Десятая заповедь Синайского закона

«Не пожелай жены искреннего твоего, не пожелай дому ближнего твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближнего твоего». (Исх., 20, 17).

«Кроткое сердце – жизнь для тела, а зависть – гниль для костей». (Притч. 14:30).

«Мерзость пред Господом помышления злых». (Притч. 15:26).

«Завет я положил с глазами моими, чтобы не помышлять мне о девице». (Иов. 31:1).

«Приклони сердце к откровениям Твоим, а не к корысти». (Пс. 118:36).

«От сердца бо исходят помышления злая». (Мф. 15:19).

«Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотию. Похоть же, зачавши, рождает грех; а сделанный грех рождает смерть». (Иак. 1:14–15).

«Желаете и не имеете; убиваете и завидуете, и не можете достигнуть». (Иак. 4:2).

«Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь... ни ссорам, ни зависти». (Рим. 13:13).

«Очистим себя от всякой скверны... духа». (2Кор. 7:1).

«Великое приобретение быть... довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынесть из него. Имея пропитание и одежду, довольны будем тем». (1Тим. 6:6–8).

Завидовать – значит мысленно обворовывать и фактически убивать, хотя не пулею и ножем, но хулой и клеветой.

Ревность есть страсть, ищущая страданий.

«В лихости и зависти нет ни проку, ни радости». (Послов.).

«В потоке человеческой жизни нет более бедственной страницы, чем та, на которой написаны два слова: удовлетворенное желание». (Жорж-Занд).

«Свобода – не в том, чтобы говорить произволу своих желаний: «да», но в том, чтобы уметь сказать им: «нет». (Гоголь).

«Действия будут судимы по намерениям». (Магомет).

«Каждый вожделенный взгляд – прелюбодеяние; и когда женщина надушится и идет в собрание, где есть мужчины, с желанием показать себя, с сладострастным взглядом, – она прелюбодействует». (Магомет).

«Многие из отцов наших были сильны в подвигах; но сильных по чистоте помыслов – один или два». (Авва Пимен).

«Нельзя помешать птицам летать над головой, но можно воспрепятствовать им садиться на голову. Нельзя обезпечить себя от худых помыслов, но можно непозволять им укореняться в душе». (Лютер).

«Кто знает, что· оказалось бы в лучших душах человеческих, если бы можно было незаметно проникать в них и наблюдать их самые тайные, самые скрытые изгибы? Сколько столпов, сколько твердых мужей, сколько честных граждан оказалось бы ворами, убийцами, прелюбодеями! И кто может сказать непоколебимо: что страшней – мысль или дело, и где их границы?» (Куприн).

Луна, если не в приращении, то в ущербе. Так – и христианин. Труднейшая у него борьба с самим собою, с своим внутренним миром.

У завистливых особые глаза. «Они видят все: и вблизи самое мелкое, и то, что находится вдалеке, и даже то, чего нет. Все, как им кажется, должно бы принадлежать им, и отдано другому. У завистливого никогда нет недостатка в печалях и огорчениях. Урожай ли на полях у ближнего, дом ли изобилует всеми житейскими потребностями, – все это пища болезни, все увеличивает страдания завистливого. Мужествен ли кто, или хорошо сложен телом: это поражает завистливого. Красив ли другой лицом: это новый удар завистнику». (Св. Василий Великий).

Где противоядие такому настроению? Во внушении себе чувства благодарности за обладаемое. «Если бы ты не забывал благодарить Бога за каждую радость, за каждый дар, то у тебя не осталось бы времени завидовать другим и жаловаться на невзгоды. Думается, что и самая вечность коротка, чтобы отблагодарить Бога за то, что Он дал нам жизнь, что Он не создал нас убогими или глупцами».

«Знающий других людей – умен; знающий самого себя просвещен. Побеждающий других силен; побеждающий самого себя – могуществен». (Лао-Тсе).

«Кто не довольствуется тем, что имеет, тот ни в каком случае не удовлетворится тем, чего желает. Не таково ли большинство людей? Они, пренебрегая близким и собственным, устремляются за далеким и остаются обездоленными». (М. Натузиус).

Недоумение дикаря. Один бассут при ознакомлении с десятью заповедями высказал удивление, что пожелание запрещено только в одной десятой заповеди, между тем как и грехи первых девяти заповедей начинаются с пожелания.

Мысль дикаря справедлива и согласна с указанием Спасителя, что сердце – источник дурных дел.

О помыслах. Один епископ, пришедши в Рим, объявил Папе Григорию, что его смущают и обуревают многочисленные помыслы хульные на Бога, так что он от великой скорби изнемог плотию и уже приходит в отчаяние. Услышавши это, Папа сказал: «Ты – епископ, а не знаешь козней бесовских. Всегдашний враг наш, диавол, когда видит кого-нибудь делающего добро и не может совратить его на путь греха, тогда начинает действовать на него хульными помыслами, дабы возмутить его, расстроить ум, отклонить от добродетели и низвергнуть в глубину отчаяния. – Но ты знай, что хульные помыслы не имеют никакого значения и ни мало не могут вредить тем, которые их пренебрегают и не смущаются ими. Они причиняют вред только тем, которые, будучи малодушны и неопытны, вменяют их себе в грех и впадают в изнеможение от напрасной скорби. На таких-то малодушных людях сбывается слово пророка Давида: «тамо убояшася страха, идеже не бе страх» (Пс. 13:5) (Жит. св. Григория).

Не завидуй. При виде счастья нечестивых, в нас шевелится досада и зависть. Эта зависть погрешительна и не основательна. Если бы лучше знали теперешнее состояние нечестивых и то, что их ожидает впоследствии, то мы пожалели бы их.

Средство против неразумной зависти – приближение к Богу, чувство зависимости от Него. Набожность возводит нашу душу на такую высоту, на которой проясняется наш рассудок, облагораживаются желания. Чем больше неба в нашей жизни, тем менее привлекает нас земля. Страх Божий прогоняет зависть к людям.

Смертельный удар наносит зависти спокойное рассуждение о будущем. Богатство и слава нечестивых подобно мыльному пузырю: поблестят несколько времени всеми цветами радуги и лопнут. Лучше ли будет грешнику стоять на суде от того, что утешался в жизни скоротечной радостью? Конец благочестивого – мир и блаженство, и радости его никто не лишит.

Смерть Каллиста. Инок умирал, он чувствовал, как приближалась к нему смерть, как силы оставляли его, и наступление смерти не страшило его. Слабеющим голосом он шептал слова благодарственной молитвы Богу. На лице его видно было отражение кроткой, незлобивой робости, отблеск счастья.

Окружавшая одр инока братия недоумевала, слышался сдержанный тихий ропот. Суровые отшельники не могли понять, как инок Каллист так спокойно может встречать смерть. Правда, это был добрый, кроткий, незлобивый инок; во всю жизнь в монастыре он никого не обидел, не оскорбил, даже не осудил, но, ведь, другими религиозными подвигами он не отличался, и ожидание предстать скоро пред Судией Господом должно было страшить его.

Старец-схимник прервал тягостное молчание.

– Отчего ты в грозный час суда Божия так безпечален? – спросил старец умирающего: мы знаем твою жизнь и не понимаем твоего равнодушия; укрепись силой Христа, Бога нашего, и скажи нам, да прославим Его милосердие.

Несколько мгновений длилось молчание: умирающий собирался с силами, чтобы ответить.

– Отцы и братия, прерывающимся голосом начал он. – Не мало грешил я во время жизни, и ныне все мои дела представлены мне и прочтены Ангелами Божиими; я с сокрушением признался в них, каялся и ожидал строгого суда Господня. Но Ангелы сказали мне: «при всем небрежении о своем спасении, ты не осуждал и был незлобив», и разорвали рукописание грехов моих. Вот, почему, я с радостью встречаю смерть.

Монахи молчали. Умирающий стал дышать все реже и реже. Схимник начал читать трогательные молитвы канона на исход души. Губы умирающего едва шевелились, шепча слова молитвы. Вдруг инок вздохнул и... уснул навеки, уснул с улыбкой радости, чтобы проснуться в горнем царстве Спасителя.

Вандербильд. Один американский журналист говорил с Вандербильдом, одним из самых богатых людей в мире. Вандербильд в месяц имеет около полутора миллионов дохода, т. е. может, не трогая своих капиталов, в день тратить 50.000 руб.

Вандербильд начал свою карьеру разносчиком в Нью-Иорке. Журналист спросил его, когда он в своей жизни был счастливее всего. Вандербильд, не задумываясь, ответил, что счастливее всего он был в то время, когда торговал зеленым луком на рынке.

– Тогда у меня была только одна забота: продать свой лук, посытнее поесть и скорее добраться до постели. Теперь я не сплю ночи, работаю чут-ли не круглые сутки, а есть почти совсем не могу.

Какой хороший ответ на вопрос: «в чем счастье?»

Счастье не в порфире, не в богатстве; счастье –

В доброй, чистой жизни, похвалы достойной,

В том блаженном мире для души и сердца,

Что дается только совестью спокойной.

Все люди ищут счастья. В этом проходит вся жизнь человека, ибо только это стремление двигает телегу жизни и заставляет человека что-нибудь делать. Но где ищет и как? Я думаю, какой ужас для человека, когда в конце жизни он вздумает подвести итоги тому, где, как, какими путями он искал счастья.

«Счастье только в счастье других». Это единственно широкое, правое и истинное счастье, и кто живет им, тот действительно счастлив.

Но это уже христианское счастье.

В Оптиной пустыни в продолжение 30 л. лежал разбитый параличем монах. Он владел только левой рукой. «Вот страдалец!» – говорили все. – «Лучше не жить»! – замечали иные, А монах благодарил Бога за жизнь, никогда не жаловался, и улыбка не сходила с его губ. К нему приходили тысячи людей, мнивших себя несчастными, и этот монах учил их настоящему счастью, утешал их, и они уходили от него укрепленными. И он был счастлив невыразимо.

Довольно. Слишком короткая одежда не покрывает нашей наготы, а слишком длинная мешает ходить. Бог дал нам то, что нам к лицу, и не нам поправлять Его дело. Не овцы выбирают пастбище, но пастух.

Христианин должен быть доволен своим жребием. Излишек даров так-же тягостен, как и недостаток их. «Довольно» – вот золотое слово; Бог лучше нас знает положение, соответствующее этому слову. Разве мы не видим, как богатство препятствует хождению во истине; и как бедность облегчает следование за Христом? Тяжело идти по тесному пути в длинной одежде, да еще с грузом забот на плечах!

Красота души при убожестве тела. Пастор Ример рассказывает о пятидесятилетней деве с искалеченными ногами, жившей у одного трактирщика. С пеленок убогая, она не могла учиться, не могла играть с сверстниками, никогда, например, не бывала в лесу. Шмыгая на коленах при помощи рук по комнатам, она ухаживала за своей больнрй кормилицей и прислуживала двум нахлебникам. Она ежедневно обтирала пыль в комнатах и присматривала за кухней. Самоучкой она выучилась читать и приобрела обширные познания. Любимой книгой ее была Библия. Несмотря на убожество, на сильные боли в голове и на свою бедность, она всегда была жизнерадостна и со всеми радушна.

Благодарность. Я не жаловался на судьбу и не роптал. Но один раз, когда я был разут и не на что было купить обуви, я возроптал. Я вошел тогда с тяжелым сердцем в большую мечеть в Куфа, и вот в мечети я увидал человека без ног. И я возблагодарил Бога за то, что у меня были обе ноги, а только не было башмаков, чтобы обуть их.

Честность обращенного ко Христу дикаря. Один протоиерей московский спросил митрополита Иннокентия, ранее получения митрополичей кафедры долго и много трудившегося по обращению в христианство язычников дальней Сибири:

– А каковы были ваши Колоши, владыко?

– Да получше меня и получше тебя, отвечал митрополит.

Заметив недовольство вопрошателя, митрополит продолжал:

«Может быть, тебе не понравилось такое сравнение? Так послушай, что я тебе расскажу. Раз, когда я был еще попом, приходит ко мне поздно вечером издалека один Колош исповедываться. Когда я отпустил его, была темная ночь и на дворе были спущены собаки. Чтобы оборониться от них Колош взял в сенях метельник (насадку от метлы). Прошло часа два, – слышу: кто-то стучится. Окликаю, – это мой Колош! Спрашиваю: что тебе? – Да вот, бачка, я взял у тебя палку отмахнуться отсобак, возьми ее назад. – Да, Бог с то- бой, говорю: иди с Богом, давно бы уж был дома. – Нельзя, бачка; я взял, тебя не спросил; велишь, так возьму. – Возьми, возьми: она тебе пригодится, видишь: глухая полночь. Колош мой успокоился и пошел домой с моим метельником. Ну, вот, согласись, брат: мы с тобой так, ведь, не сделали бы».