VI. Период правления Временного правительства (февраль – октябрь 1917 г.)

«Клянусь честью офицера (солдата) и гражданина и обещаюсь перед Богом и своей совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству, как своему Отечеству. Клянусь служить ему до последней капли крови, всемерно способствуя славе и процветанию Русского Государства. Обязуюсь повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного Собрания.

Возложенный на меня долг службы буду выполнять с полным напряжением сил, имея в помыслах исключительно пользу Государства и не щадя жизни ради блага Отечества.

В заключение данной мною клятвы осеняю себя крестным знамением и ниже подписуюсь».

Примечание 1. Настоящая форма присяги спроектирована для лиц православного и римско-католического вероисповеданий.

Примечание 2. Для лиц лютеранского вероисповедания из заключительной фразы присяги должны быть выпущены слова: «Осеняю себя крестным знамением».

Примечание 3. Для лиц магометанского вероисповедания присяга заканчивается так: «Заключаю сию мою клятву целованием преславного Корана и ниже подписуюсь».

Примечание 4. Для лиц иудейского вероисповедания из заключительной фразы присяги исключаются слова «осеняю себя крестным знамением».

Примечание 5. Для язычников и для лиц, не приемлющих присяги по их вероучению, начальную фразу присяги читать: «Честью офицера (солдата) и гражданина обещаюсь перед своею совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству, как своему Отечеству». Из заключительной фразы присяги исключаются слова: «Осеняю себя крестным знамением».

Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1. Пг., 1917.

Исходя из незыблемого убеждения, что в свободной стране все граждане должны быть равны перед законом и что совесть народа не может мириться с ограничениями прав отдельных граждан в зависимости от их веры и происхождения,

Временное правительство постановило:

Все установленные действующими узаконениями ограничения в правах Российских граждан, обусловленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности, отменяются.

В соответствии с этим:

1. Отменяются все узаконения, действующие как на всем пространстве России, так и в отдельных ее местностях, и устанавливающие, в зависимости от принадлежности Российских граждан к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности, какие-либо ограничения в отношении:

1) водворения, жительства и передвижения;

2) приобретения права собственности и иных вещных прав на всякого рода движимые и недвижимые имущества, а равно владения, пользования и управления сими имуществами и предоставления либо принятия их в залог;

3) всякого рода занятия ремеслами, торговлею и промышленностью, не исключая горной, а равно участия в казенных подрядах и поставках и публичных торгах;

4) участия в акционерных и иных торгово-промышленных обществах и товариществах, а равно занятия в сих обществах и товариществах всякого рода должностей как по выборам, так и по найму;

5) найма прислуги, приказчиков, подмастерьев, рабочих и принятия к себе ремесленных учеников;

6) поступления на государственную службу как гражданскую, так и военную, порядка и условий ее прохождения, участия в выборах в учреждениях местного самоуправления и иные всякого рода общественные учреждения, занятия всякого рода должностей по правительственным и общественным установлениям и исполнения всех сопряженных с таковыми должностями обязанностей;

7) поступления в учебные заведения всякого рода как частные и общественные, так и правительственные, прохождения в них курса и пользования стипендиями, а равно занятия преподаванием и воспитанием;

8) исполнения обязанностей опекунов, попечителей и присяжных заседателей; 9) употребления иных, кроме русского языков и наречий в делопроизводстве частных обществ, при преподавании в частных учебных заведениях всякого рода и при ведении торговых книг.

Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1. Пг., 1917. С. 46–47.

В изменение, дополнение и отмену подлежащих узаконений, постановить:

1. Каждому гражданину Российского Государства обеспечивается свобода совести. По сему, пользование гражданскими и политическими правами не зависит от принадлежности к вероисповеданию, и никто не может быть преследуем и ограничиваем в каких бы то ни было правах за убеждения в делах веры.

2. Принадлежность к вероисповеданию малолетних, не достигших девятилетнего возраста, определяется их родителями. При отсутствии соглашения родителей малолетние принадлежат к вероисповеданию отца. При раздельном жительстве родителей дети принадлежат к вероисповеданию родителя, при котором они находятся.

3. В случае смерти или неизвестности родителей и невозможности установить принадлежность к вероисповеданию малолетних, не достигших девятилетнего возраста, принадлежность к вероисповеданию малолетних определяется их усыновителями и опекунами.

4. Для перехода достигших четырнадцатилетнего возраста из одного исповедания в другое или признания себя не принадлежащим ни к какой вере не требуется ни разрешения, ни заявления какой-либо власти. Правовые же отношения, вытекающие из принадлежности к данному исповеданию, прекращаются письменным или устным заявлением оставляющего это исповедание местному судье.

5. Поступившее в порядке, указанном в предшествующей (4) статье, заявление местным судьею немедленно сообщается приходу или религиозной общине, к которым принадлежало оставившее их лицо. О лицах, признающих себя не принадлежащими ни к какой вере, сообщается подлежащему органу местного самоуправления.

6. Малолетние, не достигшие девятилетнего возраста, могут быть переводимы в другое вероисповедание при переходе в таковое обоих родителей, или оставшегося в живых родителя. При переходе же одного из родителей в другое вероисповедание и отсутствии между родителями соглашения малолетние, не достигшие девятилетнего возраста, сохраняют принадлежность к прежнему исповеданию.

7. Малолетние в возрасте свыше девяти лет не могут быть переводимы в другое исповедание без их согласия.

8. Акты гражданского состояния лиц, не принадлежащих ни к какому вероисповеданию, ведутся органами местного самоуправления по правилам, содержащимся в статьях 39–51 раздела II именного Высочайшего указа 17 октября 1906 года о порядке образования действия старообрядческих и сектантских общин и о правах и обязанностях, входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов (Собр. узак., 1728).

9. Действие настоящих правил не распространяется на изуверные учения, указанные в статье 96 Уголовного уложения (Свод законов, т. XV, изд. 1909 г.) Правительствующим Сенатом.

Подписали: Заместитель министра-председателя Н. Некрасов За управляющего Министерством внутренних дел товарищ министра Салтыков 14 июля 1917 года.

Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 2, ч. 2. Пг., 1918.

Российская Духовная миссия в Китае, Пекин

Христос воскресе, Владыка Святый!

Братски приветствую Вас, Владыко, с сугубым праздником Воскресения Христова и обновления государственной жизни России. Церковь Христова в свободной державе Российской ныне освободилась от векового рабства и для нее занялась заря апостольской жизни в свободной стране. С свержением монархии Церковь избавилась от позора, от участия в навязанном ей грехе цезарепапизма. Царское учреждение Синод лишился теперь своих полномочий и сам собой упраздняется; мы лишились такого гласа, который бы возводил и низводил архипастырей и властно направлял жизнь Церкви. Нам теперь надлежит незамедлительно собраться вкупе для избрания патриарха и решения множества возникших вопросов. Воспитанные в рабстве, страдая слабоволием и будучи лишены инициативы, мы едва ли найдем в среде себя достойного кандидата на патриарший престол. Лучше бы такого взять из благочестивых светских людей или царской фамилии. Чтобы не колебаться в выборе директив для обновленной жизни Церкви Российской, нужно обратиться к Книге Правил и ее принять за надежное кормило нашей церковной жизни.

Да поможет нам Воскресший Спаситель, как истинный Кормчий церковного корабля, отшатнуться от вековой рутины и придти к свету вечно юного православия путем новым и живым, в полном сознании великой ответственности за столь важный момент в истории Российской Церкви.

Прося святительских молитв Ваших, остаюсь преданный Вам собрат о Господе, Епископ Переславский Иннокентий.

Государственный архив Российской Федерации (далее: ГАРФ). Ф. 550. Оп. 1. Д. 95. Л. 1.

...В государстве должен быть установлен такой порядок, при котором каждый человек мог бы верить так, как он хочет, и никто не мог мешать в этой вере. Помимо того, что закон должен вполне обеспечить каждому свободу веры, мы все должны быть свободны и в неверии. Религия должна быть частным делом людей... Никакая церковь, никакое вероисповедание, никакой культ не могут быть соединены с государством, с властью, не должен быть ею поддерживаем или порицаем. Свободное проявление убеждений своей совести влечет за собой столь же свободное объединение людей, одинаково верующих или неверующих, в группы, общества, церкви, общины. Эти церкви или общины, собирая между собой пожертвования, должны иметь свою кассу, из которой должны поддерживать нуждающихся прихожан, оплачивать жалование причту, нанимать или строить помещения для богослужений, расходоваться на печатание книг, листовок и пр. Ни одна копейка государства не должна тратиться на церковь. Ни один священник не должен быть поддерживаем властью в своей деятельности. Вообще церковь должна быть совершенно отделена от государства.

Известия. 1917, 12 марта.

...Рабочие начинают обсуждать и вопрос об отделении церкви от государства, об уничтожении Синода как учреждения, на которые не должны тратиться казенные, т.е. народные деньги. Религия – частное дело, и не может быть государственной. Поэтому школа должна быть отделена от церкви, а церковь от государства. Церковные здания должны быть объявлены общественной собственностью, и предоставляться гражданам для общественных целей – политических, религиозных и других собраний. Церковные приходы могут организовываться из желающих избрать свой причт; общины верующих могут пользоваться церковными зданиями для собраний и «богослужений» на общем с прочими гражданами основании. Никакой церковный ритуал не может быть обязательным в общественной жизни... А метрические книги должны вестись в районных думах. В школе не должно быть преподавания Закона Божьего.

Правда. 1917, 17 июня.

Всероссийский съезд православного духовенства и мирян из сердца России, первопрестольной Москвы, шлет горячий привет родной армии и флоту, готовым грудью защищать родину от дерзновений врага. Православная Россия твердо верит, что русское воинство не уступит пяди родной земли и увенчает победой трехлетний подвиг борьбы народов с воинствующим германизмом во имя торжества права, свободы и христианской цивилизации.

Русский православно-церковный народ, впервые свободно собравшийся в составе делегатов клира и мирян в сердце России – Москве, приветствуют министра – гражданина Керенского – главный оплот всех вооруженных сил России, и молитвенно желает ему с той же твердостью и отвагой продолжать стоять на его беспримерно тяжком и исключительно важном сторожевом посту России, чтобы всегда быть таким же самоотверженным поборником правды, голосом народной совести и олицетворением русской доблести.

Всероссийский съезд православного духовенства и мирян выражает глубокое уважение к заслугам вашим в великом деле освобождения родины, шлет вам горячий привет и искреннее пожелание долголетнего продолжения вашего славного служения России.

Собравшийся в Москве Всероссийский съезд православного духовенства и мирян приветствует Временное правительство, как опору порядка и законности в стране, и выражает уверенность, что, опираясь на все здоровые силы России, правительство доведет страну до Учредительного собрания, которое организует новый прочный государственный строй.

Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. № 45.

Многие съезды духовенства и мирян, Всероссийский съезд в Москве, наконец, предсоборный Совет сделали декларативное заявление и выработали целые проекты относительно будущих взаимоотношений церкви и государства. Приближающемуся церковному собору также будет предложено высказаться по этому вопросу в связи с заключением предсоборного Совета. Вокруг данного пункта велись и ведутся страстные дебаты. Но насколько все это имеет практическое значение?

Когда речь заходит об отношении церкви к государству, то часто как будто забывают, что ведь этот вопрос решаться будет не в церковной плоскости, а в государственной. Правда, обычно церковные тезисы здесь называются пожеланиями. Но большею частью пожелания звучат совершенно категорически и приближаются к требованиям, предъявляемым... «ораторам от 114 миллионов православного русского народа». Подобная постановка вопроса нам представляется не совсем нормальной, и мы опасаемся, как бы она не принесла отрицательных результатов.

В церковной плоскости проблема церковно-государственных отношений должна решаться исключительно с церковно-принципиальной, идейной стороны. Церковь должна выяснить для себя, в каком отношении к государству она желала бы, находила лучшим стоять – и только, причем мотивировка может быть и идеальной, и практической. Но задаваться вопросом, как должно поставить себя государство по отношению к церкви – едва ли целесообразно. Указывать другой стороне, как она должна к тебе относиться – дело чрезвычайно щекотливое вообще, и в данном случае – не меньше. Государство, ведь, заметьте, не делает никаких декларативных заявлений на счет желательного к нему отношения церкви; оно пока ничего не требует, никаких условий не предписывает. Так подсказывает и церковной стороне в данном случае осторожность. Государство может, пожалуй, быть задето слишком настойчивыми требованиями и сказать: позвольте уж мне самому знать, что для меня лучше. А удобно ли будет положение церкви, если в ответ на декларации и требования она услышит отказ с репликой, что это не входит в церковную компетенцию?

Но ведь имеет же право церковь предпринимать что-либо для того, чтобы практически, в реальной политике вопрос об отношении к церкви государства решился в том, а не ином духе? Имеет, только путь для этого есть другой, более подходящий. Проблема отношения государства к церкви есть проблема политическая, и решаться будет в политическом порядке. Что бы ни сказал церковный собор, для государственной власти это не обязательно. Поэтому самое достоинство собора требует, чтобы он говорил лишь о том, что от него зависит, и установил твердо церковную линию поведения, не сбиваясь на политическую. В политике же проблема отношений к церкви решится политическими силами, на Учредительном собрании, а если церковь хочет реально воздействовать на решение, то она должна лишь иметь в Учредительном собрании побольше сторонников ее платформы. Это единственный правильный метод и по существу.

В самом деле, нельзя не обратить внимание на некоторое странное противоречие между разными представительствами «народной воли». От лица всевозможных политических организаций и съездов мы слышим обычно заявления в одном духе, именно в смысле отделения церкви от государства; от лица церковных организаций и съездов – в духе противоположном. Между тем ведь 70% православного населения дают православным же людям перевес и в политических собраниях. Случайности могут быть иные, но, в общем, бесспорно, «114 миллионов» имеют везде вес одинаковый. Так почему же такая разница между политическим и церковным мышлением по одному и тому же вопросу? Говорят: в политике действуют люди не церковные, мало религиозные или безрелигиозные. Но в таком случае кому отдавать преимущество и на каком основании? Ведь у нас нет другого критерия для определения политического настроения народа, его государственной воли, кроме голоса народно-представительных политических учреждений. Нельзя же, в самом деле, считать церковные собрания выразителями политического сознания. Мы отлично знаем, что здесь уже политики нас могли бы справедливо упрекнуть в узурпации. Как-никак, а выборы в учреждения и организации политические гораздо правильнее дают представительство, чем выборы в организации церковные. На приходском собрании, например, при выборах участвует ничтожная часть прихожан, а на выборах политических абсентизм избирателей обыкновенно колеблется в пределах всего 50. Нет, выражается не в церковных, а в политических единениях, и в политике надо считаться с голосом последних.

Стало быть, при противоречии заявлений церковных и политических, предъявляемых одинаково от «народного» лица, надо бесспорно отдавать предпочтение вторым, поскольку мы стоим в политической плоскости. И политический вопрос об отношении государства к церкви по праву вполне законно подлежит всецело государственной компетенции. Если окончательно определится здесь расхождение церковной и государственной точек зрения, то надо будет признать, что церковные заявления не совсем правильно отражали волю 114 млн православного населения и что церковное представительство надо отличать от государственного. Православных-то 114 млн, да активно церковных из них может быть только 14 млн, и вотум этих 1114 млн отражают церковные декларации. Тогда, несомненно, государство даже не вправе определять свою линию поведения по этому вотуму.

Грядущий собор и будущее Учредительное собрание разрешат эти сомнения. Если между их взглядами на отношения церкви к государству обнаружится контакт, то, значит, еще правильно Россию называют православной. Но если вместо контакта обнаружится расхождение, то надо примириться с тем, что старая классификация потеряла реальное значение. Активная православная стихия, не числящаяся в православии, а верующая в него, очевидно, не совпадает с номинальным православием 70% населения русского государства. Религиозно-вероисповедная статистика устарела, а новая религиозная перегруппировка еще не совершилась

Впрочем, утешением для не оправдавшихся расчетов на 114 млн в таком случае все же остается тот несомненный факт, что и в самом православном сознании нет полного единомыслия по многим вопросам, в том числе и о взаимоотношениях церкви с государством. Мы знаем, что спор идет здесь не только с «внешними», но и внутри церкви, где есть сильное течение в пользу полной несвязанной и церковной. И хотя бы вотум собора склонился не в пользу последнего течения, в политических кругах его значение веско, и оно может получить перевес даже среди подлинно православных политиков. Этим разделением православного мышления уменьшаются шансы на политическое торжество возобладавшей в церковной среде доктрины церковно-государственных отношений. Но этим же смягчается тот удар церковному самосознанию, какой нанесло бы ему, допустим, отвержение соборной схемы Учредительным собранием.

Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. № 90.

Многие подписчики «Ц-О. В.»² просят разъяснить – в чем могло бы заключаться отделение у нас Церкви от государства, о котором теперь часто говорят, и какие перспективы для Церкви открывает подобное отделение.

Полное отделение Церкви от государства заключается в том, что религия объявляется частным делом каждого гражданина, и государство отказывается от всякого вмешательства в религиозные отношения и от материальной поддержки религиозным учреждениям. Государство гарантирует каждому вероучению свободу исповедания, создает, так сказать, общие правовые нормы для всех религий, а само отходит в сторону. Практическая сторона вопроса при этом, конечно, главным образом в прекращении государственных ассигнований на потребности культа. В случае отделения у нас Церкви от государства лишились бы государственных пособий как Церковь православная, так и другие исповедания. Но вместе с тем и церковные организации перестали бы, разумеется, оказывать какие бы то ни было услуги государству. Обязательства тут прекращаются обоюдно.

Так, кратко, тот принцип, проведение которого предсказывают многие на будущем Учредительном собрании и которого многие же боятся. В противовес этому принципу, поэтому, выдвигается другое предложение. Вместо отделения Церкви от государства предлагают лишь сделать государство вневероисповедным и провозгласить равенство всех религий. По этому предложению государство покровительствует всем культам и дает им одинаковую, пропорционально числу исповедников, материальную поддержку. Например, в России, положим, 100 млн православных, 20 млн католиков, 20 млн мусульман, 10 млн евреев, 10 млн старообрядцев и т.д. Православная Церковь получает тогда, скажем, 100 млн рублей пособия, католическая – 20 млн и т.д. Такая система, говорят, никому не будет обидна и обеспечит все исповедания.

С первого взгляда, действительно, такая система представляется всех удовлетворяющей. Но она не предвидит одного обстоятельства, в будущем весьма существенного. Если бы все граждане государства исповедовали какую-либо веру, то, покровительствуя одинаково всем культам, государство не обидело бы никого. Но ведь не все граждане религиозны: есть граждане безрелигиозные и, несомненно, будет вневероисповедное состояние. Мы с трудом можем даже себе представить, сколько населения окажется в таком безрелигиозном состоянии: может быть много, может быть мало. Однако общее положение религии заставляет предвидеть, что найдутся миллионы безрелигиозных граждан, и число их, пожалуй, будет увеличиваться. Заставить их также поддерживать чужие культы – уже несправедливо. Конечно, так как верующих большинство, то это большинство может продиктовать свою волю меньшинству. Мы полагаем поэтому, что опасности принудительного отделения Церкви от государства не существует: сплотившись, верующее население может заставить принять систему покровительства всех религий. Мало того: если бы сплотилось одно православное население, то оно могло бы даже настоять на господствующем положении православной веры. Дело в том, что подобное принуждение вообще идет вразрез тем основным началам, которые полагаются теперь в основу будущего государственного устроения. И верность этим началам едва ли позволит законодательному разуму и воле страны навязывать части населения поддержку чуждых ей религиозных учреждений.

Вот почему преимущественно возможность отделения Церкви от государства мне представляется вполне реальной и, если, скажем, произошло бы это не сразу, то все же в этом направлении, видимо, движется жизнь. Следует ли, однако, очень бояться указанного отделения? Насколько велика от него опасность для церковных интересов?

Надо прежде всего иметь в виду, что отделение от государства, лишая Церковь материальной поддержки, обещает ей значительные идейные выгоды. Материальная зависимость, как бы ни было свободолюбиво и терпимо настроено государство, все же всегда связывает, налагает некоторые обязательства. Раз Церковь получает от государство деньги, она уже ни физически, ни нравственно не может бороться, например, с какими-либо государственными идеями. Например, государство сделалось деспотией, или наступило засилие пролетариата, или другого класса; водворились в государственном устройстве несправедливые принципы. Как будет Церковь протестовать против государственной несправедливости, когда она сама зависит от государственных щедрот? Весь трагизм христианской истории, по моему мнению, заключается в этой роковой связи с государством. За покровительство государственное Церковь заплатила своей свободой, свободой христианского духа, христианского слова. Скованная золотыми цепями, она должна была волей-неволей идти всегда за колесницей победителя. Убит император – да здравствует самодержавие! Республика сменила монархию – да здравствует республика! Народ обращен в рабов – да здравствуют помещики! Государство объявило несправедливую войну – да здравствует война! И так – бесконечно. В союзе и связи с государством Церковь и может только провозглашать: да здравствует! – что бы ни делало государство. История доказала, к чему привела эта роковая связь. Христианская идея в конце концов подменилась чем-то столь далеким от Евангелия, что ее не узнал бы сам Христос. Она утратила силу нравственного влияния и, как в начале она покорила мир, так потом мир легко покорил ее. Бесчисленны последствия этой роковой подмены и «осоления соли» христианской для религии вообще, для нравственной культуры человечества. Сохранись христианство в первоначальной чистоте, сохранись Церковь от государственного пленения – мир, наверное, был бы иным. И, право, никакие компромиссы не устранят пагубного влияния на Церковь зависимости от государства. Я не представляю себе, как Церковь будет действительно свободна, если государство станет давать ей содержание. В жизни нет аналогии, чтобы при подобных отношениях сохраняла свободу нуждающаяся сторона. Свобода Церкви – иллюзия, не только пока есть нынешний «союз», но и при равенстве культов. Дальновидные исповедания, сейчас независимые от государственного кошелька, мне думается, сами не пойдут в новый плен, не продадут за миллионы свою свободу. Ну, неужели старообрядцы примут ассигновку, когда старообрядчество именно и крепко своей материальной самодавлеемостью? Да и какой смысл терять свою материальную самостоятельность, налаженную давно, на непрочные блага государственной щедрости? Сегодня государство объявляет себя покровителем всех культов. А завтра оно скажет, что религия – частное дело граждан. Так кто же пойдет на подобную комбинацию? Она представляется выгодной для православия только потому, что православие-то не привыкло жить самостоятельно.

Нет, уже если каждый человек выше всего ценит независимость, даваемую материальным независимым положением, если «смотреть из чужих рук» всякому противно, то и для Церкви тут мало завидного. При малейшей возможности для Церкви было бы величайшим благом освободиться от всяких уз государственных и стать на свои ноги. Но есть ли такая возможность? Не рушится ли все внешнее церковное здание, как только государство закроет свой сундук?

Конечно, возможность материальной самостоятельности для Церкви есть. Ведь, в сущности говоря, народу все равно, содержать ли Церковь через посредство государственной казны или без такового посредства: деньги одни и те же. Вопрос исключительно в их распределении и способе извлечения из каждого частного бюджета. У государства есть свой технический аппарат для извлечения нужных ему средств, а у Церкви – нет. Но если нет, то надо его создать – и только. Тут скорее дело именно техники, церковной организации, а не экономики. В настоящее время православная Церковь получает от государства на свои нужды, не считая церковноприходских школ, около 45 млн Ведь сумма совсем ничтожная. При 100 млн православного населения приходится по 45 коп. на душу. Допустим теперь, что при добровольных взносах (так или иначе), без государственной принудительности, из 100 млн православных 10 млн не пожелают давать на Церковь ни копейки. Тогда по раскладке придется по 50 коп. на душу. Согласитесь, что такую сумму православное население может внести совершенно незаметно для своего обихода. Тогда наладьте дело, создайте систему – и государственные ассигнования не понадобятся. На полтинник разорится охотно русский человек для Церкви Божией. Если же он узнает, что за эти копейки освобождает христианскую идею, раскрепощает Церковь и выводит ее на дорогу к истинному царству Божию, то он не поскупится и рублем.

Таким образом, лишение материальной государственной поддержки для Церкви совсем не страшно. Отделение от государства обещает ей крупные приобретения и не бедность, а скорее обогащение. В государственный сундук стучаться ведь трудновато: мы это знаем. Каждую ассигновку надо выпрашивать и всегда урезывать потребности, потому что больше не дадут. При материальной самостоятельности, с хорошо поставленным техническим аппаратом и правильным хозяйством попрошайническая бедность должны покинуть церковную ограду. Почему непременно думать, что народ будет скуп? Потому, что теперь он неохотно достает кошелек, расплачиваясь за требы? Но надо иметь в виду прежнюю и будущую обстановку церковной жизни. Если Церковь приобретет нравственный авторитет, сделается крупной культурной силой, сумеет подойти к душе народной, я думаю, широко развяжутся все кошельки. Ведь речь идет не о многом: о нескольких рублях в год с каждого православного семейства.

Разумеется, нельзя перейти сразу к самостоятельному материальному существованию Церкви, пока не создано церковной организации, не налажено новое церковное хозяйство. Бросить Церковь сейчас государство поэтому не имеет права. Но в свою очередь Церковь в своих же собственных интересах должна изыскать новые пути и формы существования, организоваться внутри, подготовляясь к полной самостоятельности. Приход явится, конечно, фундаментом нового церковного здания, и создать его – первая задача. Создать на деле, а не на бумаге. Новые правила приходского устройства открывают лишь возможность такового. Осуществить же эту возможность – уже дело духовенства и прихожан. А так как народ наш очень темен, то роль духовенства будет руководительной.

Итак: скорее за дело! Мы понимаем тяжелое состояние полуголодных клириков, оглушенных революцией и своей бедностью иереев³, воздевающих руки о помощи пока все к прежнему прибежищу – государственной власти. Мы им искренне сочувствием, но должны сказать: унынием и жалобами делу не поможешь. Трудно, но надо работать, чтобы потом стало легко. Не надо бояться никаких лозунгов и трепетно держаться за казенный рубль. Бояться надо только оскудения веры, упадка религиозного духа в православном народе. Храните же этот дух, будите, зажигайте пламя религиозного горения. И поверьте: его силе будет прямо пропорциональна не только внутренняя крепость Церкви, но и ее материальное богатство. Вера человечества всегда выливалась в злато, в том порукой вся человеческая история. Невидимые сокровища души как-то неизбежно порождают сокровища мирские у ног хранителей народной веры. Так было, так будет.

Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. № 28.