№ 22. Мая 26-го

Гг. присяжные заседатели!

По открытии нового судопроизводства в нашем судебном округе, вам первым выпал жребий, по выбору общества и распоряжению предержащих властей, прибыть в эту новосозданную храмину правосудия, для присутствования при разбирательстве известных дел, требующих, по закону, вашего участия, и – потом, по обсуждении свойства оных, изложения по ним своего беспристрастного приговора. Велико и важно назначение ваше! Суждению вашей совести будут подлежать дела самые разнообразные: то ясные, по своим обязательным фактам, как день, – то темные, по своей запутанности и хитросплетенности доводов, как ночь. Придется вам видеть здесь – на скамье подсудимых: то – лиц симпатичных, располагающих вас к себе, и вызывающих сожаление о них публики; то – диких и зверонравных, невольно отталкивающих от себя и приводящих всех в ожесточение. Прилучится вам встречать в этом суде: то – новичков в преступлениях, вовлеченных другими во зло, то – ветеранов по злодеяниям, избравших для себя преступление, как ремесло, как средство к жизни. Доведется вам выслушивать здесь возмущающие душу обвинительные акты, и заманчивые и красноречивые речи. Например, потребуется от вас излагать свое суждение и приговор, над людьми всякого возраста, звания и состояния, – над знакомыми и неизвестными, над своими и чужесторонними.

Я изложил вам эти разнообразные явления в судилищных местах для того, чтобы показать вам, сколь разнородны и сколь тяжелы труды предлежат вам в вашем новом звании; так и для того, дабы дать вам осязательно понять: на сколько потребно с вашей стороны терпения и внимания при разбирательстве дел, определенными для того властями, и потом осторожности, стойкости и беспристрастия, чтобы безошибочно произнести над подсудимым приговор и тем достойно выполнить ваше призвание.

Будьте же при исполнении возложенной на вас законом и народным доверием обязанности, – мудры, т. е. благоразумны и осторожны, как змеи.

Не увлекайтесь по мягкости вашего характера ни идеями излишнего человеколюбия к подсудимым, чтобы не ослабить духа и силы закона, и тем не подать толчка к торжеству зла над добром, а, следовательно, и усугублению нестроений в обществах. Не вдавайтесь по раздражительности ваших нервов или по горячей ревности к искоренению зла в мире и в неуместное ожесточение против нарушителей общественного мира и спокойствия, дабы не возмутить народной совести, не поколебать народного к вам доверия, а чрез то и к новому правому суду. Да не смущают вас ни слезы подсудимых, ни вздохи публики, ни спокойствие и стойкость первых, ни сдержанный ропот и неудовольствие последней. Не возмущайтесь и грязною обстановкою, в которой нередко будет являться отвратительная картина гнусного преступления; не увлекайтесь и тонкими силлогизмами, и красными и игривыми словами ловкой адвокатуры. На весах вашей совести да будут равны: и именитость и низкая доля, и богатство и нищета, и ученый и невежда, и свой и чужой. Словом, будьте чужды всякого внешнего влияния, всякого временного движения ваших и народных чувств; в противном случае, вам легко погрешить против истины. Да не послужит для вас искушением в минуты приговора и тот краеугольный камень соблазна, о который претыкаются и разбиваются многие, т. е. что за ваше пристрастное – да или нет, вас не будет преследовать земной закон. Иначе же всего памятуйте, что безучастие и холодность, легкомыслие и предзанятые идеи, при вашем великом призвании, неуместны, непростительны, если только не более… А пристрастный приговор над подсудимым, делает вас убийцами, если не физической его жизни, то нравственной или же политической, за что падет на вас тяжкая кара небесного правосудия в день всемирного суда.

Итак, в виду предлежащих вам столь важных и столь трудных обязанностей, теперь же запаситесь необходимыми оружиями для защиты невинности и справедливого наказания преступления. Имейте терпение, внимание, осторожность, страх Божий, и вооружитесь мечом правды, который только тогда праведно и метко будет посекать злочестие и защищать невинность, когда вы будете направлять удары его по голосу чистой совести, озаренной светом Евангелия; оно непогрешимо, как слово самого Бога; и чтобы совесть ваша не была заглушена бесчинными воплями страстей, приимите присягу, как благодатный светоч, указующий истинный путь в достижении истины и ограждение совести вашей от уклонения к неправде.

Господь же, Коего именем вы поклянетесь судить в правду людям Его, да поможет вам рассудить право между добром и злом и да озарит вас светом Своим чтобы вы, разумевая посреди добра и посреди зла, судили в правду людей Его.

Священник Александр Анисимов

Вступление.

Приступая к исследованию столь важного предмета – как изучение древнерусской церковной проповеди, мы считаем необходимым высказать несколько предварительных замечаний о самом предмете и методе наших занятий. По нашему мнению, ни одна отрасль древне-отечественной нашей литературы не имеет для современного русского пастыря столько живого интереса и практического приложения, как древнерусская церковная проповедь. Не только серьезное изучение, но даже и легкое знакомство с этим предметом всегда принесет ему несомненную пользу. Не говорим уже о том, что древние наши церковные проповеди представляют один из достоверных источников для изучения внутренней жизни тогдашнего общества – его нравов, обычаев и религиозных воззрений, его сильных и общественных отношений, они, т. е. проповеди, доставляют современному пастырю единственный и самый надежный материал для изучения духа и характера проповедничества собственно русского. В них пастырь Церкви с одной стороны увидит те логические формы и обороты речи, в которых выражалась русская православно-религиозная мысль, еще не подчинившаяся вполне влиянию искусства и внешней образованности; а с другой – он ознакомится в них с теми простыми, но в высшей степени практическими приемами, которыми пользовались древние наши пастыри – проповедники для проведения в жизнь народную высоких истин христианской веры. Такого рода сведения весьма важны для современного нашего пастыря-проповедника. Никакие общие правила, как бы они толково и систематично не были изложены, никакие сборники тем с практическими, но в сущности дела сухими и отвлеченными применениями к проповедничеству, не могут принести столько существенной пользы для его проповеднической деятельности, не могут дать мысли его столько обильной и плодотворной пищи, как изучение или даже чтение древне-отечественных наших проповедей. Первые дают только форму для мысли, указывают общие и более или менее однообразные логические и гомилетические приемы; а последние – кроме форм сообщают живую мысль в том именно виде, в каком она была сознана чисто русским умом и выразилась в форме простой самостоятельной русской речи. В доказательство своей мысли мы можем сослаться на наших же древних пастырей-проповедников. Их все образование состояло именно в книжном начетчестве, и они в проповедании истин веры руководились не гомилетическими или какими-либо другими общими правилами, – а своим здравым, чрез посредство чтения слова Божия просветленным смыслом, и нуждами слушателей. А между тем, слово наших древних пастырей не было произносимо вотще, не оставалось бесплодным; напротив, оно проникало вглубь народного сознания, очищало и возрождало его к новой, дотоле неведомой ему, христианской жизни. Это же слово наших древних пастырей, еще незнакомых с плодами науки, отличалось, как это увидит читатель в своем месте, красотами истинно ораторскими. У нас есть свои – отечественные Златоусты и Богословы,

Говоря это, мы далеки от той мысли, чтобы совершенно отвергать значение и пользу, какую приносят, особенно начинающему учиться проповедническому искусству, существующие у нас научные гомилетические средства и пособия. Но только этими средствами в том виде, в каком они теперь у нас существуют, по нашему крайнему разумению, нельзя ограничиваться современному русскому пастырю; их совершенно недостаточно для изучения духа русской проповеди и усвоения себе такта и приемов народно-русского проповедника. В содержании большей части наших проповедей нет того духа, той жизни, которыми так веет от проповедей древних наших пастырей. Проповедь последних от начала до конца есть простой, для каждого понятный говор русской мысли с русской жизнью; – народность и жизненность – отличительные черты и основные элементы их содержания. Поэтому-то, содержание древних проповедей дает полную возможность определить время, к которому они относятся, и характер их слушателей; поэтому то, как мы сказали, древние наши проповеди составляют самый достоверный источник для изучения современной им семейной и общественной жизни. Между тем, по содержанию многих наших проповедей современных нельзя определить, когда они были произнесены, кто и какого характера, направления были их слушатели, каким именно насущным требованиям их отвечал проповедник в своем назидании. У нас в настоящее время признано совершенно нормальным то явление, что проповедь, написанная в одной части России, принимается и произносится в другой, произнесенная в среде горожан, людей более или менее образованных, употребляется и в сельском храме – и пр. и пр. Эта-та общность, безличность и безжизненность содержания современной нашей проповеди относится, по нашему мнению, к числу главных причин ее малоуспешности и малоплодности для общества. А такое направление ее именно зависит от настоящего состояния наших научных и самообразовательных гомилетических средств, которыми обыкновенно пользуется наш пастырь-проповедник. Научные средства наши – учебники, разного рода руководства и пособия по Гомилетике, сколько нам известно, представляют собрание общих и отвлеченных правил и советов, которыми учащийся проповедничеству должен пользоваться в данном случае. Для этого, конечно, нужно умение, своего рода искусство овладевать общею стороною предмета, чтобы потом не стесняться и не затрудняться разнообразием случая и действительной жизни; отсюда в нашей науке – Гомилетике – обращается особенное внимание на внешнюю сторону предмета, на формальную обработку мысли. И формальная сторона нашей современной проповеди безукоризненна; в ней мысль идет плавно, стройно и часто красноречиво. Но этим почти и ограничивается вся сущность дела проповеди. Да иначе и не может быть. Форма рождает форму. При такой постановке у нас самой науки о проповедничестве нельзя и требовать от слова пастыря качеств живой, общедоступной проповеди. Пользуясь такими советами науки, пастырь-проповедник не может быть провозвестником насущной потребности общества. Он выходит из общих начал, которые старается приспособить к данному случаю; его слово есть своего рода искусство делать общее, отвлеченное – живым и частным. Его мысль получает силу и оживление не столько в рассмотрении данного факта, настроенности и потребности слушателей, сколько в его собственной голове, его личной, отвлеченном и сухом представлении о предмете проповеди. Отсюда содержание его слова, безукоризненное по своей внешней стороне, бывает обще, безлично и мало или совсем неприложимо к жизни, а потому и бесплодно для слушателей. И это направление современной нашей проповеди, начало которому полагает наука, не изменяется и не может достаточно измениться при своем соприкосновении с жизнью и действительностью. Жизнь и практика громко заявляют свои требования, чувствительно наказывают невнимание или неумение стать с ними в гармонию, как на это мы уже указали, говоря об отношении к нашей проповеди современного общества, но пастырь-проповедник, может быть, подчас при искреннем желании стать лицом к лицу с жизнью, все-таки остается при своем, – несет дань науке, усвоенному и окрепшему в нем направлению проповедничества. И жизнь, только заявляя свои права по отношению к пастырю-проповеднику, мало дает ему средств к выходу из прежнего и к образованию в нем другого, более или менее нового направления. Пастырь-проповедник слышит только неодобрительные заявления, подчас и укоризны против его проповеди, но редко, а иной и никогда не встречает совета и разумных указаний, как именно повести дело проповеди, откуда ему почерпать силу истинного русского проповедника, в чем именно состоят основные черты его характера?! Под руками у него все одни я те же научные гомилетические пособия и руководства, в духе которых он воспитался, в библиотеке – собрания слов и поучений, написанных по тем же правилам, какими и он руководится в деле проповеди. Правда, у него есть еще богатый источник для изучений проповедничества – это проповеди древних Отцов вселенской Церкви. Но основательное изучение их принадлежит пока весьма немногим из наших проповедников. Притом же, древние отцы хотя и оставили нам прекрасные образцы народных проповедей; но эти проповеди, по этнографическим особенностям, не всегда близки к миросозерцанию русского народа и – стало быть – от русского проповедника потребуют применения их к духу, характеру и быту русского народа. Таким образом, настоящие гомилетические средства, какие жизнь и наука дают нашему пастырю-проповеднику, слишком ограниченны и недостаточны для него. Ему нужна в этом серьезная сторонняя помощь. В чем же она должна состоять? Во всяком случае не в измышлении новой отвлеченной системы Гомилетики, не в приложении новых общих и сухих советов пастырю-проповеднику, а в указании ему того источника, тех самообразовательных средств, которые ознакомят его с самою, так сказать жизнью русской проповеди, с особенными чертами собственного характера и истории. А все это сосредоточивается именно в проповеднических трудах древних наших пастырей. Помимо их всякая попытка изучить сущность собственно русской проповеди, стать провозвестником народно-русской церковно-религиозной жизни, не может увенчаться полным успехом, как об этом ясно свидетельствует практика современной нашей проповеди. Итак, серьезное знакомство с древнерусскою церковною проповедью имеет важное значение и насущный интерес для современного нашего пастыря в его проповеднической деятельности; а между тем, сведения об этом предмете крайне ограничены, и слишком мало распространены в среде наших пастырей-проповедников, особенно сельских. Сведения эти до сих пор считались и были достоянием людей науки, которые пользовались ими, собственно, как материалом для научных целей. До сих пор у нас, при существовании всевозможных хрестоматий, нет полного сборника древнерусских проповедей... Только проповеднические труды Кирилла Туровского собраны и изданы г. Калайдовичем, но это издание довольно редкое и почти недоступное для сельского пастыря. Проповеди других древнерусских пастырей нужно искать и собирать по разным изданиям и журналам.

Имея в виду указанные нами обстоятельства – насущную потребность для современного нашего пастыря в сведениях о древнерусской церковной проповеди и малораспространенность этих сведений в среде пастырей, – мы и предприняли намерение собрать памятники древне-отечественной нашей проповеди и в современной последовательности поместить их в журнале «Руководство для сельских пастырей». Чтобы своеобразность изложения и древность форм языка не затрудняли понимания самого содержания древних наших проповедей и через то не ослабляли их интереса для читателей, мы будем помещать их в переводе на современный язык наш, строго придерживаясь того подлинника, который признан современною критикою за самый достоверный и полный. Но мы наполовину только достигли бы своей цели – доставить возможность пастырям Церкви основательно ознакомиться с духом и характером древних наших проповедей, если бы ограничили свои занятия одним переводом. Древне-отечественные наши проповеди – своего рода летописи, для понимания которых часто необходимы исторические объяснения и сближения. Содержание многих из них представляет часто картины местной жизни, указывает на нравы и обычаи, бывшие только в известной среде тогдашнего общества. Все это может быть понятно только при историческом объяснении. С другой стороны, понимание самого искусства проповеднического, процесса его развития и изменения, по мере влияния на него внешних условий, так же невозможно без исторических указаний и объяснений. Таким образом, для полного достижения своей цели, мы будем вести дело в следующем виде: во 1-х, изложению перевода проповеди будем предпосылать краткие биографические сведения о проповеднике; это кроме того, что ознакомит читателя с личностью и характером проповедника, сообщит еще читателю живое представление о духе времени, характере того общества, среди которого действовал известный пастырь. И мы через это устраним от себя необходимость делать общие вступления и характеристику времени. Во 2-х, изложение самого перевода будем сопровождать, где нужно, подстрочными замечаниями. И, наконец, в 3-х, по изложении перевода проповеди, делать разбор ее со стороны исторической и гомилетической. Эта последняя часть нашего исследования самая важная и самая близкая к предположенной нами цели. Здесь именно мы будем стараться уяснить для читателей, какова была церковная проповедь на Руси в первые времена, по принятии нашими предками христианства, как она из простого пастырского наставления перешла в искусство церковного красноречия, каким влияниям она подвергалась на этом пути, что содействовало ее развитию и что препятствовало, и как вместе с переходом нашей проповеди в искусство изменялось ее отношение к жизни и действительности и в какой мере. Результатом этих наших исследований, каковы бы они ни были, должно быть развитие в читателе понимания собственно русской Гомилетики, духа и характера русского церковного проповедничества.

К высказанным нами предварительным замечаниям считаем необходимым прибавить еще несколько слов о первоначальном состоянии самой древне-отечественной нашей проповеди. В летописях и других литературных памятниках древней России до самого 1035-го года нет ни одного даже отрывка из проповеднических трудов тогдашних русских пастырей. Как смотреть на этот пробел в истории нашей проповеди? Где его причина? На первый взгляд кажется, что это произошло просто от того, что, в первые годы по введении у нас христианства, некому было еще и проповедовать, тогда главными деятелями духовными были у нас пастыри-иностранцы и болгары. Но такое предположение само по себе недостоверно, а потому не объясняет дела. Правда, что иностранные пастыри были главными деятелями при введении у нас христианства, – но только не единственными. С одной стороны, как бы ни было велико число их, все же оно было недостаточно для всей земли русской даже в первые годы по введении в ней христианской веры; а с другой, – как бы ни были хорошо образованы иностранные священники, все же они не могли так успешно действовать в среде русского народа, как пастыри русские, хотя бы они были люди самые простые и необразованные. Последние, таким образом, должны были явиться у нас при самом введении христианства и действовать рядом с иностранными пастырями. И в летописях мы находим довольно ясное указание на раннее появление у нас отечественных пастырей. Так в Лаврентьевской летописи под 988-м годом, тотчас за повествованием о крещении киевлян, говорится: и нача, т. е. Владимир святой, ставити по градам церкви и попы, и людие на крещение приводити по всем градам и селам⁷². При крещении новгородцев посвящение священников из русских было также одним из первых действий первосвятителя киевского Михаила, – идолы сокруши, говорится в летописи о св. Михаиле, и многие люди крести, и церкви вздвиже, и презвитеры постави по градам и по селам⁷³; а в ростовской области тот же святитель не только рукоположил священников для новокрещенных; но и диаконов, и клиросы устрои и уставы благочестне устави⁷⁴. Так было при Владимире святом, а при его преемнике – Ярославе 1-м у нас не только умножались пастыри по селам и городам, но даже и высшие духовные лица, как митрополит и епископ, были из русских; так, например, Иларион митрополит киевский, Лука Жидята епископ новгородский. Если же несомненно, что у нас были отечественные пастыри в самые первые годы распространения христианства, то еще более несомненна их пастырская и именно проповедническая деятельность. На это есть также указания в летописях еще из времен Владимира святого⁷⁵, а о Ярославе 1-м прямо сказано, что он церкви ставяше по градам и по местам, и почитая священники, и дая им от своего имения оброки, и веля им учити люди... и тако священницы учаху люди благочестию и приходить к церквам, и умножашеся священницы и людие христианстии⁷⁶. Почему же из всех этих проповеднических трудов наших отечественных пастырей до самого 1035-го года ничего не отмечено летописцами, не только в целом виде, но даже и в отрывках? Не теряем ли и мы с этим пробелом в истории нашей проповеди, так сказать, ключа к решению свой задачи – определять основные элементы русского проповедничества? Ведь в это время русская жизнь развивалась вполне свободно и самостоятельно; византийское влияние, которому она вскоре потом подчинилась, еще оставалось на самой поверхности нашей общественной жизни, значит, и пастыри-проповедники действовали тогда вполне свободно; их слово было чуждо всякого внешнего влияния, и служило выражением собственно, народно-русской религиозной мысли. Правда, нельзя не признать, что этот пробел в истории древнерусской проповеди составляет значительный ущерб для нашего дела. Всякий самый малый отрывок, даже более или менее ясный намек на содержание проповеди кого-либо из самых первых наших пастырей составили бы для нас драгоценную находку и значительно помогли бы делу: но, всматриваясь в дело ближе, относясь к нему беспристрастнее, мы находим это явление – существующий пробел в истории нашей проповеди совершенно в порядке вещей; оно зависело именно от характера самой тогдашней проповеди, и влияние его на изучение духа и характера русской проповеди не может отзываться особенно неблагоприятно. Церковная проповедь самых древних наших пастырей не могла еще быть цельным литературным произведением; она естественно состояла в живых и обыденных пастырских беседах и наставлениях. Сама жизнь тогдашнего русского общества не благоприятствовала возвышению церковной проповеди на степень литературного произведения. Для этого необходимо, чтобы с одной стороны сам пастырь-проповедник стоял выше своей среды по умственному развитию или, по крайней мере, по книжной начитанности, а с другой – чтобы сами слушатели до известной степени объединились в нравственно-религиозном сознании и представляли из себя хотя бы сырую, но подготовленную почву для сеяния на ней слова Божия. Этих существенных условий тогда еще недоставало юной русской Церкви; она могла явиться только в среде уже юного поколения, воспитывавшегося на началах христианской веры и под влиянием тех мер, какие были принимаемы правительством и Церковью для распространения и утверждения в народе христианства и разрушения в нем остатков язычества. А это могло быть никак не ранее конца первой половины XI-го века, к которому относится дошедший до нас литературный памятник древнерусской проповеди. После всего сказанного становится понятным и то, почему из всей проповеднической деятельности первых древнерусских пастырей ничего не сохранилось в наших летописях и других литературных памятниках того времени. Как устная и обыденная беседа, проповедь тогдашних пастырей не могла получить в народной памяти определенной и цельной формы и в этом виде стать достоянием летописей и потомства. Ее слушали, ей повиновались, ею проникались, но в тоже время она, частная и разнообразная, как сама жизнь, не могла еще сосредоточиваться в неокрепшей народной мысли в одно цельное словесное произведение и терялась из народной памяти, как все частное и обыденное.

Общий результат сказанного нами такой: в самые первые годы введения христианства у нас были свои отечественные пастыри, которые ревностно трудились над просвещением народа словом Божиим; но эти проповеднические труды их, как не успевшие еще возвыситься до степени цельного литературного произведения, не удержались в народной памяти, и не перешли в достояние летописи и потомства. Но этот пробел, хотя и очень заметный в истории нашей отечественной проповеди, не может иметь особенно неблагоприятного влияния на изучение ее духа и характера. Ибо проповедь церковная, как литературное, явление, в каком виде она и может служить предметом изучения, в то время еще не существовала. А от того времени, когда сложились у нас условия, необходимые для появления проповеди в форме цельного литературного произведения, и когда, несомненно, уже существовала у вас в таком виде церковная проповедь, до нас дошли подлинные памятники, в которых и выразился настоящий дух русской церковной проповеди.

Первое место между этими памятниками, по своей древности и по характеру, бесспорно занимает поучение епископа новгородского Луки Жидяты, произнесенное им не ранее 1036–7 года. С него мы и начнем свои занятия.

(Продолжение следует).

Досуг и Дело⁷⁷. Повременное издание книжек для солдат и народа. А. Ф. Погоского.

Когда в 1862 году г. Погоский издал шесть книжек журнала «Народная Беседа», – издание это встречено было с большим сочувствием⁷⁸; по поводу его писали, что г. Погоский давно уже приобрел известность как один из лучших народных писателей, так как еще в 1858 году стал издавать, с Высочайшего соизволения, «Солдатскую Беседу». Значит «Досуг и Дело» уже третий прием г. Погоского в деле периодического издания книжек для народа⁷⁹. Если первые его труды встречались сочувственно; то не преувеличивая дела, можем сказать, что в предпринятом в последнее время занятии на пользу народную, он заслуживает особенного внимания и сочувствия. Если прежде писали, что главное достоинство его издания заключается в здравом, беспристрастном взгляде на народное образование, на его духовные и физические потребности, что он обладает тактом настоящего педагога, глубоко изучившего человеческую природу, что он понял, что высокое значение нравственных истин лучше всего объяснять в повестях и рассказах, изображающих настоящую, реальную жизнь со всеми треволнениями и насущными потребностями, жизнь со всеми ее светлыми и темными сторонами, где добро и зло встречается лицом к лицу в неизбежной борьбе, из которой и вытекает само собою, наглядным образом, поучение: то мы с своей стороны, по поводу разбираемого издания г. Погоского, можем вполне подтвердить прежние отзывы о нем, как о лучшем народном писателе. Мы постараемся рассмотреть и разобрать настоящее издание его, и находим нужным заняться рассмотрением этих книжек далее, чем мы то делали относительно рассмотренных уже народных журналов: так как само издание стоит того сколько по новости дела, столько и по искусному выполнению его г. редактором.

Задавшись определенною целью – споспешествовать правильному образованию и воспитанию солдата как для службы престолу и отечеству, так и для последующей гражданской жизни его на пользу себе и обществу, положивши в основание своей деятельности ряд верных и твердых мыслей, – именно: что быт и служба солдата, вместе с бытом всего народа, изменены в основании и это изменение сопровождается новыми потребностями, что военная сила создается уже не прежними, более механическими способами, а преимущественно духовным развитием человека, что одно из главных орудий такого развития – литература, дело которой уяснить приемы образования и воспитания солдата, и для правильного начального образования необходимы: твердая сознательная грамотность и последовательное приобретение элементарных сведений, для верного воспитания – христианское направление, развитие чувства долга и чести, любви к отечеству и сознания своего назначения, – г. Погоский как нельзя более точно и верно обозначил свою деятельность и определил содержание своего издания, ограничил его характером научным и характером занимательного чтения. После мы увидим, что г. редактор в течение года крепко устоял на выбранном им основании и неуклонно, разумно шел к своей цели, выполнил свое дело толково и добросовестно.

Г. Погоский, наученный, должно быть, прежними опытами свой литературно-издательской и редакторской деятельности, предприняв настоящее издание, нашел более удобным вести его не в форме журнала или газеты, а в форме отдельных книжек, из которых каждая обнимает цельно законченный предмет. Против такой формы издания нельзя ничего сказать, она вполне целесообразна, так как удобна для основательного начального образования, для систематически последовательного выполнения указанной выше задачи, – и удобна в том отношении, как совершенно верно замечает сам г. редактор, что книжки пополнят постоянную солдатскую, а мы от себя добавим и школьную, библиотеку.

В течение прошлого года было шесть выпусков книжек, разнородных по содержанию своему и вполне пригодных и для желающих учиться грамоте, и для научившихся уже немного, и для желающих не ограничить своего образования одной грамотностью; от души желаем. чтобы и г. Погоский и читатели его издания не оставляли начатого, истинно полезного дела. Посмотрим, в чем же состояло это издание.

Выпуск первый:

1) Календарь толковый на 1867 год. Бесспорно, что календарь настольная и необходимая книжка для всякого; но календарей в последнее время развелось у нас так много, что невольно рождается вопрос, зачем это г. Погоский начинает свое издание календарем? Так мы и отнеслись сначала в Толковому Календарю, – но после, как рассмотрели его, оказалось, что Толковый Календарь дело не лишнее, потому что кое чем отличается от всех возможных календарей. Во-первых – в таблицах святцев праздники – великие, средние, малые, переходящие и не переходящие обозначены особыми знаками, а также в особом столбце показано перечисление дней в целом году, с тем чтобы всегда можно было сразу определить, сколько дней прошло начиная с 1-го января. Во-вторых, есть в нем Народный Календарь – т. е. изустные предания народа, приметы и поверья, выработавшиеся опытом, догадкой и иногда суеверием; он уместен и полезен: положим, что поддерживать в народе суеверные понятия не приходится, – но в календаре больше практического разума, чем выводов суеверия, которые уничтожатся образованием, а практический разум не даст ему оторваться от народной почвы. В-третьих – приложен здесь расчет помесячной платы от 50 коп. до 21 рубля поденно и на год. Наконец – в-четвертых – помещена здесь справочная книга, по которой собственно календарь и назван Толковым; в ней сначала помещена роспись святых в азбучном порядке для тех читателей, которые пожелают по имени святого отыскать день его празднования; а далее – Словотолкователь также в азбучном порядке; в нем объяснены все, хоть очень коротко, не вполне общепонятные и общеизвестные слова, выражения, имена и названия, встречающиеся в календаре. Все это дает нам право считать Календарь г. Погоского изданием не бесполезным, несмотря на многое множество календарей, в нем есть мысль, есть приспособление к народным нуждам и потребностям, в нем всякий грамотный человек найдет толк. Г. Погоский обещает в начале каждого года издавать новый календарь; желаем ему, с каждым годом более и более усовершать и изменять к лучшему ту программу, какой неизменно держатся, подражая Академическому, все возможные Календари.

2) Букварь Солдатский. Букварь составлен по способу раздельного обучения сначала чтению, а потом письму, просто и хорошо; порядок обучения по нему разумный и приспособлен для солдат, как для учащихся взрослых людей: первые уроки имеют целью, собственно, научить разбирать слова и приучить читать довольно плавно; дальнейшие уроки имеют в виду развитие понимания прочтенного; потом идет обучение письму с прописи и, наконец, обучение скорописи. Вот этими четырьмя пунктами и ограничивается весь ход и порядок обучения грамоте по солдатскому букварю; необходимые в этом случае сведения для учителя – изложены хоть коротко, но ясно в начале букваря. В конце букваря представлен новый способ обучения письму, по которому изучение букв идет в так называемом генетическом порядке. Один недостаток в солдатском букваре: нет церковно-славянской азбуки. Что это значит? Не думается, чтоб издатель находил не нужным для солдата уменье читать по-церковнославянски: вне всякого сомнения – во всякой солдатской библиотеке есть книги на церковно-славянском наречии; как же г. Погоский подготовляет грамотеев? Он же нашел нужным издать особо народный букварь, несколько полнее солдатского – с славянской азбукой; почему так? Разве народу нужно умение читать по-славянски, а солдату нет? Надеемся, что этого недостатка не будет в следующих изданиях букваря, какие, согласно объявлению, будут постоянны и отдельно от издания «Досуг и Дело», с усовершенствованиями, какие окажутся нужными.

3) Старики. Рассказ из крымской войны. А. Погоского. Цель рассказа – знакомить молодых солдат с бытом и трудами военного времени и развивать военный дух в новобранцах, подготовлять их к таким положениям, благовременное понимание которых полезно им и, следовательно, службе, – вполне достигается прекрасным содержанием его. Изложение рассказа своеобразно, просто и оживленно; любо читать его, потому что слышится свободное излияние души, искренний голос солдатского сердца. Такой рассказ, по правде сказать, не только годится грамотеям-солдатам для упражнения в чтении, но по художественности своей может служить приятным чтением для более или менее образованных людей.

Выпуск второй.

1) Солдатский быт прежде и теперь. А. Погоского. В этой книжке вспоминается прежний солдатский быт и прежняя солдатская служба, и вместе изображается последнее время на Руси, когда произошли такие коренные перемены, которые совсем изменили и быт народа, и службу солдата; значит, сравниваются два быта – прежний и нынешний. Цель такого сравнения определяется в следующих словах автора: «припоминая прежний быт солдатский и пораздумывая о нем, уразумеете вы, молодые товарищи, что в тяжкой и суровой доле старого солдата вырабатывалось ваше настоящее преобразование, ваши льготы, вся ваша разумная и почетная служба. Поймете, что все нынешние улучшения солдатского быта сделаны потому именно, что наша прежняя жизнь и служба указала необходимость этих улучшений. Наука работает по опыту: трудный опыт пережили мы, а на вашу долю выпала лучшая жизнь и облегченная служба. Когда вы узнаете и будете помнить – в каких трудах и лишениях отцы ваши безропотно и верно несли свою, службу и свято сохранили честь и славу русского оружия, тогда, конечно, уразумеете и почувствуете живо, – как же вы, наделенные отеческими милостями Царя, должны свято и ненарушимо продолжать честный подвиг отцов – и с какою сыновнею преданностью Царю и отечеству должны твердо и высоко пред светом держать ваше святое знамя». Эта разумная и истинно полезная цель вполне достигается; прочитавши и сравнивши прошлое солдата с его настоящим не только солдату или крестьянину, но и такому человеку, до которого солдатство не касается, нельзя не порадоваться, не почувствовать отеческих милостей Царя. Да говоря откровенно, небезынтересно прочитать эту книжку всякому и образованному человеку, – так как здесь собраны все сведения, касающиеся военной службы, из разновременно издаваемых правительственных распоряжений – узаконений по военному ведомству. Прочитавши книжку, ясно увидим, что нынешнее положение солдата и весь быт солдатский так улучшились, что их и сравнивать нельзя с прежним бытом и положением солдата: одежда, пища, вооружение, обучение изменены в основании, – и венец этого усовершенствования – неприкосновенность честного солдата и общее просвещение войска. Совершилось дело великое, народное, повторим слова автора. «Русское «спасибо» – «Спаси Тебя Бог» – слышится из конца в конец широкой земли нашей: шепчется оно в бедных избах устами матерей, жен, отцов. Трепещет оно на устах молящегося в храмах народа. Мать учит ребенка лепетать его в ежедневной молитве своей... Оно дошло до Бога».

2) Крестьянский быт прежде и теперь. Рассказ С. Максимова. Имя этого автора хорошо знакомо нам; мы привыкли уважать его по прежним его литературным трудам в области географии и этнографии, трудам, вполне пригодным и полезным для народного чтения. В настоящем рассказе автор остался верен себе и дает такое же полезное чтение для народа, какое мы привыкли встречать в его прежних рассказах. Содержанием рассказа служит история крестьянского быта: а) как жил простой народ т. е. какое значение и положение имели крестьяне в отношении к казне, к владельцу и к общине в те времена, когда Россия разделена была на разные княжества или на уделы, и когда каждым уездом правил особенный князь; б) как стал жить народ с той поры, когда над всеми княжествами возвысилось московское, когда московские князья стали над всеми старшими и наименовались царями, когда издан был Иоанном Грозным для управления народом Судебник, когда московские цари сильно хлопотали о личных правах крестьян, оберегали их свободу, улаживали крепость их общин; в) как, откуда и при ком вышло прикрепление крестьян к земле, в чем оно состояло и как отозвались новые порядки на народе, особенно в смутное время; г) какая перемена в народном быте произошла при Петре Великом – в силу указа его 1718 года о первой ревизии, и 1743 года о второй ревизии, сильно укоренившей крепостное состояние крестьян в России; д) как и кем совершен окончательный поворот к лучшему, и в чем состоит сущность перемены в быте народа: подробное изложение того, в чем состоят следующие преобразования – земские учреждения, мировые суды, – значение и цель их. Цель этого рассказа – показать разницу между прежним временем и нынешним, чтобы по образцам и примерам из прошлой жизни уразуметь и оценить значение настоящей – вполне достигается. Прочитавши книжку, повторив не один раз вместе с автором ее следующие слова: «Отошла пора жить на авось, да небось, а делать как-нибудь: спасибо стуже – подживила ноги. Если и старое время учило надеяться на Бога, а самому не плошать, то новое время кладет эту заповедь крепко и круто. Теперь не приходится ждать, пока взойдет солнышко: роса давно глаза ест, на море железо плавает, камень травой давно оброс, на траве давно цветы расцвели: скорый плод обещают, не всплеснуть бы руками, когда окажется пустоцвет, без желанного плода. Пора богатырю пробуждаться».

3) Сказание о Царьграде. Книжка эта представляет хороший, складный перевод славянской рукописи, очень распространенной между народными грамотеями, в которой содержатся: повесть об основании Царьграда и сказание о покорении его турками. Предмет весьма интересный для православного русского народа, так как с именем Царьграда связано у него много воспоминаний священных, и отрадных, и горьких, что доказывается множеством народных басен об этом предмете. Все сказание проникнуто одной мыслью, что Царьград предан в руки мусульман за беззакония христианского народа; – «но убо понеже беззакония наша превзыдоша главы наша, говорится в повести, и грехи наша отягчиша сердца наша, еже заповедей Божиих не послушати и в путех его не ходити, гнева его како убежим?» Мысль назидательная! Поучительно также известное пророческое предсказание, которым заканчивается повесть.

Выпуск третий.

и) Общие понятия из арифметики. Начала счисления (для учителей начальных школ) составил Л. Ш.

Цель составления этой книжки – возможное упрощение арифметики. Достижение этой цели, по словам составителя ее, «зависит преимущественно от общего взгляда на предмет. Чем более этот взгляд сосредотачивается на самой сущности выводимых правил, говорит составитель, и чем явственнее выводятся все они из небольшого числа руководящих начал, тем легче и занимательнее научение предмета, потому что при подобном изложении науки, многие особые правила, разные случаи и даже целые главы курса, не требуя отдельного изложения, входят сами собою в общее рассмотрение». Составитель думает, что, приняв за основание общеизвестные истины, именно, что всякая величина может изменятся только от увеличения или уменьшения, и что слагать, разлагать и сравнивать между собою можно только однородные величины, можно значительно упростить обыкновенный курс арифметики. «Вместо отдельного рассмотрения четырех действий с каждым родом чисел, по словам составителя, можно ограничится одним общим рассмотрением сложения и разложения всех родов чисел. Такое упрощение важно для тех учащихся, которые редко успевают окончить всю арифметику, останавливаясь кто на составных именованных числах, кто на дробях обыкновенных или десятичных, а кто и на целых числах. Надеемся, что при предлагаемом упрощении всякий, кто начинает изучать арифметику, будет иметь возможность окончить и без большого труда». Совершенно согласны с тем, что упрощение арифметики необходимо, но не такое, какое предлагает автор. Мы нарочито выписали здесь сущность объяснения составителя, по поводу предлагаемого им упрощения арифметики, чтобы читатель мог ясно видеть, что само объяснение его далеко не отличается простотою. Над теми общими понятиями, какие предлагает он, не один сельский учитель серьезно призадумается; и нам думается, что школьный учитель только запутается в предлагаемых общих арифметических положениях, потому что понятия эти уже улеглись в его голове только иным путем и в иной форме, – и предлагаемая теория собьет только с толку. Не отвергаем того, что если учитель осилит; эти понятия, выразумеет их, тогда ему в помощь при преподавании арифметики не нужно никакого пособия; он по своему плану и порядку будет передавать детям то, что разумно усвоил сам. Не отвергаем также того, что школьный учитель в разбираемой книжке найдет много таких полезных сведений, каких и не встречал ни в одной из разбираемых нами арифметик. Принимая все это во внимание, можем сказать одно, что общие понятия из арифметики изложены хорошо, только не для детей и не для школьных учителей, которым они уже знакомы, а пригодны для взрослых – мало знакомых с теориею и началами счисления.

2) Куликово поле. Составил С Турбин.

Составитель этой книжки, как видно из его предисловия к ней, желает провести в массу народную, которая содержит и хранит некоторые сказания о событиях отечественной истории в искаженном виде, сведения истинные. Предметом своего рассказа он избирает Куликовскую битву, предпосылая ему несколько уместных слов о первоначальном происхождении русского государства. Рассказ составлен складно по нашим летописцам; хорошо поступил составитель, что сделал по местам выписки из летописей, язык которых очень дорог для нашего народа, так что всему писанному на нем он доверяет более, чем изустно рассказываемому или написанному новым языком.

3) Правительственные распоряжения и современные известия.

В этой книжке помещены приказы по военному ведомству, распоряжения правительства, сведения о подвигах и разных происшествиях, а также разные объявления. Эта книжка имеет такое же значение, какое дается обыкновенно первому отделу и концу каждой книжки в народных журналах.

Выпуск четвертый.

1) Начальная книжка. Что это значит начальная? Сразу, пока не прочитали мы ее, подумали, что это такая, должно быть, книжка, которая дается только что научившимся читать, т. е. разбирать и мало-мальски понимать слова – для первоначального чтения; как же иначе понимать слово начальная, т. е. такая книга, чтение которой служит началом дальнейшего обучения? Иное значение имеет это название у составителя книги. «Грамотный человек, говорится в введении к этой книжке, может и должен разумно ознакомиться с великим миром Божиим, в котором он обитает, должен понять все, что видит вокруг себя, понять хотя настолько, насколько это необходимо каждому разумному человеку и доброму воину. Мир Божий велик, никто не знает его вполне; а все то, что знают о нем люди, усваивается постепенно – последовательным изучением. Начала каждой науки просты, доступны понятию всякого грамотного человека и необходимы для дальнейшего учения и образования. Такие простые начала изложены в этой книжке, почему она и названа Начальной книжкой. Вот теперь понятно – начальной книжка называется потому, что в ней изложены простые начала науки, которые составляют начало образования вообще. Неупотребительное, в этом смысле, но верное слово. О чем же говорится в этой книжке, какие начала изложены в ней? Говорится в ней: сперва 1) обо всем мире, особенно же о земле; о главных видимых предметах на земле; потом 2) о человеке и значении его среди прочих творений природы, и, наконец, 3) об обязанностях, которые налагает на человека его место в природе и в среде людей, т. е. в обществе. Чем же отличается книжка эта от всех известных у нас разных сборников, хрестоматий и книг для чтения? Определенностью и верностью цели, которая состоит в том, чтобы, сознав обязанности человека, всякий ясно понял и убедился, что наука ведет к добру и счастью: она объясняет нам, как жить по воле и закону Создателя, и как следовать разумно путям истины и добра, указанным человечеству святым Евангелием Христовым. Это самое важное дело – показать начала науки с тем, чтобы видели и понимали цену ей, полюбили ее. Книжка написана толковито, просто, и потому может служить лучшим переходом от умения читать к научному образованию. Прочитавший ее не скоро успокоится, почувствует жажду знания, утолить которую может только наука. Поистине достойна внимания эта книжка – первая в своем роде, – таких у нас еще не было. Большая часть известных нам книг для первоначального чтения ни более ни менее, как сборники отрывков по всем возможным отраслям знания; только меньшинство их преследует общеобразовательную цель, имеет в виду то, что при начальном образовании прежде всего необходимо развить вкус, положить добрые нравственные начала, т. е. меньшинство их только имеет значение воспитательное.

2) Неспособный человек. Повесть А. Погоского. Давно уже не доводилось нам читать ни одной повести с такою охотой и любовью, с какою прочитали настоящую повесть. Содержание ее очень занимательно и цель, какую преследует автор, разумна. Автор хочет пояснить ту мысль, что неспособных людей на свете нет, а как бы ни казался человек туп, глуп и не способен, но на своем месте и у своего дела непременно окажется очень нужным и способным. С целью подтвердить эту мысль, он приводит историю о том, как прожил свой век один совершенно неспособный человек. История, по словам автора, не правдоподобная, но, к чести человечества, истинная. Между многими мыслями, которые с умением психолога высказывает и проводит автор в своей повести, заслуживает внимания его взгляд на первоначальное воспитание детей и по вопросу о том, кому поручить его. В уста доктора, по смыслу рассказа, автор влагает следующие слова: «мне кажется, главная забота состоит в том, чтобы ребенок был здоров, и чтобы он никогда не лгал – вот и все тут начальное воспитание. Дать это ребенку может только мать или честный и преданный человек, потому что все это дается только любовью, а любви не купишь и не найдешь для своего ребенка, потому что любовь не продается и не отдается в наймы. Что же касается разных немок, то я не спорю, что они народ очень способный по своей части; да часть эта, по моему пустая: вертеться, приседать, прямо держаться – все это разумеется не дурно, но не суть важно: время не уйдет, эта премудрость приобретается очень легко» – (стр. 70) Далее автор указывает способы, какими простая, но преданная своему делу, любящая нянька может развить в нем добрые качества, именно – правдивость, чувство сожаления ко всему угнетенному и любовь ко всем тварям Божиим. Взгляд автора на дело первоначального воспитания верен, и мы не могли умолчать о нем. Вообще, книжка и по содержанию, и по цели, и по складу речи, о достоинстве которой уже и не упоминали, заслуживает полного внимания и может доставить полезное и приятное чтение.

Выпуск пятый.

1) Слово о полку Игореве. Всякий, более или менее образованный человек знает, что такое «Слово о полку Игореве», так как – если не читал его, то, по крайней мере, слыхал о нем или же читал в записках по истории русской литературы, знает, что это древняя рукопись, в которой обстоятельно, задушевно и внятно описана битва русского князя с дикими врагами. Этот драгоценный исторический и литературный памятник, есть превосходный образец древней русской поэзии, и теперь может служить образцом красоты словесного искусства. «Слово о полку Игореве» переведено на многие иностранные и славянские языки – на французский, немецкий, на польский, чешский и сербский; нуждается оно в переводе и на теперешний русский язык, так как с тех пор, как оно написано, русский язык много переменился; в «Слове» есть немало выражений и оборотов, теперь уже непонятных. Таких переводов у нас немало; но почти все эти переводы, при их разнообразных достоинствах, не совсем понятны для учащихся грамоте «простых» людей. На этом основании г. Погоский и предлагает грамотному простонародью свой перевод слова о полку Игореве. Мы находим лишним упоминать о том, как хорошо и полезно народу, читающему доселе нелепые сказки – вроде о Бове, да Еруслане, читать такие литературные произведения.

Перевод г. Погоского, сравнительно с другими, представляет попытку (насколько удачна она, судить не беремся) сохранить по возможности красоты подлинника неприкосновенными; для этой цели переводчик вовсе не переводил тех выражений и слов, которые понятны народу и без перевода, – вследствие этого действительно некоторые места подлинника остались неприкосновенными и дают достаточное понятие о красоте целого произведения. В видах доступности Слова пониманию народа переводчик несколько строк из него и даже целые отделы его пропустил, так как без основательного знания русской истории заключающиеся в них поэтические думы и воспоминания не могут быть понятны читателю. Это можно извинить тем, что переводчик имеет в виду не ученую цель, а желает дать начинающим читателям высокий образец коренного русского слова – в полной внятности и во всей его первобытной чистоте и красоте.

Очень уместны: пояснение к «Слову» т, е. историческое объяснение той эпохи, к которой относится содержание его, изложение содержания в простых словах и подстрочные замечания.

2) Нарва и Полтава.

Эта книжка не менее других интересна по содержанию и хороша по изложению своему; она представляет прямой и ближайший интерес для каждого солдата, так как содержит в себе историю происхождения русского войска, учреждение регулярной армии и первых действий ее, и с тем вместе имеет живой интерес для всякого русского, потому что описание Нарвской и Полтавской битв возбуждает и живит патриотическое чувство, тем более, что само изложение этих битв заимствовано, как замечает г Погоский, из превосходного по ясности и живости слога, доступного каждому грамотному, сочинения генерала А. П. Карцева: «Военно-исторический обзор северной войны». Книжки вроде этой могут служить хорошей подготовкой к пониманию отечественной и военной истории.

Выпуск шестой.

1. Солдатские заметки. О чем же эти заметки? «И пойдет тут речь, читаем на одной из страниц (7), не о королевичах, витязях, да красавицах, а о нашем брате – солдате служивом, не о подвигах и похождениях волшебных и диковинных, а о простых делах наших и обхождениях вседневных». Значит – содержанием заметок служит предмет очень близкий сердцу каждого служивого. Поистине, приятно почитать эти заметки и полезно; добрые, разумные мысли проводятся и развиваются в них; например, мысли вроде следующих: «рабочему, деловому человеку всегда после трудов есть досуг; хоть часок, хоть полчаса, а есть непременно» (стр. 13). «В одежде нужен порядок, а в речи пристойность. Почтенна не богатая одежда, а опрятная; честна не кудрявая речь, а правдивая. Береги платье снову, а честь смолоду» (стр. 18 и 19). Язык, каким изложены заметки, игривый, своеобразный, – правда, не без прибауток и шуток в солдатском духе, – но можно мириться с этим, так как название книжки делает их уместными. Вообще, если по словам г. Погоского, особенно дорога для него эта книжка, как первая книга, написанная им для солдат, как первый труд, за который он был осчастливлен «искреннею благодарностью» Его Высочества Наследника Цесаревича, ныне со славою царствующего Государя, и по поводу которого начальство предложило ему заняться изданием книжек для солдат: то мы с своей стороны можем тоже заявить, что она – книжка полезная и приятная, и заметки солдатские, написанные двенадцать лет назад тому, не потеряли своего интереса и читаются охотно и теперь.

2) Правительственные распоряжения и современные известия.

Этою книжкою заканчивается годовое издание книжек для солдат и народа.

Вот теперь, надеемся, читатели наши вполне согласятся с тем, что повременное издание книжек для солдат и народа А Ф. Погоского и по выбору предметов, и по форме, и по складу речи, каким большая часть из них написаны, издание очень удовлетворительное. От души желаем, чтоб достаточно вознаградились труды такого даровитого писателя; за его разумную, полезную редакторскую, издательскую и авторскую деятельность мы в душе примирились с его поступком относительно г. Дерикера, «Народная Беседа» которого никак не может идти в сравнение с «Досугом и Делом» г. Погоского. Об одном нужно подумать г. Погоскому, – напрасно он опустил из виду, что и солдату, и крестьянину необходимо религиозно-нравственное чтение, – напрасно он не позаботился хотя одну из 15-ти изданных в течение года книжек, посвятить исключительно этому предмету. Посмотрим, что покажет настоящий год; и прошедший, исключая указанного нами недостатка, был безукоризненно хорош. По всему видно, что г. Погоский взялся за дело сподручное, за дело по душе.

(Окончание следует).