; и именно этот порядок по преимуществу имеет место в актах души.

Ответ на возражение 3. Покаяние открывает дорогу другим добродетелям постольку, поскольку оно устраняет грех посредством предшествующих ему в порядке природы добродетелей веры, надежды и любви. Им же оно открывает дорогу так, что они вступают на нее одновременно с ним, поскольку при оправдании нечестивых одновременно с движением свободной воли к Богу и от греха прощается грех и всевается благодать, а с благодатью – и все добродетели, о чем уже было сказано во второй части (ИИ-И, 65, 3, 5).