IX. Выводы

Резюмируем основные результаты нашего исследования.

Исследование показало, что иногда высказывавшиеся в литературе сомнения в существовании латинского оригинала памятника и стремление рассматривать ЗСО как перевод с греческого (А. С. Павлов, А. И. Соболевский) не имеют под собой научных оснований. Ближайшим оригиналом перевода следует считать латинский Мерзебургский пенитенциал (poenitentiale Merseburgense) середины IX в. Изучение редакций Мерзебургского пенитенциала, проведенное Р. Коттъе и его коллегами, позволило точно определить первоначальный вид латинского оригинала ЗСО. Этот гипотетический латинский сборник, сложившийся предположительно в VIII в., представлял собой соединение трех небольших по объему дисциплинарно-покаянных уставов (всего 88 статей), позднее образовавших ядро известного нам Мерзебургского пенитенциала.

Из 52 правил ЗСО два последних – 50 и 51 – могли быть добавлены в сборник уже после его возникновения. Основанием для такого предположения служит, во-первых, отсутствие в Mers оригинала для ЗСО 50, а во-вторых, отсутствие ЗСО 51 в древнейшем списке памятника (SinEuch). Примерный оригинал для ЗСО 50 обнаруживается в одном из самых архаичных латинских пенитенциалов – пенитенциале Колумбана (начало VII в.), отражающем древнейшую покаянную дисциплину Ирландии (Kottje et al. 1994, VIII).

Благодаря тому обстоятельству, что в основу ЗСО был положен ранний корпус покаянных правил из состава Mers, славянский перевод имеет важное значение для реконструкции их первоначального текста. Так, на основании славянского перевода по версии SinEuch оупоитъ до ржга (ЗСО 38) в Mers 53 восстанавливается первоначальное чтение humilitatis gratia «с целью унизить» вместо зафиксированного во всех списках бессмысленного humanitatis gratia «по причине человеколюбия». В ряде статей ЗСО славянский текст демонстрирует формальную близость не к древнейшему списку оригинала, а к его редакциям IX–X вв. – Ватиканской и Венской. Например, во фразе Аще кто [SinEuch, И же U] раꙁбои сътворит не хотѧ (ЗСО 2) participium conjunctum не хотѧ формально соответствует не чтению Mers 2 casu «случайно», а варианту Венского списка nolendo «не желая». В ЗСО 45 причастная форма аще ли вѣды ѣлъ естъ соответствует не чтению Мерзебургского кодекса, в котором стоит личная ф. scit, а причастию sciens «знающий» Ватиканского и Венского списков (Kottje et al. 1994, 147.911). Следование Ватиканской и Венской редакциям Mers наблюдается также в ЗСО 9–10, 12–15, 17, 19, 23, 30, 36–37. Итак, для реконструкции утраченного латинского оригинала ЗСО важное значение имеют разночтения, сохраненные только поздними рукописями.

В ряде статей ЗСО, как и в ЗСЛ, наблюдается либо смягчение, либо ужесточение епитимьи по сравнению с оригиналом. Так, наказание в славянском переводе смягчено в ЗСО 5 (о клятвопреступлении (11 славянском о проклятии); смягчение только в SinEuch), 9 (блуд епископа), 12 (нарушение целибата), 18 (рвота после причащения из-за болезни), 23 (избиение до крови), 30 (кража из храма, смягчение только в SinEuch), 32 (несоблюдение поста), 35 (лжесвидетельство из корыстных побуждений), 36 (скотоложство), 37 (пьянство клириков и мирян), 39 (кража съестного, смягчение только в U), 45 (поедание удавленины и крови животных). Несколько статей содержат ужесточение церковного наказания: ст. 11 (прелюбодеяние мирянина), 22 (приставание к женщине), 26 (умышленный аборт, ужесточение только в U), 27 (занятия астрологией и магией), 34 (аборт или убийство младенца), 42 (смерть некрещеного младенца), 47а (осквернение во время сна в церкви). В двух случаях список SinEuch содержит ужесточение, а список U – смягчение наказания (ЗСО 6 – о вынужденной клятве, 29 – о поджоге амбара или гумна). В од­ ном случае норма ЗСО частью строже, частью мягче, чем в Mers (ЗСО 31 – о телесных повреждениях, нанесенных клириками). Для оценки юридического содержания ЗСО представляет интерес сохранение в переводе некоторых особенностей запад­ но-католического церковного устройства – например, упоминание целибата духовенства (ЗСО 12), причащения только телом Христовым (ЗСО 15) и замена покаяния денежной суммой (аналог индульгенции) (ЗСО 32).

Сравнительный анализ древнейших списков ЗСО пока­ зал, что в 15 случаях текст U лучше отражает латинский оригинал, чем SinEuch; обратное имеет место также в 15 случаях. Следовательно, оба списка имеют ключевое значение для ре­ конструкции архетипа ЗСО. В целом язык более раннего глаголического SinEuch следует признать несколько более архаичным. В работе впервые введен в научный оборот фрагмент ЗСО по пергаменному листку XIII–XIV вв. из собрания БАН 11 Санкт-Петербурге (БАН 13.7.8). Пропуск в этом фрагменте статей ЗСО 12, 15 и 17 свидетельствует о проведенной (возможно, уже на Руси) работе по сокращению епитимийника. О том же свидетельствуют и более скупые, чем в полных списках, формулировки сохранившихся статей 2, 7 и 11. Исследование лексической вариативности в памятнике показало, что традиционное для славистики со времен Ягича противопоставление «преславских» и «охридских» лексем, разработанное на материале переводов св. Писания, не может без оговорок применяться к описанию мораво-паннонских юридических переводов, поскольку в последних «охридско­преславские» терминологические пары иногда выступают в функции синонимических вариантов (алъкати – поститисѧ, съвѣдѣтель – послоухъ) или же в этих памятниках, вопреки ожиданию, употребляются не «охридские», а «преславские» лексемы (ср. прил. трѣбьнъ в ЗСО).

Активное отношение переводчика к переводимому тексту выражалось в дополнениях и сокращениях многих статей оригинала (подобный подход, как мы видели, был свойствен также переводчику ЗСЛ и, в какой-то степени, НМ). Следствием этого стали многочисленные примеры дополняющего и сокращающего типов перевода. В результате регулярного применения сокращающего перевода статьи ЗСО выглядят в целом более краткими и компактными, чем соответствующие статьи Мегs, в которых не­ редко наблюдается излишнее многословие. Смягчение епитимийных наказаний достигалось посредством частого использования приема замещающего перевода (который вполне тождествен операции редактирования). Небольшое число контекстно-семных эквивалентов (3) свидетельствует, с одной стороны, о не очень высокой квалификации переводчика, а с другой, объясняется лапидарным стилем латинского оригинала, в котором подавляющее большинство лексем употреблено в основных значениях.

Переводческая техника ЗСО не соответствует критериям билингвизма, а количество ошибок, допущенное при переводе (6 случаев на 500–600 переводческих решений), более чем в пять раз превышает лимит ошибок, рассчитанный нами для кирилло-мефодиевской переводческой техники.

Зависимость языка ЗСО от оригинала в отношении синтаксиса (прежде всего партиципиальных конструкций и предложных сочетаний) представляется пренебрежимо малой. Это обусловлено не только ориентацией переводчика на выразительные ресурсы славянского языка, но и функциональной ограниченностью причастий в латинском языке по сравнению с греческим и славянским. Это же касается весьма употребительных в славянском сочетаний с творити, которые в ЗСО демонстрируют почти полную независимость от латинского узуса. Очень малое количество калькированных лексем и полное отсутствие калькированных с латыни синтаксических конструкций говорят в пользу сложившейся книжно-письменной нормы на основе местного культурного наддиалекта⁷².

В исследовании проведена предварительная локализация и датировка ЗСО. Славянский перевод не может восходить ко времени ранее конца IX или начала Х в., поскольку наличие в тексте грецизмов (сотона, диꙗкъ, манастырь) предполагает опору на уже достаточно развитую кирилло-мефодиевскую традицию. Однако при этом следует учитывать, что ряд грецизмов – еноуарь, диꙗконъ, псалъмъ, возможно, епискомъ – могут отражать посредство латинского языка (ср. лат. ianuarius, diaconus, psalmus, episcopus). Такие западные особенности языка как слова вѧщьшина, колѧда, поганъ, попъ, толи, словообразовательные и семантические кальки с латыни (въ сѧ блждъ творити, главьныи «жизненно важный», чьсть «священный сан», возможно, также четвероногоѥ) и особенно лексема SinEuch брашьньце «Св. Причастие» (исконность которой, впрочем, неочевидна) указывают на западно-паннонскую языковую область как место перевода памятника. Поскольку ни юридический материал, ни язык ЗСО не находят полного соответствия в собственно моравских юридических переводах (ЗСЛ и НМ}, перевод ЗСО допустимо локализовать в каком-либо удаленном от Моравии церковном центре – возможно, на территории средневековой Карантании (ныне Австрия и частично Словения) (подробнее см. выше, п. V.3). Такая локализация подкрепляется также данными рукописной традиции ближайшего латинского оригинала ЗСО – Мерзебургского пенитенциала, архетип которого локализуется в Северной Италии.

ЗСО широко распространились в средневековом славянском мире – прежде всего в Болгарии и Сербии. Известны также по крайней мере пять древнерусских версий ЗСО. В настоящей работе нами впервые проанализированы все эти редакции, из них наиболее подробно – состав и источники сербского пенитециала Правила с҃тыхь ѡц҃ь по ꙁаповѣди с҃тго и великаго Василꙗ, а также его сокращенной древнерусской редакции. Исследование, в частности, показало, что некоторые западные правила, даже противоречащие канонической практике Восточной Церкви (например, ЗСО 12 о целибате священнослужителей), могли включаться в русские церковноправовые сборники («От заповеди св. отец»). В текстологическом отношении русские редакции демонстрируют больше сходств с версией U, однако некоторые чтения отражают рукописную традицию SinEuch. Некоторые особенности текста русских редакций, сохранившихся в «номоканунцах» «Правило Халкидонского собора», «Написание Георгия митрополита Русского и Феодоса» и «Вопрошение апостольское» заставляют предполагать заимствование ряда правил ЗСО из южнославянских епитимийных сборников.

Особый интерес представляет южнославянская рецепция западнославянских ЗСО через русское посредство (Берлинский сборник XIV в.). Объяснение данного феномена следует искать в контексте восточнославянского влияния на южнославянскую книжность в XIII–XIV вв.

Учет текстологических замен в позднейших версиях ЗСО позволил сделать важные наблюдения над некоторыми особенностями южнославянской и древнерусской книжной нормы. Так, выяснилось, что праславянский диалектизм братръ не был свойствен древнерусской норме (в списках систематически заменяется на братъ). Каузальное употребление предлогов, ради и дѣлꙗ, наоборот, не свойственно позднейшей южнославянской норме (такие конструкции заменяются беспредложным каузальным творительным). Западнославянский сочинительный союз толи заменяется на и, или как у южных, так и у восточных славян. Редкие региональные лексемы заменяются на более нейтральные – например, брашьньце (SinEuch) на комъканиѥ (U). Редакторские поправки в ЗСО (варианты U, SinEuch и сербской редакции ПР ПСО Вас. Вел.) позволяют реконструировать лексическую оппозицию, отразившуюся в локальных нормах славянского книжного языка: отрочѧ, отрочищь «младенец, маленький ребенок» (древнейшая, паннонская) – дѣте, дѣтищь «младенец» (позднейшая, южная). Архаичные типы синтаксической связи паратаксис и бессоюзие (асиндетон) Р южнославянских и русских версиях ЗСО заменяются более нормативными типами связи – гипотаксисом или союзной связью. Эти и подобные примеры позволяют фиксировать не только общеславянскую книжную норму, но и ее локальные варианты, бытовавшие в разных областях славянского мира.

Анализом языка ЗСО подтверждается вывод, сделанный нами уже в книге о ЗСЛ: древнейшая книжная норма славянского языка допускала гораздо больше разговорно-бытовых элементов, чем норма позднейшего времени, прошедшая болгарскую редакцию – об этом свидетельствует разговорное употребление в ЗСО союза а в условно-реальном значении, восходящие к праславянскому языковому состоянию типы связи паратаксис и асиндетон, употребление локальных бытовых лексем (брашьньце) и т. п.

На основе текстологического и лексико-семантического анализа ЗСО в работе предложен ряд поправок и дополнений к Пражскому Словарю старославянского языка (леммы вѧщьшина, главьнъ, отровениѥ, приѩти, проклинатисѧ, рождениѥ, съхранити, толи, трьгоубити), «Лексикону» Ф. Миклошича (толи), «Материалам» И. И. Срезневского (а, колѧда, проклинатисѧ, толи, трьгоубити, трьгоубовати), «Словарю древнерусского языка XI–XIV вв.» (а, брашенце, вѧщьшина, колѧда, приѩти, проклинатисѧ), «Словарю русского языка XI–XVII вв.» (а, брашенце, вѧщьшина, колѧда, приѩти, проклинатисѧ), «Этимологическому словарю русского языка» М. Фасмера (толи), «Этимологическому словарю чешского языка» В. Махека (žák).