№ 27. Июня 30-го

Православные христиане! Вот Бог привел мне быть вашим духовным пастырем, отцом, учителем, молитвенником и исполнителем христианских треб и нужд ваших, а вы теперь, стало быть, мои духовные овцы, чада и ученики, которых я должен учением веры, молитвою и таинствами привести в ограду Христову и в царство небесное. Вот вы, ходя в церковь Божию на общественную молитву и поучение, молитесь по церковному в храме Божием. Радуюсь вашему усердию к молитве церковной и пребыванию во истинной вере, в которой вы рождены и воспитаны. Для меня, скажу с Апостолом Христовым, нет большей радости, как видеть и слышать, что дети мои ходят в истине (3Ин.1:4). Но за то и нет большей скорби и печали, как видеть однодеревенских братий ваших не разделяющими общей с вами молитвы, скрывающимися в уединении домов своих, не выходящими на свет Божий. Чуждаясь единодушной молитвы с нами, они молятся про себя, по своим книгам, пред своими иконами, внимая чтению и пению каких-нибудь простецов, самочинно взявшихся за дело чужое, подобающее одним богопоставленным священно- и церковнослужителям. Пожалеем их братья, – пожалеем от души и помолимся Единому Пастырю нашему Господу Иисусу Христу, да взыщет и обратит Он их Своею благодатию с путей темных и кривых на путь истины и света, да приведет в ограду Церкви нашей православной и присоединит к единому избранному стаду Своему.

Ведь они, бедные, желают же себе спасения, как мы, желают считаться истинно-верующими и, уклоняясь от Церкви в раскол, думают в простоте ума и сердца своего, что нашли правую веру и стали на путь спасения твердой ногой. Они, помешавшись на одной обрядности и букве закона и не проникая в глубь, силу и дух его, не ведают что творят, а между тем глаголются быти мудрыми. Исконный враг рода человеческого, неустанно рассеивая на ниве Божией пагубные плевелы заблуждений и расколов, прельстил их недальные умы и сердца лукавым внушением, что в букве и сила, в обряде – и спасение. Но что говорит Писание? Оно говорит, что письмя убивает, а дух животворит (1Кор.3:6). Уразуметь это мертвое и мертвящее письмя еще немудрено, недолго и нетрудно: научись читать книги хотя бы с указкой в руке, и довольно. Но познать животворный дух Писания можно не иначе, как научившись понимать и толковать, что читаешь и именно так, как понимали и толковали св. отцы Церкви. А это, согласитесь, легко ли и даже возможно ли простецу, занятому исключительно житейским, телесным трудом и работой? Тут требуется продолжительная и добросовестная наука, под руководством опытных наставников, на том только и стоящих. Чтобы с толком понимать слово Божие, надо хорошенько изучить, кроме многого другого, древнеславянский язык, на который оно переведено св. первоучителями нашими Кириллом и Мефодием, да не мешает изучить и язык греческий, с которого большею частью переведено оно и на котором объяснено. Ведь кто такие были, например, великие вселенские учители Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоустый? Они были родом греки и писали свои сочинения по-гречески. Следовательно, самые-то старинные книги не Иосифовские и вообще не наши русские, а греческие. Их то вот и надо уразуметь, чтобы убедиться в истинной, а не мнимой старой вере. Они-то и показали бы, что действительные-то староверы мы, православные, что старая-то вера во всей ее целости и неповрежденности у нас, а раскольники – это нововеры, – вера их – суеверие, новизна, которой не было и не знали в древности. Раскрыли бы раскольники эти истинно-древние книги, да выразумели бы их хорошенько, тогда убедились бы в своей неправоте. Но они и не видали этих книг. Да если бы и увидели, то ничего бы в них не поняли, потому что и свои-то родные книги они понимают и толкуют легкомысленно, произвольно, превратно. Из чего это вы можете видеть? Всего ближе и лучше из того, что в верованиях наших раскольников нет никакого единства. Вместо единой истинной и спасающей веры, сколько у них ныне толков! Нет ли вот и в одной вашей деревне вер трех? И пусть бы эти веры была несогласны только с нашей православной верой. А то они, что особенно замечательно, несогласны, противоречивы, враждебны и между собой. Взаимным их спорам, крику, брани, проклятиям и конца нет. Все у них врознь: и едят они врознь, и пьют врознь, и даже молятся врознь. Так всегда неправда лжет сама себе. Таково уж ее свойство. А от чего бы, кажись, не быть у раскольников самому сердечному согласию и единомыслию? Ведь книги-то они читают одни и те же, да понимают и толкуют их, как кому в голову пришло, – вкривь, да вкось, да врознь. Они думают, что обращаться с книгами слова Божия также просто, как с каким-нибудь орудием обыденных работ своих? Нет. Для правильного разумения слова Божия нужно много ума-разума, много любознательности, чуждой всякого предубеждения, много толковой начитанности и образования, а более того смиренной покорности кичливого и заносчивого ума нашего в послушание Христово, в послушание веры, которая только одна в состоянии проникнуть в сокровенные и недоведомые глубины тайн Божиих. В злохудожну душу, говорит Писание, не внидет премудрость, ниже обитает в телеси, повиннем греху (Прем.1:4). Только смиренным Господь дает благодать познания истины, только искренно просящим у Него открывает умные очи, чтобы видеть чудеса от закона Его. Гордым же противится и попускает впадать в неискусен ум творити неподобная (Рим.1:28). Это мы и видим у наших раскольников. Неискусный ум их, например, суемудрствует, что употреблять пищу и простое питье из одной с нами посуды, даже сидеть с нами за одним столом грешно, – а пить из одной рюмки или стакана вино так ничего? Как же Христос-то Спаситель наш не гнушался есть и пить за одним столом с мытарями и грешниками? Как же Он учил, что не входящее во уста сквернит человека; но исходящее из уст, то сквернит человека (Мф.15:11)? Стало быть, раскольники наши хотят быть святее, и умнее Самого Господа нашего Иисуса Христа?! Опять, по их суемудрию, иконам нашим, православным, когда они находятся внутри дома или Церкви, молиться никак нельзя, а на вольном, открытом воздухе, на ветру еще можно, – ветер отнесет поклоны… Есть ли тут какой-нибудь толк и стоят ли подобные бредни даже возражения, не только опровержения? Еще: совращая православных в свое пагубное лжеучение, раскольники пустословят, что вера наша, хоть целый век трудись в ней, постись и молись, не спасет и сгубит, а их-де старая вера спасает в три дня, даже в один день. Как легко и скоро! Как же Христос-то учил, что Царство Божие нудится – силою берется и только нуждницы – усильные искатели – восхищают е (Мф.11:12)? Какая же нужда была последователям Христовым проводить всю жизнь свою в изумительных подвигах самоотвержения? Правда, благоразумный разбойник, распятый со Христом, удостоен рая по едином часе. Но ведь крестное страдание, омывшее кровию беззакония его, разве не стоило продолжительных подвигов поста и молитвы? Так умничает неискусный ум раскольников! А сколько он творит неподобного! Сколько, например, у них вовсе некрещенных или даже дважды, трижды крещенных! Сколько вовсе остающихся без миропомазания, покаяния и причастия или перепомазанных и причащающихся Бог знает чем, а под исправу ходящих к каким-нибудь девкам!.. Сколько мужчин и женщин, живущих вне таинства брака, по одному благословению родительскому!.. У многих из них брак считается противозаконием, дети, прижитые в нем, не детьми, а прелюбодейчищами, а самая гнусная прелюбодейная связь, хотя бы брата с сестрой, есть любовь, носящая имя даже христианской. Какое кощунство! Какое богохульство! Это ли истинная древне-отеческая вера? Это ли православно-верующие и спасающиеся?

Братья! Стойте в вере отцов своих, мужайтеся, утверждайтеся! Не бывайте младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром учения, во лжи человечестей, в коварстве козней льщения (Еф.4:14). Многие льстецы вошли ныне в мир, многие хищные волки в овечьих кожах безбоязненно и безнаказанно ходят близь ограды церковной, вращаются в самой среде православных, ища себе добычи. И, надобно сказать, многие из неосторожных овец, искупленных честною кровию Пастыря великого, уловляются кознями хищников и отпадают от Церкви православной, в которой родились, крестились, миропомазались, исповедывались, причащались, венчались, – отпадают часто уже на старости лет. Переменить веру Христову как будто так легко, как переменить одежду одну на другую! Смотрите, возлюбленные, держитесь Церкви Божией и не меняйте нас – ее служителей, на каких-нибудь безблагодатных лжепастырей. Берегите свою веру как зеницу ока, как сокровище, драгоценнейшее всего мира; потерявши веру, потеряете царство небесное. А такой потери избави, Господи, всякого человека! Для этого всячески заграждайте слух свой от наветов расколоучителей и не входите ни в какие с ними беседы о вере. Предоставьте это мне, вашему законному пастырю и учителю. Пусть они относятся ко мне с своими хитросплетениями и совопросничеством без всякого опасения, с полным доверием. Я не враг и лиходей им. Я скажу им всю истину во спасение. Аминь.

С. Ф. Б.

В последнее время судебною практикою разрешены некоторые недоумения касательно подсудности духовных лиц судам светским. Так, кроме решения о подсудности духовных лиц светскому суду по делам об оскорблении должностных лиц, при исполнении сими последними обязанностей службы, общим собранием кассационных департаментов Сената решен вопрос касательно подлогов в метрических книгах и в выданных с них выписках. Хотя выдача ложного метрического свидетельства есть преступление против должности и, по-видимому, должно быть подсудно суду епархиальному, однако преступление это общим собранием кассационных департаментов Сената признано подлежащим суду. Решение это состоялось по поводу дела о священнике калужской епархии Соколове. Дело это такого рода. Калужский окружный суд, согласно 237 ст. Уст. Угол. Суд., представил в правительствующий Сенат на разрешение пререкание его с калужским епархиальным начальством относительно подсудности дела о выдаче священником села Хозец Соколовым двух разноречивых метрических выписок о рождении солдатского сына Алексеева. Епархиальное начальство просило окружной суд о прекращении возбужденного по сему делу прокурорским надзором калужского округа следствия, на том основании, что духовные лица, за нарушение обязанностей их звания, к каковым по ст. 107 Уст. Дух. Конс. И ст. 1579 Зак. Сост. (св. 1857 г. Т. IX) принадлежит, между прочим, и выдача метрических выписок, подлежат, согласно примечанию к ст. 2 Учр. Суд. Уст. и ст. 1017 Уст. Угол. Суд., суду духовному, а хотя в тяжких уголовных преступлениях (Уст. Дух. Кон. ст. 159, Св. Зак. 1857 г. т. XV кн. II Зак. Суд. Угол. ст. 15) лица эти и судятся судом светским, но, как видно из 160 ст. Уст. Дух. Конс., прямой смысл, которой разъяснен определением правительствующего Сената от 10 октября 1866 года, по делу о сокрытии священником Левитским чужой собственности, судятся не прежде, как по предварительном исследовании их поступков в духовном ведомстве и по определению епархиального начальства. С своей стороны окружной суд не нашел оснований к прекращению возбужденного о священнике Соколове следствия, потому что поступок, в коем этот священник обвиняется, именно – выдача ложной метрической справки, как предусмотренный в ст. 362 Улож. о наказ. изд. 1866 года, подлежит, согласно 3 п. 159 ст. Уст. Дух. Конс. 1019 и 10.20 ст. Уст. Угол. Суд., суду уголовному. По поводу этого пререкания правительствующий Сенат, на основании 237 и 238. ст. Уст. Угол. Суд., входил в сношение с святейшим Синодом. В ответе своем Святейший Синод отозвался, что вопрос, представляющийся в настоящем деле к разрешению, заключается в том, подлежит ли это дело ведению суда духовного или же ведению светского суда уголовного. Этот вопрос, по мнению Святейшего Синода, разрешается буквальным смыслом 1017 ст. Уст. Угол. суд., по которой лица, принадлежащие к духовенству одного из христианских исповеданий, за нарушение обязанностей их звания, установленных церковными правилами и другими действующими по духовному ведомству положениями, подлежат суду духовному. По точному смыслу сего закона Святейший Синод не может не признать, что настоящее дело, как заключающее в себе нарушение священником Соколовым лежащих на нем обязанностей по предмету выдачи выписок из метрических книг, подлежит ведению суда духовного. Но само собою разумеется, что если при рассмотрении сего дела в калужской духовной консистории обнаружится, что в действиях священника Соколова, при выдаче им выписки из метрической книги о рождении и крещении солдатского сына Алексеева, заключается уголовное преступление, то он должен быть предан уголовному суду, и в таком случае на обязанности калужского епархиального начальства лежать будет обязанность сообщить о сем, сообразно 1011 ст. Уст. Угол. Суд., состоящему при местном окружном суде прокурору. На основании сих соображений, Святейший Синод полагал, что дело о выдаче священником села Хозец, Соколовым, двух разноречивых метрических выписок о рождении солдатского сына Алексеева, как неподлежаще в гражданском ведомстве начатое возбуждением по оному прокурорским надзором калужского округа следствия, должно быть передано калужскому епархиальному начальству на его распоряжение. По справке оказалось, что упоминаемый в ведении Святейшего Синода указ правительствующего Сената по делу о священнике Левитском последовал из 1-го отделения 5-го департамента, которое рассматривало это дело в прежнем порядке судопроизводства, измененном судебными уставами 20 ноября 1864 г. По выслушании заключения обер-прокурора, правительствующий Сенат, в общем собрании кассационных департаментов, принял на вид; 1) на основании 1017 и 1019 ст. Уст. Угол. Суд., духовные лица, за нарушение обязанностей их звания, установленных церковными правилами и другими действующими по духовному ведомству положениями, а, равно и за те противозаконные деяния, за которые в законах определено подвергать их ответственности, по усмотрению духовного начальства, подлежат суду духовному; по делам же, подсудным уголовному суду, духовные лица судятся общим порядком уголовного судопроизводства, с соблюдением лишь в отношении священнослужителей и монашествующих некоторых особых правил; 2) обязанности духовных лиц по содержанию приходских (метрических) книг определяются не только уставом духовных консисторий, но также и общими законами о состояниях (Св. Зак. т. IX ст. 1560 и 1581); 3) по силе 1441 и 1442 ст. Улож. о наказ., за всякий какого-либо рода подлог в актах о рождении, как подлинных, так и в засвидетельствованных копиях, когда такой подлог учинен теми лицами, на коих по закону возложено составление, хранение или выдача актов состояния, виновные подвергаются наказанию, определенному в ст. 362 сего Уложения за подлоги по службе; за неисправное же ведение метрических книг, за хранение их не в самой церкви и за неотсылку их куда следует в свое время, виновные священно- и церковнослужители подвергаются наказаниям и взысканиям, определенным за это в уставе духовных консисторий. Соображая эти узаконения, правительствующий Сенат не встречает никакого сомнения в том, что священнослужитель, обвиняемый в каком-либо подлоге по выдаче метрических выписок, подлежит привлечению к ответственности в порядке, определенном в уставе уголовного судопроизводства, ибо обязанности духовных лиц, по содержанию метрических книг, установлены не одними положениями, действующими по духовному ведомству, а также общими законами, а подлог в исполнении этих обязанностей составляет уголовное преступление, преследуемое по уложению о наказаниях. То же самое вытекает и из соображения 158 и 159 ст. Уст. Дух. Конс., определяющих, что духовные лица подлежат светскому суду в тяжких уголовных преступлениях; по проступкам же и преступлениям против должности, благочиния и благоповедения подлежат суду духовному. Противопоставление поступков последнего рода тяжким уголовным преступлениям ясно показывает, что преступление священнослужителя по должности тогда только подлежит исключительно духовному суду, когда преступное деяние состоит только в нарушении пастырского долга или в преступлении по должности священнослужителя, но когда в этом деянии вместе с тем заключается и тяжкое уголовное преступление, преследуемое уголовным судом всегда и везде, кем бы оно ни было учинено, тогда не может быть уже речи о разборе дела исключительно судом духовным. Так из приведенных выше 1411 и 1442 ст. Улож. о наказ. о нарушении постановлений об актах состояния видно, что по одному и тому же роду этих нарушений тяжкие уголовные преступления, заключающие в себе подлог, ведаются светским уголовным судом, а нарушения менее важные – судом духовным. Что же касается указанного в 160 ст. Уст. Дух. Конс. порядка предания духовных лиц светскому уголовному суду не иначе, как по предварительном исследовании их поступков в духовном ведомстве и по определению епархиального начальства, то порядок этот ныне не может уже быть признан законным. В своде 1857 г. действительно существовало правило, что если духовное лицо православного исповедания обвиняется в противозаконных действиях, подвергающих его уголовному суду, то первоначальное исследование, кроме дел, не терпящих отлагательства, производится в духовном ведомстве при чиновнике полиции, и если обвиняемый не очистит себя от подозрения, то он предается уголовному суду по определению консистории (Т. XV Зак. Суд. Угол. ст. 154). Но правило это признано было Государственным Советом несогласным с новыми началами уголовного судопроизводства, а именно, принято было во внимание, что производство исследования в духовном ведомстве о таком преступлении духовного лица, которое подлежит рассмотрению светского, а не духовного суда, не имеет надлежащего основания и противно основному началу о невмешательстве в дела судебные административных властей. Затем, в виду того, что всякое преступление священнослужителя всегда соединяется с нарушением пастырского долга и оскорбляет духовный характер священнослужителя, признано было полезным, чтобы как предварительное следствие, так и предание обвиняемого суду, происходили при некотором участии духовного ведомства, определенном ст. 1020–1026 Уст. Угол. Суд. (Судебные Уставы с изложением рассуждений, на коих они основаны, часть вторая стр. 381–385).

Из этого ясного разрешения законодательною властью вопроса о неподведомственности духовному ведомству первоначального исследования такого незаконного действия священнослужителя, которое подлежит светскому суду, само собою следует, что для начатия судебным следователем предварительного следствия о противозаконном действии священнослужителя достаточно, чтобы это действие, по имеющимся в виду признакам, точнейшее определение которых есть задача предварительного следствия, могло подлежать светскому уголовному суду, ибо, по общему началу подсудности, выраженному в ст. 205–207, 215, 217, 1033, 1250 и 1251. Уст. угол. суд., всякое уголовное дело ведается тем судом, коему подсудно важнейшее из преступлений, в котором, по имеющимся в виду фактам, обвиняемый или подозреваемый может оказаться виновным. Вследствие сего, принимая во внимание, что в действиях священника Соколова, выдавшего две противоречащие метрические выписки об одном и том же лице, может оказаться умышленный подлог, который и предусматривается, по-видимому, прокурором калужского окружного суда, возбудившим это дело по обвинению Соколова в выдаче ложной метрической выписки, Правительствующий Сенат не может не признать правильным определения калужского окружного суда о подсудности настоящего дела светскому уголовному суду в порядке, определенном ст. 1019–1029 Уст. угол. суд., который представляет духовному начальству полную возможность разъяснить дело всеми имеющимися в виду его сведениями; если же по этим сведениям и по содержанию предварительного следствия окажется, что в настоящем случае действия священника Соколова не выходили из разряда тех проступков, ответственность за которые определяется по усмотрению духовного начальства или по уставу духовных консисторий, то от духовного начальства будет зависеть, при разрешении судебною палатою вопроса о предании обвиняемого суду или о прекращении о нем дела, заявить свое требование о передаче этого дела в духовное ведомство по принадлежности, и судебная палата обсудит это требование в порядке, указанном в ст. 1024–1026 Уст. угол. суд. По всем этим соображениям правительствующий Сенат в общем собрании кассационных департаментов определил о производстве настоящего дела на вышеизложенном основании дать знать указом калужскому окружному суду и сообщить ведением святейшему правительствующему Синоду³²⁹. Таким образом, главным основанием подсудности этого дела суду светскому служит то, что хотя преступление это против должности и службы, но оно с тем вместе относится к числу тяжких уголовных преступлений. Хотя этого юридического термина в новых судебных уставах нет, и в них не определено, какие преступления относятся к тяжким, но, вероятно, оно отнесено к числу тяжких преступлений потому, что за подлоги в актах состояния положено лишение или ограничение прав состояния³³⁰. В числе преступлений по службе, кроме подлогов по службе, есть и другие преступления, за которые положено тоже лишение или ограничение прав состояния, как например неприведение в исполнение указов или же предписаний, или предложений подлежащих начальств с намерением из каких-либо корыстных или личных видов³³¹; превышение или противозаконное бездействие власти в случаях особенно важных³³² или с намерением сделать, или попустить преступление³³³; употребление какого-либо рода истязания и жестокости при отправлении своей должности³³⁴; присвоение и растрата казенных или частных, вверенных по службе вещей, денежных сумм, или какого-либо казенного имущества и доходов, если должностное лицо добровольно само собою не возвратит взятого им, присвоенного или растраченного после открытия его злоупотребления³³⁵; запись с умыслом в приходную по казенным доходам книгу менее действительно поступившего, выписка в расход по книге более против израсходованного³³⁶; выдача заведомо ложного свидетельства о болезни, бедности, или хорошем поведении другого и т. п. из корыстных видов³³⁷; умышленное неправосудие из корыстных или иных личных видов³³⁸; мздоимство для учинения или допущения чего-либо противного обязанностям службы³³⁹; оскорбление действием начальника со стороны подчиненного или только одно поднятие на него руки, или какого-либо орудия³⁴⁰. Следовательно, и эти преступления, когда они допущены лицами духовными, на основании вышеприведенного решения общего собрания кассационных департаментов Сената, могут быть подсудны уголовному светскому суду. Впрочем, на этот раз направление решения зависит как от смысла обвинения и обстоятельств дела, которые предугадать невозможно, так и от тех оснований, которые будут приведены или в пререкании о подсудности, или в кассационной жалобе обвиняемого на неподсудность дела суду светскому, или в протесте прокуроров, или в заключении обер-прокурора в Сенате.

По делам, подлежащим уголовному суду, лица, принадлежащие к духовному состоянию, судятся общим порядком уголовного судопроизводства³⁴¹; только в отношении к священнослужителям и монашествующим постановлены некоторые, особые правила, которые мы приведем ниже.

Излагать общий порядок предварительного и судебного следствия и самого судопроизводства в окружном суде и порядок разбирательства в мировых учреждениях не входит в наш план; да это увеличило бы размер статьи далее предположенных нами пределов. а потому правила о порядке судебного следствия и судопроизводства мы опускаем. Но нельзя не сказать о порядке призыва к следствию, так как мы поставили себе задачею указать все законные требования судебных мест и лиц в отношении к лицам духовного звания.

О порядке призыва обвиняемого мировым судьею и о последствиях неявки – мы говорили выше под рубрикою о делах, подлежащих суду епархиальному. На этот раз нам остается сказать о порядке призыва к следствию судебным следователем.

Обвиняемый призывается судебным следователем к предварительному следствию через повестку, посылаемую в двух экземплярах, из коих один вручается призываемому, а на другом он расписывается в получении повестки³⁴². Предъявитель повестки отмечает в ней время ее вручения и требует, чтобы и в данной о том расписке было означено время получения повестки. Если обвиняемый откажется дать расписку, то предъявитель повестки приглашает двух свидетелей, которым заявляет отказ призываемого и отмечает на обоих экземплярах повестки, когда и кому именно она вручена и почему нет расписки принявшего³⁴³. Если повестка не вручена обвиняемому лично, то один экземпляр ее прибивается в городе к дому полицейского управления, а в деревне к дому сельского старосты или десятского, о чем и поставляется немедленно в известность полицейское или волостное управление³⁴⁴. Призываемый обязан явиться лично и в назначенный срок; если же он по законным причинам явиться не может, то должен представить о том удостоверение³⁴⁵; законными же причинами неявки признаются: лишение свободы, прекращение сообщений во время заразы, нашествия неприятеля, необыкновенного разлития рек и тому подобных непреодолимых препятствий, внезапное разорение от несчастного случая, болезнь, лишающая возможности отлучиться из дому, смерть родителей, мужа, жены, детей или же тяжкая, грозящая смертью болезнь их и неполучение или несвоевременное получение повестки³⁴⁶. Призываемые не явившиеся в срок и не представившие удостоверения о законных причинах неявки, приводятся к следствию³⁴⁷. Впрочем, не всегда обвиняемые привлекаются к следствию посредством призыва; обвиняемые в преступлениях, за которые в законе положены наказания, соединенные с лишением всех прав состояния или с потерею всех особенных прав и преимуществ, могут быть приводимы и взяты к следствию без предварительного призыва³⁴⁸. Привод обвиняемого к следствию делается не иначе, как по предъявлении ему формальной о том повестки такого же содержания, как и призыв к следствию³⁴⁹. По предъявлении обвиняемому повестки о приводе, он приглашается следовать за ее предъявителем, а в случае неповиновения или сопротивления приводится к следствию при содействии должностных или частных лиц³⁵⁰. Привод обвиняемого и взятие его под стражу, кроме крайних, не терпящих отлагательства, случаев, производится днем; всякое при этих действиях оскорбление личности обвиняемого влечет за собою законную ответственность³⁵¹. Обвиняемый, до исполнения требования о приводе его, содержится в домашнем аресте или под стражею³⁵². Обвиняемые призываются или приводятся к следствию, не смотря на их звания, чины и личные преимущества; но следователь не должен ни приводить, ни даже призывать кого-либо к допросу без достаточного к тому основания³⁵³.

Таким образом, из этого ясно видно, что если бы духовное лицо, привлекаемое к следствию, стало отказываться от принятия повестки и от явки к следователю по призыву, то это было бы и противозаконно, и бесполезно. Отказ принять повестку или явиться к следователю ни к чему не поведет; в случае такого отказа и неявки в назначенный срок могут насильно привести к следователю через полицейских служителей, а такая процессия соединена еще с большим бесчестием.

Обвиняемому предоставлены законом все средства к оправданию; проволочка дела и долговременное задержание без допроса ограничены правилами закона. Следователь обязан снять с обвиняемого допрос немедленно и никак не позже суток после явки или привода его³⁵⁴, не должен домогаться сознания обвиняемого ни обещаниями, ни ухищрениями, ни угрозами или тому подобными мерами вымогательства³⁵⁵, не должен прибегать к повторению допросов без особенной в том надобности³⁵⁶. Грамотным предоставляется самим вписывать в протокол ответы, данные ими на словах³⁵⁷. Обвиняемому предоставляется право отводить свидетелей и окольных людей по законным причинам³⁵⁸, и причины отвода свидетелей следователь обязан привести в ясность даже и в том случае, когда свидетель допрашивается без присяги, для принятия их в соображение при допросе на суде³⁵⁹. Допрос, снятый со свидетеля в отсутствие обвиняемого, прочитывается ему. Обвиняемый имеет право опровергать сделанные против него показания и просить следователя о предложении свидетелю новых вопросов³⁶⁰. Обвиняемый имеет право получать от следователя копии протоколов и постановлений бесплатно³⁶¹, может как до поступления дела в суд, так и после того приносить жалобу на всякое следственное действие, нарушающее или стесняющее его права; жалоба на судебного следователя приносится окружному суду и подается самому следователю со взятием расписки в принятии ее³⁶².

При прежнем порядке уголовного судопроизводства, как при производстве следствия о духовных лицах, так и в судебных местах при решении дела были депутаты с духовной стороны, которые имели право наблюдать за правильным производством следствия и при решении дела в суде подавать свой голос, который имел силу, равную с голосами прочих членов суда³⁶³. По новым судебным уставам ни при следствии о духовных лицах, ни в суде – депутатов не положено. Ныне, когда правосудие отправляется гласно, под надзором общества и его контролем, гласность судопроизводства и общественный контроль служат лучшей гарантией беспристрастия суда. Сверх того, каждый обвиняемый имеет право избирать себе защитника как из присяжных поверенных, состоящих при суде, так и из других лиц, коим закон не запрещает ходатайствовать по чужим делам; или по просьбе подсудимого такой защитник ему назначается председателем суда³⁶⁴. А опытный защитник лучше всякого депутата.

(Продолжение следует).

Другим непосредственным следствием австро-прусской войны 1866 г является современный вопрос о новом церковном устройстве Пруссии и присоединенных к ней областей. Эти последние (Шлезвиг-Голштейн, Гессен, Лауенбург и др.) доселе были независимы и самостоятельны как в политическом, так и в церковном отношении, и, тогда как Пруссия следует евангелическому исповеданию (унии), новоприсоединенные области исповедуют или лютеранство, или реформатство. При подчинении в протестантстве церкви государству и при централизации как гражданского, так и церковного управления в особе прусского короля, это различие вероисповеданий в нынешней Пруссии составляет предмет серьезных затруднений для нее и возбуждает вопрос о новом устройстве церковного управления не только в новоприобретенных странах, но и в самой Пруссии. Наши читатели, надеемся, не посетуют на нас, если мы представим для уяснения этого вопроса краткий исторический очерк церковного устройства в протестантстве и затем укажем на особенно важные проекты решения этого вопроса, не лишенного интереса и для нас.

* * *

Вопрос о церковном устройстве до последнего времени мало занимал протестантскую Германию. Со времени реформации на устройство церковного управления смотрели, как на предмет второстепенный в деле веры и относили этот вопрос к области предметов безразличных (adiaphora). Сами реформаторы уже признавали его безразличным, таким, который может так или иначе определиться и измениться сообразно с потребностями времени, – признавали потому, что с своей точки зрения в Св. Писании, – единственном для них руководстве в деле веры, – не видели никаких определенных постановлений относительно церковного устройства. Потому церковное устройство в протестантстве определилось, так сказать, случайно, силою обстоятельств. Церковная община, отделившаяся от Рима, непосредственно после своего отпадения от духовной власти папства, по необходимости стала в зависимости от государства, от светских князей. Епископство и власть императорская представляли собою начала враждебные реформации, поэтому казалось всего естественнее судьбу новых церквей отдать в руки светских владетелей тех земель, где была принята реформация. Допустить какое-либо участие в церковном управлении со стороны мирян не было никаких оснований. Благодаря суровой опеке, в какой средневековая церковь держала мирян, народ был так груб и невежествен, что уже Лютер должен был отказаться от мысли допустить народ к участию в делах церкви. Таким образом протестантские церковные общины сделались территориальными, по известному принципу: cujus regio, ejus religio и все церковное управление не внешнее только, но и внутреннее перешло в руки светских владетелей и их советников из богословов и юристов.

Такое положение дел, вызванное чисто-случайными обстоятельствами, не смотря на некоторые временные выгоды (оно много способствовало распространению и утверждению реформации), сопровождалось весьма неблагоприятными последствиями. Прежде всего – протестантская церковь в Германии раздробилась на множество частных национальных церквей; каждая из этих церквей, обособленная от других, замкнутая в себе самой, имела свой церковный устав, свои порядки и обычаи в церковной практике, словом, особый, своеобразный тип. Протестантство не только распадением на секты, но и этим раздроблением на частные территориальные церкви показывало в себе отсутствие характера истинной церкви – единства и общности. Еще печальнее были другие последствия. Поступив в ведение светских владетелей, церковь слилась с государством, явилась государственным учреждением и не имела даже тени независимости и автономии. Консистории, ведению которых подлежат дела церковные, были не церковными, а чисто бюрократическими учреждениями; духовные и светские члены их, назначаемые правительством, были государственными чиновниками, управлявшими церковью во имя светского владетеля. Через консистории чиновнический характер передавался и духовенству: оно всегда было зависимым и послушным органом светского правительства, содержавшего его на жалованье. Миряне не имели никаких прав в отношении к церкви и забывали поэтому и свои обязанности в отношении к ней. Такое положение церкви парализовало религиозную жизнь: индеферентизм к делу веры, охлаждение религиозного чувства и безучастное отношение к церкви были необходимыми следствиями этого подчинения церкви государству. Цезарепапизм сопровождался такими же следствиями, как и подчинение папству.

Замечательно, что это порабощение церкви государством, существующее не только в лютеранских, но и реформатских областях Германии, нисколько не изменилось и в эпоху рационализма в прошедшем столетии. Не смотря на широкое развитие богословской науки, на распространение новых идей и систем, часто радикально изменявших и отрицавших начала религиозной и церковной жизни, эти успехи теоретического, научного развития не произвели никакой перемены в практике церковных отношений. Церковь по-прежнему управлялась консисториями, т, е. светскими владетелями и их советниками, с тем только различием, что вместо прежних ортодоксалов церковь управлялась теперь духовными и светскими чиновниками-рационалистами. Допуская в церковной проповеди в приходских школах модный, иногда самый грубый, рационализм, составляя в рационалистическом духе новые служебники, эти правители церкви управляли ею с тем же самолюбием и самовластием и с таким же презрительным отношением к пастве, как и главные властители церкви XVII столетия. В этом порядке правления, в этой опеке со стороны государства протестантские историки видят главную причину самого серьезного и самого печального явления в новейшей цивилизации. Миряне, при таком положении церкви, более и более отчуждались от религии и церкви, а холодность и индеферентизм уже граничат с чувствами вражды. Все классическое развитие немецкой философии и литературы половины прошедшего столетия совершалось более или менее вне церкви – и окончилось тем, что обратилось против церкви, стало во враждебные отношения к ней. Между духовною и светскою наукою, и культурою образовалась самая глубокая пропасть – и вот немецкий народ, столь проникнутый христианскими началами, народ, который религии обязан своим освобождением, должен был изумить мир своею неблагодарностью к ней, – полным и безвозвратным отрицанием религии!..

События начала нынешнего столетии произвели в Германии сильное религиозное возбуждение. После того как могущественное содействие России спасло Германию от деспотизма Наполеона, счастливый исход «войны за освобождение» вызвал чувства глубокого благодарения Спасителю Богу. С 1815 года сухой рационализм XVIII в. уступил место живому чувству веры. Рационалистические теории были отвергнуты, – преобладающим направлением в науке явился супранатурализм; возникла школа романтиков с живым сочувствием к средневековому католицизму, распространился мистицизм и масонство, многие обратились в католичество. К этому времени относятся и попытки к объединению как противоположных направлений в области богословия, так и религиозных партий, несогласных между собою по вероисповеданию. В то самое время, когда школа Шлейермахера в богословской науке старалась примирить супранатурализм и рационализм, истину ортодоксального протестантства с содержанием современного научного сознания, в это самое время возникла мысль объединить и вероисповедания протестантские в одном общем исповедании. Не говоря о школе Шлейермахера и так называемом «посредствующем богословии», мы скажем только об «Унии» между лютеранами и реформаторами, введенной в Пруссии в 20-х годах. К введению унии король Фридрих Вильгельм III имел не мало побуждений. Борьба между рационалистами и супранатуралистами очень ясно показывала, что богословы разделились между собою в пунктах вероучения гораздо более важных, чем незначительные разности между учением лютеран и реформатов. При этом казалось также, что эти разности не имеют большего значения, что они не могут быть доказаны или опровергнуты положительным учением Священного Писания и поэтому могут быть отнесены к области предметов безразличных. Очевидно, не было нужды поддерживать в практике несуществующую в действительности преграду, разделявшую лютеран и реформатов. Разделение это могло подавать только повод к бесплодным спорам, тогда как уния, прекратив все раздоры, могла соединить все живые силы церкви к осуществлению тех великих задач, какие требовались настоятельными нуждами времени. Рационалисты и пиетисты равно сочувственно отнеслись к унии: первые потому, что видели в этом прогресс христианства, становившегося выше вероисповедных разностей и особенно потому, что за униею они могли скрывать свой индиферентизм и свое отрицание в области религии; последние потому, что видели в унии осуществление своего идеала – соединение всех протестантов под одним знаменем, – единение, в котором они видели необходимейшее условие для успешного созидания церкви.

Евангелическая уния представляет одно из самых важных явлений в протестантском мире в текущем столетии. Но по отношению к нашему вопросу она была также делом не церкви в собственном смысле, а бюрократии светской власти, не имела никакой популярности и потому не оказала тех благотворных следствий, каких ожидали от нее. Вместо того, чтобы успокоить умы, она сделалась яблоком раздора в немецких областных церквах, и вместо прогресса она истощила лучшие силы в бесплодной борьбе. Введение унии было делом светских владетелей, короля и богословов. Протестантские общины или приходы, миряне не имели никакого отношения к этому вопросу, и поэтому тотчас же по введении унии возникла сильная оппозиция. Одни протестовали против нее во имя отвергнутых униею исторических преданий, другие против произведенного ею охлаждения религиозного чувства; жаловались и против новых церковных округов, и против однообразия в совершении таинств причащения. Оппозиция эта основывалась на предрассудках и ложных понятиях, но она находила сочувствие в народных массах и выражала справедливый протест порабощения церкви государством. Еще больше неудовольствия возбудило введение нового служебника, редактированного по приказанию короля и введенного в богослужении с таким же презрением народных и собственно церковных прав, как и введение унии. Новая форма богослужения не удовлетворила ни лютеран, ни реформатов: последние находили в новом служебнике много католических элементов; первые признавали его не согласным с лютеранским догматом об евхаристии. Многие из лютеран по этому случаю отделились от евангелической церкви и подвергались преследованиям в течение более десяти лет.

Оспариваемая постоянно богословами из партии лютеран, подвергаясь опасности даже со стороны королевской власти (так как Фридрих Вильгельм IV был очень склонен к католицизму), защищаемая безуспешно школою Шлейермахера, сделавшаяся самым надежным убежищем для рационалистов, которые не переставали восхвалять ее, – уния никогда не имела твердой почвы в народной жизни, не получила популярности и никогда не была силою, способною оживить религиозный и нравственный дух церкви. Революционные движения 1848 года вызвали новые движения в религиозной жизни Германии. Революция эта представила в настоящем свете состояние умов в Германии, успехи социалистических идей, глубокое отчуждение народных масс и образованного общества от христианского учения, ненависть периодической печати и литературных кружков к церкви и ее руководителям. Ужасающий разлив неверия вызвал много новых мер к утверждению религиозного начала в обществе. Учрежден был евангелический церковный сейм (Kirchentag) с целью утверждения христианских начал в науке и жизни путем ежегодных богословских съездов и общих совещаний о делах веры независимо от вероисповедных разностей частных немецких церквей; основана внутренняя миссия с целью распространения религиозных начал в жизни народной посредством проповеди, распространения библий и религиозно-нравственных сочинений, и народного образования в духе христианском; учреждено было много институтов с частными задачами, клонившимися к той же общей цели – возвышения религиозных начал в жизни общественной. Бесспорно, все это имело и имеет значительное влияние в деле возбуждения религиозного чувства среди протестантства; но, к сожалению, и в это время была оставлена без внимания основная причина ненормальных явлений в церковной жизни протестантства – цезарепапизм и клерикализм в церковном управлении. Еще с 1817 года возник вопрос об учреждении пресвитериальных (приходских) советов и введение, вместо консисториального, синодального правления, чтобы таким образом внести в церковное управление и участие мирян. Но синодальное правление введено было только в рейнских провинциях, где оставались следы более либерального правления, введенного еще во времена немецкой империи, и поддерживалась более деятельная религиозная жизнь. В 1846 году национальный синод, созванный в Берлине, члены которого были назначены правительством усиленно домогался ввести подобное правление и в областях Пруссии. Но правительство воспротивилось этому, а после волнений 1848 года решительно стало подавлять все меры, способствующие усилению демократии и либеральных идей. Конституция 1850 года 15-м параграфом гарантировала, правда, протестантской церкви Пруссии свободу и независимость, но эта гарантия осталась мертвою буквою, и надежды, возлагаемые на эту конституцию, скоро заменились самым сильным недовольством. С целью дать церкви автономию и передать управление ею «в настоящие руки», король от министерства вероисповедания выделил особое отделение, которое с этого времени должно было состоять не в ведении министра и палат, а в непосредственном ведении короля, который должен был управлять церковью как бы и в качестве первосвященника. Декретом 24-го июня 1850 года это отделение министерства вероисповеданий было преобразовано в «верховный церковный совет» (Oberkirchenrath); все члены этого совета назначались королем, которому принадлежало верховное управление церковью. Проект организации приходских советов, выработанный в это же время, оставался на бумаге в продолжении 10 лет, и только во время министерства Бетмана-Гольвега подумали привести его в исполнение, и то с робостью и больше для формы. Право выбора в члены приходских советов усвоено было только пасторам и патронам церкви, а не всему приходу – мера, сильно парализовавшая свободу выборов и значение приходских советов и возбудившая сильное недовольство. Учреждены были также и окружные синоды в шести провинциях восточной Пруссии, но также с значительными ограничениями свободы в выборе членов или депутатов, участвующих в этих синодах

Старание правительства удержать statu quo в церковном управлении, при явном сочувствии к старому консисториальному правлению, бесплодные споры о догматах и вероисповедных разностях со стороны богословов, гордость, не терпящая ущерба в своих правах и авторитете со стороны духовенства, глубокий индиферентизм в отношении к вере и отчуждение от церкви со стороны народных масс – таково было положение дел в Пруссии перед последнею войною. То же самое почти мы видим и в других странах протестантской Германии в продолжении последних 15-ти лет. Не смотря на некоторые не важные изменения, церковные учреждения везде носят такой характер, какой получили они со времени реформации – безусловную зависимость от государства, преобладающую силу пасторов, слабое значение религиозных начал в жизни. Религиозное чувство сохраняется, но сохраняется без сильных и значительных проявлений, только, так сказать, по религиозному инстинкту и во имя исторических преданий и притом поддерживается только там, куда не проникают еще заразительные миазмы материализма и позитивизма, распространяемые книгами, журналами и социалистическими обществами. Во всех странах, где введена была уния, она везде сначала принималась с радостью, но потом везде возникали более или менее сильные протесты против нее. В других же областях, как например в Ольденбурге, великом герцогстве Баденском, в Баварии и в Ганновере, где введено синодальное устройство, и где, благодаря парламентскому устройству правления и политическому либерализму, миряне допущены к участию в совещаниях по делам церкви, в этих странах мы замечаем также явления неблагоприятные. Народ оказывается еще мало приготовленным к такому участию в делах церкви; депутаты о делах церковных имеют целью только опровергнуть большинство, поразить министерство духовных дел и привлечь на сторону партии главную силу церкви, которою все-таки остается светский владетель. Таков именно был характер церковной борьбы в герцогстве Баденском в последние годы. Автономия церкви, о которой провозгласили с таким шумом, была не более, как оптический обман: в отношениях церкви к государству ничто не изменилось, члены верховного церковного совета назначаются королем, и ему принадлежит право вето, которое он может наложить на всякое постановление национального синода. Различие между старым и новым порядком вещей то, что прежде церковью управляли ортодоксалы, а теперь заседают в верховном совете и пишут церковные постановления – рационалисты. Достойно, впрочем, замечания, что, под влиянием сравнительно более либеральных политических форм, здесь выработалась новая теория крайнего демократизма в отношении к церковному устройству, теория, которая под предлогом преобразования церкви по так называемому началу прихода (Gemeindeprincip) ведет к самому опасному смешению церкви с государством. Это теория, обязанная своим происхождением богословам Шенкелю и Роте, и образованному ими протестантскому союзу, (Protestantenverein) основывается на ложном начале, что все граждане, принадлежащие к известному приходу, как христиане, уже по этому самому призваны к деятельному участию в делах церкви. Как все члены государства имеют право на участие в делах государства, как его граждане: точно также и все члены христианского общества имеют право на участие в делах церковных, как христиане, в силу догмата всеобщего священства. Итак, церковь и государство совершенно отождествляются и сливаются: церковь является одним из государственных учреждений и нет никакого основания сохранять особых учреждений для дел гражданских и для дел церковных, как те и другие совершенно сливаются и могут состоять в ведении одних и тех же депутатов или выборных от общества! Вот последний вывод этой теории – вывод, которого ужасаются и сами протестанты, но который, заметим мы, совершенно последовательно выводится из протестантского учения о всеобщем священстве.

Таково было положение церкви в Германии перед последнею войною. Когда, после победы при Садовой, Пруссия значительно усилилась на развалинах Германского союза и приобрела новые области, признающие не унию, а лютеранство или реформатство, то стало ясно, что эти изменения необходимо должны оказать влияние на устройство протестантской церкви, как в самой Пруссии, так и в новых областях ее. Для церкви католической эти перемены не могли представлять особенных затруднений. Благодаря твердой организации католических епархий и автономии епископов, присоединенные епархии предоставлены были ведению министра вероисповеданий, который вступил с ними в те же самые отношения, в каких стоял к католическим епархиям в прежних прусских областях. Но нельзя было также просто установить и отношений протестантских церквей, которые были тесно связаны с прежними светскими владетелями, большею частью управлявшими этими церквами непосредственно, помимо всякого высшего церковного авторитета. Как установить церковное управление в этих областях? Подчинить ли их власти прусского министра вероисповеданий или предоставить их во владение верховного церковного совета (Щиуклшксруткфер)? В первом случае эти церкви со все своими делами и интересами должны быть подчинены контролю палат (наравне со всеми прочими делами, заведуемыми министром вероисповеданий) и, в таком случае, должны потерять всякую автономию; во втором они должны по неволе принять унию, так как de facto верховный церковный совет управляет церковью евангелическою, объединенною. Вопрос о конституции усложнился вопросом вероисповедным. Лауенбург, Ганновер, Шлезвиг-Голштиния и Гессенское герцогство протестовали против введения унии частью из церковных, частью из политических видов. В Берлине очень хорошо поняли, что насильно вводить унию в новоприобретенные области значило бы увеличивать и без того значительное число затруднений и удвоить неудовольствие, с каким новые области поступали под власть прусское монархии, и поэтому и граф Бисмарк и король торжественно заявили, что хотя введение унии в новых провинциях и желательно, но прусское правительство далеко от мысли вводить ее вопреки желанию народонаселения. Дела церковные, как и светские поручены были в этих областях ведению временных уполномоченных.

Итак, уния невозможна. Но и при другом способе решения вопроса представляется не мало затруднений. Если новым провинциям дозволено будет не вступать в унию, то можно ли будет и прежним провинциям отказать в отступлении от унии? Можно ли будет принять две церковные системы – чтобы прежние провинции оставались под властью верховного церковного совета, а новые поступили в ведение министра вероисповеданий? Или лучше совсем уничтожить верховные церковный совет и возвратиться к управлению, бывшему 16 лет назад?

Вот вопросы, необходимо возникающие из присоединения к Пруссии новых областей, – вопросы, которые производят здесь полный церковный кризис. Прусские политики могут откладывать решение вопроса и хлопотать о сохранении statu quo, но рано или поздно, наконец, нужно будет принять меры, внушаемые настоящим положением дел. Если государственные люди Пруссии хотят сделать из нее великое немецкое государство с твердою централизациею, то и церковь должна подчиниться условиям централизации: падение политической розни и самостоятельности необходимо должно вести за собою и падение церковной разрозненности. Таково общее убеждение протестантов, которых мы считаем либералами. И поэтому-то едва рассеялся дым войны, общее внимание было обращено на церковный вопрос, и о нем с особенным интересом заговорили журналы, газеты и брошюры. Между различными толками и проектами Neue Evangelische Zeitund требует удержания унии и подчинения всех провинций новых и прежних верховному церковному совету, с удержанием однако же лютеранского вероисповедания и со введением синодального управления, порядок которого должен быть определен общим национальным собором; другая газета, представляющая в себе орган собственно лютеранской партии – Evangelische Kirchenzeitung Генстенберга, энергически настаивает на отменении унии и верховного церковного совета и требует установить три различные протестантские церкви – лютеранскую, обнимающую девять десятых всего народонаселения, – реформатскую и объединенную (Евангелическую), из коих каждая управлялась бы особым церковным авторитетом так, чтобы высшие правительственные власти всех этих трех церквей составляли один верховый совет, ведению которого подлежали бы все общие интересы протестантства и его отношения в государству, но который не имел бы никакого отношения к учению, богослужению, дисциплине и внутренней организации каждой из трех церквей, соединенных в этой высшей административной инстанции. Не останавливаясь на этих и многих других проектах переустройства церковных отношений, мы считаем не лишним более подробно указать на один из подобных проектов, – проект доктора Фабри, нашедший себе значительное сочувствие в высших правительственных сферах. Мы не будем обсуждать его с точки зрения протестантской, но он представляется довольно замечательным именно с нашей православной точки зрения. Для освобождения церкви от государства и оживления церковной жизни в протестантстве д-р Фабри признает необходимым учреждение в протестантстве епископства в смысле древней церкви и в своем проекте представляет попытку соединить епископскую власть с правлением синодальным в самом широком смысле этого слова. Епископство и соборное начало – это два великих двигателя древней церковной жизни со всею ее доблестью и силою, и для нас, – и в настоящее время, может быть, более нежели когда-либо, – небезынтересно видеть всякий проект, решающий трудный вопрос соединения этих начал в наше время, и применительно к положению церкви нынешнего века.

Основанием для преобразования протестантской церкви, по мнению Фабри, должна быть церковь провинциальная, и ее исторические предания и индивидуальность должны отражаться и на всех ее правительственных учреждениях. В нынешней Пруссии, таким образом, должно быть учреждено восемнадцать областных церквей (епархий), из которых каждая заключала бы от шести до семи сот приходов с народонаселением около 900000 душ. Каждая из этих областных церквей должна с некоторыми ограничениями иметь полную автономию и управляться своими собственными органами. Во главе каждой из этих церквей должен стоять епископ и управлять церковью при посредстве консистории. Учреждение епископства по началам апостольским, по мнению д-ра Фабри, представляет самую настоятельную потребность настоящего времени. Только епископство может сделать то, чего не в состоянии сделать ни бюрократия консисторий, ни шаткость и подвижность учреждений синодальных – именно, только епископство может дать церковному управлению характер пастырский – чисто духовный и нравственный. Только епископ может быть стражем независимости церкви и охранять свободу ее от центральной власти. Ему должна быть вверена высшая власть во всех духовных делах в отношении к его церкви, он должен производить визитацию (осмотр) церквей, экзаменовать и посвящать кандидатов на должность пасторов. Его личное влияние, действующее силою убеждения в духе любви и мира, может разрешать самые затруднительные дела и отношения в церковной жизни пасомых с таким успехом, какой не мыслим ни для каких других правительственных учреждений. Епископ должен быть избираем областным собором из наиболее уважаемых по жизни и образованию духовных лиц всей областной церкви; собор избирает трех кандидатов на епископство и делает представление королю, который назначает на епископство одного из кандидатов. В подтверждение своей мысля о необходимости учреждения епископства в духе древней церкви д-р Фабри ссылается и на авторитеты Шлейермахера, Бунзена, Шталя и короля Фридриха Вильгельма IV, признававших необходимость введения епископского управления.

Но вместе с епископством необходимы и самые широкие синодальные учреждения. Д-р Фабри не удивляется безуспешности прежних опытов введения синодальных учреждений в Германии. Без епископства, по мнению Фабри, соборное начало в церковной жизни может только привести к крайности смешения церкви с государством, к пагубному усилению противного церкви парламентаризма и демократизму в церковных делах. Только епископство может охранить церковную жизнь от этой крайности; но синодальные учреждения необходимы для того, чтобы отстранить другие возможные при епископстве крайности – клерикализм – исключительное преобладание духовного сословия и цезарепапизм – подчинение церкви светской власти. Синодальные учреждения составляют, таким образом, часть, – но существенную часть в церковной организации. Основою этих синодальных учреждений должен быть приход и пресвитериальный (приходской) совет. Так как нет прав без соответственных им обязанностей, то необходимо, чтобы каждая община с правом самоуправления обязана была и заботиться о своих собственных нуждах. Приход обязан заботиться о приличном содержании своих пасторов и своих церквей, для чего каждый член прихода должен вносить известную сумму ежегодно; но зато приход и имеет право избирать пасторов. Дело избрания пастора, равно как во все дела относительно содержания церкви, приходской школы и попечения о бедных в приходе, принадлежит приходскому совету. Совет этот, сообразно с обширностью и значением прихода, состоит из семи до шестнадцати членов. При избрании пастора совет допускает еще более широкое представительство прихода, состоящее от тридцати до восьмидесяти членов. Избирателем в этом случае может быть всякий член прихода, достигший двадцатипятилетнего возраста, имеющий недвижимую собственность и вносящий известную сумму в пользу церкви.

Известное число приходов образуют окружной синод, который составляется из пасторов всех церквей округа и из депутатов из мирян по одному от каждого прихода. Окружной синод имеет свое правление или комитет, избираемый на шесть лет и состоящий из суперинтенданта³⁶⁵, асессора и секретаря. Ведению окружного собора подлежат дела по части церковной дисциплины и контроль над экономическими делами церквей, принадлежащих к округу. Дальнейшую инстанцию представляет синод провинциальный или областной. Он состоит из всех суперинтендантов известной области, депутата духовного и депутата светского от каждого окружного синода, а также из представителя ближайшего богословского факультета. Областной синод собирается через каждые три года; также имеет свой комитет, избираемый на шесть лет. Епископ открывает и закрывает синод, но не председательствует на нем, имеет голос только совещательный, но может отложить решение дела от одного заседания до следующего. Областной синод представляет законодательную власть церкви: он распределяет налоги, относящиеся к церкви, и решает дела веры и обрядовой практики сообразно с потребностями лютеранских, реформатских и евангелических общин, состоящих в подведомой ему области.

Высшую инстанцию составляет верховный церковный совет, представляющий единство церкви как по отношению к ней самой, так и по отношению к государству. Но совет этот не управляет различными протестантскими церквами Пруссии, свобода и независимость которых гарантируется областным управлением. Совет этот представляет только кассационный суд по апелляционным делам и решает в качестве высшей инстанции дела о церковной дисциплине, о браках, о церковных имуществах и праве патронатства над церквами, принадлежащего городам и частным лицам, и т. п. Совет этот состоит из четырех богословов и четырех юристов под председательством королевского капеллана, или придворного пастора, носящего титул архиепископа. Вместе с этим верховным советом, как постоянным учреждением, высшую инстанцию в делах церкви составляет национальный синод, собираемый не в определенные сроки, а сообразно с случайными нуждами церкви, – по требованию или областных синодов или верховного церковного совета. Национальный собор составляет высшее представительство национальной независимой церкви. Представителями каждой областной церкви на национальном соборе служат епископ области и два члена окружного синода – духовный и светский. По мнению доктора Фабри, национальный собор все дела об учении веры должен предоставить ведению областных церквей и действовать лишь на основании общего всем протестантствам Аугсбургского исповедания; ведению собора должны подлежать только дела по церковному праву, финансовые отношения церкви, пособия церкви со стороны государства, определения сборов в пользу церковных учреждений, общие вопросы христианства и религии, имеющие отношение ко всем частным церквам.

Таковы главнейшие положения проекта д-ра Фабри. Проект этот тем более заслуживает внимания, что он с сочувствием принят и правительством, и обществом, и брошюра, в которой излагается он, появившись в прошлом году, выдержала уже три издания. Мы, конечно, не намерены обсуждать этот проект в подробностях и с точки зрения его целесообразности для протестантов. Но и для нас он представляет интерес. Не знаменательный ли факт, что протестантство, столь не сочувственное к епископству, хочет ввести епископство и именно в епископстве ищет спасения и выхода из ненормального положения своей церкви, или совершенно подавляемой государством и светскою властью, или уничтожаемой безусловным демократизмом, преобладанием мирян, непризванных к делу церкви? Нельзя не сочувствовать убеждению Фабри, что только епископство может упрочить свободу и независимость церкви и дать церковному управлению тот нераздельный с мыслью о церкви духовный и нравственно-пастырский характер, отсутствие которого так резко обнаруживается в протестантстве. Что касается синодального устройства, то в тех размерах и тех сложных формах, в каких оно проектируется у д-ра Фабри, оно совершенно неприменимо к нам, и с нашей точки зрения представляется не иначе, как незаконным ограничением духовной власти со стороны мирян. Но можно ли отрицать, что привнесение соборного начала в нашу церковную жизнь, привнесение, не нарушающее канонических прав предстоятелей церкви и сообразное с действительными потребностями православной церкви и общества, было бы весьма полезно и желательно? Приходские попечительства, съезды духовенства по делам училищным, выборы благочинных и т. п. представляют первые проявления этого начала, – и кто же не скажет, что проявления добрые и благотворные?

Еще одно замечание. Д-р Фабри для возвышения церкви и оживления церковной жизни в своем проекте требует от правительства (хотя и без того все пасторы получают жалованье) ежегодно два миллиона талеров для увеличения жалованья пасторам, на постройку новых церквей и т. п. и доказывает, что со стороны правительства это было бы только справедливым вознаграждением церкви за те огромные церковные имения, которые были секуляризованы в XVI и XVII столетиях.

А. В-нов