О проблемах нашего взаимоотношения с неверующими — иерей Константин Корепанов

О проблемах нашего взаимоотношения с неверующими — иерей Константин Корепанов [31:38]

Расшифровка видео

… И последний вопрос, который остался у нас заданный, он, как я понимаю, очень актуален в некотором роде для всех для нас: «Меня очень беспокоит проблема сопротивления жены моему воцерковлению: в смысле, что я переживаю за ее грех, но мне либо оставить церковь, либо продолжать. Но она больше сопротивляется и грешит тем самым, наверное. Не хотел бы спасаться за счет ее погибели».

Ну, дело, наверно, не только в жене, а в целом (у кого-то мужья сопротивляются воцерковлению) о реакции наших близких, нашей семьи на то, что с нами происходит – то, что мы порой очень пафосно называем воцерковлением. Я бы так не сказал. Знаете, воцерковление – это когда человек входит в церковь, и стало быть, как человек, входящий в церковь, учится любви. Церковь – это союз любви и благодати. То есть воцерковление – это научение стяжанию любви и благодати, которые есть в церкви. А мы часто вовсе не про воцерковление говорим. Мы говорим – я даже термин такой придумал, сам придумал, его нет, – но он лучше передает особенность, это называется вохрамление. Вохрамление – то есть мы еще понятия не имеем, что такое церковь как Тело Христово, а мы просто начинаем ходить в храм и перестраиваем свою жизнь в зависимости от храмового устава, храмовых богослужений, храмового служения, то есть помощи нашей храме и устава, то есть мы просто подчиняем свою жизнь храму и ритму, в котором живет храм, а вовсе не церкви. Ведь церковь не может существовать вне Христа и вне евангельских заповедей. А храм может. Человек в церкви призывается первым образом исполнять заповеди Христовы, жить, как велит Христос. Большинство людей, так называемых воцерковляющихся, понятия не имеют ни о каких заповедях Христовых. Для них все заповеди – это вовремя прийти на службу, обязательно на исповедь, на причащение, скушать просфорку, прочитать благодарственные молитвы, помочь чем-нибудь в храме, вот хоть немножко пол подтереть или иконы, как-то обязательно благословиться – ну как минимум четыре раза у священника. Как мне кто-то сказал: благословения священника много не бывает, поэтому можно подходить, чем чаще, тем лучше. Вот собственно и все. И обязательно посты, конечно, правила, и молитвы, которые необходимы для того, чтобы вот твоя жизнь с Богом не прервалась. Причем ни одна из этих заповедей никак не имеет никакого отношения к Евангелию. Не имеет, потому что если бы человек решил исполнять Евангелие, он бы быстро понял главное: это любить ближнего как самого себя. А это значит свою семью, своих родных, своих детей, мужей, жен, матерей и отцов, соседей и так далее, и он бы стал перестраивать свою жизнь в зависимости от того, как ему любить людей. А поскольку он еще не воцерковляется, а только входит в некой контекст храмовой жизни, то очень часто из него получается вовсе не христианин, а фарисей, который научился всему храмовому уставу, всем храмовым порядкам, храмовой одежде, храмовым словам. Он даже говорит, как будто читает какую-то богослужебную книгу, вставляет церковнославянизмы. Бывает, но к воцерковлению это не имеет отношения.

Так вот что же делать в этом случае? Первое. Сопротивление, скажем, и вопрос поскольку про жену, важно знать, что если жена неверующая или муж неверующий хочет дальше жить с мужем и женой верующим, то дальше будем об этом говорить. Бывают случаи, когда не хочет. По слову апостола Павла, если неверующая жена не хочет жить с верующим мужем, то ее нужно оставить, нужно отпустить. К миру призвал вас Господь, – говорит апостол Павел. То есть если она хочет жить, тогда мы дальше будем об этом говорить; если она не хочет жить, ее нужно отпустить. Я понимаю, что больно, но ничего из этого не получится. Так сказано человеком, мудрым достаточно. И если она хочет жить, тогда мы решаем эту многоходовую комбинацию; если не хочет, тут нет никакой многоходовки, надо ее отпустить или уйти. Исходим из того, что она хочет жить. Так вот, сопротивление жены оно есть индикатор истинности нашего состояния, нашего христианского состояния. То есть ее сопротивление показывает мне, насколько я безблагодатен. Если бы во мне была благодать, она бы со мной не спорила. Ее спор со мной и показывает, что я безблагодатный человек. Если будет благодать, то жена под воздействием благодати, во мне живущей, изменится, потому что благодать, которая живет во мне, проникнет в ее сердце без вариантов: она же хочет со мной жить – значит любит. А если любит, значит этот канал, по которому благодать перетекает, он есть. Но в том-то и дело, что мы-то ей не благодать транслируем. Мы говорим ей, как в храм ходить, как молитву читать, какие книги. Вот это все выброси, вот это все купи, эти самые книжки про мексиканскую любовь – это все выброси, Игнатия Брянчанинова купи! Фильмы перестань смотреть, теперь только «Остров» в многоразличных вариантах. Все эти клубы, дискотеки, ты, пожалуйста, забудь. Теперь только в храм, романтический вечер при свечах, каждую субботу у нас с тобой свидания в храме. Ты все эти ваши косметические магазины все забудь, теперь только «Сибирская благозвонница» – там знаешь, какие ароматы, ты такие никогда в своем «Лореале» и не встречала, там просто вот все ароматы мира собраны!.. Это ничего не значит. Это фарисейство, это законничество, это не работает. То есть мы должны понять: раз женщина остается с нами, мы должны стяжать благодать той жизнью, не обставляя себя пробирками с могилки того-то, с лампады того-то, со святой воды оттуда-то; а мы должны наполнить себя благодатью, чтобы Христос жил в нас, и тогда ее отношение к нам и будет свидетельством того, что мы действительно благодатны, что со Христом мы соединились и примирились, и вот свидетельством этого будет изменение моей жены. Она не изменяется, потому что я безблагодатный.

Вот историю одну вы знаете, я вам постоянно ее цитирую, это эпизод из книги «Под кровом Всевышнего». Старший сын Натальи Николаевны Соколовой, тоже Николай, влюбился в еврейку – естественно, некрещёную. И вот он пришел к маме и сказал: «Я ее люблю (они в консерватории познакомились), вот я люблю эту девушку, но она еврейка». И отец Владимир сказал сыну: «Ну, работай с ней, молись, катехизируй, потом женись». Семь лет – это даже не жена, но что делает любовь: семь лет он молился, говорил с ней, беседовал – через семь лет она покрестилась. Ну эту историю вы знаете, вы читали «Под покровом Всевышнего».

Вот история, которую вы не знаете. В пятницу я встречался с митрополитом нашим Евгением, он рассказал, там было еще два человека, они засвидетельствовали нам. Он буквально накануне разговаривал с одним местным человеком, мужчиной около 35 лет. У него трое детей, он топ-менеджер одной из очень крупных компаний. Он подошел к владыке, чтобы взять благословение на поступление в семинарию Санкт-Петербургскую. Владыка с ним стал разговаривать, и вот что выяснилось. Этот мужчина шел ко Христу долго. То есть сначала там какие-то размышления, потом у него умирает отец. Он много читает, много думает, постепенно приближается ко Христу, и вот с какого-то момента начинает ходить в храм. А жена у него практикующая мусульманка. Не просто мусульманка, а практикующая – та, что ходит в мечеть, и для нее все его христианские вещи они просто как личное оскорбление. Он рассказал: иконы швыряла, топтала, воду выливала в унитаз святую, чего только не творила – он спокойно, кротко, смиренно, потому что, говорит, меня этому Христос учил, – спокойно все это принимал. Молился, терпел и понимал: от того, что человек бросил икону, на него молния с неба не падет. А вот если я посмею себе ее за это возненавидеть, то на меня, возможно, падет. И в результате через пять лет такого вот противостояния ее, она неделю назад, пройдя в отличие от многих и многих русских, пройдя полноценные огласительные беседы, она крестилась. И только это крещение дало ему основание прийти к владыке, что теперь он может быть действительно священником, для того он и идет учиться в Санкт-Петербургскую семинарию, чтобы стать священником. Конечно, он будет замечательным священником, еще бы! Он уже показал, что он может. Он привел к Богу свою жену благодатью, а не нравоучениями, замечаниями, оскорблениями: да ты икону бросила, в аду тебе гореть! Вот ничего такого не было. Вот он рассказал этот рассказ. Конечно, владыка с радостью подписал ему это благословение, так что если все будет нормально, тихо и мирно, через пять лет будет один хороший священнослужитель в Русской Православной Церкви.

Второе, что мне хотелось бы сказать, о чем пишет этот человек: переживание за грех жены или мужа – это хорошо? Ну, по крайней мере, это кажется хорошо. Но за грех ли, или за то, что человек темный, непросвещенный Богом? Если, например, как вот здесь письме написано он пишет так, что для него неверие жены – это вопрос решенный раз и навсегда. То есть человек уверен в том, что она погибнет. Эта уверенность она звучит, когда мы говорим, что я переживаю за ее грех – мы уже ее судим. Мы говорим как бы: она грешница, и если с ней ничего не произойдет, она будет гореть в аду, как бы это говорим. А это свидетельствует о том, что любви-то у нас нет. Потому что любовь – она всего надеется, всему верит, все переносит…, она не может сказать, что кто-то за этот грех пойдет в ад. Она говорит: нет, ни в коем случае, она обязательно исправится! Господи, да потерпи Ты немножечко, я уверен: у меня жена солнышко прекрасное, не менее чем за двадцать лет она исправится и придет к Тебе, я обещаю. Это когда любишь. А когда не любишь, ты уже отделяешь ее от себя и говоришь: у нее грех, она грешница, и надежды никакой нет. Вот эта безнадежность, свидетельство о чьём-либо грехе – это свидетельство о том, что у нас нет любви к этому человеку. Если же мы, например, думаем: эх, жалко, конечно, что она не спасется, жалко ведь, – но этим мы свидетельствуем, что мы-то сами, мы-то уже спаслись… Мы-то понятно, где – жалко, что она не спасется, благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя, что Ты дал мне спасение – не то, что моей жене, что я не такой как она, я-то, конечно, спасусь, а вот она, мымра – она-то не спасется… Жаль, жаль, конечно, вдвоем было бы веселее, ну что уж делать-то, если так вот сложилось все… То есть это фарисейство. То есть если мы четко фиксируем то, что ее грех – это грех, мы не любим ее. Отчаяние не есть любовь. Если мы уверенно говорим о том, что она не спасется, мы тем самым свидетельствуем, что сами-то в себе мы уверены и, стало быть, мы фарисеи. Но нужно не так говорить и не так думать. Да откуда вы знаете, спасется ли она и спасетесь ли вы? Ведь каждый человек, который не любит другого, он уверен в себе, что он-то спасется, а это неправильно. Надо думать так, что нам жалко, что она лишена той радости, которая есть у меня. Жалко же – я был в этом кино, а она не была, ну такое классное кино, ну вот жалко, что она его не видела. Я был на Килиманджаро, а она нет, там такая красотень в часы заката, вообще классно, а она не видела такой красоты. Вот давай я тебя свожу на Килиманджаро, это так здорово, это ты просто вот поймешь, какая это красота! Ну, я не уверен, что она согласится с вами на Килиманджаро, но, по крайней мере, она поймёт, что-то там такое есть, вот та вдохновенно рассказывали, так прямо вот пламенело ваше лицо, будто лучи заката играли на ваших щеках. Здорово! Ну сейчас-то нет, но потом-то я подумаю, может и съезжу с тобой на Килиманджаро. Или – слушай, мы тут с другом на Бали отдыхали. Представляешь, море прозрачное, видно на 20 метров вглубь, рыбки золотые плавают, никаких там тучек, солнышко светит, прохладно, бананы прямо с неба падают, вообще такое изумление, такое ощущение, что в раю – поехали, покажу! Очень возможно, что и согласится, все-таки Бали – это не Килиманджаро, раза в два короче и не дикая Африка, цивилизация какая-никакая есть. Вот если бы мы так говорили о Христе, если бы свет Его любви отражался в наших глазах, вот она бы подумала. А мы так не говорим. Кто бы отказался от радости и от любви? Но мы обычно сами не радуемся от того, что мы ходим в церковь. Мы все вздыхаем: вот масленица пройдет и Пост, Господи, как бы выдержать-то, как бы выдержать, особенно первую неделю, это же в храме столько времени, Господи, помоги… Ты-то чё, безбожница, в храм не идешь? А что идти-то? Ты сам мучаешься, а ей еще каково там мучиться? Понимаете? Мы сами радости от того, что ходим в храм, не имеем. Мы сами радости от того, что постимся, не имеем. Молитвы для нас в тягость, правило в тягость, любовь в тягость, все нам тяжело. Чем мы собрались делиться? Мы законники, исполняющие закон, и хотим к этому закону привести других, чтобы похвалиться тем, что она также страдает, как и я, в церкви. Вы вкусите радость жизни со Христом и говорите о радости жизни со Христом. Потому что если вы говорите только о муке христианской жизни, вы ничего с ней не сделаете – или с ним, или с вашими детьми. Они до того как начнут понимать, Кто такой Христос, устанут от храмовой жизни так, что слышать об этом не захотят. Потому что они терпят вместе с нами пост, хождение в храм, ранние пробуждения по воскресеньям… Это нельзя, не бегай, не ходи, не думай, не смейся, ничего не делай, сиди как вкопанный! Как ему в пять лет сидеть как вкопанному? Сиди! Нечего бесов на ногах качать, мучайся, как мы, все-таки в храм пришел, тут все мучаются!.. И в результате дети уже устали от всего этого, а Христа мы так не показали. Не показали мы им Христа, мы их не любим. От нас они только слышит, так же как в храме: что ты делаешь, не туда пошел, не то читаешь, не так думаешь, не так смотришь, во что ты оделся, как ты смеешь так говорить?.. С утра до ночи одно и то же. И они понимают, что мы их не любим. И они понимают, что в церкви их никто не любит, а Бога они еще не встретили. И они с печалью, они очень хотели это сделать, но уходят из храма, потому что мы не показали им радость общении со Христом. А знаем ли мы эту радость сами? А если не знаем, куда мы их собрались вести, к кому? Ведь вы сначала сами – врачу исцелися сам, – сначала сам познай Бога, соединись с Ним, наполнись Его благодатью. Если ты наполнишься, то он дарует тебе любовь, любовь настоящую. И эта любовь будет светиться в твоих очах, висеть на твоем языке, излучаться из твоего сердца, изливаться при прикосновениях и объятиях как на твоих жен, так и на твоих детей. А у нас все, что осталось, это слова о Христе – грубые, жестокие, больные. Мы не можем давно уже обнять наших жен, мужей и детей. Мы только приходим и швыряем на стол очередную книгу: на, почитай, что умные люди говорят, будешь хоть немножко поумнее, не такой дебил, как сейчас! Ничего не знаешь, ничего не умеешь, безбожник ты! Ну, может похлеще чего-нибудь скажут. Вот иногда говорят, говорят больно, любви нет. А люди не понимают, что на самом деле они не любят. А если не любит, кто им дал право вообще без любви-то о Христе говорить? И вот это проблема огромная, что как только мы изменимся, как только мы сами переживем благовестие, как только мы сами почувствуем, что со Христом жить радостно, когда мы научимся и молиться, и радоваться, и любить, тогда и говорить нашим близким ничего не надо. Они сами придут, ибо кто откажется от радости.

Ну и третье, последнее, что по этому поводу хотелось бы сказать. Наша ответственность за погибель наших близких всегда, по сути дела, только в этом: мы либо любим, либо не любим. Либо верим во Христа, либо не верим. Почему? Бог привел в церковь нас? Привел. Разве Он не приведет в церковь и их? Но мы не верим, что нас бог привел в церковь – это мы сами пришли! Раз я сам пришел, а он сам идти не хочет – значит его надо притащить, заманить, завлечь. Главное, чтобы пришел. Я же пришел, а он, упрямый, не идет, надо повлиять. Но мы не сами пришли. А раз мы так говорим, думаем, точнее, что сами – значит мы не верим во Христа. Мы уверены, что мы сами Его нашли и сами к Нему пришли, а надо верить, что это Он нас привел. И когда мы поверим, что это Он нас привел, то естественно, мы будем верить, что и их Он приведет. Ведь в том-то и дело, что Он этого хочет, Он так и говорит, что Я не хочу смерти грешника, не хочу. Он не хочет погибели никакого человека, Он хочет всем спастись и в разум истины прийти. Он только и делает, что стоит у дверей их сердца и стучит. Нам стучит, им стучит, всем стучит. Он всех хочет спасти. Нас привел – значит, раз Он хочет привести и их, значит, Он все будет делать для того, чтобы их привести, не надо только Ему мешать, а может, когда-нибудь и помочь надо. Но в том то и дело, что мы воспринимаем Его как мертвый закон, когда все на свете зависит от нас и только от нас, и надо любой ценой человека к этому мертвому закону притащить. А на самом деле все просто: Бог всем хочет спастись, и если кто-то гибнет, то только потому, что он этого хочет. Это его выбор. Бог этот выбор уважает. Да, Ему тоже не хочется, чтобы человек гибнул, но Он знает, что насильно мил не будешь, что это невозможно. Царство Божие – это царство свободных людей, свободно выбирающих послушание Богу. Человек выбирает другое – ладно. Мы никак не можем этого вынести: но как это так, он не выбирает Христа? А вы?.. Ведь если вы не можете это принять и не можете это вынести, значит, вы любите, а вернее привязаны – любите кого-то больше, чем Христа? Значит, вы Христа не любите. Понимаете, то есть в любом случае все наши страсти вокруг наших близких говорят о том, что мы не верим в Бога. Если бы мы верили, мы верили, что раз нас привел, и их приведет. Мы не любим их, потому что если бы мы любили их, мы бы надеялись и верили, что с ними все будет хорошо. Ибо любовь всего надеется и всему верит, и все переносит. И мы не любим Бога, потому что если бы мы любили Бога, мы понимали, что Бог-то точно, что наш-то великий Бог сделает все, чтобы их спасти. И если они все-таки погибнут, то только потому, что они не любят моего возлюбленного, и не хотят разделять с ним жизнь, не хотят спасаться. В том-то и дело, что вот эти страсти вокруг наших близких говорят, что сами мы очень далеко от Бога, совсем еще не пришли ко Христу. И нам вместо того, чтобы хлопать крыльями и говорить о том, да как же они, да как же они так – да ты и дан этой семье, Бог и привел тебя первого из этой семьи, чтобы ты стяжал благодать, чтобы ты жил со Христом! Тогда и все прочие вокруг тебя спасутся, как говорит апостол, цитируя Священное Писание: се аз и дети, яже ми даде Бог. Мы просто не умеем терпеть, не умеем любить, и не хотим верить, потому все эти страсти и кипят. Смиримся, откроемся Богу, доверимся Богу, вместим Бога, и Он знает, каким образом привести наших близких, потому что мы и есть Его руки, Его глаза, Его сердце, оставленные Им в нашей семье, лишь бы мы только научились любить.